4-е издание, доп. СПб.: Питер, 2005. – 330 c. Игорь Семёнович Кон Дружба Часть вторая. 12. Дружба или любовь? Одни говорят, что любовь – это мальчик, Другие – что это птица, Третьи – что она движет всем миром, А четвертые – что она ни на что не годится. Я спросил у соседа, который Похвалялся, что в любви он эксперт. Но его жена с ним была не согласна И сказала, что он импотент. Уистен Хью Оден Обсуждение особенностей смешанной дружбы подводит нас к более общей теоретической проблеме соотношения дружбы и любви. В споpax на эту тему, которые ведутся со времён античности, обозначалось по крайней мере пять основных позиций: • абсолютное различение: дружба и любовь - совершенно разные чувства и отношения; • полное отождествление: дружба и любовь - разные названия одного и того же; • частичное разграничение на основе подчинения любви дружбе: любовь-аффективная сторона дружбы; • частичное разграничение на основе подчинения дружбы любви: дружба - коммуникативная сторона любви; • идея взаимоперехода любви и дружбы как стадий межличностного отношения: дружба - подготовка любви (или наоборот). Однако при этом большей частью не уточняется, что конкретно имеется в виду: различие принятых в данном обществе, социальной группе нормативных канонов любви и дружбы или же или вариации индивидуальных переживаний и эмоциональных состояний. А ведь это совершенно разные системы отсчета. Образы любви Сравнение нормативных канонов любви и дружбы предполагает наличие каких-то общепринятых критериев. Но идеал "настоящей любви" так же историчен, как понятие "истинной дружбы". Её так же часто проецируют в прошлое или вообще сомневаются в не посюсторонности. Если Шопенгауэр сравнивал "настоящую дружбу" с легендарными морскими змеями, то Ларошфуко уподобляет любовь привидениям: "Истинная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто её видел" (Ларошфуко 1974, c.41) Разные культуры утверждают принципиально разные каноны любви, высвечивая разные её стороны (Сосновский 1992, Шестаков 1999; Кон 2004; Hatfield, Rapson 1996). В одних обществах всепоглощающая любовь поэтизируется, утверждается как нравственный и эстетический идеал, в других же она не только не считается необходимой предпосылкой брака, но даже рассматривается как нечто ненормальное. Ещё больше варьируют представления о соотношении чувственных и духовных компонентов любви. Многие религии Востока видели в чувственности путь к слиянию человека с Богом и разрабатывали целые кодексы эротических наслаждений. Напротив, христианство считает все телесное, чувственное низменным и греховным. "Чистая любовь", по учению средневековых богословов, должна быть исключительно духовной, да и то не слишком сильной, чтобы не отвлекать верующего от любви к Богу и выполнения религиозных обязанностей. По ту сторону официального бытия существовала народная "карнавальная" культура, в которой удовлетворение чувственных потребностей занимало весьма заметное место. Любовные переживания выглядят в ней нарочито сниженными, упрощенными, деиндивидуализированными. Возникшая в XII в. в Провансе и быстро распространившаяся в Европе поэзия трубадуров с её культом Прекрасной дамы, ради которой рыцарь готов идти на величайшие жертвы и подвиги, была вызовом и церковному аскетизму, и фривольности "карнавальной" культуры. Канон "куртуазной любви" подчеркивал значение эмоциональных отношений между мужчиной и женщиной, привнося в них мотивы нежности и заботливости. Но, будучи отрицанием церковного аскетизма и карнавальной фривольности, "куртуазная любовь" вместе с тем вобрала в себя черты того и другого.   "Прекрасная дама" соединяла в себе реальную женщину, которой рыцарь хотел обладать, и Мадонну, которой можно только поклоняться издали. Отсюда преувеличенная, подчас даже болезненная экзальтированность этих отношений. Ритуал служения Прекрасной даме не мешал рыцарям удовлетворять свои земные потребности с другими женщинами, насиловать крестьянок, деспотически обращаться с собственными женами. Разрыв между идеальным образом любви и её действительностью сохраняется в европейской культуре и позже. В литературе и искусстве XIII-XV вв. широкое распространение получил культ духовной, платонической любви (любовь Данте к Беатриче, с которой поэт не обменялся в жизни ни единым словом, сонеты Петрарки, лишенные каких бы то ни было чувственно-эротических компонентов). Гуманисты эпохи Возрождения выступают как против религиозного аскетизма, так и против платонической, десексуализированной любви.   