№ 14, 31 марта - 06 апреля 2008 года гипертекстовая версия «Физика — это скука смертная!» Владимир Тихомиров   Среди нынешних ученых мало кто так же разносторонне одарен, как он. Первое открытие, принесшее ему мировую известность, он сделал в 23 года. Уже в 40 лет получил Нобелевскую премию за открытие кварков, а сегодня он известен как лингвист и историк. На прошлой неделе Марри Гелл-Ман посетил Российский новый университет (РосНоу), где прочитал лекцию. «Огонек» решил воспользоваться случаем и поговорить с человеком, определившим развитие науки на годы вперед Сэр, как сами признались, вы довольно часто бываете в Москве, причем без всякой шумихи. Что для вас значит этот город? Первый раз я побывал в Москве ещё в конце 50-х и с тех пор с большим удовольствием приезжаю в Россию, где я ощущаю удивительное биение жизни. Этот огромный город — Москва — имеет большое значение для мировой науки. Здесь всего за несколько дней я могу встретиться с сотней самых именитых ученых, обсудить самые разные и самые невероятные научные исследования, которые ведутся в Москве. Что же касается публичного внимания, то я все-таки не Том Круз и не эстрадная звезда… Но на Западе уже давно продаются книги с вашей биографией Да, продаются. К сожалению, я никому не могу запретить их писать Чувствуете ли вы свою генетическую связь с Восточной Европой, ведь ваши родители приехали в США из Украины Конечно, я ощущаю свои восточные корни, хотя, если говорить с формальной точки зрения, мои родители появились на свет не на Украине, а ещё в Австро-Венгерской империи [Черновицы - FV]. Но именно от моих родителей я приобрел желание учиться и учиться новым вещам. Мой отец год учился на лингвиста в Венском университете, потом перевелся в Гейдельбергский университет—старейшее учебное заведение Германии.   Он очень хотел продолжить образование, но тут его родители, прекрасно понимавшие, что политика европейских стран ведет мир к большой войне, решили переехать за океан. Естественно, отец отправился вместе с ними, но в конечном итоге это было правильное решение, ведь иначе мой отец скорее всего погиб бы в мировой войне…   В Америке он устроился работать воспитателем в сиротский приют в Филадельфии, где познакомился с моей будущей мамой, которая тоже приехала из нищего еврейского местечка на самой восточной границе Австро-Венгрии. Мама всегда хотела стать врачом, но в результате она стала сестрой-сиделкой. Свои амбиции она решила воплотить в детях, хотя в нашей семье никогда не было денег на школы. Да и мой отец был против нашего обучения — тогда шла Великая депрессия, он работал каменщиком на стройках в Бронксе и думал, что и у его сыновей, если они станут каменщиками, будет больше шансов прокормить семью. Расскажите, как вы заработали репутацию мальчика-вундеркинда? Это заслуга старшего брата Бена, который, когда мне было всего три года, стал учить читать надписи на коробках с крекерами. И вот, когда я перечитал все крекеры и консервы, что хранились дома, то стал потихоньку пробираться в крошечный отцовский кабинет, где хранилась его литература, и читать труды по лингвистике. Отец это заметил и стал учить читать меня не только на английском, но и на греческом и латинском языках. Домашнее образование позволило мне без всякой платы поступить в старейшую Columbia Grammar School. А как вы увлеклись физикой элементарных частиц? О, это очень поучительная история. Когда я окончил школу, Бен помог мне скопить денег на университет. Тогда ко мне пришел отец и спросил: «Сынок, а какую профессию ты хочешь получить?» Я ответил, что хотел бы заниматься археологией, лингвистикой и естествознанием. «Но тогда ты будешь голодать! — воскликнул он. — Почему бы тебе не стать инженером? Это достойная профессия с хорошими доходами, ты всегда будешь при деньгах». Но я ещё со времен школы не любил черчение и вряд ли был способен изобразить на бумаге самую простейшую деталь.   Словом, в итоге мы сошлись на компромиссе — я пообещал старику, что займусь физикой. Целый год я слушал курсы лекций об электричестве, магнетизме, оптике и спектроскопии — скука невероятная! Но потом Америка взорвала первую ядерную бомбу, и внезапно физика стала специальностью, где легко делалась карьера. Отец настоял, чтобы я бросил заниматься ерундой, а посвятил бы все свое время физике элементарных частиц.   