Историки 
        делаются - поэты родятся [Poetae 
        nascuntur, oratores fiunt], - говорит латинская сентенция. Наши правительствующие
        немцы
        имеют ту 
        выгоду против историков и поэтов, что они и делаются и родятся. Родятся 
        они от обруселых 
        немцев, делаются из онемечившихся русских. Плодородие 
        это - спору нет - дело хорошее, но чтоб они не очень гордились этим 
        богатством путей нарождения, мы им напомним, что только низшие животные 
        разводятся на два, на три манера, а высшие имеют одну методу, зато 
        хорошую.  
         
        Из всех правительственных
        немцев - само собою разумеется - русские
        немцы
        самые худшие. Немецкий немец в правительстве бывает наивен, бывает глуп, 
        снисходит иногда к варварам, которых он должен очеловечить. Русский
        немец
        ограниченно умен и смотрит с отвращением стыдящегося родственника 
        на народ. 
      
         
      
        И тот и другой чувствуют свое бесконечное превосходства над 
        ним, и тот и другой глубоко презирают все русское, уверены, что с нашим 
        братом ничего без палки не сделаешь. Но
        немец не всегда показывает это, 
        хотя и всегда бьет; а русский и бьет, и хвастается.  
         
        Собственно немецкая часть правительствующей у нас Германии имеет 
        чрезвычайное единство во всех семнадцати или восьмнадцати степенях 
        немецкой табели о рангах. Скромно начинаясь подмастерьями, мастерами, 
        гезелями, аптекарями, немцами при детях, она быстро всползает по отлогой 
        для ней лестнице - до 
        немцев при России, до ручных
        Нессельродов, цепных
        Клейнмихелей, до одноипостасных
        Бенкендорфов и двуипостасных
        Адлербергов 
        (filiusque - и сына - лат.). Выше этих гор и орлов1 ничего нет, то есть 
        ничего земного... над ними олимпийский венок немецких великих княжон с 
        их братцами, дядюшками, дедушками.  
         
        Все они, от юнейшего немца-подмастерья до старейшего дедушки из 
        снеговержцев зимнего Олимпа, от рабочей сапожника, где ученик 
        заколачивает смиренно гвозди в подошву, до экзерциргауза, где
        немец 
        корпусный командир заколачивает в гроб солдата, - все они имеют
        одинакие 
        зоологические признаки, так что в немце-сапожнике бездна
        генеральского и 
        в немце-генерале пропасть сапожнического...
      
         
      
        Во всех них есть что-то 
        ремесленническое, чрезвычайно аккуратное, цеховое, педантское, все они 
        любят стяжание, но хотят достигнуть денег честным образом, то есть 
        скупостью и усердием, - это дает им их черствый, холодный, осторожный и 
        бесстрастный характер. 
      
         
      
        Воруя на службе, можно еще быть
        добродушным 
        плутом; наживать честным образом - все же будешь плутом, но злым и 
        беспощадным, например, исполняя с точностью безумные приказы самовластья.
        Сверх этих общих признаков, все правительствующие
        немцы
        относятся 
        одинаким образом к России, с полным презрением и таковым же непониманием.
         
         
        2
      
         
      
        Не знаю, каковы были шведские
        немцы, приходившие за тысячу лет тому 
        назад в Новгород2. Но новые
        немцы, особенно идущие царить и владеть нами 
        из остзейских провинций, после того как
        Шереметев "изрядно повоевал
        Лифлянды"3, похожи друг на друга, как родные братья. Самый полный тип их 
        - это конюх-регент, 
        герцог на содержании - Эрнст-Иоганн
        Бирон 4. 
      
         
      
        В мою 
        молодость, в Москве, я имел случай изучить по крайней мере человек пять
        Биронов - только они не были на содержании, а жили на свой счет. Отец 
        мой охотно отдавал дворовых мальчиков к немцам в науку. Все хозяева были 
        неумолимые, систематические злодеи, и притом какие-то беззлобные, что 
        еще больше делало невыносимым их тиранство. 
      
         
      
        Я помню очень живо щеточника 
        в Леонтьевском переулке, белобрысого немца с испорченными зубами, лет 
        тридцати пяти, чисто одевавшегося, говорившего тихо и скромно державшего 
        себя вне мастерской. Дома при нем постоянно лежал ремень, и он, как 
        американский плантатор или как пьяный кучер, стегал то и дело то того, 
        то другого мальчика и стегал два раза, если тот отвечал. 
      
         
      
        Я даже не думаю, 
        чтоб этот человек был особенно свиреп, он с тупым убеждением продолжал 
        дело Петра I и вколачивал ремнем европейскую цивилизацию. "Es ist ein 
        Vieh - man muss der Bestie den Russen herausschlagen" (Это скот, нужно 
        выколотить зверя из этих русских - нем.), - думал он с покойной совестью,
         
         
        Я уверен, что
        Бирон, ужиная en petit comite (в тесной компании - франц.) 
        со своими Левенвольденами, Менгденами, точно так относился о всей России, 
        и Остерман ему поддакивал, если не было никого из русских, и жаловался 
        на глухоту, если кто-нибудь был налицо. 
      
