Бывший кремлевский
спичрайтер: откровенный разговор о тайнах цареубийства и о тех, кто
занял российский престол
Дом на набережной
Вопрос о неведомых останках, похороненных семь лет назад в С.-Петербурге
в императорской усыпальнице, до сих пор обсуждается. В последнее время
появляются все новые данные генетических экспертиз – американских,
японских, английских, которые опровергают миф о найденных под
Екатеринбургом святых мощах Царской Семьи. Убедительные доводы против
приведены и в исследованиях А.Мурзина – его статьи "Подлинная история
цареубийства остается нетронутой" и "Правда о действительных
обстоятельствах…" вышли в газетах "Крестьянские ведомости" и "Русский
вестник".
Автор, как и прежде,
предостерегает против опрометчивых выводов. Семь лет назад его
открытое
письмо Святейшему Патриарху Алексию II, призывавшее не участвовать в "захоронении
царя", было одиноким в хоре светских СМИ. Ныне ситуация повторяется:
отовсюду раздаются голоса о "лжемощах", предполагают самое экзотическое
их происхождение. Мурзин же опять за свое: "Будем осторожны. Мы еще не
представляем всей злокозненности чекистов-мистификаторов. К "спорным"
останкам могли быть подложены фрагменты настоящих тел Романовых…" И
приводит доказательства.
Встреча с Александром Павловичем Мурзиным была интересна для меня еще и
тем, что много лет он работал "кремлевским речеписцем", написал за Л.И. Брежнева книгу "Целина", он –
живой свидетель развала великого государства СССР. К тому же земляк –
свою журналистскую карьеру Александр Павлович начинал в 50-х годах в
Сыктывкаре. Последнее обстоятельство оказалось кстати: неохочий до
случайных знакомств, бывший газетчик-правдист, а ныне пенсионер "союзного
значения", согласился принять у себя "коллегу из Сыктывкара".
* * *
К Дому на набережной, в котором живет Мурзин, можно попасть прямо от
Храма Христа Спасителя – по пешеходному мостику, построенному недавно
Лужковым. С мостика открывается замечательная панорама на скованную
льдом Москву-реку и островерхий Кремль. А сбоку серой громадой нависает
над рекой 10-этажка знаменитого дома, который считается ныне памятником
конструктивизма и советской истории. Иду вдоль его нескончаемой стены,
схожей с кремлевской, – через каждые пять метров в нее вмурованы
мемориальные доски с именами генералов, ученых, артистов. На одной из
них написано: "Выдающийся писатель Юрий Валентинович Трифонов жил в этом
доме с 1931 по 1939 год и написал о нем роман "Дом на набережной".
Вхожу
под арку… Множество подъездов. Сколько же раз к каждому из них
подъезжали "воронки", увозя обитателей дома на смерть? Сейчас у
подъездов стоят припорошенные снегом "Жигули" и старенькие "Аудио".
Дорогих иномарок во дворе мало, новые хозяева жизни предпочитают более
комфортабельное жилье.
Дверь открыл сухонький старик с твердым колючим взглядом. Прищурившись,
приветствует по-коми – "видза олан" (не забыл!), пожимает руку, подает
тапочки:
- Ко мне как добирались, через пешеходный мост? Два месяца назад его
построили, а я на нем еще не бывал, по телевизору только видел. Сижу
дома, как сыч: разбираю старые бумаги, занимаюсь "царским делом" – это я
так будущую книгу о цареубийстве называю… Ну, пожалуйте.
Проходим в гостиную. Апартаменты у Мурзина просторные, но обставлены
скромно, типовой советской мебелью, как в какой-нибудь хрущевке.
Необычны только полки до потолка, забитые книгами.
- Живем здесь с дочкой. Она тоже журналист, на днях вручили ей диплом
лучшего театрального критика Москвы, – не преминул похвалиться хозяин и,
не дав опомниться, засыпал меня вопросами: – Ну как там столица Сыктывкар? Слышал я, главную площадь перед обкомом из Юбилейной
переименовали в Стефановскую? А истукана этого, Ленина, с площади убрали?
Подивившись, что Ильич все так же "вечно жив" и никто его сносить не
собирается, Александр Павлович перешел к людям смертным – как поживает
такой-то, что сталось с таким-то? Многие названные фамилии оказались мне
неведомы… "А что, кто-то говорил, недавно Смоленцев вроде умер?" – как
бы невзначай спросил хозяин. О глубокой неприязни, растянувшейся на всю
жизнь, между этими двоими маститыми людьми я слышал от самого Льва
Николаевича Смоленцева, известного в Коми писателя. И вот после его
смерти вечный оппонент искренне печалится.
Потом вспоминает почти
детективную историю – как они на вертолете летали в печорскую тайгу
искать клад с золотом Рябушинских, который на речке Умбе охранял древний
старичок-старовер Сидор Нилыч. Смоленцев при этом был проводником. "А
ведь клад-то оказался разрытым! – в сердцах заключил Мурзин. Потом не
выдержал и "помянул" покойника: – Все ж таки хорош Лев Николаевич,
архивы Чернова, первооткрывателя
воркутинского угля, себе взял,
а я книгу о Чернове так и не написал".
Хотел я спросить Александра Павловича, вправду ли он, уже будучи в "Правде",
выступил с критикой исследований Смоленцева о свт.Стефане Пермском (Лев
Николаевич это часто поминал), да не стал ворошить обиды. К тому же в
запасе были припасены еще более "неудобные" вопросы. С них и начал.
9 января
- Александр Павлович, вот эта история с перезахоронением "царских
останков"…
Ваше письмо Святейшему Патриарху "О чем рассказал перед
смертью цареубийца Петр Ермаков?", насколько я знаю, среди прочего
повлияло на позицию Церкви, она не признала екатеринбургскую находку
мощами Царственных мучеников. По нему видно, что вы не просто ухватились
за "горячую тему", а занимались ею много лет. Но как-то не вяжется…
Работа спичрайтером у генсеков Брежнева,
Андропова, Черненко,
Горбачева,
книга "Поднятая целина" – и попутно расследование
большевистского
преступления?
- Ну и вопросик! – хмыкнул старый журналист. – Чтобы ответить, мне
придется рассказать всю свою жизнь. Если пленки не жалко, слушайте.
Вам, наверное, покажется странным, но ни в пионеры, ни в комсомол, ни в
партию меня не принимали. Потому что был я трижды врагом народа:
ссыльный, сын политзаключенного и к тому же из
казаков. А
казак, тем
более оренбургский, – априори уже враг советской власти. Атаманом всех
казачьих войск, воевавших против красных, был Дутов, а он ведь
оренбуржец.
Отец мой не был зажиточным, ходил в
посконных штанах, но как
кулака
отправили его с семьей из Оренбуржья в ссылку в Североуральск
Свердловской области. Это был 1931 год, мне два года исполнилось, самый
младший в семье. В 1938 году отца арестовали, погиб он на Колыме, и
остались мы одни с матерью. Ссыльных в Североуральске было много, со
всех концов страны нагнали, и воспитывались мы отчасти в этой среде, ну
а другой половиной, конечно, в обычной советской школе.
Помню, мать повезла моего брата Ваню в Свердловск лечить – от всех этих
невзгод, случившихся с нашей семьей, стал он глухонемым. Вернулась и
рассказала, что заходила там в Ипатьев дом, в котором Царя убили. В ту
пору в нем находился музей революции.
- В подвале?
- Нет, музей занимал весь дом, а в подвале была специальная экспозиция о
расстреле Царской Семьи. Туда водили пионеров, студентов, рабочих, всех,
кроме иностранцев, поскольку город был "закрытым".
- А что в экспозиции было?
