Москва, Российско-французское совместное издательство "ДЭМ", 1994 год Александр Семёнович Феклисов За океаном и на острове Гипертекстовая версия книги Контрразведка действует, но и мы не сидим сложа руки Как я уже отмечал, до начала Великой Отечественной войны американская контрразведка весьма активно действовала против советских учреждений и их сотрудников, используя все имеющиеся в её распоряжении средства: наружное наблюдение, агентуру и оперативную технику. Сотрудники резидентуры часто видели, что за ними с утра до вечера велась слежка. В их служебные и домашние телефонные аппараты вмонтировались устройства, которые позволяли ФБР подслушивать не только разговоры по телефону, но и вообще все, что говорилось в комнате, фиксировать любой, даже еле заметный шум. В декабре 1941 года, когда США вступили в войну против Японии, а затем против Германии и Италии, ФБР все силы бросило на борьбу с разветвленной шпионской сетью разведок этих государств. В разных городах США располагались более пятидесяти консульств Германии, Японии, Италии, кроме того, сотни представительств их фирм, а также многомиллионная армия эмигрантов. ФБР в течение нескольких месяцев интернировало многих японцев, проживавших в США, арестовало сотни агентов вражеских разведок. В силу этих причин американская контрразведка тогда мало работала против советских представителей. Однако сотрудники нашей резидентуры заметили, что ФБР возобновило активность против них после разгрома фашистских войск под Сталинградом. На близлежащих к советским представительствам улицах постоянно находились автомашины с сотрудниками службы наружного наблюдения. Наши работники выявляли "наружку" во время поездок на городском транспорте и при движении по городу пешком, ибо у разведчиков личных автомобилей не было: в резидентуре имелась всего одна машина, которой пользовались резидент и его заместитель. Заместитель резидента по научно-технической разведке Квасников уделял постоянное внимание изучению работы бригад наружного наблюдения ФБР за нами. Каждая его беседа со мною всегда начиналась словами: — Ну, как дела, Саша? Ходит ли за тобой "наружка"? И, если я кивал головой, мол, замечаю её, он просил подробно рассказать, когда, где, при каких обстоятельствах я оказывался под наружным наблюдением, и рекомендовал вести себя в таких случаях спокойно, естественно, не давая понять противнику, что заметил его. Одновременно он советовал под благовидными предлогами днем и вечером два-три раза выйти в город, проехать на автобусе, метро, походить по магазинам, зайти в кино либо по делам генконсульства в американские учреждения для фиксации слежки и изучения её методов. В бригадах наружного наблюдения в 1943 году работало много молодых, неопытных сотрудников, которых наши разведчики легко обнаруживали с помощью нехитрых приёмов. Филёры, очевидно, набирались из числа молодых мужчин в небольших городах и после двух-трехмесячной подготовки начинали работу против нас. Сразу было видно, что они провинциалы: стиль одежды, виновато-вороватый взгляд и неуклюжие манеры. Когда они обнаруживали, что мы заметили их, терялись и не знали, что им делать. Отворачивались и смотрели в сторону или быстро заходили в первый попавшийся дом. Был случай, когда я, переходя тихую улицу, стал приближаться к шедшему по противоположной стороне "наружнику". Тот, увидев меня, попытался нырнуть в первую же дверь, но она оказалась на замке. Он сконфуженно бросил взгляд на меня и побежал в обратную сторону. Если я заходил в магазин, кафетерий, ресторан, то один из сотрудников бригады также появлялся там и, пытаясь замаскировать свои намерения, наблюдал за мной. При посадке в автобус кто-либо из филёров заходил вслед за мной, а остальные сопровождали нас в машине, которая следовала в непосредственной близости сзади или сбоку от автобуса, так чтобы её не было видно. Часто наружное наблюдение я обнаруживал, спускаясь в метро или стоя на платформе. Опасаясь, что я сяду в поезд и они потеряют след, филёры почти бегом спускались по лестнице. На платформе я обычно старался занять такое место, где бы им было трудно обнаружить меня: за колонной, у стенки, среди толпы, ожидавшей поезд. Иногда случалось, что на тихой станции метро находились только я и бригада наружного наблюдения. В таких случаях я обычно начинал думать о чем-то приятном, улыбался или, расхаживая вдоль платформы с беспечным видом, напевал мотив модной американской песенки, показывая, таким образом, что я не обращаю никакого внимания на слежку. В "наружники" брали только мужчин. Одевались они скромно, обычно в темные, неброских тонов костюмы и пальто. Летом часто носили рубашки навыпуск, без галстуков. Помню случай, когда за мной следила бригада в составе четырех сотрудников. Один из них полдня ходил в солдатской форме. Я видел его в метро на эскалаторе, затем он зашел вместе со мной в представительство английской пароходной компании "Кунард уайт стар лайн", где я заказывал билеты для советских граждан, следовавших в Лондон. Третий раз увидел этого "солдата" во время обеда в кафетерии. В начале 1944 года я женился на советской студентке, приехавшей в Нью-Йорк изучать в Колумбийском университете английский язык и американскую систему делопроизводства. В связи с расширением ленд-лиза в Министерство внешней торговли поступал большой объем документации на английском языке. Мы стали жить в городе. Месяца через полтора мы заметили, что за мной постоянно наблюдает женщина лет пятидесяти, проживающая в доме напротив. Мы видели её стоящей на углу улицы или сидящей на скамейке возле парка, да и в других местах, всякий раз, когда утром выходили из дома или возвращались домой. Случайность?   Нет, быть не может! Чтобы удостовериться, что эта женщина следит за мной, я с утра договаривался с женой, чтобы она в определенное время осторожно понаблюдала, когда появится эта дама на улице и что станет делать, когда я войду в наш дом. В условленный день и час я позвонил жене на работу и сказал, что приду домой около семи вечера. Сделал это умышленно, чтобы контрразведка зафиксировала звонок и, проверив, могла убедиться в правоте моих слов. Далее мы действовали по готовому сценарию. Около семи вечера я вышел из генконсульства. Моя жена, заблаговременно пришедшая в район нашего дома, издали наблюдала, как эта женщина вышла из соседнего здания на улицу, села на лавочку в парке и все время смотрела в ту сторону, откуда я должен был появиться. Зафиксировав моё возвращение, она минут через пять зашла в будку телефона-автомата, позвонила кому-то, а затем направилась в свою квартиру. Такую проверку мы сделали трижды. Незнакомка действовала стандартно. У меня не осталось никакого сомнения в том, что она выполняет задание ФБР. Начиная с весны 1943 года, когда было зафиксировано наращивание активности слежки ФБР за советскими представителями, по инициативе резидентуры началось совершенствование методов выявления наружного наблюдения за нами и внедрения более конспиративных приёмов во всех звеньях разведывательной работы. Шла постоянная борьба между американской контрразведкой и советской разведкой. На каждое новшество ФБР сотрудники резидентуры, чтобы избежать провалов, были обязаны своевременно принимать контрмеры. В апреле 1941 года я приступил к работе над установлением двусторонней радиосвязи с Центром. Вначале по заранее согласованному плану осваивал приём радиопередач на внутрикомнатную, а затем на внешнюю антенну, но слышимость была неважной. На нашем низком четырехэтажном доме, окруженном небоскребами, имелась небольшая антенна. Я решил поставить более высокую. Для этой цели отыскал в штате Нью-Джерси склад, где продавались бамбуковые шесты для спортивных целей. Купил четыре штуки. Сам сделал соединительные муфты, оттяжки и с помощью товарищей установил хорошую горизонтальную антенну, подвешенную на высоте шести метров от крыши. Слышимость стала прекрасной как в дневное, так и в ночное время. И Москва принимала меня устойчиво. Из Центра стали приходить шифрованные телеграммы. А когда началась война, резидент поручил мне ежедневно слушать последние Известия из Москвы и докладывать ему вкратце содержание передач. По расписанию я выходил на связь два раза в сутки — ночью и днем. Первоначально предполагалось, что радиостанция резидентуры будет использоваться как резервная. К ней мы будем прибегать только в том случае, если международные коммерческие телеграфные линии откажутся передавать в Москву шифровки. Когда же была установлена устойчивая радиосвязь, её стали использовать практически ежедневно в целях экономии валюты и для передачи срочных телеграмм. Так продолжалось более полутора лет. Летом 1943 года местная газета "Джорнэл америкэн" сообщила, что американская контрразведка обнаружила работу радиопередатчика в советском консульстве в Нью-Йорке. В связи с этим по указанию Центра двусторонняя радиосвязь с Москвой была прекращена. Каких-либо действий Госдепартамент по сему поводу не предпринял. Видимо, посольство США в Москве тоже имело радиостанцию. Проверку моей пригодности к ведению работы с важной агентурой резидент проводил почти два года, постепенно поручая мне все более сложные разовые задания. Я много времени уделял официальной работе по прикрытию, налаживанию и поддержанию радиосвязи с Москвой, приобретал полезные знакомства среди американцев и иностранцев, принимал в городе на конспиративных квартирах агентурные материалы от Семёнова, по указанию резидента помогал делать переводы документов, полученных другими сотрудниками, которые нужно было срочно направить в Центр телеграммой, проводил явки с источниками, привлеченными к сотрудничеству другими оперативными работниками. Несмотря на то что американская контрразведка непрерывно вела работу против советских граждан, в целом для советской разведки во время второй мировой войны обстановка в США была благоприятной. Среди тех американцев, которые были носителями важных военных, политических, научно-технических секретов, находилось немало таких, кто по идейным, а порою по моральным соображениям не одобрял политику правящих кругов США и Англии. Они возмущались тем, что советский народ три года в одиночестве вёл кровавую битву против общего врага человечества — германского и итальянского фашизма и их союзников. Прогрессивные и честные люди особенно сильно негодовали, когда становились известны факты о том, что США и Англия готовили акции, направленные против Советского Союза и его интересов.   Такие американцы по своей инициативе устанавливали контакты с представителями Москвы и сообщали им сведения об антисоветских планах властей Однажды в генконсульство в Нью-Йорке пришёл бывший полковник царской армии, постоянно проживавший в США. Волнуясь, рассказал, что его сын, служивший в Управлении стратегических служб (УСС), с возмущением поведал ему, что сотрудники УСС в срочном порядке проводят беседы с русскими и украинскими эмигрантами и собирают информацию о портах на Дальнем Востоке, на севере и юге Советского Союза, об имевшихся у них там родственниках и знакомых. Сын полковника также сказал, что американцы готовятся к возможной высадке войск в России, якобы на тот случай, если сопротивление Красной Армии будет сломлено и Восточный фронт развалится. Доживающий на чужбине свой век русский патриот дрожащим, прерывающимся голосом заключил: —Такого вероломства со стороны американцев я не ожидал. Это же готовится удар ножом в спину России. Остерегайтесь американцев! Мы установили связь с его сыном, получившим в дальнейшем псевдоним "Генри". Он передал нам важные сведения об объектах УСС в Вашингтоне, Нью-Йорке, о структуре управления, кадрах и разведывательной деятельности. До войны Соединенные Штаты имели разветвленные связи с финансовыми, экономическими, научно-техническими, политическими, культурными и другими учреждениями Германии, Италии и других стран Европы. Кроме того, в США находились десятки миллионов выходцев из европейских стран. Особенно много было немцев и итальянцев. Так, накануне войны в Нью-Йорке жило свыше миллиона итальянцев. Используя благоприятные возможности, УСС приобрело в высших правительственных кругах Германии агентов, явившихся ценными источниками информации. От них разведка Вашингтона получала важные сведения, в том числе о планах на Восточном фронте. Но их Москве, увы, Вашингтон не передавал. Поэтому советской секретной службе пришлось тайно добывать их в УСС. В военные годы много эмигрантов из стран Европы нашло убежище в Соединенных Штатах. Среди них были видные государственные и политические деятели, дипломаты, писатели, журналисты. С некоторыми представителями этих в основном антифашистски настроенных беженцев мои товарищи по резидентуре и я поддерживали регулярную связь и получали важную информацию о тайных планах США и Англии. От них и от "Генри" мы имели данные о том, что в Канаде и США проходили подготовку выходцы из стран Восточной Европы, которых разведки США и Англии намерены нелегально направлять в Польшу, Болгарию, Венгрию, Румынию, Чехословакию, Югославию, Австрию. Там они должны были организовать прозападное подполье, вести разведку и сообщать о результатах своей деятельности в Лондон, используя нелегальные малогабаритные рации. В конце войны, когда ясно обозначился скорый разгром фашистской Германии, им ставилась задача поднять восстание и захватить власть до прихода туда частей Красной Армии.   