Евдошенко, Юрий Викторович
Гелий
гипертекстовая версия
Газ для дирижаблей
 
Советская газодобыча начиналась с гелия. Толчок изучению газовых месторождений дала Первая мировая война. Дело в том, что сначала немецкие, а затем английские и американские воздухоплаватели стали заменять в своих дирижаблях взрывоопасный водород на безопасный гелий. Этот процесс переводил "газовый вопрос" из разряда сугубо академического в прикладной. Революция 1917 года и последовавшая за ней Гражданская война затормозили развитие газовой отрасли. Вновь о гелии вспомнили, когда Советская Россия стала создавать "революционный воздушный флот" В настоящее время перед Россией стоит серьезная задача – освоение газовых месторождений Восточной Сибири с большим содержанием гелия. Удивительно, но еще в начале XX века, когда ученые и промышленники только начинали задумываться об освоении газовых ресурсов Российской империи, именно поиск гелия стал стимулом для развития газодобычи.
 
В январе 1911 года будущий академик Владимир Вернадский выступил с докладом "О газовом обмене земной коры" на заседании Физико-математического отделения Академии наук. "Для русских ученых здесь огромное поле работы, ибо газы, выходящие из земных глубин, в пределах России совсем не изучены, – отметил он. – А между тем это исследование имеет не только научный интерес. Природный газ есть могучий источник энергии, и эта энергия у нас в России или нетронута, или безумно растрачивается даром и без пользы. Она может быть разумно использована только тогда, когда будет научно изучена". Толчок изучению газовых месторождений дала Первая мировая война. Дело в том, что сначала немецкие, а затем английские и американские воздухоплаватели стали заменять в своих дирижаблях взрывоопасный водород на безопасный гелий. Этот процесс переводил "газовый вопрос" из разряда сугубо академического в прикладной.
 
 В 1915 году Вернадскому удалось организовать Комиссию по изучению естественных и производительных сил (КЕПС) России, которая должна была направить природные богатства страны на нужды фронта. Она объединила ведущих ученых и представителей заинтересованных ведомств. В составе КЕПС был создан особый газовый отдел. В 1916 году член КЕПС и ученик Вернадского геолог Николай Тихонович обнаружил следы гелия в юго-восточной части Саратовской губернии. Значительно позднее, находясь под следствием, на вопрос о своих заслугах геолог отвечал: "В поисках происхождения газа я поставил в 1916 году специальное исследование битумных сланцев, с которыми я предполагал генетическую связь газов Мельниковского месторождения. Это исследование в газовых выделениях из сланцев показало следы аргона, то есть одного из членов группы инертных газов, связанных с азотом, большой процент которого и делал мельниковский газ оригинальным. После этого было естественно опробовать в этом отношении и мельниковский газ, и это привело к открытию в нем гелия". Революция 1917 года и последовавшая за ней Гражданская война затормозили развитие газовой отрасли.
 
Вновь о гелии вспомнили, когда Советская Россия стала создавать "революционный воздушный флот". Советский гелиевый старт 14 сентября 1922 года в химической секции Русского технического общества (РТО) выступил заведующий научнотехнической частью Военной воздухоплавательной школы Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) Александр Воробьев. Пользуясь новейшими американскими и английскими публикациями, он описал технологию выделения гелия из природных газов и задался вопросом о возможности его производства в СССР. Отметив связь этого газа с углеводородами, в качестве сырья он назвал газы Мельниковского месторождения. При этом Воробьев указал на то, что гелий позволяет не только обеспечивать безопасность страны, но и является весьма ценным экономическим продуктом. "Страна, имеющая возможность добывать и вывозить гелий, – говорил он, – приобрела бы в своем международном активе не один десяток миллионов рублей".
 
По докладу инженера химическая секция РТО приняла несколько решений, одно из которых отмечало, что "ввиду наличия в России выходов натуральных газов представляется своевременным и целесообразным произвести их анализ на содержание гелия и разработать условия возможности его технического добывания". Эта инициатива была поддержана КЕПС, и в 1923 году Научный комитет воздушного флота выделил небольшой кредит для организации первой советской газовой экспедиции в Саратовскую губернию. Основным участником этой экспедиции "за гелием" стала химик Геологического комитета Александра Кобзева. Пробы газа были доставлены ею и переданы в Газовый отдел КЕПС. Однако определить в газах гелий удалось не сразу. В то время наиболее распространенными методами анализа газовых смесей на гелий являлись два: британца Мак-Леннана и французов Муре и Лепапа. Каждый из методов предполагал использование специальных, довольно сложных приборов.
 
