Москва, Серия "История отечественного телевидения", 2000
Николай Николаевич Месяцев
Давно пережитое
Мой Председатель правительства
Я уже рассказывал о большом личном участии Алексея Николаевича Косыгина - Председателя Совета Министров Союза ССР в развитии радиовещания и телевидения в стране. Но я обязан продолжить повествование об этом прекрасном Человеке, выдающемся государственном и общественном деятеле. Алексей Николаевич отлично понимал, что в перспективе воздействие телевидения (особенно) и радио на широчайшие слои населения будет возрастать. И потому его постоянно занимала, как это я чувствовал из бесед с ним, проблема воздействия массового вещания на человека - делает оно его лучше или хуже в самом широком смысле. Иначе говоря, мой Председатель смотрел в самую сущность радиотелевизионного вещания.
 
С годами мои встречи с Алексеем Николаевичем становились чаще и продолжительнее. Я думаю, он чувствовал мое влечение к нему и отвечал добрым ко мне отношением. Обычно я запрашивался к Алексею Николаевичу на доклад на вторую половину дня, поближе к вечеру. В эти часы трудовой ритм становился менее напряженным, человека, казалось мне, больше располагало к размышлениям, сравнениям с прошлым, заглядыванию в будущее.

...Как-то я пробыл у Председателя часа два с половиной. Выхожу от него в приемную, а там помимо дежурного помощника сидит еще и Управляющий делами Совета Министров СССР Смиртюков Михаил Сергеевич.
- Ты что это так много времени отнимаешь у моего Председателя!
- Он и мой Председатель. А время ушло на дела. Неужели по мне не видно, что Алексей Николаевич подписал распоряжение об ассигновании 2 миллионов золотых рублей на приобретение по импорту мебели для телецентра в Останкино?
- Поздравляю! Что же, два с лишним часа он подписывал это распоряжение?
- Вспоминал свое прошлое
- Что?
- Спроси у Алексея Николаевича
- Строительство Общесоюзного телецентра подходило к концу. Я подробно докладывал Председателю о состоянии дел, поражаясь его знаниям и в сфере собственно строительства, и в технических характеристиках телевизионной аппаратуры и возможностях заводов-изготовителей этой аппаратуры.

В ходе строительства Общесоюзного телецентра, его технической оснащенности, создания нормальных производственно-бытовых условий для его работников Алексей Николаевич Косыгин, вникая в различные аспекты, подсказывал, как наилучшим образом их решить и в том числе - опираясь на его помощь. В тот вечер я доложил Председателю о завершении к 50-летию Октябрьской революции строительства первой очереди телецентра.
Было около восьми вечера, и я собирался уже попрощаться с Алексеем Николаевичем, когда он спросил: "А Вас часто беспокоят товарищи из ЦК?" - "Члены Политбюро, секретари Центрального Комитета партии - редко".

Сложилась примерно следующая цепочка передачи замечаний: секретарь ЦК - его помощник - отдел пропаганды и агитации - кто-либо из моих замов - я. Замечания идут, как правило, в связи с тем, что кому-то в эфире не понравилось что-то или кто-то. Главным "цензором", конечно, выступает отдел пропаганды и агитации ЦК, который в своем составе имеет специальный сектор, и товарищи из него обязаны "отрабатывать" занимаемые ими должности, что некоторые из них с особым рвением и делают под руководством замзава А.Яковлева.

Своего отношения к замечаниям я не скрывал. Я говорил Алексею Николаевичу, что если я буду поворачивать свою голову на каждое замечание, идущее то слева, то справа, то спереди, а то и сзади, моя голова быстро сорвется с плеч. Своих замов я тоже прошу критически относиться к замечаниям, идущим "сверху", не пугаться, не привносить "страх" в коллектив, дабы не раскачивать его из стороны в сторону в связи с субъективными замечаниями, а удары принимать на себя и спускать в землю.
- Вам это удается?
- Да. В главном.
- По моему убеждению, вы поступаете правильно. Конечно, Вам в нынешних условиях выдерживать свою позицию гораздо легче, чем мне в былые годы, во времена Сталина. Тогда я тоже был молод и, естественно, хотелось привнести в работу свое, выстраданное, вопреки идущим сверху указаниям. Однако это оказывалось, как правило, невозможным. Жесткий прессинг сковывал инициативу. Все годы работы, на любых должностях я в меру своих полномочий стремился дать своим подчиненным по службе максимально возможный простор для самодеятельности, творчества. Сталин упрекал меня в демократичности. Но щадил. Он умел зажимать волю других в своем кулаке и направлять ее в нужное ему направление. Мне порой казалось, что он видит все, кругом и даже насквозь.

