Народ

Декабрь 1989-го - декабрь 1990-го	Анатолий Александрович Собчак
Хождение во власть: рассказ о рождении Парламента Глава 5. Поправка депутата Сахарова
Если кто-то кое-где у нас порой... Критика времен застоя Имена следователей по особо важным делам Тельмана Гдляна и Николая Иванова с XIX партконференции стали известны всей стране Когда главный редактор “Огонька” Виталий Коротич в полной тишине обмершего зала вручил генсеку пакет с фамилиями четырех взяточников-делегатов, казалось, что и многие члены тогдашнего президиума тянутся, чтобы заглянуть через плечо Горбачева: не их ли судьба в этом конверте? Самые “достоверные” и самые фантастические слухи волнами катились от Карпат до Камчатки. Троих вычислили без труда: Соломенцев, Громыко, Лигачев. Не сходились лишь в определении четвертой кандидатуры. Это, так сказать, народное мнение. Те же, кто не понаслышке знал о порядках в высших эшелонах власти, прекрасно понимали: если б в пакете находились материалы на первых лиц страны, то и Коротич не дошел бы до трибуны, да и статья следователя Иванова, опубликованная “Огоньком” накануне, никогда не появилась бы в тех политических условиях самого начала реальной перестройки. Даже если б, к примеру, сам генсек распорядился ее напечатать. Партаппарат в те недавние годы слишком внимательно приглядывал и за самим Горбачевым. Посмертная опала Рашидова и разоблачения партийно-хозяйственной мафии в Узбекистане, конечно, произвели на общество сильное впечатление. Все ждали продолжения детективного сюжета. Никаких сомнений в народе о масштабах коррупции в стране уже не было. Однако еще не пришло понимание того, что коррупция - неизбежное следствие партийного монополизма и тоталитарного режима безответственности и безнаказанности номенклатуры. А дальше общество начало осознавать, что где-то здесь, в том деле, которое вели в Узбекистане Гдлян и Иванов, - корень зла всей Системы. Вспомним русскую сказку: смерть Кощея Бессмертного в кончике иглы, а игла в золотом яйце, яйцо в утке, утка в ларце за тремя морями. И хотя замок Кощея - вот он, как на ладони, к мерзкому старикашке не подступиться с самым острым мечом-кладенцом. Нужна игла. Та самая. Наше общество слишком мифологизировано (и семь десятилетий марксистская утопия использовала это!), чтобы верить фактам, и только фактам. Казалось, за тремя морями два героя-следователя и впрямь коснулись золотого яйца. И лишь в последний момент оно было вырвано из их рук слугами Кощея. Потому-то вокруг дела о коррупции, которое вели Гдлян и Иванов, социальные эмоции достигли своих вершин, особенно тогда, когда оно превратилось в дело о служебных злоупотреблениях самих Гдляна и Иванова. Это дело с наибольшей очевидностью обнажило все недостатки существующей в нашей стране правоохранительной Системы и выявило неприглядную роль партийных органов в этой системе. Оно же сыграло, может быть, самую главную роль в осознании обществом истинных причин коррупции и мафиозной организации власти. На всех трех Съездах народных депутатов СССР это дело находилось в центре внимания, было предметом острых дискуссий и обсуждений. Неоднократно возвращались к нему и на сессиях Верховного Совета. Последняя точка во всей этой истории еще не поставлена Я уверен, что мы еще не раз вернемся и к персонажам этой следственной драмы - к тем “героям” коррупции и мафиозных организаций, чьи имена и сегодня в тени. Вернемся мы и к весьма противоречивым фигурам следователей, начавших борьбу против этих организаций. А теперь по порядку, как все было... Следственная группа Гдляна и Иванова возникла еще при Юрии Андропове. Это он, бывший председатель КГБ, заняв в конце 1982 года пост генсека, попытался нанести первый удар по коррупции и организованной преступности. (Что, конечно, еще не свидетельствует о его демократических устремлениях.) Есть логика политической борьбы, и по этой логике Андропов должен был избавиться от министра внутренних дел Щелокова, должен был добраться до тех чинов в советском, партийном и хозяйственном аппарате, которые либо мешали его концепции жесткого политического режима и необходимости наведения порядка, либо оказались слишком уж замараны. Именно тогда вышло на поверхность многомиллиардное “хлопковое” дело в Узбекистане, и в республику был переброшен мощный следовательский десант. Как ни странно, вскоре сменивший Андропова Константин Черненко не захотел, а вероятнее всего, не смог или не успел свернуть расследование. Следственная группа возбудила уголовные дела против большой компании узбекских партийных функционеров, включая первого секретаря ЦК компартии Узбекистана, секретарей Центрального Комитета КПУз, обкомов, горкомов, райкомов, министров, а также руководителей МВД республики и областных управлений внутренних дел. Впервые на скамье подсудимых оказались люди, считавшиеся неприкосновенными. Впервые следователи переступили порог кабинетов секретарей ЦК компартии республики, Председателя