Кроме того, и тот и другой требовали дефицитных и дорогостоящих реагентов для очистки сырого газа и выделения газов инертных, но самое главное – они были рассчитаны на гораздо более богатые гелием смеси, чем мельниковские газы. Поэтому подтвердить наличие гелия в них удалось лишь летом 1924 года, когда сотрудники газового отдела КЕПС Александр Лукашук и Виталий Хлопин сконструировали свой прибор. Он был проще, чем иностранные, требовал меньшего объема газа для анализов, обходился без его специальной очистки и позволял определять содержание гелия в десятых долях процента. Правда, при этом не мог фиксировать содержание тяжелых инертных газов – аргона, ксенона и криптона. Тем не менее официальное подтверждение данных Николая Тихоновича было первым успехом, который, по выражению председателя Гелиевого комитета Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ) СССР Веры Глебовой, имел скорее "психологическое значение, ободрявшее лиц, начинавших работать в этой области". 5 сентября 1924 года Центральный исполнительный комитет СССР и Совет народных комиссаров СССР объявили о "государственной монополии на хранение и распоряжение гелием", оставляя свободной его добычу Гелиевый комитет ВСНХ
 
Ко второй половине 1924 года в Ленинграде возникли ячейки, подведомственные разным учреждениям и реально подошедшие к вопросу изучения природных газов на территории СССР с целью обнаружения гелия. Поскольку гелий представляет собой продукт распада радия, то все работы по исследованию газовых месторождений были сосредоточены в Государственном радиевом институте, созданном в 1922 году. Институтом, так же как и газовым отделом КЕПС, руководил Владимир Вернадский. Затем институт возглавил его ученик Александр Ферсман, заместителем директора был Виталий Хлопин, который после отъезда Вернадского в длительную командировку за рубеж стал руководителем газового отдела КЕПС. Поэтому не случайно исследовательской базой отдела стала лаборатория радиевого института. На исследование редких газов также ориентировались лаборатория Высшей воздухоплавательной школы РККА, которой руководил Александр Воробьев, и лаборатория при секции неметаллических ископаемых Геологического комитета, в которой работала Кобзева. Представители этих исследовательских организаций создали специальный Научный совет по гелию. Параллельно с формированием исследовательской базы шло создание структуры, способной обеспечить координацию и финансирование работ. Под руководством химика и профессионального революционера Веры Глебовой при Главном экономическом управлении ВСНХ СССР в ноябре 1924 года была создана Комиссия по добыче гелия и других благородных газов (с октября 1925 года – Гелиевый комитет). Существующий Научный совет переходил в его ведение и преобразовывался в Научно-технический совет (НТС) по редким газам.
 
Председателем НТС был избран академик Александр Ферсман. Членами Совета стали представители заинтересованных научных организаций – Геолкома, Государственного радиевого института, Высшей воздухоплавательной школы и несколько инженеров. В конце 1924 года благодаря помощи бывшего главкома РККА Сергея Каменева и начальника Высшего военного совета РККА Петра Баранова общественная организация "Общество друзей воздушного флота" выделила 65,5 тыс. рублей на газовые исследования. На эти деньги осуществлялось доукомплектование лабораторий и совершались экспедиции за газовыми пробами. Так, уже зимой 1924/1925 годов Александр Воробьев и химик Геолкома Андрей Черепенников совершили поездку на Апшерон и в район Кавказских минеральных вод. В феврале 1925 года были взяты образцы газа в Ставрополе, Грозном и Дагестане. В летний полевой сезон того же года Геолком организовал 10 экспедиций. Они работали не только на Кавказе, но и на о. Челекене, в Таманско -Темрюкском и Керченском районах, в районе Мелитополя – Бердянска. Было произведено обследование и взяты пробы газов минеральных источников на восточном побережье озера Байкал.
 
Собрать газы должна была и партия геологанефтяника Степана Миронова, работавшая на Сахалине. Для анализа полученных газов нужно было увеличить количество лабораторий. 2 мая 1925 года НТС по редким газам решил создать еще две – в Московском минералогическом институте и при Новороссийском университете (в Одессе). Сборы проб успешно продолжались и в последующие годы. Как правило, обследование на гелий требовало не одной, а нескольких экспедиций. Поэтому в 1926 году партии, работавшие по заданию Гелиевого комитета, посетили некоторые районы повторно. В то же время в поисковые работы вовлекались и новые регионы. В частности, Туркестан и Семиречье (Центральная Азия), Эмбенский и Ухтинский нефтеносные районы. Четыре партии работали в Закавказье – в Армении и Нахичеванской области, по Военно-Грузинской дороге, в районе Боржома и Джавском ущелье. На Северном Кавказе брались пробы в районе Горячеводска и Серноводска, в Туркмении – у г. Полторацка (Ашхабада). Исследования протянулись вдоль прибрежной полосы от Одессы до Мариуполя, пробы брались и в районе Донбасса. По сообщению Веры Глебовой, за 1926 год было взято 175 проб газа. Сокращение бюджетных ассигнований на 1927 год, по словам Веры Глебовой, вынудило Гелиевый комитет ограничиться лишь экспедицией в Семиречье, в газах которого было обнаружено высокое содержание гелия.
 