То, что раньше считалось "плотским грехом", они утверждают как здоровую "телесную радость". Эротические переживания выходят из подполья, занимая подобающее им место в "высокой" культуре. Однако гуманистическая реабилитация плоти превращается в аристократической культуре XVII-XVIII вв. в рафинированное распутство. Искреннее чувство заменяется тщательно разработанным ритуалом галантности, единственная цель которой - физическое обладание. "В любви нет ничего хорошего, кроме её физической стороны",- писал французский натуралист Ж. Л. Бюффон. Любовь становится спортом, увлекательной игрой, которой чувствительность и серьезность только вредят. Разврат, бывало, хладнокровный Наукой славился любовной, Сам о себе везде трубя И наслаждаясь не любя Пушкин,1949, т. 5, c.78 . Однако это неизбежно влечет за собой пресыщение и разочарование. Ритуал надоедает, становится скучной рутиной: Кому не скучно лицемерить, различно повторять одно, стараться важно в том уверить, в чем все уверены давно..." (Там же). В противовес придворной галантности, с её условностью и лицемерием, сентименталисты утверждают поэзию простых и искренних чувств. Герой-любовник аристократической литературы, вроде знаменитого Казановы, заботится лишь о своих чувственных наслаждениях. Мольеровскому Дон Жуану даже и это неважно: женщина для него просто дичь, овладение которой укрепляет его репутацию счастливого охотника. Сентиментализм требует от своего героя не удачливости и умения покорять, а способности тонко чувствовать, страдать, жертвовать собой во имя любви. Робкая, почтительная нежность дает любящему гораздо больше, чем физическое обладание. Романтизм поднимает любовь до уровня рока и религиозного откровения: именно в любви человек открывает свою истинную сущность, она же дает ему отраду и защиту против пошлости и жестокости окружающего мира. Появляется культ несчастной любви, любви без взаимности, которая рисуется столь возвышенной и прекрасной, что, даже умирая от неё, герой вызывает восхищение и зависть, как гетевский Вертер, самоубийство которого вызвало много подражателей. Даже из этого беглого исторического обзора видно, что канон любви никогда не был чем-то однозначным и неизменным. Художественная литература создала не только яркие образы, но и первые психологические типологии разных видов любви. Например, Стендаль в своей книге "О любви" сравнивает любовные переживания Дон-Жуана и Вертера. Далекий от принижения Дон-Жуана, Стендаль признает, что его любовь требует немалых личных достоинств: бесстрашия, находчивости, живости, хладнокровия, занимательности и т.д. Но люди этого типа чаще всего бывают сухими эгоистами. "Дон Жуан отвергает все обязанности, связывающие его с другими людьми. На великом рынке жизни это недобросовестный покупатель, который всегда берет и никогда не платит" (Стендаль. 1959. Т. 4, c.568). Превращая любовь в интригу или спорт, делая её средством удовлетворения собственного тщеславия, он уже не может отдаваться ей сам. "Вместо того, чтобы, подобно Вертеру, создавать действительность по образцу своих желаний, Дон Жуан испытывает желания, не до конца удовлетворяемые холодной действительностью, как это бывает при честолюбии, скупости и других страстях. Вместо того, чтобы теряться в волшебных грезах кристаллизации, он, как генерал, размышляет об успехе своих маневров и, коротко говоря, убивает любовь вместо того, чтобы наслаждаться ею больше других, как это думает толпа" (Там же, c.566 ). Любовь Вертера с его мечтательностью и склонностью к идеализации плохо приспособлена к реальной жизни и чревата неизбежными драмами и разочарованиями. Зато "любовь в стиле Вертера открывает душу для всех искусств, для всех сладостных и романических впечатлений: для лунного света, для красоты лесов, для красоты живописи - словом, для всякого чувства прекрасного и наслаждения им, в какой бы форме оно ни проявлялось, хотя бы одетое в грубый холст" (Там же, c.564 ) От образов к типологиям Любое нормативное определение любви молчаливо подразумевает какую-то оппозицию. Антитеза "любовь - вожделение" противопоставляет духовно-личностное начало чувственно-телесному; "любовь - увлечение" отличает глубокое и длительное чувство от поверхностного и краткосрочного; "любовь - симпатия" противопоставляет бурную страсть спокойному расположению и т.