Наталья Давыдова
Москве не нужен Эль Греко
Чиновники могут лишить город уникальной художественной коллекции
Белютин у себя дома. Фото Дениса Тамаровского из НГ-фотоНина Михайловна МолеваЗа последние годы многие из знаменитых частных коллекций России распроданы, вывезены из страны. Не исключено, что такая же участь ждет коллекцию Нины Молевой и Элия Белютина, которые хотели завещать её Москве

Нина Молева и Элий Белютин хотят открыть свою коллекцию людям, превратив её в частный музей. Еще они хотят завещать эту коллекцию городу, в котором прожили всю жизнь. Однако задача оказалась неразрешимой.

Завтрак в музее

О том, что в старой московской квартире в самом центре Москвы, в которой живет художник Элий Белютин и его жена, искусствовед, историк и литератор Нина Молева, обитает еще и потрясающая коллекция западноевропейского искусства XV - XVII веков, слышали многие. Но видели её немногие.

Мы с Ниной Михайловной идем из гостиной в столовую. На стенах - Эль Греко, Пуссен, Йорданс... "Здесь, обратите внимание, эскиз Рубенса к картине, которая хранится в Пушкинском, - рассказывает она. - Рядом, посмотрите, портрет работы Ван Дейка. А это Мурильо".

Меня усаживают за стол напротив работ Эль Греко и Тициана, предлагают кофе. Фантастика, думаю про себя, замечая трещины у потолка прямо над картинами.

"Многое, что происходило и происходит с этой коллекцией и собиравшими её людьми, похоже на фантастику", - словно читая мои мысли, говорит хозяйка квартиры.

Семейные истории

Коллекцию начал собирать 137 лет назад дед её мужа, художник московской конторы императорских театров Иван Егорович Гринев. Как исполнитель декораций в Большом и Малом театрах он получал большие деньги и ездил в Европу на аукционы. Для своей коллекции он и дом построил во Втором Красносельском переулке - была мечта, чтобы и у него был музей, как, например, у купца Щукина. Тот в своем особняке в Большом Знаменском каждое воскресенье самолично встречал всех желающих и показывал им свое собрание.

Опоздал дед: шел 14-й год, подоспел и 17-й. Человек он был умный, а потому коллекцию спрятал на чердаке - картины были навернуты на валы, укрыты рогожами и завалены мусором. Так и пролежали до 49-го года. В 19-м коллекционер умер от сыпняка, оставив на этом свете жену, бывшую княжну Марию Курбатову, которая была почти на сорок лет моложе его, и дочь. Когда его увозили в сыпной барак, он просил жену, если не будет крайней нужды, сохранить коллекцию.

- Что вы думаете? Они прожили всю жизнь, не продав ни единой вещи, - сообщает мне Нина Михайловна. - Мария Никитична дожила до 98 лет.

В 21-м дочь Марии Курбатовой выскочила замуж за итальянца. Вокруг разруха, голод, а тут - муж-итальянец по имени Микеле, сын известного оперного дирижера Паоло Стефано Белуччи, который, узнав о рождении внука и о коллекции его новой семьи, присылает в далекую непонятную Россию - что бы вы думали? - "Мадонну с младенцем и Иоанном Крестителем" кисти Джованни Батиста. Микеле, превратившийся в России в Михаила Белютина, оказался талантливым литератором, немало зарабатывал и тоже заразился семейной страстью: на аукционах по распродаже конфискованного из царских дворцов добра приобрел, например, картины Веронезе и Тициана. Но в 27-м к ним домой пришли люди в кожанках, увели его в соседний двор и расстреляли. Потом вернулись и сказали жене, что завтра она может получить тело мужа в морге. Два следующих года, говорит Нина Михайловна, её будущая свекровь провела в клинике в нервной горячке.

Коллекция пережила на чердаке и войну, и бомбежки. Среди защищавших тогда Москву от фашистов был и 16-летний мальчик, названный по желанию итальянского деда-дирижера Элигием - в честь святого, покровителя ремесленников и художников (для родных - Элик). На фронте ему прострелили легкие, там он заработал газовую гангрену левой руки, но остался в живых и стал художником. Когда он встретил свою будущую жену Нину и впервые увидел квартиру её родителей в старомосковском доме с европейской мебелью XVI- XVIII веков, собранной дедом Нины, царским генералом, то был поражен. Она была создана для того, чтобы разместить здесь коллекцию, начатую его дедом!

