Дмитрий Минченок Соловей-разбойник гипертекстовая версия Ни Паваротти, ни Доминго, ни Каррерас не смогли спеть партию Ратклиффа. Владислав Пьявко сделал это - единственный во второй половине XX века. От его голоса падали люди. Владислав Пьявко - выдающийся тенор второй половины XX века. Знаменитый антрепренер Сол Юрок называл его «бриллиантом в короне Большого», «госпожа министерша» Екатерина Фурцева считала голос певца неповторимым. Жена диктатора Перона упала в обморок, когда услышала его верхнее «до». В Древней Руси он был бы Добрыней Никитичем, в старой доброй Англии - Робин Гудом, в Новом Свете - вождем краснокожих, в Польше - епископом, в Испании - бригадным генералом. В СССР же он стал нарушителем спокойствия, «Соловьем-разбойником из Большого гнезда», народным артистом во всех смыслах. Поистине по русской пословице: «В Сибири хоть немых монахов посей, все равно Соловьи-разбойники уродятся!» Великаны и карлики Вот все говорят: таланту надо помогать, иначе он не пробьет себе дорогу. Все это туфта - как бы грубо ни звучало. Пробьет себе талант дорогу, из-под земли прорастет. Наверное, талант - это и есть способность пробиваться. Если уж ее нет - значит, нет и дара. Вывод, подсказанный судьбой Владислава Пьявко. Не должен был он стать певцом... Никогда... Потому что был боевым офицером, по самую кокарду засекреченным А до этого - курсантом ракетно-артиллерийского училища. А до этого - сыном врага народа... И жил в Норильске, за самым полярным кругом... в суровом краю вечной мерзлоты и зэков. Но, может быть, все дело было как раз в этой невосприимчивости русского характера к наказанию и способности прорастать там, где тебя «посадили». В Норильском драмтеатре, где было полным-полно актеров-зэков, он мальчишкой из-за кулис наблюдал за никому не известным тогда Иннокентием Смоктуновским. Встречался со ссыльным Георгием Жженовым. В общем, прошел хорошую театральную практику. После окончания школы, не раздумывая, махнул в Москву, в театральное училище. С первой попытки ни в ГИТИС, ни в «Щуку», ни в «Щепку» не взяли! Тогда пошел на режиссерские курсы при «Мосфильме». Пацан! При виде соперников с актерскими дипломами оробел. Смущаясь, прошел собеседование, режиссерский экзамен принимал классик советского кино Леонид Трауберг, и парень понял, что провалился... Возвращаться домой «непоступленцем» было стыдно. Сын летчика решил, что ему дорога только в армию - пошел сдаваться в военкомат... Военком в армию не взял - 17 лет, предложил поступить в Коломенское ракетно-артиллерийское училище. А в это время парня по всей Москве разыскивали помощники режиссера Трауберга!.. Судьба уводила его все дальше... дальше... дальше... Он захотел стать генералом. Но пока стал курсантом бывшего царского Михайловского военного училища под Коломной... Строевые песни. Песни и марши. Стук сапог о плац и мычание коров... Армейская идиллия... Стоит он однажды на посту - стратегический объект охраняет... Глухая ночь. Лампочка тусклая. Тени ужасные... Вдруг где-то в пяти-шести шагах от себя слышит шевеление в кустах. Кричит: «Стоять!» А в кустах кто-то ползет. Первый раз пальнул в воздух, а второй - в кусты... Примчалось начальство: «Что за стрельба?» Курсант Пьявко докладывает: «Обнаружен диверсант». Полезли в кусты - ешкин кот! Вместо диверсанта - дойная корова невинно убитая. Жизнь - невероятная штука   За проявленную бдительность курсанту Пьявко вынесли поощрение - десять суток отпуска. Вот так во второй раз он оказался в Москве. Повсюду трубили об открытии очередного павильона ВДНХ. Пьявко спешил увидеть восьмое чудо света... А наткнулся на объявление: «Открытие выставки откладывается по техническим причинам». А у него отпуск заканчивается. Что за невезуха! Ноги сами понесли его куда-то, очнулся на площади... Кругом конная милиция. Огромный дворец. Что случилось? Видит, девушка стоит у колонны и на часы посматривает. Он к ней подходит: «Девушка, где это я?» У девушки глаза округлились: «Ты что, парень? Большого