Санкт-Петербург, 1995
Пестов, Станислав Васильевич
Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней
Глава 15. Сортирные сражения
В подмосковных Подлипках во время войны находился завод № 88 по ремонту пушек, он и стал производственной основой нового ракетного центра — НИИ-88. Уровень технологий на этом заводе недалеко ушёл от времен бывших тульских кузнецов Демидовых. И перестраиваться заводской коллектив упрямо не хотел — Культурой производства, рабочих мест приходилось заниматься даже Министру Устинову.

Вот как об этом вспоминает Борис Черток: "Устинов беспощадно расправлялся с начальниками цехов и производств за грязь и бескультурье. При посещении заводов он начинал с туалетов. Обычно в цехах задолго до подхода к туалету разносился характерный "аромат". В самих туалетах надо было ходить по лужам. Устинов приходил в ярость и гремел: "Какой сортир, такой и начальник цеха". С тех пор прошло очень много лет. Проблема чистоты общественных туалетов на наших заводах и в институтах так же, впрочем, как и в стране в целом, не решена. Это оказалось куда труднее, чем создать самое грозное ракетно-ядерное Оружие и завоевать мировой авторитет в космонавтике".

Ещё хуже дело обстояло с бытом. Считалось везением, если человек имел жилплощадь в коммуналке с её грязным коридором, дровяной плитой и единственным краном холодной воды на кухне. Многим приходилось жить в бараках или летних дачных домиках у друзей. После Германии с её роскошными особняками, ваннами и бассейнами приходилось снова привыкать к пещерным условиям. Главному конструктору Королёву только через год дали отдельную квартиру. Несмотря на высокое звание, в административной иерархии ракетного центра он занимал невысокое положение — начальника отдела в СКБ. Над ним был начальник СКБ, которое само входило в НИИ-88, во главе с директором и главным инженером. Причём никто из стоящих над ним руководителей в ракетах не разбирался. Конфликтность, как видно, была уже заложена с самого начала. Причём сделано это было не по наивности или незнанию, а с умыслом — чтобы властному и самолюбивому Королёву не давать много воли, как в Германии. Чтобы помнил, что он ещё почти зек и чтобы был на коротком поводке.

Инициатором этого унижения была партия, а точнее её славный ЦК, а ещё точнее — зав. отделом Иван Сербин. Этот негодяй испортил жизнь многим талантливым людям, а уж вчерашнего зека партийный функционер на дух не мог воспринимать. "Обвинять его за это нельзя, — объясняет ситуацию Голованов, — его можно лишь жалеть: это почти генетическая неприязнь серости ко всякой яркой и неординарной личности". И Сербин надавил на Устинова, чтобы тот "подмял" Королёва. Сербина побаивались и более суровые министры, а уж трусливый Устинов — тем более.

Однако, Устинов и сам по себе весьма осложнял жизнь Королёву. Конечно, он старался многое делать для развития новой отрасли, поскольку отвечал за ракеты дальнего действия, но делал все по шаблону — раз и навсегда заведенному в министерстве порядку. А именно: НИИ—>СКБ—>завод—>полигон—>серия. То есть, вначале мозговой штаб — НИИ — дает идею и расчёты, потом конструкторы — чертежи, завод — опытные образцы, а после Испытаний на полигоне — серийное производство.
 
Королёв же настаивал  [на основании чего? Какого нормативного документа?] на том, что во главе угла должно стоять производство опытных образцов, Испытания которых давало бы новые идеи для продвижения вперед. Остается только пожалеть, что неимоверное количество времени и сил ушло у Королёва на борьбу со своим Министром.

Существующее же в НИИ-88 производство не устраивало его ни по качеству продукции, ни по объёмам — завод выполнял заказы не только королевского отдела, но и других подразделений. Поэтому Сергей Павлович яростно боролся за власть, за самостоятельность и ценою здоровья, нервов и крови спустя много лет все же добился своего.

О красной рыбе и черной икре

По майскому Постановлению НИИ-88 должен был научиться запускать немецкие ракеты на Государственном Центральном полигоне (ГЦП), который должен быть построен у старинного городка Капустин Яр (Кап` Яр) в Астраханской области — почти на границе с Волгоградской. Однако адрес полигона стал "Москва-400", чтобы запутать врага — тот сдуру может подумать, что ракеты будут запускать из самой Москвы.

