Павел Фёдорович Лядов История становления российской протокольной практики в XX столетии по материалам Архива внешней политики Российской Федерации 1918—1999 гг. С выходом России на международную арену в эпоху Петра I наряду с реформированием всей системы государственного аппарата и созданием дипломатической службы были по существу заложены новые нормы протокола и этикета, приближенные к общепринятым западным стандартам. При жизни Петра I в 1717 году появилось первое печатное пособие по вопросам этикета “Юности честное зерцало или Показания к житейскому обхождению”. Тогда же в количестве 100 экземпляров на русском и голландском языках была издана работа Эразма Роттердамского “О правилах хорошего тона”. В начале царствования дочери Петра I Елизаветы в 1744 году был разработан первый общегосударственный акт, закрепивший сложившиеся к тому времени протокольные нормы. Этот документ был официально опубликован в 1747 году под названием “Церемониал о послах чужестранных государей при императорском всероссийском дворе”*. В этом документе зафиксирован детально разработанный порядок приема иностранных послов (извещение о назначении, привилегии и иммунитеты, учет принципа взаимности, порядок нанесения визитов, вручения верительных (“верющих”) грамот, воинские почести, придворный церемониал и т. п. — всего 98 параграфов). В следующем веке правовая база российского протокола получила свое дальнейшее развитие. В 1827 году увидел свет доработанный свод протокольных правил под названием “Высочайше утвержденные этикеты при Императорском российском дворе”. В 1834 году Николай I специальным указом впервые утвердил образцы формы для лиц, находившихся на государственной службе, в том числе для сотрудников Министерства иностранных дел (изменения в образцы дипломатической формы вносились позднее в 1897 и 1905 годах также соответствующими законодательными актами).   07 мая 1883 г. в “Собрании узаконений” появилось официальное описание бело-сине-красного российского флага. Одновременно утверждены и соответствующие правила (этикет флага). В 1889 году был опубликован еще один документ “Правила светской жизни и этикета”. Таким образом к началу XX столетия российский протокол имел уже достаточно солидную правовую базу   В основу протокольных норм Российской империи были положены общепризнанные правила международной вежливости, традиции и условности, соблюдаемые в международном общении с учетом национальных особенностей и обычаев. На рубеже XX века Россия имела богатый опыт кодификации правил приема высоких зарубежных гостей, иностранных послов, организации приемов, проведения переговоров, международных конференций и встреч. В основу норм российского протокола легли положения Венского регламента 1815 года и собственные юридические акты. К 1917 году вопросы протокола (“этикета и церемониала”) находились в ведении одного из двух функциональных департаментов Министерства иностранных дел Российской империи (Департамент общих дел). Формирование правовой основы российской протокольной практики после 1917 года   После Октябрьской революции вместе с другим “буржуазным хламом” оказались выброшены за борт также исторически сложившиеся нормы дипломатического протокола и этикета. Мотивация была проста: “Мы не придаем никакого значения всяким церемониям и стараемся их упростить”, поскольку представителям рабоче-крестьянского правительства “не следует становиться рабом чуждого нам по духу этикета”. Однако уже с первых шагов на международной арене официальные представители молодой Советской республики сразу столкнулись с тем, что нельзя строить нормальные отношения с зарубежными странами независимо от их общественно-политического строя, без соблюдения выработанных общепринятых норм межгосударственного общения. Достаточно быстро пришло понимание того, что во взаимоотношениях с иностранными правительствами, с властями той или иной страны, с дипломатическими представительствами и международными организациями необходимо соблюдать определенные протокольные нормы и правила международной вежливости, а также учитывать национальные особенности, традиции и условности.   Уже в 1923 году во все российские полпредства рассылается циркулярно достаточно интересный с точки зрения норм протокола документ под весьма красноречивым названием “Краткая инструкция о соблюдении правил принятого в буржуазном обществе этикета”. В преамбуле документа в одной фразе сразу четко обосновывалась его основная посылка: “Необходимость поддержания контакта с дипломатическими, правительственными кругами обязывает к соблюдению известного принятого в этих кругах минимума этикета, без коего невозможно поддержание отношений и резкое отступление от коего может даже повести к нежелательным конфликтам, ввиду того значения, которое придается в буржуазном обществе внешним условностям”. В инструкции протокольной части НКИД содержались подробные рекомендации, касающиеся соблюдения основополагающих протокольных норм российскими дипломатическими представителями, сотрудниками полпредств и их женами. Детально прописывались все основные правила протокола и этикета, начиная с прибытия полпреда и до его отъезда (вручение верительных грамот, порядок нанесения визитов, проведения дипломатических приемов, выражения поздравления и соболезнований, ответа на приглашения, использования визитных карточек и т. п.). В специальном разделе инструкции давались рекомендации по “церемониалу для жен дипсостава и визитов дамам”, а также правилам ношения одежды на различных протокольных мероприятиях. Аналогичная инструкция была направлена и во все консульские учреждения. Та же линия проводилась и в отношении иностранных диппредставительств, аккредитованных в Москве. Наркоминдел Чичерин обращал особое внимание на необходимость соблюдения общепринятых протокольных формальностей всеми сотрудниками наркомата, указывая на то, что “иностранные дипломаты чрезвычайно щепетильны в вопросах о своевременных ответах на визиты, приглашения и т. д.”. В сентябре 1926 года заведующим отделами был направлен специальный циркуляр, в котором предписывалось согласовывать все вопросы, касающиеся общения с иностранными дипломатическими представителями с Протокольным отделом НКИД, “проводящим в этой области общую линию”. Словесная риторика и идеологический подтекст проходили в эти годы красной нитью через любой нормативный документ   Вместе с тем в практической работе учитывалось, что резкий отход от сложившихся протокольных норм и традиций может нанести ущерб престижу страны на международной арене. 21 ноября 1924 г. Постановлением Президиума ЦИК были утверждены “Руководящие указания полномочным представителям за границей”, содержавшие рекомендации по вопросам протокола. В документе говорилось о необходимости заранее устранять любые возможные недоразумения протокольного характера, вызываемые, в частности, отказом наших дипломатических представителей от участия в тех или иных церемониальных актах и манифестациях, с разъяснением, что такие шаги, продиктованные исключительно соображениями идеологического порядка, не должны мешать поддержанию и развитию межгосударственных отношений. В этой связи отмечалось, что “воздержание советских представителей от участия в манифестациях, имеющих монархический или вообще чуждый советскому строю характер, ни в коем случае не может и не должно рассматриваться, как акт пропаганды или как демонстрация политического характера”. Каждое советское посольство, говорилось в указаниях, “представляет государство рабочих и крестьян, где царит особый жизненный уклад, определяемый общественно-моральными воззрениями трудящихся классов”. В силу этих обстоятельств аккредитованные при иностранных правительствах представители СССР “соблюдают простоту форм” и “отказ от внешних обрядностей, связанных обычно с положением дипломата, но ни в коем случае не вытекающих из него, не должен поэтому рассматриваться как акт недоброжелательства”. Таким образом, можно констатировать, что уже к середине 20-х годов использование международных протокольных норм достаточно прочно вошло в обиход российской дипломатической службы. Попытки игнорировать их в первые годы революции, наполнить классовым содержанием успеха не имели. Они лишь подтвердили тезис о том, что протокол по самой своей природе интернационален и внепартиен. Тем не менее собственный свод протокольных правил вырабатывался еще довольно долго и складывался в основном эмпирическим путем. В подтверждение этого тезиса можно привести ответ, данный на обращение китайской миссии в Москве в мае 1925 года с просьбой проинформировать о действующих правилах советского церемониала и этикета. В своем ответе НКИД ограничился лишь следующим общим замечанием: “Задача протокольной части состоит в том, чтобы сочетать принятые в других странах и освященные международными обычаями условности с принципами простоты, отвечающими строю СССР”. Характерно, что на аналогичную просьбу посольства КНР в 1952 году также были даны только устные разъяснения в отношении существующей практики, поскольку “печатными материалами по вопросам дипломатического церемониала и техники протокола Протокольный отдел не располагает”. Пожалуй, одними из немногих официальных юридических документов по вопросам, касающимся применения протокольных норм в 30-е годы, были Постановление ЦИК и СНК от 27 августа 1926 г. “О порядке сношений правительственных учреждений и должностных лиц Союза ССР и