театра никогда не видел?» - А что тут играют? - спрашивает. - Поют, - отвечает, - пляшут. Сейчас спектакль начнется. Девушка с билетом, как в сказке, провела курсанта через кордоны милиции, заслоны билетерш, завела на самый верх - на галерку, как на верхнее «до», договорилась о свидании после спектакля и... навсегда исчезла из его жизни. Пьявко завороженно следил за всем происходящим на сцене, за артистами, за музыкантами в оркестровой яме - с верхотуры они казались ему почти игрушечными. Вышел какой-то человек в черном - ему зааплодировали, а он повернулся спиной к аплодисментам и начал махать руками. Зазвучала музыка. Открылся занавес, появился небольшой человечек во главе строя солдат, запел и... вдруг превратился в великана, оставаясь им до конца спектакля. Пьявко очнулся только на финальных аплодисментах, как будто провел все это время под гипнозом. Карликом, превратившимся в великана, оказался Марио Дель Монако. Автором оперы - Бизе. А партию Кармен пела Ирина Архипова. «Будущий генерал» не знал, что через восемь лет он будет стоять на той же сцене вместо Дель Монако и петь с великой Архиповой. И сценический дуэт превратится в дуэт всей его жизни. Государственная тайна Он пел на плацу. Был отличником боевой и физической... Его похвалил знаменитый полководец времен войны, генерал армии и министр обороны Малиновский, с инспекцией объезжавший военные училища. Генерал сказал: «Тебе, сынок, петь надо, а не служить». И забыл. А курсант Пьявко в это поверил. После окончания училища его распределили на Камчатку - охранять восточные рубежи нашей Родины, освещать таежные леса двумя тусклыми лейтенантскими звездами. 15 дней на посту - 15 дней отдыха. Однажды, получив свои очередные 15 суток «свободы», он, не доложив начальству, взял и самовольно покинул часть... Зачем? Он и сам не знал. В общем, с этой минуты ему грозил военный трибунал. Все было как в кошмарном сне. Он летел в Москву на «попутных военных самолетах»... Может быть, это было наваждение. Нашел Министерство обороны. На входе доложил: «У меня срочное донесение маршалу Малиновскому, с границы». В министерстве на охране - полковник, самый младший чин по министерским меркам, а тут лейтенант - «вошь»... Но может быть, слова «граница» и «секретное донесение» как-то подействовали? Дальше все как во сне. Ведут лейтенанта в чей-то кабинет. Выходит к нему некто в генеральских погонах. «Что у тебя?» - ревет. Лейтенант видит, что это не министр. Отвечает: «У меня секретное донесение лично товарищу министру. Вам не скажу». Тот ревет еще пуще. Однако лейтенант молчит. Ведут его снова по каким-то коридорам. Отворяют двери чьего-то кабинета. За столом сидит муж чинный, благородный, лицо его знает вся страна - маршал Малиновский. Он поднимает голову, смотрит на лейтенанта: «Ну что у тебя за донесение?» - Товарищ маршал, я могу вам доложить наедине? - просит лейтенант. Министр обороны взглядом выпроваживает «постороннего» генерала из кабинета. «Ну, говори свой секрет, сынок». Лейтенант докладывает: «Хочу петь». Теперь отвлекитесь на минуту от сюжета... Представьте себе маршала СССР и лейтенанта, которого приводят к нему с секретным донесением от самой границы с Японией. «Я петь хочу». Вы только подумайте на минуту - это возможно? Вы себе представить этого не сможете! И маршал не представил... Он взревел: «Под трибунал, часть бросил». «Я не бросил - у меня отпуск. Неужели вы меня не помните, товарищ маршал?» У маршала таких лейтенантов под миллион. - Коломенское училище, третья батарея, первый дивизион, три года назад, не помните? И тут лейтенант запел. Этого требовала художественная правда. Ну как по-другому заставить маршала вспомнить?.. И маршал-таки вспомнил. А вспомнив, вынес свой вердикт: за самовольный уход из части стратегического назначения - штрафбат. Но за голос, за талант (а маршал таланты ценил - сам выбился не из-за папиной спины) простил: «Пиши рапорт, уволим подчистую. Но пока не демобилизовался, посидишь на губе. За