Oxford University Press, 1976. ISBN 0-19-286092-5

М.: Мир, 1993.318С., Переводчик с английского - Фомина Н.О.
 Докинз, Клинтон Ричард
Эгоистичный ген
Предисловие к русскому изданию

Мне выпало на долю редкостное удовольствие представить читателю перевод второго издания книги известного английского эволюциониста Р. Докинза "Эгоистичный Ген". Необходимость её перевода стала мне ясна с тех пор, как я познакомился с её первым изданием. Будем надеяться, что Мы когда-нибудь увидим на русском Языке и другие произведения этого блестящего натуралиста-философа — "Расширенный Фенотип" и особенно "Слепой часовщик".

Не буду излагать содержание книги, чтобы не портить впечатление у читателей, однако выскажу ряд своих замечаний, ибо, несмотря на восхищение Докинзом, не могу согласиться с некоторыми его положениями безоговорочно.
Докинз — убежденный дарвинист. В конечном счете весь "Эгоистичный Ген" строго выводится из двух высказываний Дарвина.
 
Во-первых, Дарвин писал, что "ненаследственное изменение для Нас несущественно", во-вторых, он сознавал и ясно указывал, что, если бы у какого-либо Вида был найден признак, полезный другому Виду или даже — с учетом внутривидовой борьбы — другой особи того же Вида, это оказалось бы неразрешимой проблемой для теории естественного Отбора. Тем не менее широкое распространение получили такие концепции, как групповой Отбор, Кин-Отбор, рассуждения о Генах и Эволюции Альтруизма и т.д. Докинз убежденный противник таких концепций и на протяжении всей книги с присущим ему остроумием и изобретательностью оспаривает их, доказывая, что каким бы альтруистичным ни казалось Поведение любого живого существа, в конечном счете оно приводит к возрастанию частоты встречаемости в Популяции определяющего этот признак "Гена-Эгоиста".

Все это так, но... что же всё-таки представляет собой Эгоизм на генном уровне?

Автор исходит из широко распространенной концепции "первичного Бульона", в котором зародились первичные Гены-Молекулы-Репликаторы, способные создавать копии самих себя. Реплицируясь из поколения в поколение, они становятся потенциально вечными. С момента возникновения Репликаторов между ними начинается борьба за ресурсы, в ходе которой они строят себе "Машины для Выживания" — Фенотипы. Сначала это клетки, а затем многоклеточные образования — сложные организмы. Наши Тела — это временные, преходящие Структуры, создаваемые бессмертными Генами-Репликаторами себе на потребу.

С таким утверждением можно и поспорить. Ведь Гены не вечны, их синтез при Репликации полуконсервативен. В разделившихся клетках только 50% ДНК наследуются от материнской клетки, вторая цепь ДНК строится заново, и через 50 поколений доля исходных Генов в Популяции уменьшается в 250 раз.

То же самое и с фенотипическими Структурами — цитоплазмой и клеточной мембраной. Дочерние клетки наследуют 50% цитоплазмы материнской клетки, их потомки 25% и т.д. Все отличие фенов от Генов в том, что их Репликация не прямая, Информация о ней заключена в Генах. Но и Ген, взятый отдельно, без фенотипического окружения, бессилен, он не может реплицироваться.

Картина первых Генов-Репликаторов, плавающих в теплом "первичном Бульоне", слишком идиллична, чтобы быть верной. Удачная Мутация Репликатора разбавляется всем объемом первичного океана. Венцом такой Эволюции мог бы быть мыслящий океан планеты Солярис, описанный С. Лемом. Но как раз подобная Эволюция идти не может: Вероятность встречи и совместного действия удачных Репликаторов, разбавленных всем объемом гидросферы Земли, равна нулю.

Так что, похоже, клетка возникла раньше Жизни. Репликаторы размножались в первичных пузырьках, ограниченных полупроницаемыми мембранами, которые сейчас получают в эксперименте (коацерваты Опарина, микросферы Факса) или находят в морской пене (маригранулы Эгами). И с первой протоклетки, которую можно было бы без особой натяжки признать живой, преимущество в борьбе за Существование получал Репликатор, реплицирующий не только себя (эти "нарциссы" как раз вымирали), но и Структуры первичной цитоплазмы и мембраны. Для Генов лучший способ выжить — реплицироваться в клетке один раз, а все остальное время и ресурсы потратить на Репликацию иных полимеров.