- Ну, глупость сущая. Настоящей стены, в которой расстрельные пули
застряли, в подвале не имелось, ее увезли с собой белогвардейцы. Так что
ее музейщики из досок сколотили и отметили пулевые отверстия. Как я
потом узнал, на северной стене слева висел плакат с кровавой ладонью,
когда-то напечатанный в журнале "Пулемет" N 1. Рядом на подставке лежали
кандалы – как символ рабства при Царе. Хотя какое там "рабство"? Не
кто-нибудь, а сам генеральный прокурор СССР
Вышинский писал о тюрьмах
при Николае II, что самое большое количество заключенных, которое в них
содержалось, насчитывало 185 тысяч человек. Оно к тому же вскоре
уменьшилось на 20 процентов, потому что была амнистия с отправкой на
фронт. Вот вам и "кровавый" Царь. Для сравнения, в современной России в
заключении находятся 2 миллиона, хотя население не столь уж резко
отличается (по переписи 1897 года, россиян было 128,2 млн. человек).
Рассказала мать о посещении дома Ипатьева – и вроде забылось это
Но
однажды, не помню почему, подошел я к матери с вопросом: "Мам, чего ж ты
умудрилась родить меня 9 января? Не могла, что ли, другой день выбрать?"
– "А чем тебе не нравится?" – "Так ведь в песне поют: твой сын в
Александровском парке был пулею с дерева снят…"
В ту пору везде крутили песню, написанную Щепкиной-Куперник в 1905 году
о "кровавом воскресенье 9 января". Пелась она на мотив "По диким степям
Забайкалья":
От павших твердынь Порт-Артура,
С кровавых маньчжурских полей
Калека-солдат истомленный
К семье возвращался своей…
Приходит он, а в его доме живут чужие. "Где жена?" – спрашивает.
Отвечают: "Ушла к Зимнему дворцу".
"Толпа изнуренных рабочих
Решила пойти ко дворцу
Защиты искать с челобитной
К царю, как к родному отцу…
Надевши воскресное платье,
С толпою пошла и она
И насмерть зарублена шашкой
Твоя молодая жена".
"Но где же остался мой мальчик?
Сынок мой?" – "Мужайся, солдат,
Твой сын в Александровском парке
Был пулею с дерева снят".
- "Где мать?" – "Помолиться к Казанской
Давно уж старушка пошла.
Избита казацкой нагайкой,
До ночи едва дожила…"
Такая вот песня. Мать возмутилась. Она, конечно, не помнила те события,
в 1905 году ей всего 10 лет было. Но оренбургские
казаки, старики, они ж
служили в Петербурге, ей рассказывали: "Какой это нагайкой? Казацкой?!
Брешет песня. Кто же это из казаков будет в детей стрелять, в женщин? Да
казак в лицо плюнет, если про него такое скажут, это позор!"
Много позже
я убедился в справедливости материнских слов. Осталось множество
свидетельств, что казаки да простые солдаты в 1905-м твердо держались
правила: "Если уж будут в нас палить, ответим, а так стрелять в мирных –
ни за что". В советской истории приводятся слова Гучкова: "Патронов не
жалеть". Мол, какой изверг. А почему не жалеть? А потому что в 1905-м
холостыми стреляли. И получили потом в ответ…
Слова из песни "пулею с дерева снят" – не про
казаков, а про ленинских
боевиков, это была их тактика. У меня есть фотографии этих убийц, их
завещания (перед выходом на "дело" они, как правило, писали завещания),
есть другие документы. Тактика была следующая: во время демонстрации
сначала стрелять в офицеров, а потом в своих. Солдаты же стреляли поверх
голов или холостыми. Все это вместе заводило толпу.
Ленин – Ермаков
- Закулисным организатором "кровавого воскресенья", как потом и убийства
Царя, был Ленин, – делает небольшое отступление от рассказа Мурзин. – Я
уверен, и есть тому косвенные доказательства, что поручение Свердлову
давал сам Ильич, настрого указав ни при каких обстоятельствах не
припутывать его имя к убийству. Надо сказать, странная щепетильность.
Потом уже, после заклания Царя, Ленин не стеснялся… Вот цитаты из его
Полного собрания сочинений. "Расстрелять… повесить… расстрелять…
повесить на вонючих веревках… непременно повесить (!)…"
В скобках
восклицательный знак – так Ленин подчеркивал важность мысли. "Необходимо
произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и
белогвардейцев. Сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне
города. Телеграфируйте об исполнении" (9 августа 1918 г.).
"Расстреливать, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты"
(22 августа 1918 г.). "Тов. Зиновьев! Только сегодня мы узнали в ЦК, что
в Питере рабочие хотят ответить на убийство Володарского массовым
террором и что Вы их удержали. Протестую решительно! Это не-воз-мож-но!
Надо поощрить энергию и массовидность террора!" (26 ноября 1918 г.).
- Сейчас вы возмущаетесь этим, – прервал я Александра Павловича, – а
ведь работали в партийной газете, общались с людьми из ЦК…
- А вы думаете, мы тогда читали Ленина? Сколько я ездил по обкомам,
райкомам и прочим "комам" – и везде видел, что никто из партийных бонзов
ни разу не открывал ленинские труды, хотя у всех в шкафах полные
собрания сочинений. Знали "вождя" по тонким брошюрам, докладам и статьям
газетным. В.И.Ленин многими воспринимался как государственный атрибут,
не более. Недавно приезжал мой однокурсник Феликс, говорит: "Случайно
прочитал статью Ленина "Как организовать рабкрин". Слушай, волосы дыбом!
Что за идиотизм?" А мы ведь вместе с ним сдавали зачеты по
марксизму-ленинизму, и как-то все это прошло мимо.
Перед тем, как взяться за книгу о цареубийстве, я тоже стал штудировать
Ленина. Знаете, тяжко читать – все путано, с ругательствами. По поводу
срыва манифестации 28 декабря (потом она прошла 9 января) Ильич пишет
письмо Землячке: "Меньшевики… эти гниды, эти пиявки, эти мерзавцы, эти
тупицы".
Кстати, террористка Землячка жила потом в этом самом Доме на набережной, да они все тут жили. Вторая кличка ее – Демон, а настоящая
фамилия Залкинд, Розалия Самойловна… В статье Ленина о Каутском на
двенадцати страницах я насчитал 24 ругательства.
Горькому он пишет:
"читаю работу" одного политика, "ругаюсь ужасно, матерюсь матом".
Николай Бердяев как культурный человек назвал Ленина "гением грубости".
А точнее было бы – "гений хамства". Всех своих соратников, всех до
одного, облил помоями, включая и Горького. Этот впал в лево-глупизм
(Бухарин). Этот "ляпало первосортный" (Ларин). Этого лечить, этот сошел
c ума (Чичерин). Хамство было не только чертой характера, но и
идеологией.
Вот, представьте, армия пять миллионов – кормить ее нечем и воевать
нечем. Нынешнего министра обороны нашего Иванова спроси, как бы он
поступил?
- Стал бы переучивать на гражданские профессии.
- Куда переучивать, когда жрать нечего! Ленин в ту пору писал: на
дорогах едят людей. Чем кормить? Ленин: с заводов лишних уволить, чтобы
не кормить. Армию же… куда, думаешь, девать?
- Куда?
- А никуда. Вот она, ленинская "гениальность": "Не кормить, не одевать,
уйдут сами, пешком". Это истинный Ленин. Пять миллионов, или сколько их
на фронте оставалось, разбредаются бандами, грабят на дорогах – и Ленин
опять в выигрыше. Кто спасет от бандитов?
Большевики.
Его идея была проста, до ужаса проста: уничтожить все классы, включая
рабочих, не говоря уже о крестьянстве, которое "ежечасно, ежеминутно
плодит капитализм". В 1919 году он написал: "Рабочий, крестьянин –
уничтожение = трудящийся". А кто такой просто трудящийся? Раб.
Но хватит об этом…
В 45-м году из 8-го класса забрали нас в военный
лагерь, поскольку ожидалась скорая война с американцами. Под
Красно-Уфимском упражнялись с деревянными винтовками, выходили на
полевые учения, все как положено. К счастью, пронесло. В 47-м году мне
удалось закончить школу с медалью и поступить на факультет журналистики
Уральского госуниверситета.
Город Свердловск толком не успел посмотреть,
сразу после экзаменов отправили на картошку. Только в конце сентября
смог гулять по улицам. Нашел дом Ипатьева, о котором мать рассказывала.
Стоял он в перекрестии "говорящих" улиц: спереди его охранял Карл
Либхнет, сзади Дзержинский, за домом – Толмачев, член президиума
уралсовета, сбоку – переулок Клары Цеткин, из него вел ход в подвал.
