Россия и Запад Синдром "наступательной войны" в пропаганде начала 1940-х гг. В последние годы разворачивается и все более активизируется дискуссия о том, к какой именно войне готовились Сталин и советское руководство. Наиболее характерным моментом этой дискуссии является то, что постепенно преодолевается навязывавшееся десятилетиями "единомыслие" во взглядах на возникновение и начало советско-германской войны, которое опиралось на тенденциозную сталинскую трактовку событий.   Создались условия для беспристрастного изучения подлинных архивных документов, в том числе — введенных в научный оборот в первой половине 90-х гг. Их всесторонний анализ позволил некоторым историкам предположить, что Сталин и руководство СССР с мая 1941  начали активную подготовку к наступательной войне97.   Подобная точка зрения вызывает возражения оппонентов, и это вполне объяснимое и в конечном счете нормальное явление, если иметь в виду подлинно научный спор, тем более, что известные к настоящему времени факты об истинных замыслах Сталина и большевистского руководства, относящиеся к маю-июню 1941 г., крайне противоречивы, трактуются порой с прямо противоположных позиций и требуют дополнительного трезвого и скрупулезного анализа.   2   В первую очередь это относится к 1941 текстам сталинских выступлений по случаю выпуска слушателей военных академий РККА 1941 05 мая 1941 98. Этим выступлениям предшествовало секретное заседание Политбюро ЦК ВКП(б) 04 мая 1941  На нем обсуждался вопрос "Об усилении работы советских центральных и местных органов". В принятом постановлении подчеркивалось, что их координация служит поднятию авторитета "советских органов в современной напряженной международной обстановке".   В соответствии с этой задачей Политбюро единогласно постановило назначить Сталина Председателем Совета Народных Комиссаров СССР. "По настоянию" Политбюро, он оставался первым секретарем ЦК ВКП(б), и, поскольку не мог уже "уделять достаточно [докажите!] времени работе по Секретариату ЦК", его заместителем по Секретариату стал Жданова. Молотов, являвшийся до этого Председателем СНК, был назначен заместителем Сталина и "руководителем внешней политики СССР", оставаясь на посту Народного Комиссара по иностранным делам.   Жданов освобождался от обязанностей "наблюдения за Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б)" (УПА), а на его место назначался Щербаков, ставший секретарем ЦК и руководителем УПА. Щербаков сохранял за собой посты первого секретаря Московского обкома и горкома ВКП(б)99. К этому можно добавить, что наряду с делами по Секретариату Жданова практически замещал Сталина и в Оргбюро ЦК ВКП(б).   06 мая Политбюро утвердило проекты Указов Президиума Верховного Совета СССР об освобождении Молотова от обязанностей Председателя СНК СССР и о назначении на его место Сталина100. В тот же день Указы были приняты, а затем опубликованы101. Формулировка первого из названных указов была весьма примечательной. Из нее следовало, что ввиду неоднократных заявлений  Молотова о трудности совмещения им обязанностей Председателя СНК и наркома иностранных дел, его просьба была, наконец, удовлетворена.   Следует отметить явное отличие данной формулировки от той, которая зафиксирована в постановлении Политбюро от 04 мая. В то же время третий из вышеупомянутых указов Президиума Верховного Совета СССР, опубликованных 07 мая, фактически дезавуировал то, что утверждалось в первом, поскольку, оставаясь во главе внешнеполитического ведомства, Молотов был все же назначен заместителем Сталина по СНК.   3   Вечером 1941 05 мая 1941 Сталин выступил с сорокаминутной 1941 речью перед выпускниками военных академий на торжественном собрании, а затем, после торжественной части, на приеме произнес знаменитую реплику, вокруг которой ведутся беспрестанные споры. Присутствовавший на торжествах сотрудник наркомата обороны СССР К. Семенов так зафиксировал в своих записях упомянутую реплику: "3-е выступление товарища Сталина на приеме. Выступает генерал-майор танковых войск. Провозглашает тост за мирную сталинскую внешнюю политику. Тов.Сталин: Разрешите внести поправку. Мирная политика обеспечивала мир нашей стране. Мирная политика дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону — до тех пор, пока 94 не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны — теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к военной политике наступательных действий. Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная Армия есть современная армия, а современная армия — армия наступательная"102   Призывы Сталина о переходе к "военной политике наступательных действий", о необходимости перестройки всей советской пропаганды "в наступательном духе" врезались в память очевидцев и современников событий, что зафиксировано в ряде источников. Возможность для перехода к наступательной политике, если судить по сталинским высказываниям 1941 05 мая 1941 г., уже создалась. Во-первых, согласно собственным убеждениям Сталина, подхваченным пропагандистами, любая война, которую вели и будут вести большевики, по определению является справедливой, ибо имеет конечной целью сокрушение "капиталистического окружения"103.   Во-вторых, обстановка была подходящей, поскольку после поражения Франции и захвата ряда европейских государств Гитлер воевал "под флагом покорения других народов". Лозунги германской армии "захватнические", и она, как предсказывал Сталин в своей речи 1941 05 мая 1941 г., пользуясь этими лозунгами, уже "не будет иметь успеха"104.   Наконец, в-третьих, создались и благоприятные условия для перехода к активным наступательным действиям (об этом свидетельствует вся риторика речи Сталина перед выпускниками военных академий). Знаменательна реакция Сталина на предложенный 1941 05 мая 1941  тост за "мирную сталинскую внешнюю политику".   Само по себе это определение было одним из самых распространенных на майских торжествах 1941    Оно вошло в праздничные приказы наркома обороны и наркома Военно-Морского Флота СССР. На приеме в честь участников военного парада вечером 02 мая ее провозгласил (причем в присутствии Сталина)  Тимошенко105. Вообще, советская пропаганда на все лады восхваляла "сталинскую мирную внешнюю политику", позволявшую СССР официально оставаться вне войны, и в то же время дававшую солидные территориальные приращения, полученные в 1939-1940 гг.106   То, что Сталин во всеуслышание объявил о намерении отказаться от нее и перейти "от обороны к наступлению" не было простой риторикой, а означало лишь одно: сигнал к повороту во всей политике в сторону активных действий, направленных главным образом против Германии. Исследователи практически единодушны в том, что 1941 сталинская речь 05 мая 1941 г. имела ярко выраженную антигерманскую направленность. В ней недвусмысленно признавалось, что именно немцы стали инициаторами войны («Германия начинала войну...") и виновны в ее расширении («германская армия ведет войну под лозунгом покорения других стран...")107.   