И, знаете, мне вдруг всё это понравилось. Не знаю как, но я каким-то чудом уловил голос гармонии в нагромождениях малопонятных формул. Но самое интересное то, что много лет спустя я все равно бросил физику и вернулся к археологии и лингвистике. Нет, шучу конечно. Физика осталась, но совсем немного. Теперь, оглядываясь на прожитые годы и многочисленные титулы, почетные звания и славу первопроходца в науке, можете сказать, каким достижением вы гордитесь больше всего? Все последнее время с искренним удовольствием наблюдаю за подтверждением моего старого прогноза о слиянии физики частиц и космологии в одну область — область фундаментальной физики, лежащую в основе всех естественных наук. Все это время в наших попытках понять законы устройства Вселенной мы — то есть физики-теоретики и практики — были, по существу, заняты поиском подобия святого Грааля — универсальной теории.   И до сих пор неясно, окажется ли она столь же недосягаемой, как Грааль? Или все-таки найдется рыцарь с карандашом и бумагой, которому она откроется полностью? Я этого пока не знаю, но каждое новое открытие на этом пути—настоящий взлет человеческого духа. Скажите, а в этой новой теории мироздания будет ли место Творцу Вселенной? Почему бы и нет? Я никогда не боюсь задавать этого вопроса. Почему бы и не предположить, что Вселенная с самого начала не развивается из хаоса по строго определенному плану? На мой взгляд, я не исключаю возможности, что современная наука может прийти и к такому открытию.   Другой вопрос, как люди интерпретируют те или иные открытия, какой информационный фон они вольно или невольно создают вокруг тех или иных научных теорий. Например, открытия великого Дарвина не имели никакого отношения к популярным теориям социального дарвинизма точно так же, как и научные работы Зигмунда Фрейда никак не соотносятся с нынешней модой на фрейдизм. Давайте лучше поговорим о «науке будущего», которую вы сейчас разрабатываете в Институте Санта-Фе Я начну с небольшой истории. В 1969 году в Аспене, это в штате Колорадо, собрались творческие люди разной направленности — биолог-теоретик, физик-теоретик — это был я — и один очень известный художник. Мы рассказывали друг другу истории появления у каждого из нас неожиданных идей, и оказалось, что эти истории поразительно похожи.   Мы пришли к выводу, что традиционный храм науки постепенно превратился в средоточие отдельных, не сообщающихся друг с другом келий, в которых проживали весь свой научный век десятки тысяч ученых, «деградировавших» в узких специалистов. Бесспорно, подумали мы, специализация очень многое значит в науке, но ещё важнее интеграция научных исследований в разных дисциплинах. Много лет спустя мы снова собрались вместе и решили организовать такой институт, который не был бы связан традиционными рамками и границами.   И первое такое исследование проводили профессор физики элементарных частиц Джеффри Вест, работавший в Институте ядерных исследований Лос-Аламоса, и профессор экологии из Института в Альбукерке Джим Браун, которые хотели математическими методами вычислить зависимость массы тела у животных от их метаболизма. В итоге была выведена формула соотношения размера животных от потребляемой ими энергии.   Пример их сотрудничества и стал толчком к созданию Института в Санта-Фе. Кстати, мы специально выбрали этот курортный город, чтобы нам было легче заманивать к себе различных профессоров, которые тогда считали нас сумасшедшими. И мы выдали миру много сумасшедших теорий. Шутка. Чем сейчас занимается институт? Во-первых, меня как неудавшегося лингвиста больше всего интересует проект Evolution of Human Languages, цель которого—изучение изначального праязыка человечества. Как известно, сейчас все языки мира объединены в так называемые языковые семьи — индоевропейскую семью языков, финноугорскую семью, уральскую, алтайскую и так далее. Но меня интересует возможность формирования «суперсемьи» — того языка, на котором говорили наши общие далекие предки где-то 20 тысяч лет назад. И это не простое любопытство.   