Чуть дальше стоял (да и до сих пор стоит) памятник извергу Свердлову.
Пытаюсь войти – закрыто.
Рассказал потом об этом сокурснику, который из местных горожан. Он: "Так
музей два года как постановлением обкома закрыли. А тебе что, интересно?
Хочешь тебе цареубийцу покажу?" – "Живого, настоящего?" – "Конечно!
Пойдем вечером в сквер к обкому партии, он там каждый вечер гуляет".
Отправились мы. Сквер красивый, подстриженные кустики. Там раньше собор
стоял, а теперь на его месте обком – серый, мрачный. По скверу
прохаживается старичок. Шапка цигейковая с длинными ушами и помпончиком.
Холодно было, замотан весь, длинное пальто… Так я первый раз увидел
цареубийцу Ермакова.
Позже удалось мне с ним встретиться и вызвать на откровенность, много он
чего рассказал. Еще спустя время встречался с женой Свердлова, дважды
выступавшей у нас в Уральском университете, и с дочерью
Юровского
Р.Я.Юровской, и с А.И. Парамоновым, который показывал в 1928 году
В. Маяковскому место под Екатеринбургом, где, как писал поэт, "император
зарыт", и многими другими. Тогда я еще не мог знать, сколь бесценны
окажутся для меня их признания и оговорки через десятки лет.
"Земля стонет…"
- Сейчас, по прошествии почти 100 лет после убийства Царя, наверное,
глубже понимается, какая это была катастрофа для России?
- Нужно пожить при пяти генсеках и увидеть своими глазами, чем
закончилась Октябрьская революция в 91-м году, чтобы действительно
понять это, – соглашается Александр Павлович. – Ведь ни одного
нормального правителя не было! Сталин – диктатор,
Хрущев – самодур, при
остальных вы сами жили, знаете. Что-то собой представлял Брежнев, да и
то лишь в первое десятилетие правления. Та же целина – ведь это ж ему
пришлось расхлебывать хрущевские эксперименты, спасать последний
земельно-пахотный резерв человечества от гибели.
Представьте, чтобы при Царе Николае II творилось то же самое, что при
Хрущеве. Да никогда! Со всей страны навезли в Казахстан десятки тысяч
тракторов с плугами, распахали бескрайнюю степь… А ведь это же степь,
там ветры дуют. Начались пыльные бури, так что тракторы днем с
включенными фарами ездили. И никому в голову не пришло, что для таких
гигантских площадей во всей стране не наберется столько пестицидов и
урожай будет гибнуть от вредителей. Что уж говорить, не подумали даже,
куда девать выращенное. Прежде чем захиреть, целина за два года выдала
сумасшедшее количество зерна. И большую часть пришлось сгноить за
отсутствием элеваторов.
Николай II, будь он на месте Хрущева, собрал бы настоящих специалистов,
выслушал, поинтересовался бы опытом других стран. Ему бы ответили: вот в
Америке в начале 30-х годов также распахивали огромные площади, и
пыльные бури унесли миллионы тон чернозема в океан. "Что же американцы
предприняли?" – поинтересовался бы Царь. "Они придумали особые
сельхозорудия – игольчатые бороны и плуги-плоскорезы. В отличие от
обычных плугов, они взрыхляют почву, не нарушая верхней корки, поэтому
ветры земле не страшны". – "Хорошо, – сказал бы Царь, – сделаем так же,
и пусть наши мастера посмотрят, что можно усовершенствовать". Были бы и
элеваторы, и пестициды – все бы заранее просчитали, в этом я глубоко
убежден.
Царь Николай II был реалистом. Лично меня впечатлил один эпизод из
истории. Царь подписывает манифест 17 октября 1905 года, а там есть
слово "неограниченная". Он вычеркивает слово. Если манифест дает свободу
слова, собраний, митингов, если создается Дума – то какая же
"неограниченная" власть? Я общался со многими нашими партийными
функционерами и могу сравнивать вот по таким деталькам, кто как ведет
себя в схожих ситуациях. Николай II – умница потрясающий, я считаю, это
был самый крупный император России.
Из 73 лет советской власти 70 мы все
догоняли Америку и пытались сравняться с 1913 годом. А при Николае
Россия уже догнала Америку по темпам развития производства, 12,5
процента в год. В один год было построено 5 тысяч километров железных
дорог, а в среднем вводили в эксплуатацию по 2,5 тысячи километров. Царь
Николай связал между собой Дальний Восток, Одессу, Среднюю Азию,
Мурманск. За всю же историю СССР строили максимально 956 километров в
год, причем с применением бесплатного труда.
- Вы стали задумываться об этом, когда писали книгу "Целина"?
- Жребий писать "Целину" выпал мне случайно, и в этом есть какое-то
провидение. Потому что к Хрущеву, который на следующий год после
восшествия на "престол", занялся распашкой целины, у меня было особое
отношение. Он, возможно, что-то сделал для страны, начал "оттепель", но
с сельским хозяйством получилось вредительство. Вообще, что такое
"хрущ"? Если загляните в энциклопедию, то прочитаете: "ХРУЩ – группа
жуков семейства пластинчатоусых. Многие хрущи (майские жуки, мраморный
хрущ и др.) – вредители сельскохозяйственных культур и лесных пород".
Такая вот фамилия.
В 1953 году, когда Никита Сергеевич возглавил ЦК, я окончил факультет и
по распределению попал в газету "Красное знамя", в Сыктывкар. Поставили
меня заведовать сельскохозяйственным отделом. Жил я на углу улиц
Советской и Коммунистической, как раз напротив бывшего магазина купца Сумкина – там при мне булочная размещалась. Хорошо помню – газеты трубят
про целину, а в нашей булочной шаром покати, ни хлеба, ни муки.
Потом начался еще один эксперимент
Дорога от моего дома в редакцию
лежала через главную городскую площадь, что напротив обкома. Иду как-то
зимой, а перед обкомом партии люди ползают по сугробам, вешки ставят и
веревки натягивают. Учатся квадратно-гнездовому севу кукурузы. Со всей
республики колхозников нагнали. Пришел в редакцию, посмеялся вслух…
Спустя время в 58-м поехал в командировку в село Пезмог. Сидим на
крылечке, курим – председатель колхоза, агроном и я. "Слушай, агроном,
кто-то ж должен знать, что она не вырастет", – говорю я про кукурузу.
"Ну как же…" – "А ты ископай шесть грядок у себя на огороде. На одну
грядку посади топинамбур, на вторую капусту, а на последнюю – кукурузу.
И сравни, что и как вырастет". Потом уехал, забыл про этот разговор.
Вскоре приходит письмо в обком партии, затем звонок редактору: "Ваш
корреспондент в районах ведет антикукурузную кампанию".
И тут все мои коллеги, прекрасно меня знавшие, любившие, вместе водку
пили, – все стали обходить стороной. В 24 часа выгнали с работы.
Редактор: "Ну зачем ты ввязался не в свое дело? Что ты в этом
понимаешь?" Я: "А чего понимать? У вас за спиной в шкафу БСЭ, там
написано: кукуруза прекращает рост при +8 градусов…" – "Это не наше
дело, линия партии…" Да что говорить, если даже ученые, не только
партработники, взяли под козырек. Был у нас в Коми научном центре один
такой – пять брошюр написал про кукурузу. В первой книжице: "Кукуруза –
главное". Во второй: "Главное – кукуруза". В третьей: "…и также
кукуруза". В последней брошюре пишет: "В отдельных местах при
благоприятных погодных условиях возможен и посев кукурузы".
Стал я путешествовать с обходным листом, чтобы уволиться, – бухгалтерия,
библиотека, касса взаимопомощи. Тут зовут к редактору, из обкома звонил
Катаев (его именем потом улицу в Сыктывкаре назвали) и сказал: вы
Сашку-то совсем уж не увольняйте, кукуруза-то не взошла, дана команда
перепахать посевы. Редактор извиняется: раз уволили, восстановить на
прежней должности не могу. А мне какая разница, чем заведовать: этими
ужасными скотными дворами? участками заготовок веревочной упряжи, чтобы
скот подвешивать, а то падает?