Подобное признание коренным образом отличалось от прежних заявлений руководства СССР, звучавших неоднократно, начиная с сентября 1939 г., в выступлениях Молотова, а также в советской пропаганде. Тогда "поджигателями войны" называли Англию и Францию. Сталинский призыв о необходимости перехода к "военной политике наступательных действий" и соответствующей перестройке советской пропаганды не остался пустым звуком.   Он немедленно был расценен как прямое указание к действию. В частности, после сталинского указания о необходимости перестройки воспитания, пропаганды, агитации и печати в стране в наступательном духе, 1941 прозвучавшего 05 мая 1941 г., началась активная работа по претворению его в жизнь. Основные вопросы, возникавшие в ходе разворачивавшейся пропагандистской кампании в духе "военной политики наступательных действий" обсуждались на заседаниях Оргбюро, Секретариата, а также в Управлении пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), в отделе печати Народного комиссариата иностранных дел, Главном управлении политической пропаганды Красной Армии (ГУППКА). Вся кампания велась под непосредственным руководством секретарей ЦК ВКП(б) Жданова и Щербакова.   2   Судя по публичным выступлениям Жданова и до 1941 05 мая 1941 г., и после, он являлся, так же, как и Сталин, приверженцем наступательной военной тактики. На партийном активе Ленинграда и Ленинградской области 20 ноября 1940  Жданов подчеркивал необходимость обратить особое внимание на новые тенденции в ходе боевых действий между Германией и ее противниками на Западе и, прежде всего, учитывать "опыт современного наступления [курсив мой – авт.] со всеми его ударными средствами и формами в виде прорыва танков, механизированных дивизий, налетов авиации, парашютных десантов..."108   Несомненно, Жданов и Щербаков, будучи одними из наиболее близких к Сталину людей, обладали исчерпывающей информацией относительно того, как именно должна разворачиваться новая пропагандистская кампания, корректируя ее ход в зависимости от быстро менявшейся обстановки внутри страны и на международной арене. Эта кампания самым непосредственным образом затронула деятельность УПА ЦК ВКП(б). Начальник УПА Александров был хорошо осведомлен о содержании речи Сталина 05 мая 1941  и даже ознакомил с ее содержанием доцентов и аспирантов  ИФЛИ, где вел тогда преподавательскую работу109.   Именно Александрову было поручено составление первого варианта проекта общей директивы ЦК "О задачах пропаганды на ближайшее время". Он также давал указания по содержанию аналогичного проекта директивы ГУППКА. Ближайшими помощниками Александрова по УПА являлись Д.А. Поликарпов и  Пузин. Они участвовали в составлении проектов решений Секретариата и Оргбюро ЦК ВКП(б), некоторые из которых, принятые после 1941 05 мая 1941 г., напрямую были связаны с пропагандистским обеспечением подготовки наступательной войны.   К этой же деятельности был привлечен отдел печати НКИД во главе с  Пальгуновым110. Важным шагом на пути практического воплощения сталинских указаний 1941 05 мая 1941  в области пропаганды явились меры по перестройке средств массовой информации. Периодическая печать всегда была в руках большевистского руководства одним из важнейших инструментов пропаганды и агитации. Даже Гитлер был вынужден отдавать должное большевистскому руководству, которое унифицировало всю прессу в СССР. Ведь оказавшись под политическим контролем, периодическая печать, по мнению фюрера, становилась огромной пропагандистской силой111.   Отлаженный механизм пропагандистской машины в начале мая 1941  оказался объектом пристальной опеки со стороны ЦК ВКП(б)   08 мая 1941  в 14 часов в ЦК состоялось совещание Щербакова с редакторами центральных газет («Правда", Известия, "Красная Звезда", "Труд") и ряда журналов112. На другой день после этого совещания в центральных советских газетах появилось "Опровержение ТАСС", касавшееся сообщений зарубежных информационных агентств о концентрации крупных воинских соединений Красной Армии на западных границах СССР. В "Опровержении" пересказывалась переданная японским агентством информация о переброске советских войск с Дальнего Востока и из Средней Азии, о передаче в распоряжение Киевского особого военного округа 2,700 боевых самолетов, об усилении военно- морских флотов на Черном и Каспийском морях.   ТАСС категорически отрицал "это подозрительно крикливое сообщение", утверждая, что никакой концентрации крупных военных сил Советского Союза на его западных границах нет и не предвидится113. В тот день, когда "Опровержение ТАСС" опубликовала советская печать, распоряжением начальника штаба Одесского военного округа генерал-майора М.В. Захарова вооружение, боевая техника и имущество НЗ были переведены в состояние, "готовое к немедленному использованию"114. Не случайно после появления газет с этим опровержением в воинских частях, переброшенных к границе с Румынией, его содержание вызвало недоумение красноармейцев, дислоцировавшихся в данном районе. Они задавали на политинформациях вопрос: "Как связать это с действительностью?"   Ответ политрука одного из соединений прозвучал безапелляционно: "Все эти заявления и пакты пишутся для цивильных, но мы-то должны понимать, что нас сюда послали не к теще на блины. Мы знаем, кто наш враг, и с честью выполним любую поставленную перед нами партией задачу"115. Между тем в Москве продолжалась работа по организации перестройки советской пропаганды в духе наступательной войны. В записной книжке Щербакова отмечено, что вечером того же дня, когда в советских газетах появилось упомянутое "Опровержение", секретарь ЦК ВКП(б) имел встречу с представителями ТАСС. Он записал для памяти, что следовало к 19 часам 09 мая вызвать нужных людей и подготовить обсуждение вопросов повестки дня116.   2   Ученые, занимающиеся исследованиями в области истории тоталитарных режимов, отмечали наличие сложного процесса приведения языка деловых документов, которым пользовались функционеры, в соответствие с политическими реальностями и генеральными указаниями высшего руководства. Выделено по крайней мере три признака подобного процесса: подражание в письменном языке высшему руководству либо непосредственному начальству; применение расхожих формулировок и шаблонных фраз; наконец, лаконичный, сугубо деловой стиль текстов117.   