Станислав Васильевич Вторушин
Золотые годы
Часть 12
Станислав Васильевич ВторушинВ 1965 году, выступая на районной конференции, первый секретарь Сургутского райкома Партии Василий Васильевич Бахилов решил помечтать о том, каким станет Сургут, насчитывавший в то время двенадцать тысяч жителей, через десять лет.

- Это будет многоэтажный город с чистыми асфальтированными улицами, красивым железнодорожным вокзалом, современным аэропортом, из которого прямым рейсом будут летать реактивные самолеты в Москву, - говорил Бахилов. - В наших домах появится телевидение, мы будем принимать несколько центральных программ в цветном изображении. В городе будут открыты свои вузы и техникумы.

Присутствовавший на конференции секретарь Тюменского обкома Партии по идеологии, слушая выступление, нервно улыбался. А после того, как она закончилась, подошел к Бахилову и сухо сказал:

- Мечтать, конечно, можно, Василий Васильевич, но не до такой же степени. Людей надо настраивать на конкретные дела, а не на фантазии...

Эту историю рассказал мне сам Бахилов, когда уже был первым секретарем Ханты-Мансийского окружного комитета Партии.

- Понимаешь, - горячо говорил он, - еще десять лет назад никто не верил, что у нас действительно будет все это. Я за свои мечты чуть было не схлопотал выговор.

Летом 1975 года из Тюмени в Сургут пришел первый поезд. Мне довелось ехать на нём, а потом писать об этом событии репортаж в Правду. Современный аэропорт к тому времени был уже построен и из Сургута в Москву летали самолеты ТУ-134. Сургутские нефтяники давали стране десятки миллионов тонн нефти в год и ежегодный прирост её добычи с местных месторождений составлял несколько миллионов тонн. Но сам город не стал ни многоэтажным, ни чистым. Весной и осенью по его улицам можно было пройти только в резиновых сапогах. В городе, до предела перенаселенного людьми, были целые кварталы трущоб, состоящих из балков. Трущобы были во всех северных городах, начиная от Нижневартовска и кончая заполярным Надымом. И дело было не в том, что Государство или местные власти не хотели обеспечить людей нормальным жильем. Причина заключалась в резком отставании так называемых тылов от роста нефтедобычи.

В Сургуте я познакомился с директором местного леспромхоза Александром Васильевичем Тутовым, человеком деловым, квалифицированным, приятным во всех отношениях. Но когда узнал, как живут его люди, не выдержал и попросил вальщика этого леспромхоза написать в Правду письмо об условиях своего быта.
 
Привожу дословную выдержку из этого письма

"Приобские леса имеют одну особенность. Они растут не сплошным массивом, а островами среди болот. На острова, или, как их здесь еще называют, гривы, высаживают десанты, которые ведут разработку массива. Вахтовые поселки становятся для лесорубов местом длительного пребывания. Что же представляют они собой на нашем предприятии?

Само слово "поселок" ассоциируется с добротным жильем, хорошей баней, с клубом, кинотеатром. К сожалению, ничего подобного здесь нет. Наш поселок - это несколько вагончиков. Столовая - такой же переоборудованный жилой вагончик. Семь лет мы её возим за собой с одной деляны на другую. Столовая служит для нас и красным уголком - тут стоит телевизор. Вагончики, в которых мы живем большую часть года, не приспособлены для лесорубов. Зимой приходится трудиться по пояс в снегу, а рабочую одежду высушить негде. У нас нет ни врача, ни даже медпункта. И что самое печальное, у абсолютного большинства людей нет никакого другого жилья, кроме этих вагончиков.

За последние десять лет объем заготовок вырос в два раза, но для рабочих леспромхоза в городе Сургуте не построено ни одной квартиры. Министерство лесной и деревообрабатывающей промышленности СССР не выделяет на это денег. Где же берет руководство леспромхоза людей? Приглашает из разных уголков страны, прельщая высокими заработками. В Сургуте у леспромхоза нет даже общежития. Поэтому человека, приехавшего на работу, в тот же день отвозят на деляну в вагончик и там он живет целый год, вплоть до очередного отпуска. Нормально ли это?"

Перед тем, как отправить письмо в редакцию, я, чтобы удостовериться в подлинности слов рабочего, побывал на одной из таких делян и был просто шокирован условиями, в которых жили люди. С весны и до середины ноября на деляну можно было попасть только вертолетом. Громадный остров, на котором работали лесозаготовители, был окружен непроходимыми болотами. люди жили здесь, как заключенные. В вахтовом поселке не было бани, постельное белье не менялось по несколько недель, питание было до убогости однообразным. Но, что удивило больше всего, лесорубы были довольны своим положением. Ни один из них не пожаловался на условия быта.