Союзных республик с правительственными учреждениями и должностными лицами иностранных государств”, а также Постановление от 14 января 1927 г., утвердившее “Положение о дипломатических и консульских представительствах на территории СССР”. В этих документах, которые в дальнейшем были доработаны   И заменены более поздними законодательными актами (Указ Президиума Верховного Совета СССР “О порядке сношений государственных учреждений СССР и их должностных лиц с учреждениями и должностными лицами иностранных государств” от 16 декабря 1947 г., Указ Президиума Верховного Совета СССР об утверждении “Положения о дипломатических и консульских представительствах иностранных государств на территории Союза Советских Социалистических Республик” от 23 мая 1966 г.), содержалась первая официальная регламентация привилегий и иммунитетов иностранных дипломатических представителей, а также порядок поддержания контактов с ними. 20 декабря 1937 г. была утверждена инструкция НКИД СССР “О порядке прописки членов дипломатического корпуса в СССР и сотрудников иностранных посольств и миссий”, которая регулировала вопросы регистрации дипломатов и членов персонала диппредставительств. В мае 1941 года статус дипломатических представителей Советского Союза, которые до того именовались полпредами, был приведен в соответствие с международной классификацией, и они получили соответственно ранги (классы) послов, посланников и поверенных в делах. 28 мая 1943 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР были введены личные ранги для сотрудников дипломатических представительств и центрального аппарата. Тогда же Постановлением Совнаркома была введена форменная одежда, которая позднее осталась только у послов и посланников. Какого-либо единого нормативного документа, обобщающего в целом действующую практику дипломатического протокола в советский период, не было вплоть до 50-х годов. В решении Коллегии МИД СССР в мае 1955 года этот факт был отмечен как один из серьезных недостатков в работе Протокольного отдела. Правда, в 1935 году учебным отделом НКИД была издана брошюра Н. Колчановского “Дипломатические техники”. В 1938 году она была переиздана весьма ограниченным тиражом (2 тыс. экземпляров). Издание, носившее гриф “Для служебного пользования”, состояло из двух частей. Первая часть “Техника ведения дипломатических сношений” в основном повторяла инструкцию протокольной части НКИД 1923 года и затрагивала круг вопросов, касающихся деятельности дипломатических представительств (структура, функции, состав, порядок назначения и вступления в должность, вопросы протокольного старшинства, привилегии и иммунитеты). Отдельный раздел был посвящен вопросам дипломатического этикета (правила пользования флагом, визитные карточки и их возможности, поздравления и соболезнования, дипломатическая переписка и ее оформление, проведение приемов, протокольная одежда и т. п.). Вторая часть брошюры “Техника заключения международных договоров и проведения международных конференций” включала весь круг связанных с этим вопросов. Однако эта брошюра была издана в качестве “пособия для сдачи техминимума” и в качестве обобщающего нормативного документа рассматриваться не могла. В этом же ряду можно назвать сборник материалов по вопросам дипломатического протокола и дипломатической практики, подготовленный и выпущенный в свет уже в 1964 году одним из законодателей послевоенного советского протокола Молочков Ф.Ф.ым*. Протокольный отдел МИД СССР активно работал над составлением основных положений протокольной практики, которые призваны были обеспечить единообразный подход ко всему комплексу вопросов дипломатического протокола и этикета. Во второй половине 50-х годов были, наконец, систематизированы нормы, правила и церемониал визитов на высшем уровне. В апреле 1958 года был разработан и утвержден специальный нормативный документ по вопросам организации работы с иностранными делегациями.   Практически все нормативные документы по протокольным вопросам вплоть до 90-х годов утверждались решениями и постановлениями высших партийных инстанций и носили закрытый характер В 1976 году Министерством иностранных дел был разработан основополагающий документ “Основные положения протокольной практики”, который был утвержден Постановлением Политбюро ЦК КПСС. В документе были четко сформулированы единые правила приема иностранных делегаций и определены обязанности министерств и ведомств в связи с приемом иностранных делегаций и высших должностных лиц. На Протокольный отдел МИД СССР была возложена задача координации всех вопросов, связанных с применением Основных положений протокольной практики, в качестве единого государственного протокола. Об основных положениях протокольной практики были проинформированы официальные дипломатические представители иностранных государств, аккредитованные в Москве. В 80-е годы в основные положения протокольной практики вносились отдельные изменения, которые в значительной мере были продиктованы сугубо личностными мотивами, и в первую очередь состоянием здоровья высших советских руководителей в эти годы. Дальнейшие изменения в действующую протокольную практику в плане ее определенной демократизации, а также более единообразного применения правил и норм, определяющих характер и уровень протокольных мероприятий, были внесены в годы Перестройки. Протокольный отдел Министерства иностранных дел был преобразован сначала в Службу государственного протокола, а затем в Управление государственного протокола. После избрания Горбачева Президентом Советского Союза в мае 1990 года в рамках Управления делами Президента был создан Протокольный отдел. После распада СССР в конце 1991 года и образования Содружества Независимых Государств (СНГ) Министерство иностранных дел Российской Федерации направило ноту главам всех дипломатических представительств в Москве, в которой просило довести до сведения своих правительств, что Российская Федерация продолжает осуществлять права и выполнять обязательства, вытекающие из международных договоров, заключенных СССР (нота № 11/угп от 13 января 1992 г.). МИД обратился также с просьбой рассматривать дипломатические и консульские представительства СССР, аккредитованные в соответствующих странах, в качестве дипломатических и консульских представительств Российской Федерации и признавать прежний статус за главами упомянутых представительств (нота № 1/угп от 03 января 1992 г.). Управление Государственного протокола Министерства официально довело до их сведения, что “Положение о дипломатических и консульских представительствах иностранных государств на территории СССР” от 23 мая 1966 г. продолжает действовать на территории Российской Федерации до принятия нового законодательного акта по этому вопросу (нота № 70/угп от 31 января 1992 г.). В одном из первых указов Президента Российской Федерации от 18 декабря 1991 г., касающихся формирования российского внешнеполитического ведомства, была поставлена задача создания Службы Государственного протокола, обеспечивающей единую протокольную практику в Российской Федерации. В соответствии с этим Указом была проделана большая работа по разработке протокольных норм новой России, которые должны единообразно применяться на всей территории Российской Федерации. В начале 1992 года протокольное подразделение при Президенте было реорганизовано в Службу протокола Администрации Президента, которая в 1995 году преобразована в Управление протокола Президента Российской Федерации. Подразделения, занимающиеся вопросами протокола, созданы в настоящее время в аппарате Правительства России, в ряде центральных органов федеральной власти, а также в администрациях глав субъектов Российской Федерации. 27 июля 1992 г. утверждено “Положение об организационно-протокольном обеспечении международных контактов российского руководства”, а вслед за этим разработаны соответствующие нормативные документы, определяющие единую практику приема в Российской Федерации глав государств, глав правительств и министров иностранных дел иностранных государств. Международные контакты Российской Федерации за последнее десятилетие получили весьма активное развитие   Только в течение одного года в Москве принимают более ста иностранных делегаций на уровне глав государств, глав правительств и министров иностранных дел. Весьма интенсивно осуществляются и международные контакты российского руководства. По состоянию на 01 января 2001 г. Россия имеет дипломатические отношения со 180 зарубежными странами. В Москве аккредитованы главы дипломатических представительств 153 иностранных государств, находятся посольства 137 стран. В свою очередь Российская Федерация имеет диппредставительства в 143 странах. Основные положения российской протокольной практики приема зарубежных государственных деятелей на высшем и высоком уровне определяются на сегодня указами Президента Российской Федерации от 6 мая 1994 г. и 22 февраля 1997 г. Положения этих документов регулируют проведение ключевых мероприятий, связанных с приемом всех иностранных гостей высокого уровня, и определяют протокольное старшинство официальных должностных лиц и других участников любых мероприятий государственного характера. В июне 1995 года утверждено Положение о Департаменте Государственного протокола МИД, которое подводит соответствующую правовую основу под его деятельность. Основной задачей ДГП является обеспечение “средствами и нормами дипломатического