Полученные данные позволяли составить общую картину распределения газовых источников на территории СССР. Болезни роста Результатом работы химических партий стали сотни газовых проб, доставленных в лаборатории, работавшие по заданию Гелиевого комитета ВСНХ. Но это был лишь первый шаг в эволюции государственной промышленности природных газов. Данные газовых анализов, отвечая на вопрос, есть ли гелий, вызывали целый комплекс новых вопросов, прежде всего о промышленной ценности запасов гелиеносных газов. Еще в ноябре 1925 года, анализируя итоги прошедшего сезона, секция неметаллических ископаемых Геолкома отметила, что гелиевые исследования велись без привязки к геологическим данным района. Для проведения исследований в 1925/1926 операционном году Гелиевый комитет ВСНХ на все работы, включая аналитическую, получил из бюджета 50 тыс. рублей и предложил Геолкому составить программу геологических исследований "в газоносных районах Саратовской губ., районе Белокурихи на Алтае и в Баргузинском округе (Забайкалье)". На разведочное бурение выделялось 26 тыс. рублей. Исходя из этой сметы общий метраж бурения на газ в 1926 году должен был составить 700 м.
 
Однако деньги нужно было перевести немедленно, так как полевой сезон уже начался. Выполнить это требование Гелиевый комитет не смог, и бурение сорвалось. Вопрос бурения, вероятно, и предопределил дальнейшую судьбу Гелиевого комитета, который не был производственной организацией, не располагал ни надлежащими средствами, ни нужной материально-технической базой. В свою очередь это лишало его оперативности и приводило к срыву работ. В середине сентября 1927 года особым приказом ВСНХ признал работу комитета выполненной, а сам комитет – упраздненным. Куратором гелиевого направления стал Горно-химический трест редких элементов ("Редэлем"), который должен был заниматься не только газообразным гелием, но и другими "экзотическими ископаемыми", в том числе и радиоактивными. Таким образом, с 1924 по 1929 год были обследованы около 60 газоносных районов СССР с большим количеством естественных газовых выходов.
 
Открыто более 10 районов с интересным для промышленности содержанием редких газов. Однако запасы газа в этих месторождениях не были выяснены. По совокупным признакам – геологическим, экономическим и территориальным – основным районом дальнейших работ признавался район Мельниково в НижнеВолжском крае (бывший Новоузенский уезд Саратовской губернии), природные газы которого содержали до 0,12 % гелия. Большого внимания заслуживал и отдаленный, необжитый, но богатый Ухтинский район, где содержание гелия в газах в 1926 году фиксировалось на уровне 0,25 %. Дальнейшее развитие промышленности природных газов теперь связывалось с возможностью выделения гелия.
 
На запрос саратовских губернских властей о возможности дальнейшей разработки местных газовых залежей для энергетических целей Николай Тихонович как эксперт писал: "Я полагаю, что вопрос об использовании новоузенских газов в чисто энергетических или топливных целях может быть поставлен только после того, как проблема освобождения этого газа от гелия будет разрешена технически и утилизация остатков этого газа в качестве топлива будет являться как бы побочным продуктом намечающейся промышленности". Гелиевые исследования в СССР продолжились. Нужно было быстро разработать и довести до промышленного уровня технику и технологии добычи газа и извлечения из него ценных компонентов. Гелий – хай-тек 1920‑х. СССР оказался на распутье: создавать свое советское "Сколково" либо закупать и технику, и технологии в США. По какому пути пошла газовая промышленность нашей страны, мы расскажем в следующей статье.  
 