Письмо было опубликовано. Через некоторое время в редакцию пришел ответ из министерства, в котором говорилось о том, что леспромхозу выделили деньги на строительство жилья, а директор получил строгое взыскание за то, что не смог использовать собственные резервы. И надо же было так случиться, что вскоре после публикации, когда мне снова надо было лететь в Сургут, мое место в самолете оказалось рядом с местом директора леспромхоза Тутова. Я думал, что он здорово обиделся на публикацию и на меня лично и начнет сердито высказывать свое недовольство, а Тутов обрадовался мне как старому другу. Улыбаясь, протянул руку, крепко пожал мою ладонь, помог удобнее сесть в кресло.
 
И тут же начал возбужденно говорить:

- Вы не понимаете, что наделали своей публикацией. Я стал известен на всю страну. У меня нет отбоя от людей, желающих работать в нашем леспромхозе. Меня просто завалили письмами.

Я был настолько удивлен, что ничего не мог ответить. А Тутов так же горячо продолжал:

- Газету читает вся страна. Мне сейчас присылают заявления с просьбой принять на работу не только из Сибири и Урала, но даже из Одессы и Новороссийска.
- И что вы отвечаете тем, кто пишет? - спросил я.
- Многих принимаем.

И Тутов начал рассказывать о своих бедах. Поскольку в лес-промхозе нет жилья, людей для работы набирают на вокзалах, в аэропортах, на речных пристанях. Ни у кого из них, по сути дела, нет ни нормальной семьи, ни дома. В нынешнем понимании это бомжи или бродяги. Такие люди согласны на любые условия. Прямо из аэропорта Сургута их вертолетом направляют на деляну, где новые лесорубы работают почти год до очередного отпуска. Заработки в леспромхозе довольно неплохие, а расходы на питание и проживание в вагончике - незначительные. К отпуску у каждого лесоруба скапливаются приличные деньги. Они получают их и улетают на берег моря или в курортные города. Там пропиваются до копейки и посылают Тутову телеграмму с просьбой выслать деньги на дорогу до Сургута.

- И я их высылаю, - добродушно улыбаясь, сказал Тутов.
- А случается, что они их пропивают? - не удержавшись, спросил я.
- Конечно, случается, - ответил Тутов. - Но абсолютное большинство все-таки возвращается к нам. Хуже бывает, когда, получив отпускные, они не могут вылететь на юг. Нет билетов на самолеты или на сутки-двое установится нелетная погода. Можете представить бомжа, у которого полный карман честно заработанных денег? Они жгут его, он не может найти себе места, пока не начнет их тратить. К нему тут же подкатываются жулики, у которых особое чутье на таких людей, напаивают человека до бесчувствия и утром лесоруб просыпается без единой копейки в кармане. К обеду, опустив голову, он появляется в конторе леспромхоза, а к вечеру мы отправляем его в вахтовый поселок на деляну, где он вынужден безвыездно работать до следующего отпуска. Но некоторые возвращаются отдохнувшими, загорелыми и потом всю зиму рассказывают о своих курортных приключениях.

Я слушал Тутова и думал о том парадоксе, который сложился в Тюменской области с самого начала освоения её природных богатств. Огромные месторождения нефти и газа, головокружительные объемы роста добычи вольно или невольно затмили главную проблему необжитого края. А она заключалась в том, чтобы поселить здесь людей надолго и с комфортом, сделать так, чтобы они гордились новым местом жительства, а их дети стали считать Тюменский Север своей родиной.

В 1978 году в Тюменской области были добыты миллиардная с начала разработки здешних месторождений тонна нефти и почти триллион кубометров природного газа. За это сырье были получены громадные деньги, а жизнь покорителей Севера оставалась такой же трудной и неустроенной, как и в первый год освоения.

В вахтовых поселках жили около пятидесяти тысяч человек. И это были не такие бомжи, как лесорубы Тутова, а высококлассные специалисты - буровики, строители, монтажники, механизаторы высшей квалификации. Они прилетали на работу из Поволжья, Западной Украины, Крыма, Северного Кавказа, городов юга Сибири. Две недели работали на нефтяных и газовых промыслах, а потом на столько же возвращались на отдых в свои города. За то время, пока находились на работе, без отцовского присмотра оставались дети, распадались некоторые семьи. Между тем, нефти требовалось все больше и пропорционально увеличению её добычи на Севере росли вахтовые поселки.

Прилетая в Москву, я делился своими размышлениями с сотрудниками редакции. В первую очередь с редактором отдела промышленности Василием Александровичем Парфеновым и хорошо знавшим тюменские проблемы заведующим отделом корреспондентской сетью Александром Павловичем Мурзиным, и некоторыми другими. И все время слышал один и тот же вопрос:

- А что ты предлагаешь?