протокола внешнеполитических мероприятий Российской Федерации, применения единой протокольной практики при приеме иностранных официальных делегаций и осуществления визитов руководителей России в зарубежные страны”. Департамент строит свою работу с учетом общепринятых в международной практике протокольных норм, положений Венской конвенции о дипломатических сношениях (1961 г.), характера двусторонних отношений между государствами и руководствуется в своей деятельности федеральным законодательством, указами и распоряжениями Президента Российской Федерации, постановлениями и распоряжениями Правительства, другими нормативными актами. Фонды Архива внешней политики Российской Федерации позволяют начиная с 1918 года проследить историю становления самых различных аспектов российской протокольной практики на протяжении последнего столетия, что и является целью настоящего исследования. Международная вежливость и основные принципы протокольной практики. С первых шагов выхода на международную арену протокол молодой Советской республики, отдавая дань революционной фразеологии, строился тем не менее с учетом общепринятых в мировой практике протокольных норм. Помимо объективных критериев, о которых говорилось выше, определенную роль здесь, видимо, сыграл и субъективный фактор. Дело в том, что в течение почти 17 лет, вплоть до 1934 года, протокольное подразделение Наркоминдела возглавлял Флоринский Д.Т. , принятый на работу во внешнеполитическое ведомство Российской империи в 1911 году и являвшийся в определенной степени носителем уже устоявшихся традиций и правил. Анализ сохранившихся в архиве дневников Флоринского Д.Т. наряду с официальными документами того времени позволяет выделить основные положения, которые были положены в основу строительства протокольной практики в новых условиях. Это относится как к деятельности иностранных дипломатических представительств в Советском Союзе, так и к первым шагам наших дипломатических представителей за рубежом. Главное здесь — констатация необходимости строительства собственных норм дипломатического протокола при соблюдении одного из важнейших принципов: строгое соблюдение установленных протокольных норм при обеспечении равных правил применительно к одним и тем же поводам. “В основу нашей протокольной работы мы кладем уважение прав иностранных представителей, присвоенных им международной практикой и соглашениями, соблюдение в отношении их международной вежливости и оказание им гостеприимства. Мы говорим, может быть, меньше пышных фраз, но стараемся обеспечить дипкорпусу наиболее эффективное содействие. Наряду с этим мы строим наш протокол так, чтобы сделать его наиболее удобным, гибким и наименее обременительным”. “В наш трезвый деловой век изощренности дипломатических форм повсеместно отмирают; отходят в область истории как золотые кареты, так и напыщенное манерничество старой дипломатической школы; совершенные способы передвижения вытесняют неудобные цилиндры; пиджак постепенно заменяет фрак... В СССР мы идем по пути максимального упрощения церемоний и этикета, что не означает, однако, отказа от соблюдения известного минимума принятых международных правил, организующих и регулирующих отношения с дипкорпусом...” “Мы исходим из того, что протокол строится по территориальному принципу. Это наиболее удобный принцип. Таким образом, каждая страна строит свой протокол применительно к своим условиям и обычаям. Например, пышный придворный этикет монархических стран не применим в республиканских и т. д.”. Другим важным выводом, который можно сделать на основе архивных документов, является то, что в практике применения протокольных норм последовательно проводился тезис о том, что “в отношении церемониала не существует принципа взаимности” и каждое государство руководствуется собственными протокольными нормами, которые, однако, должны применяться единообразно. Со ссылкой на этот принцип были, например, отклонены претензии посла Афганистана, который по прибытии в Москву в начале февраля 1924 года требовал для себя организации специальной церемонии встречи, ссылаясь на протокольную практику своей страны. В ответ на его требования было сказано, что, поскольку этот церемониал утвержден единым нормативным актом (Постановлением ЦИК), “мы не можем отходить от него, не вызывая законных нареканий со стороны других представителей”. Таким образом, в основу формирования собственной протокольной практики с самого начала было положено соблюдение требования единообразного применения любой протокольной нормы. Аналогичный подход относится не только к вопросам церемониала, но и к другим аспектам протокольной работы, в том числе к дипломатической переписке. В практическом плане это нашло отражение в циркуляре, разосланном по НКИД в августе 1928 года, в котором говорилось о необходимости использования единообразного комплимента в конце не только вербальных, но и личных нот “вне зависимости от ранга дипломатического представителя, которому нота адресована”. Требование соблюдения норм международной вежливости и единого подхода к этим вопросам в практической работе НКИД нашло отражение и в циркуляре  Чичерина, разосланном всем заведующим отделами в сентябре 1926 года. “Иностранные дипломаты чрезвычайно щепетильны в вопросах о своевременных ответах на визиты, приглашения и т. д., — говорилось в этом документе. — Нам, понятно, нет смысла вызывать отражающиеся на работе НКИД неудовольствие и обиды из-за невыполнения этих пустых формальностей, которым, однако, иностранцы придают такое большое значение”. Далее нарком вменяет в обязанность руководителям всех подразделений НКИД “немедленно оповещать” заведующего Протокольным отделом о визитах иностранных дипломатических представителей, а также “о всех получаемых визитных карточках и приглашениях для своевременного на них ответа”. Одновременно предлагалось согласовывать с Протокольным отделом, “проводящим в этой области общую линию”, и все другие вопросы протокольного характера. Появление циркуляра  Чичерина в немалой степени объяснялось и тем, что принятые в протокольных канонах визиты вежливости иностранных дипломатов официальным лицам страны пребывания довольно широко практиковались дипкорпусом в Москве. Существовала довольно сложная система визитов, ответных визитов, направления визитных карточек и т. п.   Те же правила поведения вменялись и нашим представителям за рубежом Не случайно в уже упомянутом циркуляре протокольной части НКИД подробно расписывался порядок нанесения визитов полпредом по прибытии в страну назначения. Полпредам следовало наносить личные визиты (после приема у министра иностранных дел и вручения верительных грамот) заместителям министра, директору департамента, ведающего русскими делами, начальнику канцелярии министра, заведующему протокольной частью, лицам, встречавшим полпреда на вокзале, главе правительства, министрам, председателям палат парламента, мэру города, высшим придворным и воинским начальникам, присутствовавшим при вручении верительных грамот, а также дипломатическим представителям государств, с которыми “Россия находится в договорных отношениях”. При этом рекомендовалось “сделать личные визиты начальникам посольств и миссий, а остальному составу таковых, значившимся в списке дипкорпуса (советники, секретари, атташе) оставляются карточки, на коих предварительно надписываются карандашом в левом верхнем углу фамилия адресата”. Циркуляр содержал и детальные правила пользования визитными карточками по самым различным протокольным поводам. Постепенно в более поздние годы эта сложная и весьма обременительная протокольная практика была упрощена. Однако только в 1939 г. по договоренности с дуайеном дипкорпуса, аккредитованного в Москве, были отменены как обязательная протокольная форма визиты вежливости глав диппредставительств Наркоминделу и членам коллегии НКИД. Таким образом, российская дипломатическая служба уже в первые годы после революции приходит к пониманию того, что без строгого соблюдения (пусть и с оговорками идеологического плана) основополагающих норм международной вежливости и общепринятых протокольных правил нельзя успешно строить межгосударственные отношения. На протокольный отдел НКИД возлагается задача координации и практической реализации всех связанных с этим вопросов. Дипломатическая иерархия и протокольное старшинство   Протокол по самой своей природе иерархичен. Любая государственная церемония или дипломатический раут связаны с необходимостью соблюдения определенного протокольного порядка или, другими словами, протокольного старшинства. Приглашенным на государственный акт или официальное мероприятие главам дипломатических представительств предоставляется в соответствии с этим принципом приоритетное почетное место в непосредственной близости от главы государства или правительства, если они участвуют в этой церемонии.   Несмотря на то, что до 1941 года главы дипломатических представительств СССР за рубежом именовались не послами, а полпредами, не возникал вопрос о том, чтобы не признавать иерархию внутри дипкорпуса, устанавливаемую в соответствии с освященными историей международными канонами. Разъясняя основные принципы действующей протокольной практики, шеф протокола НКИД Флоринский Д.