- Работали мы тогда далеко за полночь, если не до утра, - продолжал вспоминать Алексей Николаевич. - Бывало, что Сталин около часа ночи приглашал поужинать. После ужина шли смотреть кино. Я обычно садился сзади, чуть сбоку от Сталина. Однажды, сморенный усталостью, я во время просмотра фильма задремал. Сталин заметил и сказал: "Если Вы, товарищ Косыгин, устаете на работе больше, чем другие, идите спать". Сон, конечно, с меня сразу слетел. Я извинился. Сталин смолчал. Он умел держать паузу.

Рассказывал Алексей Николаевич о былом обычно неторопливо, своим ленинградским говором, голосом чуть глуховатым. Лицо то озарялось мягкой улыбкой, то на него набегала грусть. Надо сказать, что внешне он обычно выглядел спокойным. Коротко, "ежиком" подстриженные седые волосы (ему тогда перевалило за шестьдесят пять), большой с залысинами лоб как бы приковывали к себе внимание, отвлекая от серых живых глаз, крупного носа и округлого подбородка. Работал Косыгин быстро и красиво. Он знал свое дело. Я завидовал его познаниям в различных отраслях экономики и культуры. Он, будучи по образованию инженером-текстильщиком, со знанием дела мог "распекать" директора Магнитки за излишние припуски при прокатке металла или высказывал глубокие суждения о сути реформы школы на основе связи политехнического образования с производительным трудом и т.д.

Алексей Николаевич был, как мне кажется, из породы политиков, которые на политической арене редко выступают на первый план. Мне доводилось наблюдать Брежнева - Генсека ЦК КПСС, Подгорного - Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Косыгина - Председателя Совета Министров СССР, когда одно общее дело сводило их вместе, слушать их суждения, сравнивать... Напыщенный вождизм Брежнева при заурядности суждений; безликость Подгорного, обязательно вступающего в дискуссию вторым, и его посредственность в аналитических оценках; глубина мыслей Косыгина и некая выраженная то ли стеснительность, то ли нежелание выпячивать себя - скорее всего именно это.
 
Алексей Николаевич обладал колоссальным практическим опытом руководства народным хозяйством. Вряд ли кто-либо еще из плеяды "стариков", прошедших Великую Отечественную, послевоенное время до самого начала 80-х годов, мог возглавить Советское правительство после освобождения Н.С.Хрущёва с этого поста в октябре 1964 года. Назначение А.Н.Косыгина на должность Председателя Совета Министров СССР было воспринято с удовлетворением. В народе к нему относились с большим уважением. И если авторитет Брежнева и Подгорного с годами снижался, а в 80-е годы просто-таки катился вниз, то Косыгина и после его кончины (14 декабря 1980 года) люди продолжают вспоминать светло, с благодарностью за честное служение Отчизне.

С приходом Алексея Николаевича к руководству Совмином были отсечены некоторые бюрократические элементы в его деятельности. Члены правительства заговорили не по бумажкам, а своим языком, по отведенному каждому из них природой уму. Были упразднены областные и региональные совнархозы и восстановлено отраслевое управление народным хозяйством страны, при расширении прав и самостоятельности отдельных, особенно крупных, предприятий, фирм, концернов.

В 1965 году на сентябрьском Пленуме Центрального Комитета партии с докладом об основных параметрах экономической реформы выступил А.Н.Косыгин. Было принято соответствующее решение. В интересах дела, для ликвидации бюрократического параллелизма в руководстве народным хозяйством, повышения роли министерств, Косыгин предложил упразднить соответствующие отраслевые отделы в ЦК КПСС. Однако Брежнев расценил это, как умаление роли Центрального Комитета партии, а стало быть, и его роли как Генерального секретаря ЦК. На заседаниях Секретариата ЦК, которые в те годы обычно вел Суслов, я не наблюдал активной поддержки экономической реформы. Суслов и другие приспешники Брежнева "цедили" что-то невнятное по поводу этой реформы.

И все же экономическая реформа набирала силу, а состояние народного хозяйства улучшалось. В 1965-1967 годах валовый национальный продукт увеличивался в среднем на 8 процентов в год, производство товаров народного потребления - на 10 процентов, а производство сельскохозяйственной продукции - на 4 процента.