Со всей очевидностью все эти языковые особенности проявились в письменных документах, сохранившихся в архивах и связанных в той или иной степени с пропагандистским обеспечением подготовки к наступательной войне. В качестве иллюстрации можно привести тезисы Щербакова к совещанию 08 мая 1941  с представителями средств массовой информации118. Сравнение их с записями сталинских выступлений перед выпускниками венных академий позволяет сделать однозначный вывод: речь Сталина, а также реплика на банкете 05 мая явились основой, своеобразной моделью при составлении упомянутых тезисов.   Сталин говорил тогда, имея в виду причины поражения Франции и побед Германии в 1939-1941 гг., что французы и их союзники англичане с пренебрежением относились к военным, военно-техническая мысль во Франции не двигалась вперед, наконец, она потеряла своих союзников119.   Соответственно, среди тезисов Щербакова обнаруживаем следующие: "Борьба с зазнайством, успокоенностью, косностью (см. опыт Франции)"; "Игнорирование армии, ее командного состава. Перестали уважать". Секретарь ЦК ВКП(б) также наметил публикацию в периодической печати статей и обзоров "о плохих союзниках".   Как упоминалось выше, характеризуя состояние германской армии к весне 1941 г., Сталин утверждал, что считать ее "непобедимой" нет никаких оснований, напирая на проявление в ней первых признаков "хвастовства, самодовольства, зазнайства". Он утверждал также, что германская военная мысль не шла вперед, проводил аналогии между захватническими войнами Наполеона I, окончившимися плачевно для французского императора, и операциями армии Германии, которая сменила лозунг "освобождения от цепей Версаля" на лозунг "покорения других стран".   3   Кроме того, Сталин указывал на опасность ведения войны на два фронта, сопоставляя кампании Пруссии против Франции 1870-1871 гг. и борьбу Германии против ее противников в 1914-1918 гг.120. В несколько модернизированном стиле все эти сталинские мысли отражены в тезисах Щербакова 08 мая 1941 г.: "Самодовольство"; "Зазнайство, самодовольство, леность военно-технической мысли"; "Смена лозунгов"; "Миф о непобедимости" (причем целый раздел тезисов озаглавлен "Разоблачение мифа о непобедимости", а для его освещения, по мнению Щербакова, в прессе следовало помещать статьи и обзоры, в том числе и о Наполеоне I); "Два фронта"; "Войны Германии на два фронта".   Естественно, в своих тезисах Щербаков постарался адекватно передать сталинскую мысль о завершении перестройки Красной Армии, ее перевооружении и оснащении современной военной техникой, а также об извлечении ею опыта из советско-финской войны, и из боевых действий Германии против западных союзников в 1940-1941 гг. Об этом можно судить на основании следующих использованных в упомянутом документе формулировок: "Армия перестроена и реорганизована на основе учета опыта войны"; "Освещение героев, овладевших техникой (опыт финской войны)"; "Линия Мажино, линия Маннергейма".   Наконец Щербаков, очевидно, получив дополнительные устные директивы от Сталина, но, совершенно точно, с учетом сделанного последним конкретного указания о необходимости перестройки пропаганды в наступательном духе, фиксирует это в своих тезисах. Первый, наиболее важный их раздел озаглавлен: "Воспитание армии и народа". Он открывается следующей формулировкой: "Лозунг — наступательной войны. Основную статью".   В третьем разделе тезисов находим следующую формулировку: "Лозунг обороны, лозунг наступления. Готовить политику войны". Ясно, что данная формулировка полностью вытекала из сталинской антитезы "оборона — наступление", прозвучавшей в приводившемся тосте на приеме 1941 05 мая 1941  Щербаков, опираясь на эту антитезу, акцентировал внимание именно на смене оборонительных лозунгов на наступательные в контексте подготовки к войне.   Секретарь ЦК ВКП(б), отвечавший за идеологическую работу, прекрасно понимал, что необходимо держать в тайне сам факт начавшейся пропагандистской кампании по обеспечению "лозунга наступательной войны". Формулируя указания, предназначенные для руководителей средств массовой информации, он, в частности, зафиксировал в своих тезисах механизм подготовки материалов по разоблачению "мифа о непобедимости" германской армии: "Осторожно, не дразнить, повода не давать, аналогии и намеки, но систематически, капля по капле".   Интересно, что в первоначальном, рукописном наброске данного пункта второго раздела тезисов Щербаков сформулировал основную мысль более конкретно: "Осторожно, гусей не дразнить, повода не давать, аналогии и намеки, но систематически, капля по капле (как известно, [вода] камень долбит" (курсивом выделены слова, вычеркнутые Щербаковым из рукописи и отсутствующие в машинописном варианте тезисов).   Таким образом, в тезисах Щербакова отразились практически все уровни "приведения языка в соответствие с политическими реальностями"   В свете приведенных свидетельств есть возможность оценить, насколько объективной являлась информация о событиях, произошедших в Москве после первомайских праздников, которая содержалась в донесении Шуленбурга в МИД Германии от 12 мая. С одной стороны, он совершенно верно указал на факт принятия на себя Сталиным поста Председателя Совета Народных Комиссаров СССР как на "событие чрезвычайной важности".   Во многом соответствовало действительности и убеждение Шуленбурга в том, что данный шаг был вызван внешнеполитическими причинами. С другой стороны, трудно согласиться со следующим выводом германского посла: якобы переоценка международного положения, исходя из побед вермахта в Югославии и Греции, заставила Сталина отойти от прежней политики, "приведшей к отчужденности в отношениях с Германией".   Совершенно противоречат истине в свете приведенных нами фактов о начавшейся в условиях строжайшей конспирации пропагандистской подготовке к наступательной войне утверждения Шуленбурга о неких "манифестациях" СССР (в их числе названо и пресловутое "Опровержение ТАСС" от 9 мая!), рассчитанных "на ослабление напряженности" в советско- германских отношениях и даже "на создание в будущем лучшей атмосферы" в них121.   Не меньшее значение, чем периодической печати, большевистское руководство и лично Сталин уделяли кинематографии   Не случайно вслед за редакторами центральных газет и журналов, сотрудниками ТАСС конкретные указания со стороны ЦК ВКП(б) по развертыванию новой пропагандистской кампании в стране получили и кинематографисты. Произошло это во время совещания в ЦК ВКП(б) по вопросам художественной кинематографии. О совещании известно достаточно [докажите!] много, его ход рассматривался в научных публикациях122.   