Борис Пядышев Хрущёв плывёт вразумить Америку гипертекстовая версия 1. Сталин, Рузвельт, Черчилль, к счастью, не упустили золотой шанс 2. Хрущёв плывет вразумить Америку 3. Нью-Йорк, осень 1960 года 4. "Khrushchev bangs his shoe on desk" 1. Сталин, Рузвельт, Черчилль, к счастью, не упустили золотой шанс Шесть десятилетий назад, 26 июня 1945 года, в американском городе Сан-Франциско на конференции Объединенных Наций был подписан Устав ООН. Родилась мощная международная организация, каковой в истории человечества ещё не было и быть не могло. Объединенные Ниции провозгласили в качестве своей основной цели "избавить грядущие поколения от бедствий войны". Был создан уникальный международный документ на все обозримые времена, на возможные повороты в международной ситуации.   По поручению советского руководства посол ССР в Вашингтоне А.Громыко от имени СССР поставил подпись под этим историческим Уставом. Если бы СССР, США, Англия вместе с другими союзниками и Государствами не пришли к согласию о создании ООН сразу же после Победы, то скорее всего такая организация вообще бы не была создана[?]. Это был золотой шанс, Сталин, Рузвельт и Черчилль его использовали. И. Сталину, Ф. Рузвельту и У. Черчиллю, при всех их расхождениях во взглядах на политическое послевоенное мироустройство, удалось преодолеть массу трудностей, прийти к договоренностям, каковые не просматривались даже в отчаянных фантазиях. Фантастическим результатом стало решение о том, что в новой Всемирной организации наряду с СССР её членами будут Украина и Белоруссия, входившие в Советский Союз в качестве союзных республик. Это все равно[?], что позвать в ООН, скажем, Калифорнию или Аляску, тоже состоявших в американском союзе. Стержневым вопросом дискуссий был принцип единогласия постоянных членов Совета Безопасности: трех держав-победительниц (СССР, США и Англии), а также Франции и Китая. Западники ни за что не хотели, чтобы Советский Союз получил право вето. Президент Ф.Рузвельт пригласил А.Громыко в Белый дом, чтобы обсудить эту проблему. Андрей Андреевич достойно представил советскую позицию. — Для отступления от этой позиции, — говорил он президенту, — у нас пространства нет, так же, как не было его у наших войск, сражавшихся в Сталинграде. Так говорили наши воины, знавшие, что отступать на восток от Волги дальше нельзя. Аргументация советского дипломата произвела нужное впечатление на Президента США. Окончательно вопрос о праве вето решила Крымская конференция руководителей СССР, США и Англии. Рузвельт внес там предложения, которые по своей формулировке в основном отвечали тому, на чем Советский Союз настаивал с самого начала. Два месяца продолжавшаяся в Сан-Франциско работа шла трудно, в острой полемике, но в конечном счете результативно. Немало споров было вокруг вопроса о том, где разместить штаб-квартиру новой международной организации. Многие страны, в том числе Англия и Франция, отдавали предпочтение Европе. После дебатов большинством голосов было принято американское предложение о размещении ООН в США. Но и после голосования прошло ещё много месяцев в спорах о конкретном местопребывании, на каком — восточном или западном — побережье, в каком городе разместится штаб-квартира. Окончательно этот вопрос был решен только на 1-й сессии Генеральной Ассамблеи, которая открылась в Лондоне в начале 1946 года с участием делегаций 51 Государства. Там и было решено, что штаб-квартира ООН будет размещаться в Нью-Йорке. За минувшие шесть десятилетий состоялось 60 сессий Генассамблеи ООН. Среди них были собрания разной значимости. Про самую высокую горную вершину говорят “summit”, “саммит” — пик несравненной высоты. Так же и в дипломатии. "Саммитами" называют сессии Генеральной Ассамблеи ООН, проводимые на уровне глав Государств и правительств, президентов и премьер-министров. В истории ООН их было немного, точнее сказать, включая 2005 год — четыре. Значение в международной жизни они сыграли огромное. Первый раз в Нью-Йорк съехались лидеры в 1960 году — на 15 сессию ГА ООН. Их увлек советский лидер Н.С. Хрущёв. Второй саммит состоялся в 1995 году по случаю 50—летия ООН. Затем мировые лидеры собрались на сессию Миллениума — Саммит тысячелетия в 2000 году. И вот 2005 год — 60-я годовщина создания ООН снова собрала саммит на юбилей Объединенных Наций. Каждый из них — событие грандиозное в мировой Политике, со своими особенностями и, можно сказать, прелестями. И, разумеется, со своим конкретным значением для развития обстановки в мире, регионах и странах. Автору этого повествования выпала редкая удача. Помимо того, что довелось, начиная с 1960 года, в составе советских и российских делегаций присутствовать на множестве регулярных сессий Генассамблеи ООН, посчастливилось побывать на всех состоявшихся саммитах на Ист-ривер, в том числе на громкой 15-й сессии с участием Н.С. Хрущёва. О поездке Никиты Сергеевича в Нью-Йорк пишу особо, надеюсь, читателю будет интересно узнать как бы из первых рук о том, что происходило на корабле "Балтика" и в Нью-Йорке осенью 1960 года. Ещё одна удача. Со времени создания ООН у руля Организации находились, чередуя друг друга, семь Генеральных секретарей ООН. Кроме первого — Трюгве Ли, судьба устроила мне возможность общения со всеми другими руководителями ООН. Более того, с Генеральными секретарями — Пересом де Куэльяром, Бутросом Бутросом Гали и Кофи Аннаном состоялись личные встречи и беседы. Их содержание частично публиковалось в журнале "Международная жизнь" и других изданиях. Об общении с лидерами ООН, о высказанных ими мыслях грех было не поделиться более обстоятельно с читателями, что я и пытаюсь сделать в предлагаемой книге. Итак, начнем с первого саммита, крестным отцом которого был Н.С. Хрущёв, рискнувший добиться до Нью-Йорка на скромном корабле "Балтика". 2. Хрущёв плывет вразумить Америку В послевоенную пору минувшего века 1960 год был предельно драматичным временем становления новой мировой системы Государств. На мировую арену после долгой освободительной борьбы вышли и надежно утвердились ещё недавние колонии и зависимые от Запада страны, сложившие "третий мир". Этот же год стал, может быть, самым громким, удачливым для советской внешней Политики и дипломатии. Обнаруживались шансы извлечь вполне реальный профицит из складывавшейся мировой ситуации, и прежде всего из тогдашнего своеобразия в советско-американских отношениях. Никита Сергеевич Хрущёв годом раньше триумфально проехал с визитом Соединенные Штаты от побережья до побережья. Президент Д.Эйзенхауэр называл его "my friend" — "мой друг". Советский лидер к американцу обращался с тем же. Тогда же, в 1959 году, Н.С. Хрущёв удачно выступил на 14-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН с программой всеобщего и полного разоружения. Настроение у большинства мировых лидеров было таково, что решено было взяться, хотя бы для успокоения публики, за обсуждение этой, в сущности, призрачной идеи. В марте 1960 года такое обсуждение началось в Женеве в Комитете десяти Государств по разоружению: пять западных и пять социалистических Государств. Провели ""пристрелку"" но до деловой дискуссии дело не дошло. 1 мая американцы запустили в советское небо злополучный самолет-разведчик У-2, который был сбит ракетой вблизи Свердловска. Самолет не рухнул наземь, а более-менее плавно спланировал так, что летчик Г.Пауэрс остался жив.   Но рухнули планы на продолжение диалога с Америкой. Хрущёв, как говорится, оседлал ситуацию. Он устроил тотальный прессинг на беднягу Эйзенхауэра, требуя, чтобы тот перед всем миром повинился за акт агрессии против СССР. Президент изо всех сил упрямился. Первой жертвой пал оказавшийся недолговечным Комитет десяти по разоружению, где мне молодому, но амбициозному дипломату, выпала честь участвовать. Нашей делегации во главе с заместителем министра иностранных дел СССР В.Зориным было дано указание паковать чемоданы и возвращаться в Москву. На ближайшем заседании мы хлопнули дверью и вместе с четырьмя другими делегациями соцстран вышли, как оказалось надолго, из VII зала женевского Дворца наций. В июне 1960 года предстояло совещание глав четырех великих держав в Париже. Договорились о встрече ещё раньше, до У-2. Теперь у Хрущёва были особые расчеты: в Париже он надеялся "дожать" своего недавнего "my friend" Эйзенхауэра. Про запас он готовил фантастический ход. На тот случай, если президент США по-прежнему будет отказываться взять на себя ответственность за шпионский полет У-2 в советское небо, Никита Сергеевич готовился выпустить на авансцену совещания в верхах пилота Пауэрса, про которого весь мир — и американское руководство включая — думал, что того нет в живых, что он погиб 1 мая. А вот нет. Пилота живым и здоровым планировали представить в Париже публике как потрясающий козырь виновности президента США. К глубокому сожалению для Никиты Сергеевича, этот козырь разыграть было не суждено. Накануне совещания, на одном из дипломатических приёмов в Москве, заместитель министра иностранных дел М. проговорился, кажется, индийскому дипломату о том, что американский пилот вовсе не погиб, а в полном здравии находится в распоряжении соответствующих советских органов. Эта весть прямым ходом пришла к американцам, те предприняли необходимые меры.   "Шоу" пришлось отменить Парижский саммит 1960 года практически не состоялся. Единственным его результатом была поездка маршала Малиновского, министра обороны СССР, вместе с Никитой Сергеевичем в одну французскую деревеньку, где в Первую мировую войну солдат Малиновский в составе Экспедиционного русского корпуса квартировался и где теперь он мило встретился со своей давнишней хозяйкой. Можно сказать, мир в большинстве своем был на стороне Хрущёва, американцы выглядели как плохие парни. К 1960 году политическая, военная и моральная сила этого человека и представляемого им Государства, союзного лагеря вокруг Москвы и обширного пространства дружественных Государств "третьего мира", была настолько велика, что всем было ясно, кто "царь горы". У Никиты Сергеевича после его прихода к власти, можно полагать, были искренние стремления наладить нормальные и равноправные отношения с Америкой и возглавляемым ею западным блоком. Он предпринял беспрецедентное движение навстречу Вашингтону, участвовал в кардинальных переговорах и совещаниях с западниками. Между тем военная сила у него была непомерная. В Советском Союзе впервые в мире была создана межконтинентальная баллистическая ракета. В космос взлетел первый советский спутник. А вскоре советский гражданин Юрий Алексеевич Гагарин стал первым космонавтом в мире. Доказывая свою приверженность разрядке, Хрущёв пошел на заключение с Австрией Государственного договора, сделавшего эту страну независимой, хотя до того времени половина австрийских земель была советской зоной наподобие ГДР. Раздавал советские земли — Китаю, Финляндии, даже Украине ни за что ни про что отдал Крым. За эту баснословную плату Хрущёв хотел одного: чтобы Запад признал восточный блок равноправным партнером в мировых делах. С такими настроениями 9 сентября 1960 года он поднялся на борт корабля "Балтика". Это была фантастическая идея — плыть на сессию через океан. И не одному, а вместе с делегациями соцстран, — главы которых откликнулись на экстравагантный и, можно сказать, рискованный призыв морского лидера. Начать с того, что, поскольку идея вплавь добираться до американских берегов пришла в последний момент, в наличии в зоне Балтийского моря оказался лишь один более-менее подходящий для дальних рейсов корабль "Балтика", всего лишь пару недель назад вернувшийся в Ленинград из рейса в Лондон. Милый, уютный корабль, но довольно старый и отнюдь не идеальный для дальних морских круизов. Корабль построили в Амстердаме ещё до войны. Сделали со вкусом, надежно для тех времен. Государственный флаг СССР был поднят 1 мая 1940 года. Все хорошо для путешествий близких и средних дальностей, но пусть через океан всегда связан с риском. "Титаник" не дает забыть об этом. Сентябрь не гарантировал ровной погоды и спокойного моря, к тому же нужно было дважды пересекать — миновав Англию, и второй раз — не доходя до американских берегов — течение Гольфстрим с неизбежными для него штормами. За подготовку корабля к "историческому рейсу" взялись, отложив в сторону все другие заботы. Работы шли в ленинградском порту. Для главного гостя готовили каюту "А" по правому борту главной палубы. Каюта отличная, из нескольких комнат, стены обшиты дорогим деревом. Все как надо. Но кому-то подумалось, что деревянные панели стен на ходу будут поскрипывать и это, конечно же, не понравится пассажиру, будет его раздражать. Что делать? Решили переместить гостя в каюту "Б" по левому борту, там, вроде, скрипа не было. Но как же самого главного пассажира поселишь в каюту "Б", вторую по счету? Один из умников предложил поменять таблички на дверях, так и сделали. На каюту "Б" прикрепили табличку "А". Вздохнули с облегчением. Но тут вмешалась другая идея. В ту пору в моду стала входить пластиковая обшивка. Это считалось шиком, криком моды. Без раздумья быстренько бывшую каюту "А" обшили пластиковыми панелями, получилось вроде ничего, но по сравнению с красным деревом выглядело это, конечно, по-сиротски. Над этим раздумывать не стали, и табличку "А" снова вернули на старое место. Трюмы загружали всем, что было необходимо для дальнего рейса, и даже сверх того. Особое внимание уделили бару, где грандиозно хозяйствовал старый, прошедший многие морские и житейские шквалы Соломон Михайлович. Водки, вина, виски, джина — всего было в достатке. Здесь же позднее от бармена услышали подходящий к случаю анекдот. "В порт входит корабль с названием на борту "Балтика". Маленький мальчик, гуляющий с представительной дамой, спрашивает: — Что это за "Балтика"? — Не припоминаю что-то, дорогой… На помощь приходит оказавшийся здесь старый еврей: — Мадам, это же "Вячеслав Молотов". Это и был первоначально, с амстердамских стапелей — "Вячеслав Молотов". Переименовали корабль в "Балтику" в 1957 году, когда Никита Сергеевич разгромил антипартийную группировку во главе с Вячеславом Михайловичем. К назначенныому сроку "Балтика" была готова к приёму пассажиров у причала порта Балтийск в Калининградской области.   