Совета Министров, не говоря уже о более мелкой номенклатурной рыбешке, попавшей в их садок. Спаянность этих людей, их связи мафиозного характера - официально это именовалось партийной дисциплиной! - позволяли им чувствовать себя в полнейшей безопасности, какие бы нарушения закона ими ни совершались. Долгое время о деятельности следственной группы доходили лишь скупые официальные сообщения: такой-то владыка края был арестован, против такого-то возбуждено уголовное дело... Стало известно, что покончили жизнь самоубийством несколько высокопоставленных генералов МВД. Можно было только гадать, что за этим стоит. В 1988 году по телевидению стали мелькать репортажи о героической работе советских следователей в Узбекистане Не отстали и газетчики: помню цветное фото в еженедельнике “Собеседник”: груды денег и золота из тайников узбекских мафиози. Тут же лица скромных и усталых от работы следователей, которые вынуждены чуть ли не спать в бронежилетах. Молва о чудо-богатырях без страха и упрека, о людях, ежеминутно рискующих жизнью ради восстановления социальной справедливости и воздания должного преступникам, лепила образ народных героев и защитников. Сведения о покушениях на следователей подхватывались и распространялись мгновенно. Никто не знал, как было дело, но мало кто сомневался: храбрецов попытаются остановить. С год о следственной группе Гдляна и Иванова средства массовой информации говорили только в превосходных степенях. Положение резко изменилось весной 1989 года. И Иванов, и Гдлян выдвинули свои кандидатуры в народные депутаты СССР, начав в прессе и на предвыборных собраниях кампанию разоблачений аппарата. Это был шквал доселе небывалых обвинений в адрес Системы и вполне конкретных ее служителей. Утверждалось, что “узбекское” дело - на самом деле только часть дела “московского” и следователи дотянулись до коррупции в Кремле. После чего они и были отстранены от дальнейшего ведения дела Генеральным прокурором СССР Сухаревым. “Развал дела” - эта формула повторялась Гдляном и Ивановым на каждом митинге. Генеральный прокурор СССР губит своих же следователей? А почему бы и нет? Если в итальянских боевиках об отважных одиночках - прокурорах и следователях, бросивших вызов мафии, такой поворот сюжета стал штампом, разве не может подобное произойти в нашей стране на самом деле? Следователи называли имена высокопоставленных преступников: во-первых, заведующего сектором Отдела оргпартработы ЦК КПСС Смирнова, к этому моменту переведенного на пост второго секретаря ЦК компартии Молдавии; во-вторых, секретаря ЦК КПСС, члена Политбюро Лигачева. Если не вспоминать о сталинских репрессиях, никогда еще следственные органы не вступали в схватку со столь высокими политическими фигурами. Тем более что в 30-е годы репрессивные органы все же действовали по приказу “вождя народов”, а тут - едва ли не личная инициатива двух следователей. Как по команде хвалебные статьи и репортажи сменяются разоблачениями: оказывается, следователи грубо попирали закон, не соблюдали никаких процессуальных норм, да и вообще ничего для следствия не сделали. А как же золото и купюры в тайниках? Газеты разъясняли: тайники с сокровищами в Узбекистане обнаружили не Гдлян с Ивановым, а аппарат КГБ, который провел за них всю основную работу. Иванов и Гдлян присвоили себе плоды чужого расследования, чтобы спекулировать на чувствах советского народа. Народ не поверил Гдлян в Тушинском избирательном округе Москвы (куда входит и город Зеленоград) на выборах собрал почти три четверти голосов избирателей. Столь же уверенно москвич Иванов победил в Ленинграде, оставив далеко за спиной даже весьма известных и популярных кандидатов-ленинградцев. Иванова даже стали называть в городе “наш Ельцин”; ведь его выдвинули по национально-территориальному округу, а это значит, что избирал его весь Ленинград, как Ельцина - вся Москва. В апреле 1989-го, когда аппарат понял, что остановить обличителей-следователей не удалось, совершенно неожиданно в Москве была создана комиссия, состоящая из известных и весьма уважаемых юристов. Имена профессоров - заведующего сектором Института государства и права АН СССР Александра Яковлева, Юрия Калмыкова (сегодня - председатель Комитета по законодательству Верховного Совета СССР), Джангира Керимова и некоторых других, столь же известных в юридических кругах, украсили эту комиссию. Назову еще вице-президента Академии наук СССР Владимира Кудрявцева, будущего Председателя Высшего арбитражного суда СССР Вениамина Яковлева. В составе этой же комиссии оказался и председатель КГБ Владимир Крючков, и Генеральный прокурор СССР Александр Сухарев (сейчас на пенсии), и министр внутренних дел Вадим Бакатин (в настоящее время освобожден от должности указом Президента СССР), и тогдашний министр юстиции Борис Кравцов. О работе этой комиссии ничего не было известно, но накануне I Съезда в “Известиях” и “Правде” под рубрикой “В Президиуме Верховного