М. : Издательство Российского общества медиков-литераторов , 1999 .- 251 с. - ISB№  5-89256-0115-5 .- 25 руб. - 500 экз. Майя Михайловна Король Одиссея разведчика: Польша-США-Китай-ГУЛАГ О дочерях и внуках 22 февраля Майе ... Твое имя - ”Маевич” красуется в каждом номере газеты “Кино”, которую я редактировал три года. И на некоторых книжках, и на огромном количестве плохих фельетонов и очерков “Красной Звезды”. Но учти, что все это запрещено,(!) и в особом сборнике, который издается соответственными органами, это указано. И хорошо, что запретили. Очень там мало такого, что следовало печатать, и очень много такого, что мне стыдно вспоминать.* --------------- * Маевич – псевдоним М.Д. * Как произведения арестованного “врага народа”. Я бы сейчас так не писал – стыдно было бы! А совсем будет плохо, если ты извлечешь эту древность и начнешь доказывать, какой я красивый. Слава Богу, что не попало в твои руки, а если попадет – сожги, не читая. У меня хватило ума, когда двадцать пять лет назад предложили издать отдельной книжкой мои очерки и фельетоны, воздержаться и потом наотрез отказаться. Значит, немного ума все-таки было. Слава Богу, одной глупостью меньше! Прошу никуда больше не писать, не прилагать мои “великие писательские творения”. И без них много дерьма. * * * 23 февраля Майе ... Сегодня праздник Красной Армии, мой праздник, праздник моей молодости и лучшего времени моей жизни! Но я его не отмечу сегодня – сердце побаливает. Возможно, что это и есть особый вид празднования дорогой мне Красной Армии... * * * 6 апреля Майе Я только вчера отправил тебе письмо и напомнил о выставке картин Дрезденской галереи. Я об этом больше напоминать не буду, а вот о двух делах напоминать буду: 1. Что с Певзнером? 2. Что слышно о моем освобождении, сообщенном вам Главной Прокуратурой 12 октября 1954 года? Эти два вопроса меня мучают... Не думай, что я стал маньяком. Вам очень трудно понять человека, лишенного возможности передвигаться, вообще парализованного, который имеет один провод связи с миром, а этот провод вдруг перестал работать – звонишь, кричишь, вызываешь – нет ответа! Ответа нет! * * * 17 апреля Майе ... Хочу ответить, почему стал писать реже. Ты, Агнесса, Бруша – люди занятые. А моя жизнь – переписка с вами. В этой переписке сосредоточено все. ... А что, если мои письма стали назойливыми? Агнесса – искренно ли или из желания доставить мне удовольствие, не может нарадоваться моим письмам и всячески разжигает во мне аппетит бренчать словесными шпорами. Она меня хвалит, поглаживает, а я мурлычу и пишу длинные письма, и часто... Теперь о посылке. Получил все: шпроты – литовские, голубцы – крымские, конфеты - московские, сахар – из буряков “Марии Демченко”. Объясни, ради Бога, что такое “мозговой горох”? На банке так и написано: “горох мозговых сортов”. Всю жизнь ел горох безмозглый и понятия не имел, что бывает горох с мозгами! За книги и тетради спасибо, но Мартина Идена больше не посылай. Это уже второй экземпляр, третьего не надо. Сегодня православная пасха. Мои православные друзья рано разговелись и меня приглашали. Два года назад это было невозможно, а сейчас все делается открыто... Но с деньгами вышло так, что ты хотела помочь мне сверх нормы, а на самом деле причинила боль. Я просил не присылать денег по почте и телеграфу и объяснил почему. Если у меня будет триста рублей, мне не выдадут денег на билет. Выходит, что ты помогаешь бюджету лагеря. Меня привезли сюда замерзшим, замученным и заперли в клетке. Я не должен объяснять, какие чувства питаю к этой клетке. А ты, моя дочь, отдаешь клетке свои честно заработанные трудовые деньги! Понятно, почему мне больно? * * * 19 апреля Майе ... Твои медицинские познания о пургене ограничены. Люди моего возраста страдают запорами, но это