Туда корабль и перегнали из Ленинграда 9 сентября из московского аэропорта Внуково передовой самолет Ту-104 в 15.30, за полчала до основного самолета, стартовал курсом на Калининград. По высшему велению я был взят в делегацию, определен в пресс-группу. Учитывая высоты, которые занимали основные её участники — знатоки кремлевской технологии, в группе нужен был кто-то вроде попроще, позаметнее. Моя роль была для меня совершенно ясной — чем-то вроде "подносчика патронов", составителя первоначальных текстов, которые вышестоящим товарищам надлежало "доводить до ума", прежде чем подать их на рассмотрение шефа. Так и было первые дни. Вскоре положение стало меняться. За равного, конечно, меня считать не могли, но за своего принимали. Формального руководителя пресс-группы не было, посчитали, что, как в таких случаях бывает, лидер определится сам по ходу дела. Он определился ещё до дела. Лидером "де-факто", конечно же, был Алексей Иванович Аджубей — главный редактор "Известий" и зять Никиты Сергеевича. Но там были люди и поглавнее его. Плыл в Нью-Йорк главный редактор "Правды" П.А. Сатюков, который "де-юре" был выше всех. Кадровый партиец, звезд с неба не хватал, но был олицетворением организованности и надежности. Суховат, если не скучноват. Ходила версия, что Хрущёв из-за этого не был особенно охоч брать его с собой в поездки, но приходилось, чтобы им прикрывать обязательное присутствие в делегации своего зятя из "Известий". Впрочем, погоды Павел Алексеевич не портил, бывал полезен. Авторитетом в пресс-группе был чудесный человек, Дмитрий Петрович Горюнов — генеральный директор ТАСС. Раздольный русский, с юмором и комсомольским задором, с состраданием к людям. В конце своей карьеры не миновал дипломатической службы, работал послом в Кении и Марокко. Крепко знал свое дело заведующий отделом печати МИД СССР М.А. Харламов, позже возглавивший Радиокомитет. Сюда примыкали, хотя формально в группу не входили, А.М. Александров, впоследствии незаменимый советник Л.И. Брежнева а также помощники Н.С. Хрущёва. В своем дневнике я записал, что в Калининград прилетели за 11 минут до посадки самолета Хрущёва. До Балтийска ехали автобусом. Путь был весьма любопытный. Сам Калининград, в котором остались ещё следы Кёнигсберга, Пруссии, Второй мировой войны. Сельская местность, которая довольно отличалась от российской. По всему 50-километровому пути стояли люди, готовые приветствовать Хрущёва. На "Балтике" меня посадили в каюту №50 второго класса. Со мной был один высший дипломат из МИД и совсем незнакомый представитель Украины. И не дипломат, и не Политик, но ладно, потом разберемся. Позднее его фамилия стала довольно известной. Начался съезд пассажиров. Первым к трапу подъехал кортеж делегации Украины. Тучный Н.В.Подгорный, первый секретарь ЦК КПУ, не очень-то проворно поднялся по трапу. Для его белорусского коллеги, юношеского вида человека, К.Т. Мазурова подъем проблемой не был. Вскоре подъехала открытая машина с Хрущёвым. Министр морского флота В.Бакаев отдал рапорт: "Балтика" готова к выходу в море! Никита Сергеевич поздоровался с министром и весьма бодро поднялся по трапу. Наверху его встретил капитан П.Майоров и в свою очередь отрапортовал о готовности к рейсу. Настал момент расставания. Как и положено, оно было ритуально отработано. На площадь причала съехались несколько тысяч людей с плакатами, лозунгами, портретами лидера. Коллеги Хрущёва из других Государств деликатно оставили у перил верхней палубы его одного со своим народом. Никиту Сергеевича подвели к микрофону. Речь его была краткой и энергичной. Люди были улыбчивые, скандировали пожелания доброго пути, "семи футов под килем" и все такое прочее, что положено при морских прощаниях. Хрущёву доверяли, с ним связывали надежды на лучшее, первые ростки которого стали зримо проявляться в последние два-три года его единоличного правления. Стрелки на часах показывали 19.30, 9 сентября 1960 года, когда "Балтика" двинулась в путь. Двигатель стал набирать узлы, берег неотвратимо уходил вдаль. Капитан поставил ручку телеграфа на "полный вперед". На табло появилась первая сводка рейса: температура воздуха — 18 градусов, воды — 16, сила ветра — три балла, скорость — 21 узел. "Балтика" вышла в открытое море. Лишь два эсминца сопровождения напоминали о связи с берегом. Никита Сергеевич долго стоял один. Никто к нему не подходил, никто не беспокоил. Весь он был погружен в мысли. Внешне уверенности, даже самоуверенности, в нём хватало на десятерых. Но какие мысли одолевали его сейчас — об этом он мог знать только один. Отправился в плавание через океан, чтобы вразумить Америку. Он честно хотел сотрудничества и мирного сосуществования с этой страной, разоружения, снижения военной опасности. В Белом доме должны же были понять эти его настроения ещё в ходе прошлогоднего визита в Америку. Но что-то с той стороны тормозилось, больше того, американцы делали совсем плохие вещи. Сейчас, сохраняя добрые настроения, можно было дополнительно поднажать на них. В этом он был не один. На борт "Балтики" приходили скорые сообщения о том, что множество глав других Государств поддержали пример советского руководителя и готовятся лично принять участие в 15-й сессии. Особое оживление эта возможность вызвала в странах "третьего мира". Они должны стать хорошими союзниками в Нью-Йорке. Рейс займет дней десять, так что времени достаточно, чтобы отработать уже готовые документы, продумать стратегию и тактику, посмотреть, удастся ли найти новые идеи. Через пару часов, немного отдохнув, Никита Сергеевич встретился со своими соратниками из соцстран. Они гуляли по верхней палубе, обсуждали дела, отрываясь от этого занятия, чтобы полюбоваться красотами морской стихии. Хрущёв демонстрировал особое расположение к венгерскому лидеру Яношу Кадару. После драматических событий 1956 года в Венгрии прошло лишь несколько лет, и тот нуждался в поддержке. На прогулках по палубе, в кино, в ресторане Никита Сергеевич всегда был с венгром. Янош Кадар держался скромно, производил впечатление достойного человека, на плечи которого судьба возложила тяжкий крест. Румын Г.Георгиу-Деж не то чтобы держался особняком, но старался избегать участия в корпоративных демонстрациях дружбы и солидарности вождей соцлагеря. Со стороны видно было, что проще всего Никите Сергеевичу с Тодором Живковым. Болгария традиционно была близка России, с болгарами — давние узы благорасположения, православия и партийной близости: как— никак идеи коммунизма в Болгарию привез из России студент университета Санкт-петербурга болгарин Димитр Благоев, который ещё в 1883 году основал там социал-демократическую группу. Тодор Живков находился у кормила власти с 1954 года и чувствовал себя уверенно. Пробыл он в лидерах ещё долгие годы, до конца 1980-х годов, когда исторический излом изменил обстановку и в Советском Союзе, и в социалистических странах. Первый день плавания пришелся на национальный праздник Болгарии — годовщину сентябрьской революции 1944 года. За ужином Никита Сергеевич пригласил за свой стол Тодора Живкова. С расстояния было видно, что ужин прошел успешно, весело. Они что-то рассказывали, смеялись, особенно был слышен заливистый болгарский смех. Тодор Живков, как говорят в Болгарии, был "воздержателем" Никита Сергеевич тоже был, в принципе, непьющим. Но чего не сделаешь ради дружбы. Так что они выпили красного вина, а потом ещё болгарской ракии. Начало плавания на "Балтике" было сказочным. Помните, у А.С.Пушкина в "Сказке о царе Салтане"? Ветер по морю гуляет И кораблик подгоняет; Он бежит себе в волнах На раздутых парусах, Корабельщики дивятся, На кораблике толпятся… И у нас был славный ветерок, мягкие волны, подгонявшие корабль. На палубе толпились люди, а среди них, как царь Салтан, — Никита Сергеевич. Увлекся наш царь "шафтболом" — корабельная игра, популярная на пассажирских лайнерах. На палубе расчерчивается большой квадрат, который, в свою очередь, разделяется на пронумерованные клетки небольшого размера. С расстояния игроки длинными клюшками толкают деревянные плоские шайбы. Смысл игры нехитрый. Кто своей шайбой угодит в квадрат с цифрой побольше и в сумме наберет число, превосходящее результат соперника, — тот и победитель. Для соперников Хрущёва задача была непроста. Победить его и в голове ни у кого не было. Но если вдруг игра у тебя пошла? На глазах у окружающей публики толкнуть шайбу сознательно сильнее, чем надо, так, чтобы она перелетела квадрат, — нельзя, слишком уж твои намерения будут шиты белыми нитками. Толкнуть тише — ещё хуже, услышишь возгласы: "Слабак!". Но выигрывать у Никиты Сергеевича лучше не надо. Человек он азартный во всем, в том числе и в такой безобидной игре. Сыграв три матча, Никита Сергеевич доказал свое превосходство, соперники были повержены, а победителю в качестве приза была вручена победная шайба. Хрущёв был доволен. "Вернусь домой, у себя на даче обязательно устрою площадку такого "шафтбола", — пообещал он. Людям рангом, схожим с моим, было сказано, чтобы на верхней палубе особенно "не светится", морским воздухом можно дышать и на кормовой палубе. Этим мы с удовольствием воспользовались, и вскоре человек 10-12, в основном сотрудники МИД, собрались на корме. В центре события был, естественно, Виктор Суходрев, блестящий переводчик, который сопровождал Никиту Сергеевича и переводил ему во время визита в США в предыдущем, 1959 году. Он-то и стал причиной того, что порядок распределения прогулочной площади по титулам был вскоре нарушен. К нашей неожиданности на корчме появился Хрущёв и несколько человек с ним. — А, вот ты, Виктор, где хоронишься! Уединенное местечко выбрали. Нечего от народа скрывать. Это было как сигнал к снятию ограничений на дорожное движение. В любом случае логика небольшого замкнутого пространства неизбежно привела бы к тому, что все пассажиры должны были бы перемешиваться, общаться, быть вместе. Как выяснилось уже к вечеру, это особенно требовалось Николаю Викторовичу Подгорному, заядлому игроку в домино, которому нужны были новые и новые партнеры. Таковых он рассчитывать рекрутировать среди нас. (Замечу, что через пару вечеров, когда наступило определенное сближение среди пассажиров различных уровней, партнер Николая Викторовича из наших вдребезги разругался с ним, и тот повинился за то, что выложил не те костяшки). Легендарные слова: "Из всех видов искусства для нас важнейшим является кино" на "Балтике" — оправдались в полную меру. После ужина в кинозале собирались все — и вожди, и не вожди. Никита Сергеевич садился в передних рядах по центру. Остальные группировались вокруг него. В кинозале удобнее всего было присмотреться к руководителям, понаблюдать за их мимикой, привычками. На первый сеанс Н.Хрущёв вошел с возгласом: "Ну, где здесь кино показывают?". Не дожидаясь ответа, обратился к Кадару: "Садись, товарищ Кадар, насилу удержал места для нас". Премьерный киновечер в "Балтике" прошел для Никиты Сергеевича на ура. Готовясь к рейсу, в трюм корабля загрузили массу коробок с кинолентами новых фильмов, с киножурналами "Новости дня", некоторые из которых были датированы уже октябрем и ноябрем. Упустили из виду одну мелочь — не взяли в плавание киномеханика. Когда это выяснилось, в экипаже началась паника, в конце концов к кинопроекту поставили подвернувшегося под горячую руку радиста, на заклинания которого, что этого он, мол, не умеет, было резко сказано: если честь дорога — сумеешь. Радист сумел только "Новости дня" и первые минуты фильма. В тот вечер показывали "Пиковую даму". Надо же случиться: исчез звук. Зрители терпеливо смотрели вглухую. Когда звук, появившись, пропал снова, за дело взялся Никита Сергеевич. Хрущёв показывал себя отменным знатоком и интерпретатором пушкинской классики. Он живо комментировал происходящее на киноэкране, перемежая Пушкина с воспоминаниями из личной жизни. Упомянул о том, как однажды в институтские годы карта "пиковой дамы" здорово подвела его в игре с сотоварищами — студентами. Звук появлялся, исчезал. Хрущёв неутомимо рассказывал. Под конец фильма звук исчез вовсе. Здесь Никита Сергеевич поставил точку в своем репортаже: "Ну, все, конец. Герман себя застрелил. Мы с товарищем Кадаром пошли пить чай. Приглашаю и всех остальных". Всю ночь и последующий день лучшие умы команды бились над проблемой восстановления звука. Вроде бы удалось. Во всяком случае, когда в следующий вечер Никита Сергеевич со товарищи и вся прочая публика собрались в кинозале, поначалу шел журнал, посвященный сельскому хозяйству. Шел с нормальным звуковым оформлением. Но потом опять что-то случилось, звук снова исчез. Тут-то Никита Сергеевич оживился ещё более. Сюжет сельского хозяйства был близок его сердцу, и комментарии полились свободно, от души. Когда киносоло Хрущёва кончилось, зал взорвался аплодисментами, и это был искренний восторг. Со звуком в конце концов управились. Фильмы смотрели, но не с таким интересом, как это было с хрущевским комментариём. Оживление возродилось на фильме "Наследники" производства Киевской киностудии имени А.П. Довженко. Эта украинская кинокомпания никогда не отличалась качеством, а в случае с этим фильмом — она превзошла себя. Сюжет сводился к показу трех друзей, молодых строителей коммунизма, образцовых во всем: в работе, учебе, любви. Хрущёв не упустил шанса прокомментировать это занудство на экране. Когда фильм все-таки подошел к концу и в зале воцарилось ожидающее молчание, Никита Сергеевич встал и сказал: "Ну, и ладно, пошли на палубу, просвежиться. А Подгорный пусть останется и смотрит этот фильм ещё раз". В первый день плавания на "Балтику" пришло сообщение о том, что правительство США ограничило зону передвижения советской делегации, включая, разумеется, и её главу, радиусом в 25 миль с отчетом от площади Колумба в Нью-Йорке. В отведенной зоне особенно не разъездишься и не разгуляешься. Доложили об этом Н.