Осквернение не может
быть изолированным событием. Оно не может произойти иначе, чем по
отношению к систематическому упорядочиванию идей. Следовательно, любые
фрагментарные интерпретации существующих в чужой культуре правил,
касающихся осквернения, обречены на неудачу. Потому что представления об
осквернении имеют смысл только по отношению ко всей структуре мышления,
в которой несущие конструкции, границы, пограничные области и внутренние
связи увязываются между собой ритуалами разделения.
Чтобы показать это, я обращусь к запутанной проблеме, с которой издавна
сталкиваются изучающие Библию, - к скверному в книге Левит, более
конкретно - к диетарным правилам. Почему верблюд, заяц и тушканчик
непременно должны быть нечистыми? Почему некоторые разновидности
саранчи, но не все, должны быть нечистыми? Почему лягушка оказывается
чистой, а мышь и бегемот - нечистыми? Что общего может быть у хамелеона,
ласки и крокодила, из-за чего их нужно было бы перечислять вместе
(Левит, 11, 27)?
Чтобы проще было следить за ходом моих рассуждений, я процитирую сперва
соответствующие места Левита и Второзакония.
Второзаконие, 14
3 Не ешь никакой мерзости.
4 Вот скот, который вам можно есть: волы,
овцы, козы,
5 олень и серна, и буйвол, и лань, и зубр, и орикс, и
камелопард.
6 Всякий скот, у которого раздвоены копыта и на обоих
копытах глубокий разрез, и который скот жует жвачку, тот ешьте;
7 только
сих не ешьте из жующих жвачку и имеющих раздвоенные копыта с глубоким
разрезом: верблюда, зайца, тушканчика, потому что, хотя они жуют жвачку,
но копыта у них не раздвоены: нечисты они для вас;
8 и свиньи, потому
что копыта у неё раздвоены, но не жует жвачки: нечиста она для вас; не
ешьте мяса их и к трупам их не прикасайтесь.
9 Из всех животных, которые
в воде, ешьте всех, у которых есть перья и чешуя;
10 а всех тех, у
которых нет перьев и чешуи не ешьте: нечисто это для вас.
11 Всякую
птицу чистую ешьте;
12 но сих не должно вам есть из них: орла, грифа и
морского орла,
13 коршуна, и сокола, и кречета с породою их,
14 и
всякого ворона с породою его,
15 и страуса, и совы, и чайки, и ястреба с
породою его,
16 и филина, и ибиса, и лебедя,
17 и пеликана, и сипа, и
рыболова,
18 и цапли, и зуя с породою его, и удода, и нетопыря.
19 Все
крылатые пресмыкающиеся нечисты для вас, не ешьте [их].
20 Всякую птицу
чистую ешьте.
Левит, 11
2 Вот животные, которые вас можно есть из всего скота на земле:
3 всякий
скот, у которого раздвоены копыта и на копытах глубокий разрез, и
который жует жвачку, ешьте;
4 только сих не ешьте из жующих жвачку и
имеющих раздвоенные копыта: верблюда, потому, что он жует жвачку, но
копыта у него не раздвоены, нечист он для вас;
5 и тушканчика, потому,
что он жует жвачку, но копыта у него не раздвоены, нечист он для вас;
6
и зайца, потому, что он жует жвачку, но копыта у него не раздвоены,
нечист он для вас;
7 и свиньи, потому что копыта у неё раздвоены и на
копытах разрез глубокий, но она не жует жвачки, нечиста она для вас;
8
мяса их не ешьте и к трупам их не прикасайтесь; нечисты они для вас.
9
Из всех животных, которые в воде, ешьте сих: у которых есть перья и
чешуя в воде, в морях ли, или в реках, тех ешьте;
10 а все те, у которых
нет перьев и чешуи, в морях ли, или в реках, из всех плавающих в водах и
из всего живущего в водах, скверны для вас;
11 они должны быть скверны
для вас: мяса их не ешьте и трупов их гнушайтесь;
12 все животные, у
которых нет перьев и чешуи в воде, скверны для вас.
13 Из птиц же
гнушайтесь сих [не должно их есть, скверны они]: орла, грифа и морского
орла,
14 коршуна и сокола с породою его,
15 всякого ворона с породою
его,
16 страуса, совы, чайки и ястреба с породою его,
17 филина,
рыболова и ибиса,
18 лебедя, пеликана и сипа,
19 цапли и зуя с породою
его, удода и нетопыря.
20 Все животные пресмыкающиеся, крылатые, ходящие
на четырех ногах, скверны для вас:
21 из всех пресмыкающихся, крылатых,
ходящих на четырех ногах, тех только ешьте, у которых есть голени выше
ног, чтобы скакать ими по земле;
22 сих ешьте из них: саранчу с её
породою, солам с её породою, харгод с её породою и хагаб с её породою.
23 Всякое другое пресмыкающееся, крылатое, у которого четыре ноги,
скверно для вас;
24 от них вы будете нечисты: всякий, кто прикоснется к
трупу их нечист будет до вечера;
25 всякий, кто возьмет труп их, должен
омыть одежду свою и нечист будет до вечера.
