| Валентин Исаакович Рабинович | |
| Страх | |
Вопреки расхожему мнению,
страх, вызываемый объективными обстоятельствами
жизни, сравнительно редко делает человека трусом. Гораздо чаще такой
«объективный»
страх побуждает его для восстановления душевного равновесия
совершать самоотверженные поступки.
Именно этим объясняется практически поголовное стремление моего поколения к войне, хотя сами себе мы его объясняли патриотизмом и коммунистическими идеями. Наши прадеды, ничего не знавшие о «Коммунистическом манифесте», точно так же стремились на войну против турок, угнетавших братьев-славян и греков. Самодержавие, державшее подданных в ежовых рукавицах задолго до Ежова, оставляло человеку для преодоления страха ту же самую столбовую дорогу – военную. Именно потому, что война отвечала массовым душевным потребностям терроризированных тоталитарными режимами народов России и Германии, эти страны создали самые боеспособные армии Второй Мировой войны. В равной мере это относится к таким проявлениям массового героизма, как восстание в Варшавском гетто, а после Второй Мировой войны – создание независимого еврейского государства в Палестине и его защита от арабских нашествий. Думаю, что Сталин и Гитлер, поставившие своей целью завоевание мира, вполне сознательно провели компании по тотальному устрашению своих народов, создав для этого специальные органы, загнав миллионы людей в концлагеря, оборудованные душегубками и другими конвейерами смерти. Организованная крупнейшими тиранами XX века система устрашения была не менее эффективна, чем придуманная в Древнем Риме децимация – казнь каждого десятого воина. За полгода до нападения гитлеровской Германии на СССР, в декабре 1940 года, мой друг Захар Файнбург, сын расстрелянных врагов народа, студент знаменитого московского ИФЛИ, прислал мне, уже призванному в Красную Армию, ходившие среди ифлийцев стихи – «Бригантину» Павла Когана и Гумилевских «Капитанов». С замиранием сердца – от восторга! – читал я строки, исполненные желания битвы: Надоело говорить и спорить, И любить усталые глаза В флибустьерском дальнем синем море Бригантина поднимает паруса! ………………………………………………….. Или, бунт на борту обнаружив, Из-за пояса рвет пистолет, Так что золото сыплется с кружев Розоватых брабантских манжет! Именно так, в едином потоке воспринял я тогда эти стихи, естественным продолжением которых стала для меня появившаяся чуть погодя Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой! Порожденное подавленным страхом стремление к подвигу отчетливо проявилось и в таком факте: тот же Павел Коган, подобно другим ифлийским поэтам, наиболее ярким представителям тогдашней интеллигентской молодежи, не дожидаясь войны против фашистов, пошел добровольцем на первую попавшуюся – с ничем не повинной малюсенькой Финляндией, все население которой не превышало по своей численности населения одной Москвы. Уж какие тут освободительные идеи! Их всех (нас всех!) гнал под пули неосознаваемый отчаянный страх. Страх отчаявшегося человека. Человека, не чаявшего сохранить свою жизнь Источник Оглавление |
|