Сватиков С.Г.

Участие евреев

Братья Утины и участники студенческого движения 1861 г. являются единственными представителями еврейства в освободительном движении 60-х гг. Затем ни в группе лиц, подвергшихся преследованию по делу Каракозова, ни в процессах, связанных с именем Нечаева, мы не встречаем еврейских имен.

Между тем стремление к просвещению охватывало все шире и все глубже русское еврейство, и из среды еврейской молодежи, устремившейся в высшие учебные заведения или только пытавшейся вырваться из круга понятий старого ортодоксального еврейства, вышли видные участники освободительного движения 70-х гг.

Эта еврейская молодежь решительно порвала со старым миром, и всем своим сердцем, всей своей душой устремилась к зданию нового мира. Эта молодежь вместе с демократической разночинной интеллигенцией всей России искренне и глубоко восприняла заветы народолюбия и свободы 60-х гг., неразрывно связала свою судьбу с судьбой русского разночинца, "беззаветно отдалась борьбе во имя свободы и счастья русского народа и, не задумываясь, понесла на алтарь русской свободы свое личное счастье, свою свободу и даже жизнь.

Семидесятые и первая половина восьмидесятых годов - это эпоха, когда из среды еврейской молодежи вышли выдающиеся деятели освободительного движения, для которых единственной целью было освобождение русского народа, в широком смысле этого слова. Национальные историки еврейского движения справедливо указывают на то, что почти все русские революционеры из числа евреев этого времени порвали со своей национальностью, растворились в русском движении, счастье и свободу русского народа поставили выше всего, забывая о родном народе и включая трудящееся еврейство в массу русского трудового народа и всемирного пролетариата.

Лишь немногие евреи-социалисты думали, говорили и действовали во имя еврейского пролетариата и обращались к еврейской социалистической молодежи. Большинство из них ассимилировалось с русской разночинной интеллигенцией и об руку с нею пошло на борьбу во имя академической и политической свободы, во или освобождения трудящихся масс.

И для тех, кому дорого движение 70 и 80-х гг., тем дороже самоотречение и великие жертвы, понесенные еврейской интеллигенцией в эту эпоху. А жертвы эти были велики, и если в начале 70-х гг. мы видим лишь отдельных евреев, участвующих в движении, к концу 70-х гг. они насчитываются сотнями.

2

Беспорядки 1869 г., охватившие высшие учебные заведения Петербурга, дали освободительному движению два имени. Первый был-студент Технологического института - Лазарь Гольденберг, второй - студент Медико-хирургической Академии Соломон Чудновский. Оба они были высланы за участие в беспорядках на родину: Гольденберг - в Тамбовскую губернию, а затем в Петрозаводск, а Чудновский в Херсон.

Оба они сыграли видную роль в движении. Гольденберг уже в конце 60-х гг. был основателем кружка, в котором шло горячее обсуждение статей Бакунина в "Народном Деле". Летом 1872 г. он удачно бежал из Петрозаводска за границу. Еще в России ой был в тесной связи с кружком чайковцев, усиленно настаивал на создании популярной народной литературы в [духе] идей кружка и в Женеве стал во главе вольной русской типографии, печатавшей именно эту литературу.

Им были напечатаны для чайковцев десятки народных брошюр, получивших в 1873- 1874 гг. широкое распространение. Поселившись в 1876 г. после высылки из Парижа в Лондоне, Гольденберг принял вместе с Либерманом участие в основании "Еврейского социалистического Общества", издавшего прокламацию "К еврейской социалистической молодежи", и неизменно помогал своим техническим опытом всем революционным организациям 70-90-х гг. В 1892 г. он был одним из основателей ФОНДА ВОЛЬНОЙ РУССКОЙ ПРЕССЫ в Лондоне, сыгравшего столь видную роль в русской заграничной прессе.

3

Соломон Лазаревич Чудновский, сын купца, попал после студенческих беспорядков в Херсон, а оттуда в Одессу. Здесь он стал одним из виднейших представителей кружка Волховского. имевшего теснейшую связь с чайковцами в Петербурге, ездил в Вену и Швейцарию, вошел в сношения с Лавровым, организовал транспорт нелегальных изданий, и в начале 1874 г.. преданный контрабандистом Симхой, был арестован. После 37,-летнего заключения он предстал пред судом по делу 193-х и осужден на ссылку с лишением всех прав.

На суде он защищался сам, потребовал отвода предателя Симхи, заявляя, что "это - сыщик, и посему действовал с корыстною целью". Однако прокурор Желеховский возразил, что "такого закона нет, чтобы допрашивать сыщика без присяги". Протестуя со всеми подсудимыми против разделения 193 подсудимых на группы, он "из уважения к правосудию и к своему человеческому достоинству" отказался участвовать в суде, так как "постановление 11 октября лишало его всех гарантий, предоставляемых подсудимым Судебными Уставами". Обстановка, при которой арестовали Чудновского, дала присяжному поверенному Бардовскому повод для следующего диалога со свидетелем Симхою:

Вопрос. Вы ездили в Одессу и устраивали там западню - за это вы получаете вознаграждение?

Ответ. Так как я верный подданный, то должен быть...

Вопрос. Я не отрицаю вашей обязанности, но вы все это даром делали: разъезжали, хлопотали, проживались?

Ответ. Все на мой счет, я только здесь получил 350 рублей от шефа жандармов

Вопрос. Как вас рассчитывают: поденно или поштучно, т.е. сколько людей изловите, за каждого?..

Ответ. Я не знаю их расчета, я получил 350 рублей"...

В Ялуторовске Тобольской губернии Чудновский был арестован за сношения с уголовным Цыпловым, оказавшим полиции вооруженное сопротивление, отправлен в Курганскую тюрьму; в начале 70-х гг. вместе с Волховским руководил в Томске "Сибирской Газетой", после 15 лет ссылки вернулся в Россию, после 1905 г. примкнул к левой группе конституционных демократов и умер в Одессе.

4

К числу той молодежи, которая со студенческой скамьи начала свое участие в русском освободительном движении, относится Марк Андреевич Натансон, выдающийся политический деятель и организатор. Родившись в 1850 г., в еврейской купеческой семье, он поступил в Медико-хирургическую академию в Петербурге и в конце 60-х гг. основал вместе с Н.В.Чайковским тот кружок, который сыграл выдающуюся роль в движении 70-х гг. и который по справедливости может быть назван столько же кружком Натансона, сколько и кружком Чайковского.

В связи с делом Гончарова, студента технологического института, печатавшего прокламации, правительство обратило в 1871 г. внимание на деятельность Натансона, работавшего по распространению в среде интеллигенции книг, хотя и прошедших через цензуру, но весьма тенденциозных. Натансон был отправлен в 5-летнюю административную ссылку в Архангельскую губернию. Во время процесса 193-х, ликвидировавшего кружок "чайковцев", открылось, что Натансон поддерживал связь с деятелями движения того времени.

В эпоху деятельности мелких разрозненных кружков и панического страха пред всякого рода центральными организациями, Натансон взывал из ссылки к товарищам, призывая их объединяться "в одно стройное целое". Досугом в ссылке он воспользовался для подготовки такого рода, "чтобы, - как писал он, - куда бы ни забросила меня судьба, я мог высоко держать знамя народного дела".