Как удалось уберечь коллекцию от разорения в те пусть оттепельные, но далеко не безоблачные годы? Может быть, спасло то, что у них в гостях бывали известные люди, такие, как Тамм и Капица. Или то, что семья одаривала советские музеи: "Кусково" подарили обстановку целой комнаты, "Останкино" - портрет Бортнянского кисти Брюллова, Третьяковке - 14 картин... В своей музейной квартире Нина Михайловна и Элий Михайлович спокойно дожили до начала 90-х, когда в России вновь заговорили о частной собственности, а они задумались о создании частного музея и решили оценить свои сокровища.

Экспертиза

Они пригласили к себе экспертов французского аукционного дома "Отель Друо". Те провели в квартире неделю, взяли за работу 10 тысяч долларов и оставили супругам простыни заключений по каждому предмету коллекции. Авторство всех ценностей было подтверждено. Стоимость собрания тоже была названа, - исходя из стартовых аукционных цен, 400 млн. долларов. А потом закончилась фантастика. И начался детектив.

Хитрая квартира

Летом 93-го "Центрнаучфильм" снимал у них фильм "История одной коллекции". Съемки закончились, они с мужем должны были уже улететь в Италию, но с загранпаспортами вышла задержка, и они сидели дома и пили чай. И вдруг раздался страшный грохот, потолок стал лопаться.

"Я помчалась наверх, там была коммуналка, позвонила (звонок не работал) и со всего маху ударила в дверь. Дверь открылась. В квартире - ни одной перегородки, пол весь поднят, в межэтажном перекрытии выпилены пять балок, около этой дыры стоит электрический подъемник с тросами и крюками, рядом - несколько человек в камуфляже, а на подоконнике лежит каталог нашей коллекции, изданный в Италии. Стало страшно". Она кинулась звонить в соседние квартиры. Потом набрала номер Краснопресненского райсовета, которым тогда ведал Краснов. Он приехал через 15 минут, привез с собой начальника РУВД и районного прокурора. Людей в верхней квартире уже не было - кто бы рискнул их задерживать?
 
Потом приехали люди из МУРа и ФСБ и заколотили крест-накрест дверь разломанной квартиры. А вечером к ним пришел некий Геннадий Гройсман, гражданин Канады и руководитель СП "Сватстрой", занимающийся, как сообщил гость, реставрацией Кремля. Он объяснил, что квартиру наверху купил он, хотя и на другое имя (как выяснилось позже, на имя некоего С. Буденкевича). И предложил сделку - он вывозит их коллекцию на Запад, продает и рассчитывается из расчета 50 на 50. Или продает им свою разломанную квартиру за 120 тысяч долларов - потолка-то у них теперь считай что нет.

Тому господину они предложили убраться. Но как теперь здесь жить? Им опять взялся помочь Краснов: в августе 93-го он написал о бедственном положении коллекции председателю Верховного совета Хасбулатову. От него письмо переслали мэру Москвы.

Визит

Потом в столице была пальба, и Юрий Лужков появился в их квартире только в ноябре. Вместо обещанных 40 минут он провел здесь три часа, осмотрел каждую картину. Нина Михайловна рассказала ему о желании своем и мужа превратить квартиру в частный музей, наподобие тех, что существовали до революции, сделать его бесплатным и открыть для всех, а впоследствии завещать городу.

А вскоре после этого разговора в их квартиру (хозяйка опять оказалась дома одна) пришли три московских чиновника: начальник государственно-правового управления мэрии Донцов, председатель комитета по культуре Бугаев и один из его замов.
Чиновники требуют долю?