А предложить можно было только одно - не гнать нефтяников без передышки вперед, а сделать хотя бы небольшую паузу, подтянуть тылы и лишь тогда двигаться дальше. Проблемы неустроенности людей, нерачительного использования доставшегося от Бога богатства нарастали, как снежный ком. Все видели их, соглашались с тем, что дальше вести так дело нельзя, но когда доходило до решения конкретных вопросов, отделывались паллиативными мерами. О том, чтобы на какое-то время сократить объемы прироста добычи нефти и подтянуть тылы, боялись даже думать. К чему это приводило на практике, несколько раз доводилось переживать мне самому.

До сих пор не могу забыть драматические январские дни 1977 года, проведенные в Нижневартовске. На Севере трещали крещенские морозы, столбик термометра словно застыл на отметке минус 46 градусов. Я, как всегда, остановился в маленькой деревянной гостинице нефтяников, в которой меня хорошо знала вся прислуга. В гостиницу возвратился поздно вечером, поужинав, пролистал сделанные за день записи в блокноте и лег спать. Ночью проснулся оттого, что начал не просто замерзать, а в полном смысле слова коченеть. И вдруг слышу такой звон, словно от фарфорового кувшина отлетел черепок и упал на пол. Я поднялся с постели, включил свет и увидел, как чугунная батарея отопления, трескаясь, расползается прямо на глазах. От неё отваливаются куски металла, обнажая желто-серую массу. Я догадался, что эта масса - не что иное, как смерзшаяся вода, заполнявшая батарею. Быстро оделся и спустился на первый этаж к дежурной узнать, что произошло.

- На теплотрассе авария, - сказала дежурная, зябко кутаясь в шубу. - Потерпите как-нибудь до утра, утром нам привезут электрические обогреватели.

Едва дождавшись рассвета, я направился в горком Партии. Там уже заседал штаб по ликвидации аварии, который возглавил прилетевший из Тюмени заместитель начальника Главтюменнефтегаза А.М. Шарапов. Муравленко, которому доложили о происшествии, как только оно случилось, поднял Шарапова ночью с постели и специальным самолетом направил в Нижневартовск. К этому времени уже имелись полные сведения о размере случившегося. Из строя вышла отопительная система более пятидесяти многоэтажных жилых домов, нескольких школ, детских садов, административных зданий. Положение усугублялось тем, что в отдельных районах города из-за огромных перегрузок от нагревательных приборов отключилось электричество. Авария начинала перерастать в катастрофу. В штабе намечались меры по её ликвидации и одновременно разрабатывался план эвакуации людей из города.

А причина беды оказалась до банальности проста. На центральной магистрали, подающей тепло от котельной в жилые дома, вырвало фланец. Аварийная бригада устраняла неполадку три часа. На это время было отключено отопление. Но поскольку никаких дублирующих систем теплоснабжения в городе предусмотрено не было, трех часов хватило на то, чтобы начали лопаться трубы и радиаторы в подъездах и подвалах некоторых зданий. Пока устраняли вновь возникшие неполадки, батареи стали лопаться в квартирах.

На спасение города были брошены все силы Тюменской области. О положении в Нижневартовске каждые два часа докладывали первому секретарю обкома Партии Г.П. Богомякову. В Нижневартовском аэропорту один за другим приземлялись самолеты АН-12 и могучие "Антеи", доставлявшие из Тюмени трубы и радиаторы отопления. Сюда же были переброшены лучшие бригады ремонтников. Ценой колоссальных усилий катастрофу удалось предотвратить. Один за другим жилые дома начали получать горячую воду. Тепло поступило в школы и на промышленные предприятия. Город из шокового состояния постепенно возвращался к нормальной жизни.

Через несколько дней, уже в Тюмени, мы встретились с Шараповым.

- Мы пережили очень тревожные часы, хотя авария произошла в общем-то из-за пустяка, - сказал Александр Михайлович, потирая виски. Он все еще не отошел от потрясения и выглядел уставшим. - Её не случилось бы, если бы в городе имелся резерв тепла. Но его там нет. Теплоснабжение наших северных городов - самая острая проблема. Уже не раз от недостатка тепла страдали Нижневартовск, Сургут, Нефтеюганск, Урай. Я знаю, что в квартирах жителей Надыма, расположенного в ямало-ненецкой тундре, зимой температура нередко опускается до двенадцати градусов, хотя по нормам она должна быть почти в два раза выше. Подобное положение ненормально.

