| |
Газета
"Неделя", 1989, № 46 (1546) |
Игорь Семёнович Кон
|
Прощения нет
гипертекстовая версия |
Сексуальное насилие
занимает второе место в ряду тяжких преступлений против личности. Второе
— после причинения телесных повреждений. Еще выше удельный вес
изнасилования в подростковой преступности, среда несовершеннолетних.
Надо отметить, что многие подростки, попав в лагеря и тюрьмы, сами
становятся жертвами сексуального насилия. Участились покушения на детей.
Встревожены милиция, родители.
Что же это за явление! Каковы его причины
и как с ним бороться?
Статья 117 Уголовного кодекса РСФСР определяет изнасилование как половое
сношение с применением физического насилия, угроз или с использованием
беспомощного состояния потерпевшей. До недавнего времени многие думали,
что такие преступления сравнительно редки, что совершаются они
преимущественно людьми незнакомыми, на улице, что это, как правило,
психически больные или садисты, действующие из сексуальных побуждений, и
что главный социальный фактор такого поведения — либерализация половой
морали. Так думают и некоторые юристы.
Все гораздо сложнее. Сексуальное насилие — весьма распространенное
явление не только у нас. В США, например, в 1982 году было официально
зарегистрировано почти 78 тысяч изнасилований, с 1973 по 1982 год
жертвами стали 1.511 тысяч женщин (479 тысяч изнасилований и 1.032
тысячи попыток) и 123 тысячи мужчин. Причем эти цифры сильно занижены,
поскольку жертвы боятся или стесняются обращаться в полицию — все равно,
мол, ничего уже не исправишь, а огласка может повредить репутации. Но за
средними цифрами стоит весьма пестрая картина.
Наиболее многочисленная категория насильников — от 40 до 75 процентов по
разным странам — вовсе не уличные бандиты, а люди, которых жертва знает.
Совершается все чаще всего во время свиданий или в компаниях. Возможно,
поэтому жертвы предпочитают не жаловаться, а их показаниям зачастую не
слишком доверяют: дескать, сама "напросилась". Очень часто происходит —
хотя редко попадает в поле зрения правосудия — и так называемое
супружеское изнасилование, когда муж, как правило, пьяный, реализует
свои "супружеские права" вопреки желанию жены. Естественно, что и
мотивы, и психологические свойства насильников весьма многообразны;
стереотипные суждения только затемняют суть дела.
Самая общая причина сексуального насилия, не связанная с психо- или
сексопатологией,— разница мужского и женского сексуального сценария.
Мужская сексуальность часто содержит элементы агрессивности: мужчина
должен "взять", "завоевать" женщину, сопротивление возбуждает его еще
больше. Вообще фантазии такого рода широко представлены в мужском
воображении. Насилие это является условным, игровым, но оно может
перерасти в реальное. Как писал Л. Толстой, "когда мальчик шестнадцати
лет читает сцену насильствования героини романа, это не возбуждает в нем
чувства негодования, он не ставит себя на место несчастной, но невольно
переносится в роль соблазнителя и наслаждается чувством сладострастия".
Много лет назад, когда мы и слыхом не слыхали об эротической литературе,
группу студентов спросили, какие художественные произведения сильнее
всего задели их эротическое воображение. Пальму первенства единодушно
получила сцена группового изнасилования из "Тихого Дона". А ведь в ней
нет ни тени "смакования".
Разница сексуальных сценариев усугубляется привычным ритуалом
ухаживания. Нередко мужчины и женщины по-разному интерпретируют одну и
ту же ситуацию. Мужчина, воспринимающий женщину только как сексуальный
объект, уверен, что она возражает и сопротивляется лишь для вида,
"набивает цену", а на самом деле хочет того же, что и он; насилие
выглядит в его глазах продолжением ухаживания. Так же, кстати, настроено
и общественное мнение: "Сама виновата", "Сама дала повод", "С
порядочными девушками такого случиться не может". Эта установка
благоприятствует терпимости к насилию, которое выглядит невинным
аспектом сексуальной игры.