С. Хрущёву. Тот стоял на палубе, опершись на перила, с ним было несколько человек, включая Н. Подгорного. Собственно говоря, формально американцы в этом своем иезуитстве ничего нового не изобрели. И до сего времени зона передвижения советских дипломатов была ограничена этим расстоянием. Для того чтобы по служебным делам сотрудникам Представительства ООН в Нью-Йорке, скажем, нужно было поехать в советское посольство в Вашингтоне, за пару суток приходилось слать прошение в Госдепартамент и ждать разрешения. В отношении Хрущёва это был, конечно, преднамеренный шаг, одно из первых действий дискриминационного порядка, которых потом оказалось немало. Никита Сергеевич, выслушав информацию, не только не был обеспокоен, напротив, она даже его как-то взбодрила, дала возможность отпустить очередную шуточку по адресу "май фрэнда" из Белого дома. "Скажите им, — начал он, расплываясь в сардонической улыбке, — что пусть не беспокоятся. Ехать к ним в Вашингтон мы не собираемся. Это они приедут к нам в Нью-Йорк. Передайте им также, что нарушать их предписание, хотя и не очень умное, мы тоже не намерены. Это у них привычки ездить и летать без приглашения туда, куда не надо". Это был намек на полет американского У-2, который был сбит ракетой над Свердловском. Окружающие понимающе закивали головами. "Так что, Николай Викторович, — заключил Хрущёв свой комментарий, обращаясь почему-то к Н. Подгорному, — в Америке подышать тебе вольготно не дадут, используй случай здесь, на корабле, наслаждайся свежим морским воздухом. Вон вокруг красота-то какая". Все инстинктивно стали вглядываться в морскую ширь и светлую даль. Вокруг все действительно было чудесно. Палубная жизнь на "Балтике" свела меня с несколькими людьми, к счастью, преимущественно хорошими или очень хорошими. Специально сдруживаться с ними на корабле не пришлось, малые пространства, постоянные встречи то на палубе, то в столовой, то в кино, не говоря уже о рабочих делах, соединяют людей само собой. Со многими мы стали друзьями, с некоторыми из них — друзьями на всю жизнь. Мою и их. Замечательный человек Евгений Литошко, заведующий американским отделом в газете "Правда". Статный красавец с пышной седой шевелюрой. Всеобщий любимец, человек, у которого жизнь под конец сложилась как-то бестолково и трагически. С ним легко было и работать, и коротать время. На "Балтике" и потом на суше вместе написали несколько материалов, в том числе большую заключительную статью по итогам визита Хрущёва. И после поездки в Нью-Йорк мы с ним часто общались в Москве, время от времени от него исходили просьбы написать что-нибудь в "Правду" по дипломатическим делам. Выполнять эти его просьбы для меня было удовольствием. Молодой приветливый Тимур Тимофеев появился на "Балтике" каким-то образом, непонятным, по крайней мере, для меня. Был он в ту пору заместителем директора Института мировой экономики и международных отношений. Но мало ли было замов, ректоров, деканов, их же не приглашали на "Балтику". А Тимура Тимофеевича пригласили. Он был энергичный, остроумный, компанейский парень. Особенно благоговел к нему украинский лидер Николай Викторович Подгорный. Нашел в ученом что-то притягательное, более всего в мастерстве играть в домино, из-за чего чуть ли не каждый вечер украинский лидер посылал за Тимуром, не начинал "забивать козла", пока тот не садился за стол с ним в паре. Смотреть со стороны на них было забавно. Когда оба входили в азарт, то Тимур, распаляясь, не смущался в выборе словесных оценок игры своего партнера. Тот мужественно переносил упреки. Однажды вечером мы бродили с Тимуром по палубе, время от времени заходили в бар к Соломону Михайловичу. Тимур решился открыться своему новому другу. — Ты знаешь, Борис, зачем меня везут в Нью-Йорк? Я был несколько ошарашен. Кто везет, зачем? Тимур не очень веселым голосом продолжал: — Там у меня отец в очень плохом состоянии. Так что, видимо, плыву я, чтобы попрощаться с ним. — Тимур, ты позволишь спросить, кто твой отец?" — произнес я неуверенно. — Папа мой — Юджин Деннис. Это был генеральный секретарь Компартии США. На время примолкли. Походили по палубе, потом разговорились снова. Позднее, в один из дней пребывания в Нью-Йорке, к Хрущёву в представительство СССР приехал Ю. Деннис. Никита Сергеевич и Тимур встретили его внизу, поднялись на второй этаж в кабинет. Это была первая встреча отца и сына за долгие годы разлуки. Юджин Деннис был известным лидером и обаятельной личностью. На американской почве идеи коммунизма особых всходов никогда не давали. Но в годы Второй мировой войны, антифашистской борьбы голос Компартии и её лидера был слышен. На второй день плавания "Балтика" проходила вдоль берегов Дании. Капитан постарался проложить курс поближе к легендарному замку Эльсинор, где века назад разыгралась трагедия Гамлета. По кораблю, как общий вздох путников, пронеслось приглушенное: Быть или не быть? Вот в чем вопрос. Ещё до начала визита на имя Хрущёва пришло несколько просьб об интервью в основном от американских газет и телекомпаний. Решилась попытать удачи и английская "Дейли экспресс". На неё и пал выбор. Курс "Балтики" пролегал мимо Британских островов, и было разумно обратиться сперва к англичанам. Последовала команда подготовить текст ответов Собрались в каюте у Д. Горюнова, условились, кто какую часть берет на себя, принялись за дело. Мне выпала проблема разоружения, вспомнили, что совсем недавно я вернулся из Женевы, где работал в Комитете десяти по разоружению. Дело было несложное. Через пару часов все части были сложены в стопку, Д. Горюнов уединился и постарался свести все в один приличный текст. Закончив, дал посмотреть нам свое творение. Показалось, что труд вполне удался. Наутро узнали, что были слишком высокого мнения о своем творчестве. Сначала текст прошел через А. Аджубея и П. Сатюкова, надо — не надо, но от ритуала не уйдешь. Никита Сергеевич уже совсем поздним вечером занялся передиктовкой. Объем увеличился вдвое, но зато ответы получились энергичные, в хрущевском стиле. Правда, удаленные от того, о чем его спрашивали англичане, но привлекательные. Таков был его стиль работы, такова была технология подготовки его текстов, которые предназначались для прессы. Первым делом Хрущёв отчитал американские власти за запрет ему выезжать за пределы Манхэттена. Хотя чувства его бурлили, Никита Сергеевич сделал это достаточно элегантно, позволив себе лишь заметить, что Вашингтон оставил сам себя в дураках. Страсть вылилась на вопросе о Конго. Тогда был самый разгар драмы этой страны и её лидера. Разделав колонизаторов под орех, Никита Сергеевич грудью своей прикрыл и Патриса Лумумбу: "Если Лумумба — коммунист, то тогда Хрущёв — католик". Материал был направлен англичанам, опубликован в "Дейли экспресс". И, разумеется, разослан по линии ТАСС по всему миру. В "Правде" хрущевское послание было опубликовано 14 сентября от первой буквы до последней. До Британских островов было ещё несколько миль, но английское присутствие было зримо. К "Балтике" льнуло все больше моторных катеров, яхт, суденышек. В воздухе над кораблем пролетали, в большинстве своем приветственно помахивая крыльями, небольшие самолеты. Восторг пассажиров вызвал вертолет. Был он окрашен в яркий цвет. На борту большими буквами: "ПРАВДА". Дверца была отодвинута, на пороге сидели девушка и парень, свесив ноги вниз. Парень с могучим фотоаппаратом, а девушка с обаятельной улыбкой на красивом лице. Вертолет буквально повис над палубой. Девушка вовсю что-то кричала, размахивала руками. Никита Сергеевич был на палубе. Каждый из окружающих пытался жестами привлечь его внимание к этой паре в воздухе. Тем сверху было нетрудно определить, где босс. Хрущёв снял шляпу, стал ею размахивать, приветствуя вертолет. Девушка от восторга чуть ли не вскочила, да ремни безопасности удержали, закричала, ещё сильнее заболтала ногами. В общем, восторг был неземной, поднебесный. Вскоре наступил момент прощания с двумя нашими эсминцами, которые сопровождали "Балтику". Они дали прощальный салют, развернулись и легли на обратный курс, к берегам Родины. "Балтика" осталась в морских просторах одна. Это был удачный день. Даже кинофильм вечером шел с нормальным звуком. Когда проснулись следующим утром, оказалось, что "Балтика", миновав Британские острова, вышла в океан и попала в штормовую зону. Начались настоящие испытания. Вот тогда-то и выяснилось, что миниатюрный корабль вовсе не для океанских путешествий. Солидные волны накатывались, корабль бросало то вверх, то вниз. Небо было свинцовое. Куда, куда вы удалились, златые дни Балтийского моря? На палубе было не так многолюдно, как в спокойные дни, но все же народу хватало. Многими был серьезно воспринят совет помощника капитана по пассажирской части, опытного морского волка: в шторм не забывать о средствах противодействия. Что это за средства, гадать не приходилось. Находились они, конечно же, в баре. Посещения его заметно участились. Было ещё одно удивление, это сам Хрущёв. Шторм его не брал. Никита Сергеевич часто сидел в кресле на самой верхней палубе. За бортом бушевали волны, свистел ветер, а он сидел и работал с документами. На нём был плащ с поднятым воротником, неизменная шляпа, надвинутая почти на глаза. Время от времени к нему поднимался помощник Владимир Семенович Лебедев, который приносил очередную папку документов, забирая прочитанные. Это был хороший человек с добрым отношением к другим, как сейчас говорят, "workaholic". У него было свое хобби — фотографирование, и это он делал мастерски. Его фотографии с "Балтики" обошли весь мир. На "Балтике" Н.С. Хрущёв а приходилось видеть чуть ли не каждодневно. И вблизи, и на расстоянии, и на палубе, и в кинозале. Тут уж никуда не деться, на маленьком пространстве не разойтись. В рабочей встрече с ним участвовал лишь единожды, ближе к концу плавания. Никита Сергеевич собрал у себя в каюте человек десять. Как было сказано, для обсуждения по наитию знал свое место, впереди расположились А. Громыко, Н. Подгорный, К. Мазуров и далее П. Сатюков, А. Аджубей, Д. Горюнов, М. Харламов. Присутствовал В. Лебедев. С краешку нашлось место для меня. Из соседней комнаты вышел Никита Сергеевич, и под ровный шум Атлантики совещание началось. Никита Сергеевич сказал, что предстоит в Нью-Йорке нечто большее, чем ординарное участие в сессии ООН. Это, по существу, программа внешнеполитической активности Советского Союза на ближайшее время. Её нужно внимательно проанализировать и действовать в соответствии с основными положениями. Не будем, вернувшись, проводить Пленум ЦК, проведем крупное собрание, митинг трудящихся, на котором будут подчеркнуты задачи в области внешней Политики. Доклад, продолжал он, получился хороший, обстоятельный. Кто хочет сделать лучше — пожалуйста. Присутствующие дружно заговорили: нет, нет, доклад превосходный. Хрущёв стал говорить, что обстановка в Нью-Йорке будет сложная. Это не то, что было в прошлом году, улыбок не будет. В Белом доме нервничают. Есть информация, что Президент Эйзенхауэр колеблется, вступать ли в ООН, вместо себя он хочет выпустить на трибуну госсекретаря Гертера. "По-английски его фамилия звучит Хертер", — сказал кто-то из рядов. "Ну, Хертер, так Хертер", — заметил Хрущёв. Крупным газетам, телекомпаниям Эй-би-си, Эн-би-си и Си-би-эс, говорил он, даны рекомендации: поменьше передач, информации о советской делегации. Мы будем действовать так, что блокаду прорвем. Не сумеют они замолчать нашу Правду. Позднее, когда начались заседания 15-й сессии, стало ясно, что имел в виду Н. Хрущёв, как задумал он действовать: с напором, если надо, даже шокирующе. Так он действовал день ото дня, не сбавляя темпа. Вся наша пресса, радио, телевидение, особенно те журналисты, которые находятся в Нью-Йорке и приехали туда, заметил Хрущёв, должны активно и остро освещать все происходящее на сессии, инициатива должна быть в наших руках. Наказ был получен За день до прибытия в Нью-Йорк "Балтика" стала сбавлять ход. Часа в два дня корабль вообще остановился. Вскоре выяснилось почему. Виною оказался трудовой энтузиазм экипажа корабля. По случаю великой чести, оказанной "Балтике", встали на вахту коммунистического труда. Вместо положенных 17-18 узлов двигатель так разогнали, что график остался позади. Кочегарили, пока не обнаружилось, что корабль при взятой скорости мог врезаться в американский берег, где его никто не ждал, за сутки до запланированного срока. Делать было нечего, "Балтика" легла в дрейф. Чтобы убить время и сделать видимость, что, дескать, так оно и планировалось, спустили люльки с матросами и стали красить оба борта белой краской. Пошла уборка на палубах, в коридорах, в каютах. Словом, использовали все резервы. Отстояв в засаде, тронулись. Ближе к вечеру раздался возглас: "Смотрите! Перископ!". По правому борту действительно виднелся быстродвижущийся перископ и за ним пенистый бурун. Потом, уже не таясь, из воды показалась огромная черная подводная лодка. Совсем неподалеку. Подлодка не спеша пересекла наш курс и вновь ушла под воду. 13 октября, выступая в ООН, Никита Сергеевич не упустил случая, чтобы вспомнить об этом: "Над нашим кораблем проносились американские самолеты. Мало этого…я увидел, что по курсу корабля, которым мы следовали, идет подводная лодка…Зачем же эта новая провокация? Хотите нас запугать? Но мы не из пугливых. Вы хотели, может быть, послать ко дну корабль, на котором я следовал? Пожалуйста, я пойду ко дну, но за собой и вас потяну, так вы и знайте!". 