Наука
принадлежит тем регионам общественной жизни, где
вознаграждение является следствием объективной экспертизы и
справедливого признания интеллектуального результата. Такая
экспертиза достигается свободным доступом всех членов научного
сообщества к тексту, который должен быть распространен в
колледже без каких-либо ограничений. Проблема, сформулированная
Р. Мертоном как «эффект Матфея», получила отражение в двух его
статьях 1968 и 1988 годов [1]
Собственно говоря, проблема
накопленного преимущества заключается не столько в том, что
тому, кто имеет, присовокупится, а у того, кто не имеет,
отнимется (Мф. 13:12), а в том, что произведение, получившее
признание, получает вместе с ним вторую жизнь и читается как
признанное произведение, превращаясь в «прецедентный текст» —
текст, воспринимающийся не с точки зрения его содержания, а с
точки зрения его конституированного «значения». В некоторой
степени «эффект Матфея» напоминает хорошо известный в
экспериментальной психологии
«реактивный эффект» ) или
Хоуторнский эффект: по данным Мэйо, Ротлисбергера и Диксона,
производительность труда в экспериментальных группах на сборке
реле росла даже тогда, когда интенсивность освещения снижалась.
«Реактивный эффект» заключается здесь в том, что фактором
воздействия на производительность труда становится искусственно
созданная переменная — само экспериментальное наблюдение [2] .
В химии подобный эффект называется автокаталитическим. Аналогичная
ситуация складывается в нормах научного воспризнания и
распределения статусов: признается не сам результат, а
«признанный результат», который иногда похож на хороший
результат.
В 1960-е года Гарриет Цукерман проводила интервьюрование
Нобелевских лауреатов. В этих интервью постоянно повторялась
мысль, что выдающиеся ученые получают огромное признание,
которое не всегда можно считать заслуженным, тогда как
аналогичные результаты не столь известных специалистов не
замечаются или замечаются как обычные результаты. Особенно
примечательно в научном мире как раз то обстоятельство, что
признание создается по схеме, где доминирующую роль играют
социальные механизмы. Знаменитыми становятся те, кто и так
знаменит [3] . Аналогичные эффекты установил Уоррен Хэгстром в
обследовании «рядового» научного сообщества [4] .
Даже в тех
случаях, когда работа выполнялась несколькими специалистами,
признание получали более известные, а о вкладе остальных
умалчивалось
В этом отношении распределение статусов в Науке
напоминает распределение статусов в системе власти, политике,
массовой информации, искусстве и других публичных пространствах.
Но Наука не принадлежит публичному пространству.
Каким образом происходит первичное признание научной работы? В
1966 г. биологи Р. Левонтин и Дж. Хабби, работая в соавторстве,
опубликовали результаты, которые стали по индексу Гарфилда
классикой цитирования. Одна их статья цитировалась 310 раз,
другая 525 раз. В первой статье описывался метод, во второй
излагались результаты применения данного метода к изучаемым
популяциям. Обе статьи были результатом совместной работы в
концептуальном и процедурном обосновании решенной задачи, были
написаны буквально совместно и опубликованы в одном номере
fspm`k`.
Различие заключалось только в том, что биохимик
Дж. Хабби стоял на первом месте в заголовке методической статьи,
о популяционный генетик Р. Левонтин был «ведущим» автором в
прикладной публикации. Вторая статья получила на 50% больше
цитирований, чем первая статья. При этом ссылки на первую статью
всегда шли в паре со ссылками на вторую статью, но а такое же
обратное соотношение не наблюдалось. Подобная диспропорция может
быть объяснена тем, что исследователь, получивший большее
признание в данной области, получает и большее признание в связи
с конкретной работой, независимо от порядка перечисления авторов
в заголовке. В течение многих лет Р. Левонтин был хорошо
известен в профессиональном сообществе популяционных генетиков,
которому была адресована его совместная с Дж. Хабби статья,
тогда как Дж. Хабби был известен главным образом среди генетиков-
биохимиков и его карьера была менее продолжительна. Именно
поэтому популяционные генетики предпочитали рассматривать
Р. Левонтина как ведущего члена команды и приписывали ему
основную заслугу в получении коллективного результата.
Подобные
функциональные аномалии в профессиональной этике Науки ведут к
недостаточному признанию (или к непризнанию) научных достижений
в тех случаях, когда имя автора неизвестно или не ассоциируется
с «выдающимися» результатами.
Признание научных заслуг — результирующая многих переменных
функционирования научного сообщества, одной из которых является
норма «справедливости» и публичный образ заслуженного ученого.
Н. Глэйзер показал, что для стабилизации карьер научных
сотрудников необходима некоторая степень признания. Д. Крейн в
качестве индикатора научной продуктивности использовала
количество публикаций, она установила, что высокопродуктивные
ученые в ведущих университетах получают большее признание, чем
высокопродуктивные ученые в небольших университетах.