Я уверен, что, изучая этапы развития языков человечества, мы можем математическими методами описать законы эволюции человеческого общества. Но, знаете, от этого лингвистического проекта многие ученые на Западе пришли в настоящий ужас. «Это ненаучно! — говорят они нам. — Вы занимаетесь шарлатанством!»   Но вот российские ученые, которые ещё в 60-е годы выделили индоуральскую ностратическую семью языков (то есть макросемью.— Автор), очень заинтересовались проектом, и мы сейчас активно сотрудничаем. Так что американские снобы могут и дальше отпускать свои шуточки, а мы будем работать. Я также слышал о проекте математического построения законов исторического развития Да, это ещё одно направление нашей «безумной» деятельности. Это весьма обширный пласт для исследований, здесь есть масса очень интересных вопросов. Но мы находимся только в начале этого увлекательнейшего пути. В частности, сейчас только пытаемся вычленить критерии для составления такого дифференциального уравнения «закона истории»… Но можно ли вообще соединить точную науку математику с такой субъективной вещью, как история? Это полная ерунда! Субъективна не история, а историки, которые пишут книги! Например, не так давно я осилил 12-томный труд Арнольда Тойнби «Исследование истории», посвященный развитию цивилизации. Ну что сказать? Это была неплохая попытка сформулировать законы развития общества, но автор допустил лишь одну ошибку — он думает, будто бы весь смысл существования человечества сводился к образованию англиканской церкви!   Это смешно. Но ведь, подумайте сами, ничего не мешает нам взять из его томов исторические факты, оставив в стороне весь пропагандистский вздор. Ничто не мешает нам анализировать данные археологии, ведь не бывает археологии сугубо «капиталистической» или «марксистской»! Как вы приходите к таким неожиданным темам исследований? Какая-либо идея может озарить в любой момент: спите ли, готовите еду, читаете. Она может просто соскользнуть с языка, как у меня случилось однажды, когда я просто оговорился… Биография вундеркинда Марри Гелл-Ман, лауреат Нобелевской премии по физике за 1969 год, член Американской академии наук и искусств, иностранный академик РАН, Лондонского королевского общества 1929 — в Нью-Йорке в семье эмигрантов из Австрии родился Марри Гелл-Ман, который ещё в возрасте 5 лет был признан вундеркиндом. В 15 лет он поступил в Йельский университет, откуда перевелся в аспирантуру Массачусетского технологического института. Работал ассистентом у Энрико Ферми. 1952 — работы 23-летнего Гелл-Мана по так называемым «странности» и «очарованию» элементарных частиц положили начало революции в области физики обнаруженных к тому времени таких элементарных частиц, как гипероны и каоны. 1956 — Гелл-Ман и японский физик Кадзухико Нишидзима независимо друг от друга опубликовали формулу описания зарядов и взаимодействия элементарных частиц, которая положила начало теории классификации адронов (адроны—элементарные частицы, подверженные взаимодействиям в масштабах атомных ядер). 1963 — появление теории кварков. Гелл-Ман предположил, что каждый адрон состоит из трех частиц с зарядом, составляющим дробную часть заряда протона, которые физик назвал «кварками», позаимствовав это слово из романа Джеймса Джойса «Поминки по Финнегану». 1969 — Гелл-Ман получает Нобелевскую премию по физике «за открытия, связанные с классификацией элементарных частиц и их взаимодействий». 1984 — Гелл-Ман участвовал в основании Института Санта-Фе, главная задача которого состоит в утверждении так называемой «теории сложности» в качестве отдельной междисциплинарной науки. Личное дело [отредактировано мною - FV] :   1955 - Жена - археолог Маргарет Доу 1956 - Дочь - Elizabeth Sarah Gell-Mann 1963 - Сын - Nicholas Webster Gell-Mann 1978 - Marcia Southwick родила сына - Nicholas Southwick Levis 1981 - Смерть жены 1992 - Вторая жена Marcia Southwick с собственным сыном   Свободное время проводит в путешествиях, также известен как лингвист и страстный коллекционер антиквариата От редакции: «Огонек» благодарит ректора РосНоу профессора Владимира Зернова за помощь в подготовке материала Фото: ограблены JANE BERHARD/AP; BETTMANN/CORBIS/РФГ Источник Наука