19 сентября часов в 6 утра я вышел на палубу. Н. Хрущёв по своему обычаю был уже там. Над кораблем кружило шесть полицейских вертолетов. Стали подходить моторки и прочие суденышки. Оставшиеся до Нью-Йорка мили так и плыли. Сопровождение было отнюдь не гостеприимным. Люди что-то скандировали, держали в руках плакаты с советом убираться домой, выкрикивали разные гадости, в основном на венгерском и польском языках. Правда, полицейские катера не подпускали их, держали на должном расстоянии от "Балтики". Погода была, как говорится, не приведи господи. Моросил нудный мелкий дождь. Огромный город смутно виднелся в тумане К Н. Хрущёву подошли Я. Кадар и Н. Подгорный. Я, прихватив свой фотоаппарат "ФЭД" — такой сейчас увидишь только в музее, — сделал несколько снимков. Вдали виднелась огромная статуя Свободы. Миновав её, "Балтика", лидируемая двумя полицейскими катерами, шла к пирсу 73, куда кораблю надлежало пришвартоваться. Появился обеспокоенный капитан "Балтики" П. Майоров. Из его слов следовало, что на причале не будет швартовщиков, и все придется делать матросам самим. Испытания для "Балтики" продолжались. Спустили шлюпку с пятью матросами, которые должны были быстренько домчаться до причала и встретить там корабль. Матросы гляделись молодцами в новенькой форме, в красивых фуражках. Шлюпка отвалила от левого борта и ходко прошла метров тридцать. Тут-то и началось. Мотор стал барахлить и вскоре заглох. А до берега ещё несколько сот метров. "Балтика" медленно обогнала застывшую шлюпку с неудачниками. "Весла на воду!" — скомандовал старший на шлюпке. Но куда там. Корабль догнать уже было невозможно. Но тут произошло маленькое чудо. Двигатель снова затарахтел, лодка рванулась вперед, матросы вовремя были на причале. Оказалось, в суете забыли включить бензокран. Причал 73, предназначенный для "Балтики", являл собой ужасное зрелище. Старое, полуразвалившееся сооружение, практически без крыши. Американцев загодя просили предложить что-нибудь мало-мальски подходящее, они наотрез отказались. Бубнили невнятное, что эти катакомбы, мол, лучше всего отвечают интересам безопасности высокого гостя, поскольку находятся на близком расстоянии от ООН. В 9.24 утра корабль причалил к берегу. Н. Хрущёв, а затем Т. Живков, Г. Георгиу-Деж, Я. Кадар спустились по трапу, прошли к микрофонам по красной дорожке, привезенной из представительства. На пирсе встречали Президент Чехословакии А. Новотный и польский лидер В. Гомулка, прилетевшие в Нью-Йорк самолетом. Официальных американских — никого. Подбежали наши детишки, вручили цветы. Из видных американцев был только банкир Сайрус Итон, популярный в СССР. Пирс вместил 150 встречающихся и 200 полицейских. Под осенним дождем Н. Хрущёв выступил на нью-йоркской земле с первым заявлением. Достаточно спокойным и взвешенным. Сказал, что приветствует решение Президента Эйзенхауэра участвовать в работе Генеральной Ассамблеи, если речь идет о действительно конструктивном участии. Напомнил о своем хорошем впечатлении от прошлогоднего визита в США. Свои весьма короткие заявления сделали главы делегаций Болгарии, Венгрии, Румынии. Наших корреспондентов отодвинули в левую сторону, полиция и ФБР встали так, что корреспонденты своими фотокамерами могли разве что только в их спины. Генерал Н. Захаров, начальник Управления КГБ, попытался было разобраться с американцами, говорил, что "это саботаж", но те и его отодвинули в сторону. Помогла стихия. Вместо крыши кое-где была натянута синтетическая пленка. Дождь лил беспрерывно, и огромная масса скопившейся наверху воды только и ждала, чтобы рухнуть наземь. Она и рухнула. Водопад Ниагары на время переместился сюда, на 25-ю стрит Нью-Йорка. Водомет получился исключительно прицельным. Полицейских смыло. Защелкали фотоаппараты, застрекотали камеры наших корреспондентов. В образовавшееся пространство со своим "ФЭДом" я прошел к ним, встал прямо перед Хрущёвым, произносившим речь, сделал несколько снимков. Уцелевший полицейский как-то без охоты спросил, из какой я газеты. В голову пришло ответить: "free lance", свободный журналист. Это сработало, вопросов больше не последовало. В 10.25 по нью-йоркскому времени все было закончено, кроме дождя. Хрущёва усадили в новенький, 1960 года, лимузин "кадиллак флитвуд" и уехали с мрачного пирса 73 в представительство СССР на Парк-авеню, 680, которому на ближайшие дни надлежало быть резиденцией советского лидера. За ним рванулась кавалькада американской охраны. Это было голливудское зрелище, я имею в виду американских охранников той поры. Все они были в обязательных шляпах и обязательных костюмах одного покроя. Часть машин была с открытым верхом, телохранители сидели кто на сиденьях, а кто прямо на бортах автомобилей, свесив ноги вниз. Ревели наперебой сирены. Мигали огни разных цветов. Посмотреть на них, то подумаешь, что это была больше игра, чем сложная, без промаха работа. Двинулись по своим резиденциям другие лидеры. Т. Живков пожелал сразу же посмотреть город, начиная со статуи Свободы, которую он не разглядел из-за тумана с борта "Балтики". Болгары катались пару часов на девяти автомашинах, включая полицейские. В даунтауне — Нижнем Манхэттене, — грязноватость которого усиливалась подлым дождем, проскочили поворот к статуе. Поехали по новой. Дали крюк в несколько миль, добрались, но разглядеть — особенно не разглядели. Повеселее было на 5-й авеню и особенно на Бродвее. Там всепогодная публика бурно выражала восторг вторжением огромной и непонятной автокавалькады. Кто-то привлек внимание к огромной рекламе только что вышедшего фильма с Мэрилин Монро и Ивом Монтаном с двусмысленным названием "Let’s Make Love", мягко переводимого как "Давай займемся любовью". Можно перевести и потверже. Шеф понимающе хмыкнул Между тем минут через пять-десять пирс 73 обезлюдел, оставшиеся полицейские быстренько сели в свои и отбыли. Демонстранты свернули негодующие плакаты и растворились. Вслед за Хрущёвым уехали кому было положено сопровождать Никиту Сергеевича на Манхэттен и жить в близлежащих к представительству отелях. Остальная публика оставалась на корабле. Побрели по своим каютам, не забыв завернуть к Соломону Михайловичу в последний раз. Путешествие закончилось, а вместе с этим закончились и комплиментарные. Я вернулся в свою, почти ставшую родным домом каюту на второй палубе. Вскоре пришла мысль сделать выход на нью-йоркскую землю. Было нас человек пять, вышли на 1-ю авеню и направились вправо, в сторону хорошо смотревшегося небоскреба ООН. У нас был гид Аркадий Шевченко. Нью-Йорк знал он неплохо, ему уже приходилось бывать и работать здесь. Ну если бы даже и сбились с пути, заблудиться нам не дали бы. В метрах десяти позади, как тени, чуть ли не повторяя наши движения, шли два детектива ФБР. Службу эту узнать было просто, в любой толпе, при любой погоде. Одинаковые движения, одинаковое выражение лиц. Как изделия, сошедшие с одного конвейера. Такие были времена: открытая слежка была правилом и удивления не вызывала. Правда, до 42-й стрит, где начиналась территория ООН в Нью-Йорке, не дошли. В те годы этот район Нью-Йорка был не очень то привлекательным, здания в основном старой постройки. Это лет через 10-15 реконструкция достигла этих мест, преобразились 1-я, 2-я и 3-я авеню и пересекающие их стриты. К тому же, не хотелось надолго удаляться от "Балтики" на тот случай, что вдруг кто-нибудь потребуется начальству. Коли был упомянут Аркадий Шевченко, то надо сказать, что свой американский путь, растянувшийся на несколько лет, — он работал в представительстве, а в последние годы занимал высокий пост заместителя Генерального секретаря ООН в Нью-Йорке, — так вот этот его американский путь закончился весьма плачевно, если не трагически. Знал его по учебе в МГИМО, где он был курсом постарше, а затем по работе в МИД. Парень он был не без способностей, но главная из них состояла в умении вкручиваться в доверие нужным людям. Вокруг Шевченко в Нью-Йорке была создана зона неприкасаемости. Телом и духом оказался он человеком весьма слабым. Не пить, не принимать наркотики он уже не мог, к этому добавлялись разные, как говорится, порочные связи. Натасканный нюх и глаз американской разведки быстро это засек, с ним начали игру и в конце концов взяли его на прочный крючок, с которого соскользнуть он уже не смог. Шевченко капитулировал, сам пришел к американцам. Его банальную болтовню о том, что поступил так, разочаровавшись в советской системе, американцы во внимание не приняли. Сделали его элементарным шпионом. Он умолял американцев проявить снисхождение и позволить выступить с политическим заявлением о том, что идейно порывает с коммунизмом. Распластался перед американцами окончательно, те взяли его с потрохами. На счет возможности дать Шевченко выступить с политическим заявлением новые хозяева не спешили. Взамен для очищения души и тела они ему подставили профессиональную проститутку. Но и тут у него не сладилось. Через какое-то время она от него ушла в силу профнепригодности клиента. Издала книгу с издевательским повествованием о сожителе. Первая плата за подлость последовала вскоре. Его жена, не выдержав позора, покончила с собой. Сам он ушел в мир иной сравнительно недавно. Никому не нужный и всеми брошенный. Едва мы вернулись на "Балтику", как ко мне в каюту вошел Евгений Литошко, уезжавший с кортежем в представительство. "Борис, — сказал он без предисловия, — там собирается пресс-группа. Быстренько бери свои вещи и поехали. Остановившись в номере в отеле "Салгрейв". К тому же ужин приближается", — закончил он. "Салгрейв" был расположен на углу Парк-авеню и 67-й стрит, в одном квартале от представительства. В многокомнатном сьюте генерального директора ТАСС устроили штаб-квартиру пресс-группы. Дмитрий Петрович Горюнов был в хорошем настроении: только что вместе с Сатюковым и Аджубеем они были у Хрущёва, тот одобрил сообщения о прибытии в Нью-Йорк и встрече в порту. Добавил: надо, чтобы газеты и радио "врезали" американским властям за то, как пакостно была организована встреча "Балтики". Указание было принято к исполнению. На следующий день "Правда" вышла с заголовком "Объединенные Нации не могут работать спокойно в Америке", писала, что настало время перевести ООН из Нью-Йорка в другое место. "А теперь, — возвестил Дмитрий Петрович, — имею честь пригласить присутствующих на ужин в главный ресторан отеля". Дорогостоящее застолье как-то не было предусмотрено планами и инструкциями по части финансовых расходов. Но коль скоро генеральный директор объявил, спорить никто не стал. Первое застолье на американской земле прошло роскошно. Изысканные блюда, хорошее вино. Статная хозяйка, пришедшая с роскошной гончей приветствовать советских гостей. В финале принесли чек. Дмитрий Петрович посмотрел сумму, что-то написал на бланке. Официант с поклоном взял и удалился. Мы были несколько заинтригованы, но спрашивать не стали. Застолья продолжались дня два-три, до тех пор, когда в разгар нашей работы над очередным документом в сьют Горюнова ворвался разъяренный Аджубей (разъяренность и последовавшие негодования были, конечно, наигранными): "Подлецы! Главный бухгалтер принес счета на мое имя за ужины в ресторане, на которых я никогда не был. Доложу об этом Шефу, и он разгонит вашу банду к чертовой матери!". Народу насторожился. Только генеральный директор ТАСС воспринял все как надо: — Прости, Алексей Иванович, мы плохие люди. А я вообще последний негодяй, который ресторанные счета отсылал в твой 704-й номер. Но видит Бог, каждый раз мы тебя искали, чтобы вместе пойти ужинать, но ты был недосягаем в высших сферах. Но будь уверен, что каждый второй тост мы поднимали за твое здоровье, дорогой. Алексей Иванович смягчился: — Ну ладно, черт с вами, но чтобы в следующий раз про меня не забывать. А оплату запишем за счет ваших гонораров за те бумаги, которые вы понаписали. Концовка была вполне в его духе: — Дмитрий, у тебя в этом роскошном номере найдется же бутылка виски? Нашлась. "Johnnie Walker". Следующим днем, во вторник, 20 сентября 1960 года, открывалась 15-я сессия Генеральной Ассамблеи ООН. Ради чего Никита Сергеевич Хрущёв десять дней назад на корабле "Балтика" отважно пустился в путешествие по Атлантическому океану. 3. Нью-Йорк, осень 1960 года Наступило 20 сентября, вторник. По обыкновению Никита Сергеевич поднялся от сна рано, часов в 6 утра, но уже по новому адресу: вместо каюты "А" на корабле теперь он был в Представительстве СССР при ООН, Нью-Йорк, Парк-авеню, 680. Вместо зыбкой морской глади, штормов — надежная гранитная твердь. Хрущёв что в Старом Свете, что в Новом чувствовал себя одинаково прочно. За завтраком он прикинул, который час сейчас в Москве. Оказалось уже около трех часов дня. — видите, даже сама мать-природа поставила Россию по времени впереди Америки. Будем мы впереди Америки и во всем другом. Из окон апартаментов главы делегации СССР была хорошо видна Парк-авеню. Самая элегантная из всех манхэттнских проспектов. Самая широкая. Пространства хватило для того, чтобы в центре авеню выкроить достаточную полосу для деревьев и газонов. Ряды зданий уютно строили по обеим сторонам с довоенных времен. По нью-йоркской мерке это были средней высоты строгие дома-вельможи[?]. Ни небоскребов, ни магазинов, развлекательных центров, ресторанчиков, которые создают обычную городскую суету. Только банки, штаб-квартиры и офисы крупных корпораций, фешенебельные отели. Ниже и по левую сторону Парк-авеню — знаменитый отель "Уолдорф-Астория", ковчег для олигархов, Политиков и других знаменитостей. (Здесь, между прочим, останавливался в 2003 году Президент В. Путин, глава делегации России на 58-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН).   