Операции по заброске спецгрупп в страны Восточной Европы УСС проводило совместно с английской "Сикрет интеллидженс сервис" (или МИ-6), представительство которой находилось в Рокфеллеровском центре в Нью-Йорке. Действовала она под прикрытием консульского учреждения, называвшегося "Бритиш паспорт контрол офис". В конце 1942 года резидент поручил мне как радиоспециалисту провести явки с двумя нашими агентами-радистами. Оба они были американскими гражданами. Один — польского происхождения, другой — выходец из Сербии. Запомнились две беседы с поляком, а вернее, с белорусом "Андреем". Семнадцатилетним парнем "Андрей" в 1935 году вместе с родителями в поисках работы приехал в США. Работал учеником, а затем электриком в частной мастерской по ремонту электроприборов и радиоприемников. Когда в конце 1941 года США вступили в войну, он был призван в армию, а затем зачислен на курсы УСС по подготовке радистов для нелегальной заброски в Польшу. Там курсантов обучали прыжкам с парашютом, приёму и передаче радиограмм. Им читали лекции по истории Польши с националистических, антирусских и антисоветских позиций. Преподаватели объясняли, что польское эмигрантское правительство в Лондоне добивается, чтобы в результате этой войны с помощью Англии и США была создана "Великая Польша — от моря до моря". "Андрей" передал мне карту такой "Великой Польши", в которую включались не только Западная Белоруссия и Западная Украина, но и большая часть Южной Украины, в том числе вся Одесская область. "Андрей" и его товарищ по учебе возмущались этими фантастическими планами польских националистических руководителей. Одно время в знак протеста они даже собирались подать рапорты командованию с просьбой отчислить их с курсов. Перед отъездом "Андрея" мы выработали расписание сеансов его радиосвязи с Москвой, а также назначили явку в Варшаве. Я тепло расстался с ним. Через неделю он на пароходе отбыл в Англию. После отъезда "Андрея" я часто вспоминал о нём, но судьба его осталась мне неизвестной. Уцелел ли он в военное лихолетье? Работал я и с другим радистом — "Кумом", который сообщил надежный адрес в Югославии, где мы всегда могли выяснить его местонахождение. * * * А теперь мне хотелось бы коснуться основных принципов агентурной разведки   Конечно, я имею в виду советскую разведслужбу. Всю разведывательную деятельность по получению секретной информации с помощью агентуры можно разделить условно на три главные составные части:   - вербовка агентуры, - руководство деятельностью агентов, - поддержание конспиративной связи с агентами. Вербовка агентуры. Легко понять, что без агентов, способных добывать и передавать важную секретную информацию, не может быть действенной разведки. Сила, высокий класс любой разведывательной службы определяются наличием у нее секретных источников информации в высших эшелонах власти: правительстве, министерствах обороны и иностранных дел, разведывательных и контрразведывательных службах, научно-исследовательских центрах и других важных государственных и правительственных учреждениях разведуемой страны. Сталину, несомненно, было значительно легче вести переговоры с Черчиллем и Рузвельтом в Тегеране, Ялте и Потсдаме, когда он по материалам своей разведки заблаговременно многое знал об их целях и планах, расхождениях в позициях по отдельным вопросам. Основная задача любого разведчика — приобретение полезных знакомств среди местных жителей и иностранцев, их изучение и определение целесообразности и возможности привлечения к сотрудничеству. Конкретно в ходе бесед должно быть установлено, что изучаемое лицо имеет хорошее здоровье, нормальную психику, умеет хранить секреты. Очень важно также определить: работает ли оно на интересующем разведку объекте или в перспективе может устроиться туда и имеет или будет иметь доступ к секретным сведениям? Обязательно необходимо выявить у разрабатываемого лица возможную основу его вербовки — идейную близость, политические симпатии, желание заработать деньги за передаваемую секретную информацию или какие-либо другие мотивы. В странах, где активно действует контрразведка, проведение частых встреч с изучаемым лицом может быть зафиксировано слежкой, изучаемое лицо будет завербовано службой контршпионажа, превратится в "подставу", и все может закончиться провалом. Поэтому разведка при поиске кандидатов на вербовку, а также их вербовке часто использует надежных агентов-наводчиков и агентов-вербовщиков из числа местных граждан, которые, как правило, сами не имеют доступа к секретной информации. Таким агентам контрразведка уделяет меньше внимания, чем разведчикам, работающим в советских учреждениях. Вербовочная беседа с иностранцем, в ходе тщательной разработки которого установлены целесообразность и возможность его привлечения к сотрудничеству, проводится только с санкции руководства разведки. Она, эта беседа, обычно поручается опытному оперативному работнику, который способен убедить кандидатов на вербовку в полезности и безопасности для него сотрудничать с советской разведкой. На тот случай, если объект вербовки отказывается от вербовочного предложения, предпринимаются заранее предусмотренные меры к тому, чтобы он не смог причинить вреда вербовщику или резидентуре. Метод постепенного вовлечения в сотрудничество с разведкой применяется в отношении тех лиц, которые, будучи по натуре робкими и застенчивыми, сразу не решаются иметь дело с разведчиком. Установив с такими кандидатами доверительные отношения, вербовщик вначале получает от него в устной форме легкодоступную ему маловажную информацию. Затем перед вербуемым ставятся задания, сложность которых постепенно возрастает. Одновременно в организацию встреч с ним вводятся все более тонкие элементы конспирации. Вербовщик также при удобном случае ненавязчиво материально вознаграждает объект вербовки. Размер денежных средств или материальных ценностей увеличивается по мере возрастания важности секретных сведений, которые сообщает агент. В конечном счете разведчик приучает вербуемого передавать ему информацию в виде записей и, наконец, фотокопии секретных документов. Руководство деятельностью агента. При работе с агентом перед разведчиком стоят три главные задачи. Во-первых, всегда необходимо проверять преданность и надежность источника, принимая во внимание возможность перевербовки агента контрразведкой, ибо тогда он превращается из источника важной секретной информации в инструмент, с помощью которого противник дезинформирует разведку, следит за её интересами, а при случае может осуществить провокацию. Разведчик и его руководство проверяют надежность агента, тщательно анализируя его поведение и результаты практической деятельности по передаче ценной, актуальной секретной информации. В случае возникновения подозрений в искренности агента разведка проводит специальные мероприятия по его проверке. Во-вторых, оперработник должен воспитывать у агента желание и потребность преданно и активно работать на разведку. Выполнение этой задачи достигается путем умелого проведения с агентом хорошо продуманных идейно-политических бесед, с тем чтобы стимулировать у него понимание внутренней и внешней политики Советского Союза. Такие беседы преследуют цель выработать у агента твердые политические позиции, которые помогали бы ему не попасть под влияние враждебных нам идей. В-третьих, агента необходимо обучить основным приёмам ведения разведывательной работы, чтобы он не совершал ошибок, вследствие которых его деятельность может быть выявлена контршпионажем со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями. Особенно много времени уделяется обучению правильному поведению вновь завербованного агента на службе и в быту. Его учат, кроме того, как правильно оценивать окружающую обстановку и лиц. Когда и как целесообразнее всего добывать секретную информацию, документы, каким образом их готовить к передаче разведчику, где их хранить и многому другому. Нового агента оперработник знакомит с методами контрразведывательной деятельности противника. Эти сведения сообщают ему постепенно, по частям, во время встреч с учетом индивидуальных особенностей его характера. В практике имелись случаи, когда неискушенному агенту во время одной беседы, так сказать, чохом рассказывалось о всех изощренных приёмах работы противника по выявлению лиц, связанных с советской разведкой. В результате такого "обучения" вновь привлеченный агент, перепугавшись, переставал выходить на обусловленные встречи и прекращал сотрудничество. Успех работы по воспитанию и руководству агентом во многом зависит от личных качеств и культурного уровня разведчика. Оперработнику нужно внимательно, даже заботливо относиться к источнику, установить дружеские отношения, беспокоиться о его безопасности и благополучии. Необходимо добиться того, чтобы агент считал разведчика авторитетным, хорошо знающим работу, приятным человеком, с которым можно посоветоваться по важным проблемам и которому можно вверить свою судьбу. Но эти дружеские отношения не должны переходить в панибратство, а базироваться на серьезной политической и профессиональной основе. Честное, дружеское, деловое отношение обычно вдохновляет агента на творческую инициативную работу по выполнению поставленных перед ним задач. Если же он почувствует, что разведчик не заботится о нём, относится к нему неискренне, говорит неправду, источник ответит ему тем же и не будет действовать продуктивно. Обеспечение конспиративной надежной связи. Практика показывает, что больше всего провалов в разведывательной деятельности случается на участке организации связи, где происходит передача секретных материалов от агента разведчику. Связь в разведке является самым уязвимым звеном. Поэтому разведчик прилагает особые усилия к тому, чтобы эта связь была конспиративной и надежной. Это означает, во-первых, что контакт между ними должен быть скрытым, а, во-вторых, в случае если одна из намеченных встреч между ними по каким-либо причинам не состоится, то связь можно возобновить по схеме, которая заблаговременно точно обговаривается. Разумеется, для того чтобы не было провалов на участке связи, разведчик обязан научить агента приёмам выявления за ним слежки противника, особенно когда он идет на встречу или собирается выполнить ту или иную разведывательную операцию. Часто разведчик и агент разрабатывают запасные каналы бесконтактной связи и систему сигналов, с помощью которых агент может сообщить об угрожающей ему опасности или о том, что у него все в порядке. Связь с агентом разведчик организует с учетом методов деятельности службы контршпионажа, криминогенной обстановки в городе, его места работы, проживания и многих других факторов. При этом необходимо добиваться того, чтобы конспиративность и надежность связи постоянно улучшались и чтобы в этом процессе обязательно принимал участие сам источник, не полагаясь лишь на усилия разведки. Ведь разведчик и разведслужба так или иначе обязаны заботиться о безопасности агента: для них это превыше всего. После того как я довольно подробно изложил политическую и оперативную обстановку, условия для ведения нашей разведывательной работы в США во время войны, настал момент рассказать, какие конкретно разведывательные операции провел я в то время и каковы их результаты.   "Жемчуг", "Кирилл", "Стенли", "Антилопа" и другие За время командировки я лично привлек к сотрудничеству двух агентов — "Жемчуга" и "Антилопу". По рекомендации агента-наводчика "Кирилла" провел вербовочную беседу с "Магги" и "Осипом". Кроме того, при помощи "Стенли" и агента "Ретро", находившихся у меня на связи, резидентура в тот период приобрела источников "Коно" и "Хорвата". Здесь хотелось бы отметить, что привлечение иностранца к сотрудничеству является весьма сложной разведывательной операцией, в проведении которой принимают участие минимум пять-шесть сотрудников резидентуры и центрального аппарата. В резидентуре помимо разведчика, ведущего разработку вербуемого, участвует и резидент. В Центре — оперработник, ведущий дело на кандидата на вербовку, начальник соответствующего отдела, его заместитель. В итоге разрешение на проведение вербовочной беседы дает начальник разведки или его заместитель. Вся эта команда, прежде чем приступить к вербовке, должна установить: а) кандидат на вербовку располагает разведывательными возможностями, то есть имеет доступ к нужной секретной информации; б) имеется или создается идейно-политическая, материальная или какая-либо другая реальная основа для его успешной вербовки; в) по своим личным качествам кандидат — здравомыслящий, серьезный, мужественный человек, умеющий соблюдать конспирацию в работе; г) и самое главное — установить, что намеченный объект вербовки не является "подставой" службы контршпионажа противника, специально внедряемой в нашу агентурную сеть. Таковы общие, но безусловные положения. А теперь мне хотелось бы поделиться с читателями своим первым и не до конца удачным опытом вербовки "Жемчуга". "Жемчуг" — молодой, красивый, стройный мужчина, радиотехник по специальности, выходец из Западной Украины. В 1939 году приехал в США как турист. Возвращаться в панскую Польшу не захотел. Но когда его родной край воссоединился с Советской Украиной, он обратился в наше генеральное консульство с ходатайством о принятии его в советское гражданство. В Нью-Йорке он был простым рабочим, жил в общежитии. Я проводил встречи с "Жемчугом" в городских кафетериях. Мы вели беседы на разные политические темы, В результате этих контактов у меня сложилось о нём представление как о человеке, по-доброму относящемся к Советскому Союзу. Ознакомившись с подготовленными мною документами по изучению "Жемчуга", в том числе с положительными данными его проверки по учетам Центра, резидент В. М. Зарубин дал санкцию на привлечение этой кандидатуры путем постепенного втягивания в сотрудничество с нами, предложив такой план: — объяснить, что наша страна нуждается в хороших специалистах. Поэтому, прежде чем возвращаться на Родину, ему необходимо пожить в США несколько лет, получить образование в области радиотехники, поработать на американских заводах, приобрести прочные практические навыки, с тем чтобы он мог успешно применить знания и опыт в СССР; — пообещать небольшую материальную поддержку во время учебы; — предложить сначала составлять информационные обзоры по открытым радиотехническим журналам и учебным материалам; — убедить его в том, чтобы он принял гражданство США и устроился на работу в одну из научно-исследовательских лабораторий В соответствии с этими наметками я побеседовал с "Жемчугом". Он полностью со всем согласился. Мы стали регулярно конспиративно встречаться в городе. "Жемчуг" готовил обзоры по радиотехнике. Ежемесячно мы оказывали ему материальную помощь в размере двадцати пяти долларов. По нашей рекомендации он переехал на жительство в Вашингтон и устроился на платные одногодичные радиотехнические курсы. Вместе с ним на курсах занимались младшие американские и бразильские офицеры, а также гражданские лица. "Жемчуг" проявил себя способным в учебе и предприимчивым в делах человеком. Он снял трехкомнатную квартиру за пятьдесят долларов: в одной комнате жил и работал сам, а две другие пересдал за сорок долларов. За небольшую плату он получил разрешение городских властей устроить у себя частную мастерскую по ремонту радиоприемников, которая была открыта с четырех часов дня и до восьми вечера. За год мастерская получила известность, и её хозяин приобрел довольно большую клиентуру   Заработок его составлял уже две-три сотни долларов в месяц, но он продолжал передавать нам радиотехнические обзоры. После окончания курсов "Жемчуг" не смог устроиться на интересующий нас объект, так как еще не получил американского гражданства. Далее обстоятельства сложились таким образом, что мне на связь была передана важная агентура. Учитывая малую ценность материалов агента, Квасников приказал не выезжать на встречи с "Жемчугом" в Вашингтон, чтобы не привлекать к себе внимание контрразведки. Игра, как говорится, не стоила свеч. Только через год я собрался в американскую столицу. По телефонной книге установил, что "Жемчуг" теперь имеет мастерскую по другому адресу. Я связался с ним по телефону, мы встретились. Он рассказал, что сейчас, в дни войны, практически в каждой семье есть радиоприемник, поэтому дел у него полно, зарабатывает он хорошо, купил маленький дом в рассрочку, имеет подержанную автомашину, в его мастерской по найму работает один человек, а в банке на счету скопилось уже две тысячи долларов. "Жемчуг" не скрыл от меня, что своим положением хозяина мастерской доволен, собирается жениться, а вот переходить на другую работу по найму пока не хотел бы. В конце разговора он добавил, что вообще намерен остаться на постоянное жительство в США. По всему было видно, что под воздействием безбедной жизни его мировоззрение сильно изменилось. Коль скоро так, резидент посчитал, что дело с "Жемчугом" пока нужно положить "под сукно". Начиная с конца 1945 года целых десять лет наша разведка неоднократно пыталась разыскать агента, но безуспешно. Возможно, он был призван в армию США и погиб на фронте. Вот так неудачно закончилась моя первая вербовочная разработка. Жаль, что это случилось, ибо я считал, что в перспективе из "Жемчуга" мог бы выйти неплохой агент. Более удачно прошли вербовки "Антилопы", "Магги" и "Осипа", о которых я расскажу в дальнейшем. За два первых года войны американская контрразведка значительно увеличила свой оперативный состав, особенно занятый в бригадах наружного наблюдения. Входящие в них сотрудники за это время приобрели определенный профессиональный навык. К середине 1943 года ФБР в основном разгромило резидентуры Германии и Италии, интернировало японцев и перебросило большую часть своих сил и средств на борьбу против советской разведки. Почти все сотрудники резидентуры стали замечать за собой слежку. В это время из нашей резидентуры пришлось уехать двум опытным разведчикам, поэтому часть их агентуры передали мне на связь. Среди них считались ценными вербовщик "Стенли" с его источниками "Ретро" и "Нэтом", агенты "Кирилл" с источником "Кордел", а также "Сетер" и "Девин". Одновременно Центр и резидент по научно-технической линии Квасников поставил передо мною задачи: во-первых, повысить конспиративность встреч с агентурой; во-вторых, — и это оказалось самым главным и трудным — организовать фотографирование материалов, полученных от агентов, и принимать от них копии секретных документов в непроявленной пленке. Выполняя указание, я отобрал из ранее подобранных более десяти мест встречи с учетом места жительства и работы агентов, подготовил маршруты проверок с целью постепенно научить агентов приёмам обнаружения слежки, особенно перед приходом на встречу, а также обучил их, как выявлять осведомителей ФБР из числа сослуживцев и соседей по месту жительства. В то время наружное наблюдение за мной велось редко, так как фэбээровцы за предыдущие два года успели убедиться, что я добросовестно занимаюсь официальными делами и "дополнительной нагрузки" вроде бы у меня нет. Я приобрел в разных магазинах Нью-Йорка фотоаппараты "Лейка", насадочные линзы и большой запас высококачественной фотопленки. Фотокамеры я тщательно проверил и составил на английском языке на папиросной бумаге краткие инструкции. Забегая вперед, замечу, что принятые меры позволили сделать связь более конспиративной, увеличить объем и улучшить качество материалов, и вообще вся агентурно-оперативная деятельность обрела более надежный характер. И главное — это позволило в два раза уменьшить число встреч с каждым агентом. Отпала необходимость как для оперработника, так и для агента расхаживать по улицам с секретными документами, а во многих случаях привозить их из других городов. Кроме того, операция по извлечению агентом секретных материалов с места работы стала значительно безопасней. Прежде агент обычно брал материалы со службы в день встречи, когда порой обстановка там возникала не совсем благоприятная. Теперь же он выносил их тогда, когда не было никаких признаков опасности. На проведение встреч агенты стали затрачивать меньше времени. В высвободившиеся таким образом часы мы рекомендовали источникам ходить в кино, на спортивные мероприятия, встречаться с друзьями и знакомыми умеренных политических взглядов. Нововведение не только способствовало созданию спокойных, нормальных отношений в семье, на службе, но и делало разведывательную работу более конспиративной и надежной. Анализируя работу с действующей агентурой, резидентура пришла к выводу: срочно освободить агентов-вербовщиков "Стенли" и "Кирилла" от работы с находившимися у них на связи агентами "Ретро", "Нэтом" и "Корделом", ибо они были очень заняты общественной работой в профсоюзных организациях. Кроме того, руководство считало, что, учитывая их способности и возможности, они должны заниматься только приобретением новых источников секретной информации. Первым агентом, от которого мы добились, чтобы он сам снимал материалы, был "Сетер"   Он — американец, страстный радиолюбитель, инженер одной из ведущих компаний, выпускавшей различную радиоаппаратуру для вооруженных сил США, в том числе радары и сонары (приборы для определения точного местонахождения подводных лодок в погруженном состоянии). По своим политическим взглядам "Сетер" слыл человеком прогрессивным. К сотрудничеству его привлек летом 1942 года наш проверенный агент, которого вскоре призвали в армию. В 1943 году "Сетера" передали на связь мне. Когда он в первый раз привез документы, я сразу заметил его крайнюю взволнованность и поинтересовался, что случилось. "Сетер" откровенно признался, что перед отъездом на встречу он поругался со своей женой, которая ревновала его и не хотела, чтобы в тот вечер он уходил из дома. Пожаловался, что его нервы совсем расшатались, иногда плохо спит, ему снятся кошмары, от которых он просыпается в холодном поту. Я как мог успокоил "Сетера". Затем, чтобы освободить его от необходимости привозить секретные материалы в Нью-Йорк, я предложил ему самому их фотографировать и передавать нам в непроявленной пленке, которую в случае опасности легко засветить. "Сетер" с энтузиазмом принял предложение. Выяснилось, что с фотоделом он в ладах. На специальной моментальной встрече я передал "Сетеру" фотокамеру "Лейка". С той поры "Сетер" практиковал фотографирование документов в стенном шкафу квартиры. Дома, как обычно, он ужинал, а потом выходил со своим сыном погулять. Прохаживаясь вокруг дома, еще раз проверялся для выявления возможного наружного наблюдения. Около девяти вечера, когда в доме зажигался свет и занавешивались окна, "Сетер" переснимал материалы. С "Сетером" я встречался один раз в тридцать — сорок дней. За это время ему обычно удавалось произвести два-три выноса материалов из офиса, сфотографировать их, а утром возвратить на место. Встречи с ним проводились в Нью-Йорке или в городе, где он жил, а иногда и в промежуточных местах. Я предпочитал встречаться с "Сетером" утром по воскресеньям. Выходил из дома в шесть — шесть тридцать, когда на улицах и в городском транспорте было очень мало людей и не составляло трудности выявить наружное наблюдение. Проведя проверку в Нью-Йорке, прибывал в город встречи. Еще раз проверялся и направлялся в обусловленную точку контакта. "Сетер" приезжал в своём автомобиле и подбирал меня. Мы проверялись еще раз уже вместе, а затем проводили деловую беседу на прогулке, в кафетерии или в его автомашине. Передав сверток с непроявленной пленкой, "Сетер" обычно подбрасывал меня к подходившему на стоянку междугородному автобусу, на котором я без промедления отправлялся в Нью-Йорк. Перевод на фотографирование материалов, а также проявленные к нему внимание и забота (в частности, оказание материальной помощи) благотворно подействовали на агента, способствовали улучшению его физического и морального состояния — он стал спокойнее, отношения в семье наладились. "Сетер" был очень дисциплинированным, не сорвал ни. одной явки, передавал много секретных документов, которые представляли большой интерес для наших научно-исследовательских институтов. Ежегодно передавал нам две-три тысячи фотолистов секретных материалов, большинство которых получили оценки "ценный" и "весьма ценный". По указанию Центра в конце 1945 года я от имени нашей службы сердечно поблагодарил "Сетера" и законсервировал связь с ним, передав деньги на непредвиденные расходы. Руководство разведки весьма ценило сотрудничавшего с нами на идейно-политической основе "Кирилла", который имел широкий круг знакомых среди инженерно-технического персонала и рабочих, занятых в авиационной промышленности. "Кирилл" сам работал на заводе, выпускавшем самолеты, и являлся профсоюзным активистом. Среди его приятелей были прогрессивные люди, искренне сочувствовавшие борьбе советского народа против нацистов. По нашей просьбе в 1942 году "Кирилл" привлек к сотрудничеству способного научного сотрудника "Кордела", участвовавшего в конструировании по контрактам военного министерства новейших истребителей. Тот имел свободный доступ к поступавшим в конструкторское бюро секретным научно-исследовательским работам и наставлениям по эксплуатации