Советский гелий
 
К началу 1930‑х годов инертные газы, прежде всего гелий, оставались центральным вопросом газовой политики СССР. Для нужд электротехнической промышленности аргон, неон и гелий импортировались из Германии, которая оценивала 10 куб. м гелия в 505 марок. Гелий нужен был советским дирижаблям, которые продолжали заполнять взрывоопасным водородом. По планам "Дирижаблестрою" в 1933 году необходимо было иметь 1 тыс. куб. м гелия, в 1934‑м – 30 тыс., 1935‑м – 95 тыс., 1936‑м – 730 тыс., а в завершающем вторую пятилетку 1937‑м – уже 1,95 млн куб. м гелия. Первый шаг С 1927 года все работы по созданию промышленной технологии выделения гелия были переданы Горно-химическому тресту редких элементов ВСНХ "Редэлем". К началу 1930‑х годов на основе имеющихся и вновь полученных данных трест обозначил три перспективных газогелиевых района – Семиреченский, Саратовский и Ухтинский. После сравнения различных параметров – разведанности недр, устойчивости дебитов, логистики и т. п. – "Редэлем" определил как наиболее подходящий для создания газового промысла и гелиевого завода район Мельниковского газового месторождения, расположенного в 40 км к югу от станции Алтата Рязано-Уральской железной дороги.
 
Но если геологоразведка тресту была по плечу – имелась кое-какая буровая техника, кадры, то к организации производства гелия он не был готов, и управляющий сообщал в вышестоящие инстанции, что "не имеет специалистов в области работ по гелию", и просил передать это направление Всесоюзному объединению химической промышленности ВСНХ – "Всехимпрому". Очевидно, что в этих целях можно было бы привлечь ряд специально оснащенных лабораторий, уже в течение нескольких лет работавших с гелийсодержащими газами, – из Радиевого института, Геологического комитета, Постоянной комиссии по изучению естественных производительных сил (КЕПС) и др. В большинстве своем они располагались в Ленинграде и имели опыт совместной работы в рамках расформированного Гелиевого комитета ВСНХ. Однако в 1928 году "Редэлем" заключил договор с Государственным физико-техническим институтом (ГФТИ), руководимым академиком Абрамом Иоффе. Это был также ленинградский институт, но его специализация лежала в области строения вещества и физики электрического тока, и потому, по замечанию профессора Виталия Хлопина, "ГФТИ лишь повторил с гораздо меньшими результатами те работы, которые были проделаны криогенической лабораторией при Горном бюро в Вашингтоне и отчасти в некоторых Ленинградских газовых лабораториях". По его мнению, "если бы им был учтен имевшийся уже опыт <…>, то лабораторные исследования могли бы быть проведены в гораздо более короткий срок и с большей эффективностью ".
 
Тем не менее к лету 1930 года в ГФТИ удалось получить газовую смесь с повышенным содержанием гелия. Если в сыром газе его было около 0,12 %, то в лабораторном – 27,6 %, правда, при этом улавливалось лишь около 50 % этого ценного газа, остальное уходило в воздух. Тем не менее "Редэлем" поспешил сообщить о том, что теперь можно приступать к созданию опытно-промышленной установки. 12 июня 1930 года собранные из различных учреждений эксперты на специальном совещании рассмотрели предлагаемую институтом технологию. Она базировалась на классическом способе ожижения газов, широко применяемом для получения жидкого кислорода методом низких температур и высоких давлений на холодильной установке "Линде". Именно на его основе работали все гелиевые заводы США. Эксперты, оценив работу ГФТИ, отметили, что факт получения гелиевого концентрата сам по себе примечателен, но указывает лишь на принципиальную пригодность для этого "бедных" мельниковских газов, а для проектирования завода, требующего точного определения основных параметров процесса, этого недостаточно. Кроме того, цена получаемого таким образом гелия была неоправданно высокой.
 
Исследования нужно было продолжать. Не завод, а гелиохимический комбинат С 1928 года в стране проходила кампания по химизации народного хозяйства. В принципе взлет российской химической промышленности пришелся на Первую мировую войну, поэтому ее промышленные фонды были довольно новыми, а поле для применения – огромным. Азот (N) и водород (H), содержащиеся в природных газах помимо гелия, составляли ценнейшее химическое сырье. Аммиак (NH3), получаемый от их соединения, служил как сырьем для взрывчатки, так и основным элементом азотно-туковых удобрений. Неполное окисление метана позволяло получать целую линейку важнейших химических продуктов – от антисептиков и спиртов до пластмассы. К счастью, после революции и Гражданской войны в СССР остались многие российские химики, имевшие мировую известность, – Владимир Ипатьев, Николай Зелинский, Николай Курнаков, Дмитрий Прянишников и др.
 
В ходе упомянутого выше экспертного совещания 1930 года химики пришли к заключению, что "при столь низком содержании гелия, как это имеет место в случае cаратовских газов, промышленное получение гелия может быть рентабельным лишь при условии одновременного наиболее выгодного использования побочных продуктов (метана и азота), которые будут получаться в огромных количествах, например путем создания на базе месторождения химического комбината". Ученик бывшего царского генерала и российского академика Владимира Ипатьева профессор Леонид Академик Абрам Фокин предложил свой вариант технологии извлечения гелия, базирующийся на уникальном химическом составе мельниковского газа. По принятой в то время классификации академика Владимира Вернадского мельниковский газ принадлежал к группе азотно-метановых газов, поскольку содержал около 40 % азота и более 50 % метана.
 