Напротив миссии, на другой стороне Парк-авеню, расположен Хантер-колледж. Один из самых престижных, дорогостоящих и консервативных высших учебных заведений Америки. Было ещё раннее утро, студенты только собирались ехать в колледж, так что визуального знакомства с ними в это утро пока не состоялось. Вскоре "высокие стороны" познакомились, и общения Никиты Сергеевича, выходившего время от времени на балкон, со студентами, заполнявшими подоконники и проемы открытых окон, превратились в одну из главных аттракций пребывания советского лидера. Вулкан кипел, энергия рвалась наружу, к новым подвигам. Никита Сергеевич был разочарован, когда ему доложили, что открытие 15-й сессии Генассамблеи ООН состоится лишь в 15.00. Уйма времени впереди. Проблему нереализованной энергии решил доклад помощников о начавшихся ещё накануне приключениях кубинского лидера Фиделя Кастро Рус. Прилетев в Нью-Йорк 19 сентября, Фидель и его команда расположились в отеле "Шербур" в престижном районе Манхэттена. Но вскоре выяснилось, что команданте, как и нашему лидеру, не хватает в нью-йоркской атмосфере динамики, не та здесь энергетика. Нет у американцев гор "сьерры-маэстры". Создать этот микроклимат помог менеджер отеля, ярый антикоммунист, антикастровец. Фидель решил, что от кубинской делегации требуют чрезмерно высокую ценй за проживание в отеле. Кроме того, с какой стати кубинцы должны платить залог в 10 тысяч долларов? У них своих денег нет, все деньги народные, и никаких залогов внесено не будет. Менеджер в долгу не остался, отпустил кубинским гостям несколько колких комментариев. Слово за слово, Фидель приказал своим собираться и эвакуироваться из вражеского отеля. Вместе с министром иностранных дел он устремился к генеральному секретарю ООН, чтобы подать жалобу на негостеприимство нью-йоркских властей. До Генсека не добрались, обсудили ситуацию с шефом Протокола. Тот предложил кубинцам посильную помощь, чтобы подыскать новые места для поселения. Этого команданте оказалось недостаточно. Он требовал наказания зарвавшегося менеджера. Из штаб-квартиры ООН уехали ни с чем. Тем временем люди Фиделя отправились в негритянский район Гарлем, чтобы там в более родственной обстановке найти место для делегации маленькой, но гордой страны. В те годы Гарлем держался властями как гетто для негритянского населения Америки. Сейчас трудно поверить, но в то время Америка была откровенно расистской державой. И думать было нечего, что придут времена, когда государственным секретарем США может стать негр по имени Колин Пауэлл. Мартин Лютер Кинг только приступал к организации великого движения за освобождение и равноправие негров: "I have a dream", "у меня есть мечта"… Своего он достиг, но и пуля убийцы достигла его тоже. Не только о Госдепартаменте, об учебе в университете вместе с белыми не могли мечтать тогда негры. Губернатор одного из штатов лично возглавил национальную гвардию, для того чтобы преградить дорогу негритянскому парню, пытавшемуся поступить на учебу в местный университет. Гарлем оставался грязным криминальным районом Нью-Йорка. Белым рискованно было появиться там не только в сумерки, но даже в солнечный день. (Несколько лет спустя вместе с постоянным корреспондентом Гостелерадио в Нью-Йорке Александром Дружининым и Виктором Суходревом автор этих строк, тогдашний заместитель заведующего отделом печати МИД СССР, отважился провести рекогносцировку обстановки в Гарлеме. Возвращаясь из аэропорта, поехали по центральной гарлемской 125-й стрит, остановились у более-менее прилично выглядевшего бара, зашли. Зал был полон, одни негры. Разом воцарилась тишина. Глаза каждого ввинтились в трех белых. Подошел крепыш, надо сказать, с располагающей улыбкой. Заказали пиво, и ему тоже. Разговорились, вполне миролюбиво. Его звали Чарли. Местный авторитет. Это нас и выручило. Время от времени к нему подходили, о чем-то шептались. Расставались вполне по-приятельски. Он сказал, что очень советует в этих местах больше не появляться. Своих, американских белых, сюда не пустят. Но на лбу не написано, американские вы или нет?) Для Фиделя Кастро и его делегации нашли апартаменты в гостинице "Тереза" на 125-й стрит. Хозяин был просто поражен. Никогда прежде него такие люди не останавливались. "Тереза" была отнюдь не первой свежести, год рождения — 1927. Из памятных дат её биографии вспоминали лишь ужин по случаю победы великого боксера Джо Луиса, да то, что здесь останавливался автор знаменитой мелодии "Сент Луи блюз". А тут подвалила такая удача. Фидель Кастро расположился в номерах на седьмом этаже. Вокруг здания сразу же возник кордон из полицейских, что было очень кстати. Услышав эту новость, к "Терезе" быстро потянулись толпы антикастровцев и просто любопытствующих посмотреть не такую невидаль. Никита Сергеевич приказал собираться в Гарлем. Передовой отряд возглавил генерал Н. Захаров, начальник управления КГБ. Человек могучего телосложения и мужественной красоты. Когда он подъехал со своими людьми к "Терезе", полиция пройти ему в отель не позволила. Никакие мандаты, увещевания не действовали. Оставалось последнее — пойти на непонятливых могучей грудью. Пошел. Но у полицейских грудь оказалась не менее могучей. Американцы это так не оставили. Через день комиссар полиции Нью-Йорка со звучной фамилией Кеннеди направил в представительство протест. Генерала свои спросили: "Ну ты хоть постоял за себя?". — А то как же, — ответил Захаров, — если бы нет, то и протест не присылали бы. Я двоих хорошо приложил. Схватка у "Терезы" закончилась в ничью. Подоспели дипломаты из представительства, и спор был решен. Посланцы Хрущёва были допущены к Кастро, и тот с радостью воспринял весть о том, что советский лидер едет к нему в гости. Встреча с Кастро была недолгой. Полчаса. Оба были в восторге. Хрущёв назвал Фиделя "героическим человеком". Фидель не скупился на комплименты советскому лидеру. Эта встреча, как и другие собеседования двух лидеров, была ключевой. Первый раз Фидель виделся и говорил с советским руководителем, получил массу авансов насчет дальнейших отношений СССР-Куба. Для Хрущёва эти встречи также были важными. До сего времени контактов на уровне руководства двух стран не было. Равно как, представляется, не было и определенности в отношении Москвы к Фиделю, к его революции и к тому, какие перспективы у Кубы. Основным каналом связи с Фиделем были возможности КГБ, а точнее — талантливый профессионал Александр Иванович Алексеев. (Впоследствии он стал послом СССР в Гаване). Братская дружба Хрущёва и других советских руководителей с Фиделем придет позже. Пока же присутствовал элемент осмотрительности. Американцы, в свою очередь, допустили стратегическую ошибку, полагая, когда Фидель только начинался, что движение "барбудос" — это очередная попытка, каких в Латинской Америке было много, свергнуть директора, чтобы самим занять его место. Даже когда уже после победы Фидель в 1959 году прибыл с визитом в Вашингтон, он был принят там достаточно безразлично. Президент Д. Эйзенхауэр во встрече отказал, ограничились беседой с вице-президентом Р. Никонсоном, который особого прокоммунизма в Фиделе не углядел. На том и успокоились. Американская холодность взорвала самолюбие кубинца. Братание с Хрущёвым в Нью-Йорке окончательно отвернуло его от Соединенных Штатов. К открытию сессии вместе с Евгением Литошко отправились в ООН пораньше, чтобы занять на галерее экспертов и прессы места получше, поближе к делегации СССР. Оказалось, однако, что Хрущёв был ещё более скорым на подъем. Когда вошли в зал, Никита Сергеевич уже разгуливал там. Дворец ООН на Ист-ривер строили с размахом и, казалось, на века. Так, во всяком случае, думали отцы-основатели ООН и безымянный донор, финансировавший строительство. Огромный зал заседаний Генассамблеи ООН уходил ввысь пространства. Начинался он от рострума — трибуны, откуда произносят речи оратора и, сказать по-нашему, стола президиума, где восседают председатель текущей сессии и Генеральный секретарь Организации. По залу шли 13 линий столов, каждой делегации отводилось 10 мест. Поначалу чувствовали себя здесь вольготно. Зал в последующие годы несколько раз приходилось перестраивать. Нужно было рассаживать делегации все новых и новых членов ООН. В наши времена рядов для делегаций куда больше. За каждым делегатским столом только три места. От гостевой трибуны отрезали чуть ли не половину, и эту площадь отвели под столы делегации. И это, понятно, не конец перестройки, грядут новые Государства — члены ООН. За спинами делегатов, сидевших в последнем, 13-м ряду, поднималась гостевая трибуна. Здесь мы и устроились. Прямо позади стола советской делегации. Так что можно было не только наблюдать за Хрущёвым, Громыко и другими сидевшими за столом, но даже слышать какие-то фразы, отрывки разговоров. Тем более, что глава советской делегации редко пользовался регулятором громкости своего голоса. Никита Сергеевич чувствовал себя в ООН как дома. Разгуливал по залу, по примыкающим фойе. Тогда с секьюрити было посвободней, к залу пропускали корреспондентов, они сопровождали густой толпой советского лидера. — Господин Хрущёв, сколько вы рассчитываете пробыть в Нью-Йорке? — спросили его. — Подождите, я ещё в Нью-Йорк-то не успел приехать. Выступлю на сессии, потом посмотрю. Делегация большая, так что если один человек уедет, это будет незаметно. — Будете посещать заседания? — Когда я работал на заводе, я никогда не прогуливал. Здесь я буду ходить на все заседания. И, надо сказать, действительно не прогуливал Хрущёв катался по залу, как колобок в облаке магнетических флюидов. На следующий день "Нью-Йорк таймс" писала: "Все это создало электрическое чувство возбуждения, которое отодвинуло на второй план официальную процедуру первого заседания". Подошел к столу делегации Кубы, заключил в объятия Феделя Кастро, с которым встречался в "Терезе" всего лишь несколько часов назад. Оба что-то энергично говорили, похлопывая друг друга по плечу. Увидел на столе табличку со словом "Китай". — Какой это Китай! Это же чанкайшисты. Настоящий Китай — это Китайская Народная Республика. Она и должна быть в ООН! Направляясь дальше, чуть было не врезался в тучного постоянного представителя США в ООН, который как-то неуклюже пересекал путь русскому. — Вот Америка, думает, что она одна и везде! Подошел к Президенту Югославии Иосипу Броз Тито, с которым дружба порушилась в последние сталинские годы и была восстановлена Никитой Сергеевичем несколько лет назад. Тито, представительный мужчина, одетый франтовато, в светлый костюм, выслушал, видно было, с удовольствием энергичные рассуждения советского лидера. Наконец Никита Сергеевич добрался до своего стола с табличкой "Союз Советстких Социалистических Республик". Хрущёв занял крайнее у прохода кресло. Рядом с ним — А. А. Громыко. Далее — постоянный представитель СССР в ООН В. А. Зорин, посол СССР в Париже С. А. Виноградов и посол СССР в Лондоне А. А. Солдатов. В нашем ряду через две делегации справа сидели американцы. Президента Д. Эйзенхауэра в день открытия не было, но потом он появился. Никаких контактов с Н. Хрущёвым. Слева через проход расположились украинцы во главе с Н. Подгорным. Геополитическая ситуация белорусов была сложной. Они располагались в отрыве, в первых рядах, и голосовать им приходилось среди первых. Чтобы уследить за чаще непредсказуемыми действиями и сменой настроений за главным столом, была налажена визуальная связь. Одному из сотрудников делегации было наказано не спускать глаз с Хрущёва и докладывать обо всем, что там происходит. Однажды — это, Правда, было позже и на второстепенном заседании — промах все же был допущен. По какому-то вопросу белорусы проголосовали "за". Когда же очередь дошла до главной делегации, там проголосовали "против". Всполошились, стали апеллировать к председателю, чтобы исправить ошибку. Тот успокоил, сказал, что уже поставили "против". 15-я по счету сессия Генеральной Ассамблеи ООН в 15 часов 22 минуты 20 сентября 1960 года отправилась в долгое плавание, формально до января следующего года. Генеральный комитет ООН сконструировал обширную повестку дня сессии   Острая схватка разгорелась вокруг кандидатур на пост председателя 15-й сессии. Верх взял ирландец Боланд, который ещё не знал, какие ждут его тяготы в противоборстве с советским лидером. Вторым по числу голосов оказался Иржи Носек из Чехословакии — 25 голосов. Неожиданно высокая цифра, помимо соцгосударства за него проголосовало десятка полтора представителей других стран. Это свидетельствовало о довольно интересном раскладе сил на сессии и в мировой Политике вообще. Хрущёв мог рассчитывать не только на своих союзников по Варшавскому договору. Священнодействие открытия ооновской сессии захватывало. Удар молотка. Минута раздумий. Первое голосование. Главный итог первого дня: 13 основных независимых африканских Государств и остров Кипр стали членами Организации Объединенных Наций. Их представители были приглашены занять свои места. Сопровождаемые шефом Протокола ООН, в зал входили президенты и премьеры Государств, которым история наконец-то отвела равное место в мировом сообществе. Через 15 лет после окончания Второй мировой войны, после долгой борьбы за национальное освобождение. 