В. Хэгстром
показал, что материальные вознаграждения в Науке выполняют
прежде всего функцию поддержки основной системы вознаграждений,
связанной с доступом к научной информации. Н. Сторер изучил
амбивалентность отношения ученых к воспризнанию, где нормы
внезаинтересованности действуют таким образом, чтобы заставить
ученого отрицать их значение в системе распределения власти в
Науке.
В Науке, как и в других институционально организованных мирах,
проблема вознаграждений возникает тогда, когда индивиды или
организации вынуждены принимать обоснованные решения о
«заслугах» от имени «большого» сообщества. Такого рода решения,
несомненно, должны быть обоснованы не только фактологически, но
и морально, или фронетически. В Науке XX века высшей степенью
научного признания является Нобелевская премия, хотя существует
много ученых, которые не получили Нобелевскую премию и никогда
не получат ее, несмотря на то, что их вклад в Науку не меньший,
а может быть и больше, чем вклад Нобелевских лауреатов.
Р. Мертон называет это «феноменом 41 места» [5] .
Как известно,
количество мест во Французской академии постоянно и равно
сорока
Ограничение членов академии четырьмя десятками
«бессмертных» делает неизбежным исключение из этого круга людей,
также заслуживающих «бессмертия». Список лиц, занимавших «41
место», примечателен: Декарт, Паскаль, Мольер, Бейль, Руссо, Сен-
Симон, Дидро, Стендаль, Флобер, Золя, Пруст.
Аналогичный феномен действует во всех институтах,
осуществляющих нормативную регуляцию воспризнаний. Везде есть
занимающие «41 место», то есть те, кто, по общему мнению,
заслуживает того, чтобы по праву занять место в академии, но не
g`mhl`er его. Возможно, так компенсируется ошибка, приводящая к
несправедливости и история всегда готова исправить эту ошибку,
но феномен 41 места обусловлен большей частью тем
обстоятельством, что количество мест в академии фиксировано.
Действительно, если предположить, что некоторое поколение ученых
получило особенно много выдающихся результатов, то многие из них
окажутся лишними в почетном списке. Во всяком случае, их
достижения будут выше, чем средние достижения менее
продуктивного поколения. Нобелевская премия имеет общепризнанный авторитет в
значительной степени потому, что ее присуждение за ошибочную или
малообоснованную работу — случай чрезвычайно редкий. Однако
«феномен 41 места» дает о себе знать
Небольшое количество
премий в период активного развития Науки означает, что многие
ученые никогда не получают заслуженного вознаграждения. Подобная
несправедливость не компенсируется другими научными премиями.
Более того, «феномен 41 места» в списке Нобелевских лауреатов
делает другие премии менее престижными.
Стратификационнная система Науки содержит в себе также
«передаточный механизм» сохранения научной карьеры: тот, кто
получил в Науке определенное признание, уже не опустится ниже
этой планки (хотя они могут быть потерять свой уровень
относительно других достижений).
Став однажды Нобелевским
лауреатом, вы становитесь Нобелевским лауреатом навсегда. Премия
означает высокую оценку не только заслуг, но и научного
потенциала кандидата. В то же время система вознаграждений за
труд содержит в себе установку на наращивание усилий, которая
обусловливает веру как в то, что ученый обладает необыкновенными
способностями, так и в то, что эти способности постоянно
развиваются. То, что со стороны кажется величайшим достижением,
для тех, кто совершил эти достижения, они лишь очередной
полустанок. Коллеги и ассистенты ученого смотрят на научные
достижения только как на работу, предваряющую новые и более
значительные открытия.
Такого рода влияния со стороны
общественности не так уж часто позволяют вскарабкавшимся на
вершины Науки сохранить чувство удовлетворенности собой. Вовсе
не факт, что собственные фаустовские устремления настолько
сильны, что заставляют выдающихся ученых сохранять рабочее
состояние. От них ждут все больше и больше, и данное
обстоятельство порождает соответствующую степень мотивации и
стресса.
Они удерживаются на вершине науки менее часто, чем это
обычно воображают
По Т. Парсонсу, признание научных достижений со стороны коллег
— вознаграждение в прямом смысле слова. Подобное признание может
быть превращено в активы, подобно тому, как возросший объем
ресурсов позволяет знаменитому ученому развертывать
исследовательскую работу. Без преднамеренного вмешательства
какой-либо группы система вознаграждений оказывает воздействие
на «классовую структуру» Науки, посредством неравного
распределения возможностей она усиливает ролевую мотивацию
исследователей. Данный процесс обеспечивает дифференцированный
доступ к средствам научного производства, что становится все
более важным в условиях происходящих ныне исторических сдвигов
от малой Науки к большой Науке, нуждающейся в дорогом
оборудовании и централизованном распределении оборудования и
материалов. Таким образом осуществляется постоянное
взаимодействие между системой статусов, основанной на почестях и
заслугах, и классовой системой, основанной на неравных шансах,
которые распределяют ученых в структуре Науки в соответствии с
hu возможностями.