Вернувшись в 1876 г. из ссылки после разгрома 1874-1875 гг., он из уцелевших "чайковцев" и других народившихся к тому времени групп создал основное ядро новой мощной организации, принявшей затем название "Земли и Воли".

Деятельность его поражала всех своей энергией, неутомимостью и блестящим проявлением организаторского таланта. Летом 1877 г. он был уже арестован и после заключения в Петропавловской крепости отправлен на 10 лет в Восточную Сибирь, Вернувшись в начале 90-х гг. в Россию, Натансон избрал местом жительства Саратов, где снова сумел сплотить разрозненные общественные элементы.

В Орле, а затем в Петербурге он продолжал свою организационную деятельность, объединяя оппозиционные элементы во имя борьбы за конституцию. Партия "Народного Права" была создана его исключительными усилиями. Заключение в Петропавловской крепости и пятилетняя ссылка в Восточную Сибирь были для него лично результатом его кипучей 4-летней деятельности. Три раза выступает он в освободительном движении, и каждый раз его роль - роль собирателя разрозненных сил, организатора и вождя. Натансон - одна из крупнейших фигур движения не только 70-х, но и 90-х гг.

5

Между тем в городах "черты оседлости", в среде молодежи, готовившейся в раввины, все больше и больше распространялись мысли, приходившие туда из студенческих и семинарских кружков, идеи братства и свободы, борьбы за освобождение трудящихся масс. Для неофитов нового учения открывался мир, далекий от окружающей среды.

Идеи Добролюбова, Писарева, Чернышевского, с одной стороны, страстные призывы Лассаля, проповедь Лаврова, воззвания Бакунина, с другой стороны, - все это опрокидывало старые авторитеты, на место религии ставило разум, на место национального - общечеловеческое, на место узкой среды прошлого - широкий мир общечеловеческой борьбы за будущее.

Брожение шло повсюду: в Вильне, Минске, Могилеве, в Киеве, Одессе. Это движение дало революции ряд видных участников-евреев. Уже в 1870 году студент А. Финкельштейн должен был бежать из Вильны за границу, так как начато было дознание об устройстве тайной тенденциозной библиотеки в раввинском училище и распространении противоправительственных книг среди интеллигенции.

Этот Финкелъштейн, живя в Кенигсберге, оказал немало услуг русским революционерам при переправке через русскую границу как беглецов из России, так и транспорта с книгами в Россию. В 1872 г. образовался в Вильне тайный кружок, занимавшийся чтением запрещенных книг, вошедший в сношения с чайковцами в Петербурге и распространявший соответственную литературу среди интеллигенции. Членами кружка были:

Аарон Зунделевич, Аарон Либерман, В.И.Иохельсон, Борель и некоторые другие. 30 июня 1875 г. кружок подвергся разгрому, Либерман бежал за границу, Зунделевич скрылся и перешел на нелегальное положение. Но начатое дело продолжалось, и в 1876 г. благодаря сыщику Глобусу и предателю Дискеру Вольфзону кружок в Вильне подвергся новому разгрому; пострадали: Давидович, впоследствии еврейский писатель, и Арк. Клячко, всего до 40 человек. Независимо от виленского кружка возникали революционно-настроенные кружки и в других городах. "Настроение молодежи выражалось в религиозном неверии; оно носило печать нигилизма, смешанного со смутными Чаяниями грядущего равенства людей, коммунизма и т.п."...

Часто эти кружки были оторваны от общерусского движения и лишь отдельные личности из членов кружков вошли в революционное движение. В Могилеве подобный же кружок был создан гимназистами П.Аксельрод и братьями Левенталь, которые продолжали свою работу и в Киеве, в университете. Там же, в Могилеве, порвал связи со старым миром, с местом раввина, уже для него приготовленным, с отцом и женою, молодой Лейзер Цукерман.

В Минске студентом технологического института Шварцем (он же Рабинович) была начата социалистическая работа среди рабочих. Шварц начал работать в 1875 г. в кузнице, но вскоре был схвачен, сослан в Вятскую губернию. Из ссылки он эмигрировал в Нью-Йорк. За ним явился студент Киевского университета Моисей Веллер, работавший среди столяров. Ему вскоре пришлось бежать в Женеву; откуда он вернулся при Лорис-Меликове, но в начале 80-х г.г. он покончил жизнь самоубийством.

6

Выше мы назвали ряд лиц, сыгравших видную роль в русском освободительном движении. Зунделевич (род. в 1854 г.), создавший виленский кружок, вернулся вскоре из-за границы, был одним из основателей "Земли и Воли" и играл в ней выдающуюся роль как организатор технических предприятий: тип( графий, перевозки книг, перехода границы и. т.п. Вопре" скептицизму товарищей, полагавших, что существование подпольной типографии в Петербурге невозможно, Зунделевич ничтожные средства создал знаменитую "Вольную Русскую Типографию" конца 70-х гг., а когда "Земля и Воля" прекратила свое существование, он создал заново типографию "Народной Воли".

Среди анархических увлечений того времени, Зунделевич проявил большое понимание действительности и политический ум, высказываясь вместе с Вал.Осинским в пользу борьбы за политическую свободу. Среди землевольцев он был единственный, который с самого начала трезво и правильно ставил вопрос о необходимости политической свободы.

Когда в марте 1879 г. возбужден был вопрос о цареубийстве, Зунделевич принял участие в обсуждении вопроса о личности покушающегося. В Петрограде явились три кандидата, каждый по своей инициативе: Соловьев, Квятковский и еврей Гр.Голденберг. - "Я? ", заявил на суде в 1880 г. Зунделевич, - энергически восстал против участия Гольденберга, потому что, при обшей склонности христианского мира приписывать всей еврейской нации преступление, совершенное одним из ее членов, обвинен" данном случае легко могло обратиться на всех евреев".

Единственным же средством предотвратить покушение Соловьева был бы донос. Впрочем, Зунделевич участвовал в Липецком съезде, создавшем партию Народной Воли и решившем судьбу имп. Александра II. Немало усилий потратил Зунделевич на то, чтобы перевести имущество Лизогуба в руки партии, что, впрочем, ему не удалось вследствие предательства управляющего Лизогуба, некоего Дриго.

Зунделевич был арестован 22 октября 1879 г. в Публичной Библиотеке с несколькими номерами "Народной Воли", судился по процессу 16-ти в 1880 г., признал себя виновным в недонесении о покушении Соловьева и, объясняя свою деятельность, сказал, что она направлена была к свободе слова, "Мы стремились к изменению существующего строя, - говорил он, - но мирным путем, посредством пропаганды. Даже факты насилия были направлены только для достижения свободы слова"...

Приговоренный к бессрочным каторжным работам, Зунделевич был на каторге, сперва на Каре, потом в Акатуе, в 1891 г. выпущен в "вольную команду", в 1898 г. отправлен на поселение в Читу и в 1906 г. вернулся в Россию. Чем больше знакомимся мы с обликом Зунделевича, тем сильнее растет в нас чувство удивления, как мог среди анархической среды 90-х гг. выработаться такой выдержанный и последовательный социалист европейского типа.