Такое происходило потому, что строительство объектов теплоснабжения резко отставало от сооружения жилья, которое тоже, в общем-то, возводилось очень медленно. На тепле, от которого в полном смысле слова зависела жизнь сотен тысяч людей, постоянно экономили центральные органы. Еще в самом начале освоения Самотлора нефтяники предлагали построить в Нижневартовске теплоэлектроцентраль, которая раз и навсегда решила бы проблему. Однако в Госплане СССР проект признали экономически нецелесообразным. В качестве главного аргумента выдвигалось то, что город слишком мал для такого крупного объекта. Предполагалось, что в нём будет проживать восемьдесят тысяч человек. Эти подсчеты оказались неверными. Уже в 1977 году его население перевалило за сто тысяч. К слову сказать, сейчас население Нижневартовска составляет триста тысяч человек.

Но если нефтяники постоянно ставили вопрос об ускоренном строительстве объектов теплоэнергетики, то в Министерстве газовой промышленности СССР с такими предложениями даже не выступали. Надым замерзал буквально каждую зиму. Первый микрорайон города был практически уже построен, а постоянная котельная и теплотрассы еще только проектировались. С подобными же проблемами с самого начала пришлось столкнуться и Новому Уренгою. Министерство энергетики и электрификации СССР ни при каких обстоятельствах не хотело заниматься сооружением объектов теплоэнергетики, а у других ведомств подобного опыта строительства просто не было. Сейчас можно только удивляться, как такое могло происходить при плановой экономике, но факт остается фактом.

Из-за недостатка мощностей строители постоянно срывали задания по вводу в эксплуатацию жилья. Его нехватка только по Главтюменнефтегазу из года в год составляла два миллиона квадратных метров. И этот разрыв не удавалось сократить никакими мерами. На одну треть по сравнению с существующими нормами были обеспечены северяне поликлиниками и детскими садами, только наполовину - школами и больницами. Все это создавало колоссальные проблемы, заставляло тысячи людей, добывающих нефть и газ, не жить, а выживать, надеясь на то, что когда-нибудь они все-таки получат и хорошую квартиру, и будут нормально обеспечены всем необходимым.

Главная причина была в недостатке строительных мощностей. Они создавались с нуля в северной глухомани, где не было ни дорог, ни электричества, где строителям просто не за что было зацепиться. Вот почему все министерства и ведомства, которым было поручено обустраивать Север, всячески противились созданию здесь своих организаций. Ведь если управление или трест возникнут даже только на бумаге, им сразу же установят план, учинят за него строгий спрос. В связи с этим мне вспоминается разговор с министром промышленного строительства СССР А.М. Токаревым, ведомству которого было поручено сооружение города Нижневартовска.

Создав на берегу Оби трест "Нижневартовскжилстрой, это министерство очень долго не развивало его базу, а везло сюда сборные дома из Уфы, Перми, Омска. Немалая часть деталей выходила из строя еще в дороге при перевалках, строителям всегда чего-то не хватало, они вечно ходили в виноватых и потому жили в условиях постоянного стресса. И вот, наконец, в Нижневартовск прилетел А.М. Токарев.
 
Ознакомившись с делами, он тут же издал распоряжение о сооружении в городе комбината крупнопанельного домостроения и организации здесь еще одного треста. Мы встретились с министром в Москве, в его кабинете на Новом Арбате.

- Вы знаете, что такое Тюмень? - спросил он и просверлил меня колючим взглядом. - Пошли туда слона и тот наживет себе грыжу.

Я достал из кармана диктофон и положил на стол перед собой. Увидев его, Токарев замахал рукой:

- Уберите эту штучку! Она только сбивает с мысли и мешает разговору.

Я убрал диктофон и министр продолжил:

- В Тюмени надо делать все сразу и в огромных объемах. Но ведь на голом месте так не бывает. Для создания базы стройиндустрии нужно время, а его не дают.
- Почему не дают? - спросил я. - Ведь и в Правительстве, и в ЦК Партии должны знать о тех условиях, в каких там приходится жить людям.
- Знают, но стране в первую очередь нужна нефть.
- Поэтому сначала нужны скважины, а уж потом новые города? - сказал я.
- Вот именно, - кивнул головой А.М.Токарев.

Я вспомнил свой недавний разговор с начальником нефтегазодобывающего управления "Нижневартовскнефть" Р.И. Кузоваткиным.

- Три года подряд прирост добычи нефти на Самотлоре составляет 22-23 миллиона тонн, - сказал он. - В прошлом году мы добыли 109 миллионов тонн. На проектную мощность месторождение выйдет не в 1980 году, как планировалось, а нынче, на три года раньше.