ГЦП строили, как и полигон ядерный, силами военнослужащих, которые жили в землянках и палатках. Даже пещерные условия московских коммуналок могли показаться раем в сравнении с дикостью заволжских степей с их иссушающим зноем летом, жгучими морозами зимой и круглогодичной грязью и пылью. Как и везде на юге проблемой номер один была вода, иной раз случалось умываться купленным в буфете нарзаном.

Жизнь скрашивала разве что красная рыба — осетры, севрюга, стерлядка и свежепросоленная черная икра, да непременная рыбацкая уха на берегу Волги под стопочку "голубого Дуная" — подкрашенного марганцовкой спирта. С большим опозданием соорудили стенд для огневых Испытаний и начали проверку первых двигателей. Прибыла Государственная комиссия, куда вошли Устинов, другие министры, а также вездесущая госбезопастность в лице генерала Серова. Но двигатели упрямо не желали запускаться — шли сильные отказы. Генерал Серов оживился в предвкушении разоблачений "вредителей и диверсантов", однако неожиданно после многих бессонных ночей первый двигатель заработал. Тут же на месте было распито некоторое количество "голубого Дуная".

Теперь нужно было приниматься за пуски самих ракет. Их собрали ещё в Германии, затем разобрали и уже в СССР снова собрали. В октябре 1947 года поднялась в небо первая ФАУ —2 на советском полигоне. Правда, она сильно уклонилась от расчётной траектории. Однако по такому случаю состоялся торжественный обед, к которому всем было выдано по 100 г спирта, потом ещё 100 грамм, а после — ещё 100. Следующая ракета ушла настолько в сторону, что наблюдатели "схохмили": "Ракета пошла к Саратову". Вновь необычайно оживился "разоблачитель" Серов, который сладострастно заявил: "Если ракета дошла до Саратова, я даже не буду вам рассказывать — что с вами будет…"

По-видимому генерал никогда не учился в школе и не знал географии — до Саратова было едва ли не тысячу километров, а дальность ракеты не превосходила трехсот… Чтобы разобраться — почему ракеты так сильно гуляют "налево", Устинов решил привлечь вывезенных из Германии немцев. По версии Ярослава Голованова за ними послали в Москву самолет и доставили на полигон. А чтобы немцы из окна самолета не определили местонахождение полигона, сопровождавшему их "оперу" всучили канистру спирта и велено было непрерывно супостатов поить, чтобы у них глаза лезли на лоб.

Борис Черток, Правда, рассказывает, что те немцы давно жили на полигоне и маялись без дела, пока в них не возникла нужда. Так или иначе, но немецкие специалисты быстро разобрались в причинах "гуляния", и ракеты перестали уходить " налево". Устинов тут же велел выдать "супостатам" кучу денег и канистру спирта — для опохмелки.

А в общем запуски ФАУ-2 в Капяре показали такую же низкую надежность их, как и в Пенемюнде — почти половина пусков была неудачной. Но были и плюсы в этой "пробе сил". Ракетное Оружие воочию увидели руководители многих министерств, крупные военочальники, будущие конструкторы и производственники. Сформировались стартовые команды военных, возник и окреп неформальный орган — Совет Главных конструкторов во главе с Королёвым.

Об одном серьезном изменении

Теперь предстоял следующий этап — сделать своими руками из своих материалов копии немецких ФАУ–2, а затем испытать их на полигоне.

Как и в случае с первой "советской" Атомной бомбой, на которую "добыли" американские чертежи, и делали всю конструкцию в точности по ним, Устинов приказал изготовить точные копии ФАУ-2, не допуская никаких изменений. Впрочем, одно изменение все же появилось сразу, ФАУ–2 теперь назвали Р-1.

Изготовление немецкой ракеты из своих материалов оказалось не таким простым делом. Из едва ли не ста сортов стали для ФАУ–2 в СССР производили менее трети, такое же положение складывалось и с цветными металлами, резинами, пластмассами и прочая и прочая. Не получалось алюминиевое литье, качественная сварка швов, сверхточная обработка и многое, многое другое.