Эгоизм ли это — не знаю. Скорее такая Стратегия похожа на концепцию "разумного Эгоизма", выдвинутую Н.Г. Чернышевским. А может быть, при описании биологических феноменов вообще лучше отказаться от таких терминов, как "Альтруизм", "Эгоизм" и т.д.? Ведь сама идея "Генов Альтруизма" возникла в борьбе с теми, кто полагал, что дарвинизм сводится к бесконечной "борьбе клыков и когтей". Обе точки зрения — отход от прямого пути.

Кто-то из великих сказал, что важность и нетривиальность какого-либо суждения определить просто: суждение заслуживает этих оценок, если и противоположное является таковым. Докинз пишет: "Они [Гены — Б.М]. — Репликаторы, а Мы — Машины, необходимые им для того, чтобы выжить". Противоположное высказывание звучит так: "Мы — клетки-Репликаторы, а Гены — детали матрицы памяти, необходимые Нам для того, чтобы выжить". С точки зрения кибернетики все Мы — самовоспроизводящиеся автоматы фон Неймана. Копирование, матричная Репликация — это ещё не Жизнь. Жизнь начинается с генетического кода, когда Репликатор воспроизводит не только свою Структуру, а и другие, ничего общего с ним не имеющие Структуры.

Завершу свои сомнения высказываниями кибернетика Патти: "Там, где нет различия между генотипом и Фенотипом, или между описанием признака и самим признаком (иными словами, где нет процесса кодирования, который связывает описание с описываемым объектом путем сведения многих состояний к одному), не может быть Эволюции посредством естественного Отбора."

Докинз прав: "Все живое эволюционирует в результате дифференциального Выживания реплицируюшихся единиц". Но реплицирующиеся единицы — не просто Гены-Репликаторы, а их дискретные единства с фенотипическими признаками. Это то, что я назвал в своё время первой аксиомой Биологии, или аксиомой Вейсмана–фон Неймана. А термины "Эгоизм" и "Альтруизм" оставим моралистам. Вне человеческого общества есть только большая или меньшая Вероятность удачной Репликации реплицирующейся единицы.
Можно подумать, что я чересчур увлекся критикой.
 
Поэтому поспешу сказать, что же понравилось мне в книге Докинза более всего. Это гл.11 — "Мимы: новые Репликаторы". Ещё Дарвин в гл. XIV "Происхождения Видов" впервые провел четкую аналогию между Эволюцией Видов и Эволюцией человеческих Языков. Докинз вводит понятие "Мимов" — устойчивых элементов человеческой Культуры, передающихся по каналу лингвистической Информации. Примеры Мимов, аналогичных Генам, — "мелодии, идеи, модные словечки и выражения, способы варки похлебки или сооружения арок". От себя добавлю: а также слова и способы их сочетания, теории Коперника, Дарвина и Эйнштейна, религии со всеми их молитвами и обрядами, диалектический материализм и т.д. и т.п. (Замечу в скобках, что слово memes я бы транскрибировал по-русски как "мемы" по аналогии со словами "мемуары, мемориал", однако транскрипция "Мимы" уже вошла в литературу). Подобно тому, как наши Гены расположены в Хромосомах, Мимы локализованы в человеческой памяти и передаются из поколения в поколение с помощью слов — произнесенных или написанных.

Идеи Докинза импонируют мне и потому, что я сам излагал подобные концепции, встретив резкие возражения со стороны философов и лингвистов. Лишь после двух лет хождения по редакциям, когда объем отрицательных отзывов существенно превзошел объем злополучной статьи, она была опубликована в малочитаемом журнале. Высказывал я (в "Аксиомах") и соображения о том, что эволюционная генетика, теория Эволюции и т.д. должны стать частью общей теории Эволюции последовательно реплицирующихся систем (биологических объектов, а также Эволюции Языков, обычаев, технологий, мифов, религий, сказок и философских систем).