Они выложили перед хозяйкой проект договора об их с мужем совместной деятельности с правительством Москвы, после выполнения которого и должен был появиться на свет желанный музей. Текст этого документа Нину Молеву глубоко поразил: "Из него следовало, что все наше имущество подлежит немедленной описи и мы больше не имеем права ничего с ним делать. И что музей будет организован только после того, как мы напишем завещание в пользу Москвы". Но больше всего Нину Михайловну потрясло другое. "После надлежащего исполнения сторонами своих обязанностей, - говорилось в бумаге, - музей становится совместной собственностью граждан Белютина и Молевой и правительства Москвы" (выделено ред.). Она не поверила своим глазам. Неужели им предлагают подарить свою коллекцию чиновникам?

Надо сказать, что столичных чиновников Нина Молева знает давно и даже успешно борется за спасение от них московских памятников. Поэтому она сказала гостям, что у нее слабые очки, а сильные - в другой комнате, и ушла вглубь квартиры, прихватив с собой бумагу, где её и спрятала.

Г-н Донцов не ожидал такого поворота сюжета:

- А я слышал, что вы интеллигентная женщина. Значит, не согласны? Тогда верните документ
- Не верну
- Вы обязаны его вернуть
- Не обязана

Ситуация, по словам Нины Михайловны, была неуютной, но чиновники ушли ни с чем.

А коллекционеры остались - под грозившими обвалиться в любой момент потолками (в коридоре, ванной и туалете они обрушились очень скоро) и мучившим их вопросом: может быть, градоначальник не понял, что они хотели открыть в Москве первый частный художественный музей c коллекцией мирового уровня? С разделом истории семьи, собравшей и хранившей коллекцию почти полтора века. Что сами готовы составить экспозицию. Что музей будет подарком Москве и перейдет городу целиком после их смерти - по завещанию. Может быть, все извратили чиновники, готовившие ту проклятую бумагу? Спросить об этом самого мэра не удалось - Юрий Лужков с тех пор ни разу не согласился принять их для личного разговора.

Шантаж

Между тем, чтобы спасти их квартиру, необходим проект восстановления одновременно сразу двух квартир - их и до сих пор раскуроченной верхней. Такой ремонт очень дорог, но пострадавшие давно предлагают сделать его за свой счет. Понятно, что заниматься этим с "чужой территории" было бы просто нереально. Приобрести разрушенную квартиру они предлагали чиновникам еще в 95-м году. (Тем более что те уверяли: город её у неведомого г-на Буденкевича выкупил).

И чиновники после долгих переговоров пошли им навстречу. В мае 1996-го семья получила официальную бумагу из департамента муниципального жилья. В ней сообщалось, что вопрос о продаже квартиры рассмотрен на заседании правительства Москвы. Принято решение "о продаже вам вышеуказанной квартиры по цене 246 437 049 рублей при условии постановки коллекции на государственный учет и подписания договора дарения произведений искусства г. Москве" (выделено ред.).

- Вот вы, журналист, объясните мне, как при продаже жилья можно ставить такие условия? - спрашивает Нина Молева.

Невозможно объяснить не только это. Почему, например, трижды закрывались начатые районным прокурором уголовные дела о порче их квартиры? Или почему на коммунальных счетах хитрой квартиры, которые регулярно находили соседи, и в 1996-м, и в 1999-м её владельцем все еще значился Буденкевич? Чем же тогда торговали московские чиновники - чужим добром?

Завещание

Если верхнюю квартиру коллекционерам не продают, то почему не сдать им её в аренду на 5-10 лет? "Тогда мы за свой счет проведем ремонт и откроем музей, - объясняет Нина Молева. - Мы просто хотим, чтобы люди это видели. И ничего не требуем на содержание. С кем мы только об этом не говорили. В ответ - молчание".

Девять лет обладатели бесценной коллекции живут без ванной. В туалете и коридоре пришлось устроить низкие деревянные потолки. За ними, говорит хозяйка квартиры, виден верхний этаж.

- Вы бы согласились жить в таких условиях?- спрашивает Нина Михайловна.
- И завещать коллекцию городу, в котором тебя принуждают так жить? - заканчиваю её риторический вопрос.

Она отвечает устало: "Я все время думаю о тех, кто стоит за нами, кто уже ушел. Они говорили, что все это для людей. И мы больше всего боимся, что коллекция разойдется по рукам "новых русских". У мужа есть долг перед его предками, у меня - перед моими. Но если не будет музея, не будет и никакого завещания Москве. Подарим свою коллекцию России. А если нас окончательно загонят в угол - родственникам. Это не кому-то назло. Просто нет смысла".