новейших самолетов, которые были построены по заказу военного ведомства на других заводах. Я установил связь с "Кириллом" в конце 1943 года по условиям намеченной явки, так как за моим сослуживцем, у которого источник был на связи, постоянно ходили филёры и он по указанию Центра возвратился на Родину. В то время секретные материалы "Корделла" передавал нам сам "Кирилл". "Кирилл" приезжал в Нью-Йорк на встречу со мной раз в месяц и привозил с собой в портфеле пятьсот — шестьсот страниц секретных материалов по авиации и реактивной технике. Попутно замечу, что в те дни даже по воскресеньям в районе советского учреждения стали появляться автомашины службы наружного наблюдения. Поэтому, чтобы не приносить в генконсульство толстый портфель с материалами, а потом не выходить с ним на встречу для возврата материалов, я один раз производил съемку материалов "Кордела" на изолированной кухне у себя в городской квартире, а другой раз — на квартире моего знакомого советского инженера. Одновременно в течение двух месяцев мы усиленно искали человека на роль хозяина конспиративной квартиры для "Кордела"   "Кирилл" рекомендовал привлечь для этой цели своего друга детства "Осипа" и его жену "Магги". "Осип" родился в США в семье выходцев из России. По-русски не говорил. "Кирилл" характеризовал его и "Магги" как людей, относящихся с симпатией к Советскому Союзу. Он был уверен, что они согласятся помочь нам, но советовал, чтобы я, советский человек, в его присутствии провел с ними беседу и сделал им предложение об оказании помощи Советской стране. "Осип" работал на заводе слесарем, а его супруга шила на дому и вела нехитрое хозяйство. Они были бездетные, всю жизнь трудились и находились в стесненном материальном положении. Жили в маленьком дачном поселке, неподалеку от города, где проживали "Кирилл" и "Кордел". После соответствующей проверки через Центр Квасников дал мне добро на привлечение "Осипа" и его жены к сотрудничеству в качестве хозяев конспиративной квартиры. Помню, в октябре 1943 года, вечером, после работы, "Кирилл" и я отправились на дачном поезде к "Осипу". Вышли на маленькой станции и в потемках по размокшим от дождя дорогам стали искать его дом. Когда вошли на участок, застали "Осипа" и его жену за ремонтом водопровода. "Кирилл" познакомил нас. Мы помогли "Осипу" закончить работу. В комнате с убогой обстановкой над столом тускло горела электрическая лампочка под старым матерчатым абажуром. Наскоро вымыв руки и переодевшись, "Осип" предложил выпить пива, а жена ушла что-то готовить на кухню. Я был представлен хозяевам как советский инженер. За пивом и чаем с бутербродами неспешно обсуждали ход войны; к нашему разговору присоединилась и "Магги". Я начал рассказывать об отношениях СССР с союзниками, оттеняя неискренность Англии и США, указал, что они не только задерживают открытие второго фронта, но и отказываются помогать нам новейшей наступательной техникой. Советские люди воюют, несут огромные потери, а правящие круги США и Англии тайно наращивают военную мощь, чтобы использовать её как гарантию угодного им послевоенного устройства мира. "Осип" не только согласился с моими доводами, но и высказал мысль о том, что необходимо разоблачать эту политику с "двойным дном". Когда обсуждение достигло определенного уровня, "Кирилл" сказал, что мы хотели бы обсудить с хозяином один важный, но весьма деликатный вопрос. "Вы обсуждайте свои проблемы, а я займусь своими", — с этими словами "Магги" оставила нас одних.Я обратился к "Осипу", заявив, что мы очень нуждаемся в надежном человеке, который оказал бы нам помощь в раскрытии тайных планов империалистов в войне, планов, которые направлены против государства рабочих и крестьян — СССР, и что мы хотели бы, чтобы он согласился оказать нам такую помощь и никому об этом не говорил. "Осип" ответил, что будет горд, если ему доверят вести борьбу с врагами СССР, что готов помочь и будет делать все, что в его силах. Получив принципиальное согласие "Осипа", я в общих словах рассказал, в чем будет заключаться его миссия: принимать от надежного американца один раз в месяц секретные документы, фотографировать их, возвращать американцу, а непроявленную пленку передавать нам. Затем я намекнул, что для этого ему лучше бы переехать на жительство в соседний город. "Осип" слушал меня напряженно, лицо стало темно-красным, а на лбу выступила испарина. Но он твердо ответил, что готов все сделать. При этом он сказал, что, во-первых, хотел бы поставить в известность жену; а во-вторых, он не умеет фотографировать. Я согласился с его предложением ввести в курс дела жену. Мы пригласили её к столу. "Магги", узнав, что "Осип" уже дал согласие, спокойно приняла предложение о переезде и сотрудничестве. Договорились, что все расходы, связанные с переездом, возможным убытком от продажи домика, а также тем обстоятельством, что семье придется временно не работать, мы оплатим и что в следующее воскресенье я приеду обучать "Осипа" фотографированию документов. За два занятия супруги вполне освоили фотодело. Попутно в спокойной товарищеской манере я провел с ними беседы о соблюдении конспирации, посоветовал, где хранить линзу-насадку, фотопленку с материалами, объяснил, как выявлять за собой наружное наблюдение, проводить моментальные встречи для приёма и возврата материалов. Мы обсудили и некоторые другие вопросы разведывательной работы. Многочасовые беседы в целом способствовали установлению дружеских отношений между нами. "Осип" получил и необходимую сумму на расходы, связанные с переездом. Через две недели чета переехала в город, где жил "Кордел", и сняла удобную квартиру в рекомендованном мною районе. "Осип" устроился на работу, что в войну было легко сделать, ибо всюду требовались рабочие руки. Затем к ним приехал "Кирилл" и связал "Осипа" с "Корделом". С тех пор "Кордел" регулярно, два раза в месяц, передавал "Осипу" по три, четыре, а то и пять сотен страниц секретных материалов. Супруги фотографировали их, а утром, до начала работы, возвращали "Корделу". Раз в месяц "Магги" привозила непроявленные пленки рано утром в Нью-Йорк. Первое время она передавала пленки лично мне, позже — через агента-связника "Кэти". Днем или вечером я встречался с "Магги", обсуждал вопросы разведывательной работы, передавал задания для "Кордела", а также деньги на покрытие расходов, небольшое вознаграждение для "Кордела" и для супругов. Проводил с "Магги" беседы воспитательного характера, интересовался, как они живут, не замечают ли чего-либо подозрительного вокруг себя, отвечал на её вопросы, стараясь создать у супругов хорошее настроение и желание активно помогать советскому народу в его трудной борьбе с общим врагом. "Магги" обычно отвечала: у них жизнь идет спокойно   Работает только муж, а она загружена домашними делами. Вечером они читают, слушают радио, иногда ходят в кино. В воскресенье гуляют в парке, Отдыхают. Жизнью они довольны. Главное, получают моральное удовлетворение от того, что участвуют в борьбе с ненавистным врагом, оказывают помощь Советскому Союзу. Они рады, что теперь у них есть цель в жизни. "Осип" и "Магги" наши поручения выполняли с большой ответственностью и желанием. Они неоднократно говорили, что участие в работе по оказанию помощи СССР составляет основной смысл их жизни. Это был типичный случай сотрудничества людей с советской разведкой на идейно-политической, патриотической основе. Я чувствовал, что агенты готовы выполнить любое наше задание, и верил им. Встречи с "Корделом" я проводил два-три раза в год. Выяснял, как идут его дела на службе, все ли благополучно в личной жизни, передавал задания. Мы обсуждали пути совершенствования всех звеньев разведывательной работы, особенно усиления конспирации. Я проводил с ним политико-воспитательные беседы, одновременно изучал его. От "Кордела" поступали комплектные, подробные материалы о новейших военных самолетах и зарождавшейся ракетной технике США. В частности, мы получили полную документацию о первом американском реактивном истребителе П-81, построенном компанией "Локхид". Работа с "Корделом", "Осипом" и "Магги" доставляла истинное удовлетворение резиденту Квасникову и, разумеется, мне. Каково же было наше удивление, когда из Центра месяца через три-четыре неожиданно пришло письмо следующего содержания: "За необдуманные и поспешные действия по организации переезда "Осипа" и созданию у него конспиративной квартиры, а также за самовольную выдачу пятисот долларов на переезд без разрешения Центра Квасникову объявляется выговор. При повторении подобных действий в дальнейшем такие расходы будут покрываться за счет личной зарплаты Квасникова". Леонид Романович был невообразимо возмущен. Ведь он старался как можно быстрее повысить конспирацию в работе с ценным агентом, понимая, что промедление в данном случае было чревато опасными последствиями. И вот тебе! Наказали за инициативу, за самостоятельность действий. На другого разведчика такой начальственный окрик Центра мог бы подействовать угнетающе. Но не таков был Квасников! Он твердо верил в полезность для Советского Союза проделанной нами работы и стоял на этом. Резидент написал вышестоящему руководству Центра обстоятельное, глубоко мотивированное объяснение, в котором поставил вопрос об отмене незаслуженного выговора, однако никакого ответа не последовало. Лишь через год мы получили письмо из Центра: "Созданием конспиративной квартиры резидентура проделала весьма полезную работу, которая способствовала улучшению всей работы с "Корделом". От него получено большое количество материалов, представляющих большую ценность для нашей промышленности. Полезность этой работы заключается не только в том, что она существенно увеличила объем документальных материалов и их качество, но также и в том, что создание конспиративной квартиры значительно повысило конспиративность всей работы с важным агентом". Далее сообщалось, что за истекший год от источника было получено девяносто восемь секретных законченных научно-исследовательских работ объемом более пяти тысяч страниц. Из них пятьдесят процентов получили оценку "весьма ценные", сорок — "ценные", и десять — "представляют информационный интерес". Таким образом, жизнь подтвердила правильность действий резидентуры. Но, увы, в письме Центра никакого ответа на направленный рапорт Квасникова так и не содержалось. Хотя Центр очень ценил секретные материалы по военному самолетостроению, получаемые от "Кордела", тем не менее он добивался от резидентуры, чтобы она с помощью "Кирилла" приобрела еще одного источника в этой области. Свое требование руководство разведки мотивировало, во-первых, тем, что советские специалисты были заинтересованы в получении информации о самолетах, выпускаемых двумя компаниями (приводились их названия). А во-вторых, Центр хотел иметь еще один канал получения информации по самолетостроению на тот случай, если один из источников по каким-либо причинам перестанет действовать. Поэтому на встречах с "Кириллом" я убедительно просил его приобрести второго агента, желательно в названных Центром компаниях. "Кирилл" обещал выполнить нашу просьбу. Через некоторое время он нашел кандидата на вербовку — "Эдвина", начал тщательно его изучать и вести его политическую обработку в плане подготовки к оказанию Советскому Союзу тайной помощи путем передачи доступной ему секретной информации. Когда тщательное изучение и проверка "Эдвина" дали положительные результаты, Центр санкционировал его вербовку. "Кирилл" успешно провел вербовочную беседу, и "Эдвин" согласился сотрудничать с нами.   