Мне хотелось бы указать, что некоторые из описанных Докинзом фактов могли бы стимулировать дальнейшие исследования. Так, теперь уже известно, что паразит крабов саккулина не кастрирует молодых Cамцов, а изменяет их Пол на женский; как трактовать этот факт с позиции "эгоистичного Гена"? Разработанная в последнее время методика молекулярного фингерпринта позволила экспериментально проверить распространенность Стратегий Cамок-скромниц и Верных Cамцов. Оказалось, что у воробьев Cамка насиживает в гнезде яйца, оплодотворенные разными отцами. Значит, скромницей её назвать нельзя, да и супругов её тоже не назовешь верными — ведь у них есть свои гнёзда и свои Cамки. Быть может, кто-нибудь из читателей этой книги попробует экспериментально исследовать брачные Стратегии разных Видов птиц. Это была бы изящная работа.

Но я пишу не рецензию на книгу, а предисловие к ней. Поэтому мне остаётся только ещё раз рекомендовать читателям блестящую книгу Ричарда Докинза и позавидовать тем, кому знакомство с ней только предстоит.
Б.М. Медников

 Предисловие к первому изданию

Эту книгу следует читать почти так, как если бы это была научная фантастика. Она задумана с целью поразить воображение. Но это не научная фантастика, это наука. Мое отношение к Правде точно выражает избитая фраза "превосходит самую смелую фантазию". Мы всего лишь Машины для Выживания, самоходные транспортные средства, слепо запрограммированные на сохранение эгоистичных Молекул, известных под названием Генов. Это Истина, которая всё ещё продолжает изумлять меня. Несмотря на то, что она известна мне уже не один год, я никак не могу к ней привыкнуть. Хочется надеяться, что мне хотя бы удастся привести в изумление других.

Я посвящаю эту книгу трем воображаемым читателям, которые стояли за моей спиной, когда я её писал, и заглядывали в рукопись. Один из них — это рядовой читатель, т.е. непрофессионал. Помня о нём, я почти не прибегал к научному жаргону, а в тех случаях, когда всё же приходилось пользоваться специальными терминами, приводил их определения. Мне теперь кажется, что следовало бы по возможности изгонять жаргон и из научных журналов. Я исходил из допущения, что мой непрофессионал не обладает специальными знаниями, но не считал его глупым. Всякий может популярно изложить научную проблему, чересчур упростив её.
 
Я затратил немало усилий, стараясь представить в доступной форме некоторые сложные и хитроумные проблемы, не прибегая к Языку метафизики, но и не в ущерб существу дела. Не знаю, в какой мере я в этом преуспел, так же как не знаю, удалось ли мне достичь другой своей цели — сделать книгу такой интересной и увлекательной, как того заслуживает её тема. Я давно уже чувствую, что Биология должна увлекать не меньше, чем какая-нибудь таинственная история, потому что она и есть некая таинственная история.
 
Я не смею надеяться, что подарил читателю больше, чем крошечную долю того восторга, который способна вызвать тема книги. Другим моим воображаемым читателем был специалист. Он был настроен резко критически, охая и вздыхая при некоторых моих аналогиях и оборотах речи. Его любимыми выражениями были: "за исключением того-то", "однако, с другой стороны" и "уф!".
 
Я внимательно выслушивал всё это и даже, в угоду ему, нацело переписал одну главу, но в конце концов мне пришлось вести рассказ по-своему. Специалист, Вероятно, будет не очень-то доволен моей манерой изложения. Тем не менее мне хочется надеяться, что даже он найдет в книге что-то новое, новый подход к хорошо знакомым представлениям; а вдруг она даже натолкнет его на какие-то новые идеи. А если всё это слишком самонадеянно, то, Быть может, она просто развлечет его в дороге. Мой третий читатель — студент, т.е. тот, кто находится в процессе превращения из обыкновенного Человека в специалиста. Если он ещё не решил, в какой области Биологии ему специализироваться, я надеюсь, что под влиянием этой книги у него возникнет желание поближе ознакомиться с выбранной мною областью — зоологией. Заниматься зоологией стоит не только потому, что она может быть "полезной" и что животные, в общем, существа "симпатичные".
 
Есть и другая, более серьёзная причина: животные, к которым принадлежим и Мы с вами, — это самые сложные и совершенные механизмы из всех известных Нам во Вселенной. При такой постановке вопроса трудно понять, как Человек может изучать что-то другое! Студенту, уже решившему посвятить себя зоологии, моя книга, надеюсь, окажет известную помощь. Ему непременно придётся прорабатывать оригинальные статьи и научные монографии, на которых она основана. Если оригинальные источники покажутся ему трудными для усвоения, моё нематематическое изложение может облегчить задачу в качестве вводного и вспомогательного пособия.