Эффект Матфея в системе вознаграждений
Ответ на вопрос, какие психологические процессы оказывают
воздействие на систему вознаграждений и коммуникацию в Науке,
диктуется самой социальной структурой Науки. С особой
очевидностью это проявляется в присуждении Нобелевских премий.
Нобелевские лауреаты постоянно отмечают, что вклады выдающихся
ученых получают непропорционально большую долю признания, в то
время как относительно вклады малоизвестных специалистов
получают непропорционально малую долю признания.
Как сказал один
лауреат, «мир ведет себя довольно странно, приписывая заслуги,
он предпочитает признавать заслуги уже знаменитых людей». Этот
эффект проявляется в ситуациях сотрудничества, а также тогда,
когда ученые различного ранга делают открытия в одно время и
независимо друг от друга. Например, в статьях написанных
авторами, имеющими разную известность, большее признание
получает тот, кто более известен. Из имен нескольких авторов
запоминается знакомое имя.
Даже в тех случаях, когда в
примечании к статье выражена благодарность известному ученому за
его консультации, всегда существует высокая вероятность для
предположения, что результаты работы являются его заслугой или,
по крайней мере, «исходят» из его лаборатории. По этой причине
некоторые известные ученые предпочитают не ставить свое имя в
заглавии публикаций. Данный эффект создает ситуации, когда
признание вклада «младшего» автора является явно заниженным не
только в том случае, когда он публикует работу в соавторстве с
известным ученым, но и тогда, когда он публикует совершенно
автономную работу — здесь заслуга приписывается его предыдущему
сотрудничеству с учеными высшего ранга.
Данный эффект (Мертон
называет его «ретроактивным эффектом» имеет и оборотную сторону:
продолжение сотрудничества с учеными высшего ранга обусловливает
постепенное накопление его «кредитов» и повышение вероятности
признания последующих вкладов, которые также формируются в
контексте накопленного преимущества. Многие молодые
исследователи хорошо сознают преимущества сотрудничества с
выдающимися учеными, хотя их имя до времени остается в тени
великих имен.
Таким образом действует механизм компенсаторной
справедливости.
Когда речь идет о самостоятельных и независимых открытиях,
дело усложняется. Выдающиеся ученые почти всегда получают
приоритет, а малоизвестным суждено упоминаться в примечаниях.
Данное обстоятельство хорошо осознается в научном сообществе. В
частности, оно выражается в неявной норме артикуляции
соавторства, когда выдающиеся ученые в совместных публикациях
ставят свое имя вторым — это проявляется среди ученых, которые
достигли известности до получения Нобелевской премии, но
особенно среди Нобелевских лауреатов.
В интервью, проведенных
Гарриет Цукерман, один из них говорит:
«Если я поставлю свое имя
на первое место, все подумают, что другие не более, чем
технические исполнители… Если мое имя будет последним в списке
авторов, и в этом случае я получу признание как автор работы,
поэтому я рассчитываю на то, что у моих коллег прибавится
славы». Двойная несправедливость как непреднамеренное
последствие признания научных достижений компенсируется неявной
нормой перераспределения статусов.
Разнонаправленные функции статусного воспризнания и составляют
сущность эффекта Матфея.
«Восславим великих» — таково действие
социальной системы перераспределения статусов в системе научной ценности, не сводящейся к индивидуальному восприятию
значимости результата. Научный вклад приобретает более
артикулированную и ясную форму, когда становится достоянием
сообщества ученых, и эта ясность достигается путем трансляции
вклада в публичное пространство Науки как раз теми, кто имеет
высокий ранг воспризнания. Иными словами, эффект Матфея является
дисфункциональным для карьер индивидуальных ученых, которые не
получают положенного вознаграждения на ранних этапах карьеры,
но, рассмотренный в контексте системы научной коммуникации,
может действовать как форма коллективного представления новой
идеи.
Это не единственный пример функциональности социального
паттерна в контексте системы и его дисфункциональности для
индивидуального актора системы. Это основная тема классической
трагедии. Аналогичный мотив лежит в основе последовательного и
недвусмысленного оптимизма, пронизывающего взгляды Адама Смита,
убежденного в гармоническом порядке управляемой божественной
волей природы, который ведет к возрастанию блага человека
посредством действия его индивидуальных склонностей. Если бы это
было так просто, в мире бы торжествовала справедливость. Задача
социологической теории заключается как раз в том, чтобы
установить, при каких условиях индивидуальные склонности и
требования социальной системы достаточно согласованы, чтобы быть
функциональными и для индивидов, и для систем. Если и так, то
система распределения статусов ставит перед ученым дилемму,
ставить ли свое имя на работе, выполненной младшим сотрудником.
Если не делать этого, возникает вероятность того, что работа
пройдет незамеченной, никто не прочитает ее.
Именно здесь
возникает проблема «известности» научного результата. Если
ученый высокого ранга поставит свое имя на титуле работы, она
станет известной, но заслуга младшего сотрудника останется
неизвестной.