26 Всякий скот, у которого
копыта раздвоены, но нет глубокого разреза, и который не жует жвачки,
нечист он для вас: всякий, кто прикоснется к нему, нечист будет [до
вечера].
27 Из всех зверей четвероногих те, которые ходят на лапах,
нечисты для вас: всякий, кто прикоснется к трупу их, нечист будет до
вечера;
28 кто возьмет труп их, должен омыть одежды свои и нечист будет
до вечера: нечисты они для вас.
29 Вот что нечисто для вас из животных, пресмыкающихся по земле: крот,
мышь, ящерица с её породою,
30 анака, хамелеон, летаа, хомет и тиншемет,
-
31 сии нечисты для вас их всех пресмыкающихся: всякий, кто прикоснется
к ним мертвым, нечист будет до вечера.
32 И все, на что упадет
которое-нибудь их них мертвое, всякий деревянный сосуд, или одежда, или
кожа, или мешок, и всякая вещь, которая употребляется на дело, будут
нечисты.
41 Всякое животное, пресмыкающееся по земле, скверно для вас, не должно
есть его;
42 всего, ползающего на чреве, и всего, ходящего на четырех
ногах, и многоножных из животных пресмыкающихся по земле, не ешьте, ибо
они скверны.
Все интерпретации, делавшиеся до сих пор, делятся на две группы: правила
эти либо признаются бессмысленными, произвольными, поскольку имеют
дисциплинарное, а не доктринальное предназначение, либо они
рассматриваются как аллегорическое изображение добродетелей и пороков.
Придерживаясь той точки зрения, что религиозные предписания практически
свободны от символизма,
Маймонид писал:
Закон, говорящий, что жертвоприношения должны совершаться, безусловно,
имеет большое практическое значение ... но мы не можем сказать, почему в
одних случаях в жертву должен приноситься ягненок, а в других баран, и
почему необходимо определенное их число. Те, кто пытаются отыскивать
причины для какого-либо из этих подробных правил, по-моему, просто
безумцы ...
Будучи средневековым доктором медицины, Маймонид также был склонен
верить в то, что диетарные предписания имеют разумное физиологическое
обоснование, но во второй главе мы уже показали недостатки медицинского
подхода к символизму. Современный вариант рассмотрения диетарных
предписаний не как символических, но как этических и дисциплинарных,
можно найти в написанных на английском комментариях Эпштейна к
вавилонской части Талмуда, а также в его популярной истории иудаизма
(1959, c.24):
Оба списка законов имеют одну общую цель ...
Святость. В то время как
установление позитивных предписаний осуществлялось для воспитания
добродетели и для развития тех возвышенных качеств, которые являются
отличительной чертой истинно религиозного и этического существа,
негативные предписания вводились для борьбы с пороками и для подавления
прочих вредных тенденций и инстинктов, которые стоят на пути
человеческого стремления к святости. ... С негативными законами религия
связываются также образовательные цели. Среди них на первом месте стоит
запрет есть некоторых животных, отнесенных к "нечистым". Этот закон не
имеет ничего общего с
тотемизмом. В Писании это явным образом
связывается с идеалом святости. Истинное назначение этого закона в том,
чтобы воспитать израильтян способными к самоконтролю, - необходимая
первая ступень для достижения святости.
Согласно исследованию профессора Штейна Диетарные законы в
раввинистической литературе и в произведениях отцов церкви, этические
интерпретации этих правил восходят ко времени Александра Македонского и
эллинистического влияния на еврейскую культуру. В письмах Аристея,
написанных в первом веке нашей эры, проводится мысль, что законы Моисея
не только представляют собой ценное учение, "предохраняющее евреев от
необдуманных и несправедливых поступков", но они также согласуются с
тем, что простой здравый смысл счёл бы необходимым для ведения праведной
жизни. Так что эллинистическое влияние делает возможным сочетание
медицинских и этических интерпретаций. Филон утверждает, что принцип,
которым руководствовался Моисей, заключался в отборе наиболее вкусных
видов мяса:
Законодатель накладывает суровый запрет на всех животных, живущих на
земле, в море или в воздухе, мясо которых наиболее изыскано и жирно,
таких, как свиньи и безчешуйчатые рыбы, поскольку он осознает, что в них
заключена ловушка для самого рабского из всех чувств, для вкуса, и что
из этого происходит обжорство,
(и далее следует чисто медицинская интерпретация)
зло, опасное как для души, так и для тела, поскольку обжорство ведет к
несварению желудка, а в этом - причина всех болезней и немощей.
В другой интерпретаторской традиции, идущей от Робертсона-Смита и
Фрэзера, англосаксонские исследователи Ветхого Завета склоняются к тому,
чтобы просто считать эти предписания произвольными, поскольку они
иррациональны. Например, Натаниэль Миклем пишет:
Комментаторы обычно уделяют много места обсуждению того, почему такие-то
и такие-то существа, такие-то и такие-то состояния и симптомы
оказываются нечистыми. Не имеем ли мы дело, например, с первобытными
правилами гигиены? Или - не были ли определенные существа и состояния
нечистыми потому, что в них видели проявления каких-то определенных
грехов или их символы? Можно с определенностью сказать, что ни гигиена,
ни какой бы то ни было символизм не являются основой нечистого. Эти
предписания не подлежат рациональному истолкованию. Их происхождение,
быть может, очень неоднородно и восходит к доисторическому времени ...