Совсем другое дело — секс как аспект насилия. Эротическая мотивация
здесь зачастую вовсе отсутствует. Для нападающего главное — унизить
жертву или утвердить собственную власть над ней. Ну а секс — только
средство самоутверждения. Как пишет известный специалист Н. Грот, это
сексуальное выражение власти и гнева. Сексуальное насилие вызывается
больше мстительными и компенса- торными, нежели сексуальными мотивами.
Подавление сексуальности и использование ее в качестве средства насилия
— стороны одной и той же медали как в культуре, так и в индивидуальном
поведении. Люди этого типа нередко сами, особенно в детстве,
подвергались унижению и теперь стремятся выместить это на других. Будучи
эмоционально незрелыми и заторможенными, считая секс по природе
"грязным", они пытаются путем унижения жертвы снять собственный комплекс
неполноценности. Подавленная чувственность в свою очередь часто
прорывается в агрессивных и насильственных действиях. Особенно в период
юношеской гиперсексуальности.
Существует также определенный групповой эффект. Многие подростки,
участвовавшие в групповом изнасиловании, в быту тихи и застенчивы.
Агрессивное поведение, включая секс, служит для них средством
доказательства маскулинности и своего рода экзаменом на право занять
определенное положение в группе. Кроме того, такие действия укрепляют
групповую солидарность. Это проявляется и в однополой мужской среде.
В преступной среде, особенно в лагерях, символическое или реальное
изнасилование — средство установления власти: жертва, как бы она ни
сопротивлялась, "опускается", утрачивает свое мужское достоинство, а
насильник, наоборот, повышает свой престиж. В случае "смены власти"
былые вожаки в свою очередь насилуются и тем самым перемещаются вниз
иерархии. То есть здесь дело вовсе не в эротике и даже не в отсутствии
женщин, а в социальных отношениях господства и подчинения, основанных на
грубой силе, и соответствующей знаковой системе, которая навязывается
всем вновь пришедшим и передается из поколения в поколение. Насилие —
псевдосексуальный акт, извращающий самую сущность половой интимности.
Наконец, садистское изнасилование обязательно связано с причинением
жертве физических страданий и, возможно, умерщвлением. Это уже не только
сексуальная патология, но и серьезное психическое заболевание.
Разные типы поведения, как бы ни были сходны их внешние результаты,
требуют и разного к себе отношения. Прежде всего нужно осознать, что
изнасилование, каковы бы ни были его мотивы, крайне серьезное
преступление, к которому нельзя относиться снисходительно. Насильник
часто искренне воображает и изображает себя "обольстителем", уверяя, что
жертва тоже "получила удовольствие". Представления эти, как правило,
ложны. В эротическом воображении многих женщин действительно
присутствуют сцены сексуального насилия, окрашенные смешанными эмоциями
страха и удовольствия от переживания чего-то запретного, необычного. Но
условное, воображаемое насилие не имеет ничего общего с реальным.
Как
писала одна американская поэтесса, "единственная разница между
изнасилованием и попаданием под грузовик состоит в том, что потом
мужчины спрашивают, получила ли ты удовольствие". Кроме непосредственных
физических последствий (боль, страх заражения и т.п.), острого нервного
шока и чувства унижения, многие женщины потом долго, иногда всю жизнь,
испытывают страх перед мужчинами, отвращение к половой жизни и потерю
самоуважения. "Почему это случилось именно со мной? Все мужчины такие
или я сама дала повод?" Кстати, многие жертвы никому не рассказывают о
случившемся. Между тем им остро требуется психологическая, а иногда и
медицинская помощь.
Особенно важна забота о детях. По подсчетам американских экспертов, до
наступления 18 лет сексуальному нападению в той или иной форме
подвергается каждая четвертая девочка и каждый седьмой мальчик. В
четырех случаях из пяти к детям пристают не посторонние, а те, кого
ребенок знает, часто(29 процентов!) — кто-то из членов семьи (родители,
старшие братья, другие родственники). Страх и стыд заставляют детей
молчать.