Товарищ Зунделевича по "Земле и Воле", шлиссельбуржец М.Р.Попов, правильно определил его как истинного социал-демократа германского типа. Заслуживает внимание, что таким же европейцем был Натансон; таким же "европеизатором" русского рабочего движения явился впоследствии П.Б.Аксельрод - все трое вышедшие из еврейской среды.

7

Среди молодежи, порвавшей в начале 70-х гг. с родным домом ради пропаганды социализма, но не порвавших с родным языком и народом, нужно отметить Либермана и Цукермана. Оба они, правда, отказались от религии, подобно Зунделевичу, который на суде заявил, что он "никакого вероисповедания". Лейзер Иосифович Цукерман (1852-1887) происходил из купеческой семьи и, как мы знаем, бежал из родного дома за границу.

С 1875 по 1879 год он провел в Берлине, Вене и •Женеве, работая в качестве наборщика в революционных типографиях. Даровитый поэт и беллетрист, он много писал на Древнееврейском языке и жаргоне, был одним из главных трудников еврейского революционного журнала "Правда" оэмес), издававшегося Либерманом. Тесно связывая судьбу родного народа с судьбой русской свободы, Цукерман ни минуты не колебался, когда осенью 1879 г. Зунделевич пригласил его работать в тайную типографию "Народной Воли".

Бесконечно простой, с младенчески чистой душой, кроткий и незлобивый, он завоевал сердца всех товарищей по революционной работе, а впоследствии и по каторге. Товарищи его при аресте типографии в январе 1880 г. оказали вооруженное сопротивление. Цукерман отказался от показаний, чтобы не повредить кому-либо, хотя его вина заключалась только в печатании "Народной Воли".

На суде он искренне заявил, что он "социалист, но не революционер" и что он "ни разу в жизни не держал револьвера в руках". Это была - правда. Тем не менее суд приговорил его к смертной казни, как и Зунделевича, заменивши ему казнь 8-летней каторгой. Попав в Якутскую область после Карийской каторжной тюрьмы, Цукерман с первой же весной покончил с собой, бросившись в Лену. "Так, - говорит о нем О.Любатович, - кончила жизнь эта прекрасная одинокая душа, беззаветно искавшая правды, только правды".

8

Арон Либерман, скрывшийся с Зунделевичем, Вайнером и Иохельсоном из Вильны при ликвидации революционного кружка в 1872 г., был центральной фигурой еврейского революционного движения в России. Он родился около 1848 года, в г. Луна Гродненской губернии в семье учителя еврейского языка и после окончания ешибота учился с Зунделевичем в раввинском училище и вынес оттуда, подобно Зунделевичу, лютую ненависть к еврейскому раввинизму.

Во время суда над ним в Берлине, на вопрос о вероисповедании он ответил: - "Никакого. Но я имел несчастье родиться евреем"!.. Во время деятельности в Вильне (он служил там управляющим агентства "Двигатель") он стал поклонником Лаврова, и, когда последний начал издавать в Лондоне журнал "Вперед", он стал его сотрудником.

Другие члены кружка "главным образом имели в виду хождение в народ", т. е. работу среди русского крестьянства. Либерман был единственный, который смотрел на работу среди евреев "не только как на способ вербовки сил для российской революционной армии, но и как на средство поднять национальное самосознание еврейства, культурно-национальные особенности которого он ценил очень высоко в ряду прогрессивных факторов в деле развития человечества".

Проект пропаганды на жаргоне или на древнееврейском языке не успел осуществиться, когда произошел провал. Либерман получил в Кенигсберге рекомендательное письмо к Лаврову от студента Финкельштейна и работал в редакции "Вперед" в качестве сотрудника и в типографии в качестве наборщика. В Лондоне Либерман (при участии Гольденберга, бывшего товарища по технологическому институту, соратника по журналу "Вперед") организовал "Еврейское Социалистическое Общество", читал вместе с ним политико-просветительные рефераты и выпустил первую социалистическую прокламацию на еврейском языке: "К еврейской молодежи" за подписью "народные доброжелатели из дома Израиля".

В ней он призывал еврейскую интеллигентную молодежь на помощь к еврейскому пролетарию. Но и этот наиболее национальный еврейский революционер писал в журнале "Вперед": "Русский мужик - наш брат; для нас, социалистов, нет ни национальностей, ни расовых разделений; все мы, живущие в России - русские; у нас одни интересы и одни обычаи. Мы - русские. Соединимся же все против врагов во имя равенства и братства".

С апреля 1877 г. Либерман поселился в Вене, где издавал журнал "Правда" (Гоэмес), на древнееврейском языке. В феврале 1878 г. он был арестован в Вене при попытке отправить через Краков в Россию русскую революционную литературу. 14-го ноября 1878 г. его судили, как "русского нигилиста", организовавшего "этап между Женевой и Россией".

Суд признал его виновным лишь в проживании по "фальшивому" паспорту (он именовал себя Артур Фриман). Затем его выдали в Пруссию, чтобы судить в Берлине по т.наз. делу русских нигилистов. Здесь были арестованы на основании переписки, взятой на обыске у Либермана, студенты-евреи из России - Г.Гуревич, М.Аронзон и некоторые другие.

Русско-еврейское студенчество в Берлине оказывало большие услуги по транспортированию революционной литературы в Россию, информировало немецкую социалистическую печать о русских событиях и т. д., но не участвовало в немецкой политической жизни. Тем не менее Либерман, Гуревич и Аронзон были осуждены от года до 6 месяцев и к изгнанию из Пруссии навсегда.

Во время процесса открылось, что Аронзон был родом из Могилева, вел пропаганду сперва там, а затем вместе с Гуревичем, в течение 2 лет живя в Киеве, принимал там активное участие в русском революционном движении.

Так как причиной провала берлинской группы послужила неосторожность Либермана, сохранявшего всю переписку до последнего клочка, то товарищи по процессу предложили ему переселиться в Америку. Это так подействовало на Либермана, что он вскоре по приезде в Нью-Йорк застрелился. Гуревич вернулся потом в Россию, а Аронзон живет в Северной Америке.

9

Хождение в народ, которое стихийно охватило русскую интеллигентную молодежь в 1874 г.. было ликвидировано арестами, начавшимися 31 мая 1874 г. в Саратове. Записка министра юстиции графа Палена об успехах революционной пропаганды ! в Империи насчитывала 770 человек привлеченных к дознанию в качестве обвиняемых, из них 612 мужчин и 158 женщин. Не разыскано было 53 человека, под стражей содержались 265 человек.

К этому нужно добавить, что за 4 года, пока тянулось следствие, более 70-ти человек погибло в тюрьмах. Дело о революционной пропаганде в Империи, получившее в просторечии название "Большого процесса, или Дела 193-х", по числу подсудимых (в начале процесса было 196), привлекло на скамью подсудимых всего 9 человек евреев или 4%.

Это были Аронзон, Рабинович, Тетельман, И с. Павловский, Кац, Корабельников, Пумпянская, Чудновский и контрабандист Эдельштейн. Чуд-новского мы уже знаем. К сожалению, начинать приходится с ренегата. Студент Медико-хирургической академии, мешанин Моисей Абрамович Рабинович, 23 лет, брюнет, небольшого роста, был опубликован в списке разыскиваемых по делу о революционной пропаганде. Задержанный вскоре Рабинович дал такие подробные показания, что на основании их были привлечены десятки лиц.