Т. в беседах с аккредитованными в Москве иностранными представителями настойчиво проводил мысль о том, что упрощение отдельных церемоний и этикета никак не означает отказа от соблюдения общепринятых международных правил дипломатического старшинства: “Мы реальные политики. Диалектика учит учитывать все факторы на данном историческом этапе и делать соответствующие практические выводы. Это в полной мере относится и к протоколу. Вряд ли, например, нам было бы целесообразно брать сейчас инициативу по отмене рангов и уравнению послов и посланников, аккредитованных в Москве. Это, несомненно, был бы левый загиб, который принес бы ничем не оправдываемые осложнения в отношениях с дипкорпусом. О такой революционизации нашего протокола говорить не приходится...” Вопрос о том, кто занимает более высокое положение, имеет первостепенное значение для протокольной службы любого государства   Но в советские времена эта проблема стояла особенно остро, поскольку какого-либо официального норматива, с одной стороны, здесь не существовало, а с другой — при проведении любого мероприятия всегда приходилось учитывать особую иерархию партийной номенклатуры. В рамках международного общения также возникали весьма деликатные ситуации протокольного свойства, когда, например, Генеральный (или Первый) секретарь ЦК КПСС выезжал за рубеж и встречался с главами государств, будучи формально членом Президиума Верховного Совета СССР. После совмещения постов генсека и Председателя Президиума Верховного Совета протокольная острота была снята. Тем не менее официально вопрос о протокольном старшинстве был решен лишь после учреждения поста президента в конце 90-х, когда были утверждены “Основные положения государственной протокольной практики Российской Федерации (Государственного протокола Российской Федерации)”. В приложении к этому документу юридически закреплено протокольное старшинство при проведении в Российской Федерации официальных мероприятий (в том числе применительно к мероприятиям в рамках международных контактов). Иностранные послы, будучи в соответствии с международным правом, представителями главы своего государства, всегда ревностно относились к вопросам протокольного старшинства и весьма болезненно реагировали на все случаи, когда считали, что их права в какой-то степени ущемлены. Поскольку никакого официального документа о протокольном старшинстве при проведении мероприятий с участием высших должностных лиц не существовало, от дипкорпуса постоянно поступали запросы о порядке старшинства членов правительства и ответственных работников НКИД.   Из устных разъяснений, которые давал на этот счет шеф протокола, протокольное старшинство применительно к международной деятельности выглядело в первые годы после революции следующим образом: Председатель ЦИК, Председатель Совнаркома, Народный комиссар по иностранным делам, прочие наркомы, секретарь ЦИК, зам. Наркоминдел СССР, наркомы РСФСР, другие замнаркомы СССР, члены коллегии наркоматов СССР, члены Реввоенсовета, замнаркомы РСФСР. Среди заведующих отделами Наркоминдела приоритет отдавался зав.политическим отделом, зав. делами данной страны, зав. протокольным отделом, а для остальных руководителей протокольное старшинство определялось длительностью пребывания в соответствующей должности. Вопрос о протокольном старшинстве, о месте иностранных послов и посланников в церемониальном плане стоял достаточно остро, и до конца 30-х годов здесь возникали постоянные трения между протоколом Наркоминдела и дипкорпусом из-за амбиций ряда глав миссий. Дуайен [doyen - франц. самый старший по возрасту] дипкорпуса германский посол граф Ранцау в 1927 году, ссылаясь на 300-летнюю практику, отстаивал, в частности, точку зрения, что “послы в силу своего исключительного положения” обязаны наносить первые визиты лишь главе государства, главе правительства и руководителю иностранного ведомства, а остальные “даже самые важные сановники страны, включая министров”, должны, мол, первыми наносить визит послам. Такой же принцип, считал он, должен быть положен и в основу рассадки на протокольных мероприятиях. Однако при этом дипкорпус в Москве не всегда учитывал другое правило, закрепленное в протокольной практике, в соответствии с которым, исходя из принципа международной вежливости, послы добровольно уступают свое место главе правительства, министру иностранных дел, а в ряде случаев и другим высшим должностным лицам страны своего пребывания. В этом отношении представляет интерес прецедент во время поездки наркома  Чичерина в Берлин. Протокольный отдел германского МИД в связи с обедом у министра Штреземана в неофициальном порядке запросил советского посла Крестинского, не согласится ли он “уступить свое место наркому и сидеть не справа, а слева от хозяйки”, поскольку имеет право на место перед Министром иностранных дел”.   Тем не менее разный подход к этой норме международной вежливости со стороны глав иностранных миссий в Москве в 30-е годы стал причиной протокольного конфликта. Тот же Крестинский пять лет спустя, возвратившийся к этому времени в Москву и занявший пост заместителя Наркоминдела, оказался “протокольной жертвой” амбициозных представителей московского дипкорпуса. В 1932 году на обеде в британском посольстве ему было предоставлено место за столом только после четырех послов. Аналогичные казусы возникали не только с послами, но и с иностранными посланниками   В ряде случаев они заявляли протест, если члены коллегии НКИД занимали по сравнению с ними более высокое место, мотивируя это тем, что члены Коллегии представляют только “одно ведомство”, в то время как посланники — свое правительство. Так называемая обеденная проблема к середине 30-х годов приобрела такую остроту, что шеф протокола НКИД поставил перед дуайеном [doyen - франц. самый старший по возрасту] вопрос о ненормальности сложившегося положения с точки зрения норм международной вежливости, когда официальных представителей НКИД в иностранных представительствах в буквальном смысле слова “загоняют в конец стола”.   В этой связи зав. протоколом обратился к дуайену с просьбой не приглашать его на обеды, устраиваемые в иностранных миссиях, “на которых представителю НКИД не может быть предоставлено удовлетворительное место, ибо нынешнее отношение дипкорпуса ставит меня, как шефа протокола, в определенно неудобное положение”. Отстаивая престиж ведомства иностранных дел и достоинство его руководящих сотрудников, зав. протоколом НКИД обосновывал свой демарш тем, что в столь деликатной проблеме необходимо руководствоваться в первую очередь нормами международной вежливости, а не чисто формальным подходом. “Правила куртуазии” исходят из общепринятого принципа различного отношения к вопросу старшинства между лицами, занимающими одно и то же положение (соответственно дипломатический ранг) при проведении протокольных мероприятий в “своем доме” и в “чужом доме”. “С точки зрения общепринятой практики в иностранных домах при равенстве чинов представителей местного правительства садят во всяком случае выше иностранных, напротив, в местных домах лучшие места предоставляются иностранным дипломатам. В обоих случаях исходят из принципа куртуазии”. Эту точку зрения отстаивал и признанный авторитет в области протокола Молочков Ф.Ф., который дважды возглавлял протокольный отдел Министерства иностранных дел. Со ссылкой на автора книги “Дипломатический протокол” Ж. Серре, он в одной из своих работ приводит примеры из протокольной практики Франции и Германии, подтверждающие правомерность именно такого подхода к проблеме старшинства в протокольной практике. С первых шагов на международной арене НКИД СССР весьма щепетильно относился ко всем вопросам, связанным с соблюдением протокольного старшинства в отношении советских дипломатических представителей за рубежом. Так, например, в феврале 1924 года внимание советского полпреда в Италии было обращено на необходимость строгого соблюдения протокольного правила, в соответствии с которым “послы делают визиты послам, но не посланникам, ожидая визитов последних. Если Вы первыми сделаете им визиты, Вы этим самым до известной степени уменьшите свой ранг в глазах Ваших коллег и Мининдела”.   В ноябре 1933 года в связи с установлением дипломатических отношений с США советским полпредам в Англии, Франции, Германии и Польше было направлено указание завязать контакты с американскими представителями, содержавшие одновременно и практический совет, касающийся соблюдения норм протокола: “Рекомендуем нанесение первого визита разрешать в зависимости от старшинства, а именно, нашим Полпредам и Поверенным в делах надлежит сделать первый визит в тех случаях, когда они младше американца. В противном случае должны ожидать его визита. Если бы, однако, со стороны представителя САСШ такого визита не последовало, целесообразно в зависимости от обстановки дать ему в деликатной форме намек о своевременности подобного визита”. Таким образом, в отношении одного из важнейших принципов протокола, — теории протокольного старшинства — протокольная практика нашей страны с самого начала строилась на основе неукоснительного и строгого соблюдения этой общепризнанной международной нормы. Протокол и символы суверенитета государства   Неотъемлемой принадлежностью каждого государства являются государственный герб, флаг и гимн, которые олицетворяют символы его суверенитета. Каждый из этих символов выступает и используется дипломатическими представительствами в строго установленных случаях в соответствии с общепринятыми протокольными нормами и традициями страны пребывания. Правила международной вежливости, на которых основана современная протокольная практика, требуют уважения к символам государства в межгосударственных отношениях. Отступление от этих правил принято рассматривать как проявление неуважения к суверенитету государства, как оскорбление его достоинства. Российский и советский протокол всегда уделяли самое серьезное внимание вопросам государственной символики. В первых инструкциях, направлявшихся в полпредства, разъяснялось, что диппредставитель вправе поднимать национальный флаг своего государства как над зданием представительства, так и на средствах передвижения. При этом обращалось внимание на то, что подъем флага иностранными дипломатическими представительствами и консульскими представительствами “является их привилегией и запрещать им пользоваться в определенные дни флагом или настаивать на вывешивании своего флага в дни наших национальных праздников мы не можем”. В отношении средств передвижения указывалось на необходимость соблюдать традиции страны пребывания и ежедневно устанавливать флаг на транспортном средстве только, если таковы практика других представительств (в противном случае поднимать флаг только в том случае, если диппредставитель следует на официальную церемонию). 