самоволку». Так будущий народный артист СССР Владислав Пьявко не стал генералом. Диктаторы и аплодисменты А дальше... Надо было доказывать не перед маршалом, а перед корифеями, чего ты стоишь. После расставания с военной формой он с легкостью поступил на музыкальное отделение ГИТИСа. Пройдя конкурс - 50 человек на место, стал стажером Большого театра, а после - его солистом. Жизнь певца походила на либретто сказочной оперы. Однажды он пришел на репетицию. И первое, что ему сообщили: «С тобой хотят познакомиться. Не волнуйся. Пожалуйста - Ирина Архипова». «Случайность», - скажете вы. А я скажу: «Предопределение». Несколько позже Владислав Пьявко в какой-то компании познакомится с Траубергом. И в разговоре вдруг... бац, Пьявко узнает, что в юности он, оказывается, был принят на курс маститого режиссера. Значит, мог бы стать режиссером!.. Вместо этого - эффектный выход на столичную оперную сцену! История из разряда «вопреки»! Влад еще стажер Большого. Пришел он как-то к своему другу - режиссеру Максу Высоцкому - гордый и объявил, что назначен на Пинкертона в «Чио-Чио-Сан». В четвертом составе. - А Чио-Чио-Сан кто? - спросил Макс. - Не помню. Но Вишня (закулисное прозвище Вишневской) точно есть. Через пару дней идет Владислав на очередной урок вокала, навстречу прима Большого - Галина Вишня. - Молодой человек, почему вы не ходите не репетиции? - Не вызывают, - весело отвечает Пьявко. - А партию вы знаете? - Конечно. - Когда у вас ближайший урок вокала? - Да вот я на него иду. - Очень хорошо, пойдемте вместе. Вошли они в класс, и Влад «без пересадки» махнул всю партию Пинкертона. Галина помолчала, потом говорит: «Пойдемте дальше». И все без малейших объявлений, как давным-давно в Министерстве обороны. Заводит его в дирижерскую, а там Марк Эрмлер - дирижер спектакля - с режиссером-постановщиком Моралевым. Вишневская - к Эрмлеру, властно: «Кого вы намечаете на премьеру?» - «Конечно вас, Галина Павловна», - угодливо ответил режиссер. Г.П. даже не повернулась к нему: «Я говорю о том, с кем я... буду... петь?» - «Ну, это мы решим в ближайшее время», - стушевались два деятеля. Вишневская смерила их взглядом и вынесла свой вердикт: «Я пою... вот с ним, - и показала пальцем на Пьявко, - и назавтра, будьте так любезны, дать нам репетицию». Вот так «королева» выбрала себе Пинкертона. Собственно, так выбирает судьба. Правда, в мемуарах Вишневской о ее партнере и том звездном спектакле ни слова. Куда она его спрятала? Или забывчивость - одна из форм проявления «королевского величия»?! Два самых сказочных года в его жизни - стажировка в Италии в Ла Скала. Легче было стать космонавтом, чем попасть туда на стажировку. Но он там оказался... Любой специалист вам скажет - выученика итальянской школы пения можно сразу определить по звукоизвлечению, у Пьявко оно уникальное. На престижном конкурсе вокалистов в бельгийском городе Вервье он в категории теноров занимает первое место! Затем успех на Международном конкурсе им. Чайковского. Там Владислав Пьявко берет серебряную медаль. Теперь о нем говорили все. Дама пик у Германа Он развивался по своим собственным законам. Его личной жизнью была жизнь его героев. Он по-прежнему не вписывался в рамки. Борис Покровский как-то сказал о нем: «Пьявко - явление абсолютно непредсказуемое». И в самом деле непредсказуемое. Однажды я услышал, как народный артист в своем кабинете по-собачьи лает: рассказывал анекдот, а люди за дверью думали, что он на работу псину привел... В одной зарубежной рецензии я прочел: «Причина особого персонального успеха Пьявко - бравада вместе с глубоким отчаянием». Иной раз было отчего в него впасть. В середине 70-х Владислава Пьявко обвинили в том, что он хочет сорвать гастроли Большого театра. Первые гастроли Большого в самой большой капиталистической стране - Америке. Легендарный Сол Юрок взялся за «экспорт» советских, как до этого занимался «импортом» русских: Федора Шаляпина, Анны Павловой, Михаила Фокина... И по заведенной у него