Сравните это с тем, что пишет Драйвер (1895):
Однако тот принцип, в соответствии с которым проводится граница,
разделяющая животных на чистых и нечистых, не назван; то, в чем он
заключается, - предмет многих споров. До сих пор, по-видимому, не
удавалось найти единого принципа, который охватывал бы все случаи, и
можно предположить, что тут задействовано более одного принципа.
Некоторые животные могли быть запрещены из-за их отталкивающего вида или
грязных привычек, другие по соображениям санитарного характера; в
каких-то ещё случаях запрет имел, вероятно, религиозную основу, в
частности, животные могли, как змей в Аравии, считаться воплощением
сверхчеловеческих или демонических существ, или они играли роль
священных в языческих ритуалах других народов; тогда запрет мог быть
реакцией на эти верования...
В Католическом комментарии на Святое Писание (1953) Сейдон
придерживается той же точки зрения, признавая свою связь с Драйвером и
Робертсоном-Смитом. Создается впечатление, что с тех пор, как
Робертсон-Смит связал некоторые элементы религия евреев с
представлениями о первобытности, иррациональности и необъяснимости, они,
определенные таким образом, по сей день остаются неизученными.
Нужно ли говорить, что такие интерпретации на самом деле никакие не
интерпретации, поскольку они не признают за этими правилами вообще
никакого смысла.
Это - ученый способ ответить на вопрос, ответа на
который не знаешь
Миклем более откровенен, когда пишет о Левите
следующее:
Главы с 11 по 15 - это, вероятно, наименее привлекательное место во всей
Библии. Для современного читателя большая их часть представляется
бессмысленной или отталкивающей. Речь в них идет о ритуально "нечистом"
в связи с животными (11), с рождением детей (12), с кожными болезнями и
зараженной ими одеждой (13), с ритуалами очищения при кожных болезнях
при проказе (14) и при различных выделениях человеческого тела (15).
Кого кроме антрополога могут интересовать подобные предметы? Какое это
имеет отношение к религия?
Общая позиция Пфайффера строится на критическом отношении к жреческим и
юридическим элементам жизни Израиля. Так что он своим авторитетом также
поддерживает точку зрения, согласно которой предписания, изложенные в
Жреческом кодексе, имеют по большей части случайный характер:
Только жрецы, бывшие в то же время законодателями, могли увидеть в
религия теократию, управляемую божественным законом, устанавливающим
жестко, а значит - в не обсуждаемом порядке, произвольно, священные
обязанности людей по отношению к их Богу. Таким образом освящались
внешние проявления религия, и из
неё выбрасывались как этические идеалы
Амоса, так и возвышенная эмоциональность Осии, а образ Творца Вселенной
опускался до уровня непреклонного деспота. ... От обычаев незапамятных
времен Жреческий кодекс воспринял два фундаментальных представления,
которые отличают его законы: физическая святость и регламентирующий
характер установлений - архаичные концепции, которые отвергались
пророками-реформаторами ради духовной святости и морального закона.
(c.91)
Возможно, что законники действительно склонны мыслить точными
кодифицированными категориями. Но дает ли нам что-нибудь утверждение,
что они склонны кодифицировать сущую бессмыслицу - произвольные
установления? Пфайффер утверждает и то, и другое, подчеркивая
законодательную жесткость авторов-священников, и вместе с тем указывая
на недостаток упорядоченности в соответствующей главе, чтобы обосновать
свою точку зрения о произвольности этих предписаний. Произвольность -
это решительно не та черта, которую можно найти в Левите, на что мне
указал преподобный профессор Ричардс. Источниковедение относит Левит к
Жреческому кодексу, для создателей которого идея порядка была
доминирующей. Так что авторитет источниковедения послужит нам поддержкой
на пути поиска других интерпретаций.
Что касается идеи о том, что эти предписания представляют собой
аллегории добродетелей и пороков, то профессор Штейн выводит эту
получившую широкое распространение традицию все из того же
раннеалександрийского влияния на мысль иудаизма (с.145 и далее). Цитируя
письмо Аристея, он пишет, что первосвященник Елезар:
соглашается с тем, что большинство людей находят ограничения,
накладываемые Библией на пищу, не поддающимися пониманию. Если Бог - это
Создатель всего сущего, то почему Его закон настолько суров, что не
допускает даже прикосновения к некоторым животным (128 f)? Его первый
ответ увязывает диетарные ограничения с опасностью идолопоклонства.
...
Второй ответ представляет собой попытку опровергнуть определенные
нападки, перейдя к аллегорическому истолкованию. Каждое предписание,
касающееся запрещенной еды, имеет свои глубокие причины. Моисей
упоминает мышь или ласку не от того, что они составляют предмет его
особой заботы (143 f). Наоборот, мыши - исключительно неприятные
существа по причине производимых ими разрушений, а ласка - настоящий
символ злой сплетницы, потому что зачатие у неё происходит через ухо, а
потомство она производит через рот (164 f). Эти священные предписания
были даны нам скорее во имя справедливости, для того, чтобы пробудить в
нас праведные мысли и воспитать нас (161-168). К примеру, птицы, которых
евреям разрешено употреблять в пищу, - они все домашние и чистые,
поскольку питаются исключительно зерном. Иначе обстоит дело с дикими и
плотоядными птицами, которые нападают на ягнят и коз, а иногда и на
людей. Моисей, называя последних нечистыми, призывает верующих не
причинять вреда слабым и не полагаться на свою силу (145-148). Животные,
копыта которых раздвоены и имеют глубокий разрез, символизируют то, что
все наши поступки должны быть этически обоснованы и вести по пути
праведности. Жевание жвачки, с другой стороны, обозначает память.