Не все смежники и участники кооперации торопились перестроить свое производство, поднять его Культуру. Не сразу стало понятно, что ракетный комплекс требует нового системного подхода, когда каждый участник настроен на достижение конечной цели.
А в кооперации участвовало 13 КБ и НИИ, 35 заводов разных министерств. Спирт же для ракет поставлял московский ликероводочный завод.

В итоге запуски ракет Р-1 в 1948 году показали, что кроме недостатков немецких, у них появились ещё и советские. Лишь в следующем, 1949 году после серьезных доработок ракеты Р-1 стали сносно летать.
Военные не хотели принимать на вооружение эти далеко не совершенные машины, но Устинов нажал, и они с многочисленными оговорками сдались…

Однако, доработка Р-1 продолжалась ещё не один год. На Испытаниях этих ракет не присутствовал ни один из немецких специалистов. Их вообще не ставили в известность об этом.

Остров невезенья на Селигере есть…

Все немецкие ученые-ядерщики, которые оказались в советской зоне оккупации, были вывезены, как уже говорилось, в Советский Союз. Их поселили на берегу Черного моря, в Сухуми и, хотя немцы в создании Атомной бомбы в Германии не преуспели, они тем не менее стали участниками советской ядерной программы, за что многие потом были награждены. В том числе и званием Героя Соцтруда СССР.

Немцев-ракетчиков также поселили, в конце концов, у "большой воды" — на острове Городомля озера Селигер[15].
-------------------------
15. Эту изолированную немецкую колонию подчинили НИИ-88 и назвали филиалом № 1.
Здесь им предоставили отдельные двух-трехкомнатные квартиры, чему искренне завидовали приезжавшие сюда советские ракетчики. И, хотя Германия по конструированию и производству ракет дальнего действия оказалась далеко впереди всего остального мира, их специалистам в СССР поручали всякие второстепенные дела. Но немцы, однако, настояли на том, чтобы заняться творческой работой — созданием в своем коллективе проекта новой мощной ракеты с дальностью полета 600 км. Ей присвоили потом индекс Р-10.

В конструкции этой ракеты предполагались два принципиальных изменения. Прежде всего — отделение в полете головной части с боевым зарядом от корпуса всей ракеты. Многие ракеты, вылетевшие из Германии на Лондон, до цели не долетали по одной простой причине — при вхождении в плотные слои атмосферы корпус ракеты начинал испытывать большие нагрузки и разрушался. А, собственно, всей ракете лететь до цели не обязательно — достаточно, чтобы в цель попала одна головка.

Отсюда сразу же вытекало и второе существенное изменение — не надо было укреплять (а, стало быть, утяжелять) корпус ракеты. И можно частично от него избавиться, то есть сделать баки с топливом и окислителем несущими, частью силовой конструкции.
Кроме того, коллектив с острова Городомля предложил значительно упростить бортовую систему управления ракетой, да и саму ракету тоже. В итоге не только увеличивалась вдвое дальность полета, надежность, дешевизна и технологичность, но и резко возрастала точность попадания.

Обсуждение нового проекта на Научно-техническом совете НИИ-88 принципиальных возражений не вызвало. Дело оставалось только за экспериментами, которые должны подтвердить или уточнить целесообразность нововведений. Но с этим почему-то никто не торопился, кроме самих немцев, конечно. В ожидании практических шагов по реализации проекта, они поработали над замечаниями и к 1949 году предложили дополнительные преимущества для новой ракеты — дальность полета до 810 километров, точность попадания — 2–3 км. Появились там и другие новые находки, некоторые из них будут реализованы в советских ракетах лишь многие годы спустя.

Так, например, в самом методе проектирования ракет невезучие ракетчики с острова Городомля предложили "банмодель" — установку, моделирующую уравнения движения ракеты. Что позволяло проверять аппаратуру ракеты до самих пусков. Сегодня без подобной установки аналогового моделирования проектирование совершенно невозможно, но тогда до её применения дело так и не дошло. Мало того, возникли "квасные патриоты", которые назвали её "ошибкой, имеющей политическое (!!) значение"…

Мавр сделал свое дело…

То было время, когда Россия чуть не стала "родиной слонов". Шла суровая борьба с Космополитами, инородцами, "инвалидами" пятой группы. Усилиями "квасных патриотов" все значительные открытия в Науке обретали новых "авторов", стараниями "пролетарских физиков" и "рабоче-крестьянских математиков" искоренялись любые упоминания об иностранных ученых. В этих условиях селигерские немцы — ещё вчера смертельные враги России — в принципе не могли расчитывать на честную конкуренцию и успех. Хотя их коллектив был задуман Устиновым, как ещё одни противовес своенравному Королёву, как рычаг давления на него с помощью грамотных специалистов, сам Министр уже не мог противостоять бешеной компании погромов в Науке.