д. Однако разные лица и даже один и тот же человек в разных обстоятельствах определяют свои чувства и отношения по-разному. Отсюда и разные психологические теории соотношения дружбы и любви. 3игмунд Фрейд подходил к проблеме функционально-генетически, утверждая, что все эмоциональные привязанности и увлечения человека, будь то родительская или сыновняя любовь, дружба, любовь к человечеству и даже привязанность к конкретным предметам и абстрактным идеям, суть проявления одного и того же инстинктивного влечения, либидо. Только в отношениях между полами это влечение пробивает себе путь к сексуальной близости, а в остальных случаях оно отвлекается от этой цели или не может достичь её. Тем не менее первоначальную природу этих чувств всегда можно распознать по жажде близости и самопожертвования (Freud 1953, p. 90–91). Тезис о сексуальном происхождении всех человеческих привязанностей связан у Фрейда с расширительным пониманием самой сексуальности, в которой он видит единственный источник всякой психической энергии. Однако даже у животных разные "аффективные системы" - материнская и отцовская любовь к детям, детская любовь к матери, взаимные привязанности братьев и сестер и сексуальное влечение - не сводятся друг к другу, каждая выполняет в процессе индивидуального развития свои специфические функции. Тем более невозможно вывести из одного-единственного начала все эмоциональные привязанности человека. Говоря словами А. c.Макаренко, человеческая "любовь не может быть выращена просто из недр простого зоологического полового влечения. Силы "любовной" любви могут быть найдены только в опыте неполовой человеческой симпатии. Молодой человек никогда не будет любить свою невесту и жену, если он не любил своих родителей, товарищей, друзей. И чем шире область этой неполовой любви, тем благороднее будет и любовь половая" (Макаренко, 1967, т. 4, c.246). Феноменологически, по характеру их переживания, любовные чувства ещё более многообразны, чем дружеские. Наиболее разработанная, опирающаяся на эмпирические данные современная классификация различает шесть стилей, или "цветов", любви: • эрос - страстная, исключительная любовь-увлечение, стремящаяся к полному физическому обладанию; • людус - гедонистическая любовь-игра, не отличающаяся глубиной чувства и сравнительно легко допускающая возможность измены; • сторге - спокойная, теплая и надежная любовь-дружба; • прагма - совмещающая людус и сторге, рассудочная, легко поддающаяся сознательному контролю любовь по расчету; • мания - иррациональная любовь-одержимость, для которой типичны неуверенность и зависимость от объекта влечения; • агапе - бескорыстная любовь-самоотдача, синтез эроса и сторге (Lee, John Alan 1973) Сами по себе эти понятия были известны ещё Аристотелю. Но современные психологи, вместо того чтобы спорить, какая любовь "настоящая", выработали ряд тестов и измерили с их помощью любовные установки 800 молодых людей. Оказалось, что разные цвета любви можно эмпирически разграничить и что за ними стоят определенные психологические различия. Например, любовные чувства и установки молодых мужчин содержат больше "эротических" и "людических" компонентов, тогда как у женщин сильнее выражены элементы "сторге", "мании" и "прагмы". Самоотверженная "агапе" представлена у мужчин и женщин одинаково (Hendrick and Hendrick 1986; Hendrick C., Hendrick S., Foot F. H. and Slapion-Foote M. J. 1984). Существуют и другие классификации любовных переживаний   Чтобы избежать шлейфа связанных со словом "любовь" ценностных ассоциаций, американский психолог Дороти Теннов (Tennov, 1979) ввела для обозначения страстной любви искусственный, не имеющий этимологических корней, термин "лимеренция" (limerence). Многолетние исследования, объектами которых стали несколько тысяч человек, показали, что лимеренция четко отличается от других эмоциональных состояний. Лимеренция возникает спонтанно, непроизвольно, не зависит от сознательного отношения к объекту и связана с какими-то нейрохимическими процессами в мозге, которыми можно манипулировать психофармакологически или нейрохирургически. Психологически она переживается как состояние острой эмоциональной неустойчивости, с колебаниями и переходами от блаженной эйфории к мучительной неуверенности и ревности, что вызывает чередование ссор и примирений. Лимеренция не ограничивается сферой сексуально-эротических отношений, мотив сексуального наслаждения в ней вторичен. Новейшие нейрофизиологические исследования в какой-то степени