только на воле, а в лагере совсем не так. Я мог бы написать книгу о лагерной эстетике, живописи и, особенно, – архитектуре. Я не шучу! То же и - с медициной. Бактериология стоит перед нами на коленях, мы ее опорочили и опровергли! В лагере нет желудочных заболеваний, почти нет. Больные поправляются или гибнут, но никто продолжительно не болеет желудком. Лечение голодом легче всего и лучше всего проводить в лагере. Переедать не будешь. Желудки лагерников все проворачивают. В 1945–46 годах я ел лебеду в супе с удовольствием. А сырого картофеля съел огромное количество. На воле заболел бы от лебеды и сырого картофеля, а здесь поправился. Поэтому, дочка, хватит пургена... Я им пользоваться буду только перед смертью, а пока что он зашит у меня в подушку вместе с полотенцем и ножницами, как амулет. * * * 23 апреля Майе ... У меня к тебе просьба. В 1947 году вышла небольшая книжка в Москве, называется она “Что такое жизнь с точки зрения физики?” Автор Эрвин Шредингер, один из немногих физиков нашей современности. Я с ней познакомился, с книжкой, только в этом году, благодаря моему знакомству с одним очень интересным человеком,  математиком. Эту книжку надо знать каждому культурному человеку, а в особенности людям, занятым в такой области, где ты работаешь. Сознание человека, интеллект и “Я”. Думаю, что тебе это трудно будет читать одной без помощи, но ты обязана знать эту книжку, как для расширения своего кругозора, так и в чисто профессиональных целях. Поэтому найди эту книжку и пришли ее мне, а я в компенсацию обещаю тебе по приезде помочь усвоить ее и заинтересовать теми вопросами, которые автор выдвигает. Психиатр поставлен в необходимость читать и думать. Ты уже была на выставке Дрезденской галереи? Смотри, не забудь и своего Сережу сводить туда! * * * 7 июня Майе ... Даю слово не умереть до свидания с вами. Судя по мне, посудина выдержит еще не один год плаванья. Это было бы большим скандалом умереть без плана и посреди дороги... Я просил в предыдущем письме отправить мое поздравление Сереже с днем рождения в лагерь, а когда написал, подумал: цензура поймет, будто я через тебя веду переписку с каким-то Сережей, находящимся в лагере, и тут же добавил: “в пионерский лагерь” Получилось, что дед и внук – лагерники! И оба лагеря воспитательного характера: внука просто воспитывают, а деда перевоспитывают! Когда дед и внук встретятся, это будет встреча двух лагерников, старых лагерников. Этот парадокс придумал сам Вельзевул – самый главный сатана, командующий всеми сатаненками. ... Скажи мне правду: могилу нашей Фени поправили? Вы были у нее? Если еще не успели, сделайте это. Прошу вас, очень прошу. Это важнее моего освобождения! Не считай меня странным, и, если возможно, пришли мне один листик с ее могилы. Опять же прошу не считать меня сентиментальным стариком, который расчувствовался не в меру... Я в полном здравии и уме. Когда встретимся, я тебе объясню, чем обусловлено такое отношение к могиле Фени, и ты убедишься, что моя забота о могиле является одновременно заботой о тебе и Бруше, о ваших детях. Я не боюсь так писать тебе, а иной может подумать, что я повредился, впал в мистику. ... Напиши же, что лучше подарить Сереженьке, что его привлекает. Понятно, что я могу послать только в конверте, а не посылкой. Целую тебя, дочка, и сына твоего. Папа Без даты Майе ... Сегодня мои сомнения были разрешены окончательно: это сделала твоя посылка. Я никак не мог понять, почему в постановках Художественного Театра нет “Вишневого сада” – одной из замечательных вещей русской драматургии, которая сто лет волновала и радовала зрителей? Но сегодняшняя посылка меня просветила. Я понял, что “Вишневый сад” покинул сцену Художественного Театра и перебрался куда-то на Тишинку или Новослободскую, где