Совета СССР” была напечатана статья, занявшая почти целую газетную полосу. Из статьи следовало, что комиссия, созданная из компетентнейших юристов и должностных лиц, пришла к выводу о грубейших нарушениях законности в действиях следственной группы Гдляна и Иванова и поставила перед Прокуратурой Союза вопрос о необходимости тщательного расследования и привлечения виновных к ответственности. Прочитав статью, как юрист, я не мог не быть поражен: и известнейшие правоведы, и Генеральный прокурор, тоже подписавший этот документ, ссылались на материалы и документы, полученные работниками Комитета государственной безопасности. Из этой статьи следовало, что работники КГБ контролировали и проверяли деятельность следственной группы Прокуратуры Союза ССР. Но это и есть грубейшее нарушение действующего законодательства! По закону не КГБ контролирует и проверяет деятельность Прокуратуры, а наоборот, Прокуратура осуществляет высший надзор за законностью в стране, в том числе и за деятельностью органов госбезопасности. Но это же прямой путь к неосталинщине! Не стану перечислять и другие крупные или мелкие замечания и недоумения, возникшие у меня по поводу той публикации. Назову только одно: заключение, подписанное Генеральным прокурором, рекомендует Генеральному прокурору возбудить уголовное дело и привлечь к ответственности следователей по особо важным делам Прокуратуры СССР, то есть непосредственно подчиненных самому Генеральному прокурору. Больший абсурд с юридической точки зрения трудно вообразить. Просто какой-то классический образчик! Честно говоря, я ничего не мог понять: почему мои ученые коллеги, прекрасно знающие законы, а значит, и недопустимость подобной постановки вопроса, подписали это? И к тому же - какой тон! Какая бездоказательность! Гдлян и Иванов немедленно сообщили о том, что комиссия работала в закрытом режиме и даже не удосужилась пригласить их для слушания. На следующий день в печати появилось постановление Прокуратуры Союза о прекращении уголовного дела в отношении Смирнова. А это что? Демонстрация? Смирнов был близок к самому Егору Кузьмичу. В получении взяток он признался, правда, предпочел пользоваться эвфемизмом и взятки называл “ценными подарками”. На II Съезде народных депутатов, где рассматривалось заключение парламентской комиссии о деятельности следственной группы в Узбекистане, следователь КГБ полковник Духанин с удивительной для его должности и чина наивностью объяснял: да, товарищ Смирнов подарки брал, но потом в свою очередь передаривал их генеральным секретарям зарубежных компартий, например Н.Чаушеску. При всем комизме подобных разъяснений именно ими обосновывалось освобождение Смирнова от уголовной ответственности. Впрочем, и Духанин, и те, кто придумал подобную версию, знали: осенью 1989-го, революционного для Европы года, проверить, что и кому вручалось, уже не представлялось какой-либо возможности. Было видно, что борьба с непокорными следователями разгорается не на шутку Появилось в печати постановление Верховного суда Союза ССР, отменяющее приговор по делу эстонского ученого Э. Хинта. В свое время это дело вел Гдлян. Теперь уже и эстонские депутаты, и эстонская печать тоже выступили с осуждением методов следствия и самой личности Гдляна. Невооруженным глазом можно было увидеть: пока ни одного стопроцентного доказательства у гонителей нет. Иначе зачем извлекать многолетней давности дело, не имеющее никакого отношения к работе следственной группы в Узбекистане? Хинт был организатором первой в стране предпринимательской фирмы. В стране, где любое предпринимательство преследовалось, фирма не могла работать без нарушения тогдашних законов. Как профессионалу, мне ясно: по действовавшему на тот момент законодательству Хинта должны были судить. Он и сам признавал себя на суде виновным. Это была плата, а точнее, расплата за то, что человек на десять лет обогнал время. Сегодня мы задыхаемся от нехватки в обществе предпринимательской инициативы, а в 70-е годы приговоры, подобные приговору по делу Хинта, выносились тысячами. И ставить в вину Гдляну то, что надо ставить в вину тоталитарной системе, - абсурд. Гдлян, как и все прочие работники правоохранительных органов, служил Системе, и, если не доказано, что он применял на следствии недозволенные методы, какие-либо претензии к следователю необоснованны. Хинта приговорил к тюремному заключению не следователь, а суд. Цинизм тех, кто ставил Гдляну в вину этот приговор, опирался на мифологию неправового сознания: у нас в народе принято считать, что “сажает” следователь. Как при Сталине “сажал” доносчик. Итак, месть власть имущих? Это было похоже на правду: Гдлян и Иванов предъявили обвинения Председателю Верховного суда СССР депутату от Узбекистана Теребилову, и он вынужден был подать в отставку, хотя, разумеется, до скамьи подсудимых первого судью страны не допустили: в неправовом государстве такое считалось бы нарушением этики. На I