         
      
        И добрые
        немцы, как добрый 
        щеточник, без устали употребляли ремни вроде
        Ушаковых, 
        Бестужевых, 
        которые подымали Россию на дыбу, ломали ей руки и ноги и были вдвое 
        мерзее своих немецких хозяев.  
         
        3
      
         
      
        Об них-то именно мы и хотим поговорить. Тип
        Бирона здесь бледнеет. 
        Русский на манер немца далеко превзошел его; мы имеем в этом отношении 
        предел, геркулесов столб, далее которого "от жены рожденный" не может 
        идти, - это граф Алексей Андреевич
        Аракчеев. В нем совместились все роды 
        бичей, которыми Русь воспитывалась, это был раболепный татарский
        баскак5, наушник-дворецкий из крепостных и прусский вахмистр времен 
        курфиста Фридриха-Вильгельма.
      
         
      
        
        Но что же было в нем русского? Какое-то 
        национальное ensemble, какое-то национальное сочетание нагайки, розог и 
        шпицрутена. 
      
         
      
        
        Аракчеев совсем не
        немец, он и по-немецки не знал, он хвастался своим 
        русопетством, он был, так сказать, по службе
        немец и, не отдавая себе 
        никогда отчета, выбивал из солдата и мужика не только русского, но и 
        человека.  
         
        Так, как в Саксонии есть своя небольшая Швейцария, так у нас своя, и 
        притом очень большая, Германия. Средоточие ее в Петербурге, но точки 
        окружности везде, где есть стоячий воротник, секретарь и канцелярия, во 
        всех администрациях: сухопутных, горных, соляных, военно-статских и 
        статски-военных. 
      
         
      
        Настоящие
        немцы
        составляют только ядро или закваску, но 
        большинство состоит из всевозможных русских - православных, столбовых с 
        нашим жирным носом и монгольскими скулами, ученых невежд, эскадронных 
        командиров, журналистов и начальников отделения. 
      
         
      
        Они-то и занимают все 
        первые места, когда нет под рукой настоящего
        немца, и все вторые - когда 
        есть, или, вернее, все остальные, кроме поповских, и это оттого, что
        немец ex officio (по обязанности - лат.) должен ходить по-немецки, то 
        есть брить бороду, а поп из
        религиозных
        причин должен быть женат и с 
        бородой. 
      
         
      
        Вступив однажды в 
        немцы, выйти из них очень трудно, как свидетельствует 
        весь петербургский период; какой-то угол отшибается, и в силу этого 
        теряется всякая возможность понимать что-нибудь русское, по крайней мере 
        то русское, что составляет народную особенность. 
      
         
      
        4
      
         
      
        Один из самых 
        замечательных русских 
        немцев, желавших обрусеть, был
        Николай. Чего он не 
        делал, чтоб сделаться русским, - и финнов крестил, и униат сек, и церкви 
        велел строить опять в виде судка, и русское судопроизводство вводил там, 
        где никто не понимал по-русски, и все иностранное гнал, и паспортов не 
        давал за границу, - а русским все не сделался, и это до такой степени 
        справедливо, что народность у него являлась на манер немецкого тейчтума, 
        православие - проповедовалось на католический манер. 
      
         
      
        Толкуя о народности, 
        он даже не мог через русскую бороду перешагнуть, помня, что скипетр ему 
        был вручен на том условии, чтоб он "брил бороду и ходил по-немецки". 
        Этого мало: 
        Николай при первом представившемся случае, когда враждебно 
        встретились интересы России с немецкими интересами, предал Россию, так, 
        как ее предал нареченный дед его
        Петр Федорович. 
      
         
      
        Только что они нашли 
        разных немцев: 
        Петр Федорович изменил России в пользу прусского
        короля6, 
        потому что Фридрих был гений; 
        Николай изменил всему славянскому миру в 
        пользу австрийского императора7, который был идиот.  
         
        Дело-то в том, что жизнь русскую, неустановившуюся, задержанную и 
        искаженную, вообще трудно понимать без особенного сочувствия, но во сто 
        раз труднее в немецком переводе, - а мы ее только в нем и читаем. Она 
        ускользает от чужих определений, а сама не достигла того отстоявшегося 
        полного сознания и отчета, которое является у старых народов вместе с 
        сединою и печальным припевом: "Si jeunesse savait, si vieillesse pouvait!" 
        (Кабы молодость знала, кабы старость могла! - франц.).  
         
        Вместо статистических, юридических, исторических торных дорог, по 
        которым мы ездим во все стороны на Западе, у нас везде лес, проселки, 
        дичь... Стремления, способности, огромный рост, в ужас приводящее 
        молчание и какой-то народный быт, засыпанный мусором... вот и все. Есть 
        признаки, приметы, звуки, симпатии, по которым многое делается понятным 
        для простого ума, то есть непредупрежденного, для простого сердца, для 
        кровной связи; это чутье совершенно притупляется немецкой дрессировкой.
         