Частные коллекции в России

Кто они, владельцы частных художественных собраний, и кому до них есть дело? Об участи коллекционера в современной России размышляют: эксперт одной из ведущих столичных антикварных фирм, пожелавший остаться неназванным (1) и Ник Ильин, представитель Музея Гуггенхайма в Европе (2):

1. - Никто не может назвать число частных российских коллекций. Еще в советские времена комитеты по культуре Москвы и Ленинграда попытались заняться учетом частных собраний. Конечно, только с разрешения их владельцев, которым постановка коллекций на государственный учет давала солидные льготы. Например, владелец коллекции мог получить благоустроенную квартиру, приобретал право на внеочередную установку телефона, его жилье ставили на специальную охрану.

Сегодня этих льгот нет, как нет и большинства старых частных коллекций. Раньше их собирали, как правило, люди науки и искусства, получавшие высокие гонорары, премии, академические и профессорские зарплаты. Это были истинные коллекционеры, жили они зачастую весьма скромно, все деньги вкладывая в пополнение своих собраний, прекрасно разбираясь в качестве вещей и зная им цену. Частные коллекции были открыты для специалистов и музейщиков. Их владельцы охотно предоставляли свои вещи на выставки. Экспозиции из частных коллекций демонстрировались в Академии художеств, в музеях Москвы и Ленинграда.

В конце 80-х годов эти люди фактически разорились. Большинство из них были уже очень немолоды, и, чтобы сносно жить в новых условиях, им пришлось многое продать. А наследникам, к которым перешли непроданные сокровища, нужны были роскошные загородные дома, они хотели учить детей за границей... Поэтому они тоже стали продавать коллекции. Нынешние скупщики свои собрания не афишируют. Как, впрочем, и крупные банки, компании, которые создают свои корпоративные коллекции. К тому же приобретение художественных ценностей - идеальная возможность легализовать скрытые денежные средства. Новый владелец вещи, купив её у коллекционера без всякого официального оформления, мог позже легко выдать её за старое наследство.

В 90-е годы наблюдался бум коллекционирования. За небольшие деньги продавались очень хорошие вещи: прежние владельцы не представляли реальной стоимости своих сокровищ. 90-е годы - время формирования новых частных коллекций. Для их владельцев это было удачным вложением капитала. Нынешние коллекционеры собирают русское искусство. Коллекционирование для них - возможность заработать в обществе имидж просвещенного, интеллигентного человека. Нынешние коллекционеры обеспечивают своим собраниям надежную охрану, они в состоянии нанять хороших реставраторов. И если кто-то надумает что-то продать, он будет делать это на аукционе с широкой рекламой. Новые коллекции еще только собираются. Наверное, лишь дети нынешних владельцев по-настоящему оценят накопленные раритеты. Тогда появится и желание показать их обществу.

2. - Мне знакомо старое поколение коллекционеров - Шустер, Костаки, Чудновский, Голод, Рубинштейн, Санович, Безобразов... Появились и новые - Авен, Еремин, Кривошеев, Перченко, Кантор, Смоленский... Главная болезнь российских коллекционеров - нежелание показывать свои богатства. Они боятся, что их ограбят или государство задушит налогами. Свои коллекции они не страхуют и не хотят регистрировать их в Министерстве культуры, полагая, что это ограничит их свободу владения коллекцией.

Но и российское законодательство не поощряет частных коллекционеров. Если, например, человек приобрел вещь на Западе, при ввозе её на родину он должен заплатить двадцать процентов налога. Сумма явно завышенная. Во Франции, например, она составляет пять с половиной процентов, а в Швейцарии и Англии - семь с половиной.

Так же сложно российскому коллекционеру вывезти собственную вещь за границу, если ей больше пятидесяти лет. Это делается только с разрешения Министерства культуры. Но кто там это решает и чем руководствуется? Такая практика ведет к тому, что владельцы вещей вынуждены прибегать к нелегальной продаже, тогда как государству было бы разумнее брать за вывоз вещей определенный налог, а не терять деньги и саму вещь.