51 Государство присутствовало на первой сессии Генассамблеи ООН в 1946 году, теперь в зале на Ист-ривер находилась 91 делегация. Как бы то ни было, что бы ни говорили, рука Москвы в этом была очевидна. Никита Сергеевич был вполне доволен первым днем работы сессии. В этом представительстве на Парк-авеню сразу же созвал членов делегации. — Я же говорил, что в ООН можно работать. Можно продвигать и отстаивать наши позиции. У представительства круглосуточно дежурили десятки журналистов, терпеливо поджидавших счастливого случая. Хрущёв предоставил им это счастье. После обеда вышел на балкон второго этажа. — Гулять по городу не дают, — начал он, — вот я и решил выйти погулять здесь и заодно поговорить с вами. По моим записям, было около 20 вопросов, Хрущёв пробыл на балконе около часа. Вечером Хрущёв ещё раз вышел к журналистам. Видимо, чтобы не потерять форму, размяться к завтрашнему заседанию Генеральной Ассамблеи. Разговор длился ещё дольше. Спрашивали обо всем Снизу спросили: "Действительно вы сказали, что "похороните американский народ"?". Сорвавшуюся с языка на одном из кремлевских приёмов в Москве глупость "мы вас похороним" Хрущёву вспоминали всегда и везде. И каждый раз он был вынужден оправдываться. — Никогда не говорил такую чушь. Народы будут жить, никуда не исчезнут. Изменится только строй. Вопрос: Говорят, что, если Фидель Кастро побреется, вы отпустите себе бороду? Ответ: Ну, это дело вкуса. Между тем у Хантер-колледжа через Парк-авеню собралось много студентов. Они запели. Вопрос: Знает ли премьер, что ребята поют "Боже, храни Америку"? — Ну и пусть поют, в России мы тоже поем, но "Интернационал". Тут Хрущёв поднял над головой сжатый кулак и пропел первую строчку международного революционного гимна: "Вставай, проклятьем заклейменный". Американцы были в восторге. Начались общие дебаты на 15-й сессии Генеральной Ассамблеи. Президенты, премьеры, министры иностранных дел исполняли свои главные арии в многоголосом хоре мирового сообщества. Первым выступил бразилец. ООН — не футбол, министр — не Пеле. Много от него не ожидали, примечательность бразильского выступления состояла в том, что оно было первым. Второе выступление на утреннем заседании — совсем другое дело. Из-за кулис на рострум вывели Президента США Дуайта Эйзенхауэра. К этому времени в зале установилась деловая обстановка, публика расселась по местам, делегаты настроились слушать оратора. Нужно сказать, что и до сих пор в американской традиции — всегда резервировать для своего главного выступления второе место в списке ораторов. И на нынешних сессиях Генассамблеи ООН Президент Джорж Буш выступал с утра вторым: к этому времени хождение в зале прекращалось, говор утих, делегаты готовы внимать спичу. Д. Эйзенхауэр, для которого 1960 год складывался крайне неудачно и которому все эти месяцы крепко доставалось от советского премьера, выглядел на ооновской трибуне довольно хорошо. Говорил он внятно и спокойно, хотя каких-нибудь интересных вещей сказано не было. Когда в перерыве журналисты спросили Н. С. Хрущёва, какое впечатление на него произвело выступление, премьер в своей манере ответил: — Еду обедать. Вечером Никита Сергеевич пообмяк, назвал речь Эйзенхауэра "примирительной". На вопрос, готов ли он встречаться с президентом США, ответил, что такого приглашения не получал, когда получит, тогда и будет решать. Приглашения так и не проследовало, до конца своего пребывания в Нью-Йорке никаких разговоров с Президентом США Никита Сергеевич не вел. Пришел черёд Хрущёва выйти на авансцену. На утреннем заседании первым говорил премьер-министр Ганы К. Нкрума. Ганец выглядел весьма красочно в белоснежном одеянии. Когда закончил речь, в зале раздались шумные аплодисменты. Хрущёв поднялся над своим столом. Встало вместе с ним ползала. Хрущёв двинулся ему навстречу, пожал руку. Опять аплодисменты. Председатель сессии Боланд объявил, что слово предоставляется главе делегации СССР. Хрущёв не стал следовать ритуальному выходу глав Государств и премьеров на трибуну из-за кулис. Он дожидался своей очереди, сидя за столом делегации. Оттуда и взошел на трибуну. Оказавшись на роструме, Никита Сергеевич, для разминки зала, спросил: "А где "боржом"?". Принесли бутылку. "Очень хороший "боржом", советская минеральная вода".   После такой интродукции приступил к делу Хрущёв начал с главного козыря: "Советское правительство считает, что наступило время поставить вопрос о полной и окончательной ликвидации колониального режима, покончить с этим позором, варварством и дикостью". Призыв находил благодатных слушателей. Советскому лидеру внимали представители новых стран, в том числе тех, которые всего лишь несколько дней назад здесь, на 15-й сессии Генеральной ассамблеи, были приняты в мировое сообщество. Хрущёв старался произвести впечатление подробным рассказом о подъеме в былых среднеазиатских колониях России после 1862 года. Упоминалось и о том, что численность научных работников там возросла в 74 раза, число шоферов, трактористов и комбайнеров — в 628 раз. Затем Н. Хрущёв перешел к разоруженческим делам: "Советское правительство предлагает, чтобы все Государство осуществили тремя последовательными этапами в течение четырех лет или иного согласованного срока и окончательную ликвидацию всех своих вооруженных сил и вооружений". Картина рисовалась более чем радужная. По завершении третьего этапа у Государства не будет больше ни солдат, ни оружия, а, следовательно, будет навсегда ликвидирована военная опасность. Не пострадает, по его словам, внутренняя безопасность Государства. Она будет обеспечиваться согласованными контингентами полиции или милиции. В заключительной трети своего выступления Н. Хрущёв говорил о реформе ООН. По разрушительности и громкости это было как сход снежной лавины в горах. Предлагалось упразднить пост Генерального секретаря. Вместо него нужно создать триумвират из представителей Государств, входящих в военные блоки западных держав, социалистических Государств и нейтралистских Государств. Особенно досталось Генеральному секретарю Хаммаршельду, который, по словам оратора, в событиях, разыгравшихся тогда в Конго, "занял позицию колонизаторов". Оратор пошел дальше. Не следует ли подумать о том, чтобы выбрать другое место для штаб-квартиры ООН? Таким местом, к примеру, могли бы быть Швейцария или Австрия. Если будет признано целесообразным разместить штаб-квартиру в Советском Союзе, то "мы гарантируем лучшие условия для её работы". Никита Сергеевич Хрущёв находился на роструме 2 часа 20 минут. Его речь, подсчитано, была длинною в 19 тысяч слов. За такое же время Святослав Рихтер через несколько дней в Карнеги-холл сумел отыграть свой роскошный концерт в двух отделениях с антрактом. Сверхзвуковой "Конкорд" перелетел бы из Старого Света в Новый, из Парижа в Нью-Йорк. Древнегреческий воин пробежал более 40 километров от местечка Марафон, чтобы сообщить согражданам-афинянам весть о победе над врагом, добежал и рухнул наземь. Хрущёв стоял на трибуне твердо, говорил бодро, время от времени делая паузу для глотка "Боржоми". Не каждый из достопочтенной ооновской аудитории мог выдержать это испытание. Публика выходила, входила, к концу выступления зал заполнился вновь. Последние призывы оратор произнес с новым подъемом. Маэстро сошел с рострума под громкие аплодисменты. На сем утреннее заседание закончилось   Хрущёв, пробираясь через толпу желавших лицезреть живую историю и благосклонно принимая знаки восторга, вышел на свежий воздух. Усадить Никиту Сергеевича в подкативший автомобиль было непросто. Он все ещё был во власти слов, жестов, энергия не выплеснулась до конца. — Где Громыко? Потеряли министра иностранных дел! — Украина, Белоруссия, поехали обедать! — Георгиу-Деж! Садитесь в машины, поехали. Поехали все! Голос из толпы: — Америка тоже? — И Америка тоже. Поехали на русские блины! В тот день в миссии Хрущёва увидели около 7 часов вечера. Свеж как огурчик. Никита Сергеевич спустился в зал на втором этаже, чтобы подготовиться к встрече с Фиделем Кастро, которого пригласил на ужин. А заодно, чтобы ещё раз выслушать комплименты своего окружения по поводу речи в ООН. Ожидания оправдались. Хор пел восторженно. Солировал Н. Подгорный, который выразительности ради произносил какие-то слова по-украински. Похвалы произнесли и другие допущенные. На улице раздалась автомобильная сирена, засветились мигалки. Подумали, что это немного раньше времени приехал кубинский гость. Хрущёв поспешил навстречу. Оказалось, что всполошились зря. Это была пожарная машина, уже умчавшаяся вниз по Парк-авеню. Хрущёв не стал возвращаться и подошел к журналистам, которых в этот вечер дежурило особенно много. Вопросы, никогда не бывшие щадящими, на сей раз звучали ещё арогантнее. Хрущёв был в добродушном настроении, "острия против острия" не получалось. Один из журналистов пошел ва-банк. Поскольку кубинский гость крупно запаздывал на ужин, журналист спросил, не чувствует ли себя мистер Хрущёв в этой ситуации, как жених, у которого невеста не пришла на свадьбу. В этот момент раздалось ржание лошади, на которой гарцевал полицейский, охранявший представительство. — Вот видите, даже американские лошади приветствуют нас, а вы все насчет невесты. К этому времени приехала кубинская автоколонна. Хрущёв и Кастро обнялись и вошли в здание. Гость опоздал на 40 минут. Расстались они уже после полуночи. Вдохновленный многоопытным старшим товарищем молодой кубинский революционер на ближайшем заседании сессии Генеральной Ассамблеи пошел на побитие всемирного рекорда и преуспел. Его выступление продолжалось около 4 часов. Можете себе представить: человек на трибуне 4 часа — и говорит, говорит… Если предположить, что нормальное, не экзотическое выступление в дебатах требует минут 20, то за время кубинской речи успели бы высказать свои сокровенные мысли полтора десятка ораторов из других стран. И пара выступлений самого Хрущёва. Кубинским лидером было продемонстрировано высочайшее ораторское искусство. Начал медленно, как неторопливые волны набегают на берег: "Буду сотрудничать с переводчиками и говорить не торопясь". Но вскоре перешел на форте. Потом — крещендо. Опять медленные волны. Кастро умело аранжировал пульсацией мелодии, не давая аудитории отвлечься, задремать. Когда дошел до предвыборной борьбы Р. Никсона и Д. Кеннеди за Белый дом, увлекся чрез меру, председатель прервал, прочитал Фиделю нотацию насчет вмешательства во внутренние дела США. Оратор на трибуне сделал вид, что не понимает по-английски, стал искать наушники для перевода, но так и не нашел. Уже по нью-йоркским газетам и телевидению можно было судить, что выступление Хрущёва в ООН захватило фокус мировой Политики. Об идеях советского лидера только и говорили. Для западников особенно болезненными были обвинения в колониализме. Американцы рассердились, что их тоже причислили к колонизаторам, в перечне борющихся за свержение колониального ига Хрущёв упомянул и Пуэрто-Рико. Американцы стали объяснять, что это не так, что Пуэрто-Рико — не колония, а остров, связанный с США ассоциированными отношениями содружества. Основная масса комментариев сосредоточилась на идее реорганизации ООН. Госсекретарь США А. Гертер назвал речь Хрущёва "всеобщей атакой, декларацией войны насмерть против структуры, персонала и местонахождения ООН". Президент Д. Эйзенхауэр тут же поддержал своего министра. На подмогу Хрущёву пришел председатель сенатского Комитета по международным делам У. Фулбрайт, по партийной принадлежности — демократ, а потому не упустивший возможности поддать республиканской администрации: — Вы же сами заперли Хрущёва в Манхэттене. Ссылаетесь на интересы обеспечения безопасности. Но Манхэттен, известно всем, самое опасное место в Америке. Что же можно было ожидать от человека, поставленного в такое положение? В Москве центральные советские газеты вышли не на четырех, как обычно, страницах, а на шести, чтобы полностью опубликовать выступление Хрущёва на сессии. 28 сентября в "Правде" была напечатана моя статья "Жизнь стучится в двери ООН", подписанная "Б. Дмитриев, г. Нью-Йорк". Большой материал, целый подвал. Статья была сделана по просьбе В. А. Зорина, под началом которого я работал в первые месяцы 1960 года в женевском Комитете десяти Государств по разоружению. Ситуация в руководстве и персонале Организации была отнюдь не благостная. Американцам и западникам практически тотально принадлежали ключевые посты и должности. Об этом и рассуждалось в статье. После хрущевского нажима на ООН дело несколько поправилось. К сожалению, в 1990-х годах наши позиции в управлении ООН ухудшились, а с некоторых пор в Нью-Йорке у России нет более поста заместителя Генерального секретаря. Спустя четыре десятка лет для большинства людей поездка Хрущёва на сессию в Нью-Йорк остается в основном одним воспоминанием: советский босс барабанил кулаками и где-то колотил ботинком. Пересказывается это в десятках вариаций и правдоподобием не отличается. Даже сам Н. Хрущёв в своих мемуарах "Время. Люди. Власть" запутался, где, когда и как он развлекался.   На самом деле это было так. После уикенда 26 сентября в ООН вне очереди выступил Генеральный секретарь Д. Хаммаршельд. Все выходные дни он трудился над ответом обидчику Никите. Надо сказать, Хаммаршельд был тогда для нас и не плох и не хорош. Из семьи знатных шведских Политиков — папа, помнится, был даже премьер-министром, сам Даг занимал высшие дипломатические посты. Все было ничего до того, как разгорелись события в Конго. Поначалу верх там взял Патрис Лумумба, которого Москва поддерживала, потом западники его задавили. К этому, как могло показаться, был причастен Хаммаршельд. С ним пошла конфронтация, а на сессии в Нью-Йорке — настоящая схватка. В этом своем выступлении Хаммаршельд оправдывался как мог. Имени Хрущёва не называл, но стрелы в того пускал прицельно. Мы с Евгением Литошко из "Правды", как всегда, сидели во втором ряду гостевой трибуны, за делегацией СССР. Было видно, что Хрущёв был очень недоволен выступлением шведа. Начал ерзать за столом, апеллировал к Громыко, тот, однако, сидел монументально, не очень-то внимая вождю. Наконец Н. С. взорвался. Что-то прокричав, он начал стучать правым кулаком по столу. Затем запустил и мощность левого. Барабанить обоими кулаками было, ясно, куда привлекательнее. Зал не мгновение замер, оратор на роструме запнулся, делегаты во все глаза глядели на барабанщика. Громыко был в шоке, что делать, опытный дипломат не знал. Зато знал Хрущёв: — Громыко, дипломаты, поддерживайте! Андрей Андреевич легонько стал постукивать ладошкой. Сидевшие справа от него послы тоже. Хрущёв был неудовлетворен этими интеллигентами. — Да ну вас, — махнул он рукой. И повернувшись влево, крикнул: — Украина, давай! Подгорного не надо было агитировать. Два молота забили по наковальне. Застучали кулаки других. С опозданием из-за дальности расстояния подключились белорусы. Но децибелы громкости их "барабанов" сильно уступали украинским. Кое-кто постукивал и за другими столами. В зале было любопытство. Осуждение? Вряд ли. Отнеслись, как к шалости. Хрущёв потом говорил, что пробовал также топать ногами. Не получалось, мягкий ковер глушил звук. Метка, однако, была послана. Нервную систему делегатов и ооновскую мебель ожидали новые испытания на прочность. 