подтверждают это предположение. Английские нейробиологи Андреас Бартельс и Семир Зеки (Bartels and Zeki, 2002), а вслед за ними американский психолог Элен Фишер c помощью магнитно-ядерного резонанса сканировали состояние мозга группы влюбленных студентов, которым показывали фотографии их возлюбленных. Выяснилось, что любовные переживания сопровождаются активацией участков мозга, содержащих повышенную концентрацию рецепторов дофамина, химического вещества, вызывающего состояние эйфории, страстного желания и одержимости. Нейрофизиологическая реакция на образ любимого отличается как от реакции на образы друзей и других близких людей, так и от сходных по типу эмоциональных состояний (сексуальное возбуждение, чувство счастья или эйфория, вызванная кокаином). Таким образом, "посюсторонность" любовных переживаний и их нетождественность сексуальным и дружеским чувствам, доказаны психофизиологически. Но это верно только относительно страстной любви. Отличить от дружбы по этим признакам сторге, прагму или агапе вряд ли возможно. Кроме того, эмпирическое изучение любви порождает новые вопросы. Является ли "цвет любви" устойчивой личностной чертой или относительно изменчивой установкой, связанной с конкретным эмоциональным состоянием? Как сочетаются разные стили любви у одного и того же человека в зависимости от характера партнера и на разных стадиях любовных взаимоотношений (влюбленность и супружеская любовь)? С одной стороны, существуют однолюбы, чувства и привязанности которых исключительно устойчивы, причем это касается и предмета любви, и её эмоциональной окрашенности. С другой стороны, есть люди переменчивые, которые легко влюбляются и столь же быстро остывают. Многое зависит и от свойств ситуации, в которой возникает влюбленность. Например, экспериментально доказано, что сознание опасности усиливает потребность в общении и эмоциональной близости с теми, кто эту опасность разделяет.д.альнейшее - дело когнитивной атрибуции: как человек определит свое состояние. Даже разница между "любовью" и "увлечением" - в известной мере вопрос этикетки. Говоря себе: "Это любовь", человек тем самым формирует установку на серьезное, длительное чувство. Напротив, слова: "Это просто увлечение" - установка на нечто временное, краткосрочное. "Определение" своего чувства - не просто констатация факта, а своего рода самореализующийся прогноз. Короче говоря, единой теории соотношения дружбы и любви нет и быть не может. Тем более, что любовно-эротический и дружеский дискурс, слова, в которых люди описывают соответствующие чувства, лежат сфере нормативной культуры, а индивидуальные психофизиологические реакции и эмоциональные переживания относятся к компетенции психологии эмоций (Hatfield, Rapson 1996). Любовь, дружба и симпатия Хотя однозначное объективное разграничение свойств любви и дружбы затруднительно, психология достаточно тонко анализирует связанные с ними субъективные переживания. Французский социальный психолог Жан Мэзоннёв (Maisonneuve, Jean. 1966, p. 127–131), изучив многочисленные художественные и автобиографические описания любви и дружбы, пришел к выводу, что между "любовным" и "дружеским" временем и пространством есть определенные качественные различия. "Любовное время" обычно кажется быстротечным, изменчивым, лишенным длительности, это "время, когда забывают о времени", его ритм определяется "биением сердец". "Дружеское время" выглядит более спокойным и однородным. Не порывая радикально с повседневностью, оно более конструктивно и перспективно. Сходным образом конструируется и пространство любви и дружбы. Любовь стремится к полному уничтожению расстояния между любящими, сливая их в единое целое. Напротив, дружба, даже самая интимная, в силу своего духовного характера, предполагает некоторую деликатность и сдержанность, сохранение феноменологического расстояния между друзьями. Дружеское "Мы" представляется менее слитным, допуская определенные расхождения и психологическую дистанцию. Социально-психологические исследования показывают, что эти переживаемые различия тесно связаны с разницей соционормативных определений любви и дружбы. Любовно-романтические отношения считаются более исключительными и обязывающими, чем дружеские. Они предполагают более точное и строгое осознание и определение субъектом собственных чувств, питаемых к партнеру, - "люблю", "влюблен" или просто "нравится" - и сознательное принятие решений, как именно развивать