Я понял, что ни о какой передышке нефтяникам, за время которой строители подтянули бы свои тылы, не может быть и речи. Между тем, издержки от непомерно высоких темпов роста нефте- и газодобычи были огромными. Отставало не только строительство жилья, школ, детских садов, объектов Культуры. Отставала вся инфраструктура, на которой должна базироваться нефтяная и газовая индустрия. Об этом звонили во все колокола и нефтяники, и газодобытчики, и, конечно же, Тюменский обком Партии. За подписью Г.П. Богомякова в Политбюро ЦК КПСС, Госплан СССР, Правительство ушло немало записок, в которых предлагались и меры по исправлению положения, и пути, позволяющие сделать это. Ко многим проблемам Тюменский обком Партии пытался привлечь внимание центральных органов через Прессу. В связи с этим хочется вспомнить выступления в Правде заместителя заведующего промышленно-транспортным отделом Михаила Федоровича Агеева - человека, хорошо знавшего тот сектор работы, за который он отвечал.

Одно из них касалось развития речного флота. По рекам, судоходная часть которых в Тюменской области составляет более семнадцати тысяч километров, ежегодно завозилось около пятнадцати миллионов тонн грузов. А оборудованных портов, флота с малой осадкой, который можно было бы всю навигацию эксплуатировать в Обской и Тазовской губах, на мелководных реках, катастрофически не хватало. В результате грузам, идущим на Север за две-три тысячи километров из южных портов Сибири, приходилось преодолевать двойную перевалку. Сначала их доставляли речными судами до Салехарда, там перегружали на флот, который может работать в морских условиях, переправляли до устьев рек Надым, Пур и Таз и снова перегружали теперь уже на мелкосидящие суда. Такая технология перевозок была дорогой, трудоемкой и малоэффективной. На Севере не строилось портов, не проводились работы по улучшению фарватеров рек, не развивалась судоремонтная база. А осваивать новые месторождения нефти и газа нужно было форсированными темпами.

Другая статья Агеева касалась телефонизации области, территория которой составляла полтора миллиона квадратных километров. Для того, чтобы управлять таким гигантским комплексом, требовалась надежная оперативная связь. Между тем, многие базовые поселки геологоразведочных экспедиций, строителей, рыбаков и оленеводов этой связи не имели вообще. Центр газодобычи Надым имел лишь три канала связи с Тюменью. Иногда для того, чтобы дозвониться туда, надо было затратить полдня.

Министерству связи СССР было поручено комплексное развитие своих подразделений в нефтегазодобывающих районах Западной Сибири. Для этого была разработана специальная программа телефонизации и расширения телерадиовещательной сети Тюменской области. Но подавляющее большинство пунктов программы так и осталось благими пожеланиями.

Общественное мнение очень много значило во все времена и статьи Агеева вызвали широкий резонанс. Были созданы специальные комиссии по устранению недостатков, многое из того, о чем говорил Михаил Федорович, было исправлено.

Со статьями в Правде выступали многие работники обкома, руководители главков и их подразделений, научно-исследовательских и проектных институтов, рабочие нефтяных и газовых промыслов. Правда, иногда у меня возникали с этим серьезные проблемы. Но о них я расскажу в следующей главе.

Отставание тылов все более и более придавало тюменскому нефтегазовому комплексу однобокий характер. Никаких других отраслей кроме нефте- и газодобычи, где применялся, в основном мужской труд, не развивалось. Это создавало довольно серьезные социальные проблемы. В Нижневартовске, например, около трех тысяч женщин не могли найти себе работу. Примерно такая же ситуация складывалась и в других городах. Ученые, экономисты, да и сами нефтяники, и газовики постоянно ставили перед руководством страны вопрос о комплексном использовании хотя бы части тюменского сырья на месте.

Роясь в своих архивах, я нашел приказ начальника Главтюменнефтегазстроя В.П. Курамина от 13 марта 1978 года о проведении испытаний автомобиля КрАЗ-255Б для изучения возможности его работы на газовом конденсате. Этим же приказом была создана комиссия, возглавить которую поручили начальнику транспортного отдела Главка Ю.М. Луковскому.

Газовый конденсат является побочным продуктом при добыче нефти. Находясь под огромным давлением на большой глубине, нефть представляет из себя однородную жидкость. Но как только она поднимается на поверхность, из неё начинает выделяться газ. Транспортировать его вместе с нефтью по трубопроводам нельзя, он создает пробки, которые останавливают центробежные насосы, перекачивающие эту самую нефть. Поэтому газ отделяют от неё прямо на промысле в специальных установках. При этом из него выделяется так называемая широкая фракция или газовый конденсат. Некоторые специалисты называют его нестабильным бензином. Страшно сказать, но в середине семидесятых годов и газ, и нестабильный бензин сжигали в факелах на всех нефтяных месторождениях Тюмени. В этих факелах в то время ежегодно сгорало свыше десяти миллиардов кубометров ценнейшего сырья. И с каждым годом объем потерь увеличивался на многие миллиарды кубометров. Ночами больно было смотреть на багровое от факелов небо над городами Приобья. Владимир Петрович Курамин не выдержал этого и решил проверить, можно ли использовать газовый конденсат в автомобильном двигателе.