Как писал в своем заключении сам Фокин, "благодаря удачному химическому составу исходных газов в результате конверсии получается смесь азота, водорода и угольной кислоты <…> причем соотношение между водородом и азотом как раз соответствует тому, что требуется для синтеза аммиака, то есть на три объема водорода приходится один объем азота". Синтез аммиака должен был протекать в специальной колонне, в которой постоянно циркулировали газы. Часть их оставалась непереработанной и могла концентрировать не вступающий ни в какие химические реакции гелий. Дальше можно было идти по американскому пути, то есть "вымораживать" и сжижать газы, оставляя в остатке ценный гелий. Пока шло обсуждение технологии выделения гелия, в стране происходили события, оказавшие влияние на развитие этой технологии.
 
В течение 1930 года продолжались аресты ведущих инженеров‑химиков – "буржуазных спецов", обвиненных в преступных связях с "международным капиталом " и "вредительстве". В июне из-за атмосферы всеобщей подозрительности и массовых арестов выехал в зарубежную командировку и не вернулся Владимир Ипатьев. ОГПУ приступило к разработке сфальсифицированного дела Промпартии, в рамках которого (вероятно летом 1930‑го) был арестован один из его учеников – профессор Фокин. Дальнейшую разработку "конверсионно-аммиачной" технологии поручили другому ученику эмигрировавшего академика – профессору Николаю Клюквину, и в дальнейшем она называлась двойным именем – "метод Фокина –Клюквина". Технология Александра Бари В январе 1931 года в составе объединения "Всехимпром" была учреждена Контора по химическому использованию природных газов на территории Союза ССР, сокращенно именуемая "Стройгаз", как значилось в "Положении", – "для развития дела изучения и промышленного использования природных газов на территории Союза ССР".
 
Вскоре она была преобразована в первый газодобывающий и перерабатывающий трест "Союзгаз". Отныне все геологоразведочные, производственные и научно-исследовательские работы в области добычи и переработки газов должны были решаться "Стройгазом". Первая и основная задача треста – подготовка обустройства газодобывающего промысла и строительства опытного гелиевого завода в Мельниково. Это также позволяло получать газовую смесь с повышенным содержанием гелия перед его окончательным выделением. Как значилось в патентной заявке Александра Бари, "предлагаемый способ, не исключая возможности использования заключающегося в природном газе метана и азота для целей синтеза аммиака, в то же время не ставит осуществление проблемы выделения гелия из бедных газов в зависимость от срока и успеха разрешения проблемы получения аммиака из природных газов".
 
При способе Бари получающийся метан можно было использовать не только для синтеза аммиака, но и для других перспективных в то время технологий – производства сажи, бензина, метанола, формальдегида или элементарного сжигания для выработки электрической и тепловой энергии. 9 апреля 1932 года опытно-промышленная гелиевая установка была пущена в пробную эксплуатацию. Ее основу составляла все та же холодильная установка "Линде", а производительность определялась мощностью четырехступенчатого компрессора – 120 куб. м газа в час. К июню 1932 года удалось получить 40‑процентный гелиевый концентрат, а в дальнейшем – 98‑процентный гелий. А в июне 1936 года в одном из докладов "Союзгаза" сообщалось, что "установка пущена в нормальную эксплуатацию и для нее установлена определенная программа выработки в размере 1 тыс. куб. м гелия в год. С целью стимулирования повышения выработки в качестве продукции установлена соответствующая поощрительная система оплаты труда".
 
При этом отмечалось, что потери гелия в этой установке сравнительно невелики и не превышают обычных американских норм. Успехи советских газовиков пока ограничивались лишь опытнопромышленной стадией, выход же на уровень промышленного производства должен был произойти на новом этапе. Американский след США удалось довольно быстро перейти от опытно-промышленной стадии к промышленному производству гелия. Но там, так же как и в СССР, была объявлена государственная монополия на гелий. Горное бюро США, которое руководило гелиевым заводом, тщательно скрывало технологию его производства. Между тем эту монополию пытались оспорить в Конгрессе США многие из американских компаний, работавших в области криогенной техники. Одной из них являлась The Helium Co. (Луисвилль, штат Кентукки), являющаяся частью крупной корпорации The Girdler Corporation Incorporated. К 1929 году она, вложив в дело более 200 тыс. долларов, освоила разведку, добычу и выделение гелия в промышленном масштабе – примерно 226,5 тыс. куб. м. В Декстере (штат Канзас) был построен гелиевый завод, который благодаря меньшей себестоимости получаемого гелия смог пробить государственную монополию на гелий. При цене 1,59 –1,77 доллара за 1 куб. м 95‑процентного гелия The Helium Co. могла предложить 1 куб. м 98‑процентного гелия за 1,23 доллара.
 