Исследования чтения научных публикаций показывают, что
соображения по поводу того, что работу «никто не прочитает», не
преувеличение. Например, установлено, что один химик в среднем
читает около полпроцента статей, публикуемых в журналах по химии
[6] . Аналогичные типы чтения обнаружены в области психологии:
данные о чтении публикаций ведущих журналов на протяжении двух
месяцев после их выхода в свет показывают, что только
полпроцента исследовательских материалов прочитываются (либо
просматриваются) одним процентом психологов. При этом ни одна
научная статья не прочитывается более чем 7% обследованных [7] .
Имеются некоторые данные, не подтверждающие гипотезу о
коммуникативной функции эффекта Матфея. С. Коул и Дж. Коул
показали, что степень известности (visibility) работ каждого
физика в совокупном корпусе текстов, созданных национальным
научным сообществом, зависит от социального статуса. Чем выше
ранг физика, тем выше известность их работ в национальном
сообществе физиков [8] . Известность высококачественных работ
физиков повышается в тех случаях, когда они получают более
престижные премии, чем те, которые они получали ранее. Таким
образом, есть основания считать, что коммуникативная функция
эффекта Матфея усиливается по частоте и интенсивности при
экспоненциальном росте количества научных публикаций. Поэтому
главная проблема, с которой сталкивается ученый, заключается в
том, чтобы справиться с возрастающим потоком публикаций даже в
узко специализированной области. Сталкиваясь с задачей
установления значимого научного результата, ученый ищет какие-
либо его признаки, позволяющие судить о значимости с той или
иной степенью уверенности.
Такой признак — профессиональная
репутация ученого
Проблема локализации круга чтения и проблема
`brnpqjni установки на то, чтобы работа была замечена и
прочитана становятся симметричными: практически необозримый
массив публикаций содержит в себе структурирует соревнование
статей за известность. Исследования в Амриканской
психологической ассоциации позволили установить, что от 15 до
23% практики чтения основываются на идентификационных признаках
авторов.
Проявления эффекта Матфея в коммуникативной системе
предполагают прояснение некоторых его следствий в самом
характере научного знания. Кроме всего прочего, они означают,
что Наука не сводится к совокупности единичных открытий,
сделанных многими учеными, как это часто полагается
исследователями, придерживающимися психологических
объяснительных моделей. Наука социальный, а не индивидуальный
феномен.
Действительно, совершение открытия являет собой сложный
индивидуально-психологический, личный опыт. И поскольку
совершение открытия с необходимостью предшествует его дальнейшей
судьбе, природа этого опыта остается одной и той же, независимо
от того, останется ли открытие вне социально распределенной
культуры научного знания или станет функционально значимой
частью этой культуры. Но для развития Науки вовсе недостаточно
изобретения плодотворной идеи, постановки новых экспериментов,
формулирования новых проблем или применения новых методов.
Инновации должны быть эффективно включены в коммуникацию. Именно
это мы называем вкладом в Науку — нечто, привнесенное в общий
фонд знания. Если так, то в конечном счете Наука являет собой
социально распределенный и социально обоснованный корпус знания.
Для развития Науки имеет значение только та работа, которая
эффективно воспринята и использована другими учеными.
Для исследования процесса формирования научного знания
особенно важно рассмотреть социальные механизмы,
регламентирующие и адаптирующие возможные научные вклады,
инкорпорирующие их в определенную область. Рассматривая эффект
Матфея с этой точки зрения, мы можем видеть, что вклады
высокостатусных ученых быстро и интенсивно входят в
коммуникативную сеть Науки и тем самым ускоряют ее развитие.
Эффект Матфея и функции избыточности
Когда сходные открытия сделаны двумя или несколькими
независимо работающими учеными, повышается вероятность того, что
эти открытия будут быстро восприняты корпусом научного знания.
Чем чаще делаются независимые множественные открытия, тем
благоприятнее перспективы их восприятия и использования. Если
какая-либо опубликованная версия открытия не распознана
вследствие «шума» в коммуникативной системе Науки, другая версия
сохраняет шанс стать известной. Это ставит перед нами
неразрешимый вопрос: как определить избыточность усилий,
предпринятых для решения научной проблемы (при условии их
независимости попыток), максимизирующую вероятность такого
решения?
На известность научного результата влияет не только
количество независимо сделанных и опубликованных открытий, но
также положение ученого в стратификационной системе Науки. Проще
говоря, единичное открытие, сделанное ученым с установившейся
репутацией, может иметь такой же шанс на получение известности,
как множественное открытие, сделанное несколькими учеными с
неустановившейся репутацией.
Эта идея может быть
экспериментально проверена
Например, просмотрев индекс
цитирования множественных открытий, легко подсчитать, какие из
них сопоставимы по уровню цитирования с открытиями ученых высших
p`mcnb. Здесь действуют непреднамеренные последствия
стратификационной системы Науки, связанные с повышением
вероятности распространения новых научных вкладов.