Сегодня многие считают, что немцы были обречены хотя бы потому, что производственно-конструктораская база не выдержит оба проекта — "Боливар не вынесет двоих". Эта база действительно с трудом становилась на ноги, но ведь сумели создать в атомной отрасли два ядерных центра — в Нижегородской области и на Урале. Считалось, что они будут как бы конкурировать — с одной стороны, а с другой стороны в случае нападения на СССР и уничтожения одного центра в европейской части, другой — на Урале — может функционировать. Все это вздор — в случае нападения, как показывают данные Разведки, уничтожению подлежали оба центра в первую очередь. Конкуренция между ними действительно возникла, рассказ об этом ещё впереди.

Но истинной подоплекой было совсем другое. Среди ведущих разработчиков ядерного ОружияЗельдович, Харитон, Флёров, Цукерман, Альтшулер, Турбинер и прочие "инородцы" окопались, как докладывал режим в Арзамасе-16 и, небось, проповедуют сплошной Космополитизм. Не случайно ведь в Минсредмаше называли Арзамас-16 "синагогой". Потому в недрах министерства и вызрела идея — создать в пику "синагоге" другой центр — "Египет" со стопроцентными "арийскими" сотрудниками. "Египтом" его назвали неспроста — поскольку в то время случилась война между арабами и евреями.

И эту идею поддержали руководители Минсредмаша — "инородцы" Славский и Ванников. Что, впрочем, не удивительно — ещё Хрущёв рассказывал: когда он дразнил "инородца" Лазаря Кагановича за организацию еврейских погромов, тот обиженно отвечал, что "коммунисты не имеют национальности".

Так или иначе, но второй ядерный центр по политическим, можно сказать, мотивам открыли, а вот второй ракетный центр по тем же политическим мотивам — борьба с "Космополитами" — наоборот закрыли. Надо сказать, что не последнюю роль здесь сыграл и режим — страшная секретность во всем, а в особенности с тем, что связано с обороной, полностью исключала даже саму мысль об участии иностранцев в таком супертаинственном деле.

Однако, самым, пожалуй, главным было неприятие Королёвым и другими Главными конструкторами немецкого участия в советском ракетном проекте. Каждый из них хотел разрабатывать свое направление сам и быть там хозяином. Особенно это касалось крайне честолюбивого Королёва.

За то время, когда он благодаря заботе партии и её вождя сидел в тюрьме, немцы сделали гигантский скачок и сделали то, о чем Королёв даже не мечтал. Поэтому уже в Германии он чрезвычайно ревниво относился к немецким успехам, хотя и понимал, что нужно как можно скорее изучить все их достижения.

Научившись запускать Германские ФАУ-2, а также строить их, Королёв теперь считал, что "мавр сделал свое дело, мавр может уходить". Немцев, однако, продолжали уверять, что вот-вот начнутся эксперименты по их ракете. И, хотя они в это верили все меньше и меньше, коллектив с "острова невезенья" обсуждал ещё более продвинутые проекты — ракеты Р-12 с тягою в 100 тонн и дальностью полета до 2500 км, а также крылатой ракеты с дальностью 3,000 км и массой боевой части в 3 тонны, что уже годилось для доставки атомных зарядов… Думается, было, большой ошибкой не использование высокого творческого потенциала немецкой группы, что, в конце концов, обернулось потерей крупных средств и времени.
 