Он был членом кружка Ф.Н.Лермонтова, который, выйдя из кружка "чайковцев", основал с благословения Бакунина свой кружок, в который принял Рабиновича. Последний проявлял большую энергию и настолько был опытным агитатором, что представлялся большинству имевших с ним дело зрелым человеком. Слишком раннее развитие его вызывало опасение более осторожных, и действительно Рабинович "задумал надуть жандармов своим мнимым предательством и, выйдя на волю, продолжать свою революционную деятельность...

Он предал только людей, которые, по его мнению, почти совпадавшему с действительностью, уже были скомпрометированы". Никого он, конечно, не "надул", кроме себя самого. Он указал на участие в деле А.Я.Ободовской студентов Акселърода, Лурье и братьев Левенталъ, Лермонтова и его кружок, его сношения с Бакуниным, Сажиным, Судзиловской, Ваховской, Милоглизкиным и Софией Лешерн фон Герцфелъд.

По словам Рабиновича, Лермонтов уже в 1872 г. видел исход лишь за "кровавой революцией" и рекомендовал вести пропаганду "в положении рабочего". Рабинович оговорил Чарушина, Богомолова, Куприянова. Кравчинского. О себе рассказал, что работал некоторое время в кузнице на Боровой улице, был заместителем Лермонтова в его кружке и представителем кружка в собрании депутатов петербургских кружков. Подробно рассказал он, как организовал с М.П.Сажиным перевозку книг через границу, при помощи контрабандиста М. Эдель-штейна.

В январе 1874 г. Рабинович, по поручению Лермонтова, ездил в Киев и Харьков, в начале мая, по поручению Ковалика, в Харьков и Киев, в Москву, где получил деньги от Войнаров-ского, в августе - в Саратов, предал Каблица и кружок "вспыш-копускателей", кружок Городецкого, кружок Баркова в Харькове, Брешковскую и Левенталей в Киеве.

Во время суда, сидя в доме предварительного заключения, Рабинович принес покаяние в содеянном пред всей тюрьмой и получил формальное прощение. Поведение его на суде было мужественным, но безнадежным. При разделении подсудимых на 17 групп, его включили во все, кроме 10, 13 и 17-й. На заседании 25 октября Рабинович заявил, что "все показания, которые он дал прежде, безусловно ложны и даны с целью [быть] освобожденным из-под стражи".

Протестуя против разделения подсудимых на группы, он отказался отвечать на вопросы, "признал свою принадлежность к социально-революционной партии и факт распространения ее изданий", но "виновным" себя ни в чем не признал: "здесь не может быть речи о виновности". Вслед за этим, когда Синегуб заявил, что "доверия к суду не питает и его не признает", Рабинович присоединился к нему и был удален.

На заседании 27 октября он заявил, что будет посещать суд, чтобы восстановить истину и по поводу оговора кружка "чайковцев" объяснил, что дал ложные показания, подтверждал то, что предлагал подполковник Новицкий.

Тщетно пытался Рабинович отвергнуть возведенные им же обвинения на Сажина и Лермонтова, на Троцкого, Артамонова, на кружок "самарцев". Во время речи Мышкина, когда тот бросил сенаторам обвинение в неправосудии, Рабинович препятствовал жандармам прервать речь и вывести Мышкина. Рабинович приговорен был к лишению прав и ссылке в Иркутскую губернию. В Сибири он, не вынеся перенесенных потрясений, сошел с ума. перевезен был в 1881 г. в Казань и там умер.

10

Соломон Аронзон, которого обвинительный акт именовал мещанином, был студент Медико-хирургической академии и обвинялся в принадлежности к кружку "оренбуржцев", организованному Голоушевым в Петербурге. Раньше он работал в кружке студентов Медико-хирургической академии Вейнбаума (осень 1873 г.), но кружок распался. По показанию студента-техника Гвоздева, Аронзон производил вместе с ним опыты создания печатного станка.

Он был послан кружком на Волгу, с двумя тюками нелегальной литературы, в Самаре тщетно искал адресата, вынужден был бросить тюки и уехать в Оренбург. 23 августа 1874 г. он оставил в Казани на квартире уже арестованной Веревочкиной записку, неосторожно подписанную своим именем, и вечером был арестован. Письма его из Самары были перехвачены.

В них он рассказывал о встрече на пароходе с Д.Клеменцом ("Бяка", "Яй-Богу"), жаловавшемся на неуспех пропаганды: "слушают-то слушают, но сами слышанное не распространяют... в одно ухо вошло, в другое вышло. Главная причина неплодотворности нашего дела заключается в отсутствии развития со стороны угнетенных и нашем собственном шалопайстве.

Для того чтобы деятельность наша была плодотворна, - заключал Аронзон, предсказывая правильно следующую стадию хождения в народ - "поселения" в народ, - "нужно развивать отдельные личности и бросить шалопайство. Этого достигнем с помощью известного тебе плана - поселиться в деревне и устроить крепкую организацию"...

Для работы в деревне Аронзон хотел ехать кончать академию, скопить тысячи три рублей, "и тогда за дело". Таким образом Аронзон отразил живое впечатление, полученное опытом 1874 г., что недостаточно мимоходом бросить несколько слов, чтобы увлечь кого-либо, тем более массу за собой. Как на улику против Аронзона, обвинительный акт указал на крестьянские рубахи, найденные у него при аресте. Во время суда на заседании 1 ноября Аронзон отказался отвечать на вопросы, от защитника и от участия в процессе.

Он отказался сидеть на скамье подсудимых. Председатель несколько растерялся, потому что стал уговаривать Аронзона остаться: "когда оправдаетесь, сидеть не будете", "я не имею права предоставлять вам другого места", но потом, несмотря на заявление Аронзона: "Вы можете заочно приговорить меня" - резко удержал его в зале.

Однако вскоре же Аронзон, указывая на обер-прокурора Желеховского, нервно заявил: "Господин первоприсутствующий, я не могу сидеть здесь: мне противно находиться против одного из башибузуков, нашего злейшего врага и мучителя". Он был тотчас удален за оказанную дерзость. Приговор был мягкий: 3 месяца рабочего дома без лишения прав, но он последовал после 3 1/2 лет предварительного заключения, а за ними последовала административная ссылка.

11

Студент Медико-хирургической академии, купеческий сын. Лейзер Абович Тетельман был одной из многочисленных жертв процесса 193. Обвинительный акт поставил его в связь с киевской "коммуной". Выяснилось, что он был знаком с Е.К.Брешковской, затем знакомство их перешло в интимную близость, и, приезжая в Петербург, Брешковская останавливалась у него.

Тетелъману ставили в вину поездку в Горяны, Мглинского уезда, где он с Брешковской якобы хотел воспользоваться доверчивостью помещицы для приобретения средств от продажи ее имения на революцию. Из Горян он поехал в Киев, где был известен в "коммуне" под именем Коли. Во время начавшихся арестов Тетельман помог бежать Стефановичу, Коленкиной, слишком поздно явился на выручку Брешковской. Он устроил в Киеве вечер в пользу политических заключенных.