Я нашел в архиве и акт испытания. КрАЗ-255Б проработал на конденсате пятьсот часов. Привожу только четыре пункта из акта, подписанного Ю.М. Луковским и другими членами комиссии:

1. Топливная аппаратура работает бесперебойно, изменений относительно работы на дизтопливе не обнаружено. 2. Нагарообразование в цилиндре и на клапанах в пределах нормы. Сравнительно с двигателем, работающем на дизтопливе, нагарообразование уменьшилось по причине отсутствия смол и малого процента серы в конденсате. 3. Плотность клапанов и поршневых колец в норме. Сравнительно с двигателем, работающем на дизтопливе, разницы не замечено. 4. Расход топлива не изменился. Мощность двигателя не изменилась.

Вот такой продукт сотнями тысяч тонн сжигался в факелах в то время, как те же сотни тысяч тонн дизельного топлива и бензина ежегодно завозились на Север, чтобы заправить им технику, с помощью которой добывалась сибирская нефть.

Правительство и Госплан СССР, конечно же, понимали проблему. Еще в самом начале семидесятых годов была утверждена специальная программа по строительству нескольких газоперерабатывающих заводов в Среднем Приобье и газопровода Нижневартовск-Сургут, который мог бы снабжать топливом вступившую там в строй Сургутскую ГРЭС. На железнодорожной станции Усть-Балык, расположенной недалеко от Нефтеюганска, была сооружена наливная эстакада, с которой газовый конденсат, поступающий туда по специальному продуктопроводу, должен был отправляться на нефтехимические предприятия страны. Но во всей этой технологической цепочке было столько нестыковок, вся система работала настолько не отлаженно, что только в 1976 году на станции Усть-Балык было сожжено в факелах 115 тысяч тонн нестабильного бензина.

Проблему использования попутного газа должен был решить ввод в строй Тобольского нефтехимического комбината. Его сооружение было записано отдельной строкой в "Основных направлениях развития народного хозяйства СССР на 1976-1980 годы. А это означало, что такая стройка находится под контролем Правительства и ЦК Партии.

Тобольск - самый старый город Сибири, заложенный на правом берегу Иртыша недалеко от того места, где дружина Ермака численностью в триста сабель наголову разбила войско татарского хана Кучума. Его основал еще в 1587 году продолжатель дела Ермака стрелец, а затем воевода Данила Чулков. Для того, чтобы построить острог, он велел разобрать на доски свои ладьи.

Тобольск дал России немало людей, составивших её мировую славу. Здесь родился и многие годы преподавал, а потом был директором мужской гимназии знаменитый автор "Конька-горбунка Петр Павлович Ершов. Уроженцами Тобольска были автор периодической системы элементов Дмитрий Иванович Менделеев, художник Василий Перов, композитор Александр Алябьев. В Тобольске похоронен друг Пушкина Вильгельм Кюхельбекер, в городе останавливался по пути на семипалатинскую каторгу Федор Михайлович Достоевский. Жена отбывавшего ссылку декабриста Михаила Фонвизина Наталья Дмитриевна пришла к нему в острог и передала Евангелие, которое Федор Михайлович сохранил до конца жизни. В Тобольске на высоком берегу Иртыша стоит единственный в азиатской части России кремль, символизирующий устремленную на Восток державную поступь нашего Государства.

Под самыми стенами кремля, в нижней части города, находится небольшой двухэтажный дом, в котором отбывала ссылку семья последнего русского императора. Отсюда в апреле 1918 года уральские чекисты во главе с начальником расстрельной команды Яковом Юровским увезли её на казнь в Екатеринбург. После их отъезда в доме нашли дневник старшей дочери императора великой княжны Ольги, в котором её рукой было написано стихотворение, оканчивающееся строчками:

И у преддверия могилы
Вдохни в уста твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов.

Авторство этого стихотворения долгое время приписывалось многими самой Ольге, пока не было установлено, что его написал поэт Сергей Бехтеев, сумевший в конце 1917 года передать стихи царской дочери и окончивший свою жизнь в полной нищете в далекой эмиграции.