29 августа 1924 г. было принято Постановление ЦИК и СНК СССР о флагах и вымпелах, на основе которого в апреле 1930 года было составлено циркулярное письмо Протокольного отдела НКИД, которым должны были руководствоваться наши загранпредставительства. Протокольный отдел сообщал этим письмом утвержденный коллегией порядок поднятия и приспуска флага в праздничные и траурные дни. Таких дней в эти годы было всего два: флаг поднимался только 7 ноября и приспускался 22 января (в других случаях без указания Центра флаг не вывешивался). В этой связи представляет интерес документ, опубликованный в собрании законов и распоряжений правительства СССР за 1924 год, на который также обращалось внимание наших загранпредставителей. В документе, подписанном М.И. Калининым 19 сентября 1924 г. и озаглавленном “О днях, посвященных памяти В.И. Ленина”, Президиум ЦИК СССР постановил: “I. Разъяснять, что день кончины В.И. Ульянова — Ленина (21 января), объявленный II съездом Советов СССР днем траура, является рабочим днем. 2. Нерабочий день 22 января, посвященный памяти 22 (9) января 1905 г., одновременно посвящается памяти В.И. Ульянова — Ленина”. Помимо двух (праздничного и траурного) дней предписывалось вывешивать флаги “в твердо установленные в стране пребывания дни, а также в особых случаях, на основании циркуляра дуайена или согласованности с ним”. В отношении вывешивания флагов в дни национальных праздников третьих государств предлагалось придерживаться существующей в стране практики: или не вывешивать флаги вовсе, или вывешивать их лишь в отношении “договорных стран”. Флаги могли подниматься или приспускаться на основании циркуляра дуайена также “по случаю особо важных событий в третьих государствах, с коими СССР находится в договорных отношениях”. Оговаривалось также, что в странах, где, согласно обычаю, иностранные миссии “держат флаги непрестанно поднятыми” (некоторые страны Востока и портовые города), наши дипломатические и консульские представительства должны были строго следовать установившейся практике. В сентябре 1949 года со ссылкой на то, что циркуляр 1930 года “значительно устарел”, заведующий Протокольным отделом МИД Молочков Ф.Ф. подготовил новый проект Постановления правительства о пользовании флагом. После обсуждения проекта на заседании Коллегии в марте 1950 года и заключения правового отдела Совета Министров, Протокольному и Договорно-Правовому отделам МИД было поручено доработать его с учетом зарубежной протокольной практики. Анализ ответов наших диппредставительств на соответствующие запросы показал, что единых норм этикета государственного флага не существует и каждая страна руководствуется собственными правилами   Работа над проектом документа продолжалась. Он вновь рассматривался на заседании Коллегии (1952 г.), но только 19 августа 1955 г. Указом Президиума Верховного Совета было утверждено новое “Положение о государственном флаге СССР”, а 30 ноября 1955 г. Постановлением Совета Министров № 1975 одобрена единая инструкция по применению этого положения. В соответствии с новым положением загранпредставительства СССР поднимали государственный флаг 22 апреля, 1 и 2 мая, 7 и 8 ноября, 5 декабря (“День Сталинской Конституции”). Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 августа 1966 г. Положение о Государственном флаге было дополнено указанием, что помимо выше перечисленных дней флаг поднимается также 8 марта (Международный женский день) и 9 мая — в праздник Победы. Содержавшееся в прежней инструкции положение о том, что “флаг приспускался на половину флагштока 21 и 22 января (в день памяти В.И. Ленина и событий 9 января 1905 г.), а также в другие дни “по специальному указанию МИД СССР” в новой инструкции было опущено. Подъем государственного флага в дни национальных праздников и в траурные дни страны пребывания осуществляется с учетом местной практики, в честь национальных праздников третьих стран, с которыми установлены дипотношения, — строго на основе взаимности. Консульские учреждения в портовых городах поднимают флаги ежедневно от восхода (обычно в 8 час. утра) и до захода солнца. Красный флаг был государственным символом Советского Союза с 1917 года по 5 ноября 1990 г. Правительство РСФСР приняло решение о создании новой российской символики. 21 августа 1991 г. Чрезвычайная сессия Верховного Совета РСФСР постановила “считать исторический флаг России — полотнище из равновеликих горизонтальных белой, лазоревой и алой полос официальным Национальным флагом Российской Федерации”. Как известно, образец трехполосного бело-сине-красного российского флага был утвержден указом Петра I от 20 января 1705 г. для торговых судов: “На торговых всяких судах, которые ходят по Москве-реке и по Волге, и по Двине, и по иным по всем рекам и речкам ради торговых промыслов, быть знаменам по образцу, каков, нарисовав, послан под сим Его Великого Государя указом. А иным образом знамен, опричь того посланного образца, на помянутых судах не ставить. А если кто учинится тому, Его Великого Государя указу ослушен и тому учинено будет жесткое наказание”. С 1883 года “высочайшим повелением” Александра III трехцветный флаг стал официальным флагом Российской империи: “По Всеподданейшему Министра Внутренних Дел докладу Государь Император в 28 день 1883 г. Высочайше повелел соизволить: чтобы в тех торжественных случаях, когда признается возможным дозволить украшение зданий флагами, был употреблен исключительно русский флаг, состоящий из трех полос: верхней — белого, средней — синего и нижней — красного цветов”. После распада СССР Президентом Российской Федерации 11 декабря 1993 г. был подписан Указ “О Государственном флаге Российской Федерации”. Этим указом в целях упорядочения использования флага и “совершенствования протокольной практики” было утверждено соответствующее Положение, которое действовало до конца 2000 года. 25 декабря 2000 г. Президентом Российской Федерации В.В. Путиным были подписаны законы о государственном гербе, о государственном гимне и государственном флаге Российской Федерации В них говорится, что герб, гимн и флаг являются государственными символами Российской Федерации. Ряд статей содержит правила использования государственных символов и их защиты. В соответствии с законом государственный флаг Российской Федерации поднимается на зданиях дипломатических представительств, консульских учреждений, резиденций глав дипломатических представительств и консульских учреждений, когда это связано с исполнением этими лицами служебных обязанностей. Дипломатические и консульские представительства имеют право устанавливать государственный флаг в служебных помещениях и на своих транспортных средствах. Закон четко определяет, что этикет государственного флага должен соответствовать нормам международного права, правилам дипломатического протокола и традициям страны пребывания. В соответствии с нормами протокола флагу отдаются высшие государственные и воинские почести. Достоинство флага подлежит защите как внутри страны, так и за ее пределами. Оскорбление флага должно рассматриваться как оскорбление нации и государства.   