Однако есть возможность дополнить уже имеющиеся факты и акцентировать внимание на некоторых поднимавшихся на нем вопросах, напрямую касающихся рассматриваемой нами проблемы. В записной книжке секретаря ЦК ВКП(б) Щербакова отмечено: "14 мая (Среда). Совещание по кино. Людей, число их. Открывает т.Жданов"123.   В августе 1940  Жданов, по постановлению Политбюро, возглавил Комиссию по предварительному просмотру и выпуску на экраны новых кинофильмов, куда помимо него вошли секретари ЦК ВКП(б)  Андреев, Маленков и заместитель наркома иностранных дел Вышинский124. В марте 1941 Жданов высказал мысль о необходимости собрать в ЦК ВКП(б) деятелей кино "и выяснить, как ведется среди них политвоспитание, кто их там воспитывает, кто их направляет"125.   В cередине мая 1941  это предложение было воплощено в жизнь   Приведенная выше заметка для памяти, сделанная Щербаковым и касавшаяся подбора и количества "людей" на совещании по вопросам художественной кинематографии (оно проходило 14-15 мая 1941 г.), свидетельствует о той важности, которая придавалась этому совещанию в ЦК ВКП(б). Было приглашено 54 видных и наиболее известных кинорежиссеров, сценаристов, актеров, операторов, руководителей крупнейших киностудий страны, а также 27 "работников пропаганды и печати" (так они названы в сохранившемся списке участников).   Эта группа состояла из представителей Управления пропаганды и агитации, отделов ЦК, МК и МГК ВКП(б), ЦК ВЛКСМ, ГУППКА, СНК СССР, руководства Комитета по делам кинематографии при СНК СССР, редакторов газет "Правда", Известия, "Комсомольская Правда"126. Следовательно, на двух представителей кинематографии приходился один "работник пропаганды и печати", что предвещало постановку большевистским руководством перед участниками форума политически важных задач.   Открывая совещание, Жданов счел необходимым подчеркнуть, что кино имеет большое значение, "как важнейшее из видов искусства и наиболее острое орудие политического воспитания и просвещения масс," тем более, что "современная эпоха, современный период" налагали на советский кинематограф "особые обязанности в связи с войной", а также в связи с "задачами в области строительства коммунистического общества" и конкретными установками, которые прозвучали на XVIII партийной конференции.   Между тем выступавшие в прениях кинематографисты сосредоточивали внимание на вопросах, главным образом касавшихся внутреннего развития советского кино, аппелируя к представителю высшей партийной инстанции со своими претензиями и жалобами на неблагополучное положение вещей. Именно поэтому в заключительном слове, уже 15 мая,  Жданов акцентировал внимание на разъяснении вопроса о том, какие новые проблемы стоят перед советской пропагандой, а также уточнил, к какой именно войне следует готовиться всему народу и кинематографистам в частности.   Ссылаясь на Сталина, он подчеркнул, что "большевик и революционер тот, кто умеет ломать старые традиции и строить новые". Данный сталинский тезис Жданов напрямую связал с задачами, которые следовало "развернуть в идеологической области". Он констатировал: положение СССР как единственной страны социализма, когда было необходимо готовить народ "к любым неожиданностям", обязывало "сделать вывод из этого, а мы не делаем". Жданов пояснил, что необходимо проведение "практических мероприятий по линии пропаганды и по линии идеологических вещей".   Он обрисовал присутствовавшим на совещании в ЦК ВКП(б) "генеральную линию" большевистского руководства на международной арене: она сочетала независимость, самостоятельность действий и, вместе с тем, предполагала расширение "фронта социализма, всегда и всюду тогда, когда нам обстоятельства позволяют". Здесь же секретарем ЦК были приведены наглядные примеры в подтверждение данной мысли: он предложил вспомнить события 1939-1940 гг., когда к СССР были присоединены Прибалтика, Западная Украина и Западная Белоруссия, Бессарабия, Северная Буковина. "Вы отчетливо понимаете, — доверительно сообщал Жданов своей аудитории, — что если обстоятельства нам позволят, то мы и дальше будем расширять фронт социализма".   В этой связи им была сформулирована коренная задача: следовало прививать народу непримиримость к "врагам социализма", готовность нанести "смертельный удар любой буржуазной стране или любой буржуазной коалиции", а главное — воспитываать людей "в духе активного, боевого, воинственного наступления". Решение данной задачи возлагалось, по словам Жданова, и на кинематографистов, которые, как и другие советские граждане, понимали "проблему нашего дальнейшего развития", прекрасно отдавая себе отчет, что, "конечно, столкновение между нами и буржуазным миром будет и мы обязаны кончить его в пользу социализма".   Последний из приведенных пассажей заключительного слова на совещании в ЦК ВКП(б) по вопросам художественной кинематографии вызвал, судя по стенограмме, аплодисменты127.   2   На этом же совещании был затронут, в частности, и вопрос о том, какие именно черты характера нужно воспитывать у советских людей в связи с необходимостью их подготовки к "воинственному наступлению". Щербаков отметил по данному поводу, что среди молодежи имеются "нежелательные" настроения: "прошлого не анализировать, вперед не смотреть, а жить как трава растет". Между тем, продолжал он, кинематограф отнюдь не способствовал пресечению подобных настроений.   Особенно возмущение у Щербакова вызывало то, что эти настроения и отражающие их кинофильмы преобладают в такой момент, "когда мы весь народ должны держать в состоянии мобилизационной готовности"128. Примечательно, что в его вышеупомянутых тезисах к совещанию с редакторами центральных газет и журналов (08 мая 1941 г.) в разделе "Воспитание армии и народа" формулировалась следующая задача: " Во всех статьях, очерках (об армии, колхозе, заводе, школе, молодежи), оборонном спектакле, фильме — о выносливости, о готовности, против тепличности"129.   На совещании в ЦК ВКП(б) по вопросам художественной кинематографии  Жданов в заключительном слове выразил эту основную мысль более конкретно: "У нас некоторые люди воспитываются в тепличной обстановке, им будет трудно воевать". Имея в виду, очевидно, кинофильм "Сердца четырех", который, как отмечалось на совещании, по идеологическим соображениям не был разрешен к показу, Жданов заявил: "Мы сами любим посмеяться, мы не апостолы, но мы считаем, что труд и задачи, которые перед нами стоят, обязывают... чтобы этот смех не превратился в самоцель". "Может быть, мы через пару лет будем смеяться по-иному"130.   