чрезвычайно плодоносит. Хорошо, что его не вырубили! Компот получается очень ароматный, кисленький и вкусный. Спасибо. Также спасибо за глюкозу, которая будет лежать, и за деньги, которые лежать не будут. Но вторая загадка до сих пор не разгадана. Имеются только гипотезы. Одна из них высказана моим приятелем – врачом-психиатром. А загадка вот в чем: в огромном изобилии вишен, которые были в посылке, неожиданно оказался складной ключ, который употребляется железнодорожниками в вагонах. Первая мысль – символ скорого возвращения. Второй домысел неприятный: не полагают ли мои близкие, что я стал железнодорожным вором, которому такой ключ необходим, как воздух. Но последний домысел – психиатрический, а именно: у тебя в кармане всегда водится такой ключ, коим твои пациенты запираются. И вот, когда ты собрала посылку, он выпал и приехал ко мне. Правдоподобно, что твой сероглазый хлопчик положил этот ключ в подарок деду.* ---------------------- * Отец угадал: Сережа незаметно сунул в посылку “подарок” – мой ключ. Но ты не беспокойся, я ключ привезу и ни одной кражи в вагонах не совершу, несмотря на всю обаятельность этой профессии. Покончив с загадками узко личными, перехожу к тайнам большого масштаба. Я думаю, я почти уверен, что в этом году не освобожусь... * * * 29сентября Майе ... Твоя постановка вопроса о воспитании Сережи ошибочна. Ты пишешь: надо оставить работу в больнице, чтобы заняться воспитанием сына. Ты можешь сказать: « Сережа, садись, я буду решать с тобой задачи», но ты не можешь сказать: “Сережа, садись, я буду тебя воспитывать”. ... Никакое общество не может существовать, если все члены занимаются кражами, насилием, убийствами, развратом и т.д. Но эти десять заповедей – древние десять заповедей лежат в основе воспитания человека. Каким должен быть порядочный человек? Это уже зависит от идеала общества. Мой приятель – нефтяник был возчиком у начальника отделения и разъезжал с ним повсюду. Не раз они приезжали на вечеринки начальствующих лиц, и начальник приглашал своего возчика к столу, и говорил: – Он – зэка, но вполне порядочный человек. Идеал порядочного человека не одинаков, но общее для всех: не воруй, не лги и т.д., владей собой – сдержанность, воспитание чувств (запомни роман Флобера этого названия). Я уже писал тебе о своем идеале воспитания вообще и о Сереже: физическое развитие, образование, интеллигентность, умение владеть лопатой, пилой и стамеской. Я бы хотел видеть своего внука здоровым и мыслящим человеком, связанным с наукой или искусством. А его верования - коммунист, католик, буддист и др. – меня мало интересуют. Если он будет человеком, то все будет хорошо. Только бы не был “простым” человеком. Эти “простые” все упрощают и чрезвычайно неинтересны. А ты, дочка, в большой столице огромной страны хочешь запереть маленького гражданина в квартире и воспитывать домашнее существо. Дай ему простор, а то вырастет Обломов советской формации. Ты собственно хочешь стать нянькой, а не воспитательницей. Мать – плохая воспитательница, если ей мешает материнское чувство. Не делай из Сережи “сыночка”, не приучай его держаться за мамину юбку. А теперь о тебе персонально: – Ты – врач, работник благороднейшей области человеческого труда, ты нужна обществу, ты делаешь дело общественное, полезное и хочешь оставить это хорошее, красивое занятие и положение, чтобы быть домашней хозяйкой!!! Найди пожилую женщину, вроде нашей “Алексеевны”, которая у нас была когда-то, или Марии Александровны: пусть эта женщина станет членом вашей семьи, родным человеком... Тебе это дешевле, чем бросить работу! Молодец Феня! Умница! – она умела преодолеть это, и не была домашней хозяйкой, а ее дочь добровольно помышляет об этом! Это – регресс, движение назад, дегенерация! Вопрос о твоем Сереже – не