№ 04, 26 января 1998   Людмила Целиковская: "Стой под дождём!.." гипертекстовая версия ЛЮДМИЛА ЦЕЛИКОВСКАЯ: «СТОЙ ПОД ДОЖДЕМ!..» В квартиру звонили долго и как-то очень заливисто и весело. Обычно звонок в дверь главного режиссера Вахтанговского театра Рубена Симонова звучал коротко и даже робко. А тут такие необычные трели! Открыл дверь удивленный сын -- Женя. На пороге стояла шестнадцатилетняя светловолосая девушка с удивительно лучистыми голубыми глазами и улыбкой, напоминающей перевернутую вверх радугу. «Здрасте!» -- необычно звонко и задорно сказала девушка и первой протянула руку. Женя покраснел и внезапно улыбнулся в ответ. Не улыбнуться в ответ ей было просто невозможно. Это была Люся Целиковская. Когда будущая студентка Щукинского училища читала в кабинете Симонову «Сон Татьяны», Женя приставил стул к стеклянной двери и стал подсматривать. Но не смог удержаться и ввалился вместе со стулом в комнату. Девушка встряхнула кудряшками и засмеялась так заразительно, что строгий экзаменатор тоже расхохотался. Они все и не подозревали тогда, что будут связаны вместе на протяжении всей жизни работой в Театре Вахтангова. Лет двенадцать-тринадцать назад, когда театр переживал не лучшие времена, на собрании решалась судьба режиссера Евгения Рубеновича Симонова. Целиковская, одна из немногих, заступилась за него. «Я вошла в этот дом девочкой...» -- говорила она тогда. Борис ПОКРОВСКИЙ, театральный критик: «Целиковская была кумиром нескольких поколений. Она пришла на смену тому времени, когда героинями экрана были Любовь Петровна Орлова и Марина Алексеевна Ладынина. Хотя они продолжали сниматься, но их часы уже как бы перешли через «полдень», а она только взлетала. Школьницы восьмого-десятого класса старались носить платья как у Целиковской, они завязывали бантики точь в точь, как она завязывала в своих фильмах. Она сразу снялась подряд в нескольких фильмах. Первые ее фильмы -- «Антон Иванович сердится» и «Сердца четырех» -- вышли в годы войны. Она сыграла там свою современницу, и этот образ затем так или иначе трансформировался. Потом были «Воздушный извозчик», «Беспокойное хозяйство», «Близнецы». Эти фильмы, с одной стороны, принесли необычайную популярность и любовь у «широких народных масс», но с другой -- они не вызывали особых чувств восхищения у взыскательного зрителя и критиков. Это было «кино для всех» того времени. Все с удовольствием смотрели, пересказывали сюжеты, некоторые фразы из этих фильмов запоминались и повторялись, как пословицы... Особую роль играют две ее работы в кино: царица Анастасия в «Иване Грозном» Эйзенштейна и жена Дымова в «Попрыгунье» Самсонова. Это была уже другая Целиковская. Значительным явлением в театральной жизни стали ее роли в спектаклях Вахтанговского театра: «Мадемуазель Нитуш», «Много шума из ничего», «Соломенная шляпка», «Глубокие корни», «Ромео и Джульетта», «Идиот», «Коронация», «Маленькие трагедии», «Дамы и гусары» и «Старинные русские водевили». Ее отец, Василий Васильевич Целиковский, был очень известным дирижером. Когда его пригласили дирижировать в Большой театр, он переехал в Москву с женой и дочкой из родной Астрахани. Ее мама пела в Большом театре Снегурочку, у нее было очень красивое сопрано. Люся выучила ноты раньше, чем азбуку. Силы голоса для оперной певицы ей не хватало, а для пианистки у нее была слишком маленькая рука, хотя она продолжала учиться в Гнесинке. Отец часто брал ее в оркестр Большого, где она играла на литаврах. Когда она была в Вене, ей разрешили сыграть на клавесине Моцарта. Но она мечтала стать артисткой. Людмила МАКСАКОВА, актриса Вахтанговского театра: «Моя мама (оперная певица Мария Максакова. -- Прим. ред.) и мама Людмилы Васильевны Екатерина Лукинична, астраханские барышни-подружки, пели в церковном