Итак, Жданов и Щербаков в весьма определенных выражениях высказались по поводу тех черт характера, которые, по их мнению, не должны были быть присущими советскому человеку, а тем более большевику. Сравнивая выступление Жданова перед кинематографистами с речью Сталина перед 1941 выпускниками военных академий, нельзя не отметить "доверительную" манеру обращения к аудитории, которую "соратник" перенял у "вождя". Кроме того,  Жданова уже не впервые использовал сталинский тезис о необходимости "расширения фронта социализма". Возможно, он информировал Сталина о ходе работы совещания по вопросам художественной кинематографии – 14 и 15 мая Жданов был в числе посетителей сталинского кабинета в Кремле131.   3   Вслед за Ждановым и Щербаковым, трактовавшими сталинские указания о необходимости подготовки к наступательной войне в устных выступлениях, подобного рода обязанность взял на себя  Калинин. К тому времени Калинин являлся членом Политбюро, занимая пост председателя Президиума Верховного Совета СССР.   20 мая 1941  он выступил с докладом о международном положении на партийно-комсомольском собрании работников служебного аппарата Президиума Верховного Совета СССР132. Сохранившиеся тезисы позволяют выявить истоки некоторых основных положений речи Калинин перед сотрудниками аппарата Президиума Верховного Совета СССР. Его замечания о том, что "большевики — не пацифисты", что "нельзя безотчетно упиваться миром"133, несомненно, вытекали из соответствующих сталинских указаний на сей счет, высказанных в 1938  на совещании пропагандистов и агитаторов Москвы и Ленинграда.   На этом совещании, посвященном выходу в свет "Краткого курса истории ВКП(б)", Сталин заявил, что является неверным представление о большевиках как о пацифистах, "которые вздыхают о мире" и "начинают браться за оружие только в том случае, если на них напали". - большевики, продолжал он, "сами будут нападать, если война справедливая, если обстановка подходящая, если условия благоприятствуют...". Далее следовал очевидный для Сталина вывод: "То, что мы сейчас кричим об обороне — это вуаль, вуаль"134.   20 мая 1941 Калинин констатировал: СССР сумел "серьезно потеснить капиталистический мир" и ведет "наступательную политику против капитализма"135. Данные утверждения также вытекают из сталинских выступлений (09 сентября 1940  и 1941 05 мая 1941 г.) Добавим к этому, что и  Жданов в начале июня 1941  утверждал: "Мы уже вступили на путь наступательной политики"136.   Некрич при анализе содержания вышеупомянутой речи Калинина, к сожалению, допустил передержку. Историк писал: "Калинин, в отличие от Сталина, откровенно говорит теперь, что Германия ведет завоевательную войну137. Между тем совершенно ясно, что "всесоюзный староста" сделал заявление о завоевательном характере внешней политики нацистов не "в отличие", а, так же, как и  Жданов, вслед за Сталиным.   достаточно [докажите!] напомнить в данной связи чеканные сталинские фразы из речи перед выпускниками военных академий 1941 05 мая 1941 г.: «..Германия уже воюет под флагом покорения других народов" или: "Германская армия не будет иметь успеха под лозунгами захватнической, завоевательной войны"138. Вышеушеупомянутые выступления  Жданова,  Щербакова и  Калинина нацеливали на поворот в пропаганде в духе подготовки именно к наступательной войне.   4   Представляется, что те, к кому непосредственно были адресованы эти указания и призывы, в полном соответствии с "основной задачей момента" восприняли их и ответили немедленными практическими действиями. 10 мая 1941  исполняющий обязанности заведующего отделом печати НКИД Пальгунов направил в Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) свои "Предложения о мероприятиях по освещению международного положения". Этот документ с грифом "Секретно" снабжен собственноручной пометой  Пальгунова: "Срочно с нарочным", причем она для убедительности дважды подчеркнута красным карандашом139.   Примечательно, что в этом документе, составленном на другой день после публикации упомянутого "Опровержения ТАСС", формулировалась следующая задача: "Поведение советской печати не должно давать какого-либо повода для выводов, будто в данный момент имеются какие-либо изменения в состоянии советско-германских отношениях, и тем менее повода для каких бы то ни было дипломатических представлений".   Это вполне согласуется с одним из тезисов Щербакова к совещанию 08 мая 1941  – "не дразнить и не давать повода"140, подразумевавшим сохранение внешних "приличий" в отношениях с Германией и нацеленным на то, чтобы лишить германскую сторону предлога для выдвижения претензий. Понимание заведующим отделом печати НКИД "основной задачи момента" проявилось и в том, каким образом он представлял себе способы разоблачения "мифа о непобедимости германской армии".   Основная работа в данном направлении, отмечал Пальгунов, должна проводиться менее доступной немцам советской местной печатью – областными, городскими и районными газетами. Он, несомненно, исходил из установки Щербакова, данной 08 мая 1941 г.: в качестве основного инструмента для решения данной задачи использовать не только центральную печать, но и местную, причем, как отмечалось в одном из тезисов секретаря ЦК ВКП(б), в местной печати можно было действовать "несколько свободнее"141. Думается, подобная тактика была избрана не случайно.   Подписка для иностранцев на советские краевые, областные и районные газеты (кроме особо оговоренных) на 1941  была запрещена Главлитом142. Столь крутая мера диктовалась необходимостью пресечения попадания за границу (в том числе и в Германию) информации о дислокации воинских частей Красной Армии, размещении крупнейших промышленных и оборонных предприятий на территории СССР и других данных, составлявших государственную и военную тайну. Подобная утечка информации происходила ввиду того, что органы цензуры на местах фактически не справлялись со своими основными обязанностями.   В создавшихся условиях Управлению пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) и Главлиту легче было вообще отказать иностранным (в том числе и германским) подписчикам в получении советских краевых, областных и районных газет, чем проследить за тем, чтобы секретные сведения не проникли за границу. Именно областные, районные и городские газеты, подчеркивал Пальгунов в вышеупомянутых "Предложениях", "не затрагивая прямо и непосредственно Германию должны разрушить своими выступлениями всякие представления о "непобедимости германского оружия", показать, что германские победы обусловлены в значительной мере не "всепобеждающей силой" германской армии и германской военной техники, а военной и политической слабостью противников Германии"143.   