личный, а общественный. К обществу и надо обращаться и там искать его разрешения, а не в мещанском идеале “домашней хозяйки”. Не знаю, нравится ли тебе мое мнение, а в особенности твоему супругу, но я сказал свое твердое мнение. Твоего мужа я не знаю... * * * 1 октября Майе Я написал свое мнение о твоей работе и о воспитании Сережи. Прошло два дня, а я все неспокоен... Мне кажется, я не все сказал, я стеснялся сказать, зная, что твой муж придерживается иного взгляда. Но в эти два дня я пришел к выводу написать тебе все, не ограничивая себя вежливостью. Ты – врач, полезный человек, имеющий место в жизни как личность, как самостоятельный человек, и мне непонятно, как могла тебе прийти в голову мысль отказаться от своего общественного положения, от своей индивидуальности и превратиться в придаток к семье? Ты любишь сына, любишь мужа, но работа должна занимать у тебя не меньшее место. Если бы ты была машинисткой, секретарем, делопроизводителем, словом, человеком, не имеющим своей специальности, я бы все равно подумал, бросать ли работу. Но врач! Ты должна так держаться за свою специальность, как дорожишь мужем и сыном. Открою тебе, дочка, один секрет и пусть он останется между нами: твоя мать – Феня, получала на работе немного. Эти деньги ничего не давали семье. Они уходили как-то так, а на жизнь, на все расходы доставал я. Больше скажу: Фенина служба была прямым убытком в домашнем хозяйстве, но я никогда не думал, что она может покинуть службу. Она пару раз только сказала мне, что ей хотелось бы жить вне большого города, быть хозяйкой, дожидаться меня, садиться за стол и прочее. Но я понимал, что ей нужна служба как опора не материальная, а моральная. Она не была ни “мужняя жена”, ни его отблеском, тенью, а сама - индивидуальность, и я ценил это, был рад, что она работает. Забота о семье, в особенности о детях, отнимала у нее немало времени, а ей еще приходилось писать всякие доклады, и до самой кончины она была не только моей женой и матерью детей, но и солидным работником Госплана. А ты – врач – помышляешь о том, чтобы оставить работу, свою благородную специальность! Мне тяжело думать об этом. Но, может быть, у тебя неприятности на работе? Может, скажи, не товарищеские отношения коллег? Может тебя третируют или унижают? Должен сказать еще одно: за время моих скитаний у меня было немало друзей - врачей. Но три врача - два старика и одна женщина средних лет - были моими очень близкими друзьями. Старые врачи – изумительные люди. Один – семидесятилетний - всегда принимает, лечит, и читает литературу, и следит за ней. Он – терапевт, и остальные – тоже. Был у меня хороший, толковый психиатр – профессор Бруханский Николай Павлович. Были еще знакомые психиатры. Я отношусь к хорошим врачам с большим уважением. Но не обижайся на то, что скажу: молодые врачи не всегда похожи на своих старых коллег. Они мало знают – это полбеды. Но они не имеют желания знать: не читают литературы, не понимают, что они не врачебные служащие, а врачи... У них нет чуткости и сердечности, нет врачебной этики. Эти мне несимпатичны. Может быть, ты находишься среди тех, кто мне несимпатичен? Может быть, ты чувствуешь к себе оскорбительное отношение? Но даже при этом условии – не оставляй своей профессии! Я много раз думал, что приеду и буду тебе помогать в пополнении знаний – буду для тебя читать и переводить иностранную литературу, писать доклады, сообщения, статьи. Я хочу передать тебе в наследство кое-что из того, что у меня есть: опыт наблюдения, некоторое умение анализировать, размышлять. Хочу работать для того, чтобы ты заняла солидное место в психиатрии, а ты хочешь уйти в сторону от жизни. Заклинаю тебя, не делай этого! Прими мой совет, как завещание. ... Если я не доживу, и ты после меня оставишь работу, ты