Уполномоченный "Всехимпрома" в США Лев Хвостовский вступил в переговоры с The Helium Co. и в конце декабря 1931 года получил от нее официальное предложение – Statement. Американцы предлагали заключить договор на проведение поисковых и разведочных работ на гелийсодержащие газы, проектирование и строительство завода и оказание помощи в применении гелия. При этом компания обещала передать все свои технологии, как уже запатентованные, так и еще державшиеся в секрете. Советские специалисты могли пройти стажировку на заводе фирмы. В ходе переговоров The Helium Сo. предложила осуществить всю программу помощи в 32 месяца за 1,27 млн долларов США. С чем была связана подобная сговорчивость крупной американской компании? Думается – с неоднократными попытками американцев организовать советско-американское транстихоокеанское воздушное сообщение. Выйти на такой рынок при ограниченном потреблении и перепроизводстве гелия в США, да еще в период Великой депрессии, дорогого стоило. Научно-исследовательский комбинат по опытному строительству и эксплуатации дирижаблей "Дирижаблестрой" тут же поддержал это предложение. "Хотя эта техническая помощь и будет связана с затратой валюты, – писал начальник “Дирижаблестроя” Павел Пурмаль, – зато, безусловно, мы у себя в СССР скорее и дешевле разрешим эту задачу, тем более что у этой фирмы имеются и опыт и люди, а у нас в этой части на сегодняшний день дело обстоит из рук вон плохо".
 
22 февраля 1932 года, через два месяца после получения Statement, управляющий "Всехимпрома" Борис Норкин и начальник "Стройгаза" Абрам Гинзбург писали Льву Хвостовскому: "Мы принципиально согласны на продолжение переговоров с упомянутой фирмой по оказанию ею нам полной технической помощи по всему объему гелиевого дела <…> Представляем себе организацию этой работы в виде, прежде всего, создания специального бюро, работа которого будет протекать с участием компетентных работников фирмы, по ее указаниям, на основе того плана работ, наметка которого изложена в присланной Вами записке". Однако в ходе ведения переговоров советская тяжелая промышленность была в очередной раз реформирована. Существовавшие около трех лет всесоюзные объединения, < Основоположник физико-химического анализа академик Николай Курнаков, 1940 год В "Стройгазе" была создана центральная лаборатория, которую возглавил профессор Клюквин.
 
Главным инженером лаборатории и заведующим проектно-расчетным отделом стал инженер Александр Бари. Он-то и предложил технологию получения гелия, опробованную в итоге в Мельниково. "Конверсионно-аммиачный метод" Фокина–Клюквина, где гелий являлся побочным продуктом и стоял в связи с производством аммиака, имел все шансы на успех, и именно на него ориентировались при начале обустройства Мельниковского газопромысла. Однако вскоре выяснилось, что запасы месторождения ограничены 100–125 млн куб. м газа и строительство крупного газохимического комбината будет нерентабельным, поэтому его решено было перенести в Дагестан на месторождение "Дагестанские огни". В этих условиях Александр Бари предложил схему, в которой гелий являлся главным целевым продуктом. В ее основе лежала частичная конверсия метана для получения водорода, обогащение этим водородом основной массы гелийсодержащей газовой смеси, сжатие и подача в холодильную установку "Линде", отбор сжиженных (метан – азот) и несжиженных (гелий – водород) фракций. < Буровая вышка геологической партии, 1930-е годы Проходная верфи и порта "Дирижаблестроя", 1930-е годы Это также позволяло получать газовую смесь с повышенным содержанием гелия перед его окончательным выделением. Как значилось в патентной заявке Александра Бари, "предлагаемый способ, не исключая возможности использования заключающегося в природном газе метана и азота для целей синтеза аммиака, в то же время не ставит осуществление проблемы выделения гелия из бедных газов в зависимость от срока и успеха разрешения проблемы получения аммиака из природных газов".
 