Эффект Матфея
проявляется также в том, что великие ученые обычно включены в
процесс множественных открытий. Это справедливо для Галилея и
Ньютона, Фарадея и Максвелла, Хука, Кавендиша и Стенсена, Гаусса
и Лапласа, Лавуазье, Пристли и Шееля, а также для большинства
Нобелевских лауреатов. Величие этих фигур основано на их личных
заслугах в изобретении новых идей и методов, которые, если
принять в расчет множественные открытия, получены множеством
менее талантливых людей. Например, Кельвин был одним из 32
«множественных первооткрывателей», то есть потребовалось бы три
десятка ученых, чтобы заменить одного Кельвина.
Очевидно, известность открытий, сделанных первоклассными
учеными, не сводится к гала-эффектам или несоответствию престижа
личным вкладам. Определенные аспекты социализации, система
ценностей и тип личности вносят определяющий вклад в
формирование известности научного вклада.
Социальные и психологические основы эффекта Матфея
Великие люди Науки выполняют специфические функции. Наука
заключает в себе невообразимое множество различных идей, которые
не могут быть восприняты одним человеком. Требуется
«фокусировка» знания, или преодоление его дисперсности в какой-
либо ключевой идее, что, собственно говоря, и составляет функцию
выдающегося ученого. Фрейд, Ферми и Дельбрюк играли в Науке
харизматическую роль. Они порождали интеллектуальный энтузиазм в
сообществе, которое приписывало им исключительные личностные
качества. Они не только сами достигали блистательных
результатов, но и обладали способностью пробуждать блистательные
идеи в других людях, давая образцы «яркой амбивалентности».
Великие люди не только создавали новые техники, методы и модели
объяснения, но, что более важно, передавали своим коллегам нормы
и ценности исследовательской работы. Часто в поздние периоды их
творчества или после их смерти их личностное влияние
рутинизировалось. Харизма институционализировалась в виде школ и
научных учреждений. Однако основная функция выдающихся личностей
в Науке заключается в том, чтобы ставить проблемы, а не только
решать их.
Эта функция связана с трансляцией этоса Науки, в том
числе вкуса, справедливой и объективной оценки, умении видеть
проблемы фундаментального значения. В определенной степени
функция первоклассных ученых аналогична самоосуществляющемуся
пророчеству: их качества являются одновременно и предпосылкой и
результатом «первоклассной» функции. Конечно, они не начинают
свою карьеру с того, чтобы стать первоклассными учеными. Но
функциональная структура Науки создает таких людей с заданными
качествами. Разумеется, многие из них не получают признания
(например, Г. Мендель отказался от изучения проблемы
наследственности как бесперспективной).
Равным образом, когда эффект Матфея трансформируется в идол власти, он ведет к
нарушению норм универсализма. Отчасти это проявляется в
сосредоточении научных ресурсов в немногих школах, которые
приобретают доминирующее значение и концентрируют вклады. эффект Матфея в Науке II: накопленное преимущество и символизм
интеллектуальной собственности [9]
Парадоксально, но частная собственность в Науке
устанавливается посредством ее свободного распределения в
сообществе тех, кто заинтересован в ее использовании.
Что такое эффект Матфея?
По данным Г. Цукерман, знаменитые
ученые получают непропорционально большое вознаграждение за их
вклады в Науку, тогда как аналогичные результаты относительно
неизвестных специалистов вознаграждаются незначительно.
Предположение, что признание научной работы, осуществляемое
информированными коллегами, а не просто широкой публикой,
создает преимущество для известных ученых, основано на
допущении, что содержание и качество этих, по-разному
оцениваемых, вкладов одинаково или по крайней мере сопоставимо.
Данное условие обеспечивается, когда ученые являются соавторами,
а также в тех случаях, когда аналогичные открытия совершаются
одновременно. Вклады соавторов в научный результат различить,
как правило, невозможно; независимо сделанные открытия, даже
если они не полностью совпадают, достаточно похожи, чтобы
восприниматься лицами, принимающими решение или информированными
коллегами как функциональные эквиваленты.
В Евангелии от Матфея
сказано: «Тому, кто имеет, присовокупится, а у того, кто не
имеет, отнимется» [Мф, 13,12; 25,29]
Аналогичным образом
обстоит дело с распределением психологического вознаграждения и
престижа в Науке. «Эффект Матфея» стал широко известен и
наблюдался в различных областях, в том числе экономике и
социальной политике, в теории управления, в социальной
геронтологии. Интересно, что в дискуссии об «эффекте Матфея»
отмечалось, что приоритет Матфея в данном случае сомнителен,
поскольку Марк [Мк, 4, 25] говорил то же самое раньше, у Луки
тоже есть аналогичные высказывания. Совершенно очевидно, что
само авторство Матфея сомнительно, поскольку он лишь перелагает
Христа. А кроме того, интерпретация евангельского стиха
неоднозначна.