традиции, сам захотел прослушать тех, кого прочили в США. Пришел в театр. Давали «Бориса Годунова». В бархатных креслах Большого уставший Юрок погрузился в сладкую полудрему. Оркестр играл все тише и тише. Вдруг запел Пьявко. Голос - от смерти на волос. Юрок очнулся. «Он поет в Метрополитен?» - оживленно спросил антрепренер служащего оперной дирекции. Испуганный чиновник смущенно признался, что в списке тех, кто едет на гастроли, фамилии Пьявко нет. «Как же так?» - изумился Сол. «А Пьявко сам не хочет ехать», - уточнили Юроку в оперной дирекции. «What is it таки нэ хочэт?!» - с еще незабытым одесским акцентом успел переспросить мистер Юрок и помчался к Фурцевой... В огромном кабинете Екатерины Третьей маленький человек сиротливо присел на краешек большого красного кресла и приготовился плакать длинными еврейскими периодами... Фурцева была женщиной отзывчивой, к тому же с пониманием политического момента. Она сострадательно выслушала душераздирающую историю о том, как «мальчишка-тенор» отказывается от участия в американских гастролях... Было даже удивительно, что легко воспламенявшаяся Фурцева дослушала Соломона до конца... Затем повелела доставить к ней Пьявко, живого или мертвого. Когда Пьявко входил в кабинет, Фурцева сидела за столом. «А-а, пришел. Ну заходи. Дверь закрой за собой. Поплотнее». Артист сел, Екатерина - напротив. Глаза прищурила и вдруг как заорет: - Что же это такое мне Соломон рассказывает! Отказываешься петь Германна в «Пиковой даме», американские гастроли срываешь?!! - Мне в оперной дирекции Большого объяснили, - спокойно отвечал Пьявко, - что у них есть, кому Германна петь, потому и не лезу. - Я тебе не «полезу», - но буря, кажется, пошла на убыль. Фурцевой все стало понятно. - Чтобы за лето выучил партию и ехал с ней в Америку, - закончила она почти миролюбиво. У этой истории была своя подоплека. Все артисты театра мечтали о том, чтобы выступить в Метрополитен. Однако Владиславу Пьявко в оперной дирекции сказали, что в Америку поедет Атлантов. Ради бога! Развернулся, ушел. Чем иной раз заканчиваются правительственные «ласки», он понял еще в Норильске. Фурцева знала, что в театре идет война, говорили, что после Козловского и Лемешева на смену пришли два других тенора - Пьявко и Атлантов. И, честно говоря, театральный мир сделал все, чтобы между ними сложились не самые простые отношения. Фурцева это отлично поняла. Прошли годы. Атлантов покинул театр первым - в начале 90-х, и соревнование прекратилось. «Мнимая вражда - пустое дело. А вот творческое соперничество, - вздыхает Владислав Иванович, - жаль, кончилось. Потому что соперничество - это серьезно. Оно искру высекает из артиста». «До» Эвереста рукой подать Как-то я его спросил, что самое опасное для оперного певца. Он, не задумываясь, ответил: парез связок - полный паралич. Во время спектакля «залезешь» на самый верх, и вдруг - бац - от перенапряжения нервы откажут. И все. Только сип, а голос навсегда потерян. Примеров не счесть. Ни Паваротти, ни Доминго, ни Каррерас - никто из троих оперных «шоу-боев» не отважился спеть партию Гульельмо Ратклиффа в одноименной опере Масканьи. Ни один... Потому что до них семь других больших певцов сломались на ней... «Залезли» на верха и не смогли «слезть»... Было одно исключение - знаменитый Витторио Де Сантис, партнер Марии Каллас, в начале 50-х решился исполнить эту партию. Четыре спектакля по контракту выдержал - взял планку. Потом предложили петь «Отелло» - партию не столь «кровавую», и на ней он сломался - аукнулся ему Гульельмо Ратклифф. После этого случая уже ни один из корифеев за проклятую роль не брался. Пока итальянские продюсеры не прознали про советского тенора. Пьявко позвонили из Италии, предложили, он согласился... Может быть, отчасти из-за куража! Это было на пике его зарубежной карьеры. Вокальное сальто-мортале! Такая тесситура - одних «верхов» понатыкано, как гвоздей в доске йога. Куликовская битва состоялась на сцене старинного театра Ла Гран Гуардиа в