хоре. Василий Васильевич был их регентом. Потом они все переехали в Москву, там их пути разошлись... Мы встретились с Целиковской в 1961-м, когда я пришла работать в театр. Вначале я была для нее дочкой Максаковой, потом мы подружились, несмотря на разницу в возрасте. Она была необыкновенной женщиной из особой породы людей-астраханцев. Всесторонне развитая, необычайно одаренная, писала пьесы, великолепно пела. И при этом в ней не было и тени зазнайства. Недаром говорят, что надо пройти огонь, воду и медные трубы. Последнее далеко не каждому дано пройти. Многие становятся павлинами... Общаясь с ней, вы бы никогда не почувствовали ее славы. Она всегда умела определить для себя -- что главное, а что нет. Главным для нее были дом, семья и театр. Она умела радоваться жизни, ее не смущали никакие неудобства и мелочи жизни. Когда мы вместе ездили на гастроли, она брала с собой кипятильник, кружку, плиточку, кастрюльку и пачку «Геркулеса». При всех ее талантах у нее была единственная робость -- перед техникой. За границей она первой решительно влетала в номер и сразу же кидалась «наводить порядок»: нажимала какие-то кнопки, что-то включала, выключала... Но все это не очень поддавалось ей. Я ей тогда говорила: «Люся, техника в руках дикаря мертва». С Жаровым они встретились в Алма-Ате на съемочной площадке. Он был старше ее на 19 лет. Михаил Иванович создавал для нее (в военное время!) голливудские условия для съемок. На свет всегда ставили дублершу, а макияж был американский, максфакторский. Премьера «Воздушного извозчика» состоялась на фронте, фильм показывали в землянках. Когда бойцов на передовой спрашивали, какой фильм им привезти, они заказывали: «Кино с Целиковской!». Жаров и Целиковская отправились на фронт под Орел в воздушную армию М.М. Громова в полк Марины Расковой. Там они провели три месяца, выступая перед бойцами. Часто во время сеанса раздавалась команда: «Воздух!». При них наши брали Орел. Актеров перевозили на аэродромы на самолетах «У-2». Во время одной из «премьер» немцы совершили налет на ложный аэродром. Так появился сюжет «Беспокойного хозяйства». Александр АЛАБЯН, сын Людмилы Целиковской: «Мы въехали в эту квартиру на Садовом сразу же, как дом был построен, в 54-м. С тех пор наша семья в нем и живет. Отец приехал в Москву из Армении учиться во ВХУТЕМАСе в 23-м году. Был главным архитектором Москвы, по прямому указанию Сталина построил Театр Красной Армии в форме звезды, был ответствен за застройку всего Ленинградского проспекта. На Соколе названа улица его именем. Они с мамой познакомились в 48-м году на вечере Вахтанговского театра. Отец мой был большим любителем искусств, к тому же близким другом Рубена Симонова. В 49-м уже родился я. Вначале мы жили в отцовской мастерской на улице Горького. Отца сняли с работы, чуть не арестовали, поэтому зарабатывала одна мама. Отца обвинили в том, что он японский шпион. Его спас друг детства Анастас Иванович Микоян. У отца были споры с Берией и Кагановичем. Они напрямую курировали строительство Москвы и давали «ценные» указания академику архитектуры. Папа возражал против строительства сталинских «высоток», которые съедали много денег, ведь надо же было расселять людей из коммуналок. Берия однажды позвонил отцу по вертушке и приказал принять на работу одного человека. Отец долго сопротивлялся принимать человека, не имевшего отношения к архитектуре. Тогда Берия приказал: «Партбилет на стол положишь!». Через месяц протеже Берии арестовали. Отца сняли со всех постов и работ, год он вообще не работал. Кстати, многие до сих пор считают, что мама была любимой актрисой Сталина и могла помочь отцу. А Сталин ее как раз не любил. Когда он посмотрел «Ивана Грозного», то, оказывается, сказал: «Такие царицы не бывают». У нее была слишком живая