эти отношения. При наличии нескольких параллельных влюбленностей, привязанностей или связей, человек обычно задает себе вопрос, какая из них для него важнее, дороже и ближе. В дружбе, при всей её индивидуальности, взаимоисключающий выбор не обязателен, поэтому люди обращают меньше внимания на тонкие нюансы своих взаимоотношений, их развитие кажется им более плавным, не требующим принятия каких-то ответственных решений. Детальное обследование взаимоотношений 16 дружеских и 16 любовно-романтических студенческих пар показало, что любовные отношения кажутся молодым людям значительно более исключительными, чем дружеские. Если испытуемый имел две любовные привязанности, то усиление одной из них неминуемо снижало эмоциональную значимость другой. В дружбе этого не происходит. Отмеченных в течение месяца колебаний в оценке уровня и значимости дружеских отношений было вдвое меньше, чем в любовных отношениях (Levinger . 1980). Но объясняется это не тем, что в дружбе таких колебаний объективно меньше, а тем, что люди их просто не замечают, потому что они не требуют принятия сознательных решений и продуманной линии поведения: звонить или не звонить, приглашать или не приглашать в театр, объясняться или не объясняться? Очень важным элементом аналитического расчленения дружбы и любви является разграничение понятий "любви" и "расположения" (симпатия). В обыденном сознании слова "люблю" и "нравится" различаются в основном количественно, по степени: "люблю" = "очень нравится". Но эти слова различаются и качественно, по смыслу. Расположение, выражаемое словом "нравится", -это положительная установка к другому лицу, в которой преобладает оценочный момент. Нравиться может только тот, кто обладает, а точнее, кому приписываются какие-то положительные или желаемые свойства. Если положительная оценка изменяется, притягательность объекта угасает. Любовь может включать положительную оценку объекта, идеализировать его, но может и не включать её. Какие-то качества любимого человека могут даже активно не нравиться. Страстная любовь амбивалентна, она часто переплетается с ненавистью (знаменитое катулловское "ненавижу и люблю"). Недаром её так по-разному описывают в художественной литературе. Фрейд связывал напряженность любовных переживаний главным образом с "переоценкой" объекта влечения, обусловленной его недоступностью. Согласно теории идеализации, страстная любовь по самой сути своей противоположна рациональному, объективному видению. Недаром её издревле называли слепой. О несовместимости любви и знания говорили многие философы и классики литературы. "...Истинная любовь не нуждается ни в симпатии, ни в уважении, ни в дружбе; она живет желанием и питается обманом. Истинно любят только то, чего не знают" (Франс 1959, с.562) "...Человек любит и уважает другого, покуда не может судить о нем, и любовная тоска - следствие недостаточного знания" (Манн 1960, с.499). Психологические исследования подтверждают, что влюбленные часто идеализируют друг друга, особенно в начале романа, причем женщины склонны к идеализации больше, чем мужчины. Однако на последующих стадиях развития отношений идеализация ослабевает, уступая место более реалистическому восприятию друг друга. Разграничение любви и симпатии имеет практическое значение для работы брачных консультантов. американский психолог Зик Рубин (Rubin, Zick, 1970) разработал две отдельные шкалы - любви и симпатии, по 13 пунктов в каждой. "Любовная шкала" измеряет степень привязанности ("Когда мне одиноко, моя первая мысль - разыскать X"), заботы ("Если бы Х чувствовал себя плохо, мой первейший долг был бы поддержать его") и интимности ("Я чувствую, что могу буквально во всем довериться X"). "Шкала симпатии" измеряет, насколько благоприятно испытуемый оценивает данного человека по ряду качеств и насколько он склонен считать этого человека похожим на себя. Изучение 182 пар студентов Мичиганского университета, связанных отношениями ухаживания, показало, что любовь и симпатия действительно не совпадают, и показатели по "шкале любви" позволяют предсказать вступление молодых людей в брак гораздо точнее, чем показатели "шкалы симпатии".   