Документы* “№ 371 30 апреля 1928 г. Тов. Карахану** Копия: т. Флоринскому”*** Уважаемый товарищ, Я ознакомился с проектом т. Флоринского. Не хватает самого главного — деловых разговоров. В этих проектах прием означает обед, но нигде нет приемов, означающих обсуждение деловых вопросов. В XVIII столетии важнейшие дела обсуждались мимоходом в 5 минут, между ужином и метрессами. Неужели с этой традицией надо считаться. В сводном плане встреч и приемов в Москве имеется под первым днем краткое указание: прием у т. Калинина. Что это значит? Будет ли обед и где именно? Нигде я не нашел указания, где будет происходить, как этот обед, так и последующие: не на Софийской же, где будет сам падишах. Никогда не лезут к приглашенному, чтобы у него самого устраивать обед с его приглашением. Под следующим днем я нахожу: прием у т. Чичерина. Обед ли это и где именно. На другой бумажке я нашел указание относительно этого второго обеда: “костюм-фрак”. Но если на этот второй обед мы пригласим т. Калинина, то нельзя же нам быть во фраке, когда он будет в пиджаке. У многих из обозначенных приглашенных вообще нет фраков. Нельзя же быть мне овердрессед, когда Калинин будет ундердрессед. Под третьим днем значится, между прочим, посещение дома Красной Армии и Флота и уголка, посвященного Афганистану. Надо внимательнейшим образом пересмотреть этот уголок, чтобы там не было чего-либо унизительного или чего-либо, напоминающего о территориях, отнятых Россией. Далее значится: обед в Афганской миссии. Деталей нет никаких ни относительно костюмов, ни относительно всего прочего. Четвертым днем оказывается воскресенье. Каким образом в воскресенье можно показывать производство, я не понимаю. Нельзя же специально заставлять заводы работать в воскресенье. Далее значится посещение Госбанка. И в Госбанке в воскресенье работа не производится. В Большом театре падишаху и его свите отводится центральная ложа. Далее сказано, что я там буду, а также т. Карахан, т. Луначарский и прикомандированные. Это все неясно. Надо точно установить, сколько в этой свите людей, сколько прикомандированных, и не получатся ли селедки в бочке. Под пятым днем значится: “Красный Мак”. Это кажется мне абсолютно неудобным и даже недопустимым. Борьба против Англии на восточной почве кончается цветами красного мака, то есть внутренней революцией. Мы этим как будто нарочно говорим падишаху: “Борись, борись с Англией, сколько хочешь, результатом будет революция у тебя самого”. Нельзя же такие глупости говорить потентату. Между тем “Красный Мак” это именно и говорит. А где же все-таки разговоры, какое же время будет уделено для дела? В ленинградской программе совсем не значится т. Карахан. Разве он туда не собирается. В крымской программе совершенно отсутствует турецкий флот. Впервые к нам прибывает несколько судов, а не только “Гамидие”, как в Одессе. Почему же это все исчезло. Программа должна быть разработана с включением турецких гостей. Где будет находиться падишах в период, предшествующий посадке за стол. Обыкновенно публика перед обедом стоит в соседней комнате в довольно неприятном состоянии. Королей не заставляют ждать. Между тем, он приедет, а тот или другой трактир, готовящий обед, не будет готов. Надо иметь в виду, что делать с падишахом в этот период. Надо дать Ленинграду более точные инструкции относительно всего вообще. Напоминаю, что в юбилейные торжества т. Киров при иностранных консулах вспомнил о том, как в 1918 г. консулы протестовали против террора, и сказал: “Вместо этих отвратительных консулов скоро будут красные консула других советских государств”. Не скажет ли Киров что-нибудь подобное относительно королей. Между прочим, Аманулла не любит попов, но в полной мере поддерживает ислам, и свои главные речи произносит в мечетях. Наша публика склонна считать его революционером, чем-то вроде интеллигентов прежнего времени, выходцев из высших слоев, и будут говорить с ним о религии в тоне единомышленников. Это особенно возможно в Ленинграде. С товарищеским приветом (Чичерин) АВП РФ, ф. 08, оп. 11, п. 47, д. 63, лл. 81—83 Дискуссия об этикете в 1923—1924 гг. (по материалам печати)* Как должен одеваться советский дипломат? Анкета “Вечерней Москвы” Ф. А. Ротштейн, член Коллегии НКИД Дискуссия о цилиндрах значительно запоздала: ее следовало поднять тогда, когда наши первые представители ездили за границу. Это было в начале 1921 года, когда мы отменили обычные дипломатические ранги и скромно назвали наших представителей заграницей “полномочными представителями”. Тогда мы могли зараз объявить во всеуслышание, не вызывая больших недоумений, а тем менее протестов, что эти наши представители будут политическими агентами нашего правительства и, в качестве таковых, будут поддерживать необходимые деловые сношения с правительствами, при которых они аккредитованы. Не участвуя в придворных церемониях и заранее отказываясь от связанных с этим прав, привилегий и обязанностей. Если бы мы тогда это сделали, то нашим полпредам не приходилось бы подвергать себя унижению рядиться в непривычные им перья и проделывать те скабрезности, к которым они вынуждаются сейчас. В свое время Вениамин Франклин, представитель молодой американской республики, явился к пышному двору Людовика XVI в простом сюртуке из домашнего сукна. Французские придворные чуть не попадали в обморок и поднимали его на смех. С тех пор, однако, буржуазные историки не перестают с восхищением говорить о его мужестве и противопоставлять его буржуазную “искренность” искусственному маскараду французского двора. То, что имел смелость сделать Франклин, могли бы сделать и мы. Большевики и придворный этикет Однако это не случилось. Мы не приняли вовремя надлежащих мер и очутились, не успев опомниться, в болоте дипломатического церемониала. Сейчас было бы трудно пойти назад: мы рискнули бы подвергнуться политическому и общественному остракизму. Однако и сейчас можно свести все эти неприятные и оскорбляющие нас частности буржуазного дипломатического быта до скромных размеров, в зависимости от объективной обстановки и собственного такта полпреда. Каждый из нас может только говорить покамест на основании, главным образом, своего личного опыта, и поэтому, не впадая в эгоизм или рисовку, могу про себя сказать, что за бытность мою полпредом в Персии, я, например, ни разу не нашел для себя нужным надевать цилиндр. Нужно иметь в виду, что Персия — страна монархическая, со старинным придворным этикетом, и была первым государством (не новой формации), которое признало нас де-юре. Нужно также помнить, что тогда о нас, большевиках, шли самые дикие легенды, в которых мы изображались, не то бандитами, не то “хамами”, которым “порядочным” людям неловко даже подавать руку. Несмотря на то, что я был первый полпред в Персии и что на меня первого выпала задача рассеять эти легенды, я все же, как говорил, сумел обойтись за все время моего пребывания там без цилиндра. фрак мне тоже пришлось нацеплять, кажется, не более двух раз, когда пришлось присутствовать на парадных официальных банкетах в честь шаха, на которых все другие посланники и министры были в расшитых золотом мундирах и проч. Визит к шаху К самому шаху, которого мне приходилось навещать очень часто, я никогда не являлся иначе, как в простой визитке, а два раза, воспользовавшись жаркой погодой, я даже осмелился явиться в легкой пиджачной паре и однажды даже в белом парусиновом костюме. Камергеры долго не хотели меня пустить, заявляя, что я срываю весь придворный этикет. Один из них снял было свой черный сюртук и пробовал надеть его на меня. Сам же шах только смеялся, когда я ему рассказал об этом эпизоде и уверял его, что мои намерения так же невинны, как мой летний костюм. У себя я никогда не принимал иначе, как в простом пиджаке. Можно обойтись без банкетов Я вообще за все время моего пребывания в Персии не дал ни одного банкета и ни разу не поставил на стол иного вина, кроме дешевых сортов местного производства. Ни разу я не угощал шампанским или ликерами. Ко мне приходили знатные гости на мой домашний обед, меню которого в этих случаях увеличивалось обычно на одно мясное или сладкое блюдо. Так обедали у меня всякие министры, знатные ханы и знатные иностранцы. Вообще, за все время я устроил всего два больших приема: один вечерний, по случаю поднятия в первый раз Красного флага над нашей миссией, а другой раз — по случаю годовщины Октябрьской революции. В первый раз я угощал огромную толпу своих гостей чаем, печеньем и мороженым, а второй раз — холодной закуской. И оба раза не только я и мои сотрудники были одеты в простые пиджачные пары, но даже в пригласительных билетах гостям предложено было явиться в обычном своем одеянии. И оба раза, в подавляющем большинстве, гости явились в простых пиджаках, а дамы в своих обычных платьях. И это настолько нравилось публике, что даже европейские газеты писали о моих нововведениях чуть ли не в том стиле, в каком историки пишут и сейчас о домашнем сюртуке Франклина. Слова В.И. Ленина Если я позволил себе привести эти примеры из личного опыта, то с исключительной целью показать, как, до известной степени, все же возможно, при известных обстоятельствах, держаться скромных рамок в своем общении с окружающим, чуждым нам миром. Я, конечно, далек от того, чтобы обобщать свой опыт на все времена и все положения и бросать обвинения тем из наших полпредов, которые почему-либо не в состоянии делать то, что я делал в Персии. Напротив, я припоминаю наставление, данное Владимиром Ильичем, одному из наших несчастных товарищей, отправлявшихся на восток с кислой миной, говорившему о том, как ему придется наряжаться в черный фрак и цилиндр. “А если бы Вам пришлось нацепить юбку, — сказал Владимир Ильич, — чтобы представляться ко двору, то Вы и это должны были бы проделать”.   О цилиндрах и прочих буржуазных пережитках “Рабочая газета” Красный командир Гориков (Азамас) обращает наше внимание на две замеченных им ошибки. 