будешь иметь тяжелые сновидения. Я буду появляться и спрашивать тебя: “Зачем ты, дочка, не послушалась совета?” Видела ли ты, чтобы писательница, балерина, певица, актриса, художница – оставляли свою работу? Только бездарность и тупая особа могут это сделать и хорошо, что делают. Врач-психиатр не ниже писательницы. Уж если говорить об инженерах душ, то психиатры ими являются в первую очередь. Большинство писателей - инженеры строчек типографских и с душой не имеют никакой связи. Дорожи своим положением, отнесись к нему бережно, вдумчиво, работай над собой... Ты всегда будешь иметь опору в жизни умением врачевать людей. И тебе всегда будет радостно, и ты всегда будешь гордиться своим положением. Ни в какие норы домашнего хозяйства не забивайся, ни при каких условиях не унижай себя до уровня придатка к семье. Я и Феня так думали о тебе и о Бруше и, слава Богу,  все так сложилось. Не ломай свою жизнь, дочка, не калечь себя, прошу тебя, Майя! * * * 1 ноября Бруше Дорогая Бруша! Мне хочется написать тебе о радостном и приятном, это – твоя работа по гриму. Я рад, что ты занялась этой работой. Советую изучить ее как следует и не разбрасываться, т.е. свои мысли и выводы не распространять на киностудии. Все практические выводы, все прикладное – отдай в киностудию, а свой путь разработки, свои интересные наблюдения, любопытные стороны – оставь себе.* -------------------- * Бруша работала химиком-косметологом на парфюмерной ф-ке. Дело вот в чем: грим имеет две стороны – чистая химия. Другая сторона – искусство. И если в театре и кино грим нужен, чтобы представить наиболее ярко роль действующего лица, то в жизни грим помогает лучше представлять себя на сцене жизни. Вот в этом месте, в этом пункте, грим уже – не химия, а что-то другое. Тут, безусловно, прежде всего, эстетика, психология, умение видеть себя в зеркале. Каждая женщина мажет губы и пудрится, но каждая это делает по-своему усмотрению, без знания. Представь себе небольшую книжечку на эту тему: “Как ухаживать за своим лицом” – руководство или советы по этому поводу. Такое произведение имело бы успех у огромной части населения – молодой части, и женской – в особенности. Дикари уже знали искусство грима. Они мазали свое лицо и тело, выводили линии, чтобы произвести впечатление на окружающих. Мы все интересуемся мнением других о себе и стараемся представляться другим, как нам кажется наиболее выгодным. Ваша фабрика выпускает всякую косметику, вы рекламируете ее, но не знаю – инструктируете ли, как пользоваться этим. Имеется книга “Хорошего тона”, я видел ее. И скажу тебе правду – ее не мешает знать. Книжка, которая объяснит, как надо пользоваться косметикой, будет большим вкладом в культуру! Советую также прислушаться к мнению гримеров. Эти люди - практики, но они много знают из своего опыта. Имеются и работы по гриму театральному (по кино я не видел). Советую тебе заинтересоваться этим делом. Оно может послужить для тебя началом большой интересной работы. Я бы мог быть тебе полезным в этой работе. Советую войти в это исследование как химику и как искусствоведу. Когда приеду, изложу мое представление об этой работе. Хочу верить, что увижу твою литературную работу на эту тему. Если киностудия привлекла тебя, чтобы использовать твои знания и труд для грима, то ты имеешь возможность использовать киностудию для своей литературной работы в области грима. Я представляю себе короткометражку для широкого экрана. Конечно, мне лучше бы приехать к тебе, чтобы дать конкретные советы, но на моей киностудии я нужен для исполнения роли рядового арестанта. * * * 14 ноября Майе. В детстве за тобой не замечалось этой склонности. Едва ли это наследственное: ни я, ни Феня не работали в телеграфе. Откуда у тебя страсть слать телеграммы? Какой смысл