Рубин сумел достаточно точно предсказать, какие из обследованных пар поженятся, а какие - разойдутся. Эта методика широко применяется психологами, в том числе в России (Алешина., Гозман, Дубовская 1987) Тем не менее любовь и лежащая в основе дружбы симпатия, – не альтернативы. Американский психолог Элен Бершайд просила группу молодых людей составить 4 списка: а) всех своих друзей, б) всех людей, которых они любят, в) всех, кого они находят сексуально привлекательными и, наконец, г) всех, в кого они влюблены. Последний список оказался самым коротким, как правило, в нем только одно имя, зато это имя присутствует также во всех остальных списках. Именно исключительность делает наши любовные чувства такими важными и сильными. Короче говоря, хотя люди различают любовные и дружеские чувства, дружба и любовь переживаются неодинаково и имеют разные критерии оценивания, эти чувства и отношения переплетаются и накладываются друг на друга. Друзья и возлюбленные Как соотносится друг с другом наличие друзей и возлюбленных (сексуальный опыт)? В ранней юности любовные и дружеские отношения часто выглядят альтернативными: эмоциональная романтическая дружба выступает как временная замена или психологическая компенсация отсутствия любовных отношений, сексуальная самореализация снижает накал однополой дружбы. Однако в долгосрочной перспективе любовь и дружба связаны друг с другом положительно. Многочисленные исследования показывают, что наличие близких друзей своего пола в подростковом возрасте положительно коррелирует с наличием романтических отношений в юности и что однополая дружба в юношеском возрасте благоприятствует развитию любовных отношений у молодых вззрослых (Neeman, Hubbard & Kojetin, 1991, цит по Hartup, Stevens 1997). Иначе говоря, мальчики и девочки, у которых есть друзья (однополые) в детстве и отрочестве, имеют больше шансов на успешные любовные (гетеросексуальные) отношения в более старших возрастах. Это можно рассматривать как подтверждение изложенной выше (глава 9) теории Салливэна. Но возможны и другие, дополняющие друг друга, объяснения. а) Наличие теплых дружеских отношений со сверстниками своего пола повышает уровень самоуважения подростка, придает ему уверенность, которая в дальнейшем благоприятствует развитию успешных романтических отношений с лицами противоположного пола. б) Дружба помогает подростку развивать и совершенствовать свои коммуникативные навыки, что очень полезно и для романтических отношений. в) Успеху в любви, как и в дружбе, способствует общая привлекательность подростка. Такие типично маскулинные черты как высокий рост, сила, предприимчивость, смелость, раскованность и любовь к риску дают обладающим ими мальчикам значительные преимущества перед сверстниками. По данным лонгитюдного исследования (Feldman, Rosenthal, Brown & Canning 1995), мальчики, которые пользовались наибольшей популярностью среди сверстников в 6 классе, не только сохранили свое лидирующее положение в старших классах, но и раньше других начали сексуальную жизнь и имели больше сексуальных партнерш. Девушкам больше нравятся те мальчики, которые пользуются популярностью в мальчиковых группах. С другой стороны, трудности сексуального порядка, включая задержку сексуального дебюта, которые молодой человек пытается скрыть, осложняют и его отношения с друзьями, делая их менее интимными. Среди обследованных Миррой Комаровски американских юношей, у которых главным конфидантом была девушка, не оказалось ни одного, кто ещё не имел сексуального опыта, тогда как половина мужчин с самым низким уровнем самораскрытия оставались девственниками (Komarovsky, Mirra. 1974, 1976). Проблема соотношения любви и дружбы имеет и практический аспект. Некоторые молодые женщины, выйдя замуж, всячески стараются оторвать своего суженого от его прежней мужской компании. Понять эту потребность нетрудно. Тут и желание крепче привязать к себе мужчину, и ревность к его прошлым эмоциональным связям, и опасения насчет характера этих мальчишников (пьянство, вовлеченность в рискованные действия и т.п.) И все-таки лучше этого не делать. Пытаясь оторвать своего избранника от прежних друзей, женщина берет на себя повышенные обязательства, предлагая заменить собой все то, что составляло прелесть его юности. На какой-то срок, вроде медового месяца, это может получиться. Но что будет потом? При нормальном процессе развития, семейная жизнь и другие обстоятельства сами собой сделают мужскую дружбу менее интенсивной (более редкие встречи, дифференциация интересов, новые социальные и бытовые обязанности и т.п.).   