Вероятно, все это дало основания астроному Чарльзу
Гейлкеру утверждать, что, поскольку евангелисты излагают слова
Христа, эффект нужно назвать «эффектом Христа». Однако и здесь
не все ясно. М. Де Йонге, профессор теологии Лейденского
университета, установил, что Христос перифразировал еврейскую
или эллинскую мудрость, аналоги которой имеются в Книге притч
Соломоновых [9,9], Книге пророка Даниила [2,21], а также у
Марциала.
Де Йонге считает, что в современных интерпретациях
речения утрачен его изначальный эсхатологический смысл, который
может быть реконструирован следующим образом: «Посмотри вокруг и
увидите творящееся: если у вас что-то имеется, получите больше,
а если у вас нет даже мелкой монеты, они отберут у вас и то
малое, что у вас есть».
В самом общем смысле
эффект Матфея описывает возрастание
неравенства в накоплении богатства в любой сфере человеческой
деятельности: богатый становится богаче, бедный беднее.
Возрастание абсолютной, а не только относительной, депривации
воспринимается в порядке вещей.
Но дело не так просто
Смещенное
распределение воспризнания со стороны коллег и реальной научной
продуктивности должно быть объяснено с точки зрения процесса
накопления преимуществ в Науке. Впервые Мертон рассмотрел
проблему социальной стратификации в Науке в начале 1940-х годов.
В одной из статей 1942 г. он отмечал накопление
дифференцированных преимуществ в определенных слоях населения,
при этом различия не связывались с различиями в способностях
представителей этих слоев [10] . Понятие накопленного
преимущества оставалось неразработанным вплоть до статьи об
эффекте Матфея и работы «квартета», включавшего Гарриет
Цукерман, Стивена Коула, Джонатана Коула и Роберта Мертона и
игравшего роль своеобразного «незримого колледжа» (великолепная
терминологическая инновация Дерека Прайса).
Этот «квартет» вел
исследовательский проект по проблеме накопленного преимущества в
исследовании стратификации вообще и научной стратификации в
частности. В «колледж» входили также Прайс (до его
преждевременной смерти), Пол Эллисон, Бернард Барбер, Стивен
Бенсман, Юдит Блау, Уолтрер Брафтон, Дэрил Чубин, Дэйд Даннефер,
Саймон Данкен, Мэри Фрэнк Фокс, Южин Гарфилд, Джерри Гастон,
Нико Штеер, Норман Сторер, Стивен Тернер и др. Прайс использовал
понятие Роберта Бойля «незримый колледж» для обозначения
неформальных научных коллективов, члены которых работают над
сходными проблемами.
Смещенное распределение вознаграждений заключается в
следующем. Общее количество научных статей, опубликованных
учеными, значительно варьирует.
Большая часть ученых, имеющих
степень PhD, публикует только одну статью или вообще не
публикует ни одной, зато в некоторых случаях ученый публикует
более 600 статей (Уильям Томсон, лорд Кельвин), а математик
Артур Кейли публиковал в неделю или две по статье и суммарный
список его работ составлял примерно тысячу. Смещенное
распределение опубликованных статей лучше всего описывается
законом обратной квадратической зависимости Альфреда Лотки:
количество ученых, имеющих n публикаций, обратно пропорционально
n2.
В частности, показано, что почти во всех научных дисциплинах
5-6% публикующихся ученых публикуют около 50% статей в их
дисциплинарной области. Смещение распределения усиливается,
когда научные работы цитируются коллегами. Типично в данном
отношении наблюдение Ю. Гарфилда, что в совокупности 19 млн
статей по физическим и биологическим наукам, опубликованных с
1961 по 1980 годы, 0,3% цитировались более 100 раз, 2,7% от 25
до 100 раз, и 58% всех цитированных статей цитировались только
один раз за 25 лет [11] .
Такое неравенство намного сильнее, чем
кривая распределения доходов по
Парето. Анализируя данные
лонгитюдных обследований двух тысяч американских биологов,
математиков, химиков и физиков, разделенных на несколько групп в
зависимости от научной карьеры, Пол Эллисон и Дж. Стьюарт
показали отчетливый значительный рост числа научных публикаций
за предшествующие пять лет и количества цитирований при переходе
от младшего к старшему поколению. Таков эффект накопленного
преимущества. Эллисон и Стьюарт подтвердили гипотезу Цукерман-Мертона, что снижение научной продуктивности с возрастом
обусловлено преимущественно утратой ролевой идентичности
исследователя, и это разделяет ученых на две группы. Гипотеза
формулируется следующим образом. Более продуктивные ученые,
получающие воспризнание в Науке, стремятся сохранять роль
исследователей, тогда как ученые со снижающейся научной
продуктивностью стремятся выполнять другие роли в системе Науки,
не исключая и изрядно опороченную роль администратора в Науке
[12] .