Настроение Алексея Николаевича тоже шло в гору. Но так продолжалось недолго. В конце 1967 года я заметил резкий спад в его настроении и как бы мимоходом, во время очередного доклада, спросил о состоянии здоровья, хотя знал, что незадолго до этого он отдыхал в Кисловодске, в санатории "Красные камни". Последовала длинная пауза. Алексей Николаевич встал из-за стола, подошел к окну, выходящему на Ивановскую площадь Кремля. Встал и я. Тоже подошел к тому же окну. Алексей Николаевич не смотрел на площадь.
 
Мне показалось, что он как-то весь сник. А потом после паузы сказал: "Наверное, мне пора уходить отсюда". Я не поверил своим ушам: "Вы сказали "уходить"?!" - "Да. Экономическая реформа дальше не пойдет, она обречена. Принято решение (я понял - Политбюро) о том, чтобы почти вся прибыль предприятий, в том числе и сверхплановая, изымалась, "в порядке исключения", в госбюджет. Наговорил, наобещал, что реформа - это путь экономического развития путем стимулирования инициативы и заинтересованности трудящихся в результатах своего труда, а на деле - болтовня".

У меня посредственная политэкономическая подготовка. Но я понимал, что решение, принятое Политбюро, подкашивает реформу Косыгина под корень. Она была его детищем. Всех своих министров и председателей госкомитетов он обязал два раза в месяц к 9 часам утра являться на лекции по проблемам экономической реформы, которые мне, например, многое помогли глубже уяснить.

...Отставка А.Н.Косыгина принята не была. Реформа забуксовала, потом даже сами слова "экономическая реформа" вышли из употребления, в том числе и у нас на радио и телевидении. Брежнев и его приспешники продолжали профессионально малограмотно вмешиваться в решение народнохозяйственных проблем, что наносило вред. Во что обошлось стране строительство, например, Чебоксарской ГЭС, предпринятое по инициативе Брежнева и Кириленко, поведшее к затоплению очень большой территории плодородной земли, переносу деревень, а в последующие годы - к большим дренажным работам?! Перечень подобных "дел" можно продолжить.

Однако Косыгин продолжал искать новые решения застарелых проблем - нехватки средств на модернизацию народного хозяйства и на непомерные военные расходы: привлечение иностранных фирм к строительству Волжского и Камского автомобильных заводов, развитие иностранного туризма, добыча алмазов в Якутии, нефти и газа - в Тюменской области и другое.

Используя средства массовой информации, я стремился широко рассказывать обо всех этих и других нестандартных решениях на радио и на Центральном телевидении. Естественно, рассказывать не об Алексее Николаевиче, а о свершениях трудового люда. Но и это было замечено на самом верху, и ко мне окольным путем дошло "их" неудовольствие.

А делалось все просто. Косыгин, продолжая старые традиции, когда выполнением внешнеполитических акций занимались не партийные, а советские органы, с большим успехом справился с ролью посредника в индо-пакистанском военном конфликте, с переговорами по "восточной политике" немцев, с Чжоу Эньлаем (КНР)— по советско-китайским отношениям и др. Естественно, что все эти акции находили свое достойное место в эфире. Во время пребывания А.Н.Косыгина в Лондоне Всесоюзное радио, Вещание на зарубежные страны и Центральное телевидение широко освещали этот официальный визит главы Советского правительства. После одного из таких прямых репортажей из Лондона, по окончании работы пресс-группы, которые проходили почти за стеной кабинета Брежнева, Л.Замятин - тогдашний Генеральный директор ТАСС говорит мне:
- Знаешь, Леонид Ильич очень недоволен тем, что ты уделяешь такое внимание визиту Косыгина в Англию, его рассиживанию там в золоченых креслах.

- Для меня Косыгин - глава Советского правительства, пользующийся доверием своего народа, и я обязан достойно освещать его визит, в том числе и в золоченых креслах, если хозяева ему именно в эти кресла предлагают сесть.
- Смотри, тебе виднее...

Что такое "тебе виднее", я, конечно, соображал, но поступаться принципами - не в моих правилах.

Постепенно Брежнев и его окружение начали отстранять Косыгина от проведения наиболее важных акций во внешней политике. Пройдет немного времени, как Брежнев, Подгорный, Устинов, Тихонов и некоторые другие превратят Косыгина из Председателя Совета Министров в простого экономиста, отодвинув от большой политики.