Однако поддержание этих отношений способствует сохранению связей с собственной юностью. Если их оборвать насильственно, в сознании молодого мужчины образуется пустота. И когда на следующем витке жизни у него появится естественная ностальгия по ушедшей юности, одной из главных ценностей которой была дружба - "какие были ребята!" - её утрата или ослабление воспринимается уже не как естественный процесс, а как следствие происков "этой бабы". Думаю, что для обеих сторон разумнее постараться совместить любовь с прежними дружескими отношениям. Дружба и однополая любовь Один из самых деликатных аспектов нашей темы – соотношение дружбы и однополой любви. Трудность этой темы отчасти связана со сложностями размежевания любовного языка и языка дружбы. До тех пор, пока однополая любовь осуждалась и преследовалась, она не смела открыто назвать себя, вынуждая людей пользоваться эвфемизмами. Одним из таких эвфемизмов была дружба. Для обозначения особенно нежной и, как правило, гомоэротической дружбы такие отношения иногда называли "особенной дружбой" (см. Кон 2003 а). Однако всегда были, есть и будут такие чувства и отношения, которые объективно не допускают однозначного определения и остаются проблематичными не только для посторонних людей, но и для самих участников. В особенности это касается романтической дружбы. Язык романтической дружбы, с её повышенной эмоциональностью и экспрессивностью, практически не отличим от любовного языка. В некоторых случаях это только форма речи. Например, по-русски к малознакомому человеку обращаются не "дорогой", а "уважаемый", когда как английское слово “dear” имеет оба эти значения и используется даже в официальной переписке. Столь же культурно-специфичен язык жестов. До ХVII в., когда английские пуритане наложили строгие запреты на выражение эмоций, европейские мужчины не только пользовались в общении друг с другом "любовной" лексикой, но могли при встречах целоваться и обниматься. В романских странах, вроде Италии и Испании, эти правила сохранились, а в англоязычных странах такое поведение стало восприниматься как "женственное", "гомосексуальное" и "неприличное". Эти нормативные ограничения существенно сузили коммуникативные возможности мужчин, независимо от их сексуальной ориентации. К сожалению, наука, как и массовое сознание, подвержена моде. До последней трети ХХ века ученые благоразумно предпочитали не замечать гомоэротическую природу многих знаменитых дружб. Затем маятник качнулся в противоположную сторону, любые намеки на нежность между мужчинами стали интерпретировать как доказательство гомосексуальности. Иногда эти предположения обоснованы, иногда нет, а чаще всего они остаются спорными. Поэтому наиболее серьезные профессиональные историки, например, Алан Брэй (Bray 2003) избегают ставить точки над i и не сводят историю дружбы к истории однополой любви. Особенно трудно толковать художественные тексты. Например, знаменитое есенинское стихотворение "Прощание с Мариенгофом" (Есенин 1961, т.2, с.115) формально говорит о дружбе, но по своей эмоциональной тональности явно принадлежит к любовной лирике: Есть в дружбе счастье оголтелое И судорога буйных чувств – Огонь растапливает тело, Как стеариновую свечу. Возлюбленный мой! дай мне руки – Я по иному не привык – Хочу омыть их в час разлуки Я желтой пеной головы. Ах, Толя, Толя, ты ли, ты ли, В который миг, в который раз – Опять, как молоко, застыли Круги недвижущихся глаз. Прощай, прощай. В пожарах лунных Дождусь ли радостного дня? Среди прославленных и юных Ты был всех лучше для меня. Как складывались отношения Есенина с мужчинами и женщинами и кого именно любил великий поэт, - забота его биографов, обычный читатель волен толковать его стихи на свой собственный лад. Но для многих подростков и юношей точное определение природы их эмоциональных отношений и привязанностей жизненно важно. Между тем сделать это порой невозможно. Ещё Герцен подметил, что подростковая и юношеская дружба зачастую неотличима от любви: "Я не знаю, почему дают какой-то монополь воспоминаниям первой любви над воспоминаниями молодой дружбы. Первая любовь потому так благоуханна, что она забывает различие полов, что она - страстная дружба. С своей стороны, дружба между юношами имеет всю горячечность любви и весь её характер: та же застенчивая боязнь касаться словом своих чувств, то же недоверие к себе, безусловная преданность, та же мучительная тоска разлуки и то же ревнивое желание исключительности" (Герцен 1956 т. 4, c. 82). Этот феномен неоднократно описан в классической литературе. Вспомним толстовского Николеньку, Тонио Крегера из одноименного рассказа Томаса Манна или описание Роменом Ролланом дружбы Жана Кристофа и Отто: “Один в ночной темноте Кристоф шагал домой. Но сердце у него пело: у меня есть друг, есть друг. Он ничего не видел, ничего не слышал. Не думал ни о чем – только о друге. <…> "Кристоф не знал никого прекраснее Отто. Все восхищало его в друге - тонкие руки, красивые волосы, свежий цвет лица, сдержанная речь, вежливые манеры и тщательная забота о своей внешности <...