1) Наши красные купцы слишком крепко держатся за старые вывески. Например, в объявлениях крупными буквами печатается “Экономическое Общество офицеров” и только впереди малюсенькая буква “б” (что означает — бывшее). Крупными буквами печатается фамилия “Мюр и Мерилиз”, а настоящий-то нынешний хозяин (Мосторг) незаметно прилепился к хвосту. То же и мыло “Брокар”. И Брокар удрал во Францию, и офицерское звание отменено, и Мюра с Мерилизом (английские буржуи) давно нет. А за их постылые фамилии почему-то прячутся наши советские торговцы. Тов. Гориков протестует. Это, — говорит он, — умаляет значение нашей власти, да и для торговли никакой выгоды не дает. Если по этой дорожке идти далеко, — пишет товарищ, — пожалуй, не стоит чеканить нам свою новую монету с гербом. Валяй прямо десятирублевки с Николкиным портретом, да сбоку где-нибудь прибавь маленькую букву “б” (бывший). “Надо наш герб ставить, где только можно. На каждой спичечной коробке и пачке курительной бумаги. Это — агитация за нашу власть и за нашу промышленность”. Тов. Гориков совершенно прав. Можно допустить только одну поправку. Там, где на фабрике осталось много старых этикеток, оберток, коробок со старыми клеймами, просто из бережливости жалко выбрасывать готовое добро. Но на вывесках и объявлениях, на новых обертках, ярлычках и прочих клеймах старого названия лучше совсем не ставить. Второе неудовольствие т. Горикова вызвано буржуазным одеянием наших советских заграничных представителей (послов). Почему изображенный в “Красной Ниве” на картинке т. Шумяцкий (наш посол в Персии) одел на голову цилиндр и вообще вырядился буржуазным франтом? Нужно ли подделываться под буржуазный фасон? — спрашивает т. Гориков и отвечает: не нужно... Тов. Шумяцкий — наш старый боец. Ему от царских палачей грозила смертная казнь. При Колчаке он вел подпольную опасную работу в Сибири. Не для франтовства напялил он теперь на себя нелепый цилиндр. Не из любви к монархам ездит он на прием к персидскому шаху. Тут приходится, как в подпольные времена, приспособляться и наряжаться по обстоятельствам. Ведь и буржуазным дипломатам приходится у нас кое к чему приспособляться. На наших заседаниях, когда играют Интернационал, буржуазные дипломаты встают. 7 ноября, в день нашей победы над буржуазией, буржуазные послы и посланники приходят к товарищу Чичерину и поздравляют в его лице русский народ с праздником. Что в это время думает, допустим, чехословацкий дипломат? Нас это не касается. А заведенную формальность он выполняет. Бывают и такие случаи. Когда наш полномочный представитель приезжает в другую страну, его там встречают торжественно, и тамошний военный оркестр играет “Интернационал”. А если тот же “Интернационал” тут же на вокзале запела бы кучка рабочих, их бы потащили в тюрьму. Приходится друг к другу приспособляться. Может быть, некоторые излишества и тут есть. Так, например, будучи в Генуе, я заметил, что Ллойд-Джордж был без цилиндра, а прочие дипломаты в цилиндрах, особенно из маленьких стран. Пожалуй, советская дипломатия могла бы кое-что убавить из обычных дипломатических правил. Авось, из-за этого с нами воевать не станут. Вот наш дорогой Калиныч во фрак не наряжается. А ему постоянно приходится принимать у себя в Кремле в торжественной обстановке дипломатов. На днях он пригласил присутствовать на приеме двух беспартийных крестьян, членов ЦИКа. Уж этих-то сынов земли ни в какой фрак не спрячешь. Так в своем деревенском одеянии и остались. Интересно, что скажут читатели “Рабочей газеты”. Каково их мнение по вопросам, которые поднял т. Гориков?   Л. Сосновский. О соблюдении буржуазного этикета На анкету “Рабочей Москвы” о необходимости соблюдения работающими за границей товарищами по линии НКИД некоторых правил буржуазного этикета, в частности в отношении формы одежды, я могу лишь всецело присоединиться к мнениям, высказанным уже тт. Сосновским и Шумяцким на столбцах “Рабочей Москвы”. Действительно, поскольку наши представители посланы для увязки и укреплений отношений с буржуазными государствами, им приходится поддерживать постоянную личную связь с представителями этих государств, бывать на приемах, обедах, церемониях и в свою очередь принимать у себя. Этот постоянный личный контакт является одним из необходимейших условий успешной дипломатической работы. С другой стороны, не нанося существенного ущерба нашим интересам, наши красные дипломаты не могут отказываться от присутствия на официальных приемах, на которых они выступают в качестве представителей Рабоче-Крестьянского Государства. А участие во всех этих церемониях и банкетах связано с облачением в соответствующий костюм, безусловно требуемый буржуазным этикетом. Возникает диллема, следует ли нашим представителям отказываться от участия в церемониях и банкетах или идти по линии наименьшего сопротивления и облекаться в случаях, когда это, безусловно, требуется, в одиозные для нас фраки и смокинги. Интересы дела, конечно, требуют покорения этой печальной необходимости, покуда в государствах, с которыми нам приходится иметь дело, не созреет сознание о ненужности всех этих предрассудков. Нас, здраво и по-марксистски смотрящих на вещи без излишней сентиментальности, не должны смущать такие мелочи.   Не следует забывать, что в результате Октябрьской революции создались две весьма обширные и отличные группировки — рабоче-крестьянский СССР и весь конгломерат буржуазных государств, в которых живы старые предрассудки и традиции. Экономическая необходимость, осознанная ныне даже нашими врагами, непреодолимо толкает эти два мира на путь сотрудничества, для осуществления коего требуется установление известного modus vivendi...   В результате естественно возникают некоторые курьезы: так, например, нашим Полпредам приходится появляться иногда во фраке, а во дворцах властителей буржуазных государств играют Интернационал для встречи наших Полпредов, когда церемониал требует исполнения национального гимна. Никому не придет, конечно, в голову подумать, что наши старые партийные товарищи облекаются в непривычный для них фрак из щегольства. Это делается, скрепя сердце, с должной оценкой этой шутовской одежды, в интересах дела, в интересах СССР, в интересах великих принципов, провозглашенных Октябрьской революцией. Т. Шумяцкий выдвигает предложение о создании особой формы для сотрудников НКИД, которая избавила бы их от необходимости облекаться во фрак. Вопрос этот уже несколько раз поднимался. Но даже в случае положительного его разрешения наши представители на Западе не будут освобождены от фраков, так как ношение формы допустимо лишь в строго определенных случаях (например при вручении верительных грамот). Ни одно правительство не допустит повседневного ношения иностранной формы, и мы первые против этого боролись в отношении иностранных военных агентов. Однако, отдавая таким образом внешне дань буржуазным предрассудкам, когда это безусловно требуется, наши Полпредства наряду с сим неуклонно и решительно проводят в жизнь брошенные лозунги “простоты и экономии”. В этом отношении они весьма отличны от миссий буржуазных государств, стремящихся перещеголять одна другую в роскоши приемов и обстановки для “поднятия и поддержания престижа” представляемых ими стран. В проведении этого принципа простоты мы, конечно, можем сделать еще больше у себя дома, в СССР. Так, например, упрощен до последней степени церемониал вручения верительных грамот Председателю ЦИК СССР иностранными послами и посланниками. Нет ни экстравагантных экипажей, ни скачущей кавалерии, ни шеренг чиновников в раззолоченных мундирах, ни прочей мишуры и блеска, принятых в таких случаях в буржуазных странах. У нас дело сводится к обмену приветственными речами и интимной деловой аудиенции у Председателя ЦИКа, позволяющей обменяться мнениями по вопросам, интересующим обе стороны. Чрезвычайно упрощены также и другие “дипломатические церемонии”, как обмен визитов, обмен визитными карточками и т. д. Доминирует деловой подход к делу и проводится твердая линия упрощения всей этой “светскости”, которая служит столь усиленным предметом забот буржуазных дипломатов и которой ими придается такое большое и чуть ли не первостепенное значение. Флоринский Москва, 7 января 1924 г. Как должен одеваться советский дипломат “Вечерняя Москва” Недавно в советской печати тт. Л. Сосновским и Б. Шумяцким (полпредом СССР в Персии) был задет уже не раз поднимавшийся вопрос о форме одежды (фрак, цилиндр) наших советских дипломатов за границей и о соблюдении ими этикета, принятого при буржуазных правительствах. В частности, полпред СССР в Персии т. Шумяцкий выступил с горячим предложением реформы, долженствующей отгородить большевиков-дипломатов от их буржуазных коллег. Тов. Шумяцкий предложил установление для советских дипломатов самой скромной официальной формы одежды, например, черной тужурки с красным кантом у ворота и с гербом на лацканах, черных брюках и черной фуражке с советским гербом. По мнению т. Шумяцкого, при наличии этой обязательной государственной формы, советские дипломаты за границей не должны будут рядиться во фраки и цилиндры, потому что по дипломатическим правилам парадный костюм дипломатов является или фрак с цилиндром, или официальная форма, установленная для дипломатов тем или иным государством. Ввиду Большого театра интереса, который приобретает этот сравнительно небольшой вопрос в связи с предстоящим новым расширением сферы международных отношений СССР, редакция “Вечерней Москвы” опросила ряд виднейших деятелей советской дипломатии. М. Литвинов, замнаркома по иностранным делам Тт. Сосновский и Шумяцкий на страницах “Рабочей газеты” дали, кажется, почти исчерпывающие объяснения печальной необходимости, заставляющей советских дипломатов иногда рядиться в чужие перья. Как бы ни были серьезны вопросы о новом быте, как бы сильно мы не хотели отличаться побольше от окружающей буржуазной среды, у советского дипломата на первом месте должны быть соображения дипломатической целесообразности того или иного поступка. Мы посылаем своих дипломатов ведь для налаживания добрых приличных отношений с буржуазными странами. Успех работы зависит в большей мере также от способностей дипломата наладить и личные хорошие отношения с представителями стран, с которыми ему приходится приходить в соприкосновение.   