Главный вопрос, который государство так и не решило, - это создание условий для спонсорства и меценатства. На Западе коллекционер, подаривший обществу художественные ценности, получает солидные налоговые льготы. В России этого нет.
Вопрос ставится: баш на баш

Что мешает появлению в Москве частного музея мирового уровня? Почему в столице до сих пор не создан музей частной коллекции Белютина и Молевой? Ситуацию согласился прокомментировать первый заместитель председателя Комитета по культуре правительства Москвы Александр Лазарев:

- Несколько лет назад Молева и Белютин хотели создать музей, но потом от этой идеи отказались. Если проблема в чиновниках, то я как чиновник готов с ними встретиться.

Сейчас уже сложно вспомнить, что именно они предлагали, - прошло несколько лет. Тогда возникли сложности, были проблемы с квартирой над ними. Они хотели подписать дарственную городу - и не подписали. Этот вопрос решался в 1995 году или даже еще раньше, в 1994-м. Обсуждался такой вариант: город дарит им квартиру. Но, по-моему, владельцы коллекции не нашли общего языка с департаментом жилья и с юристами мэрии: надо было решать вопрос на законных основаниях, путем подписания дарственной, и только тогда город мог подарить им квартиру. Но для этого нужно было, чтобы и они что-то подарили или завещали городу. Вопрос ставился, уж извините, баш на баш. Вот Глазунов подарил свои картины, и ему дали помещение. Шилов подарил - тоже получил помещение.

А у Белютина и Молевой проблема была в том, что вопрос собственности на ту квартиру, где они хотели размещать коллекцию, и вопрос юридического оформления статуса этой коллекции не решались. Например, раз они создают музей на базе городской жилищной собственности, надо было переводить квартиру из жилого фонда в нежилой. Но, честно говоря, прошло столько лет, что подробности стерлись.

И с нами, и с искусствоведами проблем нет: коллекция хорошая. Загвоздка не в нашем департаменте и не в наших чиновниках. Я имею в виду чиновников от культуры. Потому что создание еще одного музея в Москве - это нам, комитету культуры, плюс. Тем более что денег на этот музей, насколько я помню, Белютин и Молева не просили.

Почему бы вам не провести "круглый стол", созвать юристов, специалистов в этой области? Лично я оказался бы на стороне Нины Молевой. Я как чиновник не могу критиковать другое подразделение мэрии. А вы можете, вы - пресса. Соберите общественность. Давайте реанимируем вопрос.

Самое главное - картины же висят, они есть. Кстати говоря, семья периодически знакомит с ними гостей столицы. В их доме бывают самые разные делегации, их любезно принимают. Картины работают, а вот как превратить коллекцию в общедоступный музей? Тут есть свои законы жанра.

Источник

Семьдесят пять лет Белютина
Прислано 09 июня 2000 года

Своё 75-летие Элий Белютин, живописец, теоретик искусства, автор 17 монографических книг по теории изобразительного искусства, создатель теории всеобщей контактности и студии "Новая реальность", встречает в Америке. Сегодня в Вашингтоне открывается его персональная выставка. Протокол предусматривает смокинг.

Белютин уникален как художник, который около сорока лет работает в полуподполье - это полуподполье началось для него и его Студии после разгрома, устроенного Хрущевым на знаменитой выставке в Манеже "ХХХ лет МОСХа". Уникален как создатель Студии, которая - по 200, по 600 человек - в конце 50-х и в

60-е фрахтовала большие пароходы и на несколько недель выезжала "на этюды". После манежной выставки Студия не распалась, художники продолжали работать - в Абрамцеве, на даче у Белютина. "Нам разрешили купить дачу в Абрамцеве, - говорит Белютин, - поскольку станция находится в 55 километрах от Москвы, а 50 километров - это та самая "охранная зона", за которую нельзя было без особого разрешения выезжать иностранцам. Но с нас еще и подписку взяли, что у нас не будет там иностранных журналистов".

Все эти годы в Америке и Европе Белютин участвовал в разных выставках - вместе с Пикассо, Браком, другими знаменитостями века.