Далее профессор Штейн цитирует Филона, прибегающего к аллегории для
интерпретации диетарных предписаний:
Рыбы, имеющие плавники и чешую, разрешенные законом, символизируют
постоянство и владение собой, в то время как запрещенных рыб уносит
течение, и они не в силах противостоять силе потока. Рептилии,
передвигающиеся извиваясь на чреве своем, означают людей, поглощенных
ненасытными желаниями и страстями. Однако те пресмыкающиеся, которые
имеют голени и, таким образом, могут скакать, чисты, поскольку они
символизируют преуспевших на пути морали.
Христианское учение с готовностью восприняло традицию аллегорических
интерпретаций. В датированном первым веком послании Варнавы, написанном
с целью убедить евреев, что их закон получил свое завершение, чистые и
нечистые животные сопоставляются с различными типами людей, проказа
символизирует грех и т.п. Более поздним примером той же традиции
являются комментарии епископа Челонера к Вестминстерской Библии,
написанные в начале нынешнего века:
Копыта разделены и жвачку жует. Раздвоенность копыт и жевание жвачки
обозначает способность отличать добро от зла и размышление о законе
Божьем; и если что-то из этого отсутствует, человек нечист. И по той же
причине рыбы, не имеющие плавников и чешуи, названы нечистыми: имеются в
виду души, не возносящиеся в молитве и не покрывающие себя чешуей
добродетели. (Комментарий на стих 3).
Это не столько интерпретации, сколько благочестивый комментарий. Это не
проходит как интерпретации, поскольку здесь нет ни единства, ни широты
видения. Для каждого животного приходится подыскивать свое объяснение, и
число возможных толкований не ограничено.
Другой традиционный подход, также восходящий ко времени писем Аристея,
заключается в том, что запрещенное для израильтян было запрещено
исключительно для того, чтобы оградить их от чужого влияния. Например,
Маймонид считал, что варить козленка в молоке матери его было запрещено
потому, что в религия ханаанеев это был культовый акт. Этот аргумент
нельзя признать исчерпывающим, так как нельзя сказать, что израильтяне
отвергали все без исключения элементы чужих религий и всегда придумывали
что-то совершенно оригинальное. Маймонид придерживается той точки
зрения, что некоторые из наиболее загадочных предписаний закона имеют
целью жесткий разрыв с языческими практиками. Так, израильтянам
запрещалось носить одежду, сотканную из шерсти со льном, сажать вместе
разные виды растений, совокупляться с животными, употреблять мясное
вместе с молочным - просто потому, что все это фигурировало в обрядах их
соседей-язычников. Допустим, это действительно так: введение закона
служило преградой распространению языческих форм ритуала.
Но в таком
случае, почему некоторые языческие практики были разрешены? И не просто
разрешены - если рассматривать жертвоприношение как практику, общую для
язычников и израильтян, - но занимали безусловно центральное место в
религиозном культе. Ответ Маймонида, во всяком случае данный им в
Путеводителе колеблющихся, заключался в том, чтобы рассматривать
жертвоприношение как переходную стадию, слишком языческую, как это ни
печально, но по необходимости разрешенную из практических соображений,
так как едва ли было бы возможно отучить израильтян от их прошлых
языческих привычек сразу. Это очень необычное утверждение, если
вспомнить, что оно вышло из-под пера ученого раввинистической традиции;
и действительно, в серьезных трудах по религия Маймонид не пытался
отстаивать эту мысль; напротив, там он рассматривал жертвоприношение как
наиважнейший в иудаизме религиозный акт.
По крайней мере, Маймонид осознавал недостаток согласованности, и это
приводило его к противоречию. Но позднейших ученых, по-видимому, очень
устраивала возможность использовать довод борьбы с чужим влиянием то
так, то иначе, - в зависимости от настроения. Профессор Хук с его
сотрудниками чётко установили, что израильтяне переняли от жителей
Ханаана некоторые формы священнодействий, а у ханаанеев явно было много
общего с культурой Месопотамии (1933). Но так нельзя ничего объяснить -
если представлять Израиль то всасывающим чужие элементы как губка, то
вслед за этим отвергающим их, если при этом не объяснять, почему одни
элементы чужой культуры принимаются, а другие отвергаются. Что дает
утверждение, что варить козленка в молоке его матери и совокупляться с
коровами запрещено в Левите из-за того, что это входит в ритуалы
плодородия соседей-неизраильтян (1935), если израильтяне заимствуют
другие их обряды?