4. "Khruschev bangs his shoe on desk" После первых дискуссий в ООН, открывшихся на 15-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН 22 сентября 1960 года, достаточно ясно вырисовывалось, что вряд ли имели шансы на успех идеи, с которыми Хрущёв прибыл в Нью-Йорк. Хотя интерес к ним был большой, США прочно стояли "против". Большинство традиционной ооновской публики сохраняло равнение на Вашингтон, впрочем, в новой ситуации это равнение то здесь, то там давало сбой. Государство "третьего мира" были настроены выжидательно. При очевидной растерянности западников и напористости Н. Хрущёва лидеры нейтральных Государств демонстрировали готовность взять на себя роль миротворцев, посредников между двумя конфронтирующими блоками. Президент Индонезии Сукарно и премьер-министр Индии Джавахарлал Неру внесли резолюцию, рекомендующую встречу между Президентом Д. Эйзенхауэром и премьером Н. Хрущёвым "в качестве срочного первого шага" к снижению мировой напряженности. Соавторами также стали К. Нкрума (Гана), . Насер (ОАР) и И. Броз Тито (Югославия). Реально складывалось внушительная сила неприсоединения. Американцы сразу отказались от услуг нейтралов. Н. Хрущёв поступил гибче. Он сказал, что готов, но пусть будет снята причина, которая в весенне-летние месяцы 1960 года повела к обострению отношений между Москвой и Вашингтоном. Пусть Президент Д. Эйзенхауэр возьмет на себя ответственность за полет шпионского самолета У-2 и разведывательного самолета РБ-47 над советской территорией. СССР и США искали расположения новых независимых Государств. Те, в свою очередь, напряженно размышляли, какую выгоду они смогут получить от одного и другого мирового центра. Несмотря на всю экстравагантность, свою долю симпатий в "третьем мире" получила идея реорганизации ООН и разделения поста Генерального секретаря на "тройку". Президент Индонезии Сукарно выступил с предложением не трогать пост Генерального секретаря, но назначить трех заместителей Генсека, "приёмлемых западному и восточному блокам и нейтральным странам". Это придавало дискуссии более или менее деловой оттенок. Но дело дальше не пошло, и хрущевская идея радикальной реорганизации Секретариата развития не получила. В длительное и бесперспективное плавание была отправлена вторая инициатива Никиты Сергеевича о всеобщем разоружении тремя этапами. Западники сразу же постарались убрать её с пленарных заседаний, в которых участвовали главы Государств и правительств. Приём был известен. Если хотели загубить вопрос, передавали его в один из комитетов и "мочили" его там в дискуссиях, длина которых никем не определяется. Большинством голосов советские разоруженческие предложения были переданы в Первый комитет, который заседал в подвальном помещении.   Так-то надежнее: там резонанс глуше и сортиров побольше Зато Н. Хрущёв мог вполне торжествовать успех в своей третьей инициативе, добившись обсуждения на пленарных заседаниях Генеральной Ассамблеи проекта Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам. В конечном счете эта декларация была принята, став одним из основополагающих и до сего времени документов международной жизни. В разгар полемики в ООН в фокусе интереса оказался московский журнал "Международная жизнь". 13 октября "Нью-Йорк таймс" и другие американские газеты вышли с обстоятельными комментариями к статье "Современная война: характер и следствия", опубликованной в текущем номере журнала. Автором был генерал-майор Н. Таленский, считавшийся, по словам "Нью-Йорк таймс", "международно признанным публикация появилась явно в поддержку программы всеобщего и полного разоружения, которую Н. Хрущёв пропагандировал на сессии ООН. В те времена в мировой Политике и науке шел острый спор: начнись ракетно-ядерная война, будет ли это конец света? В Москве говорили: да, будет. Потом, впрочем, добавили, что конец не всего света, а лишь его капиталистической части. Американцы со своей стороны утверждали, что, мол, нет, будут тяжелые потери, но если следовать каким-то правилам, свет частично выживет. Появилась доктрина малых атомных войн Г. Киссинджера, придерживаясь которой стороны могли применять выступил с концепцией неудара ракетно-ядерным оружием по большим городам. У нас был другой подход, он был изложен в "Международной жизни". В статье, отмечала "Нью-Йорк таймс", пожалуй, впервые столь детально излагались разрушительные последствия ядерной войны, которая "неизбежно станет глобальной, приведет к уничтожению половины населения земного шара…Невозможно будет удержать локальную ядерную войну от распространения по всему миру". А коли так, то единственный выход — это всеобщее и полное разоружение, которое предлагается советским лидером. Статья Н. Таленского появилась как нельзя кстати. Многие на сессии ссылались на неё в выступлениях. Мне самому она вдвойне интересна. Из-за благосклонности судьбы этот выдающийся ученый стал моим официальным оппонентом, когда год спустя в ИМЭМО я защищал кандидатскую диссертацию по проблемам взаимосвязи внешней и военной Политики. А затем, через много лет, я стал работать в том самом журнале "Международная жизнь". Н. Хрущёв чувствовал себя на заседаниях в зале ООН уверенно. Даже более чем уверенно, не задумываясь особенно, что такое хорошо и что такое плохо. Удачно отбарабанив кулаками по столу во время выступления Генерального секретаря ООН Дага Хаммаршельда и не встретив отпора, он получил новый кураж. Мысль его стала работать, как бы досадить джентльменам по ту сторону барьера. Под горячую руку попался премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан. Седовласый джентльмен изысканно смотрелся на трибуне. Хрущёву его выступление явно было не по душе, он ждал момента, чтобы своим недовольством поделиться с аудиторией. Макмиллан заговорил о своей поддержке Генсека ООН. Никита Сергеевич застучал кулаками по столу. Публика с интересом наблюдала. К Н. Хрущёву присоединился министр иностранных дел. Застучали за украинским и белорусским столами. Макмиллан терпеливо переждал шумовую паузу. Второй раз кулаки пошли в ход, когда англичанин похвалил ситуацию а ФРГ, чего делать, по мнению Н. Хрущёва, не следовало, ибо там процветал реваншизм. Наконец пришло время словесного диалога. Макмиллан заговорил о разоружении, заявив, что главное здесь проблема инспекции. Никита Сергеевич сложил ладони в рупор и оповестил оратора: — Примите наши предложения по разоружению, и мы примем любой ваш контроль! Англичанин растерялся. — Что говорит этот джентльмен? —вопросил он у председателя. Откуда же тому знать: Хрущёв говорил не в микрофон, перевода не было. Чтобы для непонятливых дошел смысл послания, Хрущёв ещё пару раз прокричал свой призыв. Макмиллан был обескуражен. К такому обращению он не был приспособлен. Тот день вообще не сложился для сера Гарольда. Вечером ему нужно было ехать куда-то за город. В миссии его усадили на роскошный "роллс-ройс", и лимузин, краса и гордость британской нации, двинулся в путь. Въехали в Линкольн-тоннель, который под Гудзоном идет из Манхэттена в Нью-Джерси. Миновали половину дистанции, как из под капота повалил дым, загорелся мотор. Что бы такое случилось с "роллс-ройсом", да ещё когда в нём премьер-министр, да ещё в подземном тоннеле! Водитель рванул вперед. В тоннеле, запруженном автомобилями, началась суматоха, но для премьерского "роллса" все обошлось благополучно, удалось вырваться на волю. Там уже ждали полицейские с огнетушителями. Огонь в секунды погасили. Полицейские помогли лидеру союзной державы выбраться на свежий воздух. Самообладание премьер не потерял и на другой машине продолжил свой путь. У второго участника поединка в ООН, у Никиты Сергеевича, остаток дня прошел вполне благополучно. В миссию он вернулся в превосходном настроении, на втором этаже вокруг него собралась публика, наперебой стали высказывать восхищение тем, как он "побеседовал" с Макмилланом. Преуспел посол СССР в Лондоне А. Солдатов. — Никита Сергеевич, вы с англичанином поступили по-английски. У них в парламенте это обычное дело, они там стучат, хлопают, топают, гудят. Хрущёв с интересом посмотрел в его сторону. — Ну вот, значит, мы берем на вооружение лучшие традиции западного парламентаризма. Публика не поняла, то ли он прикидывается, то ли всерьез, но все согласно закивали головами. Подошел начальник охраны и что-то сказал Хрущёву. — Не хотите ли яблочного пирога из Техаса? — обратился к публике Никита Сергеевич. Оказалось, что незадолго до этого к зданию представительства, окруженному кордонами полиции, беспрепятственно подъехала автомашина фирмы "Рейлвей Экспресс". У водителя был наряд доставить заказ по этому адресу. Что он и сделал, открылась с коробкой в руках через гущу полицейских. И только когда дверь в здание открылась, и водитель шагнул вовнутрь, полицейские всполошились. Парню быстренько скрутили руки, отобрали коробку. Позвали для совета наших чекистов. Первая мысль была, конечно, о бомбе. К тому же установили, что внутри были провода и какие-то металлические предметы. Движение по Парк-авеню перекрыли, вызвали специально оборудованный для взрывных дел автомобиль, который увез коробку на военную базу на окраине города. Там убедились, что в упаковке был действительно пирог, металлом же оказалась пластина с цитатой из "Десяти заповедей". Пирог добрая американская женщина из Техаса направила советскому лидеру из-за любви к России. Никита Сергеевич сказал: — Ну хорошо, будем считать, что все мы отведали техасского пирожка, а этой женщине передайте большое спасибо. В общих дебатах выступали главы делегаций Украины и Белоруссии. Накануне Никите Сергеевичу пришла в голову мысль. Чтобы Н. Подгорный и К. Мазуров произносили свои речи на украинском и белорусском языках. Мысль хорошая, но тех инициатива Хрущёва привяла в смятение. С родными языками у них все было в порядке. К тому же возникла техническая проблема. "Мы не можем подготовить текст на белорусском языке, — оправдывались минские, — даже пишущей машинки нет с белорусским шрифтом". Все же они выступили. Хрущёв был доволен, говорил, что тем самым ещё раз была продемонстрирована самостоятельность, незалежность союзных республик. Материальным прибытком этой лингвистической истории было то, что в представительства БССР и УССР привезли машинки и прочную технику с соответствующими шрифтами. Вечерами ооновское сообщество погружалось в светскую жизнь. Иногда от имени президентов и премьеров проводилось до десятка приёмов на день. Н. Хрущёв любил ездить в гости. Всегда был в центре внимания и, если не досаждали политическими вопросами, держался приветливо и дружески. Центральным событием в этой череде дипломатических раутов был приём 4 октября в миссии СССР. Никита Сергеевич был в благостном настроении. Двинулся с объятиями к Д. Уодсворту, представителю США в ООН, но осекся. Слишком грузен был американец: под два метра ростом и килограммов под сто двадцать живого веса. — Вот это Америка! — воскликнул Никита Сергеевич, но брататься не рискнул. Заместитель постоянного представителя СССР З. Миронова, очаровательная женщина, подвела к Хрущёву очередного гостя — Генерального секретаря ООН Д. Хаммаршельда. Публика вокруг застыла: как-то пройдет встреча непримиримых оппонентов? Хрущёв шагнул навстречу Генсеку с распростертыми руками, обнял его и звонко шлепнул ладонью по плечу. Лучшего друга, казалось, у него не было во всем мире. — Вы помните, как я катал вас на лодке в Москве? Мозоли натер на руках от весел. — Конечно, помню, — ответствовал Хаммаршельд, обещая в следующий раз самому сесть за весла. Как закадычные друзья, они стали вспоминать другие эпизоды визита Хаммаршельда в Москву год назад. Никакого намека на то, что ещё несколько часов назад в Зале ООН шпыняли друг друга на чем свет стоит. К Хаммаршельду потеплели, но замирения не было. Уже позже, когда после сессии вернулся в Москву, мне позвонили от главного редактора "Правды". Сказали, что нужно написать обстоятельную статью о Генеральном секретаре ООН. Статья должна быть строгая. Добавили, что материал идет в завтрашний номер. Коли так, делать было нечего, закрылся в своем кабинете, сказав коллегам по работе, что я есть, но меня нет. Через несколько часов творение было завершено, размером как раз на газетный подвал. Утром раскрыл "Правду", действительно опубликовано за подписью Б. Дмитриев. Моей строгости редакции оказалось недостаточно. Статье дали крепкий заголовок: "Хаммаршельд — холуй колонизаторов". Но главное — сопроводили шаржем на Хаммаршельда в образе какого-то злодея. Для этого пригласили лучших карикатуристов того времени — Кукрыниксов. Ниже разносное четверостишие С. Маршака. Такие были времена, что этот замечательный поэт сочинял и такие вирши. Позже Е. Литошко рассказывал мне, что накануне на Политбюро Никита Сергеевич вспылил по адресу Хаммаршельда и надо было отреагировать. На заседаниях в зале Ассамблеи особенно доставалось испанской делегации, которая располагалась прямо перед столом нашей делегации. Дело было ещё при генералиссимусе Франко. Делегаты были сплошная "голубая кровь", держались надменно. Н. Хрущёв рассказывал, что, глядя на испанцев, он вспомнил о встрече в Москве с Долорес Ибаррури, лидером испанских коммунистов. Она обратилась к нему с просьбой: "Товарищ Хрущёв, хорошо, если бы вы, выступая в ООН, выбрав момент, заклеймили позором режим Франко в Испании". Н. Хрущёв не забыл это партийное поручение. В одном из выступлений он обрушился на Франко — "палача испанского народа, который подавил все демократические свободы Испании, установил режим кровавой диктатуры и рубит головы лучшим сынам Испании". Председательствующий Боланд попытался остановить оратора, стал просить его сотрудничать и не допускать личных выпадов против главы Государства, входящего в ООН. Но не тут-то было. — Я считаю замечание председателя неуместным, — объявил оратор и довел свои рассуждения до конца. Бои местного значения с испанскими неудачниками продолжались. Прямо перед Н. Хрущёвым светился напомаженный затылок некоего идальго, который особенно занимал советского премьера. Была сделана попытка заговорить, но испанец отреагировал нервно, недружелюбно, явно переоценил свои возможности. Нашему это только и нужно было. Он время