Был уличен в посылке Брешковской записок в тюрьму через посредство Марии Пассовер. Нужно ли говорить, что обвинение в каких-то корыстных планах было совершенно ложно, что и выяснилось на суде. Даже в сухом изложении стенографического отчета нельзя равнодушно читать о положении Тетельмана на суде. В последней стадии чахотки, нажитой в тюрьме, он появляется в суде.

Суд переводит его со скамьи на стул, где ему легче сидеть. Его выслушали вне очереди, наконец, он просил отпустить его на юг. "Я расстроен совершенно, - сказал Тетельман, - у меня рандеву 5-6 болезней: цинготное разложение крови, воспаление верхушек легких, несварение желудка и т.п."...

На суде Тетельман доказывал, что его обвиняют в принадлежности к сообществу без всяких данных, с благоговением говорил о Брешковской, своей гражданской жене, "которая произвела на него чрезвычайно сильное впечатление своей честной нравственной натурой, своими сильными убеждениями".

Во время поездки Брешковской в Горяны он был арестован по оригинальной причине: у него в билете значилось, что он "своекоштный студент", а полиция наивно прочитала "своевольный студент". Он признал, что оказывал помощь Брешковской, Коленкиной и устроил вечер в пользу потерпевших. 10 ноября состоялось постановление об освобождении, 20-го его освободили, а 25-го ноября его уже не было в живых.

12

В принадлежности к харьковскому кружку обвинялся Михаил Николаевич Кац. В 1874 г., по словам Аптекмана, это был еще очень молодой человек, прекрасно начитанный, талантливый, энергичный. Харьковский кружок возник весной 1874 г., когда в Харьков приехал один из виднейших революционных деятелей - Ковалик.

На устроенных им собраниях преимущественно семинаристов присутствовал и студент Харьковского университета Кац, поддерживал речь Ковалика и стал энергичным членом кружка. Затем он уехал в Екатеринославскую губернию изучать кузнечное ремесло и добыть денег для кружка. В ноябре 1873 г. он присутствовал в Киеве на съезде кружка "жебунистов", где было решено группами расселиться по России.

Через Якова Стефановича Кац получил место учителя сперва в Кошарах, а потом в с. Великий Самбор Конотопского уезда. К лету 1874 г. он переехал в Одессу, где жил с С.Жебуневым, посещал Макаревич, занимался бондарным ремеслом. На суде выяснилось, что в Черниговской губернии у него была кузница, в которой работали революционеры, В 1875 г. Кац бежал в Румынию, откуда был увезен обманным образом в Россию, приведен в Петропавловскую крепость, доставлен на суд по делу 193-х, отказался присутствовать на суде.

Особое Присутствие Сената приговорило его к 1 году 3 месяцам арестантских отделений с лишением прав, но ходатайствовало о вменении ему в наказание предварительного заключения. Зимой (в декабре 1878 г.) на совещании либералов с террористами по поводу приостановки террористических покушений он присутствовал в качестве представителя народников (не террористов).

Сосланный административно в Мезень "за участие в пропаганде", он бежал 24 июня 1879 г. из Архангельска в Вадзё, на норвежском пароходе. Шведское правительство не выдало его, но III Отделение установило над ним надзор, так что когда Кац прибыл в Париж, то агенты, следовавшие за ним по пятам, установили, что он имел здесь свидание с Л.Н.Гартманом, и дали знать русскому посольству, тотчас предъявившему требование о выдаче.

Из Франции Кац поехал в Румынию, жил здесь, принимая под именем Геря-Доброджану видное участие в румынской жизни и литературе, оказывая помощь русским эмигрантам. Умер в 1884 г. в Монпелье.

13

В качестве основателя революционного кружка в Таганроге судился по делу 193-х студент Медико-хирургической академии Исаак Павловский. В Петербурге к его кружку принадлежал его брат Аарон, слушательница акушерских курсов Эйдели Пумпянская, студенты-медики Зубков и Иванишевич, Этот кружок имел самостоятельные сношения с эмиграцией, с Сажиным, занимался ввозом и распространением революционных изданий.

Летом 1874 г. в Таганроге Павловский при помощи московской и харьковской деятельницы А.Андреевой организовал кружок, в котором читалась революционная литература. Свидетель Юркевич отозвался о Павловском, как об "умнейшем члене и представителе кружка". Под ширмою члена кружка Иогансона была организована библиотека легальных, но тенденциозных книг.

На следствии вскрылась полностью деятельность Павловского по перевозке книг через посредство контрабандиста Эдельштейна. У Аарона Павловского найдено было письмо его брата, Исаака, который писал: "мы теперь мчимся с дикой быстротой назад в Николаевские времена"... "Долго этого быть не может, не могу и не хочу верить, чтобы это долго так было".

У Гейштор была найдена в тюрьме записка Павловского: "верю глубоко в наше святое дело... пусть свирепствует опричнина, она сама себя сжирает в своем неистовстве... нельзя ли узнать об Андреевой, т. е. об ее образе жизни. Мне говорил брат, что она делает доносы на подруг, что стучит. Эта стерва - второй экземпляр Рабиновича"...

На суде Павловский отказался от участия в заседаниях и от защиты Евгения Утина. Суд заочно приговорил его на три месяца, зачтя предварительное заключение. Объяснения его на следствии были довольно откровенны, но разрыв его с товарищами произошел гораздо позже. В начале августа 1878 г. вместе со Стефановичем, Дейчем и Бохановским, бежавшими из Киева, он был переправлен Зунделевичем через границу и поселился в Париже. Здесь он постепенно порвал с прежними товарищами, стал корреспондентом "Нового Времени" под именем Яковлева и в эпоху "мерзости и запустения" оказал самое тлетворное влияние на Льва Тихомирова, содействовав ренегатству этого крупного революционера, некогда его товарища по делу 193-х.

В связи с Павловским судился по делу 193-х ученик харьковского железнодорожного училища Семен Корабельников, которого привлекла к революционной деятельности Андреева, советовавшая ему пропагандировать среди рабочих, ехать на практику поближе к Таганрогу, а также включившая его в кружок Павловского. На суде выяснилось, что товарищи "гнали его за то, что он - еврей", а он "смеялся с русского народа, что небрежность наблюдает в избах". Говорил: "не понимают ничего, не учены, вот поэтому и обманули помещики землей", что за границей лучше: "нема царя там, само общество управляется". Корабельников был оправдан.

Точно так же оправдана была судом слушательница акушерских курсов, виленская мешанка Эйдели Владимировна Пумпянская, прикосновенная к переписке Павловского с заграницей. Роль ее в деле была незначительна, но и то. что она судилась по делу 193-х, являлось в глазах администрации таким явным признаком неблагонадежности, что во времена "паню-тинского" террора в Одессе в 1879 г. при генерал-губернаторе Тотлебене ее выслали из Одессы в северо-восточную губернию.

Совершенно случайным элементом в Большом процессе явился контрабандист Мовша Вульфов Эдельштейн, ввозивший литературу. На суде он уличал Сажина, горько сожалел, что "не имел счастья" своевременно видеть г.прокурора.