Остается непонятным, в каких случаях сравнение со
всасывающей губкой работает, а в каких нет. У Айхрода использование
этого аргумента также неясно (с.с.230-1). Разумеется, никакая культура
не возникает из ничего. Израильтяне легко заимствовали что-то у своих
соседей - но далеко не все. Какие-то элементы чужой культуры оказывались
несовместимы с конструирующими принципами их мира; другие были
совместимы. Например, Цехнер высказывает предположение, что отнесение
пресмыкающихся к скверным в иудаизме могло быть заимствовано из
зороастризма (с.162). В независимости от того, подтверждается ли такое
заимствование историческими фактами, мы увидим, что в самой модели их
культуры было заложено соответствие между этим конкретным запретом и
общими принципами, на которых строился их мир.
Любые интерпретации, которые рассматривают ветхозаветные "не делай"
фрагментарно, обречены на неудачу. Единственно правильный путь - это
забыть про гигиену, эстетику, мораль и инстинктивное отвращение, забыть
даже про ханаанеев и про зороастрийских магов, - и сосредоточиться на
текстах. Поскольку каждое запретительное предписание начинается с
требования "будьте святы", то и объяснение им надо искать в этом
требовании. Должна существовать какая-то противоположность святого и
скверного, которая проливала бы свет на все частные ограничения.
Святость - это атрибут Божества. Этот корень в иврите означает
"разделять". Что ещё означает это слово? Любое исследование в области
космологии следует начинать с выяснения принципов, определяющих
могущество и опасность. В Ветхом Завете мы находим, что благословением
оказывается источником всего хорошего, а утрата благословения -
источником всевозможных опасностей. Благословение Бога делает землю
пригодной для того, чтобы люди жили на ней.
То, что достигается благословением Бога, - это, в сущности, создание
порядка, при котором человеческие дела идут благоприятно. Плодовитость
женщин, скота и полей - обещанный результат благословения, и этого можно
достичь, не нарушая союз, заключенный с Богом, и соблюдая все Его
заповеди и обряды (Втор. 18.1-14). Там, где благословением утрачено и
высвобождены силы проклятия, - там бесплодие, мор,
беспорядок. И Моисей
говорит:
Если же не будешь слушать гласа Господа Бога твоего и не будешь
стараться исполнить все заповеди Его и постановления Его, которые я
заповедую тебе сегодня, то придут на тебя все проклятия сии и постигнут
тебя. Проклят ты [будешь] в городе и проклят ты [будешь] на поле.
Прокляты [будут] житницы твои и кладовые твои. Проклят [будет] плод
чрева твоего и плод земли твоей, плод твоих волов и плод овец твоих.
Проклят ты [будешь] при входе твоем и проклят при выходе твоем. Пошлет
Господь на тебя проклятие, смятение и несчастье во всяком деле рук
твоих, какое ни станешь ты делать, доколе не будешь истреблен, - и ты
скоро погибнешь за злые дела твои, за то, что ты оставил меня. Пошлет
Господь на тебя моровую язву, доколе не истребит Он тебя с лица земли, в
которую ты идешь, чтобы владеть ею. Поразит тебя Господь чахлостью,
горячкою, лихорадкою, воспалением, засухою, палящим ветром и ржавчиною,
и они будут преследовать тебя, доколе не погибнешь. И небеса твои,
которые над головою твоею, сделаются медью, и земля под тобою железом;
вместо дождя Господь даст земле твоей пыль, и прах с неба будет падать,
падать на тебя, [доколе не погубит тебя и] доколе не будешь истреблен.
(Втор. 28.15-24)
Из этого уже ясно, что и позитивные, и негативные предписания выступают
как действенные, а не просто экспрессивные: соблюдение их ведет к
процветанию, пренебрежение ими навлекает опасности. Мы можем, таким
образом, рассматривать их под тем же углом, что и первобытные ритуальные
запреты, нарушение которых опасно для человека. Центральной для
предписаний, так же как и для обрядов, оказывается идея святости Бога,
которую человек должен воссоздавать в своей собственной жизни. То есть
это мир, в котором человек процветает, придерживаясь святости, и в
котором на человека обрушиваются кары, если он от неё отступает. Если бы
даже мы не располагали никакими другими фактами, мы могли бы вывести
суть идеи святости в иудаизме из анализа предписаний, с помощью которых
человек обретает её. Очевидно, что это не добро, если понимать под ним
всеобъемлющую человеческую доброту. Справедливость и моральная
праведность могут выступать как хорошие иллюстрации святости и быть
частью этого понятия, но святость охватывает также и другие
представления.
Если отталкиваться от того, что этот корень означает разделение, то
следующая идея, которая приходит на ум, - это Святое как целостность и
завершенность. В Левите много внимания уделяется физическому
совершенству - необходимому требованию для всего, что в храме, и для
людей, входящих в храм. Животные, приносимые в жертву, не должны иметь
никаких изъянов, женщины должны очищаться после рождения ребенка,
прокаженные должны быть отделены и ритуально очищены перед тем, как к
ним будет разрешено приближаться, - если они излечатся. Все телесные
недостатки оскверняют человека и делают его непригодным для входа в
храм. Священник может касаться умершего только в том случае, если
умирает его близкий родственник. Но первосвященник вообще никогда не
должен касаться мертвого.