Съезде оба опальных следователя потребовали, чтобы им дали слово в дискуссии о работе их группы. Они были поддержаны депутатами, и Президиуму ничего другого не оставалось: слово они получили. Зал ждал разоблачений. И они прозвучали Но без разочарования слушать митинговый набор лозунгов на Съезде народных депутатов было нельзя. То, что встречалось овациями на предвыборных собраниях, в этом зале воспринималось всего лишь как демагогия. Я не мог не поражаться профессиональной беспомощности обоих следователей. Они не ответили даже на те обвинения, которые без труда могли опровергнуть. Если им ставили в вину, что при обысках в Узбекистане они не утруждали себя описанием каждой изъятой из тайника драгоценности и это бросало тень на честность самих следователей, то им ничего бы не стоило доказать беспочвенность этих обвинений. Под началом Гдляна и Иванова работало более двухсот следователей, и если бы руководители следственной группы решили сами переписать каждую изъятую у обвиняемых вещь, только эта работа заняла бы месяцы! Не Гдлян с Ивановым, а их сотрудники позднее рассказали: драгоценности на месте взвешивались и опечатывались, а затем под охраной направлялись в КГБ или Прокуратуру, где специальная комиссия снимала печать и тщательно переписывала каждый предмет. Казалось, что ни Гдлян, ни Иванов просто не слышат конкретных обвинений в их адрес, да и сами предпочитают оперировать не фактами, а рассуждениями о кремлевской коррупции и тому подобном. Перед нами были не профессионалы, знающие цену доказательствам, не парламентарии, умеющие связать частное с общим, а ораторы с площади, обращавшиеся поверх депутатских голов к миллионам телезрителей, жадно ловивших каждое их слово. Кстати, человек, который перед телекамерой ведет себя, как на многотысячном митинге, столь же нелеп, как и кричащий в комнате, где слышен даже шепот... То, что партийный аппарат продажен, то, что взятки брались и берутся, знают все, и ни тени сомнения тут у депутатов не было Но тянулись минуты, десятки долгих минут, а ничего, кроме общих фраз, оба следователя и не собирались сообщить Съезду. Собственно говоря, это и есть популизм - органическая болезнь нашей едва родившейся демократии. Я понимал, что оба следователя сегодня поставлены в очень тяжелые условия: против них вся официальная (в том числе и либеральная) печать. Я понимал, что следователи вышли на тот уровень обличений, где пощады не бывает. Это вызывало сочувствие к ним, желание поддержать смельчаков. Но бездоказательность обвинений в адрес кого бы то ни было всегда порождает чувство протеста. По самому строгому счету Гдлян и Иванов в новых социальных условиях продолжали действовать в традициях репрессивного аппарата 30-х годов. Как ни горько, но это так: если кто-то, а тем более следователь Прокуратуры СССР, может публично объявить человека преступником, но не утруждает себя доказательствами, а миллионы людей только на основании “классового чутья” верят и готовы разорвать обвиняемого, далеко ли все мы ушли от нравов сталинщины? Да, если б Гдлян и Иванов возбудили уголовное дело против того же Лигачева, а их начальство этому воспрепятствовало, депутаты знали бы, чего требовать и чего добиваться. У Иванова и Гдляна такая возможность была. Но они ею не воспользовались, показания Усманходжаева на Лигачева не проверили и вспомнили о них слишком поздно, когда их следственная группа фактически уже прекратила свое существование. Просчет? Непрофессионализм? Недостаток гражданского мужества? Не берусь судить. Я понимал, как это опасно: следователь, занявшийся политикой и использующий для этого непроверенные материалы незаконченного дела Вспомним дело Дрейфуса, вспомним ряд уголовных процессов над политическими оппонентами в Веймарской Германии перед приходом к власти фашизма. Так было и так есть: каждый раз, когда судебные дела начинают использоваться в политических целях, Правосудие и Закон ставятся под угрозу. Своей глухотой к конкретным фактам, своим нежеланием что-либо доказывать профессионально Гдлян и Иванов иллюстрировали печальный опыт юридического бесправия граждан нашей страны. Если бы даже высшие аппаратчики не имели к ним никаких претензий, одних выступлений Гдляна и Иванова на Съезде могло быть достаточно, чтобы усомниться: действительно ли эти люди - поборники демократии? Сознание нашего общества все еще деформировано временами тоталитаризма: поиск врагов слишком долго был социальной привычкой и даже геройством, чтобы забывать и сегодня о самой возможности рецидива массового психоза. А Гдлян и Иванов проводили свою избирательную кампанию как раз на этой опасной грани. Я, понятно, не поклонник Лигачева. Но я слишком хорошо знаю эту логику, помню классическую формулу 30-х годов: кто не с нами - тот против нас. И если в современном переводе она звучит “кто не за Гдляна - тот за мафию”, легче ли от того? Все это мы уже проходили и знаем, чем оно кончается Когда на I Съезде