Совершенно очевидно, что попытка привлечь столь разных читателей сопряжена с определенными опасностями. Могу лишь сказать, что я хорошо сознавал эти опасности, но мне кажется, что положительные стороны такой попытки перевешивают их. Я этолог, и книга эта посвящена Поведению животных. Я многим обязан этологическим традициям, в которых был воспитан. Так, Нико Тинберген (Niko Tinbergen) не представляет себе, сколь большое влияние оказывал он на меня на протяжении тех 12 лет, когда я работал под его руководством в Оксфорде. Слова "Машина Выживания", хотя он их и не произносил, вполне могли принадлежать ему. Но этология недавно получила новый стимул, пополнившись идеями из источников, которые не принято считать этологическими. Книга в значительной степени основана на этих новых идеях. Их авторам, среди которых следует прежде всего назвать Дж. Уильямса, Дж. Мэйнарда Смита, У. Гамильтона и Р. Трайверса (G.C. Williams, J. Maynard Smith, W.D. Hamilton, R.L.Trivers), я отдаю должное в соответствующих разделах.

Разные Люди предлагали для книги названия, которые я с благодарностью использовал для отдельных глав: "Бессмертные спирали" — Джон Кребс (John Krebs), "Генная Машина" — Десмонд Моррис (Desmond Morris), "Генное братство" — Тим Клаттон-Брак и Джин Докинз (Tim Clutton–Brock, Jean Dawkins) независимо друг от друга, с извинениями в адрес Стивена Поттера (Stephen Potter).

Мы можем обращаться к воображаемым читателям со своими благочестивыми надеждами и притязаниями, но практической пользы от них меньше, чем от реальных читателей и критиков. Я отчаянный приверженец проверок, и Мэриан Докинз пришлось читать несчетное множество черновиков и новых вариантов по каждой странице. Её широкое знакомство с биологической литературой и понимание теоретических вопросов, а также постоянное воодушевление и моральная поддержка имели для меня очень большое значение. Джон Кребс также прочитал всю книгу в первой редакции. Он знает предмет лучше, чем я, и был безгранично щедр в своих советах и предложениях. Гленис Томсон и Уолтер Бодмер подвергли доброжелательной, но строгой критике моё изложение генетических проблем. Я опасаюсь, что даже пересмотренный текст всё ещё не вполне удовлетворит их, однако надеюсь, что он покажется им более приемлемым.
 
Я очень благодарен им за потраченное время и за их терпение. Джон Докинз зорким глазом выявил все места, изложенные недостаточно ясно, и высказал чрезвычайно конструктивные предложения по их переделке. Я не мог бы пожелать себе более подходящего "интеллигентного неспециалиста", чем Максвелл Стами. Его проницательность, позволившая ему заметить существенный общий недостаток в стиле изложения первого варианта книги, принесла большую пользу окончательному тексту.
 
Конструктивные критические замечания по отдельным главам и другие ценные советы я получил от Джона Мэйнарда Смита, Десмонда Морриса, Тома Машлера, Пика Блартон Джойса, Сары Кеттлуэлл, Пика Хамфри, Тима Клаттон-Брака, Луизы Джонсон, Кристофера Грэма, Джефа Паркера и Роберта Трайверса. Пат Сирл и Стефани Верхевен не только тщательно перепечатывали рукопись, но и воодушевляли меня, делая Вид, что это доставляет им удовольствие. Наконец, я хочу поблагодарить Майкла Роджерса из Oxford University Press, который не только сделал полезные критические замечания по рукописи, но и участвовал во всех процессах, связанных с изданием книги, что выходило далеко за пределы его обязанностей.
Ричард Докинз

 Предисловие ко второму изданию
За двенадцать лет, прошедших после выхода в свет "Эгоистичного Гена", главная идея книги стала общепринятой и вошла в учебники. Это парадоксально, хотя парадоксальность и не бросается в глаза. Книга не принадлежит к числу тех, которые вначале терпели лишь поношение, а затем постепенно приобретали всё больше и больше сторонников, пока в конечном счете не оказались столь ортодоксальными, что теперь Мы только удивляемся, чем, собственно, был вызван переполох. Происходило как раз обратное. На первых порах рецензии радовали своей благожелательностью и книгу не считали спорной. Репутация вздорной созревала на протяжении многих лет, и лишь теперь к книге стали относиться как к произведению крайне экстремистскому. Однако именно в те годы, когда за книгой все более закреплялась репутация экстремистской, её фактическое содержание все менее казалось таковым, приближаясь к общепринятым взглядам.