В России к юбилею шла негромкая подготовка. Министерство культуры послало наверх представление на государственную награду. Но более приятные новости получает художник в последнее время из Орла, где некоторое время тому назад прошла большая выставка Студии и где скоро обещают открыть постоянную экспозицию, куда войдет около 300 работ самого Элия Михайловича плюс работы студийцев. Сам Белютин сегодня, впрочем, говорит, что у него нет школы: "У меня есть товарищи, с которыми я работаю". Сейчас Белютин собирается передать в Орел три новых больших полотна (три на четыре метра - обычный для Белютина и его студийцев формат) - "Барка жизни", "Снятие с креста" и "Беженцы". Последнее посвящено Чечне и, по словам Белютина, первая часть триптиха. Две другие будут называться "Бойня" и "Уцелевшие".

Шестнадцатилетним мальчишкой Белютин идет в народное ополчение. За мужество при спасении товарищей представлен к ордену Красной Звезды. Это все важно для того, чтобы понять, кого потом советская власть на десятилетия записывает во враги народа.

Белютин учился живописи у Павла Кузнецова, Александра Лентулова и Льва Бруни. Несколько лет назад он напомнил замечательные слова Бруни: "Забывайте, забывайте, в этом секрет жизни". "Плохая память" - наверное, секрет долгой жизни. Белютин помнит, кажется, все. И, слава богу, жив.

48-й год - начало творческого объединения молодых художников, которое в 1954 году было им превращено в Студию экспериментальной живописи и графики, определившей в советском искусстве массовое художественное направление "Новая реальность". К началу 60-х "Новая реальность" объединила около двух тысяч живописцев, графиков, архитекторов, скульпторов и дизайнеров. На основании работ студийцев Белютина была организована 1-я (Таганская) выставка русских абстракционистов (ноябрь 1962-го) и 1-я выставка русского авангарда в Манеже (декабрь 1962-го, параллельно с выставкой "XXX-летие МОСХ"). Белютин пишет: "Я стремлюсь создать своего рода художественную гранулу, которая бы могла сообщить зрителю то, что мне пришлось испытать. Эта гранула и есть практически код, который должен не зашифровывать чувства и переживания, а наоборот - их раскрыть, как бы вывернуть наизнанку с предельной откровенностью. Подобные решения, которые вызывают не только активное художественное действие, но и соучастие в этом действии зрителя, я назвал модулями". Антуан Боден его определяет как художника-фигуративиста, верного станковой живописи. Человеческий силуэт неизменно присутствует в его изобразительном языке и решениях. В некоторых его работах можно найти известную перекличку с Матиссом по характеру использования цвета.

Цвет у Белютина становится средством выражения драмы, сражения физического и духовного, захватывающего своей энергией, движением, неудержимым беспокойством. Элий Белютин ничего не выдумывает. Он строит хроматическое решение, основываясь на основных цветах.

Важен не литературный сюжет, не изощренность композиций и форм, но цвет - в бесконечных оттенках.

"Белютин непостижимо соединяет в себе в XX столетии черты мастера Высокого Возрождения", - слова одного из первых биографов художника, профессора Римской академии Франко Миеле. Четырнадцать его полотен хранит Третьяковская галерея, одну - "Похороны Ленина" - можно увидеть в новой экспозиции Третьяковки, "Искусство ХХ века".

Белютин - скульптор, предложивший оригинальную систему эмоционального захвата пространства, в котором наравне с формой участвует цвет. Достаточно назвать его "Хоровод" или монументальную многофигурную композицию "Скорбь". Оба произведения демонстрировались в 1990-1991 годах в Манеже, а в настоящее время украшают Зимерли-музей (США) и Виллу Борромео (Милан, Италия).

Его первая, во многом для него самого неожиданная, абстрактная композиция рождается в день вступления России в войну с фашизмом. Белютин так и назовет картину - "22 июня 1941-го". Проложенные охрой плоскости - ощущение земли, и раздирающие её черные трещины, словно будущие могилы, которые красные всполохи крови готовы наполнить останками людей и их надежд.