формировалась комиссия по делу Гдляна и Иванова, я настаивал, чтобы она называлась комиссией по расследованию коррупции в высших партийных и государственных органах, чтобы эта комиссия проверила достоверность всех утверждений Гдляна и Иванова о развале следственной группы Прокуратурой СССР, после того как следователи вышли на высших должностных лиц государства и партии. Окажется, что эти люди виновны, ничто не должно помешать привлечению их к уголовной ответственности. И, если страна не желает их судить, они, отделавшись легким испугом, еще имеют шанс по-своему отплатить ей за такое милосердие. Собственно, об этом я и говорил на I Съезде народных депутатов. Позволю себе привести свое выступление: “Мы создаем парламентскую комиссию, а не комиссию по расследованию дела Гдляна и Иванова. Мы создаем парламентскую комиссию, которую нам все равно придется создать, потому что здесь сегодня уже было сказано, что возбуждено уголовное дело против товарищей Гдляна и Иванова. А они - народные депутаты СССР, и нам с вами придется решать вопрос о лишении их депутатской неприкосновенности или, наоборот, об отказе в таком лишении... Вопрос второй. Для чего мы создаем эту комиссию? Я думаю, что необходимо создать такую комиссию прежде всего для проверки тех обвинений, которые товарищи Гдлян и Иванов выдвинули против ряда государственных и партийных работников. Именно в этом должна состоять цель работы данной комиссии, а не в проверке того, какие были допущены, и были ли допущены, те или иные нарушения в деятельности Гдляна и Иванова. (Шум в зале.) Прошу внимания. Только после проверки, это будет юридически абсолютно правильно, после проверки обвинения, которое выдвинули товарищи Гдлян и Иванов, и в зависимости от результатов проверки комиссия должна уже будет проверять деятельность самой следственной группы. А для этого комиссия должна быть наделена, как всякая парламентская комиссия по расследованию, самыми широкими полномочиями, правом вызвать для объяснений любое должностное лицо. И с этой точки зрения я предлагаю сейчас обратиться только к обсуждению предложенного состава комиссии. Если есть конкретные возражения против конкретных лиц, - обсудить их. Если нет – утвердить комиссию и дать ей возможность работать”. К сожалению, мое предложение пропустили мимо ушей В планы руководства менее всего входило создавать комиссию по расследованию коррупции в высших органах партии и государства. Впрочем, и уголовного дела против Гдляна и Иванова тогда Прокуратура тоже не решилась возбудить. I Съезд постановил, что кампания в печати должна быть прекращена: ни заявления Прокуратуры, ни обличения Гдляна и Иванова в адрес Прокуратуры не должны звучать во время работы комиссии. Увы, перемирие скоро было сорвано, и каждая из сторон пыталась доказать, что не она тому виной. Взаимные обвинения и оскорбления вновь зазвучали в полную силу, и сдержать вал заявлений, а также, я бы сказал, обещаний разоблачений было уже невозможно. Драма переходила в фарс. Гдлян говорил о каких-то спрятанных в надежном месте документах (и общество верило этому), о том, что следственная группа собрала компромат и на Горбачева. Потом, противореча себе, он заявлял: Горбачев не замешан, это все происки врагов. Линия защиты и аргументации явно менялась в зависимости от политической ситуации и от устойчивости положения самих следователей. Как известно, это не лучший способ обороны и вовсе не годный способ наступления, особенно при такой, как нынешняя, динамике социальных процессов. В правовом государстве невозможно даже представить, чтобы кто-либо мог обвинить без всяких доказательств лидера страны в тягчайших преступлениях и обвинение повисло бы в воздухе. В нормальной правовой стране Президент был бы обязан возбудить уголовное дело о защите чести и достоинства и по обвинению в клевете. Должна быть создана парламентская комиссия специально по этому вопросу - по факту обвинения высшего должностного лица страны, и после расследования комиссия должна сделать вывод или о политической ответственности этого лица (что как минимум должно сопровождаться уходом его в отставку), или о возбуждении уголовного дела против клеветников. А материалы комиссии должны быть переданы в Прокуратуру или следственные органы. Если бы это было сделано, страсти вокруг “дела Гдляна и Иванова” давно бы улеглись Как показывают события последних месяцев, эти люди должны были бы давно кануть в политическое небытие, и если б Горбачев этого захотел, у него был реальный шанс осадить тех, кто живет по принципу “собака лает - ветер уносит”. Почему-то он не сделал этого. Еще более осмелев, Гдлян вскоре назначил даже дату свержения режима Горбачева: это должно будет произойти, как считал Гдлян, во время первомайской демонстрации на Красной площади. Здесь вообще уже запахло чем-то запредельным, и комментировать это, мне представляется, не имеет смысла. Провокация есть провокация, какие бы благие