При способе Бари получающийся метан можно было использовать не только для синтеза аммиака, но и для других перспективных в то время технологий – производства сажи, бензина, метанола, формальдегида или элементарного сжигания для выработки электрической и тепловой энергии. 9 апреля 1932 года опытно-промышленная гелиевая установка была пущена в пробную эксплуатацию. Ее основу составляла все та же холодильная установка "Линде", а производительность определялась мощностью четырехступенчатого компрессора – 120 куб. м газа в час. К июню 1932 года удалось получить 40‑процентный гелиевый концентрат, а в дальнейшем – 98‑процентный гелий. А в июне 1936 года в одном из докладов "Союзгаза" сообщалось, что "установка пущена в нормальную эксплуатацию и для нее установлена определенная программа выработки в размере 1 тыс. куб. м гелия в год. С целью стимулирования повышения выработки в качестве продукции установлена соответствующая поощрительная система оплаты труда".
 
При этом отмечалось, что потери гелия в этой установке сравнительно невелики и не превышают обычных американских норм. Успехи советских газовиков пока ограничивались лишь опытнопромышленной стадией, выход же на уровень промышленного производства должен был произойти на новом этапе. Американский след США удалось довольно быстро перейти от опытно-промышленной стадии к промышленному производству гелия. Но там, так же как и в СССР, была объявлена государственная монополия на гелий. Горное бюро США, которое руководило гелиевым заводом, тщательно скрывало технологию его производства. Между тем эту монополию пытались оспорить в Конгрессе США многие из американских компаний, работавших в области криогенной техники. Одной из них являлась The Helium Co. (Луисвилль, штат Кентукки), являющаяся частью крупной корпорации The Girdler Corporation Incorporated. К 1929 году она, вложив в дело более 200 тыс. долларов, освоила разведку, добычу и выделение гелия в промышленном масштабе – примерно 226,5 тыс. куб. м. В Декстере (штат Канзас) был построен гелиевый завод, который благодаря меньшей себестоимости получаемого гелия смог пробить государственную монополию на гелий. При цене 1,59 –1,77 доллара за 1 куб. м 95‑процентного гелия The Helium Co. могла предложить 1 куб. м 98‑процентного гелия за 1,23 доллара.
 
Уполномоченный "Всехимпрома" в США Лев Хвостовский вступил в переговоры с The Helium Co. и в конце декабря 1931 года получил от нее официальное предложение – Statement. Американцы предлагали заключить договор на проведение поисковых и разведочных работ на гелийсодержащие газы, проектирование и строительство завода и оказание помощи в применении гелия. При этом компания обещала передать все свои технологии, как уже запатентованные, так и еще державшиеся в секрете. Советские специалисты могли пройти стажировку на заводе фирмы. В ходе переговоров The Helium Сo. предложила осуществить всю программу помощи в 32 месяца за 1,27 млн долларов США. С чем была связана подобная сговорчивость крупной американской компании? Думается – с неоднократными попытками американцев организовать советско-американское транстихоокеанское воздушное сообщение. Выйти на такой рынок при ограниченном потреблении и перепроизводстве гелия в США, да еще в период Великой депрессии, дорогого стоило. Научно-исследовательский комбинат по опытному строительству и эксплуатации дирижаблей "Дирижаблестрой" тут же поддержал это предложение. "Хотя эта техническая помощь и будет связана с затратой валюты, – писал начальник “Дирижаблестроя” Павел Пурмаль, – зато, безусловно, мы у себя в СССР скорее и дешевле разрешим эту задачу, тем более что у этой фирмы имеются и опыт и люди, а у нас в этой части на сегодняшний день дело обстоит из рук вон плохо".
 
22 февраля 1932 года, через два месяца после получения Statement, управляющий "Всехимпрома" Борис Норкин и начальник "Стройгаза" Абрам Гинзбург писали Льву Хвостовскому: "Мы принципиально согласны на продолжение переговоров с упомянутой фирмой по оказанию ею нам полной технической помощи по всему объему гелиевого дела <…> Представляем себе организацию этой работы в виде, прежде всего, создания специального бюро, работа которого будет протекать с участием компетентных работников фирмы, по ее указаниям, на основе того плана работ, наметка которого изложена в присланной Вами записке". Однако в ходе ведения переговоров советская тяжелая промышленность была в очередной раз реформирована. Существовавшие около трех лет всесоюзные объединения, < Основоположник физико-химического анализа академик Николай Курнаков, 1940 год включая "Всехимпром ", были ликвидированы, а вместо Высшего совета народного хозяйства, существовавшего с 1918 года, был образован Народный комиссариат тяжелой промышленности СССР во главе с Серго Орджоникидзе.
 