Эта гипотеза была переформулирована и развита Дереком
Прайсом. Он показал, что поскольку вероятность того, что каждый
данный исследователь прекратит публиковаться, снижается, группа
авторов, достигшая порогового значения по общему выпуску, со
временем уменьшается. Постоянно, один за другим, научные
сотрудники выбывают с «фронта». Поэтому ежегодный выпуск группы
как целого будет снижаться даже тогда, когда принадлежащий к ней
индивид сохраняет устойчиво высокий уровень продуктивности на
протяжении всей профессиональной карьеры. Если так, то мы должны
различить эффект «смертности на научном фронте» и уровни
продуктивности в возрастных группах. С. Коул установил, что
публикации физиков, работающих в известных лабораториях,
становятся известными быстрее, чем публикации их коллег из
периферийных университетов [13] .
Здесь мы имеем дело с институциональным феноменом приписывания
p`mmhu дарований (precocity) и, наоборот, квалификации работ
молодых исследователей как ординарных [14] . Подобного рода
прогностические суждения порождают нечто вроде непреднамеренного
подавления научных способностей по схеме самореализующегося
пророчества. В американском обществе, где институты образования
ориентированы на поощрение относительно раннего проявления
способностей (precocity), такого рода случаи особенно типичны.
А. Грегг определел это смещение в системе образования следующим
образом: «Будучи время от времени чрезвычайно щедрой, даже
расточительной, природа дает человеку исключительное дарование.
Зачем же тогда пренебрегать естественным преимуществом,
вознаграждая ранние достижения,
как это мы обычно делаем,
увязывая уровни школьного обучения с хронологическим возрастом и
отсчитывая поступление в школу с шести лет, а поступление в
колледж для подавляющего большинства с 16 до 19 лет?
Если вы
работаете с учениками примерно одного возраста, вы обращаете
внимание на академические достижения тех, кто опережает свой
возраст. Иными словами, вы вознаграждаете ранние дарования,
которые могут свидетельствовать о способностях, которые
проявятся позднее, но могут и ни о чем не говорить. В конечном
счете, вы непреднамеренно преуменьшаете основной образовательный
капитал человека — время, необходимое для созревания» [15] .
Подмеченный Грэггом социальный факт не имеет заметных
последствий для коллективного производства знания и
справедливости распределения. Как пишет Грэгг, ранее дарование
может выиграть в непосредственной конкурентной борьбе, но в
длительной перспективе это происходит за счет мутантов,
развивающихся сравнительно медленнее, чем остальные, но зато
имеющих больший потенциал [16] . Предполагая существование
подобных мутантов с медленным стартом, имеющих большие
возможности, чем другие одаренные люди, Грэгг проясняет только
часть проблемы. Если мы учитываем только «поздние дарования»
(late bloomer), которые получили возможность расцвести, мы
оставляем за рамками обсуждения потенциальные «поздние
дарования», которые, лишенные поддержки в молодости, никогда не
станут дарованиями настоящими.
По сравнению с одаренными
сверстниками они считаются лишенными способностей. Они
проскакивают через институциональное сито определения
способностей, поскольку оно рассчитано на возрастные критерии.
Рассматриваемые системой как посредственности, не имеющие явных
признаков улучшения, многие из этих потенциальных «поздних
дарований», по всей вероятности, начинают в это верить и ведут
себя соответствующим образом. По крайней мере, кое-что зная о
формировании представлений о себе, мы может предполагать, что
дело обстоит именно таким образом.
Большинство из нас, а не
только так называемые «ориентированные на других», формируют
образы себя – в том числе представления о своих возможностях и
достижениях – на основе представлений, которые сложились у
других. И именно те представления о нас, которые сформировались
институтами власти, порождают представления о реализации наших
возможностей: если преподаватели, проверяющие нашу успеваемость
и установку на учебу, сравнивают наши результаты с результатами
наших сверстников и приходят к выводу, что мы неординарны и
обращаются с нами соответствующим образом, они подталкивают нас
к тому, чтобы мы стали такими, какими они нас представляют [17]
.
Намного более отчетливо феномен институционализированного
преимущества проявляется при сравнении способностей молодых
людей из различных социальных и этнических групп. Потенциальные
«поздние дарования» в менее привилегированных стратах несут
ank|xhe потери, чем аналогичный контингент в среднем и высшем
классах. Если молодые люди из бедных слоев не обнаруживают явных
дарований, не демонстрируют в раннем возрасте выдающихся
способностей, отмеченных стипендиями и грантами, они прекращают
обучение и почти во всех случаях не реализуют свои возможности.
Потенциальные «поздние дарования» в успешной среде имеют более
благоприятные перспективы для отложенного признания.
Даже если
они не очень хорошо учились в школе, они все равно стремятся
поступить в колледж
Ценности, разделяемые их школьной группой,
диктуют такую стратегию поведения, и родители контролируют этот
процесс. Оставаясь в системе, они имеют возможность в свое время
попасть в поле зрения тех, кто осуществляет отбор. Но многие,
такие же, как они, «поздние дарования», но из низших слоев,
скорее всего, будут потеряны. Таким образом, предрасположенность
наших институций к «ранним дарованиям» самым отрицательным (и
неявным) образом проявляется на судьбе потенциально одаренных
людей, имеющих неблагоприятные экономические и социальные
условия [18] .