Сейчас сетуют, что деревня вымирает. А что прежде творилось у нас, на
Севере? Коровы в стойлах с голодухи друг у друга шерсть выщипывали до
гноища. Ездил я по районам – Часово, Палевицы, даже в деревне Канава был
– и везде одно и то же. Помню, в Сторожевске сижу вечером на крылечке
(гостиницы там не было, командировочных селили по квартирам), мимо
пробегает молоденькая зоотехничка, плачет: "Дяденька, помогите!" – "А
что такое?" – "У меня на ферме корова рожает". Ну, пошел с ней.
Действительно, корова рожает, а теленок на свет не выходит. Почему?
Скотинка не может натужиться, у нее нет сил родить. Обвязали мы веревкой
теленка и выдернули из утробы. Теленок остался жить, а корова померла… Я
эту зоотехничку через полгода встретил в Сыктывкаре у парка Кирова, она
тканями торговала – сбежала из колхоза.
Конечно, были в Коми и справные хозяева, например, Дмитрий Васильевич
Фисак, ссыльный хохол. В Пажге его колхоз им.Кирова 27 пудов пшеницы и
200 центнеров картошки с гектара давал. В один год пришло указание из
Москвы капусту сажать непременно в горшочках. Приезжает Катаев в Пажгу,
спрашивает агронома: "Где твои горшки?" Фисак отвечает: "Це у сараи".
Пошли в сарай. Потом агроном мне рассказывал: "Вот чего он понимае, чего
он разумие, Катаев? Бачит, бачит, повернул горшок – нема дырки. И где
дырка? Я ему кажу: "Кака дырка?" – "На донышке должна быть дырка для
стока влаги, я прочитал в инструкции". А я ему кажу: "Так то не по нашей
земли. Земля стонет…"
В общем, с сельского хозяйства перебросили меня на культуру, ржавыми
замками в клубах заведовать. Вдруг звонок: приглашают на бюро обкома.
Иду, теряюсь в догадках. Первый секретарь мне: "Есть мнение по
предложению обкома комсомола назначить вас редактором вновь
организованной газеты "Молодежь Севера". – "Так я ж не партийный", –
говорю. "Что за проблема, примем".
Так началось мое хождение во власть.
"Какой человечище!"
- Стал я редактором. Приехали работники из ЦК комсомола помочь первые
номера выпустить, людей-то в газете еще не было. Эти ребята вернулись в
Москву и порекомендовали меня "Комсомолке" внештатником. А через два
года, в 60-м году, меня забрали в Комсомольскую Правду. Работал
спецкором в Красноярске, в Днепропетровске. К середине 70-х был уже
завотделом спецкоров газеты "Правда", под началом находились 76
корреспондентов по всей стране. Однажды звонит мне Виталий Никитич Игнатенко, нынешний гендиректор ИТАР-ТАСС, а тогда он был замом Замятина, директора ТАСС. "Саш, привет. Можешь подъехать к Замятину?
Оч-чень ждём". – "А что такое?" – "Интересное творческое задание".
Дальше молчок – по телефону нельзя.
Приезжаю в ТАСС заинтригованный. В кабинете Замятина собрались уже
известные журналисты – Анатолий Аграновский ("Известия"), Аркадий Сахнин
(очеркист "Комсомолки") и… Другие фамилии называть не буду, эти ребята
до сих пор скрывают свое участие в "творческом задании". Даже Сахнин
грозился подать на меня в суд за клевету, когда я его публично
"засветил". Семья ныне покойного Аграновского также отрицает эту связь.
Так что, получается, из всей пятерки авторов я остался единственным
хранителем тайны, готовым честно о ней рассказать.
Уселись мы за столом, и Замятин говорит: "Вот мы ехали недавно в поезде
с Леонидом Ильичом. Времени было много, Леонид Ильич стал вспоминать… Вы
знаете, мы с Черненко были поражены и потрясены. Какой же это
человечище! Какая память, Есенина нам читал наизусть, рассказывал о
себе. Мы ему: Леонид Ильич, это надо все написать, это же учебник жизни
будет! Все этапы вашей жизни полностью совпадают с этапами биографии
страны".
Я слушаю и думаю: а у кого из жителей СССР не совпадает, в
одной же стране живем?
"Но вы, наверное, догадались, что Генеральный секретарь человек занятый,
– продолжает Замятин, – надо ему помочь. Первой темой, которую мы должны
осветить, будет война".
Многие считают, что Брежнев "написал" всего три книги: "Малая земля",
"Возрождение" и "Целина". На самом деле их было пять: еще "Молдавская
весна" – о работе Брежнева в Молдавии и "Космический Октябрь" – о
поддержке генсеком космической науки и техники.
Зачем эти книги
понадобились ЦК? Брежнев был болен и дряхл, он сам дважды пытался уйти с
поста Генерального секретаря, но товарищи по ЦК ему не позволяли. Слабый
и безвольный, такой руководитель был им выгоден. И вот, чтобы
восстановить престиж лидера страны, которого в народе уже считали
сумасшедшим, решили выпустить серию его мемуаров. Мол, посмотрите, какой
ясный ум у нашего вождя, какая память, он еще горы свернет!
Стали распределять, кому какие мемуары писать. Сахнину дали "Малую
землю", другим другое, остались две темы – "Возрождение" и "Целина".
Думаю: не дай Бог мне выпадет Украина. Прежде я работал спецкором
"Комсомолки" там, и база моя была как раз в Днепропетровске. В общем,
понимал, что ничего толкового в связи с Брежневым там нет. Так же и с
Малой Землей – ну, побывал он там во время войны, ну и что?
Только я
прокручиваю все это в мозгу, ехать на Украину вызывается Аграновский.
Слава Богу! Повезло – Казахстан выпал. Пришел я домой радехонек, что так
отделался. Проблемы целины я знал, и план книги высветился сам собой.
Начался мой "кремлевский" период. Много интересного предстояло увидеть…
В профиль и анфас
Разговор давно ушел от главной темы – тайны цареубийства, которой хозяин
квартиры занимается уже несколько десятков лет. Александр Павлович
Мурзин рассказывает о своей юности, о журналистской работе и о том, как
писал доклады для Брежнева на партийные съезды, о тайнах "кремлевского
двора"… Не спешу вернуть его к теме убиенного русского Царя, потому что
одно складывается с другим и вырисовывается странная, но живая картина.
Да и просто любопытно мне, когда-то писавшему в школе сочинение о книге
Брежнева "Целина" (заставляли!), послушать человека, который эту самую
книгу и сотворил.
- Вам, наверное, ЦК давал какие-то установки, как приукрасить Леонида
Ильича? – спрашиваю Мурзина.
- Есть такая восточная мудрость, – ответил он. – Хан был одноглазый,
однорукий и одноногий. Позвал он художника: нарисуй портрет. Тот его
нарисовал с двумя глазами, двумя руками и ногами. Хан: "Казнить за
приукрашивание действительности". Позвали другого художника, тот
нарисовал как есть. Ему приговор: "Отрубить голову за искажение облика
наместника Бога на земле". Позвали третьего, тот нарисовал – и хан
остался доволен. Как его изобразил художник? Он нарисовал хана в
профиль… Это всего лишь притча. По сравнению с тем художником, мне
повезло, поскольку приукрашивать не требовалось. На целине Брежнев был в
расцвете сил и оставил там о себе хорошую память.
Мне официантка его Лида рассказывала: "Мы больше такого руководителя не
видели. Веселый, без бумажки говорил, мимо проходит, всегда что-нибудь
спросит, как жизнь". По казахской степи мотались они туда-сюда на
самолете АН-2. Брежнев: "Что есть покушать?" – "Пирожки". Съест пирожок
и ничего больше не просит. Приезжают на стан, он кричит трактористкам:
"А поехали, девчата, в поле, на костре картошки напечем".
В ту пору он непритязательным был. И можно ведь сравнивать. Когда
Брежнев уже стал генсеком, Кустанайской областью заправлял Бородин –
форменный бай и лизоблюд. Однажды прилетает Брежнев в Кустанай, а
Бородин встречает его на аэродроме: стоит с двумя бюстами Брежнева на
руках, тяжеленными, вот-вот выпадут.