Куб НеккераТеория эгоистичного Гена — это теория Дарвина, сформулированная иным способом, чем это сделал Дарвин, но, как мне хотелось бы думать, Дарвин сразу признал бы её уместность, и она ему понравилась бы. Это, в сущности, логический продукт ортодоксального неодарвинизма, но выраженный по-новому. В центре внимания находится не отдельный организм, а взгляд на природу с точки зрения Гена. Это иное видение, а не иная теория. На первых страницах моего "Расширенного Фенотипа" ("The Extended Phenotype") я объяснил это, воспользовавшись метафорой куба Неккера: Перед вами плоский рисунок, сделанный чернилами на бумаге, но он воспринимается как прозрачный трехмерный кубик. Посмотрите на него в течение нескольких секунд, и вам покажется, что вперед выступает задняя грань.
 
Продолжайте смотреть, и вновь вернется прежнее впечатление. Оба кубика одинаково соответствуют двумерной Информации, поступающей на сетчатку, а в Мозгу благополучно возникает то одно, то другое изображение. Ни одно из них нельзя считать более правильным, чем другое. На этом примере я хотел показать, что на естественный Отбор можно смотреть с двух разных точек зрения — с точки зрения Гена и с точки зрения индивидуума. При правильном понимании они равноценны; это два взгляда на одну и ту же Истину. Можно перескакивать с одного на другое, но это будет все тот же неодарвинизм.

Теперь такая метафора кажется мне слишком робкой. Нередко самый ценный вклад ученого заключается не в выдвижении новой теории или обнаружении какого-то нового факта, а в новом взгляде на уже существующие теории или известные факты. Модель куба Неккера вводит в заблуждение, поскольку позволяет считать, что оба наши восприятия одинаково верны. Конечно, метафора эта отчасти правомерна: "углы", в отличие от теорий, не поддаются проверке экспериментом; Мы не можем прибегнуть к привычным критериям, позволяющим установить истинность или ложность.
 
Однако изменение подхода может в случае удачи подарить нечто большее, чем просто теорию. Оно может создать особую атмосферу мышления, в которой зародится много увлекательных, поддающихся проверке теорий и обнаружатся факты, которые нельзя было даже вообразить. Все это совершенно выходит за пределы метафоры с кубом Неккера. Она ухватывается за идею перескока зрительного восприятия, но оказывается не в состоянии отдать должное её значению. То, о чём Мы толкуем, это не перескок к равноценному взгляду, а — в экстремальных случаях — преображение.

Я спешу сказать, что мой собственный скромный вклад Отнюдь не претендует на такой статус. Тем не менее именно поэтому я предпочитаю не проводить четкой границы между наукой и её "популяризацией". Излагать идеи, которые до того рассматривались только в специальной литературе, — искусство нелегкое. Оно требует глубоко продуманных "перекручиваний" привычного Языка и ярких наглядных метафор. Зайдя в обновлении Языка и метафор достаточно далеко, можно в конечном счете обрести новый взгляд на вещи. А новый взгляд, как я только что говорил, может сам по себе оказаться оригинальным вкладом в науку. Великий Эйнштейн был неплохим популяризатором, и мне приходит в голову, что его яркие метафоры помогли не только Нам, простым смертным. Не подпитывали ли они также его творческий гений?

Взгляд на дарвинизм с точки зрения Гена просматривается уже в работах Р. Фишера (R.А.Fisher) и других великих создателей неодарвинизма начала тридцатых годов, но лишь в шестидесятые годы он был четко сформулирован У. Гамильтоном и Дж. Уильямсом. Мне их проницательность казалась чем-то фантастическим. Однако я считал, что они излагают свои представления слишком лаконично и недостаточно решительно. Я был убежден, что более полное и подробное изложение могло бы расставить все, относящееся к живому, по своим местам — как в сердце, так и в Мозгу. Я хотел написать книгу, превозносящую взгляд на Эволюцию с точки зрения Гена. Приводимые в ней примеры я собирался черпать из области социального Поведения, что помогло бы исправить бессознательную приверженность к теории группового Отбора, которой в то время были пропитаны изложения дарвинизма.
 