телеграммы, что выслала валенки? Валенки-то идут не по телеграфу! Понимаю, ты хотела утешить меня – валенки уже посланы. Но я и не сомневался, что ты их вышлешь. Я и без твоей телеграммы знаю, как много обязан тебе и Бруше, и знаю, что вы искренне помогали мне все эти годы. На днях один знакомый, которого я знаю еще по воле, показал мне свои ноги. У него пеллагра. – Я ведь только недавно начал получать посылки, – сказал он, – а все время, уже восемнадцатый год крепко недоедал. Я подумал: я не был заброшен все эти годы и получал наилучшую помощь... Поэтому и сохранился, и имею человеческий вид. Но телеграммы не нужны. Зряшная трата денег, и меня они не утешают. Потом, учти, что телеграмма вызывает некоторое волнение. Стоит ли волноваться по поводу высылки валенок? * * * Объяснение Майи Валенки! Если бы папа знал все, что было связано с ними и вообще с посылками! Мы, конечно, не писали ему об этом... Посылать посылки из Москвы не разрешалось. Можно было их отправлять не ближе, чем за сто первый километр от Москвы. Мы с Брушей работали. Почта в воскресенье закрыта, значит, надо всеми правдами и неправдами вырываться в рабочий день... Но валенки еще надо заказать. Нам дали в Александрове адрес одного деда, который обещал свалять валенки через месяц. Приехали через месяц – дед лежит в стельку пьяный. Про наш заказ забыл... Дождались, пока опохмелится. Обещал свалять срочно, но обманул. Приезжали еще дважды. Наконец, взяли деда измором, но пришлось заплатить вдвое больше первоначальной цены. Была моя очередь ехать в Александров (мы с Брушей чередовались). Я получила валенки и пошла на почту. Пять часов пришлось простоять в очереди. Когда она, наконец, дошла, мне из окошка вышвырнули посылку: – Не так зашили! А был вечер, почта закрывалась, завтра мне надо быть на работе. Что делать? Удалось дозвониться в Москву. Я сказала Бруше, что остаюсь в Александрове и прошу сообщить на работу, что завтра не буду, использую имеющийся у меня отгул за дежурство. Ночевать в Александрове? Но где? Сидеть всю ночь на лавке в станционном помещении? Но оттуда выгоняют. Повезло! Меня приютила вокзальная уборщица... В пять утра я уже заняла очередь у дверей почты. Ночью распорола посылку и вновь зашила ее “вполне грамотно”, так что девица в окошечке, как ни крутила, но вынуждена была принять. Домой я приехала только к вечеру, но настроение было радостным: наконец-то удалось преодолеть этот невозможный барьер! – валенки сделаны и отправлены! И я послала телеграмму папе. Подтекст ее был такой: “Папочка, не выходи на улицу... Потерпи еще немного, и ты согреешься!” Если бы он все это знал, он бы не упрекнул меня за телеграмму! Я вначале даже обиделась на отповедь, но потом обвинила себя – должна была понять, в каком напряжении находился он! * * * Как ни убеждал он нас, что равнодушен к своему освобождению, как ни пытался отвлечься оптимистическими письмами, ожидание изводило его. Он весь был как натянутая струна, и каждая телеграмма ударяла по ней, ударяла надеждой: телеграмма – весть об освобождении! * * * 20 ноября Майе Дорогая Майя! Через пару часов после того, как отправил тебе письмо, я получил валенки. Всего шесть дней они шли ко мне - это рекордная скорость! Принес валенки в барак и начал их примерять. Мне показалось, или на самом деле – кто-то вздохнул, но кто - я не заметил. Когда я натянул на ноги оба валенка, я совершенно ясно услыхал глубокий вздох. Он раздался где-то надо мной. Я был озадачен. Кто же это вздыхает? И когда я в третий раз услыхал вздох, я нашел виновника. То была пыжиковая шапка на моей голове. И зависть, и горе, и глубокое чувство падения охватили мою шапку. Она сразу заметила, что валенки вытеснили ее и захватили первое место. – Что это - фетр? – спросили меня. – Не знаю, – ответил