Алексей Николаевич был скромным человеком. Его нередко можно было видеть гуляющим по московским улицам, в магазинах и, конечно, на заводах, в колхозах и совхозах. Он не любил излишеств и разной пышной мишуры приемов, барства. Как-то он рассказал мне о своей "стычке" с Н.С.Хрущёвым (с которым работал, в общем, дружно), происшедшей как раз на почве "барства". "Вскоре после отъезда Никиты Сергеевича в США мне, - рассказывал Косыгин, - принесли на утверждение смету расходов на подготовку и проведение его визита. Там значились живые осетры, стерлядь, лососевые, всякого рода икра, копчености, все - от свежатины до медвежатины, от теплохода "Балтика" до персонального самолета. Все это выливалось в весьма кругленькую сумму. Смету я не утвердил. Возвращается Хрущёв из США, спрашивает: "Ты почему не утвердил смету расходов?!" - "Не могу. Цари русские и те скромнее совершали свои вояжи за границу". - "Обойдусь без тебя, найдется кому подписать".

В беседах с Алексеем Николаевичем Косыгиным я пытался навести его на разговор по проблемам жизнедеятельности партии, государства, общества. Из его скупых ответов и размышлений по поводу волнующих меня проблем я вынес впечатление, что он видел и был серьезно обеспокоен углублением диспропорций в развитии народного хозяйства и прежде всего - вследствие постоянно растущей милитаризации производства в ущерб подъему благосостояния советских людей, усилением монополизма в промышленности - особенно. Возмущали его появление все новых привилегий для власть придержащих, растущая вседозволенность и коррупция в разных эшелонах власти под воздействием искусственно выращиваемого уродства - "культика" Брежнева, отрыва руководителей партии от рядовых ее членов, от народа.
 
Он не только осознавал всю пагубность этих явлений, но и давал понять, что выход из создавшегося положения - в приходе к руководству новых, молодых людей, отражающих и выражающих новые идеи, вместо дряхлеющего руководства, к которому в этой части причислял безо всяких стеснений и себя. Может быть, именно это и побуждало Алексея Николаевича к откровенности в беседах со мною - порой сдержанных, но доверительных. Они подчеркивали теплоту его отношения ко мне. Он учил меня жизни, как уходящий из нее старик - молодого, приходящего в нее. Тогда я так отчетливо не осознавал характер этих отношений. Осмысление пришло позже, когда А.Н.Косыгина не стало.

Думаю, что трагедия Косыгина как политика состояла в том, что он многое видел, понимал, но не предпринимал решительных мер к тому, чтобы восстать против негативных, уродливых, чуждых социализму явлений, в том числе в верхних эшелонах власти.

В 1967 году Алексей Николаевич овдовел. Скончалась его жена Клавдия Андреевна. В один из дней звонит мне Николай Егорычев, первый секретарь Московского горкома КПСС и говорит: "Поедем, поможем Алексею Николаевичу в похоронных делах, побудем около него, он в Доме ученых". Держался Алексей Николаевич внешне спокойно. Помогли установить на постамент гроб, уложить цветы. Постояли вместе у гроба. Помолчали...

4 ноября в 19 часов 50 минут репортажем об открытии нового телецентра начала свои передачи четвертая программа Центрального телевидения. Таким образом в стране была заложена мощная современная техническая база телевизионного вещания, создано многопрограммное телевидение. Под стать Великой Державе - Союзу ССР. Перед главным входом в Общесоюзный телецентр прошел митинг.

А накануне, 3 ноября 1967 года, Общесоюзному телевизионному центру в Останкино постановлением Совета Министров СССР за подписью А.Н.Косыгина было присвоено имя 50-летия Октября. Плечом к плечу стояли Леонид Максаков, Георгий Иванов, мои замы, Евгений Сидоров, Вячеслав Надеждин, Владимир Маковеев - главные строители, а также Дмитрий Квок, Петр Шабанов, Захар Асоян, Евгений Наер, Владимир Кириллин, Вилен Егоров, вложившие свои недюжинные способности, чтобы вдохнуть жизнь в телецентр.
 
Всех не перечислить, а как хотелось бы! Стояли те, кто по зову пришёл творить: Марлен Хуциев, Николай Карцов, Виктор Лисакович, Кира Анненкова, Валерий Иванов и многие, многие другие. И среди них большинство еще совсем юных - режиссеров, телеоператоров, звукооператоров, редакторов, осветителей и других товарищей, без профессиональной подготовки которых не могут быть созданы ни одна телепередача, программа, цикл...

На душе было радостно, счастливо. Наконец-то работники ЦТ перестанут как неприкаянные ютиться в забитых донельзя людьми комнатах, коридорах, лестницах. Все поздравляли друг друга. В первоклассном баре выстреливали бутылки шампанского. Ради такого дня, к которому шли, не жалея ни дня, ни ночи, можно было и выпить по бокалу игристого вина.

Оглавление

 
www.pseudology.org