Имея это в виду, приходится частенько, скрепя сердце, приспособляться к вкусам и привычкам этих людей. Как бы мы ни относились, например, к лорду Керзону, мы вынуждены обстоятельствами иметь с ним дело. Если бы советский дипломат, желая символизировать рабоче-крестьянский источник советской власти, явился бы к Керзону в рабочей блузе или крестьянской поддевке и смазных сапогах, “шокируя” (раздражая) при каждом посещении Керзона, то миссия нашего дипломата от этого вряд ли стала бы успешнее, а скорее наоборот. Керзон, конечно, не послал бы нам из-за этого второго ультиматума, но, желая избавить себя от “неприятного” ему зрелища, он старался бы избегать личных сношений с нашим представителем, а советское дело от этого, несомненно проиграло бы. Если бы меня спросили, каким критерием (правилом) наши дипломаты должны руководствоваться в своих бытовых сношениях с внешним миром, я бы ответил: “Скромностью, но не в смысле обязательной чрезмерной скромности одежды, а в смысле избегания всего того, что внешне выделяло бы его в окружающей его среде...” В вопросах одежды мы и у себя дома ведь приспособляемся друг к другу и к общей среде. Мы все носим одежду того или иного покроя: тужурку, блузу, мещанский пиджак, не потому, что мы не можем придумать себе более изящной, более удобной, иногда даже более дешевой формы одежды. Если бы каждый решал этот вопрос индивидуально, по своему вкусу, то наша одежда была бы разнообразнее. Многие предпочли бы, например, летом, на курортах, нынешней обычной стеснительной одежде римскую тогу, греческий хитон, а может быть, гимнастические и даже купальные костюмы. Что мешает нам проявлять в этом деле свой индивидуализм, свой личный вкус? Я думаю, что, главным образом, здоровое, естественное чувство скромности, нежелание выделяться и привлекать к себе всеобщее внимание. Мы, таким образом, приспособляемся к чужим предрассудкам, которых мы сами не разделяем. Тот же принцип применим и к быту дипломата. Явиться в блузе или светлом пиджаке на банкет, где все присутствующие облачены, согласно установленному этикету, в черные костюмы, было бы проявлением такой же нескромности и дурного вкуса, как, например, если бы буржуазный дипломат вздумал прийти во фраке и цилиндре к нам на фабрично-заводской митинг. Помимо всего прочего, я полагаю, что именно чувство скромности должно заставлять наших дипломатов в торжественных случаях не выделяться по возможности из среды, в которую они попали. Они проявляли бы дурной вкус и нескромность, если бы явились хотя бы в самых изящных одеждах, во фраках или смокингах, там, где другие одеты в пиджаки, или если бы напялили на себя военную форму, когда остальные, тоже не военные, одеты в штатское платье. По этим соображениям я отвергаю предложение тов. Шумяцкого об установлении особой формы для советских дипломатов с красными выпушками, гербами и т.п., по той именно причине что они этим опять-таки становились бы центром внимания. Пренебрегание местным этикетом (обычаями) иногда прямо-таки вредно. Я бы мог привести этому многочисленные примеры, но остановлюсь лишь на одном из них. Наша генуэзская делегация вполне правильно поступила нарядившись по переезде границы в обычное заграничное платье. Лишь один весьма почтенный товарищ не захотел расстаться со своим рваным, довольно-таки неопрятным, картузом и черной блузой, “щеголяя” в них всюду: на улицах, на заседаниях конференции и т. д. Заграница сразу обратила на него внимание и стала придумывать объяснение такому странному поведению. Пошли догадки, предположения: “сверхкоммунист”, “чекист”, “око Ленина”, “политкомиссар при делегации” и т. п. Буржуазная пресса подхватила эти догадки и ими переплетала свои комментарии о выступлениях делегации на конференции. Товарищ, думавший, что, сохраняя свой быт, он проявляет особую скромность, на самом деле оказался, невольно, единственным щеголем среди нас. Смысл щегольства ведь в том и состоит, чтобы выделяться и привлекать к себе внимание. Этой цели, хотя бы и бессознательно, он и достиг. Это не было бы так опасно, если бы указанным поведением он не давал пищи буржуазной прессе для вредных догадок и затемнения действительного смысла того или иного выступления делегации. Итак, резюмирую: приспособляться к заграничной среде заставляет наших дипломатов как чувство скромности, так и соображения дипломатической целесообразности. Мы можем предъявлять им лишь одно требование, чтобы они, как говорится, не перебарщивали. Не выделяясь из общей среды, они должны признавать лишь минимальные требования этикета. Незачем одевать фрак и цилиндр, когда достаточно чистого черного пиджачного костюма и мягкой шляпы или котелка. Не за чем являться, где бы то ни было, надушенным, напомаженным и прилизанным, как это, к сожалению, иногда делают представители хозяйственных органов за границей. Мы не думаем, чтобы полпреды, где бы то ни было грешили излишествами по этой части. Этикет, присутствие на торжественных обедах, банкетах, приемах — составляют самую тягостную часть обязанностей советских дипломатов. Когда и где возможно, они от этой обязанности уклоняются. Они не благословляют, а проклинают свое амплуа (должность, когда им приходится менять удобные, изящные тужурки и “толстовки” на безобразные, стеснительные хомутообразные крахмальные рубашки и фраки). Не попрекать за это надо полпредов, а жалеть их. Освободиться от этой необходимости удастся лишь тогда, когда остальные страны подвергнуться процессу советизации и места нынешних дипломатов займут уполномоченные Коминтерна. Как должен одеваться советский дипломат? Анкета “Вечерней Москвы” Ф.Ф. Раскольников, полпред СССР в Афганистане Коммунисты, работающие заграницей в качестве полпредов, поставлены в довольно затруднительное положение. С одной стороны, они обязаны поддерживать престиж Советской Республики и всячески избегать того, чтобы стать посмешищем. Ввиду этого, им в известной степени приходится считаться с существующими правилами международных приличий. Советским дипломатам приходится волей-неволей следить за своей одеждой, за чистотой белья, одним словом, за своим внешним видом более строго, более тщательно чем каждый из нас делает это у себя дома, в пределах советской территории. Но, с другой стороны, — здесь также необходима борьба с излишествами. Собственное чутье и такт каждого коммуниста должны подсказать ему, что можно себе позволить и чего нельзя. На Востоке иначе Ношение обращающей на себя внимание одежды, злоупотребление цилиндрами, шикарными выездами может дискредитировать представителей Советской власти в глазах местного рабочего класса. Я затрудняюсь сказать, насколько необходимы фраки, цилиндры и т. п. буржуазные атрибуты в условиях западноевропейской работы, но, как восточный полпред, могу заявить, что в мусульманских странах это абсолютно не вызывается обстоятельствами. В Афганистане, еще со времен тов. Сурица, в парадных случаях было заведено ношение круглой барашковой шапки. Я тоже продолжал эту традицию, и должен сказать, что афганскому самолюбию гораздо больше льстили эти скромные головные уборы, чем самые фешенебельные цилиндры буржуазных послов. Точно так же ни Сурицом, ни мной ни разу не одевался фрак; должен сознаться, что цилиндра и фрака даже не было в нашем гардеробе. В некоторых официальных случаях я, как бывший военмор, иногда надевал военно-морскую форму. Нужна форма Но это, разумеется, не выход из положения. Для устранения необходимости прибегать к ношению не соответствующей нашему пролетарскому достоинству одежды, Наркоминдел необходимо, по образцу, военного ведомства, в самом срочном порядке выработать форму одежды, обязательной для ношения во всех официальных случаях. Скромность и простота этого советского мундира должна сочетаться с такой же благородно внешней элегантностью, какой отличается, например, форма нашего красноармейца. П. Керженцев, бывший полпред в Швеции Вопрос о форме одежды для наших дипломатических представителей не один раз возникал у работников НКИД. Мы никогда не придавали ему значение. Разве не приходится нам подписываться в письмах к представителям воинствующего фашизма: “с полным уважением” (?). Разве не приходится приносить поздравления по разным официальным поводам, ничего общего не имеющим с успехом международной революции? Вопрос всегда решался так: дипломатические мелочи и условности не играют для нас никакой роли, поскольку мы добиваемся главного. Не все ли равно: подписывает ли наш посол договор в пиджаке или в жакете. Важно, чтобы сам договор был толков и нужен. Скромность и демократичность Конечно, в своем обычном обиходе наша красная дипломатия за границей должна давать образец скромности и демократичности. Это у нас проводится довольно хорошо. Но если в некоторых официальных случаях (а их бывает 2—3 в год) наш дипломат наденет жакет или фрак, то, право, от этого никакой беды не будет. Выход, предлагаемый Т. Шумяцким, т. е. создание специальной формы для наших дипломатов, пожалуй, остроумен, но боюсь, что эта форма обойдется подороже нашему казначейству, чем те парадные костюмы, которые изредка вынуждены надевать наши послы за границей. Содержание МИД   www.pseudology.org