5   Нельзя не отметить в данной связи особой изощренности ума исполняющего обязанности заведующего отделом печати НКИД: порекомендовать разоблачение "мифа о непобедимости германской армии", не упоминая самой Германии вряд ли смог бы непосвященный человек. И его вовсе не волновало, как могли понять подобную задачу редакторы местных советских газет, не столь хорошо информированные, как сам Пальгунов.   Пальгунов предлагал также опубликовать в "Красной Звезде" "серию статей с объективным военно-теоретическим разбором отдельных операций, проведенных германской армией в 1939-1941 гг., особо подчеркивающих тактические и стратегические слабости и промахи противников Германии"144. Скорее всего, данное предложение вытекало из тезиса  Щербакова в разделе "Разоблачение мифа о непобедимости": "В "Красной Звезде" — свободнее [писать] об опыте войны (Тобрук, итоги балканской войны, Мажино и др.)"145   Пальгунов несколько "оживил" выдвинутый Щербаковым "лозунг наступательной войны". Он, в частности, подчеркивал: для "максимально широкого разъяснения в массах особенностей международной обстановки" следовало предложить пресс-бюро газеты "Правда" разослать "в течение ближайшего полумесяца областным, городским и районным газетам" ряд материалов для публикации, и среди них — статью о различии "между советской политикой мира и пацифизмом мелких буржуа и социал-предателей".   Она, по мысли Пальгунова, должна была основываться на материалах докладов Сталина и Молотова 1939-1940 гг., опираться на "Краткий курс истории ВКП(б)", а также на ленинское положение, суть которого сводилась к следующему: "говорить нам, что мы должны вести войну только оборонительную, когда над нами занесен нож... значит повторять старые, давно потерявшие смысл фразы мелкого буржуазного пацифизма"146.   В другом месте своих "Предложений" заведующий отделом печати более категоричен: "Областная и районная печать должна отказаться от описания ужасов войны, совершаемого в пацифистском стиле, показать, что при известных обстоятельствах нужна наступательная тактика"147.   6   Вышеприведенные цитаты из письма Пальгунова особенно показательны. Судя по воспоминаниям знавших его по совместной работе заведующего иностранным отделом газеты "Труд" З.С. Шейниса и известного писателя И. Эренбурга, Пальгунову была присуща осторожность, причем осторожность "на грани фантастики".   Например, будучи еще корреспондентом ТАСС во Франции, Пальгунов любую информацию передавал в Москву не от своего собственного имени, а с обязательной ссылкой на какой- либо источник. В НКИД ходил анекдот: даже о том, что Париже дождь, Пальгунов сообщал, ссылаясь на сообщение французской газеты "Тан".   После возвращения из Парижа в Москву Эренбург написал стихи о трагической судьбе побежденной нацистами Франции. Однако их отказывались публиковать. Тогда писатель обратился к Пальгунову как к заведующему отделом печати НКИД. Тот никак не мог поверить, читая лирическое стихотворение Эренбурга, что упоминавшееся в нем слово "явор" означает всего- лишь дерево, разновидность клена. При этом Пальгунов вопрошал: "Вы понимаете, какая на мне ответственность?"148   Подобная осторожность заведующего отделом печати НКИД, однако, была вполне обоснованна. По образному выражению С.З. Шейниса, Пальгунов, подобно своим предшественникам, буквально "ходил по лезвию ножа"149 – как упоминалось выше, судьбы его предшественников, работавших в этом отделе, сложились печально, если не сказать трагически. В любом случае трудно представить, что инициатива мероприятий, направленных на пропагандистское обеспечение "лозунга наступательной войны" и перечисленных в "Предложениях" Пальгунова, происходила от него лично. Вероятнее всего, документ был составлен им после соответствующих указаний, полученных на совещаниях в ЦК ВКП(б) 8-9 мая 1941 г., которые проводил Щербаков.   Добавим к этому, что впоследствии, в годы войны, Пальгунов возглавил ТАСС – лишнее доказательство правильности его действий в последние предвоенные недели и доверия к нему высшего партийного руководства. Помимо упомянутого письма Пальгунова сохранился и другой характерный документ, являющийся скорее всего откликом на выступление  Щербакова 08 мая 1941  Речь идет о докладной записке Д.А. Поликарпова и  Пузина, составленной между 08 и 15 мая 1941 150   На первом листе документа имеется помета: "В архив" и подпись Крапивина, помощника секретаря ЦК ВКП (б) Щербакова, что дает веские основания предположить: докладная записка была адресована Щербакову. Она составлена после ознакомления с планами публикаций центральных газет: "Правда" (15 мая – 15 июня 1941 г.), Известия (май-июнь), "Красная Звезда" (май-август), а также информационных обзоров ТАСС и статей для центральной и местной печати, тексты которых приложены к записке151.   В записке, в частности, подчеркивалось, что представленные редакциями газет планы статей и обзоров "нуждаются еще в серьезной доработке"152. Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) и отдел печати НКИД взяли на себя основную работу по перестройке публикаций в периодической печати в духе наступательной войны. В это время в УПА под эгидой его начальника  Александрова началась работа по составлению проекта директивы ЦК ВКП(б) "О задачах пропаганды на ближайшее время", который готовился по поручению  Жданова и  Щербакова.   7   В первом варианте этого документа подчеркивалось, что Управление пропаганды и агитации вместе с отделом печати НКИД должны были заниматься просмотром и утверждением статей, предназначенных для публикации в газетах. В проекте постановления ЦК ВКП(б), представленном  Александровым, предусматривалось в центральной и местной, в открытой и закрытой периодической печати публиковать соответствующие материалы, "правильно ориентирующие трудящихся, личный состав Красной Армии в современной обстановке".   Он просил утвердить представленный УПА ЦК ВКП(б) план публикаций на внешнеполитические и военные темы и поручить этому Управлению, а также отделу печати НКИД "просмотр и утверждение статей, предназначенных для опубликования в газетах"153. Примечательно, что один из тезисов выступления Щербакова 08 мая 1941  («борьба с зазнайством, успокоенностью, косностью") интерпретировался редколлегией "Красной звезды" точно так же, как трактовал его заведующий отделом печати НКИД. В представленном Управлению пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) плане статей на май-август 1941  к разделу "Военно-исторические статьи" имелся следующий комментарий: "Показать слабость и неподготовленность к войне французской армии, бездарность и ошибки французского командования, как основные причины "побед" Германии". Аналогичные формулировки можно встретить и в плане статей Известий на май-июнь 1941 г., также направленном в УПА.   