красота, не вписывалась она в сталинский тоталитарный стиль. Живая игривая девочка, такой она была и царицей Анастасией. Она и снималась все время не в сталинских фильмах, где пьют за его здоровье и громко кричат «ура». Это были музыкальные или бытовые комедии. Они до сих пор смотрятся, потому что там нет политики. Она не попала в любимицы вождей, а потом в лагерь, потому что никогда не поддавалась им. У мамы был характер твердый, она не давала спуску никому и не подпускала к себе. Она играла, снималась, ходила на приемы, но никакой приближенности не было, она не допускала интимности в отношении с властями. Поэтому, наверное, и осталась жива. В нашей квартире жила большая семья: мама, папа, бабушка, мамина мама, и я. Потом появилась моя жена, сын, теперь -- невестка и внук. Мы всегда жили вместе, так хотела мама. Внук Каро всегда называл ее Люсей, а не бабушкой. Она была для него не строгим ментором, а подружкой. И это маме очень нравилось. Отец умер, когда мне было десять лет, так что воспитывала меня она одна. Мама была очень строгая, достаточно жесткая, хотя внешне и баловала. Пеклись пирожки, делались соки... Но в моральном плане она довольно жестко меня муштровала. Никаких поблажек. Утром она будила меня, я сильно болел, и следила за моим здоровьем, закаляла. Она была категорически против того, чтобы я стал актером: «Я не понимаю мужиков, которым хлопают, а они кланяются. Я хочу, чтобы ты был настоящим мужчиной». Будучи силен в математике, я поступил в Московское техническое училище имени Баумана, потом защитил диссертацию, а сейчас возглавляю строительную фирму. Видимо, передались гены папы. 19 декабря 1997 года в Ереване был открыт памятник архитектору Каро Алабяну -- к столетию со дня рождения. На открытии мы были вместе с сыном -- Каро-младшим. Кстати, мой сын, которому сейчас 23 года, работает в крупной российско-немецкой строительной компании. Опять гены отца перетянули». Мужем после смерти Алабяна у нее был Юрий Любимов. Они учились в Щукинском, только Любимов был на два курса старше. А встретились на сцене: она была Джульеттой, а он -- Ромео. Юрий Петрович пришел жить в их дом. Всей семьей ездили отдыхать в Крым на машине, Саша всегда был с ними. Они прожили вместе почти 20 лет, а разошлись в одночасье. Просто развели мосты, остались на разных берегах. Сейчас ни Александр, ни Юрий Петрович не встречаются. Александр АЛАБЯН: «Я глубоко благодарен Юрию Петровичу, что он поддержал маму после смерти моего отца в 59-м году. Вспоминаются наши ежегодные поездки в Крым на машине. Мы весело проводили время в Новом Свете и в Форосе, плавали, играли в теннис, шутили. Хотя, хочу отметить, я никогда не был близок с Юрием Петровичем. Наши отношения не очень сложились -- видимо, мы просто разные люди, как сейчас говорят, биологически несовместимые. Вместе с тем я отдаю должное его гражданской позиции, творческому мастерству. Воспоминания об интересных годах, проведенных вместе, до сих пор в моей памяти. Они расстались в 80-м году и больше не общались. Когда умерла мама, Юрий Петрович не приехал на похороны и даже не прислал телеграммы». Людмила МАКСАКОВА: «Это сейчас говорят, что «Таганка» -- это официально разрешенное диссидентство. Такая ерунда! Для создания такого театра нужны были тогда личное мужество и смелость. А сколько раз его потом закрывали, запрещали спектакли. Вот вам знаменитый случай. Как-то Юрия Петровича вызвали очередной раз к высокому начальству -- стоял вопрос о запрещении спектакля. Людмила Васильевна позвонила в секретариат. Ее тут же соединили, ведь ее имя действовало всюду, как «Сезам». И она громко звонким голосом прокричала в трубку, так что было слышно крупному начальству: «Юрий, не унижайся! Немедленно домой! И купи по дороге можайского молока». Она