Вероятно, все эти реформы изменили не только форму, но и кадровый состав участников переговоров с The Helium Co. Переговоры затянулись, да и валютный кризис в СССР не способствовал соглашению. Неожиданно осенью 1932 года через консультанта треста "Союзредмет" по цветным металлам американца Гая Ридделя поступило предложение от группы американских инженеров помочь в решении "гелиевого вопроса" частным порядком, без привлечения какой-либо фирмы. С точки зрения Ридделя, The Helium Co. являлась "весьма слабой фирмой по сравнению с государственным объединением гелиевых заводов", а большинство участников его группы работают или работали на государственных гелиевых заводах. Дело замерло на полгода, но в июне 1933 года инженер Риддель приехал в СССР и связался с начальником одного из отделов экономического управления ОГПУ Павлом Гуровским (именно это управление ведало внешнеэкономической разведкой и вело дела о "вредительстве" в советской промышленности). Тот ухватился за предложение американцев и вместе с руководителями иностранного отдела (ИНО) Наркомтяжпрома СССР стал склонять нового начальника треста "Союзгаз" Моисея Гурвича к подписанию договора "о доставке комплексного технико-проектного и расчетного материала по гелию". Вопрос был вынесен на решение наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе.
 
Начальник ИНО НКТП и управляющий "Союзгаза" признавались в письме к наркому, что "работы, проводившиеся в Союзе по гелию на протяжении 3-4 лет, бесспорно, показали, что самостоятельное разрешение в СССР гелиевого дела нам не под силу". Чтобы не было "потери темпа и детских болезней, неизбежных при новом деле, и для сбережения огромных затрат и усилий" наркому предлагалось обратиться за помощью к американцам. Однако далее мнения авторов письма разделились. Начальник ИНО НКТП считал, что нужно заплатить группе Ридделя: это было бы дешевле, делало американских сотрудников на срок договора зависимыми "от нас" (вероятно, от ОГПУ) и позволяло в случае неудовлетворительного выполнения договора ничего не платить. "Союзгаз" считал, что необходимо поддержать предложение The Helium Co. Это было хотя и дороже, но надежнее с точки зрения достижения намеченной цели – начала широкой эксплуатации газовых месторождений СССР и получения советского гелия в промышленных объемах. В качестве аргументов Моисей Гурвич указывал на практический опыт фирмы, производящей весь цикл работ, и возможность стажировки советских специалистов в США. Даже материальный вопрос не носил такого острого характера, поскольку к моменту написания письма, июню 1933 года, американская компания снизила сумму контракта до 350 тыс. долларов и, как писал Гурвич, эту сумму можно было еще снизить до 250 тыс.
 
15 июня 1933 года Серго Орджоникидзе написал секретную докладную записку в ЦК ВКП (б). Нарком указал, что не уверен в том, "что мы сможем достаточно быстро овладеть всем циклом процесса", и просил "ЦК срочно рассмотреть вопрос – в каком направлении целесообразнее осуществить инопомощь по гелию". Вероятно, санкция была дана, так как в декабре 1933 года "Союзгаз" и Гай Риддель подписали договор. И уже в январе 1934 года американец привез 120 кг различных записок по гелиевому делу, которые стали переводиться и передаваться на экспертизу советским специалистам. Большая часть сведений оказалась выдержками из опубликованных работ. Например, группа геологов писала: "Вся геологическая часть записки <…> дает нам добросовестно собранную и изложенную совокупность данных по состоянию этой части гелиевого дела в Соединенных Штатах, но сообщает нам очень мало принципиально нового, чего бы мы не знали до сих пор".
 
В технико-технологической части представленный материал не давал параметров и констант, необходимых для проектирования, то же относилось и к области бурения. Общее резюме советских ученых выразил профессор Петр Преображенский: "Мы в состоянии справиться собственными силами со стоящими перед нами задачами по разрешению гелиевой проблемы в СССР", при этом, правда, сделал важнейшую оговорку – "при соответственном обеспечении этих работ достаточными средствами". В результате проверки Главгаз отказался платить по договору, признав работу группы Гая Ридделя неудовлетворительной. Правда, часть денег, авансированных ему, пропала.
 
Список ответственных за "чрезвычайную легкомысленность и преступную небрежность", повлекших растрату государственных валютных резервов, возглавил начальник "Союзгаза " Моисей Гурвич, предлагавший как раз обратное. Оказалось, что своим письмом он и его "компаньоны" ввели в заблуждение и Орджоникидзе, и ЦК ВКП (б). По аппарату НКТП и контрольных органов пошла гулять записка "О трех оппортунистах, которые, надув ЦК, заметают следы своих дел". Моисей Гурвич был снят с работы, и дальнейшая его судьба неизвестна, но самое главное – решение гелиевого вопроса затянулось, а возможность полноценно использовать американский опыт была упущена.
 
Юрий Евдошенко, кандидат исторических наук http://www.gazprom.ru/f/posts/50/127421/gazprom-journal-10-2011.pdf
Газпром

www.pseudology.org