Вскоре источника передали на связь моему товарищу по резидентуре Вначале "Эдвин" снабжал секретной информацией по специально подготовленным в Центре вопросам устно или письменно. Позднее он стал передавать секретные материалы в непроявленной пленке. Обычно "Эдвин" раз в два месяца приезжал на сутки в Нью-Йорк под предлогом посещения проживавших там родителей и родственников и проводил конспиративные встречи с моим коллегой. Секретная документация "Эдвина" получила высокую оценку Центра. Однажды на обычной короткой встрече "Эдвин" передал моему сослуживцу моток непроявленной пленки. И при этом сказал лишь одну фразу: — Там есть кое-что интересное для вас В резидентуре проявили пленки и стали искать "кое-что интересное". Им оказались два совершенно секретных отчета советских ученых по реактивной технике на русском языке. В них было много дифференциальных и интегральных вычислений, совершенно непонятных для нас. Вскоре Центр дал указание резидентуре выяснить, каким образом советские секретные отчеты попали на объект "Эдвина". Источнику это сделать не удалось, но, по его твердому убеждению, они были получены американской разведкой в Советском Союзе. В конце 1944 года "Кирилла" избрали на руководящую должность в профсоюзе, и ему пришлось переехать на жительство в другой город. В связи с этим он выразил мотивированное соображение о целесообразности прекращения сотрудничества с нами. Центр согласился. Большой вклад в приобретение источников информации о секретных работах в области радиоэлектроники сделал верный друг Советского Союза "Стенли", который завербовал для нас агентов, "Ретро", "Нэта" и "Коно". Последний был одно время на связи у моего товарища. Сам "Стенли" к сотрудничеству с нами был привлечен в 1942 году. Вначале с агентом встречался разведчик Мохов, который обучил его основам конспиративного сотрудничества. Однако в 1943 году мой коллега был взят в активную разработку ФБР и прекратил контакт с ним. "Стенли" имел ученую степень доктора технических наук и руководил большой группой научных сотрудников в лаборатории одной из крупнейших радиотехнических компаний, находившейся недалеко от Нью-Йорка. Очень увлекался радиоэлектроникой, был активным членом научного радиотехнического общества США, где приобрел широкий круг знакомых среди коллег в корпорациях "Рэдио корпорейшн оф Америка", "Дженерал электрик", "Вестингауз", "Вестерн электрик" и др. В то время "Стенли" исполнилось 33 года. Его родители были выходцами из Швеции. Жена работала врачом-психологом. Детей не было. Вместе с ними жила теща. Любил заниматься в свободное время автотуризмом. Резидент поручил мне восстановить связь с этим агентом. Доверяя мне работу со "Стенли", Квасников отметил важность этого задания и потребовал самого серьезного отношения к его выполнению. Я подобрал несколько мест для встреч со "Стенли". Изучил все данные на него, хранившиеся в резидентуре, составил план операции по восстановлению связи. План состоял в том, что я должен посетить источника на квартире, передать привет от Мохова, извинившись, сказать, что он срочно уехал в СССР, и договориться о встрече в городе. "Стенли" жил в шестиэтажном доме в нью-йоркском районе Бронкс. Дверь подъезда открывалась хозяином квартиры лишь после того, как тот переговорит с гостем по домофону. Я нажал кнопку нужной мне квартиры. Ответил мужской голос. Убедившись, что со мной говорит "Стенли", я передал ему привет от Питера (условное имя Мохова) и высказал пожелание зайти буквально на пару минут. Лифтом поднялся на пятый этаж. На лестничной клетке меня ждал человек, фотография которого имелась в резидентуре. Сомнений не оставалось — "Стенли". Мы поприветствовали друг друга. Я объяснил причину, по которой Питер пропустил три встречи, и сообщил, что теперь встречаться с ним буду я. "Стенли" сказал, что у него сейчас находится одна знакомая пара, поэтому к нему в квартиру лучше не входить. Условились: увидимся через день в городе. На встрече я поинтересовался, как обстоят дела у него и источников его группы: "Ретро", "Нэта" и "Коно" (они были привлечены к сотрудничеству с нами самим "Стенли"). Он рассказал, что правительство США форсирует разработку различных образцов новой военной техники для оснащения армии, авиации и военно-морского флота. Создаются новые самолеты, снаряды, системы управления артиллерийским огнем и большое число различных радаров и компьютеров. Его товарищи работают на прежних местах. Ничего подозрительного никто не замечал. "Стенли" добавил, что в связи с прекращением контактов с Питером он дал указание им временно не выносить материалы с работы, но по первому сигналу они готовы снова начать свою деятельность. Далее мы обсудили порядок возобновления контактов с агентами. Встречи со "Стенли" первое время приходилось проводить часто, через пять-семь дней, так как он передавал в подлинниках не только свои материалы, но и материалы "Ретро", "Нэта" и "Коно". Если документ принимался на вечерней встрече, то я его фотографировал и на следующий день рано утром возвращал. Вообще-то мы считали, что для советской разведки "Стенли" наибольшую ценность представлял как агент-вербовщик. Он непоколебимо верил в неизбежную Победу социализма, обладал способностью убеждать либерально настроенных американцев в необходимости оказывать помощь Советскому Союзу по нелегальным каналам, любил разведывательную деятельность и считал себя подпольщиком-революционером, избравшим наиболее эффективный путь борьбы против империализма. Несмотря на то что "Стенли" передавал мне каждый месяц чрезвычайно много ценной секретной информации, получаемой от друзей, он считал своим долгом лично добывать секретные документы. Делал он это виртуозно. От него поступали подробная информация, чертежи, инструкции, наставления по эксплуатации различной секретной аппаратуры, кроме того, радиолампы и детали к прибору "свой — чужой", с помощью которого американский летчик простым нажатием кнопки мог сразу установить, чей самолет появился в поле зрения — свой или вражеский. Для обеспечения безопасности "Стенли" группу его важных источников передали на связь оперработникам резидентуры За долгие годы нахождения за рубежом я работал со многими агентами   Встречи и отношения с каждым из них имели свою специфику. Но общение со "Стенли" доставляло мне, пожалуй, самое большое удовольствие. Наши встречи всегда проходили плодотворно. У нас была полная совместимость мировоззрений, характеров и желаний оказать как можно большую помощь Советскому Союзу. Мы были единомышленниками в полном смысле этого слова. "Стенли" также любил встречаться со мной. Он неоднократно говорил мне: — Встречи и беседы с вами — это счастливейшие минуты для меня. Только с вами я могу поговорить по душам, выговорить все, что во мне накопилось, и я вижу, что вы также откровенны со мной. Особенно мне интересны ваши рассказы о том, как жили и работали простые советские люди в 20-30-е годы, каких успехов они добились в развитии своей экономики, стремясь превратить социалистическую Родину в передовое промышленно развитое государство, и как они сейчас храбро защищают Отечество. После того как группа агентов ("Ретро", "Нэт" и "Коно") была передана на связь нашим оперработникам, а также организованы съемка материалов в квартире "Стенли" и переход на режим одной моментальной встречи и одной встречи-беседы в тридцать — сорок дней, у него высвободилось много времени. И он вдруг заскучал. На одной из встреч весной 1945 года он сказал: — Мой дорогой друг и товарищ, я понимаю необходимость проведенной реорганизации и полностью согласен с тем, что вы разбили мою группу, отняли от меня товарищей и рекомендовали как можно реже встречаться с ними или звонить им. Да и вы сами стали редко видеться со мной. И вот мне теперь трудно от того, что дел у меня уменьшилось. Ведь я привык работать активно! Когда я сообщил, что уезжаю домой, в Советский Союз, и что связь с ним через полгода установит и будет поддерживать другой опытный разведчик, "Стенли" от неожиданности несколько секунд ничего не говорил, а только смотрел на меня широко открытыми глазами. Молчал и я. На душе было грустно и тяжело. В самых близких отношениях "Стенли" находился с "Ретро". Они вместе работали, хотя и различались по характеру и манере поведения. "Ретро" — флегматик, стремился к уединению, любил подумать, прежде чем принять решение, долго колебался. "Стенли" обладал натурой кипучей, он с удовольствием занимался общественной работой, красиво говорил, убедительно доказывал правильность своих взглядов, предлагаемых решений. У друзей на работе пользовался авторитетом и слыл признанным лидером. "Ретро" обожал "Стенли"; последний, в свою очередь, платил "Ретро" тем же. Оба считали себя коммунистами, хотя формально в партии не состояли. В то время "Ретро" был холост. Увлекался серьезной музыкой. Играл на скрипке. Его любимым композитором был Бах. Он часто ходил на концерты симфонической музыки. "Ретро" стал первым, кого "Стенли" привлек к разведывательной работе. Произошло это в конце 1942 года. По служебной линии "Ретро" непосредственно подчинялся своему вербовщику, то есть "Стенли". Как руководитель группы тот имел специальный значок, который носил под лацканом, дававший ему право брать секретные материалы для работы домой. Кроме того, "Стенли" в случае необходимости мог разрешать своим подчиненным, среди которых числился и "Ретро", выносить секретные материалы за ворота компании. Удобное сочетание, лучшего не придумаешь! Они вместе отбирали секретную документацию на новейшую радиотехническую аппаратуру — различного рода радары, сонары, прицелы для бомбометания, зенитных орудий и многое другое, которую затем, можно сказать на законном основании, выносили с работы. Как только "Стенли" передал мне "Ретро" на личную связь, мы стали выяснять возможности организации съемки материалов у него дома. Он жил в отдельной двухкомнатной квартире. Квасников сначала сомневался, стоит ли организовывать там съемку документов: ведь днем, когда "Ретро" находился на работе, в его квартиру могли проникнуть сотрудники ФБР, провести негласный обыск и обнаружить фотопринадлежности, пленку с отснятыми секретными материалами. И все же мы не отказались от этой идеи. "Ретро" оборудовал у себя дома хорошо замаскированные тайники, где прятал фотопринадлежности и материалы. Помимо передачи нам секретных документов, к которым он имел доступ, "Ретро" по нашей просьбе вёл разработку своего друга "Хорвата", такого же, как и он, страстного любителя музыки, служившего в научно-исследовательском центре другой ведущей компании США, где разрабатывались и создавались сугубо секретные виды военной радиотехники. "Хорват" слыл очень талантливым специалистом, имел несколько изобретений и возглавлял научно-исследовательскую группу, занимавшуюся созданием системы для установления местонахождения артиллерийских орудий противника путем определения траектории и скорости полета снарядов. Он отличался рассудительным и практичным характером. Вскоре "Хорват" переселился на квартиру к "Ретро"; Это обстоятельство благоприятным образом отразилось на их сотрудничестве с нами. Они помогали друг другу при проверках, не ходит ли за ними наружное наблюдение, а также при фотографировании материалов. Имея умного и надежного единомышленника, "Ретро" стал работать спокойнее и увереннее. Однако на встречи он по-прежнему приходил возбужденным, сильно нервничал. Перед тем как передать мне моток непроявленной пленки с материалами, беспокойно озирался по сторонам и держался очень напряженно. Иногда принимал за филёров обычных прохожих. Мы платили "Ретро" и "Хорвату" небольшое вознаграждение — до двухсот долларов в месяц. Брать деньги "Ретро" обычно отказывался, заявляя, что они нужнее советскому народу. Я убеждал его, что это просто знак благодарности и уважения советских людей за их ценную помощь... "Ретро" и "Хорват" ценили наше товарищеское отношение и заботу об их безопасности, благополучии. Однако вскоре выяснилось, что ребята стали в квартиру приглашать девушек. Хорошего мало, но пришлось мириться. От "Ретро" и "Хорвата" поступали материалы, которые представляли большой интерес для научно-исследовательских учреждений и промышленности Советского Союза. Мне запомнился один случай получения от них важного материала В те годы Центр, как правило, давал резиденту ре задания общего характера, например: добывать материалы о новейших разработках американцами радаров, прицелов и другой электронной аппаратуры. Однако, когда немцы стали обстреливать Лондон ракетами "Фау-2", резидентура получила зашифрованное радиосообщение с конкретным заданием: "Вблизи Лондона эффективно действует радарно-компьютерная установка SCR-584, которая определяет скорость и траекторию полета снаряда "Фау-2" и автоматически управляет огнем зенитных батарей. Примите срочные меры к быстрому получению данных об этой радарно-компьютерной установке". Через день была плановая встреча с "Ретро". Я сжато изложил задание источнику. В ответ, улыбаясь, "Ретро" сказал: — Мы уже пять дней назад прочитали ваши мысли и достали нужное наставление по этой штуке — SCR-584.   До двух часов ночи перефотографировали более шестисот страниц текста и чертежей. Передав мне моток почти из двадцати пленок, "Ретро" поехал на работу. На этом полоса везения не кончилась. Через два дня в Москву уходила самолетом дипломатическая почта из советского посольства. Мы пользовались ею для отправки своих материалов в Центр. На этот раз нам почти не пришлось ждать дипкурьеров, и уже через семь дней на столе руководителя советской разведки лежали требуемые секретные документы. Вскоре из Центра пришла телеграмма, в которой впервые за годы войны мне объявляли благодарность за быстрое выполнение важного задания, а "Ретро" и "Хорвату" разрешалось выдать премию в тысячу долларов. Подводя итоги работы с "Ретро" и "Хорватом", Центр отмечал, что она была очень плодотворной. В течение 1943—1945 годов от них поступили подробные материалы общим объемом свыше девяти тысяч страниц по более чем ста научным разработкам. Эти документы получили весьма высокую оценку Комитета по радиолокации в Москве, которым руководил академик А.