ничего и никого не боялась! Однажды она мне рассказала: «Представляешь, мне предложили заниматься стукачеством! Я тут же нашлась и сказала: «Не могу! Вы знаете, я во сне разговариваю!». У каждого поколения есть свои кумиры. Целиковская была кумиром 40-х годов. Солнечная женщина с лучистыми глазами. Молодые люди присылали ей письма, где предлагали руку и сердце. Однажды она шла по улице в Ленинграде, а навстречу шла рота солдат. Когда они увидели Целиковскую, остановились, взяли ее на руки и несли несколько кварталов на руках. А вся улица ей аплодировала. Она любила жизнь во всех ее проявлениях. Играла в теннис, любила лес, походы за грибами, ягодами. Любила вязать, переводила с английского пьесу «Хэлло, Долли!» и пьесы Теннесси Уильямса. Обожала принимать гостей, причем столы накрывались отменные. Все готовила сама с мамой, любила угощать, поиграть в карты, спеть романсы. Обожала музыку, живопись, книги. «Антон Иванович сердится» вышел в первый год войны. Ее первая роль -- это «Мадемуазель Нитуш», спектакль, который уже ставился в эвакуации. Роль Денизы она играла в очередь с Галиной Пашковой. В Вахтанговском надо было уметь не только хорошо двигаться, танцевать, но и петь. На сцене театра, которому служила 40 лет, она сыграла около 40 ролей. Она никогда не изменяла своему Театру. Александр АЛАБЯН: «Каждый год мы до сих пор встречаемся в день ее рождения, 8 сентября, у нас дома. Слава Шалевич, Маша Вертинская, Надя Якунина, Люда Максакова. Наши семейные друзья. Она была счастлива и всегда об этом говорила. У нее были дом, дача, сын, семья, успех в кино, любимый театр. Она часто говорила: «В своей жизни я сделала два хороших дела -- родила сына и купила дачу». Она руководила строительством, колесила на своих «Жигулях» по Подмосковью за стройматериалами, вырыла колодец. Знала где что купить, где достать вагонку, когда привезти. Могла сказать твердо со знанием дела: «Вася, это надо переделать». Обустройством дома она тоже сама занималась, спрашивала иногда совета у подруг, но в основном на все у нее было свое мнение. Может, она чего-то не знала, но мнение было. Свою спальню она сделала в синих тонах. Теперь там живет ее любимый внук Каро с женой. До сих пор наша квартира сохранилась в том же виде, как было при маме. Она была легкий человек, не покладистый, а легкий. Ее последнее звание -- народная артистка России. Более высокое звание ей не дали из-за Любимова, хотя они и разошлись». Вячеслав ШАЛЕВИЧ, артист Вахтанговского театра: «В ней был азарт. Она была легендой всей страны. Со спектаклем «Деньги, коварство и любовь» по «Голубой книге» Михаила Зощенко мы объездили весь СССР. Украина, Молдавия, Грузия, Армения -- повсюду ее встречали с восхищением: «Целиковская!». Мы были связаны вместе этим спектаклем на протяжении десяти лет. Всего было сыграно более 1000 спектаклей! Когда выбираешь надолго команду, то, конечно, хочется выбрать, кроме популярного, человека компанейского. Поезда, самолеты, жуткие гостиницы, машины... Но если этот спектакль и жил долго, то во многом благодаря Целиковской, которая была совершенно удивительным товарищем. Ее совершенно не волновало, в какой машине она едет, какое у нее купе или номер. Главное -- быть вместе со своими товарищами. Она с удовольствием участвовала в капустниках, розыгрышах, да и сама поддавалась им. Однажды в Ташкенте нас поселили в жуткую гостиницу с низкими балконами. Мы с Мишей Воронцовым жили в одном номере, она жила под нами. Как-то вечером раздается звонок: «Слава, здесь очень страшно, говорят, тут лазают по балконам». Мы с Мишей тут же решили ее разыграть: повесили на вешалку большую белую рубаху и спустили на веревке под ее окно. Раскачали и постучали рубашкой по стеклу. Внизу раздался сдавленный крик: «А-а-а!» и моментально