В разделе "Военные обзоры" читаем: "Балканская кампания германской армии (задача: показать слабость сил греческих и югославских и, отсюда, – как естественный вывод читателя – преувеличенность разглагольствований германской печати о "крупных победах" на Балканах)"154. Выше уже подчеркивалось, что в своих тезисах Щербаков нацеливал редакторов центральных газет и журналов на пропаганду качественно нового "лозунга наступательной войны". Неудивительно, что и в "Предложениях" Пальгунова, и в докладной записке Д.А. Поликарпова и Пузина проводится именно эта мысль: советская пропаганда должна быть направлена на подготовку наступательной войны.   Например, имея в виду представленный редколлегией газеты Известия план публикации статей на май-июнь 1941 г., Поликарпов и Пузин подчеркивали, что в этом плане, в частности, "отсутствуют темы о воспитании нашей армии и народа в духе наступательных военных действий..."155 В день закрытия совещания в ЦК ВКП(б) по вопросам художественной кинематографии в газете "Известия", план публикаций которой, как было показано выше, не удовлетворил поначалу сотрудников УПА ЦК ВКП(б), появилась передовая статья, свидетельствовавшая, во-первых, об учете редколлегией критических замечаний, и, во-вторых, подчеркивавшая, какие именно качества должны быть присущи народу в обстановке, когда шла подготовка к наступательной войне. Она получила претенциозный заголовок: "Драгоценные черты большевистского характера"156.   В статье приводилась многозначительная цитата со ссылкой на Сталина: "Победа революции никогда не приходит сама. Ее надо подготовить и завоевать". Далее подчеркивались, что большевики "нацеливали и вели массы на великие штурмы, в которых выковывался боевой, революционный, наступательный дух воинов пролетарской армии". И резюме: "Этот воинствующий, наступательный характер борьбы, боевой дух коммунистической партии воспринял и развивает в себе советский народ... Активный, наступательный, воинственный дух ощущается всюду, где действуют, борются, творят советские люди".   Статья заканчивалась многозначительным выводом, не оставлявшим сомнения в направленности начавшейся пропагандистской кампании: "Сознательную активность, идейную силу, глубокую преданность делу Ленина-Сталина, воинственность и непреклонность перед трудностями, готовность к наступлению на любые препятствия и к преодолению их – эти драгоценные черты характера с успехом воспитывает партия большевиков в советском народе".   8   Как видим, довольно недвусмысленные и откровенные формулировки в духе "лозунга наступательной войны" стали позволять себе, очевидно, получив соответствующие указания "сверху", Известия, где, по выражению Щербакова, следовало подавать пропагандистские материалы даже "осторожнее", чем в "Правде"157. 24 мая 1941  был подписан в печать очередной номер журнала Главного управления политической пропаганды Красной Армии (ГУППКА) "Политучеба красноармейца".   Здесь, как и в Известиях, редколлегия дала передовую статью, сходную по содержанию, но несущую большую конкретность в заголовке: "Воспитывать большевистские черты характера". Преамбула передовицы существенно отличалась от прежних осторожных и часто довольно безликих материалов, помещавшихся на первых страницах журнала: "Преданность родине, твердость и настойчивость в достижении полной победы над врагами, активный, наступательный дух — эти замечательные большевистские черты характера воплощались в героические действия воинов Красной Армии и обеспечивали разгром многочисленных врагов нашей родины".   В подтверждение этого приводились примеры боев и походов 1938-1940 гг.: у озера Хасан, у реки Халхин-Гол, "освободительный поход" в Западную Украину и Западную Белоруссию, штурм линии Маннергейма, где "бойцы и командиры показали несокрушимую силу наступления Красной Армии" - РККА, - писали авторы передовой статьи журнала "Политучеба красноармейца", "воспитана и закалена на идейной основе марксизма-ленинизма, на опыте борьбы большевистской партии, показывающем, что большевики выходят победителями из всех испытаний потому, что они твердо держатся наступательной тактики, не боятся препятствий, а смело преодолевают их".   Исходя из вышесказанного, в журнале формулировалась следующая сверхзадача: "Всей политико-воспитательной работе необходимо придать боевой, наcтупательный характер, пронизать ее сталинской принципиальностью и идейностью... Успех политических занятий необходимо оценивать прежде всего по тому, насколько они действительно воспитывают большевистские черты характера в каждом красноармейце и младшем командире... Политорганы, командиры и политработники обязаны быстро устранить все недочеты воспитательной работы, вскрытые инспекторской проверкой, и всемерно усилить работу с каждым красноармейцем и младшим командиром в духе постоянной готовности к наступательным боям за дело коммунизма"158.   Итоги инспекторской проверки политико-пропагандистской работы в РККА, о которой упоминается в статье, были подведены на заседании Главного Военного Совета 14 мая 1941 г., в тот же день, когда  Жданов и Щербаков открывали совещание по вопросам художественной кинематографии. Подобное совпадение, думается, вовсе не случайно, а может лишний раз свидетельствовать о скоординированных действиях большевистского руководства по развертыванию пропагандистской кампании в духе наступательной войны. На заседании ГВС 14 мая присутствовали: секретари ЦК ВКП(б) Жданов и М.Маленков, представители наркомата обороны  Тимошенко, Буденный, Жуков, Кулик, Мерецков, Шапошников.   Доклад по первому вопросу повестки дня (об итогах инспекторской проверки политзанятий в частях Красной Армии) сделал начальник Главного управления политической пропаганды Красной Армии Запорожец. В результате обсуждения доклада Запорожца, ему было поручено, с учетом обмена мнениями, "разработать и представить к очередному заседанию ГВС проект директивы", в которой сделать основной упор "на поднятие боевой воспитательной работы"159.   Таким образом после сталинских выступлений 1941 05 мая 1941  подготовка пропагандистских директив в духе наступательной войны шла на двух уровнях: в УПА ЦК ВКП(б) (где разрабатывался проект постановления "О задачах пропаганды на ближайшее время") и в ГУППКА (где составлялись проекты директив "О задачах политической пропаганды в Красной Армии на ближайшее время", 112 "Об очередных задачах партийно-политической работы в Красной Армии", "О политических занятиях с красноармейцами и младшими командирами на летний период 1941 г.", "О марксистско-ленинской учебе начальствующего состава Красной Армии", а также текст доклада "Современное международное положение и внешняя политика СССР")160.   