"Я даже никогда не мог себе представить, - воскликнул контрабандист, - что книги могут быть такие преступные". Мы видели выше, что южные контрабандисты были далеко не так наивны. Сенат приговорил его к 3 1/2 г. арестантского отделения, но вменил в наказание предварительное заключение

14

Дело 193-х, конечно, закончилось приговором по отношению лишь к части тех, кто принял участие в движении начала 70-х гг. Дознание по делу открыло революционную деятельность лиц, которым удалось бежать, скрыться за границу и принять затем участие в освободительном движении.

Так, в деле одесского кружка Жебуневых неоднократно упоминалось имя супругов Макаревич. Анна Макаревич, урожденная Розенштейн, родилась в 1854 г., была уроженкой Симферополя, молодой девушкой уехала в Цюрих, блестяще выдержала экзамен в политехникум, куда была принята одной из первых женщин, была отличным математиком, но увлеклась проповедью Бакунина, стала членом кружка "сен-жебунистов" и убежденнейшей отрицательницей государства.

В Цюрихе же она вышла замуж за Макаревича, одессита, с которым она приехала в Одессу и здесь продолжала начатую в Цюрихе, в кружке "сен-жебунистов", революционную работу. Обвинительный акт по делу 193-х вменял в вину ей, собственно, немногое, но это понятно, потому что она скрылась от ареста еще в 1875 году. Были установлены ее революционные связи с Жебуневыми, Кацем, Франжоли, Желябовым.

В 1877 г. она эмигрировала, в том же году была арестована в Париже за основание интернациональной секции, причем И.С.Тургенев оказывал ей помощь через посредство П.Л.Лаврова, затем была арестована во Флоренции. В 1878 г. она связала свою жизнь навсегда с итальянским рабочим движением. Вышла замуж за итальянского социалиста Коста. Ее имя, принятое в Италии - Кулешова, стало широко популярно в международном социализме.

В 1893 г. она председательствовала на Цюрихском международном рабочем конгрессе, в 1895 г. присуждена в Италии к тюремному заключению. В период своей нелегальной жизни в России она продолжала революционную работу (1875-1877). Так, она привезла из-за границы типографский станок, снабдила М.Ф.Фроленко средствами на устройство побега В. Костюрина.

15

Брат Исаака Павловского, Аарон, именуемый в обвинительном акте "не окончившим курса гимназии", был арестован по делу таганрогского кружка; выпущенный на свободу, скрылся, а в 1877 г. эмигрировал сперва в Марсель, а затем в Буэнос-Айрес. Аарон Павловский, несомненно, был не менее брата виновен в распространении революционной литературы.

В связи с еврейскими революционными кружками эмигрировал в 1873 г. Самуил Клячко, живший затем долго в Париже и в Вене. От внимания полиции ускользнула роль, сыгранная студенткой Анной Михайловной Эпштейн, через которую виленский кружок начала 70-х гг. вступил в связь с чайковцами.

Роль эта вырисовывается из воспоминаний семидесятников; у нее собирались в Петербурге, после разгрома 1874 г., революционеры - Клеменц, Кравчинский, Саблин, Морозов и другие, она же отправила за границу Саблина и Н.Морозова, у нее собирались участники "процесса 50-ти" - Джабадари, Чи-коидзе, Зданович. Переехавши в Швейцарию, она продолжала оказывать ряд важных услуг С.Кравчинскому, Н.Морозову, 0.Любатович и др.

16

Точно так же неоткрытой осталась деятельность студента Медико-хирургической академии Л.Гинзбурга, который в период 1873-1875 гг. был в Петербурге агентом журнала "Вперед". Между ним и М.Рабиновичем, участником Большого процесса, который был агентом по распространению бакунинских изданий, происходили всегда ссоры из-за пути, по которому шли транспорты с литературой.

Это был, по словам Аптекмана, студент выпускного курса Медико-хирургической академии, человек умный, знающий и энергичный. Сам Гинзбург пользовался популярностью среди молодежи, его можно было встречать на сходках того времени, на которых он всегда выступал, как умный защитник пропаганды социалистических идей в России, как сторонник Лаврова.

Он вносил, благодаря своей начитанности и дисциплине мысли, не только оживление в студенческие горячие споры, но и порядок и толк. Он был главой кружка "лавристов", пропагандистская деятельность которого началась еще в 1872 г. Помимо распространения изданий Лаврова, кружку Гинзбурга, вместе с чайковцами, принадлежит инициатива в издании за границей центрального органа социально-революционной партии и в выработке предварительной программы органа.

От "чайковцев" и "лавристов" были посланы еще в 1872 г. делегаты для привлечения Лаврова к этому делу. И уже 1 августа 1873 г. вышел № 1 непериодического издания "Вперед". Впоследствии Л.Гинзбург стал видным врачом-хирургом. Н.В.Чайковский, на мой запрос, сообщил мне, что Гинзбург сначала примыкал к "чайковцам", но недолго, а затем стал главой "лавристов". По сообщению Н.В.Чайковского, из евреев принадлежал к "чайковцам" еще Дав. Марк. Герцен-штейн, впоследствии известный общественный деятель, но личные и сердечные дела быстро отвлекли его от кружка "чайковцев".

17

Из виленского кружка, кроме Зунделевича и Либермана, эмигрировали Вайнер и 22-летний Владимир Иохельсон (он же Вениамин Голдовский, р. 1853 г.). Бежавши в Германию, он работал там на машиностроительных заводах, в качестве токаря по металлу, вернулся нелегально в Россию в июле 1878 г., участвовал в подготовке убийства Мезенцова, не зная, впрочем, для чего, именно доставил он из Москвы в Петербург пролетку (на ней ускакал Кравчинский).

Затем он способствовал бегству Стефановича, Дейча и Бохановского за границу, доставил из Петербурга в Москву транспорт нелегальной литературы, работал с землевольцами на юге России. В 1879 г. в Петербурге работал в народовольческой типографии в качестве наборщика и занимался перевозкой и распространением нелегальной литературы.

В начале 80-х гг. жил в Швейцарии, в Женеве, где работал в типографии "Народной Воли". В 1881 г. он приезжал в Россию, с целью освободить Н.Морозова, незадолго перед тем арестованного на границе под фамилией Лакиер и сидевшего в сувалкской тюрьме.

23 сентября 1885 г. Иохельсон был арестован на прусской границе в Ковенской губернии и после 3-летнего заключения сослан административно на 10 лет в Восточную Сибирь. Эти годы он прожил в Средне-Колымском округе, изучая быт инородцев. Вместе с Таном он участвовал в работах американской и других экспедиций 1900-х годов. В настоящее время Иохельсон крупный ученый-этнограф.

18

К числу кружков начала 70-х гг., в которых было наиболее заметно участие евреев, относится киевский. Одни из членов его приобрели крупную известность, другие сошли быстро со сцены. К числу вторых относятся Эмме, госпожа Ширмер, имевшая ранее в Киеве публичную библиотеку, к числу первых Аксельрод, в то время студент киевского университета, впоследствии один из основателей и виднейших вождей российской социал-демократии. Кружок не проявлял большой активности, но охватывал своим влиянием сравнительно большой круг молодежи.