Тяжелая контузия и ранение руки перечеркнули мечту стать музыкантом. В отцовской семье - выходцев из окрестностей Венеции - с XIV века существовало лишь две профессии: живописцы или музыканты. Имя деда вошло в историю музыки как оперного дирижера, создававшего театр в Кракове, и композитора: Паоло Стефано Белуччи.

Скорее всего выбор и так был бы сделан Белютиным в пользу живописи - он еще до войны получил первые уроки у Аристарха Лентулова, - но теперь просто не было иной возможности: он поступил в Художественный институт.

Если художники-новаторы старшего поколения, то есть 20-х годов, не вызывали особенного раздражения руководителей идеологии - им предстояло естественное возрастное вымирание, - то растущая популярность Белютина говорила о бунтарских настроениях самого молодого поколения.

Внучка Леонида Андреева, Ольга Карлайл, побывавшая в Москве, оставит литературный портрет Белютина начала 60-х годов: большой, веселый, шумный и расположенный к людям - он не мог не привлекать к себе и чисто по-человечески многочисленных учеников и последователей.

Болезненными были преследования со стороны Союза художников: получение художественных материалов и мастерских велось по тщательно проверяемым спискам, из которых Белютин и "белютинцы" были исключены. Они также лишились права участвовать в любых официальных выставках.

"Запрет на Белютина" просуществовал почти 30 лет - до декабря 1990-го, когда после соответствующих извинений правительства в партийной печати открылась грандиозная выставка "белютинцев", занявшая весь Манеж (400 участников, более 1000 произведений). Но эта выставка не означала отмены запрета, фактически продолжающего существовать до наших дней. Белютинцев не включают в выставки Министерства культуры, не приглашают ни на какие форумы, не предоставляют мастерские. Единственное место работы самого Белютина в Москве - все тот же расположенный ниже уровня земли подвал, сырой и лишенный окон. Свои огромные полотна он продолжает писать, видя картину маленькими частями и снимая с подрамника, чтобы вынести из так называемой мастерской. До конца 1990 года Белютин оставался "невыездным", хотя за рубежом все годы шли, сменяя одна другую, его персональные выставки, - Польша, родина семьи Италия были наглухо закрыты. Впервые ему позволили выехать в США вместе с частью манежной выставки в 1991 году.

Прием мастера за океаном оказался бурным и восторженным. Президент Ассоциации американских художников Вудсток Лиам Нельсон напишет: "Интересно, что Белютин, продолжая традиции 50-х годов, имеет так много общего с современным западным искусством в отличие от молодых русских художников, полностью находящихся под воздействием давно устаревшего концептуализма 70-х годов. Иначе говоря, они куда более старомодны, чем старшее по возрасту поколение белютинцев, находящихся на переднем крае поисков мирового искусства".

Несмотря на то что сам Белютин расценивает себя как естественного продолжателя традиций русских конструктивистов, его работы больше напоминают современный экспрессионизм, чем реализм 20-х годов. Так было в полотнах художника 40-х годов, представляющих не имеющий аналогий в мировом искусстве эмоциональный экспрессионизм ("Уборка картофеля", "Слепцы", "Флейтист").

Как напишет Джим Рид, "искусство, которому учит Белютин, восстанавливает способность человека одолевать жизненную неустроенность. Оно ведет к гармонии. Это то, что противостоит нашему сегодняшнему дню. Искусство способно компенсировать даже неудачи личной жизни человека. Не правда ли, это замахивается на многое? Может быть, именно в этом заключено дуновение следующего тысячелетия?".

Многолетняя изоляция Белютина сделала из него своего рода уникальный феномен органической непрерывающейся связи посылок 20-x годов к 50-м и дальше, к нашим дням. Притом его работы, безусловно, обладают исключительно высоким художественным качеством, которое ставит его рядом с наиболее выдающимися художниками нашего века. Он мало изменился за прошедшие годы - такой же темпераментный, неукротимый. По его собственным словам, человеку свойственно бороться, действовать, утверждать себя, а не влачить существование. Белютин верит, что "мы, естественно, пытаемся восстановить гармонию, когда испытываем диссонанс, мы ищем стимул жизни, когда мы утомлены, и стремимся к покою, когда что-то у нас не в порядке".
Источник

Встречи, люди, нравы, судьбы....время

 
www.pseudology.org