- Почему с двумя?
- А на выбор, какой больше понравится. Представьте, чтобы так, с
бюстами, встречали, скажем, Царя Николая II. Да ни за что, хотя он
помазанник Божий. А эти… Понимаете, какую азиатчину большевики в нашу
жизнь привнесли?
Этот Бородин мне много крови попортил. Однажды выступает он в Кустанае,
а в президиуме Брежнев сидит. "Вот я лежу с капельницей в больнице, –
говорит Бородин, – и мне подают газету Правда, в которой свистят про
Кустанайскую область, что у нас паров маловато". Брежнев: "Кто-о тебя
посмел обидеть?" – "Да вот правдисты, работать мешают". – "Разберемся,
кто здесь свистит, а кто подсвистывает". Сейчас смешно, а тогда это же
жуть была.
И вот, представь, мне выпадает "Целина"
С самого начала возникла
уверенность: что напишу, то и напечатают, потому что никто ничего не
знает и знать не хочет, а сам Брежнев, может, даже и читать не станет.
Взял командировку в Казахстан и там отправился в поселок Шортанды, где
жил Александр Иванович Бараев, академик ВАСХНИИЛ. Ему под Целиноградом
построили институт зернового хозяйства, и он был главным агрономом
целины. Академик много лет утверждал, что сплошная обширная распашка
вредит почве, нужно обязательно отводить часть земли под пары. Но никто
его не слушал.
Каждую осень, взирая на печальные итоги, соглашались с
академиком, а приходила весна – и снова расширяли посевы, чтобы
отрапортовать. Бараев предупреждал и Хрущева. Но у Никиты Сергеевича
разговор короток: однажды прямо в степи вытолкнул "нудного" академика из
машины, и тот едва доплелся пешком до поселка.
Так вот Бараев рассказал, что Брежнев-то помогал с парами. За это я
сразу уцепился, полетел в Алма-Ату, собрал и выслушал бывших целинников
– секретарей райкомов, трактористов, даже летчика. Потом пошел в архив и
нашел документ 55-го года, стенограмму. Сообщается: Брежнев, заслушав
доклад об агротехнических проблемах, спросил: "Сколько будем паров
заводить?" Главный агроном Казахстана ответил: "17 процентов". – "Ну,
так и напишите…" 17! А при Хрущеве и пять не давали.
В итоге мемуары Брежнева превратились в агротехническую книгу, в которой
упор делался на поддержку идей Бараева. Книга вышла с помпой – "новое
слово" генерального секретаря. Разумеется, "Целину" восприняли как
директиву. За три года в СССР почвозащитная система была внедрена на
площади 50 миллионов гектар. Понастроили заводов, закупили игольчатые
бороны, чтобы не разрушалась комковатая структура почвы, стали
производить плуги-плоскорезы, которые придумал народный академик
Мальцев.
И еще достижение – всю целину по трассе от Кустаная до
Целинограда, это где-то 800 километров, утыкали плакатами с цитатами из
книги. Шофер едет по степи – и перед глазами всю дорогу: "Будет хлеб,
будет и песня". С подписью: "Л.И.Брежнев".
Мурзин смеется. Потом говорит:
- Сочинил я стихотворение, которое заканчивается словами о Брежневе:
"Еле ходит, еле слышит, что напишем – все в набор. Сам себе, гляди,
подпишет даже смертный приговор. Мне труды, вождю – награды, но доволен
я вполне: изложил я то, что надо, в этой самой "Целине".
Конечно, ни при Хрущеве, ни при Брежневе целина не спасла страну от
закупок зерна за рубежом. Но после выхода "Целины" стала реализовываться
"Продовольственная программа СССР", многие рабочие и служащие получили
огородные и дачные участки.
Секретный пакет
- А вы что-то за книгу получили? – задал я хозяину нескромный вопрос.
- Не так много, как, наверное, думаешь. В СССР гонорар меморайтерам
обычно не выплачивался, официально-то не они же книги писали. Хотя Черненко на встрече с нами сказал, что работа будет оплачена. Куда там…
Получили путевки в санатории, какие-то знаки отличия. Меня, например,
наградили Орденом Дружбы народов, непонятно почему. Позже куда больше
получил тумаков. Когда началась эта шумная бессмысленная горбачевская Перестройка, стали нас, спичрайтеров и референтов, костерить: нахапали
дач, машин и прочего. А сами, кто это писал, на волне Перестройки
устроились в жизни так, что мы и представить не могли. У иных хоромы
побогаче, чем у членов ЦК.
"Малоземельский наш позор" – начертал один перестроечный поэт. А
сравните "Малую землю" с книгой Ельцина о себе или с воспоминаниями Горбачева. Где больше вранья и позора? Возьмем эту историю со сносом
дома Ипатьева, где расстреляли Царскую Семью. Ельцин (точнее, его
меморайтер) пишет в "Исповеди на заданную тему": вдруг я получаю пакет
секретный из политбюро – уничтожить дом Ипатьева. Сопротивляться было
невозможно. И вот собрали технику и за одну ночь разрушили… Это ж надо
так соврать!
Ельцин стал первым секретарем свердловского обкома в ноябре
76-го года. А решение политбюро, подписанное Сусловым, поскольку Брежнев
находился в Крыму, было принято летом 75-го года. И сразу же это решение
спустили в Свердловск. Я показывал этот, уже не секретный, документ
Якову Петровичу Рябову, с которым хорошо знаком, он возглавлял
свердловский обком до Ельцина. Рябов ответил: "Я получал пакет,
самолично в нем расписывался и больше года, до ухода из обкома, не
сносил дом".
- То есть решение политбюро он положил под сукно?
- Именно. И дом стоял. Рябов так объясняет: "Я понимал, что Ипатьев дом
обречен, но общественность протестовала".
- Общественность? Монархисты, что ли, – в то время?
- Да большевики протестовали! Для них этот дом – "история революции".
Два года шла борьба. Мне собкор принес письмо свердловских комсомольцев
к Суслову: "Саша, отнеси в ЦК". Комсомольцы просили не сносить памятника
архитектуры и истории. Но тогда я не был так вхож в ЦК, как в 78-м, и не
смог порадеть. Все решил сам Ельцин, когда возглавил обком. Он напомнил
Москве: "Ваше решение по Ипатьеву дому не выполняется. А я готов". Ну
так давай. И дом снесли под покровом ночи. А то, что у него написано в
"Исповеди", мягко говоря, придумано.
- Зачем Ельцину нужно было так рьяно браться за снос дома?
- Да, наверное, хотел показать Москве: вот мой предшественник был ни к
чему не годный, а я четко выполняю линию партии. Это все карьерные дела.
Окаменевший речеписец
- Вы сказали, в 78-м стали вхожи в ЦК. Это после выхода "Целины"?
- Да, как ни скрывали тайну, что я автор "Целины", Сахнин – "Малой
земли", Аграновский – "Возрождения", поползли слухи. И меня заарканили
писать доклады Брежневу. Помню, пришел первый раз. На госдаче
№ 16 народу
человек двадцать. Кого только нет: Иван Лаптев из "Правды", из аппарата
ЦК куча народа – ужас, а написать-то надо восемь страничек.
Довелось работать с разными составами. Часто для написания доклада
Брежнева привлекали больших людей – министра иностранных дел,
академиков, Арбатовых-Яковлевых. Под тему. Моя группа, как правило,
специализировалась на социальной политике, вторая была по экономике и
так далее. Иногда нами руководил главный помощник Брежнева – Андрей
Михайлович Александров-Агентов (он показан в роли "тени Брежнева" в
двухсерийном фильме "Брежнев", прмьера которого была недавно на Первом
канале ТВ). Например, когда мы писали доклад на XXVI съезд КПСС, он нас
контролировал.
Однажды звонят мне домой: "Сан Палыч, сейчас за вами придет машина,
поедете к Брежневу". А он как раз вернулся с Дальнего Востока, где
встречался с президентом США Фордом, и мы ему писали доклад по этому
поводу. Сажусь в машину, везут через Спасские ворота в Кремль. У
Брежнева в кабинете сидят референт Евгений Самотейкин и два помощника.