И. Берг. Расскажу также о работе с некоторыми другими активными агентами. "Коно" — американец, 1913 года рождения, окончил колледж, затем аспирантуру и стал магистром технических наук. Тихий, внешне ничем не приметный человек. Во время войны как специалист был освобожден от призыва в вооруженные силы. Работал главным радиоинженером и возглавлял на крупной фирме научно-исследовательскую группу, которая разрабатывала радиолокаторы, работавшие на сантиметровых волнах. Имел доступ к секретным материалам по многим другим проблемам. К работе с нами "Коно" был привлечен "Стенли" в августе 1943 года. В начале 1944 года я принял "Коно" на личную связь и стал готовить его к фотографированию материалов. Делом это оказалось нетрудным, ибо "Коно" досконально разбирался в технике. Я снабдил его необходимой фотоаппаратурой и пленками. Жена агента, учительница средней школы, знала о сотрудничестве мужа с нами и помогала ему фотографировать документы. За все время он передал нам сорок научно-исследовательских работ на нескольких тысячах страниц. Только в 1945 году от него было получено две тысячи листов секретной информации. Большинство материалов "Коно" получило оценку "весьма ценные". Это материалы о радарах для подводных лодок, аппаратуре на инфракрасных лучах, прицелах для управления артиллерийским огнем и так далее. Некоторые прицельные устройства на испытаниях, по словам "Коно", показывали поразительную точность, за что американские специалисты то ли в шутку, то ли всерьез называли их "прицелами третьей мировой войны". "Коно" регулярно информировал нас о заседаниях Координационного комитета США по радиотехнике. Эти отчеты представляли большой интерес для советских руководящих органов в области науки и техники, ибо позволяли находиться не только в курсе всех разработок, ведущихся в США, но давали возможность знать перспективные планы работ американцев по радиотехнике на ближайшее десятилетие. После окончания второй мировой войны началось свертывание военного производства, прекратилось производство стандартной военной техники. На предприятии, где работал "Коно", прокатилась волна увольнений, но его оставили. Наш источник в числе других занимался новейшей техникой. В разработке этой техники принимали участие и вывезенные в США немецкие ученые. От "Коно" поступили первые сведения о создании американцами систем управления ракетами-носителями атомных бомб. Учитывая, что большинство материалов, добываемых агентом, получало в Центре оценку "весьма ценные", ему два раза выдавались премиальные по пятьсот долларов. К сожалению, в работе с агентурой не всегда все шло гладко   Были у меня и огорчения, неудачи, например с источником "Нэтом". "Нэт" — друг агента-вербовщика "Стенли". Еще подростками они учились в одной школе, жили по соседству, часто проводили вместе время — в общем, дружили. Отец "Нэта" держал небольшой ресторанчик. Перед войной агент окончил университет и получил диплом радиоинженера. Работал на крупном заводе компании, ведущей в радиотехнической отрасли США. Имея незаурядные способности, он быстро продвигался по службе. Когда "Стенли" в 1942 году привлек его к сотрудничеству с советской разведкой, он занимал должность главного инженера, что позволяло выносить секретные материалы с завода без получения специального разрешения. "Нэт" передавал нам через "Стенли" секретные документы — наставления по эксплуатации различных систем наземных, самолетных, морских радаров. Однако года через полтора он стал проявлять пассивность, затягивал выполнение заданий. Когда начали обсуждать вопрос о возможной передаче "Нэта" на связь нашему надежному агенту "Сатору", который бы фотографировал материалы источника у себя дома, "Стенли" высказал ряд сомнений в целесообразности этого. Он охарактеризовал "Нэта" как человека, у которого стали проявляться признаки высокомерия и самолюбования собственными успехами по службе. На "Нэта" оказывала отрицательное влияние и его жена, психолог по профессии. У нее, несомненно, был комплекс неполноценности: она заботилась только о себе, а мужа постоянно подозревала в неискренности. Детей они не имели. К тому же, по мнению "Стенли", его друг "Нэт" отличался трусостью. Все это вместе взятое объясняло снижение у "Нэта" желания сотрудничать с нами, и "Стенли" не исключал того, что его друг со временем может прекратить связь с нами. Так оно и произошло. По нашей просьбе "Стенли" встретился с "Нэтом". В беседе тот заявил, что по ряду причин личного характера он решил прекратить сотрудничество. В качестве дополнительного довода он привел такой: война, мол, скоро закончится разгромом гитлеровской Германии, и у Советского Союза не будет острой необходимости в его помощи. "Стенли" рекомендовал больше не принимать никаких шагов в отношении "Нэта". Центр согласился с этим. После привлечения к сотрудничеству с нашей разведкой агента "Антилопа" выяснилось, что по своему характеру он очень нерешителен и порядком труслив. Источник никак не мог выполнить моего задания — достать важный секретный документ. Однако после одного ничем не приметного события с ним произошла удивительная метаморфоза. Вот как это случилось. "Антилопа" был по происхождению француз. В 1937 году окончил институт, инженер-электрик. Бежал от фашистов в 1940 году в США, где работал инженером на различных заводах. Женился на американке, продавщице в книжном магазине. У них была маленькая дочка. Меня познакомил с "Антилопой" в конце 1942 года наш общий друг на премьере советского фильма. После кино мы поужинали во французском ресторане, где обменялись визитными карточками. С тех пор я изредка встречался с ним в дешевых ресторанчиках, так как на дорогие резидент денег не давал. "Антилопа" был убежденным противником нацистов. Раза два он приглашал меня на приёмы, которые устраивали французские эмигранты-антифашисты. Мы, естественно, обсуждали главным образом ход войны. Ярый сторонник де Голля, "Антилопа" возмущался тем, что США и Англия делали ставку на генерала Анри Жиро 1 и адмирала Дарлана 2, противясь тому, чтобы де Голль возглавил движение за освобождение Франции. Он был приверженцем идей социализма и искренне сочувствовал борьбе советского народа. -------------------- 1 Жиро Анри (1879-1949) — французский генерал, во время 2-й мировой войны сопредседатель (с де Голлем) Французского комитета национального освобождения (ФКНО), в 1943-1944 годах командовал вооруженными силами ФКНО. 2 Дарлан Жан Луи (1881-1942) — французский адмирал, во время 2-й мировой войны командовал ВМС и всеми вооруженными силами правительства "Виши" — французской территории, оставшейся свободной от оккупации немецкими войсками. Вступил в соглашение с западными союзниками по антигитлеровской коалиции, высадившись в ноябре 1942 года в Северной Африке. Убит французским националистом. Со временем я узнал, что "Антилопа" работает на заводе, выпускающем секретную военную продукцию, и имеет доступ к закрытым материалам. Он считался отличным чертежником и хорошо рисовал. Поэтому его руководители частенько поручали ему графически оформлять техническую документацию. Они также давали ему в качестве образцов секретные наставления по военной технике, содержащие чертежи, рисунки, фотографии. С середины 1943 года, учитывая нерешительный характер "Антилопы", я стал постепенно, шаг за шагом, вовлекать его в разведывательную работу. Выяснив, что он имеет доступ к комплектным материалам по морским радарам, я попросил его передать на конспиративной встрече одно наставление. Рекомендовал ему перед этим провериться и убедиться в отсутствии "хвоста". "Антилопа" обещал это сделать, однако, придя на встречу, он ничего не принес, ссылаясь на то, что не представился удобный случай для выноса документа. Мы назначили новую явку через девять дней. Опять "Антилопа" пришёл с пустыми руками. Вид у него был явно пришибленный, говорил заикаясь, волновался. По его словам, он потерял контроль над собой, не мог даже открыть ящик стола и положить секретные наставления в портфель. Окончив рассказ, "Антилопа" начал ругаться, называя себя самым последним трусом   Как мог, я его успокаивал, говорил, что, возможно, он измучен работой, давно не отдыхал и что в результате этого его нервы "немножко пошаливают". Мы зашли в ресторан и поужинали, беседуя на различные темы. Договорились, что через две недели, в воскресенье, встретимся за городом, на прогулке у озера, где уже бывали раньше. В назначенное время мы с женой рано утром вышли из дома, купили газеты, зашли позавтракать в кафетерий и, проверившись, подошли к месту, где "Антилопа" и его жена ждали нас в своей автомашине. Озеро находилось примерно в пятидесяти милях от Нью-Йорка. Мы расположились на берегу, переоделись в купальные костюмы. Жены без конца о чем-то говорили, мы читали газеты, изредка обмениваясь репликами. Затем стали купаться: женщины у берега, а мы поплыли на середину озера. Прежде, когда мы проплывали половину дистанции, я предлагал "Антилопе" доплыть до противоположного берега. Но каждый раз мой друг, сказав короткое "нет", судорожно поворачивал назад и изо всех сил плыл обратно. Так же он отреагировал на мои слова и на этот раз. Однако, не знаю почему, я решил силой заставить своего трусливого друга переплыть озеро. Маневр удался. Через пару минут мы вылезли на берег и медленно пошли вокруг озера к женам. Неожиданно он сказал: — Давай, Александр, поплывем обратно. Теперь я уверен, что могу спокойно сделать это Я не ожидал от него такой смелости и, подумав, ответил, что я очень устал и что лучше пойти пешком. Пока мы шли, мой друг удивлялся, почему прежде трусил — Это всегда так, когда делаешь что-нибудь в первый раз, — заметил я. — Вначале нервничаешь, боишься, а когда дело сделано, удивляешься, как легко его можно выполнить. — Это точно, — подтвердил он Когда мы возвращались в город, "Антилопа" предложил встретиться со мной через три дня и дал понять, что принесет с собой ранее обещанное. Действительно, он вручил мне секретное наставление, которое прежде у него не хватало мужества вынести с работы. Таким образом, преодолев психологический барьер, "Антилопа" начал регулярно приносить секретные материалы на конспиративные встречи и стал полноценным источником. В октябре 1945 года в связи с ухудшением оперативной обстановки по указанию Центра я сообщил "Антилопе", что временно мы встречаться не будем. Однако по всему было видно, что источник хотел продолжать разведывательную работу, и, очевидно, не в последнюю очередь потому, чтобы доказать свою смелость. Через четыре месяца "Антилопа" поставил меня в очень затруднительное положение, и мне пришлось изрядно поволноваться. Вот как это было. В феврале 1946 года я случайно встретил "Антилопу" около продуктовой лавки. (Мы жили недалеко друг от друга и иногда ходили в одни и те же магазины за покупками). Он сообщил, что скоро по делам фирмы уезжает в ряд западноевропейских стран, и просил зайти к нему вечером, часов в девять, на бокал вина и поговорить "по душам" перед отъездом. Я принял приглашение. Жена "Антилопы" устроила ужин, во время которого мы вели житейские разговоры. Затем сели за шахматы, а его жена пошла спать. За шахматами мы обсуждали деловые вопросы. Вдруг агент вытащил два огромных тома наставлений по авианосцам и сказал, что я могу взять их на сутки, так как завтра он на работу не пойдет. Полистав их, я убедился, что документы наверняка заинтересуют наших специалистов, но прямого ответа не дал. Партия продолжилась, а я мучительно думал: "Взять или не взять?" Во мне происходила внутренняя борьба. С одной стороны, я полностью сознавал сложность оперативной обстановки, помнил строжайшее указание Центра о том, чтобы встречи с агентурой проводить только с его санкции, и понимал,, какие могли быть последствия для меня в случае промаха. С другой стороны, за три года я хорошо изучил источника и верил, что он преданный нам человек, что ему можно верить. Кроме того, в день встречи наружного наблюдения за мной не проводилось. Учитывал я и то, что мне стоило большого труда воспитать у агента мужество, а если я откажусь взять материал, это может испугать его и в дальнейшем я могу потерять его как источника. Мысли мелькали в голове, как в калейдоскопе   Я говорил себе: "Если не возьму секретные наставления, то я трус, не разведчик, а обыкновеннейший чиновник, только формально выполняющий указания Центра". Моя решимость окрепла, когда я вспомнил, как миллионы бойцов Красной Армии, рискуя жизнью, шли в атаку на фронте. Уходя от "Антилопы", я взял оба тома секретных инструкций. Ночью они находились у меня дома, а утром обычным маршрутом я пошел на работу, неся их в сумке. Когда я шёл с женой на работу, все время в уме искал вариант, что я буду делать с материалами, если окажется, что я попал в ловушку и меня будут задерживать контрразведчики? Решил, брошу сумку под колеса автомобилей, идущих сплошным потоком. На площади Колумбас-Серкл жена спустилась в метро. Я же, сохраняя спокойствие, хотя за прошедшие одиннадцать часов мои нервы были до предела напряжены, продолжил свой путь пешком на работу.   