Что же все-таки делать, если ребенок рассказывает о случившемся?
Прежде
всего сохранять спокойствие: ведь чувства ребенка во многом зависят от
реакции взрослых. Нужно помочь ему выговориться, не оказывая нажима,
внимательно слушать. И, конечно, успокоить: маленький человек должен
знать, что вы любите его, не упрекаете за то, что произошло. Затем
следует честно сообщить ребенку, что вы собираетесь делать, спросить,
как он к этому относится.
Что-то делать— означает помогать жертвам. А насильников наказывать.
Однако нельзя всех "стричь под одну гребенку".
В Польше, например, любое
сексуальное преступление рассматривается после самой тщательной
сексологической (а не только психиатрической) экспертизы. К сожалению,
наши правоохранительные органы часто не имеют такой возможности, не
понимают ее необходимости. Сексуальных психопатов надо не только
изолировать от общества, но и лечить. Иногда нужны чрезвычайные меры,
вроде тех, которые обсуждает известный чешский специалист профессор Ян
Рабох; в ряде стран для этого применяют гормональные препараты,
антиандрогены, снижающие половое влечение и облегчающие контроль над
ним. В некоторых случаях (все зависит от диагноза) люди, совершившие
сексуальное преступление, проходят в тюрьме специальный курс
психотерапии; я видел такие программы в двух американских тюрьмах.
Насильники, как ни отвратительно их поведение, сами в известном смысле
являются жертвами и нуждаются в психологической помощи.
Сексуальное насилие — проблема не только медико-биологическая, но и
социальная. Оно значительно чаще встречается в обществах, где функции
обоих полов резко обособлены, где мужчины играют господствующую роль и
где насилие широко используется для решения самых различных человеческих
проблем. Рост сексуального насилия в современном обществе — не только
советском — плоть от плоти общей агрессивности. Кризисное состояние
нашего общества, утрата нравственных ориентиров и обострение всяческой
конкуренции усугубляют этот процесс. Нельзя забывать и о том, какую
страшную школу прошли многие миллионы лагерников — они вынесли оттуда не
только блатной фольклор...
Связано это и с изменением характера пологой морали. Нравится нам или
нет, секс стал более открытым и доступным, массовая культура спекулирует
на нем, делая из него универсальный фетиш. В то же время в глубинах
сознания он все еще остается чем-то грязным, запретным и низменным. Эта
двусмысленность (естественное поведение реализуется только путем ломки
каких-то социально-нравственных запретов) накладывается на
неопределенность и неоднозначность нормативных образов мужчины и
женщины. В некотором смысле общество само формирует из женщин
потенциальных жертв насилия (культ женской слабости, пассивности,
зависимости от мужчины), а из мужчин — потенциальных насильников (культ
мужской силы и агрессивности).
Провоцируют же его иногда те индивиды,
чьи свойства не соответствуют стереотипу. Для слабого, зависимого
мужчины нет большего наслаждения, чем изнасиловать гордую, независимую
женщину — знай, мол, свое место и своего господина! Люди эти, как
правило, неуверенные в себе, закомплексованные, не способные ни к
настоящей любви, ни к эмоциональному самораскрытию. За апелляцией к
физической силе скрывается внутренняя слабость.
Нужно учитывать и издержки общей либерализации правил поведения. Раньше
девушка из хорошей семьи ни за что не пошла бы домой к мужчине или в
малознакомую компанию. Сегодня идет запросто. Мужчина видит в этом
разрешение на следующий шаг... Потом трудно бывает решить, кто
спровоцировал насилие и было ли оно вообще или женщина просто
перекладывает на мужчину ответственность за собственное легкомыслие.
Единственный выход — более высокая культура общения и — не удивляйтесь!
— искренность взаимоотношений: если женщина говорит "нет", надо ей
верить!
Статьи и другие публикации
www.pseudology.org
|
|