Во время борьбы лавризма и бакунизма, киевляне (кроме Эмме) примкнули к анархическому бакунизму. В бакунистскую группу вошли Аксельрод. которого именовали тогда Аксельроде, студент Лурье, Анна Макаревич (Розенштейн), Дейч и ряд видных русских революционеров, впоследствии террористов. Впрочем, Дейч, Стефанович (и Бохановский) составили скоро свой особый кружок, создавший знаменитое чигиринское дело.

Обвинительный акт по делу 193-х устанавливал следующие данные относительно кружка: членами его (из числа евреев) были студенты университета - братья Левенталь, Аксельроде, Лурье, дочери врача Каминер.

Специально Аксельроду приписывались следующие преступления: он увез из Каменец-Подольска бежавшую от жестокого обращения матери Идалию Польгейм, ввел ее в кружок, о котором сообщил ей, что цель его - произвести в России переворот и улучшить положение низшего класса населения, навешал Софью Каминер в доме Хотова, где та вместе с Рогачевой, работала в качестве простой работницы.

Вместе с одной из сестер Каминер Аксельроде ездил в Чернигов, вел пропаганду среди семинаристов, объясняя им, что необходимо "водворение анархии, после которой народ устроит свой быт по своему усмотрению", рассказывал им о существовании в России и в Киеве революционных кружков, советовал создать такие же из надежных и сочувствующих делу лиц и затем идти в народ для пропаганды.

Кружок, действительно, был создан ненадолго, но распался. Обвинительный акт повторял и о целомудреннейшем Павле Борисовиче грязную ложь, будто бы в киевской коммуне "спали вповалку и вперемежку мужчины и женщины", среди них и Аксельроде. Во время слушания дела факт пропаганды Аксельрода в Чернигове и организация им кружка подтвердились, а равно и связи его с киевским кружком.

Сведений, выяснившихся на суде и еще во время дознания, было достаточно, чтобы Аксельроде был в числе осужденных по Большому процессу. Но еще во время арестов Аксельроду удалось бежать и уже осенью 1874 г., перейдя границу, он появляется в Берлине. Здесь он близко сходится с германскими социал-демократами, но прошло еще 10 лет. пока из бакуниста-анархиста выработался социал-демократический государственник.

В Женеве он сходится с бакунистами (Ралли, Жуковским, Эльсницем), по поручению тех ездил в 1875 г. в Россию, где оказывает Натансону содействие по реорганизации разгромленных сил, сотрудничает в женевском "Работнике" 1876 г., основывает, редактирует (с кружком бакунистов) "Социал-революционное обозрение-"Общину"" (1877-1878, №1-9).

В 1879 г. Аксельрод едет в Россию, организует в Одессе "южнорусский рабочий союз", вступает в группу "Черного Передела", затем, скрывшись снова за границу, все больше эволюционирует от анархизма к политизму и в 1883 г. участвует в создании "Группы Освобождения труда" (с Плехановым, Дейчем и В.Засулич).

Деятельность Аксельрода, как социал-демократического вождя, его литературная и практическая работа столь многообразны в течение 30 последних лет, что невозможно даже вкратце очертить главные этапы его жизни за это время. Его биограф А.Н.Потресов, подводя итоги 45-летней работе Аксельрода, правильно говорит: "пред нами на протяжении четырех десятилетий проходит непрестанная деятельность ума, всецело направленного на познание рабочего движения и его практических путей".

Аксельрод - "единственный в своем роде русский философ тактики и евреопеизатор движения"... П.Б. Аксельрод всю свою жизнь был именно евреопеизатором русской политической мысли и русского рабочего движения. Не ограничиваясь чистым теоретизированием, он всегда старался посильно указать пути и к практическому осуществлению идеалов демократии. Среди деятелей, выдвинутых русским еврейством в начале 70-х гг., он занимает одно из самых первых мест.

19

Братьям Левенталь и сестрам Каминер обвинительный акт по делу 193-х ставил в вину следующие поступки. Обоих братьев видел в Киеве, в кружке "чайковцев", приезжавший туда Рабинович. Через них и Аксельроде имел сношения с киевским кружком член черниговского кружка студент Бошко-Божин-ский. К последнему приезжал один из Левенталей и одна из Каминер (последняя с Аксельроде).

Левенталь недолго был в Чернигове, но вел здесь пропаганду и советовал идти в народ в качестве сельских учителей, фельдшеров или под видом рабочих. На суде бывшая гимназистка Елена Харченко показала, что Левенталь в Чернигове говорил о плохом положении рабочего класса, снабдил Божко журналом "Вперед".

Каминер (по-видимому, Софья), приезжавшая в Чернигов, рассказывала о том, как слушала лекции по медицине в Цюрихе, о Бакунине и для переписки с ней и Аксельродом дала шифр: "Бог завещал нам. чтобы мы жили по-братски в духе любви, как братья. Шафецельев". Обе сестры Каминер бывали и даже оставались ночевать в "Коммуне". Обвинительный акт считал это не то преступлением против нравственности, не то государственным.

На суде свидетельница Елена Харченко показала, что Каминер приезжала покупать имение и советовалась с ее отцом на этот счет. О судьбе сестер Каминер у меня сведений нет. Но один факт "сношений с семейством земского врача Каминер" считался в 1879 г. киевским жандармским управлением за доказательство "принадлежности к социал-революционной партии", при этом за доказательство "несомненное".

Так заявило управление относительно присяжного поверенного Линдфорс. В 1879 г. во время дознания по делу об убийстве харьковского губернатора князя Кропоткина "произведено было специальное дознание о преступной деятельности земского врача Каминер, в имении которого, в деревне Паперни, укрывалась преступная личность...

Прежде всего обнаружено было преступное направление как самого врача Каминер, так равно и всего семейства, из коих три дочери, Августа, Анна и Надежда, отданы были в 1874 г. под надзор полиции, но успели скрыться и долгое время неизвестно где проживали. Семейство Каминера, как оказалось, по дознанию, постоянно посещалось разными лицами, которые укрывались летом в имении Паперни, ведя подозрительный образ жизни"... Лицо же, именовавшееся Гришкой и проживавшее в 1877 г. у Каминера, оказалось убийцей князя Кропоткина Григорием Гольденбергом. Что касается братьев Левенталь, то они в 1874 г. скрылись.

20

Кроме того, в деле 193-х упоминалось о студенте Блюмен-фельде, у которого нашли письмо члена "коммуны" Ларионова, преступного содержания, и о студенте Семене Лурье. Последний был членом киевского кружка "чайковцев", занимался с И с. Павловским транспортированием литературы. 17 августа 1874 г. он был арестован, причем у него найдены были адреса Коленкиной и Брешковской.

В обвинительном акте по делу 193-х ему ставилось в вину, что он должен был снабдить деньгами разъезжавшего от имени одесского кружка А. Костюрина, принимал (со Стефановичем) "самое деятельное участие" в Делах одесского кружка. При аресте Франжоли было найдено письмо к Лурье.

Благодаря безвозвратным денежным "займам", которыми, по словам Дейча, пользовался от родителей Лурье всесильный тогда в Киеве жандармский адъютант барон Гейкинг, Лурье не трудно было бежать из-под стражи, что он и осуществил при помощи своего друга Л.Дейча. в то время вольноопределяющегося Херсонского полка. Это произошло в 1876 г. Лурье скрылся в Румынию, где, по сведениям Департамента полиции, жил под именем Ольшевского, а потом в Геную.