В офисе я сразу показал материал Яцкову, который несколько дней назад возвратился из Центра и был назначен временно исполняющим обязанности резидента. Он молча перелистал два тома материалов, выслушал мой рассказ о том, при каких обстоятельствах я взял их и что сегодня вечером их нужно возвратить источнику. Затем что-то произнес, сердитое и невнятное, и пошел принимать посетителей, а я направился в фотолабораторию. Обычно я радовался, когда проверял качество отснятого материала, зная, что это принесет пользу моей стране, но сейчас был расстроен из-за возможной негативной реакции Центра на встречу с агентом без предварительного согласования. Когда я встретил Яцкова, он продолжал пребывать в мрачном настроении. В полдень, показывая пальцем в потолок, Яцков произнес: — После обеда Это означало, что мы соберемся в резидентуре. Я изложил план возврата материалов, по которому в мероприятии участвовал только я, ибо не хотел втягивать других в это опасное дело. Яцков опять долго молчал, по его лицу было видно, что он не совсем согласен с предложенным планом. Наконец сказал: — Давай я тебя подброшу в город на своей машине за час-полтора до встречи. Если не будет "наружки", выйдешь из машины и далее будешь добираться сам. Я согласился с его предложением. Никогда не забуду тот день. После работы мы вместе с другими сотрудниками собирались выходить из генконсульства. Неожиданно погода резко изменилась: поднялся ураганный ветер, все небо заволокло черными тучами, в редких просветах проблескивали казавшиеся зловещими желтые солнечные лучи. Пройдя метров двадцать, мы сели в автомашину Анатолия. Едва тронулись, как начали падать редкие, крупные капли. Дождь быстро усиливался, и минут через пять в буквальном смысле полило с небес, словно из ведра. Сверкали молнии, грохотал гром. Ехать дальше было невозможно, и пришлось остановиться. Выждав, когда ливень немного утих и видимость улучшилась, мы снова тронулись. Яцков смотрел только вперед, а я старался через заднее стекло обнаружить наружное наблюдение. Никаких автомашин вообще не было видно. Недалеко от станции метро я вышел из автомобиля. Анатолий наблюдал, нет ли за мной слежки. Он должен был мигнуть фарами, если бы заметил "хвост". Но за мной все было чисто. Все же я провел дополнительную проверку, сделав две пересадки в метро. Выйдя примерно через полчаса из подземки, я подошел к машине "Антилопы". Он сидел за рулем и сразу рванул с места как только за мной захлопнулась дверца. Через пять минут я вышел из автомобиля источника и облегченно вздохнул. Затем медленно пошел пешком и вдруг почувствовал себя сильно уставшим. В голове была пустота, и меня немного покачивало. Рубашка прилипла к взмокшей от пота спине. Я зашел в закусочную, медленно выпил стакан молока и чашку кофе, почитал газету и, передохнув, отправился домой. Конечно, формально мои действия можно рассматривать как нарушение указаний Центра   Но сложилась такая обстановка, когда разведчику не с кем посоветоваться и он должен принять решение самостоятельно, на свой страх и риск. совесть мне подсказывала, что "Антилопа" предлагал мне помощь искренне. Опыт говорил, что в тот вечер обстановка была такой, что я мог спокойно принять важные материалы. Что же касается секретного наставления, из-за которого мне пришлось много понервничать, то оно, как я узнал уже после приезда в Москву, оказалось очень ценным для наших специалистов. Все агенты, с которыми мне приходилось работать, были очень разные люди, ни один не походил на другого. Вот, например, "Девин". Его отец был выходцем с Украины, приехал в США в 1908 году и женился на американке. Агент родился в Нью-Йорке в 1913 году, владел только английским языком. Окончил среднюю школу. В армию его не призвали из-за плохого зрения. Как и его отец, был патриотом, просоветски настроенным человеком. Ни в компартии, ни в прогрессивных организациях никогда не состоял и никому своих истинных взглядов не высказывал. Жена "Девина" была католичкой, очень религиозной женщиной и придерживалась антисоветских взглядов. Не веря в Бога, "Девин" регулярно ходил с женой в церковь с единственной целью: в глазах своего окружения на работе и по месту жительства выглядеть благочестивым американцем. Обо всех политических событиях на людях отзывался с консервативных позиций. Первичный контакт с "Девином" установил Яцков. В октябре 1942 года, когда ежедневно на приём в консульство являлось человек тридцать — сорок, будущий агент пришёл к нам, чтобы выразить свое сочувствие в связи с тяжелым положением на советско-германском фронте. В дальнейшем Яцков наладил с "Девином" дружеские отношения, стал встречаться с ним в городе и получать от него радиолампы для радаров, которые источник передавал в знак уважения и преданности советскому народу. Поскольку я являлся специалистом в вопросах радиотехники и вёл эту линию, по указанию Квасникова через год, в октябре сорок третьего, "Девин" был передан на связь мне. Агент вначале работал помощником мастера цеха одного из заводов, выпускавших клистроны и магнитроны — радиолампы для генерирования и усиления сантиметровых радиоволн, которые использовались для новейших радаров. Производство этих ламп было засекречено. Он передавал нам также образцы уникальных миниатюрных сопротивлений, кристаллических выпрямителей и другие детали и приборы, необходимые для производства военной электронной техники. Освоение производства клистронов и магнитронов у американцев протекало с большими трудностями. Было много брака. Вначале из пятидесяти радиоламп получалась только одна доброкачественная. По нашей просьбе источник подробно описывал все возникавшие трудности при их производстве и найденные способы устранения брака. Я попросил "Девина" подготовить подробные материалы об организации конвейера по производству различных радиоламп, описание всех операций: штамповка деталей, оксидирование различных частей, параметры сварочных процессов для отдельных деталей, создание высокого вакуума и тому подобное. Как оказалось впоследствии, все эти данные были весьма нужны нашим специалистам. Вначале "Девин" не получал от нас никакого материального вознаграждения. Он зарабатывал около пятидесяти долларов в неделю. В связи с рождением сына его финансовое положение стало затруднительным. Резидентура ходатайствовала о выдаче ему ежемесячного вознаграждения в размере полсотни долларов. Центр установил семьдесят пять, чему источник был очень рад. Помимо этого ежегодно в качестве премии за хорошую работу ему единовременно выдавали пятьсот — шестьсот долларов. На полученные деньги "Девин" купил подержанную автомашину, которой умело пользовался для выявления наружного наблюдения. Мне нравилось работать с "Девином". Это был прирожденный разведчик: дисциплинированный, соблюдавший конспирацию, умевший хорошо скрывать свою связь с нами. К сотрудничеству с нами относился ответственно и все поручаемые задания выполнял наилучшим образом. В результате правильного поведения на работе и по месту жительства он оставался вне всякого подозрения. Тем не менее я время от времени обращал его внимание на необходимость постоянного совершенствования конспирации в работе, особенно методов выявления наружного наблюдения, так как ФБР с каждым днем усиливало работу против советской разведки и прокоммунистических организаций. В 1945 году из-за предательства одного нашего источника, который использовался по политической линии, агентурная обстановка в стране обострилась до крайности. Усилилась деятельность службы контршпионажа, в прессе и по радио развернулась шумная антисоветская кампания. Это заставило меня провести с "Девином" основательную беседу о дальнейшем совершенствовании методов разведывательной работы. Я подчеркнул, что мы оба должны очень тщательно проверяться и при малейшем подозрении на явку не выходить. "Девин" заверил меня, что теперь будет действовать еще более продуманно и осмотрительно, тщательно проверяться на автомашине и на городском транспорте. Затем он, слегка улыбнувшись, заметил: — Александр, ведь фэбээровцы прежде всего усиленно следят за вами и другими советскими людьми. Поэтому если контрразведка зафиксирует нашу связь, то, вероятнее всего, потому, что промах допустили вы. Я ответил, что конспирация у меня в крови   Я профессиональный разведчик и знаю, как надо проверяться и выявлять наружное наблюдение. Видя некоторое беспокойство "Девина", вызванное ухудшением оперативной обстановки, я предложил, чтобы перед установлением контакта на встрече мы устраивали друг другу взаимную проверку, и рассказал ему, как нужно это делать. Вначале я наблюдаю за "Девином" во время прохождения его по определенному маршруту, а затем агент проверяет, нет ли слежки за мной. Через две-три встречи мы уже во всю пользовались этим приёмом. В июне сорок шестого я провел с "Девином" последнюю встречу. Временно законсервировал его, обусловив с ним явку через шесть месяцев с другим сотрудником. Расстались мы с ним трогательно, как хорошие друзья, в течение более трех лет бесперебойно и успешно выполнявшие важную и опасную работу ради блага нашей Родины. Он мечтал побывать в Советском Союзе и встретиться там со мной и Яцковым. К сожалению, ему этого сделать не удалось. Он обзавелся большой семьей. Успешно сотрудничал с нами пятнадцать лет, затем тяжело заболел и скончался, едва ему исполнилось 50 лет. Перед смертью просил, если потребуется, оказать помощь его детям. Это было ему обещано и выполнено. Поразительно, как война сплотила советских людей! Они не только стремились как можно лучше выполнить свою работу, но и помогали друг другу, поддерживали слабых, больных, отстающих. Такая атмосфера царила и в колонии командированных советских граждан в США. К некоторым из них разведка обращалась за помощью, и они охотно шли навстречу. Приведу лишь один пример, когда командированный помог резидентуре получить важные американские секреты. Летом 1942 года ко мне на приём в генконсульство пришёл инженер-химик из закупочной комиссии Петр Николаевич Ласточкин. За беседой выяснилось, что в институте я учился вместе с его братом, который сейчас был на фронте. Оказалось, что Петр до войны десять месяцев работал в Амторге, но в ноябре 1940 года уехал домой в связи со свертыванием советско-американских торговых отношений. У меня завязались добрые отношения с Ласточкиным. Иногда по воскресеньям мы вместе проводили время, обсуждали положение на фронтах, критиковали политику западных союзников и, конечно, вспоминали о довоенной жизни в Москве. По роду своей работы он встречался с представителями американских химических и строительных корпораций, выезжал на заводы для размещения наших заказов и приемки готовой продукции. Из бесед с Петром у меня сложилось положительное мнение о нём как о человеке и специалисте. Хорошо владея английским языком, он много времени уделял повышению своей квалификации: читал специальную литературу, посещал публичные лекции в институтах и научных обществах, где знакомился с американскими коллегами. В частности, он поддерживал хорошие отношения с — назовем его "Монти" — руководителем инженерной группы, строившей химические предприятия в США и за их пределами. Петр познакомился с ним еще в первый свой приезд. "Монти" был состоятельным человеком. Жил он в прекрасной вилле в окрестностях Нью-Йорка. В беседах с Ласточкиным "Монти" с симпатией отзывался о Советском Союзе, переживал неудачи Красной Армии в начале войны, искренне сожалел о тех колоссальных людских и материальных потерях, которые понес СССР. Вместе с тем он негодовал по поводу двойственной политики США и Англии и откровенно рассказывал о секретных работах компании "Кэллекс" по строительству в США опытного завода, на котором практически была отработана технология получения урана-235 для атомных зарядов. В тот момент компания участвовала в возведении большого промышленного объекта в Окридже, штат Теннесси, на котором получали уран-235 методом газовой диффузии. Центр проявил большой интерес к "Монти" и дал указание попытаться с помощью Ласточкина получать информацию о строительстве урановых предприятий, соблюдая, само собой разумеется, крайнюю осторожность. Я провел с Петром соответствующий разговор. Правда, пришлось раскрыть свою принадлежность к разведке. Но делать было нечего. Просьбу получить от "Монти" сведения о создании американцами нового мощного оружия Ласточкин принял без колебаний, сказав при этом: — Саша, я выполню, что ты просишь. Понимаю, это не твоя инициатива, а задание Родины. И постараюсь все выполнить самым лучшим образом. Это — мой долг. Я горячо поблагодарил Ласточкина. Затем мы подробно обсудили, как приступить