намерения ни двигали теми, кто ее замыслил. И первомайские события 1990 года на Красной площади были, скорее, жалкой пародией на восточноевропейские революции осени 1989-го. Группа радикал-демократов оскорбительными лозунгами и криками заставила Горбачева и все правительство покинуть трибуну мавзолея до окончания демонстрации. Член бывшего Президентского совета Александр Яковлев, на мой взгляд, совершенно справедливо назвал первомайский инцидент “выступлением правых”. Ибо консерваторы тоже могут выступать под ультралевыми лозунгами, чтобы добиться своих целей. Гдлян с Ивановым оказались политиками одной темы: вся их активная и шумная политическая деятельность вращается вокруг дела следственной группы, вокруг разоблачений высших политических и государственных деятелей. Какого-либо реального вклада в решение других политических вопросов эти депутаты не внесли. И когда появился очередной герой сенсационных разоблачений, но вышедший из недр другой правоохранительной организации - куда более интригующей широкую публику, чем Прокуратура СССР, следователи Гдлян и Иванов естественным образом отошли на периферию народного интереса: бывший генерал-майор КГБ Олег Калугин затмил их в считанные дни. Кстати, Николай Иванов - член Комитета по законодательству Верховного Совета СССР, но вряд ли кто из членов комитета может хоть что-то рассказать о его вкладе в общую нашу работу. О чем рассказывать, если в комитете Иванов появлялся от случая к случаю? Он предпочитал митинги и встречи с избирателями, и, как говорится, Бог ему судья! Работа парламентской комиссии по “делу Гдляна и Иванова” разворачивалась у нас на глазах: происходившие там конфликты и расколы были грозным предупреждением и для нашей тбилисской комиссии. Мы прекрасно понимали: стоит делу пойти так, как у наших коллег, остановить склоку и разобраться в сути проблемы не будет уже никакой возможности! Думаю, не случайно дилетантизм в работу “гдляно-ивановской” парламентской комиссии был заложен с самого начала: председателем ее был избрал депутат Рой Медведев - не юрист, а историк. Первый же кризис в работе комиссии окончился введением сопредседательства: теперь уже делом руководили трое депутатов: Вениамин Ярин, Николай Струков и тот же Рой Медведев. Ко II Съезду народных депутатов СССР были готовы лишь некие предварительные выводы. Депутат Ярин - тогда еще не член Президентского совета - выступил на Съезде с информационным сообщением. Оно оказалось удручающе аморфным: мол, следственная группа проделала в Узбекистане большую работу по разоблачению коррупции, но в ходе работы парламентская комиссия зафиксировала определенные нарушения законности, совершенные следственной группой. Что ж, информация так информация. Ее приняли к сведению и поручили Верховному Совету заслушать окончательное заключение комиссии. И на третьей сессии Верховного Совета разыгрались главные страсти по этому делу Слушание несколько раз назначалось и переносилось, но вот наконец оно должно состояться: зал полон, как никогда, кроме членов Верховного Совета сюда пришли и многие народные депутаты, не являющиеся членами Верховного Совета, присутствует коллегия Прокуратуры СССР в полном составе, многие члены Политбюро и правительства. И полна ложа для прессы. Не было только депутатов Гдляна и Иванова. В обращении Прокуратуры СССР поставлен вопрос о привлечении их к уголовной ответственности, снятии депутатской неприкосновенности и возможном аресте. Герои-следователи, кажется, решили не рисковать и благополучно отбыли накануне в Армению. Эта ретирада, похожая на бегство, разумеется, воспринята была как капитуляция. Даже поклонникам Гдляна и Иванова, уверенным в правоте их кумиров, было не по себе. Сомнений не оставалось: добавить следователям нечего. А все якобы хранящиеся в надежных местах документы - тактическая игра, проще - блеф. Впрочем, скорый отъезд в Армению, вероятно, все-таки оказался благом для депутатской судьбы обоих. Кто знает, как бы повел себя Верховный Совет, когда бы вновь был вынужден выслушивать митинговую демагогию, пустые по сути фразы? Конечно, и в этот раз особенно резко были настроены депутаты от Среднеазиатских республик: один за другим они вставали и говорили о “геноциде против узбекского народа”, предпринятом столичными следователями. Можно по-разному относиться к столь “сильным” заявлениям, однако считаться с тем, что обвинения в нарушениях законности превратились в политические обвинения, Верховному Совету волей-неволей приходилось. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись Против Иванова и Гдляна их оппоненты действовали теми же методами политического шантажа, которые с таким громким успехом применяли и сами следователи. Противодействие, равное действию, казалось, неминуемо должно было вывести из игры эти противоречивые (не разобрать уже: трагичные или фарсовые) фигуры. Понимая, что политические истерики в парламенте чреваты непредсказуемыми последствиями, я готовился к тому заседанию загодя. И, выступая, защищал отсутствовавших виновников этого собрания. В конечном итоге сессия отказала Прокуратуре СССР в снятии депутатской неприкосновенности с депутатов Гдляна и Иванова, осудила действия самой Прокуратуры и дала согласие на увольнение оппозиционных следователей из Прокуратуры, признав, что более числиться следователями они не могут. А они и впрямь последние месяцы оставались следователями лишь номинально, на службу не выходили, от новых поручений отказывались (здесь, впрочем, их можно понять) и требовали возможности заниматься Узбекистаном, “хлопковым” делом и делом о коррупции в высшем партийном руководстве. Противоборство следователей и Прокуратуры Верховный Совет разрешил, так сказать, вничью. Более в той ситуации ничего и нельзя было сделать. Гдлян и Иванов оказались безработными. Впрочем, им была предложена работа в Комитете по законодательству Верховного Совета, которая полностью компенсировала бы (материально, во всяком случае) потерю рабочих мест. Но они предпочли иную стезю. Будучи народными депутатами СССР, Гдлян и Иванов со всей страстью ринулись в новую политическую кампанию и скоро преуспели в ней, став еще и депутатами армянского парламента. Дополнительные депутатские мандаты гарантировали им депутатскую неприкосновенность в случае, если бы Верховный Совет СССР все же выдал их бедовые головы Генеральному прокурору. Так наши герои из следователей окончательно превратились в профессиональных политиков Причем в политиков, продолжающих доказывать то, что им не удалось доказать на своей прежней, следственной работе. Сумеют ли бывшие следователи Гдлян и Иванов выйти из узких рамок своего следственного прошлого и своего “дела”, покажет время. Но, слушая их пространные выступления в различных аудиториях, я каждый раз с горечью убеждался, что до сих пор взамен двух следователей по особо важным делам двух новых политиков мы не получили. Но страсти вокруг Гдляна и Иванова после третьей сессии Верховного Совета поутихли. “Дело” их само сошло на нет. И, пожалуй, последней вспышкой интереса к нему был так называемый “захват” Ленинградского телевидения депутатами Ленсовета весной 1990 года. Конечно, никакого захвата на самом деле не было. Просто сессия нового Ленсовета приняла решение предоставить народному депутату СССР Николаю Иванову время в прямом эфире, а телевизионное начальство, поверившее в припрятанные в мифических тайниках документы, перепугалось, что придется отвечать перед Москвой. И, хотя депутация Ленсовета, сопровождавшая Иванова на студию, не выкручивала начальству рук и вообще вела себя сравнительно мирно, миф о захвате телевидения был подхвачен средствами массовой информации. Несколько часов народный депутат говорил с городом, демонстрировал фрагменты из следственных телесъемок, грозил московским аппаратчикам и повторял вещи, многократно фигурировавшие в печати и давно уже всем известные. До глубокой ночи ничто не мешало ему говорить напрямую. Увы, телевидение не митинг: утром вместе с недосыпом город ощутил и разочарование. Вчерашний кумир оказался поверженным. Причем - собственными же руками. Итак, политическая ничья? Да, но с одной оговоркой. Выданные следователями векселя оказались оплаченными из кармана избирателей. И я говорю, конечно, не о тех часах эфирного времени, которые тоже чего-то стоят. Я говорю о неизбежном падении интереса к политике в стране, где долгие десятилетия никакой политики вовсе не было, о волне гражданской апатии после подобных парламентских ничьих. Извлечем же уроки из этого трагифарса “Дело Гдляна и Иванова” показало, что Система может торпедировать любые попытки разоблачить преступления против народа и государства. Нам продемонстрировали механизм, сводящий к нулю крупнейшие уголовные дела. В октябре 1990 года телевидение сообщило, что бывший властитель Азербайджана Гейдар Алиев вернулся к политической деятельности и избран народным депутатом Азербайджана и Нахичеванской автономной республики. Чем может обернуться такая реанимация политического мертвеца, покажет время. Пока писалась эта глава, Алиев и впрямь восстал из политического праха и собрал 95 процентов голосов избирателей в Нахичевани. Теперь его прочат в Президенты Азербайджана. И, судя по статьям, которые день ото дня даже в центральной прессе становились все более почтительными к этому брежневскому сподвижнику, судя по тону интервьюеров и их вопросам к Гейдару Алиевичу, такой исход событий весьма вероятен. Алиев заигрывает с Народным фронтом республики и заявляет о своей жесткой позиции в карабахском вопросе. Завтра это может обернуться тотальной войной в Закавказье. И это будет ценой за нерешительность Союза и его Президента. Это будет ценой за то, что в свое время деятельность самого Алиева и его соратников не была расследована и суд над алиевщиной не состоялся. “Дело Гдляна и Иванова” на этом фоне выглядит второстепенным и заурядным. Оно