Рядом с самим Брежневым устроилась стенографистка, каждое слово его
записывает, а напротив у стола – Анатолий Иванович Блатов. Я захожу,
Брежнев приподнимается: "Здравствуйте". Обхожу стол, сажусь рядом с
Блатовым.
Брежнев спрашивает: "Курите?" Отвечаю: "Курю, к сожалению,
Леонид Ильич". Он подвигает ко мне пепельницу и утробным своим,
басовитым голосом: "Закуррывайте". Гляжу на Блатова, тот кивает:
подчиняйся. Делать нечего, начинаю дымить.
Перед Генеральным Секретарем ЦК КПСС куча маленьких бумажек – текстовок
речи с проставленными ударениями, он на все это смотрит в молчании.
Вдруг произносит: "Пускай дует на меня". Блатов смотрит на меня зверем –
и я начинаю пускать дым прямо в лицо Брежневу. Ему, оказывается, врачи
запретили курить, так он пристрастился нюхать дым. Помощник прочитал ему
написанную нами речь, и похоже было, что тот ни слова не слышал – только
голова его тряслась.
Вдруг Брежнев говорит: "Ну, хоррошо. И что нам
теперрь с ней делать?" С докладом то есть. Потом спрашивает, растягивая
слова: "А вот вы тут пишете, чтобы сокрратить в ГДР столько-то тысяч
танков, а у вас согласовано с товаррыщем Хоныкерром?" Помолчал: "А вот
вы тут еще пишете, что я ездил на Дальний Восток и это получило
ррезонанс. Это так?" Ему отвечают, мол, так и есть. Он значительно:
"Да-а, об этом весь мир говоррит". И все – до свидания.
Ничего о тексте
выступления больше не было сказано
С тех пор вживую я Брежнева не видел. Как-то собрали нас пятерых. Были:
мой друг Анатолий Лукьянов (будущий Председатель Верховного Совета
СССР), Владимир Сеченов, Владимир Правоторов (он сейчас редактор журнала
"Наука и религия") и, конечно, Александр Болдин. Кстати, это Болдин
придумал известную фразу "экономика должна быть экономной". Мы все
подшучивали над ним: "Саш, как ты умудрился сделать масло масляным?"
Короче говоря, сидим мы на бывшей даче Горького "Горки-10", пишем
огромную статью к XXVII съезду. В ней, как бы это сказать, уже должны
были прозвучать "перестроечные" мысли, что, мол, нужно разобраться, как
меняется мир и какое место нашей страны в нем… Пишем, пишем, а телевизор
был включен. Вдруг бах – "Лебединое озеро". Брежнев умер. Что делать –
продолжать статью?
Звоним. Нам сообщают, что уже собрана группа некролог писать. А мы все
сидим в этих "Горках-10"! Александров-Агентов возвращается, тоже не
знает, что делать. Наконец звонок раздается: "Где Александров?" –
"Наверху". Поступает указание: продолжать работу, но статью делать уже
"под Андропова". Так что труды наши не пропали даром. Вскоре в журнале
"Коммунист" вышла знаменитая статья Андропова, положившая начало
Перестройке: "Надо нам трезво представлять, где мы находимся… Видеть это
общество в реальной динамике, со всеми его возможностями и нуждами – вот
что сейчас требуется".
- Эта статья считалась как бы "для служебного пользования", но ее
обсуждали даже на собраниях районных газет, – припоминаю я. –
Отмечалось, что впервые после Карла Маркса Андропов внес новую струю в
коммунистическое учение, поднял проблему самоуправления в обществе…
- Что говорить, среди коммунистов произошел фурор. С этой статьи все и
началось. Но Андропов тоже вскоре умер, Перестройку продолжил Горбачев –
и неудачно, развалил страну. Все это происходило на моих глазах,
поскольку я еще оставался речеписцем, хотя группу нашу после смерти
Андропова расформировывали. Ездил даже с Горбачевым на целину – кого ж
послать с ним, как не меня? В итоге убил я на речеписание восемь с
половиной лет.
- Жалеете об этом?
- И да, и нет. В газете я бы больше самореализовался. Но где еще столько
узнаешь о том, что на самом деле происходит с моей страной? Некоторые
спичрайтеры называли себя "легальными диссидентами". Мол, мы, в отличие
от обычных диссидентов, не ходили с плакатами, от которых толку
никакого. Зато могли хоть на сантиметры, но продвигать изменения в
стране. Хотя это ж такая непробиваемая стена…
Был у нас такой Виктор Кожемяка – так он однажды просто окаменел над
речью Брежнева. Он работал в группе, которая писала раздел доклада о
партии. Неисправимый марксист-ленинист, Виктор хотел внести свежую струю
в партийную мысль. Но жизнь дошла до такого состояния, что тупик кругом…
Прямо на стуле окаменел, перед пишущей машинкой. Его в "скорую" в
сидячем положении несли, тело не сгибалось. Нервное потрясение.
Царский полушубок
- Выйдя на пенсию, вы вновь вернулись к теме цареубийства?
- А я и не прекращал, потихоньку подбирал документы, встречался с
разными людьми. Когда в 91-м году объявили о находке "царских останков"
в Коптяковском лесу под Екатеринбургом, я сразу понял, что готовится
чудовищная мистификация. Об этом и
написал Патриарху в письме. Позже,
подводя итоги 1998 года – года "царских похорон", Патриарх с горечью
сказал, что это был год, когда в России "ложь и обман стали нормой
поведения".
Такова ситуация и поныне, если не хуже. Откуда же началась вся эта ложь?
Да все оттуда – с революции, с убийства Царя и той мистификации, которую
учинили большевики с телами Царской Семьи.
- Вы говорили, что в юности видели цареубийцу Ермакова и даже общались с
ним. Как это было?
- С ним я встретился не сразу, хотя видел, как он прогуливается перед
обкомом. Это целая история…
Как уже рассказывал, в 47-м году мне удалось поступить на журфак
Свердловского университета. Память у меня была отличная (и сейчас не
жалуюсь), и мы тогда соревновались со студентом Юрой Деляновым. Однажды
он пришел на экзамен к профессору Шуйскому, который преподавал нам
древнюю литературу и латинский язык, нагло заявил: "Я ничего по латыни
не знаю, ни слова. Но могу наизусть по-латински прочитать всю речь
Цицерона против Катилины". И прочитал – ни слова не понимая! А на мне
даже эксперименты ставили, давали
поэму о 26 бакинских комиссарах, и с
третьего прочтения я запоминал.
Однажды в коридоре останавливает меня Шуйский, 80-летний старичок в
пенсне, и говорит: "У вас память хорошая. А не прочитаете ли наизусть
мой перевод "Илиады" в Доме литераторов?" Павел Александрович в ту пору
перевел Гомера прямо с древнегреческого оригинала – минуя немецкий
текст, с которого переводил Гнедич, и книжку его напечатали. И была
презентация, как сейчас бы сказали, книжки. Я с радостью согласился.
И вот в июне 49-го года мы натаскали в Дом литераторов черемухи, все
украсили, начался вечер, и я наизусть читаю главу из "Илиады". А на
вечер пришел знаменитый сказитель Бажов. Вдруг он вскакивает в
президиуме и говорит мне таким сибирским округлым говорком: "Послушай,
парень, кто это тебе такую дурость-то поручил?" У меня слова в горле
застряли. Он: "Ты заходи ко мне, ты интересный парень".
Спустя время набрался я наглости и пошел к Бажову домой, на ул.Чапаева,
17. Повод придумал такой: в газете, где я подрабатывал, ввели рубрику "В
черте коммунизма", в которой платили по два рубля за строчку. А Бажов
как депутат Верховного Совета СССР второго созыва как раз вписывался под
рубрику.
Беседовали мы, беседовали, между прочим спрашиваю, почему музей
Революции (в доме Ипатьева) закрыли. И он произносит: "В эпопее
цареубийства все было не так, как говорят и пишут. Мемуары все врут".
Его словам я поверил сразу и безоговорочно. Так он это сказал…
- А Бажов что-то знал?