к выполнению ответственного задания. Договорились, что Петр проведет с "Монти" одну-две доверительные беседы, в ходе которых в ненавязчивой форме проявит интерес к заводу в Окридже, выяснит срок ввода его в эксплуатацию, принципиальную схему действия и некоторые другие детали. Ласточкину удалось поговорить с "Монти" недели через две. Американский друг охотно и обстоятельно ответил на все вопросы и подчеркнул, что правительство США придает стройке первостепенное значение и немедленно выделяет запрашиваемые средства. Кроме того, "Монти" высказал мысль, что советские ученые уже сейчас должны заняться перспективной проблемой выделения чистого урана-235 и использованием его в военных и промышленных целях. Ласточкин согласился с этим и спросил, мог бы его друг подготовить записку, в которой была бы изложена суть работ по строительству урановых заводов. Этот документ он пошлет, мол, сугубо конфиденциально в Академию наук СССР. "Монти" обещал написать и скоро сдержал свое слово. Точно в назначенный срок он вручил Ласточкину подробную записку, к которой был приложен рабочий чертеж технологической линии завода по получению урана-235. Материал получил высокую оценку Центра   На очередной встрече Ласточкин передал "Монти" благодарность от Академии наук в Москве и сказал, что советские ученые нашли его записку весьма важной и что информация будет использована коллегами, разрабатывающими проблему урана-235. Вскоре "Монти" получил новое задание. Встречи с источником происходили нерегулярно, так как он часто выезжал в командировки — в Бразилию, Мексику, Канаду и другие страны. Но каждое свидание было весьма продуктивным. Ласточкин получил от него много секретной информации. Но из-за отъезда Петра в середине сорок пятого на Родину связь с "Монти" прервалась. Его не смогли передать никому из сотрудников резидентуры — он как раз находился в очередной заграничной командировке. Перед отъездом Ласточкин оставил письмо для "Монти", в котором выразил сожаление, что не смог лично попрощаться с ним, что человек, который передаст ему это послание, его, Ласточкина, добрый друг и что он надеется: "Монти" найдет с этим другом общий язык и будет поддерживать доверительные отношения. Через пять месяцев сотрудник резидентуры, использовав рекомендательное письмо, установил контакт с "Монти" и продолжил с ним работу. В июле 1944 года резидент поручил мне установить связь с агентом "Рупертом". В коротком письме Центра, присланном с диппочтой, кроме условий явки были старенькая фотография агента, его словесный портрет. Упоминалось, что он может прийти в военной форме. Встреча назначалась вечером, в двадцать сорок пять, у одного известного кинотеатра на Бродвее. В течение семи месяцев я выходил на явку, но агент не приходил. Об этом мы регулярно сообщали Центру и в ответ получали указания продолжать выходить на встречу. В феврале 1945 года, уже теряя надежду установить контакт с "Рупертом", я отправился с женой в другой кинотеатр. За сорок минут до встречи вышел из кинозала. За мной никто не последовал. Дополнительно проверился на маршруте к месту встречи, полагая, что все мои усилия будут, как и прежде, напрасными. На этот раз на месте явки моё внимание привлек мужчина лет сорока в форме армейского майора. Он стоял у рекламного щита и, судя по всему, кого-то ожидал. Человек этот был небольшого роста, худой, и внешний вид его не совсем соответствовал имевшимся у нас данным на "Руперта". Пройдя мимо входа в кинотеатр и не обнаружив среди стоявших там лиц человека, более подходящего по описанию, я развернулся и подошел к майору. Когда я обратился к нему со словами пароля: "Майор, не вы ли ждете Хелен?", он заулыбался и в ответ произнес точные слова отзыва. После обмена несколькими дополнительными фразами стало ясно, что передо мной "Руперт". Я пригласил его в небольшой ресторан, где можно было спокойно побеседовать. "Руперт" рассказал, что его перевели в дешифровальную службу военного министерства, так как он знал восточные языки, в том числе японский. Много месяцев находился на Гавайских и других островах Тихого океана. Поэтому он и не мог выйти на явку. А сейчас он хотел бы сообщить мне кое-что важное. — Американцы, — начал он, — раскрыли японские шифры. Они быстро и свободно читают перехваченные японские дипломатические и военные шифртелеграммы. Американские специалисты уделяют большое внимание перехвату и расшифровке телеграмм японского посла в СССР, который часто встречается с Молотовым и добивается от Москвы заключения договора о ненападении. Читая телеграммы японского посла, американские руководители убеждаются, что Москва ведет честную игру в отношении США. Здесь он сделал небольшую паузу, отпил немного вина и продолжил: — Наше правительство сейчас в курсе всех планов о дислокации вооруженных сил Японии. В частности, американцы узнали о перелетах главнокомандующего японскими ВМС на Тихом океане Исороку Ямамото и сбили его самолет. Ямамото погиб. "Руперт" добавил, что с конца сорок четвертого все морские сражения с японцами в Тихом океане обычно заканчиваются Победой американцев. Это объясняется тем, что их корабли имеют значительно лучшие радары, прицелы и более дальнобойные орудия. Снова помолчав, он сказал, понизив голос: — Учтите, наша дешифровальная служба бросила большие силы на раскрытие шифрпереписки между советскими учреждениями в США и Москвой за 1941-1942 годы. Американским специалистам удалось частично расшифровать одну телеграмму, направленную Амторгом в Москву. Специалисты считают, что со временем им удастся прочитать дипломатические шифртелеграммы между Москвой и Вашингтоном, Москвой и Нью-Йорком. Я спросил агента: — Можете ли вы назвать конкретную амторговскую шифртелеграмму, которую американцы прочитали, её дату и примерный текст по памяти. "Руперт" вспомнил и сообщил дату и примерный текст   Одновременно он обещал принести на следующую встречу все дополнительные сведения об этой депеше. Я назначил "Руперту" очередную явку через месяц в более удобном месте и попросил повторить условия встречи. Он сделал это безошибочно. Я высказал пожелание, чтобы в следующий раз по возможности он пришёл в штатском костюме. У входа в метро я встретил жену, которая ждала меня согласно нашей договоренности, чтобы вместе возвратиться домой. Жена есть жена. Она сразу заметила, что я о чем-то напряженно думаю, и поинтересовалась, не случилось ли чего-нибудь. Я ответил: — Все в полном порядке. Но, пожалуйста, не донимай меня расспросами. Мне нужно сосредоточиться и кое-что "прокрутить" в голове, чтобы все хорошо запомнить до завтрашнего утра. — Ну, давай, крути, — сухо отреагировала жена, вынула из сумки женский журнал и принялась читать. Утром, придя в помещение резидентуры, я составил подробный отчет о беседе с "Рупертом" и доложил его резиденту. Указания по дальнейшей работе с "Рупертом" Центр прислал диппочтой. В них был представлен перечень вопросов, которые следовало выяснить у агента. Центр также приказал передать "Руперта" на связь нашему надежному агенту "Тихону", который работал с источником шесть лет назад. Согласно разработанному плану, моя очередная встреча с "Рупертом" должна быть непродолжительной. Выяснив, что у источника на службе и дома все спокойно, я получил устную информацию по перечню вопросов, присланных из Центра. "Руперт" также передал мне некоторые дополнительные данные об амторговской телеграмме, текст которой, по словам источника, был расшифрован процентов на семьдесят 1. -------------------- 1 Позднее наши специалисты в СССР установили, что американцам удалось расшифровать её только потому, что при шифровке были допущены ошибки. — Примечание автора Потом я сообщил "Руперту", что в дальнейшем вместо меня с ним будет встречаться в Вашингтоне хорошо известный ему "Тихон", который подойдет к нему через пять минут после того, как я расстанусь с ним. Секретные материалы "Руперта" получили высокую оценку Центра. Они показали руководству нашего ведомства, какие огромные усилия предпринимают американские спецслужбы для раскрытия советских шифров. В заключение хотел бы подвести некоторые итоги моей работы в первой командировке   В 1942-1946 годах у меня на связи находилось семь агентов — источников важных секретных материалов. Это была агентура из числа инженерно-технического персонала, занимавшего руководящие должности на заводах и в лабораториях компаний Ар-си-эй, "Вестерн электрик", "Вестингауз", "Дженерал электрик", а также на двух ведущих авиационных компаниях, где производилась военная техника США. Особенно ценная агентура работала по электронике, она передала нам более двадцати тысяч страниц секретной документальной научно-технической информации, в том числе по новейшим в то время различным видам радаров, сонаров, прицельным системам, зенитным радиовзрывателям, компьютерам и еще по многим другим устройствам. Были получены секретные материалы о технологии производства и образцы клистронов, магнитронов и других электровакуумных приборов. Как правило, передаваемая информация получила высокую оценку Центра, В эти же годы источники передали нам более десяти тысяч страниц важной секретной информации по военной авиации и зарождавшейся ракетной технике. Мы получили, в частности, наставление по эксплуатации первого американского реактивного истребителя "Падающая звезда" (П-81). Оно содержало подробное описание конструкции, чертежи и фото этого самолета. Не могу хотя бы в общих чертах не сказать о работе небольшой группы моих товарищей по получению военно-политической информации о деятельности американской администрации. Большая часть документов шла от нелегальной подрезидентуры, возглавлявшейся Ахмеровым, которому помогала его жена, Елена. У подрезидентуры были источники в важных правительственных учреждениях, в том числе и в Управлении стратегических служб — американской разведке. Они передавали важную информацию о военных планах Вашингтона, внешнеполитических мероприятиях, а также материалы, добытые американской разведкой о положении в фашистской Германии. Особенно напряженно советская разведка работала накануне встреч глав правительств в Тегеране, Ялте и Потсдаме, чтобы получить сведения о позиции США и Англии по вопросам, которые намечалось обсудить на предстоящих совещаниях. В Англии с этим справлялась хорошо известная сейчас "пятерка" во главе с Кимом Филби. Удавалось добыть требуемые секретные материалы и нашей резидентуре. Вначале на встречах в верхах главными были вопросы открытия второго фронта в Западной Европе, оказания помощи СССР по ленд-лизу, а затем вопросы послевоенного устройства в мире. Перед тем как встречаться на тройственных конференциях, Черчилль за несколько дней до этого всегда имел контакт с президентом Рузвельтом, а позднее — с Трумэном для выработки согласованных позиций. Добытые нашей разведкой секретные материалы о подготовке западных союзников к встрече со Сталиным показывали, что Черчилль очень опасался распространения влияния Советского Союза в мире и распада британской империи. Он предлагал принимать самые решительные меры, вплоть до военных, чтобы предотвратить возникновение новых социалистических государств. Несомненно, что своевременно добытые советской разведкой секретные материалы о позициях и разногласиях руководителей США и Англии по вопросам, подлежащим рассмотрению на совещаниях в верхах, давали возможность советской делегации должным образом подготовиться к этим ответственным конференциям и облегчали Сталину проведение переговоров с Черчиллем и Рузвельтом, а позднее с Трумэном и Эттли. Не в последнюю очередь из-за этого терпели неудачу попытки Англии и США навязать Советскому Союзу свои планы послевоенного устройства. Думаю, что внешняя разведка органов государственной безопасности СССР, и в частности нью-йоркская резидентура, во время Великой Отечественной войны внесла свою лепту в разгром фашизма, способствовала выработке правильной политической линии в отношениях с США и Англией, помогла нашим ученым и инженерно-техническим специалистам в кратчайшие сроки создать мощный военно-экономический потенциал нашей Родины. Таких результатов наша точка в Нью-Йорке добилась прежде всего благодаря самоотверженной борьбе Красной Армии и всего советского народа против фашистской Германии и её сателлитов. Честные американцы понимали, что в этой небывало кровопролитной войне советские люди защищали от гитлеровской тирании не только свою Родину, но и народы Европы и США, всех свободолюбивых стран. Кроме того, многие американские граждане искренне верили тогда в социализм и симпатизировали ему. Самые мужественные из них считали своим благородным долгом принимать предложения советских разведчиков об оказании помощи СССР путем тайной передачи секретных материалов о военно-политических планах Вашингтона и Лондона и новейших видах вооружений их армий. Оглавление   www.pseudology.org