и возникло потому, что следователи выступили с разоблачениями Системы. Пусть во многом непрофессиональными и недоказанными. Проанализировав обвинения, предъявленные Иванову и Гдляну, убеждаешься, что примененные ими методы расследования - обычные, рутинные методы советской следственной Системы. А нарушения - всего лишь обычная практика сотен и тысяч наших следователей. Я юрист, многие мои ученики стали частью правоохранительных органов нашего государства И я не раз слышал от них: так, как работали Гдлян и Иванов, и сегодня работают все следователи Союза. Нарушения Закона узаконены Системой. А если так, то “дело Гдляна и Иванова” вскрыло глубину падения советской правоохранительной Системы, ее “зияющие высоты”, ее нравственный и правовой крах. И не в том дело, что в прокуратуре и судах работают бесчестные и корыстные люди. Напротив, там трудятся множество людей добросовестных и глубоко порядочных. Таких большинство. Но вся Система, весь механизм правоохранительных органов, действовавший как некий репрессивный придаток к партийной машине идеологического подавления, привели к “привычному вывиху” Закона, к “телефонному праву” и человеческому бесправию всех: и подследственных, и следователей, и подсудимых, и самих судей. Если дело возбуждается по решению партийных органов, если секретарь обкома может “предугадать” приговор или, напротив, своей властью закрыть дело, если номенклатурные работники вообще оказываются неподсудны, вся правоохранительная Система превращается в систему неправовой защиты коррумпированных слоев населения. Именно такая “охрана права” и превращает эти слои в преступные. И это самый печальный вывод из “дела Гдляна и Иванова”. Куда все-таки ушли миллиарды, истраченные страной на закупку несуществующего хлопка и изготовление несуществующих тканей? “Хлопковое” дело так и не дало на это исчерпывающего ответа. Да, осуждены вчерашние партийные ханы, найдены и выпотрошены какие-то из принадлежащих им тайников с золотом, но все это лишь отдельные метастазы, мелкие или средние эпизоды поразившей всю страну коррупции. Раковая опухоль, очаг социальной болезни сохранены и заботливо укрыты подальше от народных глаз. Преступлением века можно было бы назвать узбекское “хлопковое” дело, когда бы подобное не происходило по всей стране и в других сферах нашего “народного хозяйства”. В этом одна из причин, почему мы, богатейшая страна, дошли до нищеты и грани хозяйственного разорения. И это главный вывод из “дела Гдляна и Иванова”. Увы, многое ли изменилось? Куда канули депутатские требования создать парламентскую комиссию по деятельности концерна АНТ? Правительство и Прокуратура СССР заверили, что расследуют и разберутся во всем. И вновь молчание. Преступные махинации есть, а преступников нет. А выводы нашей комиссии по тбилисскому делу? Как они, скрепленные решением Съезда народных депутатов, реализуются и претворяются в жизнь? Да никак. Никто не привлечен к ответственности, хотя в докладе комиссии названы имена всех виновных в трагедии 9 апреля. Даже самое простое решение II Съезда - демонстрация по телевидению фильма, снятого операторами КГБ в ту смертную и кровавую ночь перед Домом правительства, - тоже спущено на мягких тормозах, словно ни решения, ни самой бойни не было. И это, и многое другое доказывает: сил и энергии реформаторов, возглавивших в 1985 году перестройку, было явно недостаточно, чтобы разрушить преступную общественную систему, которая умеет гасить любой порыв, любую попытку своего реформирования. Да, “революция сверху” дала стране гласность, а потом и почти всамделишную свободу слова, отмену цензуры и 6-й статьи Конституции, ликвидацию монополии КПСС и многое другое. Мы стали цивилизованно вести себя во внешней политике. Горбачев и его единомышленники сумели помочь освобождению из-под власти лагерного социализма народов Восточной Европы, вырастить и в своей стране первые ростки парламентаризма. Но переход к рынку стал той чертой, за которую тоталитарная Система отступить не может И она стоит на этом рубеже насмерть. И как пойдут события - покажут ближайшие месяцы. Шестой год страна изнемогает от противоборства с агонизирующей тоталитарной системой - системой социализма с нечеловеческим лицом. Шестой год мы живы лишь борьбой и ожиданием. И если вчера мы узнаём об отставке Генерального прокурора СССР Сухарева, той самой отставке, которую и я с группой народных депутатов требовал еще год назад, разве становится на душе легче от этой, еще одной микропобеды, от этого, еще одного, весьма локального сражения, выигранного ценой таких усилий? Прокурора Сухарева забудут еще скорей, чем его оппонентов-следователей. Он уйдет в политическое небытие вслед за Лигачевым, Чебриковым, Романовым и другими. Однако теперь мы знаем: политические мертвецы способны к самовоскрешению. Околевающий дракон в предсмертных судорогах может отравить и уничтожить вокруг себя все живое Оглавление www.pseudology.org