- Я уверен, что знал. Во время гражданской он был редактором дивизионной
газеты "Окопная Правда" и секретарем парторганизации штаба 29-й дивизии
3-й армии. А в этой дивизии служило несколько бойцов, причастных к
цареубийству, в том числе первый помощник
Юровского Гришка Никулин и
Парамонов – оба расстрельщики царя.
И вот какой факт
"Белый" следователь
Соколов в ходе дознания входил во
все детали: "Вот полушубок царский, из романовской овцы. Куда делся? Кто
схватил из большевиков?" Я нашел этот полушубок – на фотографии в книге
Александра Медведева, еще одного участника ермаковской команды. На фото
видно, что Парамонову он достался, Анатолию Ивановичу. С ним я, кстати,
позже тоже встречался.
- А как определили, что именно тот полушубок?
- Александр Медведев в 61-м году выступал перед коммунистами на закрытом
собрании, рассказывал, как убивали Царя, и между прочим сказал, что
полушубок достался Парамонову. И есть описание полушубка, которое дал
камердинер Царя следователю Соколову: со шнуровкой сзади и опушкой. Все
совпадает. Царь стал надевать этот полушубок, когда чекисты потребовали,
чтобы он погоны с себя снял. Царь погоны снимать не стал – он ведь не
считал себя разжалованным в воинском чине, да и царское достоинство
оставалось, ведь отречение от трона не состоялось, поскольку преемнику
взойти на трон не дали. Погоны не снял, но прятал их под полушубком.
Парамонов был огромным, а полушубок был маловат, но все равно он его
таскал – гордился, что с царского плеча. И не может быть такого, чтобы
он не хвастался этим полушубком и участием в расстреле Царя. Тем более
на фронте, где в любой момент могли убить и скрывать вроде нечего. И
трудно представить, чтобы Бажов, редактор дивизионной газеты, этим не
заинтересовался.
Я спросил Бажова: "Если вы знаете, как на самом деле было, почему не
напишете? Вон балет идет в театре "Каменный цветок" по вашему
произведению, "Малахитовая шкатулка", вас на съезде писателей до уровня
Толстого подняли – чего ж вам бояться?" Он ответил: "Слушай, парень, я
пишу не сказки, а сказы".
Потом его, кстати, в 77-м году исключили из партии – как раз за то, что
сказки не писал. Исключили за книгу "Красные орлы". Так, "красными
орлами", называли себя "героические" уральские полки, в которых и
служили расстрельщики Царя. Примечательно, что им действительно пришлось
повоевать – посылали и на Березину против
Польши, и на восток, до Уссурийска аж дошли. Потому расстрельщиков и послали в эти боевые
дивизии, чтобы концы скрыть – с убитых спроса нет. Но не все там
полегли.
Отец моего друга Сережки Детева, кстати, был как раз из бригады "красных
орлов". И это мне сослужило хорошую службу, поскольку Ермаков-то тоже
был "орлом".
Ермаков
Сергей Михайлович Детев – мой давний друг, на журфаке он был старше меня
курсом. Общежития тогда не было, и мы жили на частных квартирах –
университет частично оплачивал, привозил дрова для печки. И вот Сергей
на пятом уже курсе, в 52-м году, попал к одному жильцу. И это оказался
друг Ермакова – Иван Федорович Фролов. Он, кстати, тоже присутствует в
документах колчаковского следователя Соколова как причастный к
цареубийству. И вот Сергей к нему пристал: "Сведи нас с Сашкой с
Ермаковым, хотим узнать, как было дело". Ну, попытался он, потом
сообщает: "Нет, Ермаков отказывается категорически". И вдруг к весне, к
марту, Иван Федорович говорит: "Зови друга, Петя придет".
Потом выяснилось, почему Ермаков не хотел нас принимать. С Сергеем
проблем не было – он сын "красного орла", сослуживца самого Ермакова.
Заминка случилась со мной: я ведь
казак – значит, белогвардеец. Но
Фролов сказал Ермакову, что я "красный
казак", что полк моего отца
перешел на сторону красных. "А-а, красный, ну тогда другое дело". Сейчас
можно не понять эту щепетильность, но тогда было очень все серьезно.
А я как раз жил уже в общежитии на улице Белинского, в 10 минутах ходьбы
от того мужика. 30 марта было, Саша прибегает: "Собирайся быстро! Деньги
есть? Водочки бутылку надо взять…" – "Ты что, алкаш?" – "Да не мне!
Ермакова угощать будем". Побежали мы… Являемся. Они сидят, два старика,
уже "приняли" чуть-чуть. И Ермаков прямо с порога ошеломил нас просьбой:
помочь ему, неграмотному, написать всю "историческую" Правду о казни Царской Семьи самому Сталину!
Восемь часов мы слушали его исповедь…
- А не мог он хвастать?
- Я так понял, что он хотел исповедаться. Уж кому-кому, а самому
"товарищу Сталину" разве он посмеет врать? К тому же Ермаков сказал, что
тяжело болен и боится, что эта Правда умрет вместе с ним. Вскорости так
и случилось. Этот человек жизнь прожил, обещанного "счастья" не увидел и
знал, что уже не увидит – и к чему хранить тайну? Когда команде
сообщили, что нужно убивать и детей, вот тогда ему Белобородов сказал:
"Тебе выпало большое счастье". А где оно, это "счастье"?
После ермаковской исповеди вышли мы с Сергеем. "Будем писать Сталину?" –
спрашиваю его. Он ледяным шепотом: "Какой Сталин?! Саша! Забудь и
никогда никому об этом не говори".
Ермаков обещал показать нам места, где происходили чудовищные
манипуляции с телами жертв, "как только там подсохнет". Но он умер через
пятьдесят шесть дней. В том же году Сергей окончил факультет и оставил
тему цареубийства.
А мое стремление разгадать тайну
екатеринбургского
злодейства растянулось на десятки лет
- Что же рассказал вам Ермаков?
- Во-первых, по его словам, не было никакой расстрельной команды мадьяр
или латышей. Трупы убитых в лес отвозили Ермаков и Медведев-Кудрин, а
отнюдь не
Юровский. Тела убитых в шахту, в Ганину яму, не сбрасывали.
Жег Ермаков трупы Николая II, Великой княжны Анастасии и Цесаревича
Алексея, но до конца "сгорели только самые маленькие".
Недогоревшие
другие тела хоронили Голощекин и Юровский в разных местах, но где –
этого не знал и сам Ермаков. Никакого захоронения под "мостиком" на
коптяковской дороге ночью и утром 19 июля 1918 года не было. В 1919
году, после бегства белых из Екатеринбурга, "мы те трупы
перехоранивали".
Настоящие тела они уничтожали в ночь с 17-го на 18-е. И управились к
четырем часам утра. А 18-го и 19-го они дубль-семью сжигали и хоронили.
- А зачем понадобился "дубль", поддельные тела? Неужели в то время они
были только тем и озабочены, чтобы мы сейчас головы ломали?
- Надо их спросить. Они же все время галдели, что никакого знамени не
оставят, даже мертвые Романовы опасны. Как писал генерал Дитерихс, они
боялись даже пепла этих людей – он жёг их.
- А как появился коптяковский мостик? Ведь Юровский в "Записке"
утверждал, что именно туда останки Романовых положил. И в 1991 году Рябов с Авдониным именно там нашли "екатеринбургские останки", которые
Ельцин торжественно перезахоронил в Петропаловку, в императорскую
усыпальницу.
- Да не только Юровский утверждал. Это место в 1928 году Парамонов
показывал Маяковскому, и поэт потом написал, что здесь, под мостиком,
"император зарыт". Ермаков все это высмеял, поскольку с мостиком
получилась еще одна мистификация. Представь, настоящие тела уничтожены,
и тут мысль: а что, если Германия спросит? Ведь организовали же потом
суд над эсерами, которые якобы убили Царскую Семью. Мол, эсеры Романовых
убили – а мы Романовых похоронили. Вот для чего понадобилась ложная
могила. А коптяковский мостик как появился… Ермаков, когда увезли пять
дубль-трупов и два еще подвезли (я думаю, что подвезли дубли царевича
Алексея и Анастасии), вот их-то Ермаков и бросил под мостик. Машина,
действительно, застряла на ручье, там же болото… Эти Рябов и Авдонин,
"первооткрыватели", потом сетовали: черпаем-черпаем, не можем вычерпать.