С 1950 года немцы стали постепенно уезжать в Германию

Жгучая тайна

Над увеличением дальности стрельбы ракетами с ЖРД начали думать ещё в "Нордхаузене". Правительственное Постановление определяло, что вслед за Р-1 должна появиться ракета Р-3 с дальностью полета 3,000 км. Но Королёву стало ясно, что такой скачок по дальности — на целый порядок — в данный момент не под силу, и в НИИ-88 стали прорабатывать проект ракеты Р-2. Её дальность, как у "селигерских" немцев — 600 км, как и у немцев баки стали несущими, система автономного управления также была изменена. Ракету Р-2 испытывали с 1950 по середину 1951 года и, в конце концов, так же, как и ракету Р-1, приняли на вооружение.

Однако, у обеих ракет оставался серьезный недостаток — процентов пятнадцать их самопроизвольно взрывалось на конечном участке траектории. Причина обнаружилась только спустя несколько лет — тротил в боевой части заряда при входе в атмосферу сильно нагревался, испарялся и разрывал корпус. При этом срабатывал взрыватель и от головки ничего не оставалось.

С ракетой Р-2 автор встретился спустя десятилетие после принятия её на вооружение. Тогда она называлась уже "изделие 8Ж38" и поражала изобилием сложнейших узлов, каждый из которых мог стать причиной ненадежности. Мне пришлось участвовать в подготовке к запуску этого изделия в одном подмосковном районе на берегу реки Лама. Подготовка шла глубокой ночью, поскольку стоящая на стартовом столе ракета была хорошо видна даже за высочайшим забором. Считалось, что черная ночь скроет её от окрестных жителей, и те не смогут выболтать врагу жгучую тайну — ведь рядом со стартовым столом находилась боеголовка с "атомным зарядом", которую охранял испуганный часовой с автоматом наперевес.

Впрочем, местные жители прекрасно знали все "жгучие тайны" и рассказывали курсантам такие подробности, за которые военнослужащего могли отправить на долгий срок в далекие места. В этом же военном городке на берегу Ламы я впервые встретился с завотделом обороны ЦК Иваном Сербиным. Тот приехал на "членовозе", и курсанты с интересом рассматривали диковинную машину. Один из вновь подошедших курсантов принял Сербина за шофера — настолько пустым был взгляд его угрюмого лица — и стал расспрашивать насчёт карбюратора, причём обращался к Сербину на "ты". Тот тихо, но яростно выругался…

От местных жителей стало известно: 8Ж38 — это фактически немецкая ФАУ-2 и хороша она тем, что заправляется этиловым спиртом. Это, Вероятно, и было самой жгучей тайной. После Р-2 делать ракету Р-3 не стали — Королёв счел это гигантоманией. "Раздувание" двигателя для подобных полетов приводило к значительному утяжелению, большим сложностям и принципиальным противоречиям. Нужны были новые решения, на новой основе.

Разведка уже доложила, что с 1948 года в США начали испытывать новую 2-х ступенчатую ракету "Бампер", в которой первой ступенью была та же самая ФАУ-2.
 
К 1950 г. Испытания эти закончились успешно. Вторая ступень "Бампера" поднялась на высоту почти 400 км.

"Свет нашей жизни"

После того, как Р-1 и Р-2 со скрипом были приняты на вооружение, их запустили в серию. Для чего приспособили вновь выстроенный в Днепропетровске автотракторный завод. И, вообще, все последующие ракеты предполагалось делать на Украине. С этой целью в Харькове создали большой куст предприятий ракетного приборостроения.

К тому времени был проработан эскизный проект ракеты Р-5 на дальность 1,200 км. Как показал дальнейший опыт, это предельная дальность, которую можно выжать из одноступенчатой ракеты. Первые Испытания Р-5 начались в 1953 году. Тогда же Королёв и Мишин были приглашены на ядерный полигон, где проходили Испытания Атомной бомбы. Вернулись они оттуда потрясенные. Конечно, приглашали их не для шоковых впечатлений, а с дальним прицелом и умыслом создать ракету для переноса ядерного заряда. Единственным тогда доставщиком Атомной бомбы в СССР был туполевский бомбардировщик ТУ-4. Он полностью повторял американский "Боинг-29", который удалось захватить советским военным и в точности скопировать. Но медленно летящий самолет с ограниченным потолком становился легкой добычей для ракетных снарядов зенитной артиллерии. Тем более, что полет на ту сторону океана занимал полсуток.