> Он пожертвовал бы ради Отто всем на свете. Он жаждал подвергнуться ради друга любой опасности и страстно мечтал, чтобы представился, наконец, случай испытать силу его дружбы. Во время прогулок он ждал какой-нибудь опасной встречи, чтобы броситься вперед и прикрыть собой Отто. Он с наслаждением принял бы смерть ради друга". <….> Он не сводил с Отто глаз, точно влюбленный. И, по правде говоря, он и был влюбленный. Кристоф не знал этого, так как не знал, что такое любовь. Но временами, когда мальчики оставались одни, их охватывало странное волнение – они испытали его ещё тогда, когда в первую свою встречу сидели в сосновом лесу: кровь приливала к щекам Кристофа, он густо краснел. Он боялся. Не сговариваясь, мальчики сторонились друг друга…" (Роллан. 1955. т. 3, c.176, 182, 183 -184) То, чего они не могли сказать друг другу в глаза, дополняют письма: "Мое единственное счастье – это ты… Люби меня! Мне так необходимо, чтобы кто-нибудь любил меня!" (Там же, с.184) А разве не были любовными вызвавшие переполох у отцов-иезуитов письма, которыми обменивались Жак и Даниэль в романе Роже Мартен дю Гара "Семья Тибо"? "Никогда не забуду тех мгновений, слишком редких, увы, и слишком кратких, когда мы всецело принадлежали друг другу. Ты единственная моя любовь! Другой любви никогда у меня не будет, ибо тогда мной тотчас же овладели бы страстные воспоминания о тебе. Прощай, меня бьет лихорадка, в висках стучит, взор мутится... Не люблю ждать. Напиши мне как можно скорее. Хочу, чтобы ты ответил мне до 4 час., если любишь меня, как я тебя люблю!! <...> Как высказать ту радость, которую доставило мне твое письмо? Разве не был ты мне другом и раньше и разве не стал теперь ещё большим другом? Настоящей половиной меня самого? Разве не помог я сформироваться твоей душе, подобно тому, как и ты помог сформироваться моей? Боже, сколько в этом правды и силы, как чувствую я это, когда пишу тебе! Я живу! И все во мне живет - тело, ум, сердце, воображение - благодаря твоей привязанности, в которой никогда я не усомнюсь, о мой истинный и единственный друг!" (Мартен дю Гар, 1957, c.38-39). Между этими мальчиками нет и не будет физической близости. Оставшись вдвоем в номере гостиницы, они стесняются даже раздеться на глазах друг у друга, но можно ли сомневаться в истинной природе их чувства? И тем не менее их страстная дружба – только предвосхищение другой любви, для которой они созреют немного позже. Вряд ли сегодняшние подростки пишут друг другу подобные письма. Но романтическая дружба-любовь к людям собственного пола, не допускающая однозначных определений, не чужда и некоторым из них. У одних эта экзальтация с возрастом проходит или находит другой тип объекта. Другие же выясняют, что это - единственная любовь, на которую они способны, и они больше не называют её дружбой. В отличие от подростков, взрослые гомосексуалы прекрасно отличают любовные отношения от дружеских, и стараются их не смешивать (Nardi, Peter M. 1992), а в детстве геи и лесбиянки, в отличие от гетеросексуалов, чаще дружат с детьми противоположного пола. Если у родителей возникают тревоги насчет дружбы их детей, самая разумная стратегия, - не оскорблять их подозрениями и предоставить им возможность и без спешки определиться самим. То, что переживания любви и дружбы не отливаются в строгие научные формулы, нормально и естественно. Тому, кто ждет таких формул, следует вспомнить добрый совет, который когда-то дала Жан-Жаку Руссо венецианская куртизанка: "...Оставь женщин и займись математикой" (Руссо 1961, c.с.281). Это не значит, что психология высших человеческих чувств и личных отношений невозможна или бесполезна. Показывая, что эти чувства и отношения коренятся в сфере субъективной реальности, в области не столько наличного, сколько потенциального бытия личности, она побуждает нас присматриваться к тем жизненно важным нюансам, которыми в суете будней мы склонны пренебрегать. Содержание   www.pseudology.org