         
        Кто не видал в свою жизнь истого городского жителя, как он теряется в 
        поле, в лесу, в горах?.. Ни будочника, чтоб спросить дорогу, ни нумеров, 
        ни фонарей; а крестьянский мальчик попевает песни, щелкает орехи и 
        преспокойно идет домой.  
         
        Той ясности, той легости, к которой нас приучает чтение духовных 
        завещаний, надгробных надписей, оконченных процессов, мы не находим и, 
        обращаясь к хаосу русской жизни, ломаем и гнем непонятые факты в чужую 
        меру.  
         
        5
      
         
      
        Это метода
        Петра I, первого императора и первого русского немца. 
        Петра I был 
        совершенно прав в стремлении выйти из неловких, тяжелых государственных 
        форм Московского царства, но, разорвавшийся с народом и равно лишенный 
        гениального чутья и гениального творчества, он поступил проще. 
      
         
      
        Возле, 
        рядом иные формы прочной немецкой работы, в них так могуче развилась 
        западная жизнь - 
        чего же лучше?.. Herr Nachbar, eine kleine Copie! (Господин 
        сосед, пожалуйте небольшую копию! - нем.) В самом деле, коли эти формы 
        были хороши для таких аристократов, как французы, шведы, 
        немцы, как же 
        им не быть хорошими для русских мужиков; стоит сначала приневолить, 
        обрить, посечь, и все пойдет как по маслу.  
         
        Так оно и пошло; ясно, что для вколачивания русских в немецкие формы 
        следовало взять немцев; в Германии была бездна праздношатающихся 
        пасторских детей, егерей, офицеров, берейторов, форейторов; им открывают 
        дворцы, им вручают казну, их обвешивают крестами; так, как
        Кортес 
        завоевывал Америку испанскому королю8, так
        немцы
        завоевывали
        
        шпицрутенами Россию немецкой идее.  
         
        Если 
        Бирон ссылал сотнями, сек тысячами, это значит, что русские дурно 
        учились.
        Ведь за то-то и 
        Аракчеев бил всю жизнь русского человека, чтоб лучше его 
        пригнать в солдатскую меру, а ее
        Аракчеев унаследовал из чистейшего 
        голштинского источника, предание которого хранилось свято и исправно в 
        Гатчине9. 
      
         
      
      
        Идеал вахтпарадного солдата, до которого
        Аракчеев доколачивал, 
        был хорош, а скотина мужик этого не понимал... 1 000
        шпицрутенов, 2 000, 
        3 000 - да чего жалеть прутьев, наш край дубравен - 10 000!  
         
        6
      
         
      
        
        Немцы
        из настоящих и из поддельных приняли русского человека за
        tabula 
        rasa, за лист белой бумаги... и так как они не знали, что писать, то они 
        положили на нем свое тавро и сделали из простой бумаги гербовый лист и 
        исписали его потом нелепыми формами, титулами, а главное - крепостными 
        актами, которыми закабаляли больше и больше это живое тесто, которое они 
        были призваны выцивилизовать.  
         
        За работу они принялись усердно: что помещик - то
        Петр I, что
        немец - то
        Бирон. Помещик высекал из крестьянина лакея, 
        Аракчеев солдата. 
        Добросовестные из них были уверены, что они образуют их. 
      
         
      
        "Посмотрите, - 
        говорит помещик, указывая на Гришку, - три года тому назад за сохой 
        ходил, а вот теперь служит в английском клубе не хуже всякого официанта; 
        у меня есть секрет их учить. Тяжело было, нечего делать, - не одну 
        березовую припарку вынес; зато теперь сам чувствует мои благодеяния"... 
         
        И действительно, Гришка чувствовал это и богу молил за барина, и отца с 
        матерью в деревне презирал как сиволапых мужиков.
        Так у нас шло тихо да келейно, посекая да постегивая, и долго бы прошло, 
        да вдруг русская жизнь натолкнулась на
        русский вопрос, а по-немецки его 
        разрешить нельзя.
        Вопрос этот в освобождении крестьян с землею... и во всяких чудесах - в 
        праве на землю, в общинном владении.  
        ---------------------
      
        I.
        Правительствующие 
        немцы
      
        II.
        Доктринёрствующие 
        немцы
      
        III.
        Si vieillesse 
        pouvit, si jeunesse savait
    
      IV.
      Наши отношения 
      к Западу до сих пор были очень похожи...
      
        V. 
        
        Примечания
      
        
        Источник - А.И. Герцен, Сочинения в 9-ти томах, 
        М., ГИХЛ, 1958, т. VII, стр. 263-308 
       
      
        
        Poetae nascuntur, oratores fiunt 
        - Поэтами рождаются, ораторами становятся. Это обобщенная формула на 
        тему Цицерона из "Речи в защиту поэта Архия" (61 г. до н.э.). В ней 
        Цицерон говорит, что поэт могуч самой своей природой и божественным 
        вдохновением, а прочие занятия зависят от науки и от наставников...
       
      
         
      
        
      www.pseudology.org
      
        
      
     |