Применение тут ракет было настолько очевидным, что трудно сказать, кто первый высказал эту идею. Вот так, в 1953 году и началось сотрудничество ядерщиков и ракетчиков. Этот год был судьбоносным ещё и потому, что весной умер советский фюрер и палач народа самозванный генералиссимус Сталин.

Впрочем, большинство людей, подавленных одуряющей и лицемерной пропагандой, обожествляло Пахана. Примерно так думал и Королёв. "Умер наш товарищ Сталин, — писал он жене. — Так нестерпимо больно на сердце… Сталин — это свет нашей жизни." Очень похоже на рыдания Сахарова по этому же поводу. Ну ладно — Сахаров, он хотя и знал про творимые в стране зверства, но на своей шкуре их не испытывал.
 
Но ведь Королёв, посаженный в тюрьму с вопиющим нарушением законности, избитый следователями так, что были переломаны челюсти, Королёв, умиравший в лагере на Колыме и чудом спасшийся, Королёв, который писал письма Сталину, оставшиеся без ответа, как мог он — человек резкого, независимого ума — славословить палача?

Королёв прекрасно знал с каким допотопным вооружением Красная Армия начала войну. Он знал о тех просчетах и провалах, к которым привел "военный гений" Сталина в ходе всей кампании. Он ведь хорошо помнил "мудрое" изречение о том, что "войны не будет, а если будет, то она обойдется нам малой кровью, и бить врага будем на его территории".

Он помнил строки предвоенной песни — марша [Трактористов]:

И врагу никогда
Не гулять по Республикам нашим!

А враг потоптал половину республик, но никто за это не ответил. И тем не менее — до чего может довести массовый психоз!

Трудовой подарок съезду

Ракета Р-5 нужную дальность — 1,200 км — давала, но разброс был очень велик. Для выяснения причин на полигон в Кап`яр прибыла команда во главе с Мстиславом Келдышем. С ним Королёв был знаком ещё с 1947 года, когда учились запускать ФАУ-2.
В Математическом институте АН СССР Келдыш создал тогда отдел механики, который стал заниматься ракетодинамикой. Со временем отдел превратился в Институт прикладной математики, возглавляемый Келдышем, в нём стали развиваться методики расчёта задач атомной и ракетной техники. Когда недостатки в Р-5 были в основном устранены, стали думать о том, как в её боеголовку разместить атомный заряд. Ракету доработали, модернизировали и она стала называться Р-5М.

В НИИ-88 теперь часто появляются ядерщики — Самвел Кочарян, Николай Духов и другие. Ракетчиков же в ядерный центр не пускали. Королёв с приезжавшими ядерщиками не встречался принципиально — он считал, что должен контактировать только с первыми лицами.

Все понимали, что надежность ракеты, несущей атомный заряд, должно быть близка к стопроцентной. А причиной аварии может стать обрыв маленького проводка, облом контакта, невидимая глазу пылинка в золотнике. Поэтому важнейшие цепи дублировались, многие приборы и узлы запараллеливались. Все они, в том числе и двигатель, гонялись на крайних режимах. Была предусмотрена и возможность автоматического подрыва ракеты, если она собьется с нужного курса.

Испытания ракеты с Атомной бомбой предполагалось провести на трассе длиною 1,200 км — по территории СССР. Стрелять собирались из Кап`яра в кызылские Каракумы — на южной стороне Аральского моря. Готовились тщательно — полгода проводили летные Испытания, а после их успешного завершения четыре ракеты снарядили корпусами Атомной бомбы, обжимающей Взрывчаткой и нужной электроникой. Только сам сердечник был не плутониевый, а алюминиевый. Проверялось — как сработает макет бомбы в ракете при ударе боевой головы о землю. Было предусмотрено, чтобы бомба взводилась в боевое положение на конечном участке траектории, когда головка входит в плотные слои.

Настоящую Атомную бомбу охраняли автоматчики на специально выделенной полигонной территории за колючей проволокой.

На Испытания прибыла Госкомиссия, которую возглавил Павел Зернов. Армию представлял маршал артиллерии Митрофан Неделин, оборонную промышленность — Устинов. Как и все значительные достижения в СССР боевой пуск планировали провести накануне XX съезд КПСС, как "трудовой подарок", о котором будет сообщено в "праздничном рапорте".