Я начал писать эту книгу в 1972 г., когда мне пришлось прервать свои лабораторные исследования вследствие перебоев с электроэнергией, вызванных забастовками. К моему сожалению, после написания двух глав перебои прекратились, и я забросил свой проект, пока не получил в 1975 г. годичный отпуск для научной работы. Тем временем неодарвинизм развивался, особенно благодаря работам Джона Мэйнарда Смита и Роберта Трайверса. Теперь я понимаю, что это был один из тех загадочных периодов, когда новые идеи носятся в воздухе. Я писал "Эгоистичный Ген" в состоянии какого-то лихорадочного возбуждения.

Когда Oxford University Press предложило мне выпустить книгу вторым изданием, оно настаивало, чтобы я отказался от обычного последовательного пересмотра всего текста, страница за страницей. По их мнению, есть книги, явно обреченные на целый ряд переизданий, но "Эгоистичный Ген" не относится к их числу. Первое издание позаимствовало от эпохи, в которую книга была написана, юношеский пыл. В мире повеяло революцией, вспышкой блаженной вордвортовской зари. Казалось обидным подвергать переделкам дитя тех времен, откармливать его новыми данными или заставлять морщиться от всяких усложнений и оговорок. Так что было решено сохранить первоначальный текст со всеми его огрехами, сексисткими местоимениями и прочими недостатками. Все исправления, ответы на замечания и новые данные помещены в конце книги. Решено было также написать две совершенно новые главы на темы, которые, будучи новыми уже для своего времени, продолжали бы создавать атмосферу зарождающейся революции.
 
Так возникли главы 12 и 13.
 
При этом я черпал вдохновение в двух книгах, особенно волновавших меня в годы, разделяющие два издания: это "Эволюция кооперации" Роберта Аксельрода (Robert Axelrod, "The Evolution of Cooperation"), поскольку она даёт Нам некую надежду на наше будущее, и моя собственная книга "Расширенный Фенотип", потому что она всецело владела мной все эти годы и потому что — хотите верьте, хотите нет — это, Вероятно, лучшее из того, что я написал и напишу.

Заглавие "Добрые парни финишируют первыми" я позаимствовал у телевизионной программы "Горизонт", которую я представлял на Би-Би-Си в 1985 г. Это был 50-минутный документальный фильм Джереми Тейлора, посвященный Эволюции сотрудничества в свете теории Игр. Создание этого фильма, а также другого фильма Тейлора, "Слепой часовщик", вызвало во мне новый прилив уважения к его профессии.
 
Режиссеры, готовящие программу "Горизонт" (некоторые из их программ показывают в Америке, нередко под рубрикой Nova), иногда становятся высококвалифицированными экспертами по освещаемой ими теме. Работе с Джереми Тейлором и с группой, выпускающей "Горизонт", глава 12 обязана не только своим названием, но и многим другим, за что я им очень признателен.

Недавно мне стало известно одно неприятное обстоятельство: некоторые влиятельные ученые имеют привычку ставить своё имя на печатных трудах, в создании которых они не участвовали. по-видимому, кое-кто из крупных ученых претендует на соавторство, когда вся их роль сводится к предоставлению рабочего места, денежной субсидии и прочтению готовой рукописи. В таком случае Возможно, что репутация некоторых ученых целиком основана на работах их учеников и коллег! Я не знаю, что можно противопоставить такой бесчестности. Быть может, редакторы журналов должны требовать подписанных авторами справок об участии каждого из них в представленной работе. Но всё это между прочим.
 
Я поднял этот вопрос с прямо противоположным Намерением. Елена Кронин сделала так много для улучшения каждой строки, более того — каждого слова, что её следовало бы, не будь она столь непреклонной, указать как соавтора всех новых частей книги. Я глубоко благодарен ей и сожалею, что должен ограничить свою признательность лишь этим. Я благодарю также Марка Ридли, Мэриан Докинз и Алана Графена за их советы и конструктивную критику отдельных разделов, а Томаса Уэбстера, Хилари Мак-Глинн и других сотрудников Oxford University Press за то, как бодро они переносили мои капризы и нарушения сроков.
Ричард Докинз
Оглавление
 
www.pseudology.org