погас свет. У нас зазвонил телефон: «Слава! Ко мне лезут! Быстро спускайся!». Я спустился, рубашка за окном шевелилась как живая, только Миша явно брал влево. Я невольно шепотом стал давать ему команды: «Правее, правее!». Вдруг зажегся свет: «Я все поняла! Сволочи! Меня, старую, разыгрываете. А если бы мне стало плохо?». Она открывает балконную дверь и кричит: «Миша, прекрати! Я забрала твою рубашку». Я никогда не забуду, как мы ехали в Грузии со спектакля и впереди случился обвал. Наш автобус оказался в ловушке. Людмила Васильевна занервничала, жара стояла страшная. Вдруг в окне показался грузинский красавец из спецназа, увидев ее, моментально заулыбался: «Целиковская! Как, вы здесь? Почему так нервничаете? Что вы хотите?» -- «Что хочу? Шампанского!». Через секунду в окне появилось холодное шампанское. Все сорок минут, что расчищали дорогу, он смотрел на нее не отрываясь, как на богиню». Надежда ЯКУНИНА: «Юрий Петрович ее называл «Циолковская» или «Генерал». Себя он считал всего лишь полковником. Звоню однажды к ним домой и попадаю на Любимова: «Юрий Петрович, приедете завтра к нам обедать?» -- «Наденька, как Генерал скажет!». Так было все на плечах Людмилы Васильевны. Она любила кормить не только свою большую семью, но и угощать всех, кто приходил к ней в дом. Домработниц не держали: только она и ее мама. Стряпали, пекли пироги, готовили... Саше она уделяла очень много внимания, там всегда были репетиторы, учителя... Анастас Микоян, который был другом семьи, как-то сказал: «Она прекрасно воспитала сына Алабяна». Саша был, по ее словам, самый главный мужчина в ее жизни. Театр на Таганке был ее вторым ребенком. Она давала поддержку Любимову, помогала во всем. Она делала основу для спектакля, которую называла «болванка», например к «Деревянным коням» Абрамова. На премьере Федор Абрамов встал и сказал: «Этого спектакля бы не было, если бы на отдыхе в Прибалтике Людмила Васильевна не прочитала мою книгу». А спектакль «А зори здесь тихие...»! За одну ночь Люся прочла в свежем номере «Юности» повесть Бориса Васильева и к утру уже делала «болванку» пьесы». Станислав САДАЛЬСКИЙ, актер: «Мы вместе снимались в фильме Мотыля «Лес» в Николо-Прозорове. Я играл молодого любовника Гурмыжской, которую играла Целиковская. Вечером мы поели грибочков, которые нажарила Людмила Васильевна, и разошлись. Наутро мне по сценарию надо было лезть по карнизу. Декорации были плохо укреплены, я сорвался и грохнулся с огромной высоты. Лежу ору -- рука буквой «Х», изо рта кровь идет. Вокруг все столпились и причитают: «Он умрет, он умрет». Вызвали местных фельдшеров, которые решили меня везти в сельскую больницу. Я тут же очнулся и заорал: «Позовите Люсю!». Она прибежала в халате, всех растолкала и отдала приказ: «Только в Склифосовского!». Посадила меня в машину, и мы помчались по Дмитровскому шоссе в клинику. Там она сразу же всех «построила» и добилась того, чтобы вызвали хирурга высшего класса. Она потрясающая женщина! Буквально спасла мне жизнь: при осмотре выяснилось, что я отбил почки и печень...» Вы когда-нибудь видели на голубом небе радугу, концами уходящую вверх? Напоминающую радостную улыбку, раскрашенную разными красками? На открытии памятника в день рождения Целиковской на Новодевичьем кладбище расцвела радуга. Концами вверх. Как-то у ее мамы спросили, почему так легко жить рядом с Люсей? Она подумала и ответила: «С Люсенькой хорошо просыпаться! С детства она просыпалась и пела!». Она учит жить и сейчас! Прочитайте ее любимые строчки: «Стой под дождем. Пусть проникнут в тебя его стальные стрелы. Стой несмотря ни на что. Жди солнца. Оно зальет тебя сразу и беспредельно». Ирина ЗАЙЧИК Фото из семейного архива, репродукции Л. Шерстенникова Встречи, люди, нравы, судьбы....время   www.pseudology.org