Вместе с директором Тобольского нефтехимического комбината Владимиром Александровичем Дзираевым мы объехали и город, и огромную строительную площадку, на которой должны были разместиться производственные корпуса крупнейшего в стране предприятия. Дзираев, как и положено техническому специалисту, увлеченно рассказывал о том, что будет производиться на комбинате после его пуска.

- Вот здесь должны встать корпуса цехов по производству синтетического каучука, - вытягивая вперед руку, говорил он. - С окончанием строительства комбината выпуск высококачественного каучука в стране возрастет в полтора раза. Мы будем производить огромное количество предметов бытовой химии - от самых современных стиральных порошков до чистящих средств и предметов бытовой химии. Ассортимент нашей будущей продукции до конца еще не определен. Одно известно - он будет очень большим. Газовый конденсат - ценнейшее сырье, из которого можно получать не десятки, а сотни видов продукции. Город Тобольск станет одним из крупнейших центров нефтехимической промышленности. Здесь появятся и прекрасные дома, и свои проспекты, гостиницы и рестораны, дворцы Культуры и стадионы.

Я слушал его и верил, что когда-нибудь, в конце концов, все будет так, как говорит сейчас Дзираев, приехавший сюда из Ангарска, где он был одним из руководителей крупнейшего на востоке страны нефтеперерабатывающего завода. Если бы он не верил в перспективы комбината, не согласился взвалить на свои плечи всю тяжесть по его сооружению. В Тобольске были задействованы несколько министерств, в том числе такие крупные, как Министерство энергетики и электрификации СССР, Министерство промышленного строительства, Министерство транспортного строительства, Минмонтажспецстрой.

Однако и Тобольский комбинат не мог решить все проблемы переработки сырья в Тюменской области. В те годы остро ставился вопрос о строительстве в Сургуте или Нижневартовске, а также в Новом Уренгое нефтеперерабатывающих заводов, которые бы позволили избавить область от завоза на её территорию огромного количества моторного топлива. Первоначальные решения по их сооружению были приняты.

Одновременно шли переговоры с ведущими иностранными фирмами о строительстве в Нижневартовске и Новом Уренгое предприятий по выпуску особо прочных пластмасс. Соглашение об этом было подписано с Японией в середине восьмидесятых годов. Сырьем для них тоже послужил бы газовый конденсат. Рассчитываться за эти, самые крупные в стране и самые современные в мире предприятия, надо было продукцией, которую они начали бы производить. Ничего более выгодного для Тюменской области, да и всей экономики Государства, невозможно было представить.

К сожалению, построить их не удалось. В стране начала насаждаться Демократия в том виде, в котором она существует у нас сейчас, и против сооружения предприятий поднялись откуда-то взявшиеся в Москве "зеленые, развернувшие невиданную дотоле в нашей Прессе кампанию. Чего только не говорилось об этих предприятиях. И то, что они должны отравить все леса и реки Сибири. И то, что от них может резко увеличиться смертность населения. И еще много прочих подобных вещей. И ни одного слова не было сказано о том, что, погасив факелы на промыслах, мы получим миллиардные прибыли, за счет которых можно было бы решить многие, в том числе, экологические и социальные проблемы региона. Сегодня можно совершенно уверенно сказать, что вся эта кампания была затеяна теми, кто уже в то время готовил разрушение страны и делал все возможное, чтобы она не смогла увеличить свою экономическую мощь. Но тогда даже в самых кошмарных снах мы не могли себе этого представить.

Тюменская область рисовалась всем, как крупнейший индустриальный форпост на востоке страны. Планы её развития составляли Правительство, Госплан СССР, министерства, пришедшие всерьез и надолго на эту суровую сибирскую землю. По роду своей работы мне в то время часто приходилось встречаться с первым секретарем обкома Партии Г.П. Богомяковым.
 
И он все время говорил:

- В Тюмень везут из других районов страны буровые станки, трубы и бурильный инструмент, электротехнические изделия, оборудование для подземного и капитального ремонта скважин, автомобили, гусеничные и землеройные машины. Конечно, не может быть и речи, чтобы все это обязательно производилось у нас. Да в этом и нет нужды. Но разумно ли те же тракторы и автомобили направлять на капитальный ремонт из Среднего Приобья и ямало-ненецкой тундры на заводы, расположенные в европейской части страны? Экономисты считают, что в Тюмени целесообразно создать и предприятие по выпуску труб большого диаметра. Потребность в них в области, где строятся тысячи километров трубопроводов, огромная, и она растет с каждым годом. Такое же положение в регионе и с буровыми станками. - Богомяков на несколько мгновений задумывался, словно перебирая что-то в уме, потом продолжал: - На наших месторождениях стремительно растет фонд действующих скважин. Со временем все они будут переведены с фонтанной добычи на механизированную. Это естественный процесс, связанный с падением пластового давления и уменьшением нефтеотдачи продуктивного пласта. Перевод на механизированную добычу, ремонт и обслуживание их требуют создания надежной производственной базы. Иначе не избежать крупных потерь в нефтедобыче. Вот почему уже сейчас необходимо налаживать выпуск оборудования для подземного ремонта скважин.