Ночью перед пуском начались мелкие неполадки как у ракетчиков, так и у ядерщиков. Все поволновались изрядно. Как рассказывал конструктор заряда Негин, мощность была невелика — всего 0,7 ктн. А малые заряды ведут себя чрезвычайно капризно.
"Зернов, — говорит Негин, — заметно волновался, Королёв еле себя сдерживал, когда ракета улетела. Я тоже переживал — все-таки перегрузки, минусовые температуры… Ну, а потом маршал Неделин получает телеграмму: "Байкал сработал нормально".
Это произошло 2 февраля 1956 года. Впервые (и в последний раз) в мире ракета доставила ядерный заряд до цели. В средствах массовой Информации про боевой пуск не сообщалось. Потом уже, когда о запусках космических аппаратов станет бодро вещать диктор Левитан, на полигоне будут распевать:

Ракета улетела,
Налей ещё стакан.
Пускай теперь охрипнет
Товарищ Левитан

А в 1956 году в Кап`яре лилось рекой шампанское, звучали тосты в пределах полигона, но радио молчало. Борис Черток, который был свидетелем и участником этого запуска, в своих воспоминаниях пишет: "Американская техника не имела средств обнаружения ракетных пусков. Поэтому факт атомного Взрыва был отмечен ими как очередное наземное Испытание атомного Оружия". И ещё: "Позднее, когда мы вернулись с полигона… Королёв на узком сборе сказал "под большим секретом": "Знаете, что мне передали? Мощность Взрыва была 80 килотонн. Это в четыре раза больше Хиросимы…"

Ну, во-первых, мощность Взрыва более, чем в сто раз меньше, чем "сказали" Королёву. Это мне самолично говорил замглавного конструктора академик Негин — уж кому, как не ему лучше знать величину заряда? И, во-вторых — вряд ли такой малый Взрыв могли зарегистрировать на другой стороне земного шара.

Впрочем, известно, что Сергей Павлович любил иной раз прихвастнуть — в интересах дела, конечно, чтобы оно казалось значительнее. Известна, например, и многократно детально описана в советской журналистике байка о том, как Королёв ездил якобы в Калугу к Циолковскому, где и получил благословение патриарха…

Запущенные после в серию ракеты Р-5М с ядерной боеголовкой поставили на боевое дежурство в Прибалтике и на Камчатке. Почему именно эти районы — сообразить нетрудно.

На ближайшей сессии Академии Наук СССР Королёва и Глушко избрали членами-корреспонденты — так распорядился ЦК. Они оба, а также Главные конструкторы Бармин, Кузнецов, Мишин, Пилюгин, Рязанский стали Героями Соцтруда. После XXсъезда КПСС пленум ЦК избрал новый Президиум, и он почти в полном составе: Хрущёв, Булганин, Молотов, Каганович и другие приезжает в Подлипки — осмотреть ракетный центр.

Вскоре Королёв добивается своего — выделение его отдела из состава НИИ-88 в самостоятельную фирму. Но сколько нервов и сил было потрачено на это! Ещё в 1953 году Королёву пришлось испытать очередное унижение — вступление в партию Беспартийным он не мог быть руководителем организации, да и ряд вопросов рассматривался на партийных собраниях и заседаниях комитета. Тогда многие, можно сказать даже большинство, пролезали в партию ради карьеры, хотя и фанатиков там хватало.

Королёв, который до тех пор был не реабилитирован и с неснятой судимостью, еле прошёл — большинством всего в один голос. Партийцы замучили его вопросами, — за что он был осужден? Оглушительный успех с запуском "атомной" ракеты значительно улучшил положение Королёва, но партия всегда найдет повод указать — "кто в доме хозяин". Аппаратчик Сербин, Министр Устинов не стеснялись одернуть "зазнавшегося" Королёва, мелко ему напакостить.

Так, его 50-летний Сергея Павловича юбилей не разрешили провести на родной фирме, а велели отпраздновать в чужой. Не пустили на юбилей его жену, отменили банкет. Может это и к лучшему — питьем Сергей Павлович никогда не увлекался, хотя рюмку — другую мог "пропустить". А на юбилейных торжествах могли запросто и о судимости напомнить

Оглавление

 
www.pseudology.org