Ливорно, где до него выступали Марио Дель Монако, Мария Каллас и где в воздухе всегда привкус аплодисментов, полуобморочных состояний и вздохов. Он был похож на молодого декабриста, который задумал низвергнуть старого императора. В его пении были и грезы об оперной примадонне, и страсть, и месть, и смерть, которой можно было заплатить за обладание возлюбленной... и в то же время то, чего не могло быть ни у одного итальянца, - предчувствие бескрайних просторов. То, что можно услышать только в интонациях человека, знающего, что такое бескрайние русские степи - в его дремучих лесах водились лешие, и дикие медведи-шатуны продирались сквозь бурелом, и заключенный бежал с каторги, и его бок был изодран когтями зверя... И это ощущение «на краю» придавало невыразимый оттенок его пению.... будто это ты вместе с ним стоял по-над пропастью и мог туда сорваться, и предчувствие смертельной опасности проникало вам прямо в тело и сулило немыслимые наслаждения... И все это было в одной крови и в одном голосе... и могло «обучить ходьбе паралитика»... Его Гульельмо оказался из разряда легендарных, из тех, которые на века. Дамочки в первых рядах падали в обморок. Потому и получил золотую именную медаль «Владиславу Пьявко - Великому Гульельмо Ратклиффу» из рук самых больших оперных снобов - итальянцев. Певцы, как альпинисты: лучший тот, кто выше заберется. Конь для Брежнева Падали... падали люди от голоса Пьявко. И не только дамочки. Один мой знакомый биофизик говорил: «Оставьте ваши стенания по поводу красоты их голосов - это все для ценителей... Для бездушной физики гениальные арии Хосе и Кармен - это только звуковые волны, вибрация, то, что не для уха, а реально воздействует на... что бы вы думали... От этого дамы приходят в восторг, теряют самообладание...» Тайна, великая тайна... Отсюда все легенды про женские обмороки, которые случались на концертах великих певцов. Звуковые волны вызывают в женском организме такой резонанс, что только держись... Лемешев и Козловский этим сполна обладали. И Пьявко обладает. Женщины всегда теряли из-за него голову. Но не только женщины... Власть тоже была замечена в этом... Сильные мира сего сами не понимали, что их так притягивало к великим певцам. В 70-х в народе говорили, что каждого народного артиста СССР из Большого опекает один член политбюро. Негласный лозунг эпохи: «Каждому большому таланту по большому покровителю». Сам Алексей Николаевич Косыгин любил бывать в опере, правда, у него это редко получалось. Чаще случалось бывать на правительственных концертах в Большом театре. И чаще за главного - за Брежнева. И очень любил слушать «Песню Леньки» из оперы Хренникова «В бурю» в исполнении Пьявко. Как придет на концерт, так прямо и заказывает «Песню Леньки». А Владислав Иванович все понять не мог, за что Косыгин ее так уважает. Хорошая песня, но не лучше, допустим, иных оперных песен того же Хренникова. Как-то раз на очередном концерте Пьявко решил пронаблюдать за реакцией Косыгина, встал так, чтобы лично видеть «премьера» в ложе, тот один сидел в правительственной. Начал песню, поет, поет, слова, слова... и вдруг Косыгин под стул лезет - от хохота, конечно... Что такое? Почему? Вроде песня серьезная... А на словах: «Конь заржал тихонечко...» - Косыгин уже от хохота давится. Потому что дальше шел текст: «Ты слезай, мол, Ленечка...» Косыгин думал о Брежневе! Вроде как сам себя смешил. Фрондировал сам с собой, когда Брежнева на концерте не было. Тогда в народе ходили упорные слухи о недовольстве курсом «Ленечки» остальных членов политбюро... Ждали нового тихого партийного бунта. Вслух этого никто не высказывал... пользовались намеками... в том числе и «шлягером» Хренникова - Пьявко. Мыльная опера Когда слушаешь его пение, создается впечатление, будто прорвало плотину и оттуда хлынул мощный поток звуков, сметающий все на своем пути... Он идет откуда-то из недр разбушевавшейся стихии, и даже странно думать, что своим происхождением он обязан всего лишь человеку. Это