Левит, 21
17 скажи Аарону: никто из семени твоего во все роды их, у кого на теле
будет недостаток, не должен приступать, чтоб приносить хлеб Богу своему;
18 никто, у кого на теле есть недостаток, не должен приступать: ни
слепой, ни хромой, ни уродливый,
19 ни такой, у которого переломлена
нога или переломлена рука,
20 ни горбатый, ни с сухим членом, ни с
бельмом на глазу, ни коростовый, ни паршивый, ни с поврежденными ятрами;
21 ни один человек из смени Аарона священника, у которого на теле есть
недостаток, не должен приступать, чтобы приносить жертвы Господу; ...
Другими словами, он должен быть совершенен как человек, чтобы быть
священником.
Эта же мысль о физической цельности, в значительной степени повторенная,
развивается и применительно к социальной сфере, в особенности - по
отношению к военному лагерю. Культура израильтян достигала наиболее
полного выражения в том, как они молились, и в том, как они сражались.
Армия не могла одержать победу без благословения, и чтобы сохранить
благословением, воины должны были отличаться особенной святостью. Так что
военный лагерь должен был так же ограждаться от осквернения, как и Храм.
И здесь любые телесные недостатки лишали человека права входить в
лагерь, - также, как священнослужителя подходить к алтарю. Воин, у
которого ночью случится истечение тела, должен весь день пробыть вне
лагеря и вернуться после заката, вымывшись перед этим. Естественные
отправления должны происходить за пределами лагеря (Втор. 23.10-15).
Короче говоря, идея святости получала внешнее, физическое выражение в
целостности тела, представляемого как совершенный сосуд.
Целостность используется также для обозначения завершенности в
социальном контексте. Важное дело, если оно уже начато, не следует
оставлять незавершенным. Недостаток целостности в этом смысле также
делает человека непригодным для участия в сражении. Перед сражением
военачальники должны объявить:
Второзаконие 20
5 кто построил новый дом и не обновил его, тот пусть идет и возвратится
в дом свой, дабы не умер на сражении, и другой не обновил его;
6 и кто
насадил виноградник и не пользовался им, тот пусть идет и возвратится в
дом свой, дабы не умер на сражении, и другой не воспользовался им;
7 и
кто обручился с женою и не взял её, тот пусть идет и возвратится в дом
свой, дабы не умер на сражении, и другой не взял её.
Вроде бы нет причин считать, что это правило предполагает осквернение.
Здесь не говорится о том, что человек, наполовину не доделавший какое-то
дело, нечист так же, как нечист прокаженный. И действительно, следующий
стих говорит о том, что боязливые и малодушные должны идти домой, так
как иначе их страх может передаться остальным. Но в других местах
встречается явно выраженная мысль, что если человек взялся за плуг, он
не должен бросать начатое. Педерсен заходит так далеко, что утверждает:
во всех этих случаях человек начинает новое важное дело, и оно ещё не
завершено ... возникает новая целостность. Отказаться от него до срока -
то есть, когда оно ещё не поставлено или не закончено, - значит серьезно
рисковать, совершая грех. (Т.III, с.9)
Если следовать
Педерсену, то для благословения и военного успеха от
человека требовалось иметь целое неповрежденное тело, цельное искреннее
сердце и не быть вовлеченным ни в какие незавершенные начинания.
Отголоски приведенного выше отрывка можно найти в Новом Завете, в притче
о человеке, устроившем большой пир, гости которого, приглашенные им,
вызвали его гнев, отказавшись прийти под разными предлогами (Лука
14.16-24; Мат. 22. См. Black & Rowley, 1962, с.836). Один из гостей
приобрел новое имение, другой купил десяток быков и ещё не испытал их,
третий только что женился. Если согласно старому Закону каждый из них
мог считать свой отказ обоснованным, сославшись на текст Втор. 20, то
эта притча подтверждает точку зрения
Педерсена о том, что прерывание
начатого в гражданских делах считалось столь же неблагоприятным, как и в
военных.
Другие предписания развивают идею целостности в ином направлении.
Метафоры, стороящиеся на физическом состоянии тела и на новых
начинаниях, соотносятся с совершенством и завершенностью отдельного
человека и его дел. Другие предписания развивают понятие святости
применительно к видам и категориям. Гибриды и другие разновидности
смешения называются скверными.
23 И ни с каким скотом не ложись, чтоб излить [семя] и оскверниться от
него; и женщина не должна становиться перед скотом для совокупления с
ним: это гнусно. Слово "извращение" представляет собой красноречиво неточный перевод с
иврита редкого слова тебхель, значение которого - смешивание или
перепутывание. Та же тема присутствует в стихе Левита 19.19.
Уставы Мои соблюдайте; скота своего не своди с иною породою; поля твоего
не засевай двумя родами семян; в одежду из разнородных нитей, из шерсти
и льна, не одевайся.
И все эти установления предваряются общим требованием:
Святы будьте, ибо свят Я.
Мы можем заключить, что святость проявляется в цельности. Святость
требует, чтобы все соответствовало классу, к которому принадлежит. И
святость требует, чтобы различные классы между собой не смешивались.
Ряд других предписаний развивают последнее положение
Святость означает
чёткое различение категорий мироздания. Это понятие, таким образом,
включает определение, отличительные признаки и порядок. Под таким углом
зрения все нормы половой морали оказываются выражением святого.