А со слугами ничего не делали, их зарыли в другом месте, там даже стоял
самодельный памятник до 80-х годов. Хотя, возможно, их, слуг, в 19-м или
20-м году Юровский перехоронил под мостик, это может быть. Он там
работал с июля 19-го года, когда освободили Екатеринбург от
Колчака, до
июля 20-го.
Вообще возни в Коптяковском лесу было много, и до войны, и
после
Сразу после победы в 45-м году в Свердловск пришла телеграмма от
заместителя Берии Богдана Кобулова: начать новое расследование о
цареубийстве. Длилось оно до марта 46-го года под руководством генерала
МГБ Борщова. И якобы тогда разрывали могилу под коптяковским мостиком.
Потом, в конце 70-х, здесь копалась какая-то военная спецкоманда из
Москвы. Вроде бы они что-то в 79-м откопали, а в 80-м зарыли. Но это все
чушь, поскольку искать здесь нечего. Если только
золото…
В тех местах, кстати, перед наступлением белых закапывали цинки с
награбленными драгоценностями, возможно, в них были и предметы Царской Семьи. Закапывали четыре человека – Белобородов, Голощекин, председатель
совдепа города Лысьва Новоселов и четвертый, ты думаешь, кто? Тоже жил в
доме, где мы сейчас сидим, – в Доме на набережной, в 7-м подъезде. Сын
его потом и написал известный роман "Дом на набережной" – сын Валентина Трифонова. В 20-м году драгоценности откопали обратно, и, как писал
потом Юрий Трифонов, один из этих цинковых ящиков "стоял у отца под
столом"… Они все тут квартировали. Смилга,
который передавал приказ "истребить" Царскую Семью, жил в 12-м подъезде.
В том же подъезде жил Голощекин. А в 22-м обитал
Сыромолотов Федор
Федорович, нарком финансов уралсовета. Алкаш непробудный.
Загадки остаются
- Белогвардейские следователи действовали на строгой базе законов бывшей
Российской империи и объективно признавали, что их следственный материал
однобок – "белобок", – говорит в заключение А.Мурзин. – И они уповали на
будущее, на освобожденную от большевизма возрожденную Россию, когда их
труд сможет быть дополнен материалами с другой, "красной", стороны.
Время такое пришло – частично открыт спецхран с секретными документами,
также мы получили доступ ко всем материалам Соколова. Но что происходит?
Какие-то останки объявлены царскими и помещены в императорскую
усыпальницу – на основе сомнительного генетического анализа и "записки
Юровского". Не то что "белые" материалы, даже "красные" остались в
стороне. Происходит что-то чудовищное по цинизму…
А ведь Юровский не только не писал никакой записки, он вообще никогда и
ничего не писал, он был неграмотным – корябал там еле-еле. У меня есть
фотокопия записки – это готический почерк, остроугольный, красивый.
Почерк советского историка Покровского. Тем же почерком сделана приписка
с указанием места могилы "под мостиком". Комиссия по перезахоронению
нашлась: "Написано Юровским и Покровским рукой Покровского". И этот
документ – основное доказательство?
Есть еще "документ" якобы Юровского – стенограмма его выступления перед
старыми большевиками в доме Ипатьева в 1934 году. Постоянно цитируемый
ее текст – тоже фальшивка, сочиненная, по моему убеждению, тогдашним
директором местного института истории партии С.С.Моисеевым и директором
открытого в доме Ипатьева музея революции В.А.Чевардиным (оба они и вели
ту встречу).
Эта "стенограмма" минимум вдвое больше оригинала –
подлинной стенограммы "доклада" Юровского на том "совещании" – и
коренным образом отличается от него. Я могу сказать, где лежит подлинная
стенограмма – там же, где и фальшивка, в Центре хранения документации
общественных организаций Свердловской области. Лежит вместе с тетрадками
записей двух стенографисток. И никто с той поры – с 1934 года! – этой
стенограммой не интересовался и записей стенографисток не
перерасшифровывал! И вот ведь что странно, – цитируя без конца ложную
"большую" стенограмму, защитники коптяковских останков приводят ее
исходные архивные данные в ЦДООСО как раз те, под которыми хранится
подлинная стенограмма. Вот так фокусники! И господин Соловьев при этом
уверяет, будто им и архивистами России обшарены едва ли не все главные
архивы земного шара…
Этот наглый обман провоцирует нас настоять на выносе из Петропавловской
крепости "чужеродных" гробиков. Боже упаси! В таком деле спешить не
надо. Я, например, имею документальное свидетельство (стенограмму)
одного из подручных Ермакова, что уже в те дни они не только сжигали и
скрывали тела убиенных, но и создавали некий (цитирую) "конгломерат"
костей. Веселились: пусть-де потом темные "божьи люди" молятся на это
крошево. И в этом "конгломерате" вполне могут оказаться не уничтоженные
фрагменты тел Царской Семьи.
По итогам своего документального
расследования я твердо знаю: не только головы Августейших Особ
отрубались, но и тела их также рубились на части с целью скорейшего
уничтожения. Что-то из этого палачи могли оставить – для путаницы.
Сейчас я знаю метод, способ, которым уничтожали тела "до пепла". Это
были не костры – на них сжигали лишь одежду убиенных и собак. Собак,
возможно, и для того самого "конгломерата".
Об этом я напишу позднее и
приведу свидетельства
Также, вопреки свидетельству Юровского и мнению ельцинской комиссии, я
докажу, что Ленин не только знал о расстреле Царской Семьи, но именно по
его приказу были убиты Царь с Царицей и дети. Это очень и очень
существенно. 70 тысяч памятников Ленину поставлено по стране, и они до
сих пор стоят. Человеку, который погубил Россию! От Николая II Ленин
получил страну с 182 миллионами человек. А Сталину сдал уже без 30
миллионов. А ведь до революции в год было по пять-шесть миллионов
прибыли населения, и генеральный штаб русской армии подсчитал, что если
темп сохранится, Россия к 1950 году получит население в 450 миллионов
человек. А по подсчетам Менделеева, 500 миллионов.
Китай был бы не
страшен, Сибирь бы всю освоили, в Европе бы укрепились. Россия
естественным путем, подчеркиваю, естественным – без завоеваний колоний,
которые требовались Англии и Германии, но не нам, – Россия сама собой
становилась величайшей и богатейшей страной мира. Что для этого
требовалось? Всего лишь общественное спокойствие, порядок, незыблемость
устоев. Но тут появился Ленин… Сколько сейчас в России? И половины нет
из того, что нарождалось.
И то, что сейчас происходит с нами, – это все Ленин. С момента нападения
большевиков на Россию и по сей день остался один нерешенный вопрос.
Ленин писал: "Мы Россию завоевали, теперь надо научиться ею управлять".
А как? Никто! не знает. То, что было при коммунистах, не управление, а
насилие. И сейчас с таким огромным организмом, как Россия, пытаются
справиться демократы, сменившие коммунистов. Живет под ними этот
организм, развивается, растет? Что-то непохоже…
* * *
Не все пересказал я из почти пятичасовой записи разговора с
А.П.Мурзиным. Многие важные факты, установленные им, сюда не
поместились. Но можно надеяться, что скоро выйдет книга, название
которой Мурзин еще не придумал, и в своем обиходе называет ее просто
"царским делом". Признаться, лично меня больше интересовали не факты, а
другое: почему этот человек, известный как автор "Целины", взялся за
"царское дело". Под конец он еще раз удивил своей "разносторонностью".
Прощаясь, спросил:
- А что, в Коми поют мои песни? Пять лет назад вроде по коми радио еще
крутили "Печора, Печора, родная Печора, угрюмы твои берега…" Слова мои,
музыка Семяшкина. Я штук двадцать песен написал, а эту даже в Большом
театре на смотре самодеятельности исполнял ансамбль "Асъя кыа".
Да, много в мире тайн. Но главная тайна – человек.
Записал М. Сизов
Источник
Чтиво
www.pseudology.org
|