безумие, схваченное в железные тиски разума. Ничего лишнего. Специально для его голоса гениальный Свиридов написал вокальный цикл «Отчалившая Русь». Пьявко был мэтр, царь и бог - щедро отдавал то, чем наградила его природа, иногда получая взамен неожиданные подарки. Он был уже педагогом, преподавал в ГИТИСе, у него появилась ученица, очень талантливая девушка. И вот однажды после занятий подходит к нему и говорит: «Здравствуй, папа!» У педагога отвисла челюсть. Подарок судьбы. Был в его молодости такой эпизод, еще в военном училище - любимая, на которой он собирался жениться, вдруг исчезла. И не узнал он, что у него родилась дочь. И что у нее вокальный дар, яркий, своеобразный... И что она сама поступила в ГИТИС, где он преподавал. Так вот они и встретились - как в мыльной опере! Диктаторы и аплодисменты Как-то он с Ириной Архиповой и Евгением Нестеренко были приглашены на постановку в Буэнос-Айрес, в знаменитый Театр Колонн, исполнять заглавные партии в «Борисе Годунове». Архипова - Марина Мнишек, Владислав Пьявко - Гришка Отрепьев. На спектакль пришла Мария Перон, к тому времени уже вдова диктатора, сама занявшая президентский пост - случай уникальный. Протокольное мероприятие, публика самая изысканная. Пьявко - в ударе. Его голос казался то нежным, то грозным, то сильным, то лукавым; в нем слышались звучание металла и нежнейшее прикосновение женской ладони к щеке. Сцена у фонтана получилась эффектной - «хрупкая картонная любовь». Голос Пьявко попадал точно в душу зрителей. Успех был потрясающим. После выступления всех солистов пригласила к себе лично г-жа президент Мария Перон. Принимала тут же, в театре, в специальном зале. Видно было, что ее женские эмоции затронуты. - Вы знаете, я ничего не поняла - языковой барьер, незнакомая культура... но я плакала. Я впервые плакала на спектакле, и мне кажется, я догадалась, в чем ваш феномен: вы все делаете, как в последний раз... Возвращались они триумфаторами. Годы успеха - мгновения... С началом перестройки, когда рухнул занавес, Пьявко в 1989 году пригласили солистом в знаменитую немецкую Штаатс-Оперу. На русского певца был возложен практически весь итальянский репертуар - случай уникальный... Манрико, Каварадосси, Радамес. И в жизни все, как в сериале. В Штаатс-Опере он работал вместе с другой русской солисткой, приглашенной дирекцией театра. Я вас очень удивлю признанием, что эта звездная певица и была его дочерью, бывшей студенткой - Людмила Магомедова. И мало кто знал, что она его дочь. А в 1991 году в Колонном зале, где Людмила блестяще исполнила «Норму», после спектакля к Владиславу Ивановичу подошла худенькая девушка. «Вы меня не узнаете?» - спросила она. «Что-то очень знакомое...» - «Здравствуй, папа!» - произнесла она! Так он спустя 13 лет после разлуки встретился со своей второй дочерью. Был в его жизни и такой эпизод. Одаривала его судьба «подарками». Сейчас Василиса Пьявко - актриса Театра им. Ермоловой. Возвращение домой В нем не угас дух бунтаря, правдолюба и задиры. Я случайно оказался свидетелем неожиданной сцены. Владислав Иванович подъехал с Ириной Константиновной к Большому залу консерватории на первую церемонию награждения премии Ирины Архиповой. Следом за их машиной остановился какой-то «новорусский» джип. Водитель принялся истерично сигналить. Выскочил из машины и заорал на Пьявко: «Твою мать, вали отсюда, папаша!» Пьявко удивленно поднял голову - нет, это не был очередной «подарок», - и среагировал моментально - подскочил к амбалу выше его на голову, схватил за грудки и со словами: «Я тебе, сволочь, не папаша» - бросил на бампер джипа. Накаченный парень от страха - быстрее за руль и давай «делать ноги». У самого Владислава Ивановича только шапка «пирожком» - наследие «проклятого прошлого» - сползла набекрень. Да Ирина Константиновна разволновалась, как бы ее Владислав парня не забил. Вот такие жизненные истории Соловья из гнезда Большого. Уникальные... Источник плоского текста Песни   www.pseudology.org