кровосмешение и прелюбодеяние (Лев. 18.6-20) противоречат святости
просто в смысле отклонения от правильного порядка. Мораль не вступает в
конфликт со святостью, но святость больше связана с разделением того,
что должно быть раздельно, чем с защитой прав мужей и братьев.
Далее, в главе 19, следует ещё один перечень поступков, которые
противоположны святости. Развивая идею святости как порядка, а не
смешения, этот перечень рассматривает честность и прямоту как святое, а
неискренность и двурушничество как противоречащее святости. Воровство,
ложь, лжесвидетельство, использование неправильных мер и весов, любые
виды лицемерия, как например, злословие на глухого (улыбаясь при этом
ему в лицо), ненависть к ближнему, затаенная в сердце (когда для
видимости произносят ласковые слова), - все это предполагает явное
противоречие между тем, что есть, и тем, что кажется. В этой главе также
уделяется много внимания щедрости и любви, но это позитивные требования,
а меня интересуют негативные.
Теперь мы хорошо подготовлены к тому, чтобы рассмотреть законы,
касающиеся чистых и нечистых для еды животных. Быть святым - значит быть
цельным, быть единым; святость - это единство, сплоченность,
совершенство и индивида, и вида. Диетарные предписания просто развивают
эти составляющие понятия святости.
Прежде всего рассмотрим домашний скот - стада крупного рогатого скота,
верблюдов, овец и коз, которые являлись источником существования
израильтян. Эти животные были чистыми, поскольку контакт с ними не
требовал очищения перед тем, как войти в Храм. Скот, как и заселенная
израильтянами земля, получила благословением Бога. И земля, и скот через
благословением обрели плодородие, и то, и другое составляло часть
божественного порядка. Обязанностью хозяина было сохранить это
благословением. С одной стороны, он должен был поддерживать порядок
мироздания. Так что, как мы уже видели, не допускались никакие гибриды -
ни в полях, ни в стадах, ни в одежде из шести или льна.
В каком-то
смысле, люди так же заключают союз со своей землей и своим скотом, как
Бог заключает союз с ними. Люди придают особенное значение
перворожденным своего скота, соблюдение субботы касается и людей, и
скотины. Скот одомашнивается в буквальном смысле, принимается в дом как
рабы. Скот должен быть включен в социальный порядок, чтобы благословением
коснулось и его. Разница между домашним скотом и дикими зверями состоит
в том, что звери не включены ни в какой союз, который защищал бы их.
Возможно, что израильтяне здесь не отличались от других пастушьих
народов, которые не находят ничего хорошего в дикой добыче. К примеру, у
народа нуэр из южной части
Судана к тем, кто живет охотой, относятся с
неодобрением. Если кто-то из них вынужден есть мясо диких животных, то
это говорит о бедности пастуха. Так что, возможно, было бы неверно
представлять себе израильтян томящимися по мясу запрещенных животных и
находящими эти ограничения тягостными.
Драйвер безусловно прав,
рассматривая эти правила как a posteriori сделанное обобщение их
обычаев. Копытные животные, чьи копыта раздвоены и которые жуют жвачку,
- это модель подходящей для пастуха пищи. Если они должны питаться мясом
диких животных, то это должны быть такие дикие животные, которые имеют
те же отличительные признаки и, следовательно, относятся к тому ж виду.
Это своего рода казуистика, допускающая охоту на антилоп, диких коз и
диких овец. Все было бы совсем ясно, если бы не получилось так, что
составителям законов показалось необходимым дать указания о некоторых
пограничных случаях. Некоторые животные жвачные по видимости, такие как
заяц, тушканчик (или суслик), постоянно жующие челюсти которых
воспринимались как пережевывающие жвачку. Но они уж точно не
парнокопытные, и поэтому поименно названы среди запрещенных.
Точно так
же животные, которые парнокопытны, но не жуют жвачку, - свинья и
верблюд. Заметьте, что неудовлетворение двум критериям, отличающим скот
от всего остального, - это единственная причина, по которой свинья
исключается в Ветхом Завете; о её грязных помойных привычках ничего не
сказано. Поскольку свиньи не дают ни молока, ни шкуры, ни шерсти, то
держать их имеет смысл только из-за мяса. И если израильтяне не держали
свиней, то и повадки их им не были хорошо знакомы. Я полагаю, что
изначально единственной причиной отнесения свиньи к нечистым была
невозможность отнесения дикого кабана к разряду антилоп и что это то же
самое основание, по которому были исключены верблюд и тушканчик, - то
есть так, как это прямо говорится в тексте книги.
После того, как эти пограничные случаи исключены, закон переходит к
рассмотрению животных в соответствии с тем, какой образ жизни они ведут
в одной их трех стихий - в воде, в воздухе и на земле. Правила отбора,
которые задействованы здесь, значительно отличаются от тех, под которые
попадали верблюд и свинья, заяц и тушканчик. Поскольку эти последние
были исключены из разряда чистой пищи из-за того, что имели только один,
а не оба, отличительных признака домашней скотины. О птицах я не могу
ничего сказать, поскольку они просто поименованы, их описания не дано, и
перевод их названий - вопрос спорный. Но в общем случае, принцип,
который стоит за чистотой того или иного животного, - это его полное
соответствие тому классу, к которому оно относится. Нечисты те виды,
которые неполностью отвечают принадлежности к определенному классу, или
те, сам класс которых не укладывается в общее устройство миропорядка.