Говоря обо всем этом, Геннадий Павлович Богомяков нередко выглядел уставшим. И не столько физически, сколько оттого, что, несмотря на все усилия, не удавалось решить многие очевидные проблемы. Это, по-видимому, угнетало его больше всего. Но он никогда откровенно не говорил о своих настроениях ни со мной, ни с теми моими знакомыми, которые были вхожи к нему.

Кроме огромных залежей нефти и газа Тюменская область всегда славилась и своим лесом. В середине семидесятых годов на её территории ежегодно заготавливалось свыше четырнадцати миллионов кубометров древесины. Но и это ценнейшее сырье почти целиком отправлялось за пределы области в виде кругляка. Столярные изделия для жилья строящихся городов завозились сюда из других регионов страны. В Среднем Приобье не было ни одного современного предприятия, которое бы производило рамы и двери, половую рейку, паркет, мебель. В Тобольске более десяти лет строилось предприятие, которое должно было выпускать фанеру и столярные изделия, но оно так и не было завершено. Его недостроенные корпуса из собственности Минлеспрома были переданы какому-то другому владельцу.

Наблюдая за однобокостью развития, которое все больше превращало громадный край в сырьевой придаток страны, многие ученые все чаще стали говорить о неизжитых представлениях о Сибири как о колонии. В Тюмень прилетал Президент Академии наук СССР А.П. Александров, неоднократно бывал Председатель её Сибирского отделения академик В.А. Коптюг, постоянно посещали руководители комиссии по изучению производительных сил страны при Госплане СССР, ведущие экономисты. Но переломить это представление никому из них не удалось.

Практически ничего из намеченного построено не было
. Давая стране свыше трехсот миллионов тонн нефти и более пятисот миллиардов кубометров газа в год, Тюменская область до сих пор завозит на свою территорию все моторное топливо, продукцию нефтехимии, деревопереработки, не говоря уже об оборудовании для добычи своих полезных ископаемых. Даже Тобольский нефтехимический комбинат, бывший директивной стройкой пятилетки, остался незавершенным. Прошли десятилетия, умер его первый директор, а комбинат до сих пор производит лишь полуфабрикат, не выпуская ни одного вида готовой продукции.
 
Сегодня нет ни Госплана, ни Правительства с теми полномочиями, которые были у них в Советском Союзе, и вопросы дальнейшего развития богатейшей территории, которая по всем своим предпосылкам должна стать опорным краем державы, не перед кем даже ставить. Тюмень осталась сырьевой базой теперь даже не нашего Государства, а западной экономики.

Рассуждать после того, когда уже произошли события, очень легко. Но такие рассуждения нужны лишь в том случае, если из просчетов и упущений хотят сделать выводы, чтобы исправить положение. Сегодня никто ничего исправлять не хочет. Поэтому нынешнее поколение России должно быть благодарно тем людям, кто в совершенно необжитых местах открыл, ввел в разработку крупнейшие в мире месторождения нефти и газа, построил гигантские трубопроводы, электростанции, железные и автомобильные дороги, современные аэропорты, возвел среди тайги и тундры новые города. Только благодаря их энергии, мужеству, трудолюбию и таланту мы сегодня еще являемся самостоятельным Государством. Без валюты, которую дают месторождения нефти и газа Западной Сибири, страна уже давно перестала бы существовать.

Многих из них я знал лично и всех их до сих пор вспоминаю лишь с благодарностью. Это были люди, которые мечтали только о благе Родины, часто совершенно не думая о решении собственных проблем. Все они познали счастье высочайшего взлета духа и творческой мысли, потому что создавать столь гигантский комплекс в такие короткие сроки и в таких условиях не доводилось еще ни одному Государству. Это относится как к тем, кто работал на тюменской земле, так и к тем, кто осваивал нефтяные месторождения Томской области.
 
Горький осадок на душе остается лишь оттого, что практически никому из этих людей не удалось воспользоваться тем, что они создали. Все сотворенное ими во имя укрепления могущества нашей Родины ушло в чужие алчные руки, которым нет никакого дела ни до Западной Сибири, ни до того, что от неё останется через несколько десятилетий. Тем более, что некоторым пришлось пережить трагедии, не уступавшие по своей глубине и последствиям шекспировским.

Оглавление

www.pseudology.org