Прошло немного времени после арестов, которые повели к Большому процессу, когда в Москве, Туле и Иваново-Вознесенске обнаружены были лица. которые вели пропаганду среди рабочих на фабриках. Следствие по этому делу велось быстрее, и еще раньше процесса 193-х оно было заслушано Особым присутствием Сената и получило название дела 50 московских социалистов или просто процесса 50-ти.

В этом деле обвиняемые состояли из трех элементов: группа кавказской молодежи, студентки цюрихского университета, которым правительство воспрепятствовало учиться в Цюрихе, и рабочие. Среди цюрихских студенток была одна еврейка - Бетти Каминская. Родом из Мелитополя, из купеческой семьи, она в 18 лет поехала в Цюрих, куда стремились русские девушки.

Здесь она стала членом знаменитой группы сестер Фигнер, Бардиной, сестер Любатович и многих других. Мысль о работе на благо пролетариата в среде рабочих и в качестве рабочих, владевшая всем кружком, охватила и ее. Осенью 1874 гола она вернулась в Россию, а третьего апреля 1875 года ее уже арестовали.

За это время она работала сперва на тряпичной, а потом на суконной фабрике, в отвратительных условиях, от 4 часов утра до 8 часов вечера таскала тяжкие тюки, мыла полы, полоскала на речке белье. И при таких ужасных условиях она находила время и силы вести пропаганду, работать на пользу того дела, которому посвятила себя. В своем увлечении пропагандой Каминская доходила до какого-то экстаза.

Рабочие дивились ее рассказам, слыша их из уст простой крестьянки, и они принимали ее за раскольницу. Вдохновенная речь ее производила впечатление, которое еще усиливалось ее наружностью. В эти минуты она была поистине прекрасна. Большие карие глаза искрились и горели, щеки покрывались ярким румянцем, В голосе слышались хватающие за душу ноты...

Ей удалось составить из рабочих небольшой кружок. Но при всем своем удивлении уму и "грамотности" рабочие ни на минуту не заподозрили происхождения Каминской. Это было минутой торжества, минутой упоительного счастья, вряд ли когда-либо испытанного ею. Хрупкая и нежная по природе, страстная порывистая южанка. напоминавшая своей экзальтацией средневековых пророчиц.

21

Бетя Каминская не перенесла гибели любимого дела. Уже на втором месяце заключения она помешалась. Ее держали в тюрьме, и только через 8 месяцев выпустили. Немного оправившись в родном доме, она прочла обвинительный акт по делу ее товарищей; стали приходить отчеты о процессе, в котором она не участвовала по причине душевной болезни.

Она стала рваться в Петербург, на скамью подсудимых, и, когда это оказалось невозможным, она отравилась. Целые 3 дня продолжалась ее агония. Она умерла с мыслью о товарищах, о их судьбе, умерла в ужасных мучениях. Среди жертв, отданных русским еврейством на алтарь русской свободы, эта жертва была одна из самых чистых, из самых незабвенных.

Другая участница группы, осужденная по процессу 50-ти. по лишении всех особенных прав и преимуществ, на 2 года рабочего дома, была женщина, которой судьба готовила трагические переживания и участие в одном из самых потрясающих эпизодов освободительной борьбы. Это была мозырская мещанка, окончившая курс акушерства, Геся Мироновна Гельфман.

В обвинительном акте по делу 50-ти ей ставились в вину следующие обстоятельства: у нее собиралось в Киеве много молодежи, она вела обширную переписку, через нее шла революционная переписка (так, у О.Любатович было найдено письмо, адресованное третьему лицу, через посредство Гельфман, преступного содержания), у нее на квартире захвачены были проживавшие по крестьянским паспортам студенты Петровской Земледельческой Академии Воронков и Млодецкий.

Родившись в 1854 г. в еврейской зажиточной семье, Гельфман бежала из дома почти накануне свадьбы, против ее воли устроенной отцом. В Киеве она сошлась с будущими участниками процесса 50-ти А. Хоржевской и О. Любатович. Заключение в рабочем доме она отбывала в обществе проституток. Высланная административно по окончании срока в Старую Руссу, она сбежала оттуда в 1879 г. и отдалась исключительно революционной работе в партии "Народной Воли", исполняя обязанности хозяйки конспиративной квартиры.

После 1-го марта 1881 г. эта квартира (на Тележной ул.) была открыта. Среди найденных вещей была записка, где между прочим говорилось: "дело пошло, как по маслу, нужна бы женщина, еврейка, для неинтеллигентной роли, попросите от меня Гесю, не возьмется ли она за это; если нет, то тогда пусть А.М. поручит ей ведение всех дел в Питере, а сама приезжает"...

Выяснилось на следствии, что она была хозяйкой особо конспиративной квартиры на Троицкой улице, где происходила подготовка покушения на императора Александра II. Гелъфман показала лишь. что в этой квартире печаталась народовольческая "Рабочая газета" № 1 и "программа рабочих членов партии". Сама она была при этом наборщицей. На процессе, на вопрос о профессии, она сказала: "Занимаюсь революционными делами".

Затем признала, что "по своим убеждениям принадлежит к социально-революционной партии, принимала участие в этой партии, разделяет программу партии "Народной Воли", была хозяйкой конспиративной квартиры, на которой происходили собрания, но на этих собраниях не участвовала и не принимала активного участия в совершении преступления 1-го марта".

Речь защитника Герке 1-го, который доказывал, что на возобновление революционной деятельности в 1879 г. толкнули тяжкие политические условия поднадзорного существования ("магазины не давали ей работы, знакомые старались отвернуться от нее"), вызвала заявление Гелъфман, что она скрылась из Руссы, "но не потому, что полиция ее преследовала, а потому что когда ее освободили, то она задалась целью служить тому делу, которому служила".

И прокурор, и суд отнеслись с недоверием к заявлению Гелъфман о том, что она действительно не знала о совещаниях по поводу 1-го марта и не участвовала активно в совершении акта. Суд признал ее виновной и приговорил к повешению. Но, принимая во внимание ее беременность, смертную казнь отложили, и лишь через 5 месяцев, перед самыми родами, ей объявили помилование.

Когда, затем у Гельфман отобран был рожденный ею ребенок, силы ее ей изменили, и в 1882 г. она умерла в крепости. Рассматривая ее жизнь и дела теперь, когда прошло уже 35 лет со дня 1-го марта, мы можем сказать, что она была. как и признавала, участницей партии и членом Исполнительного Комитета "Народной Воли", но нет никаких оснований не верить ее словам, что к делу 1-го марта, т.е. к осуществлению цареубийства, она непричастна.

В тесной связи с "фричами", цюрихскими студентками, которые затем приняли участие в деле 50-ти, была за границей Дора Аптекман, студентка-медичка в Цюрихе. Она принадлежала к тому же кружку, но вместе с В.Н.Фигнер осталась за границей, кончила в Берне курс и по возвращении в Россию поддерживала связи с революционерами.

В 1885 г. она была 33 лет от роду, в звании женщины-врача, арестована по обвинению в том, что принимала участие в кружке 17 лиц, который собирал деньги на "Народную Волю", "Красный Крест", и понесла наказание в административном порядке

www.pseudology.org