Чтобы выяснить это устройство, мы должны вернуться к книге Бытия и к
процессу творения. Там дается тройная классификация - по принадлежности
к земле, к водам и к тверди небесной. Левит принимает ту же схему и
разрешает для каждой из стихий определенный тип животных. В небесах
двуногие птицы летают с помощью крыльев. В воде чешуйчатые рыбы плавают
с помощью плавников. На земле четвероногие животные прыгают, скачут или
ходят. Всякий класс животных, не имеющих приспособлений для правильного,
соответствующего их среде, типа передвижения, противоречит святости.
Контакт с таким животным делает человека непригодным для входа в Храм.
Таким образом все, что в воде и не имеет плавников и чешуи, нечисто (11.
10-12). Ничего не говорится о привычках хищников или падальщиков.
Единственное условие чистоты для рыбы - это наличие чешуи и передвижение
с помощью плавников.
Четвероногие создания, которые летают (11. 20-26), нечисты. Любое
животное, у которого две руки и две ноги и которое при этом ходит на
всех четырех, как если бы оно было четвероногим, нечисто (11. 27). Затем
(11.29) следует список, вокруг которого возникало немало споров. В
некоторых переводах он оказывается состоящим исключительно из животных,
имеющих "руки" вместо передних ног, и которые извращенно используют эти
"руки" для ходьбы: ласка, мышь, крокодил, землеройка, разные виды
ящериц, хамелеон и крот (Danby, 1933), чьи передние ноги
противоестественно похожи на руки. Это свойство теряется в тексте Нового
уточненного стандартного перевода, где вместо "руки" использовано слово
"лапы".
Последний тип нечистых животных - это те, что ползают, извиваются,
пресмыкаются по земле. Такая форма передвижения явно противоречит
святости (Лев. 11. 41-44). Драйвер и Уайт использовали слово
"пресмыкающиеся" для перевода с иврита слова шерек, применимого и к тем,
кто извивается в воде, и к тем, кто ползает по земле. Как бы это ни
называлось - извиваться, ползать или пресмыкаться - это все
неопределенные формы движения. Поскольку основные категории животных
определены через типичные для них виды передвижения, "пресмыкание",
которое не является типом перемещения, свойственным какой-либо
определенной среде, выпадает из базовой классификации. Пресмыкающиеся
твари - это ни рыба, ни мясо, ни птица. Угри и черви населяют воду, но
при этом не являются рыбами; рептилии передвигаются по суше, но не как
четвероногие; некоторые насекомые летают, но не так, как птицы. В них
нет порядка. Вспомните, что говорит пророк Аввакум об этой форме жизни:
Ибо ты делаешь людей подобными рыбам морским, пресмыкающимся, над
которыми нет закона. (1. 14).
Прототипом и моделью пресмыкающихся оказывается червь. Как рыба
принадлежит морю, так червь принадлежит могиле, области смерти и хаоса.
В случае с саранчой мы имеем интересный и согласующийся с вышесказанным
пример. Тест на то, является ли животное чистым и, следовательно,
съедобным, строится на том, как оно передвигается по земле. Если
ползает, то оно нечистое. Если прыгает, то оно чистое (11. 21). В Мишне
упоминается, что лягушка не названа среди пресмыкающихся и не несет
никакой нечистоты (Danby, с.722). Я полагаю, что лягушка не была названа
среди нечистых потому, что передвигается прыжками.
Если бы пингвины жили
на Ближнем Востоке, они скорее всего оказались бы среди нечистых - как
бескрылые птицы. Если список нечистых птиц перевести на язык тех же
категорий, то вполне может оказаться, что они аномальны, отклоняются от
нормы, потому что плавают и ныряют, и при этом летают, или что они
несовсем птицы в каком-то ещё смысле.
Безусловно, нелегко было бы согласиться с тем, что "Будьте святы" значит
только "Будьте отделены", не более того. Моисей требовал от детей
Израилевых, чтобы они никогда не забывали о заповедях Бога:
Второзаконие, 11
18 Итак положите сии слова Мои в сердце ваше и в душу вашу, и навяжите
их в знак на руку свою, и да будут они повязкою над глазами вашими;
19 и
учите им сыновей своих, говоря о них, когда ты сидишь в доме твоем, и
когда идешь дорогою, и когда ложишься, и когда встаешь;
20 и напиши их
на косяках дома твоего и на воротах твоих.
Если предложенная интерпретация запретности некоторых животных верна, то
диетарные законы могли быть своего рода знаками, служившими отправными
точками размышлений о единстве, чистоте и совершенстве Бога. Через
исключающие предписания святость получала физическое выражение в любом
соприкосновении с миром животных и в любой трапезе. Соблюдение диетарных
предписаний, таким образом, было значимой частью большого литургического
действа признания и служения, достигавшего своей высшей точки в храмовом
жертвоприношении.
Оглавление
www.pseudology.org
|