от времени тыкал в его направлении пальцем, карандашом, привлек к этой забаве даже монументально сидевшего Громыко. после выступления кого-то из коммунистического блока Хрущёв со товарищи стал громко аплодировать. Он наклонился через стол и довольно громко высказал свое впечатление чуть ли не в ухо испанцу: "Very good!". Нервы у гордого испанца стали сдавать, тем более за этой корридой стали наблюдать многие из зала. Развязка наступила вскоре. Закончив очередное выступление, Н. Хрущёв от трибуны двинулся к своему месту. По пути он несколько раз останавливался, пожимая руки тем делегатам, которые приветствовали его. Дойдя до испанского стола, он обнаружил, что делегация сидит безмолвно. Никита Сергеевич не упустил возможности высказать в адрес делегации все, что у него было на душе. Говорил он, естественно, по-русски, испанцы разобрать в его скороговорке ничего не могли, да им это и не требовалось. Из испанских рядов вскочил тот самый идальго, бросился на Никиту Сергеевича с какими-то словами, часть из которых Хрущёву успели перевести: "Мы вас не любим!". Эту испанскую мысль Хрущёв уловил и красноречиво послал испанца, имя которого было Пинис, куда подальше. Шеф ооновской секьюрити вместе со своими людьми стоял в двух шагах, готовый в любое мгновение броситься разнимать схватку. Но дело до этого не дошло, сеньор Пинис благоразумно удалился на свое место. Главное событие на сессии развернулось 12 октября Обсуждали колониальный вопрос. Н. Хрущёв выступил с довольно умеренной речью. Все было бы ничего, но бес попутал филиппинского представителя Сумулонга вступить а полемику. Филиппинец вышел на трибуну и стал тягостно повествовать о том, какие блага Филиппины получили, будучи колонией Соединенных Штатов, и как тяжело приходится восточноевропейским Государствам в орбите Советского Союза. Кто-то из делегаций социалистических стран пытался протестовать. Председатель, однако, не дал тому говорить. Здесь за дело взялся Никита Сергеевич. Он потребовал "право на ответ", взошел на трибуну, резким жестом как бы отодвинул в сторону филиппинца и стал изливать свое возмущение: — Почему, когда здесь выступают представители одних Государств, им не дают сказать, а когда же выступает этот холуй американского империализма, председатель, который, видимо, симпатизирует колониальному господству, не останавливает его? Разве это справедливо? Нет, не справедливо. Воздав должное и филиппинцу, и председателю Боланду, Н. Хрущёв удовлетворенно направился на свое место. Мы с Е. Литошко сидели на гостевой трибуне, прямо за столом советской делегации. Я на что-то отвлекся, Евгений толкнул меня в бок: "Смотри, что это с Никитой Сергеевичем?". Khrushchev Bangs His Shoe on Desk By Benjamin Welles Special to The New York Times United Nations N. Y. Oct. 12—Premier Khrushchev waved his shoe today and banged it on his desk adding to the lengthening list of antics with which he has been nettling the General Assembly. This time Mr. Khrushchev was apparently infuriated by a statement by Lorenzo Sumulong, a member of the Philippine delegation. Mr. Sumulong said in debate that the peoples of Eastern Europe had been "deprived of political and civil rights" and that they had been "swallowed up by the Soviet Union". Mr. Khrushchev thereupon pulled off his right shoe? Stood. Continued on Page 14, Colomn 5 "Хрущёв барабанит своим ботинком по столу" Бенджамин Уэллес, специально для "Нью-Йорк Таймс" Объединенные нации, Нью-Йорк Я посмотрел. Премьера нашего видно не было. За столом вместо него гляделась только больших размеров спина. Голова, плечи, руки ушли под крышку стола. Через несколько секунд Никита Сергеевич появился на воле, держа в руке правый ботинок. Видно было, что легко ему не далось. Он с трудом дышал, разминал плечи. Встал с ботинком в руках и начал грозить им филиппинцу через весь зал. Для верности несколько раз ударил ботинком по крышке стола. Дополнил это ударами кулаков. К нему присоединились некоторые из делегации. Ботинок на время барабанного боя оставался лежать на столе. Затем Никита Сергеевич вполне удовлетворенно взял ботинок, нырнул под стол, пробыл там положенное время, завязывая шнурки. Торжествующе снова предстал перед публикой. Эта история описана в газете "Нью-Йорк таймс", свидетельство которой здесь приводится. Филиппинец вконец растерялся и пустился в рассуждение насчет возможного значения слова "холуй". Попросил переводчика дать ему варианты. Варианты дали, филиппинец стал обсуждать их один за другим. В зале откровенно потешались. Никита Сергеевич во весь голос пообещал бедолаге разъяснить значение слова "холуй". Воспитательная работа возымела свое действие. В конце выступления Сумулонг заявил, что будет голосовать в пользу процедуры, потребованной господином Хрущёвым для обсуждения советского проекта декларации о независимости колониальных Государств. Н. Хрущёв показал себя джентльменом. Взяв слово "по порядку ведения", вышел на трибуну и стал говорить, что господин, представляющий Филиппины, все-таки не безнадежный человек, он, видимо, находится в процессе созревания. "Есть надежда, что созреет и правильно будет понимать вопросы". Зал консенсусно ответил аплодисментами. После перерыва страсти не улеглись. Никита Сергеевич второй раз снимал свой ботинок и приводил его в действие. Сам я именно этого момента не видел, в зале меня не было. Поэтому снова сошлюсь на "Нью-Йорк таймс" (13 октября 1960 г.): "Позднее, в ходе дебатов по колониализму, в ходе которых страсти разгорелись среди нескольких делегаций, господин Хрущёв время от времени что-то выкрикивал, размахивал правой рукой, грозил пальцем и снял ботинок во второй раз. Второй раз инцидент с ботинком произошел во время выступления Ф. Уилкокса, помощника госсекретаря США". Этого сам не видел, но будем верить солидной газете За пару дней до отлета из Нью-Йорка Н. С. Хрущёв направили на согласование обширную статью по итогам его пребывания на 15-й сессии Генеральной Ассамблеи. Текст предварительно просмотрел А. А. Громыко. Писали вдвоем с Борисом Стрельниковым, корреспондентом "Правды" в Нью-Йорке. Работать с этим умным и талантливым человеком было одно удовольствие. Общую аранжировку взял на себя мудрый Евгений Литошко, который лучше других знал, как и что можно и что нельзя писать. Статью было задано сделать большой, на целую газетную страницу, и так, чтобы она стала главным отчетом о деятельности Н. С. Хрущёва на сессии. И её должны были опубликовать в день возвращения Хрущёва в Москву. Вернулась статья с некоторыми карандашными пометками. К трем фамилиям авторов было добавлено ещё две: П. Сатюкова, главного редактора "Правды", и Д. Горюнова, генерального директора ТАСС. Сочли, что так оно было политически правильнее и внушительнее. Оказаться в такой солидной компании для молодого человека — в Нью-Йорке мне исполнилось 28 лет — было, конечно, удачей. От Ф. Р. Козлова, оставшегося на хозяйстве в Москве, пришло сообщение о том, что "у товарищей в Политбюро есть мнение" издать книгу об участие Н. С. Хрущёва в работе 15-й сессии. Подобно той, которая была выпущена годом раньше, после визита Н. С. Хрущёва в США. Успех той книги был большой, десяток её авторов удостоены Ленинской премии. Вождей было много, а "индейцев" мало, и мне было сказано заняться черновой работой, сбором материала, тем более, что после отъезда делегации я оставался в Нью-Йорке. Работа над книгой было пошла, сформировали авторский коллектив. Но потом эту, как говорил Остап Бендер, плодотворную дебютную идею переехали какие-то другие события. Поздним вечером 14 октября на машине Бориса Стрельникова поехали в аэропорт, откуда должен был стартовать Ту-114 с высоким гостем на борту. В запутанной инфраструктуре аэропорта путь к нужному взлетному полю найти было достаточно просто. Указывая путь, туда стекались группки демонстрантов с антихрущевскими плакатами. Близко полиция их не подпустила, пикетчикам пришлось высказывать свои чувства издали. Подъехал Н. Хрущёв. С ним венгерский лидер Янош Кадар. Они немного погуляли, направились к трапу. Наверху стоял знаменитый А. Туполев, создатель самолетов. По-хозяйски, раскинув гостеприимно руки. Между прочим, поначалу Никита Сергеевич планировал лететь на сессию из Москвы в Нью-Йорк именно на Ту-114. Но в авиалайнере обнаружили неисправность. Тогда-то и пришла мысль о путешествии на корабле "Балтика". Теперь все было в порядке. В Нью-Йорке часы показывали 23.40. полет продолжался десять часов. На корабле "Балтика" плыли десять суток. Когда Ту-114 приземлился в московском аэропорту, в столице уже клонилось к вечеру 15 октября. Утром "Правда" вышла с большой статьей четырех знакомых авторов. Заголовок почти библейский: "Семена мира дадут добрые всходы". Нью-йоркская эпопея закончилась. Советский премьер отсутствовал 35 дней. "Шоумен" улетел. Нью-Йорк потерял что-то обвораживающее, будоражащее. Город вернулся к своей энергичной, но обыденной жизни. В советской миссии сняли кордоны, убрали полицейские ограждения. Восстановили нормальное движение по Парк-авеню, с которой на соседнюю Медисон-авеню уже можно было попасть не через Китай, а через боковую стрит. Ошеломляющие перемены обнаружились следующим утром в Объединенных Нациях. В зале заседаний Генеральной Ассамблеи почти никого. Председателю Боланду пришлось приложить много труда, чтобы затащить в зал делегатов, числом достаточным для кворума. В вечернем выпуске "Нью-Йорк таймс" опубликована знаменитая фотография: практически безлюдные столы и только за некоторыми сидят скучающе одинокие члены делегации. Окончена самая красочная, шумная и политически насыщенная глава истории Объединенных Наций. Крепость устояла. Настала и нам пора возвращаться домой Ноябрьским утром выехали к причалам вдоль Гудзона. Предстояло плыть на французском лайнере "Либерте". Это была громада, несравнимая с "Балтикой", на которой пару месяцев назад мы так благополучно пересекли Атлантику. Буксиры оттащили корабль на середину реки, дальше он самым тихим ходом дошел до статуи Свободы, впереди открытый океан. В каюте было трое мореходов. Помимо меня — Владимир Крылов, помощник В. А. Зорина, джентльмен представительной внешности, с которым мне пришлось потом работать в Управлении информации МИД. Третьим был Юрий Виноградов, могучий красавец, после Виктора Суходрева лучший мастер английского перевода. Много позже судьба уготовила ему пост посла в одной из азиатских стран. Светский человек, вокруг него всегда компания. Однажды за ужином в ресторане Юрий вспомнил, что календарь показывал 19 ноября. Он быстренько кликнул за наш стол нескольких своих новых приятелей и провозгласил тост: "За советскую артиллерию!". Гости охотно откликнулись, а выпив водки, полюбопытствовали: причем здесь, собственно, советская артиллерия? Юрий объяснил, что 19 ноября празднуется в Советском Союзе как День артиллерии и святое дело в открытом океане поддержать это. Круг охотников продемонстрировать респект к советским пушкам и ракетам расширялся, и к концу плавания за многими столами на разных языках звучал знакомый тост. На "Либерте" было все: католическая церковь, бассейны, бары и всякая прочая всячина. Было, конечно, и кино. Фильмы новые, в основном американские, интересные. Но не так интересны, как на "Балтике". Не хватало несравненных комментариев Никиты Сергеевича. Атлантическая одиссея закончилась у причала французского порта Шербур. Оттуда предстояло двинуться в Париж, а затем через Европу домой, в Москву. В Париже нас ждало приглашение в гости от посла С. А. Виноградова. Сергей Александрович, как помните, был членом делегации Хрущёва на 15-й сессии, и ему было интересно послушать, как шли дела в Нью-Йорке после его отъезда. Что знали, рассказали. В ответ же получили предложение, от которого нельзя было отказаться. Посол предложил остаться в Париже дней на десять. Это был королевский подарок, особенно для меня, никогда прежде здесь не бывавшего. После Нью-Йорка парижские впечатления были удивительные. Не в смысле: один город понравился, а другой — нет. Нью-Йорк для меня потрясающий. И все последующие многие поездки туда в этом убеждают. У французов другая, более гуманная культура. Глубокие и прочные пласты истории. Иная, более свободная философия жизни. Париж — это не Нью-Йорк, а Америка — не Европа. Побродив по Парижу и поднабрав новых впечатлений для сравнения Старого и Нового света, мы сели в поезд и двинулись в сторону востока. В первый же вечер выяснилось, кто в поезде главный, — им, конечно, был Юрий Виноградов, вокруг него роилось множество пассажиров нашего и прилегающих вагонов. В дружелюбном общении два дня пути прошли незаметно. Новых друзей Юры из числа французов, англичан и прочих шведов занимал вопрос: как на пограничной станции в Бресте произойдет первая встреча с Россией-матушкой? Сценарий рисовался радужный. Поезд пересекает границу, останавливается. Спаянный коллектив новых друзей входит в вокзальный ресторан, залитый светлыми огнями. Садятся за столы, накрытые белыми скатертями, заказывают "Столичную" водку, кто пельмени, кто шашлык, кто другие традиционные русские закуски. Встреча с Россией завершается хоровым исполнением: Волга, Волга, мать родная, Волга, русская река… Эти слова легендарной песни наши попутчики выучили наизусть и под руководством Виноградова успешно отрепетировали. Поезд подошел к перрону брестского вокзала уже за полночь. Ведомая Виноградовым публика двинулась к ресторану. Увы. Огни не светились, дверь была заперта. Но рядом был сарайчик с вывеской "Кафе". Вошли. Столов с белыми скатертями не было, но за прилавком стояла симпатичная молодуха. На полке приветливо зеленели бутылки с наклейками "водка", рядом стоял поднос с пирожками, неизвестно какой выпечки, соленые огурцы. В конце концов, что ещё нужно для счастья? Разлили водку по граненным стаканам, провозгласили: "За Россию-матушку!". Выпили, закусили огурцами. Выпили ещё. И дружно запели: "Волга, Волга, мать родная…". Мы были дома. Мы вернулись. Index   www.pseudology.org