9   Из представителей средств массовой информации, активно включившихся, согласно указанию "сверху" в кампанию по пропагандистской подготовке наступательной войны, следует особо отметить Вишневского. Являясь членом редколлегии журнала Знамя, он возглавлял одновременно так называемую оборонную комиссию Союза Советских писателей.   Вишневский принимал участие в кампании 1939-1940 гг. против Финляндии, в походе Красной Армии в Бессарабию летом 1940  Судя по его дневниковым записям 1939-1941 гг., он был горячим сторонником упреждающего удара по Германии. Его дневниковая запись от 13 мая 1941  свидетельствует о знакомстве с содержанием 1941 сталинской речи перед выпускниками военных академий. Эта запись интересна тем, что отражает размышления хорошо информированного человека (по роду своей деятельности председателя оборонной комиссии ССП и члена редколлегии "оборонного" журнала "Знамя"   Вишневский бывал на закрытых совещаниях в ГУППКА, в редакции газеты "Правда", на приеме у заместителя наркома обороны маршала Ворошилова и т.д. и т.п.) о перспективах СССР на будущее в международном плане. Вишневский был уверен тогда: именно СССР должен начать "борьбу с Германией", "против фашизма, против опаснейшего военного соседа, – во имя революционизирования Европы и, конечно, Азии".   Вишневский сделал ироническое замечание в адрес "чудаков", полагавших, что компромисс "с фашизмом", начало которому положил пакт Риббентропа-Молотова, приведет к сдаче позиций Советским Союзом. Здесь же писатель отметил как важное событие выступление Сталина "на таджикском вечере", где речь шла "о Ленине, о новой идеологии, о братстве народов, о губительной и мертвой идеологии расизма", ссылаясь на отражение этой речи "в статьях Правды161. Эта речь была произнесена на торжественном приеме по случаю завершения декады таджикского искусства в Москве, в годовщину со дня рождения Ленина, 22 апреля 1941  и полностью опубликована лишь в 1991    В ней Сталин, в частности, подчеркнул, что именно Ленин "противопоставил старой идеологии, заключавшейся в том, что одна раса возвышается до небес, а другие народы принижаются и угнетаются, этой старой идеологии, являющейся мертвой, не имеющей будущности, противопоставил новую идеологию — идеологию дружбы народов, заключающуюся в том, что все народы равноправны"162.   Параллельно с составлением в мае-июне 1941  пропагандистских материалов для личного состава Красной Армии предпринимались первые практические мероприятия по обеспечению поворота пропаганды, исходя из сталинских указаний, о переходе к "новой политике наступательных действий". Они не остались незамеченными со стороны немцев. Германская агентура докладывала, что пропагандистская и воспитательная работа в частях Красной Армии ведется в наступательном духе, нацеливает на военные действия против Германии с целью освобождения европейских стран от ее оккупации, а это, в свою очередь, должно было стимулировать революционные процессы в Европе, смену "буржуазных правительств" на советские и просоветские.   В июне 1941  информация такого рода, наряду с данными о переброске к границе новых частей Красной Армии, о подготовке СССР к мобилизации, развертывании военно-патриотической работы, продолжала поступать в Берлин163. Начиная с мая 1941 г., из радиосообщений Москвы на германских солдат повеяло "враждебным духом", чего они ранее не отмечали164.   10   Как показывает анализ директивных материалов, готовившихся в мае-июне 1941 г., работа над ними велась спешно, что является лишним доказательством ее важности. Наряду с подготовкой проектов директив на уровне ГУППКА разрабатывались документы, предназначенные для непосредственного исполнения на уровне управлений политической пропаганды армий прикрытия (например, находившейся на острие возможного наступления в сторону Люблина 5- ой армии).   Эти источники не содержат и намека на необходимость готовиться исключительно к обороне. Наоборот, везде и всюду директивные пропагандистские материалы мая-июня 1941  акцентировали внимание (и этот акцент усиливался тем, что их авторы дублировали одни и те же положения и тезисы в различных документах), что СССР в создавшейся ситуации должен и обязан взять на себя инициативу первого удара, начать наступательную войну с целью дальнейшего расширения "границ социализма".   При этом всячески преувеличивалась возможность осуществления Красной Армией подобного замысла и преуменьшалась боевая мощь вермахта. Подчеркивалось, что РККА является не инструментом мира, а инструментом войны, активной внешней политики Советского Союза, подвергались осуждению имевшие место "пацифистские" тенденции. Отметалось поднимавшееся на щит в пропаганде конца 30-х гг. основополагающее положение: "Если враг осмелится напасть, то СССР ответит двойным ударом на удар агрессора". В проектах пропагандистских директивных документов, составленных в духе сталинского указания о переходе к "военной политике наступательных действий", на первый план выдвигалась необходимость нанесения именно Красной Армией упреждающего удара165.   11   С первых часов германского нападения на Советский Союз обстоятельства сложились для Красной Армии и всего народа совсем не так, как представляли себе будущую войну Сталин, руководство Генштаба, пропагандистские органы большевистской партии и Вооруженных Сил. Под натиском врага приходилось стремительно отступать в глубь советской территории, а это вызывало негативную реакцию прежде всего тех, кто еще весной 1941  настойчиво внушал, что необходимо готовиться к наступательной войне, которая к тому же будет вестись на чужой территории.   И.Х.Баграмян описывал в своих мемуарах ход заседания военного совета Юго-Западного фронта после получения из Москвы приказа о наступлении на Люблин с целью овладеть этим польским городом к 24 июня 1941    В ответ на аргументированное мнение начальника штаба фронта генерал-лейтенанта М.А. Пуркаева о том, что поставленная задача в условиях, когда враг сам быстро продвигается вперед, просто невыполнима, член военного совета корпусной комиссар  Вашугин с возмущением парировал его. "А вы подумали, — вопрошал он М.А. Пуркаева, — какой моральный ущерб нанесет тот факт, что мы, воспитывавшие Красную Армию в высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдем к пассивной обороне..."166 Сноски и примечания Оглавление Информация и информирование   www.pseudology.org