Подобного рода последствия не обязательно должны
быть результатом целенаправленных действий людей, вовлеченных в
функционирование институтов образования и тем самым создающих
образы социальной селекции. Таковы непредвиденные и
непреднамеренные последствия целенаправленного социального
действия — в данном случае поощрения ранних проявлений
способностей. Это не явные, а латентные социальные проблемы, то
есть социальные условия и процессы, которые так или иначе
согласуются с определенными интересами и ценностями общества и
дополняют их, но как таковые не распознаются [19] . При
определении тех, чьи способности не получили социального
воспризнания вследствие отмеченного неравенства в системе
учебной подготовки и оценки достижений, социологи интересуются
прежде всего социальной проблемой, требующей институциональных
нововведений для уменьшения или устранения смещений в оценке
способностей.
Так или иначе, то, что присуще накоплению преимущества и
недооценки на ранних этапах образования, свойственно и поздним
стадиям карьеры тех людей, которые вошли в Науку, но, не имея
явного первичного воспризнания, перераспределяются в менее
перспективные области научной деятельности, где ресурсы
относительно ограничены. Имеются в виду нехватка необходимого
оборудования и персонала, большое время, затрачиваемое на
выполнение обязательных, но второстепенных задач, и, кроме всего
прочего, отсутствие интеллектуальной среды и
высокопрофессиональных коллег, которые будят мысль и заставляют
думать окружающих.
Немаловажное место в числе ресурсов Науки
занимает и сосредоточение на стратегических узлах в сети научной
коммуникации, обеспечивающих доступ к информации на переднем
крае исследований. Можно предположить, что некоторые контингенты
«неодаренных» научных сотрудников на пажитях
[пастбищах, нивах, просторах, сферах... -
FV] Науки (in the
vineyard's of science) находятся в невыгодном положении с точки
зрения накопленного отсутствия преимущества, которое фактически
отстраняет их от научной деятельности.
------------------------
[1] Merton R.
The Matthew effect in Science // Science. 5
January, 1968. 159 (3810). P. 56-63; Merton R. The Matthew effect in science, II: Cumulative advantage an the symbolism of
intellectual property // ISIS. 1988. Vol. 79. P. 606-623.
[2]
Хоуторнский эффект изложен в кн.: Батыгин Г.С.
Лекции по
методологии социологических исследований, М.: Аспект-пресс,
1995.
[3]
Zuckerman H. Scientific elite: Nobel Laureates in the United
States. New York: Free Press, 1977.
[4] Hagstrom W. The scientific community. New York: Basic Books,
1965. P. 24-25.
[5]
Merton R. The Matthew effect in Science // Science. January
5, 1968. Vol. 159. No. 3810. P. 56063.
[6]
Ackoff R.L., Halbert M.H. An operation research study on the
scientific activity of chemists. Cleveland, 1958.
[7] Protect on scientific information exchange in psychology.
Vol. 1. Washington, DC, 1963.
[8] Cole S., Cole J. Visibility and the structural bases of observability in science. Paper presented before the American
Sociological Association. 1967.
[9] Merton R.
The Matthew effect in Science, II: Cumulative
advantage and symbolism of intellectual property // ISIS. 1988.
Vol. 79. P. 606-623.
[10] Merton R. The normative structure of science // Merton R.
Sociology of Science. P. 273.
[11] Garfield E. The Award of science and other essays.
Philadelphia: ISI Press, 1985. P. 176.
[12] Allison P., Stewart J. Productivity differences //
Sociology of science / Ed. by R. Merton. P. 519-537.
[13] Cole S. Professional standing and the reception of
scientific discoveries // American Journal of Sociology. 1970.
Vol. 76. P. 291-292.
[14] Cole J., Cole S. Social stratification in science. Chicago:
University of Chicago Press, 1973. P. 112-122.
[15] Gragg A. For future doctors. Chicago: University of Chicago
Press, P. 125-126.
[16] Gragg A. For future doctors. Chicago: University of Chicago
Press, P. 125.
[17] Многочисленные исследования об эффекте самореализующегося
пророчества развивают идею эксперимента Роберта Розенталя. См.:
Rosental R., Jacobson L. Pygmalion in the classroom: teacher
expectation and pupil’s intellectual development. New York:
Holt, Rinehart & Winston, 1968. См. также: Cooper H., Good T.
Pygmalion grows up: Studies in the expectation communication
process. New York, London: Longman, 1983.
[18] Merton R. “Recognition” and “Excellence”. P. 428-429.
[19] Merton R. The unanticipated consequences of purposive
social action // American Sociological Review. 1936. Vol. 1. P.
894-904;
[20]
Merton R. Social research and practicing profession //
Ed. by A. Rosenblatt, T. Gieryn. Cambridge: Abt Books, 1982. P.
43-99.
Наука
www.pseudology.org
|