я. – Но они хороши. Пыжик увял, он сразу заметил, что уже не он является моим героем. Раньше меня все различали по шапке. Все знали, что в белой пыжиковой шапке ходит один человек – это я. А сейчас уже никто не глядит на мою голову. Она не привлекает к себе внимания. Ноги, мои ноги в белых валенках стали центром внимания туземного населения! Должен рассказать об одной моей особенности: ноги у меня больше удались, чем голова, и по уму, и по силе. Я мог пройти 40–50 км и не чувствовать усталости. Я много ходил, поднимался на горы и вершины и не чувствовал усталости. Все, что можно выделывать ногами, мои ноги делали легко и радостно. Если бы не плохо оборудованная голова, я бы мог стать футболистом, альпинистом, мастером беговой дорожки, а может быть - и балетмейстером. Но голова мешала ногам и гоняла меня по свету и, наконец, загнала в Спасскую обитель. Твои валенки являются заслуженной наградой моим ногам, и пусть шапка лопнет от зависти. Ноги утешены за все огорчения, которые они вытерпели из-за нескладной головы. ... Я хотел лечь спать в валенках, до того тепло в них. Пимокат из Александрова, свалявший эти валенки, не только мастер катать пимы, но он, видимо, и добывает еще особые атомы, сообщающие валенкам мягкую теплоту и прикосновение бархата. Вот я сижу и пишу. Руки стынут, а ноги поют от радости. Но мне стало жаль поблекшей шапки, и я успокоил ее: – Не беспокойся, – сказал я ей, – когда приедем домой, и будем выходить из вагона, то те, которые прислали мне тебя и валенки, не будут разглядывать пассажиров по обуви, чтобы найти меня, а – по шапке. И тебя, пыжик мой несравненный, увидят сразу, и вместе с тобой – и меня. Не горюй, если сейчас ты стал незаметен. Народ все же ценит шапку, а не обувь. Недаром говорят: “по Сеньке шапка” и т.д. Пыжик успокоился и сидит на моей голове с прежним достоинством. Теперь ты видишь, что не права. Валенки произвели не тот эффект, что в прошлом году пыжиковая шапка, а затмили ее. Спасибо, дочь, за валенки. Они мне пришлись по вкусу, и вовремя. Твой труд, деньги, поездки в Александров – все окупило себя! Когда же вы увидите меня в шапке и валенках? Дождусь до первого декабря, а там виднее будет. Я не сомневаюсь, что Новый Год встречу здесь. Но может случиться, что я приеду к вам, когда на голове у меня будет кепка, а на ногах туфли. Единственное утешение, что и кепка, и туфли присланы вами. Сегодня теплый, снежный день. Все напоминает зиму на Украине, в моем Киеве. Все хорошо. С такими валенками я не боюсь зимы, все перенесу и выдержу, и на страх врагам выживу и приеду к вам. Целую крепко. Ваш папа. * * * 14 декабря Бруше ... Насчет Саши ты мне задала задачу. Твой мальчик, судя по фотографии и по учебе, имеет о себе мнение не рядового, а выделяющегося среди других. Это должно было развить в нем чувство собственного достоинства – качество очень хорошее, но самолюбие – качество нехорошее. Он знает своего деда по отцовской линии, с которым он вырос - это уважаемый человек, образованный, порядочный, к тому же – профессор. А дед с материнской линии – неизвестно кто. Теперь он узнает, что дед (с материнской линии) не профессор, не инженер, а – старый арестант. Это может быть большим ударом для его самолюбия. Дело не в том, что он возненавидит меня за родство с ним, а в той травме, нравственной травме, которую он получит. Тогда остается другое: что такое явление, которое получило название “Берия”? У него может возникнуть вопрос, который нежелателен в его возрасте. Поэтому, дочка, я не могу ничего посоветовать. Когда подрастет, он узнает и без меня, и без тебя, а сейчас надо найти для него объяснение переходного периода. Если бы я лично был знаком с ним, то нашел бы это решение, а сейчас ничего не могу придумать... Оглавление ГУЛАГ   www.pseudology.org