1994 Руслан Имранович Хасбулатов Великая российская трагедия 04 октября - последний день сопротивления Кровавый рассвет ...Сквозь полудрему, как назойливое жужжание осы, был слышен какой-то непривычный для уха шум. Нарастающее в подсознании беспокойство боролось с потребностью сна. Беспокойство одолело - я окончательно проснулся. Встал - и опять этот монотонный, далекий шум. Быстро побрился, умылся, надел чистую рубашку, сменил черный костюм (у меня здесь целый гардероб). Подошел к окну. Окно выходит на набережную, далее - мэрия, со злочастного взятия которой я почувствовал огромную усталость. Рассвет еще не наступил, еще рано, 4 часа утра. Всматриваюсь в темные, но уже чуть светлеющие громады зданий - над ними, может быть, мне показалось, какие- то огненно-оранжевые блики - грозное предзнаменование... Штурм ожидался почти ежедневно, уже с неделю. Было ясно, что президент- преступник зашел очень далеко: слишком много влиятельных людей вовлечено в грязную работу по подготовке и осуществлению путча, слишком крупные внутренние и международные силы приняли участие в заговоре, разработке планов по свержению конституционного строя, ликвидации сопротивления, в операциях прикрытия и провокациях. И эти силы не позволят просто так безвольному, но авантюристичному диктатору согласиться на отступление. Эти мысли постоянно стучали в голове, они находили подтверждение по мере поступления информации от окружения кремлевского заговорщика и его верного Санчо Пансо - Черномырдина. Штурм Тем не менее он оказался неожиданным - этот штурм. Видимо, так уж устроен человек, самое страшное, даже самое реальное его воображение отодвигается куда-то в сторону, разум не мирится с жестокой, коварной реальностью. Мне говорили, что уже третий день "ястребы" настаивают на силовом решении проблемы. Среди них были, как ни странно, Козырев и Филатов. Но наибольшее влияние оказывали Ерин и Барсуков. Барсуков потом почти отстранил от руководства операцией Ерина и Пономарева, требовал "расстреливать всех!" Шум нарастал, вскоре я понял, что движутся танки... Было 6 часов 30 минут... Сейчас даже не могу припомнить, с каким чувством воспринял я артиллерийскую атаку, грохот разрывающихcя снарядов. Возможно, долгое ожидание неумолимо надвигающегося события делает сознание невосприимчивым к нему, каким бы трагическим оно ни было. Возможно. Но одновременно было и другое подсознание, отвергающее этот жестокий артобстрел. Это второе подсознание отказывалось верить тому, что видели глаза, слышали уши, воспринимал ум. Происходящее все эти две недели, дополняемое адским грохотом разрывающихся артснарядов, вызывало один и тот же вопрос: как терпит страна эту бойню и насилие, как терпит мир этот режим, не менее фашистский, чем режим Гитлера, Муссолини, Пиночета. Но ведь даже они не расстреливали из танков сограждан в центре столицы. Расстрел Парламента Вскоре мне сообщили, что из танковых крупнокалиберных орудий бьют прямой наводкой по верхним этажам здания Верховного Совета Российской Федерации. Стреляют офицеры - "добровольцы", танкисты Таманской гвардейской дивизии, прославленной в боях с гитлеровцами-фашистами на полях сражений Великой Отечественной войны. В это время ко мне зашел Руцкой. Отнюдь не бледный и растерянный, как писали, но с впалыми щеками, с болью и тоской в глазах. - Будут штурмовать, - сказал он. - Летчики отказались бомбить. Кобец подкупил офицеров-предателей. За каждый выстрел по "Белому дому" - 1 тысяча долларов, имена сохраняются в тайне, им обещаны квартиры в Москве. А ведь вы, Руслан Имранович, всегда доверяли и относились с уважением к Кобецу. Это - его работа. - Я и сейчас не верю, - ответил я, - что это его работа. Подкупать есть кому и кроме Кобеца. - Да нет, речь идет о достоверных фактах. Один из офицеров, которых уговаривали сесть в танк и открыть огонь по "Белому дому", у вас в приемной. Хотите поговорить? - Нет... Руцкой уже расположился рядом с кабинетом Председателя Верховного Совета - в небольшой уютной гостиной, с окнами, выходящими во двор парламентского здания. Его кабинет был еще вчера обстрелян с крупнокалиберного пулемета и я предложил ему разместиться в этой гостиной. Там на столах Александр Владимирович развернул радиостанцию, с которой работал его брат, Михаил, подполковник, знакомый мне еще по подавлению путча в августе 1991 года. Руцкой высказал надежду, что вертолетная часть, отказавшаяся бомбить "Белый дом", может придти на помощь осажденным. Но что-либо конкретное в этом плане сообщить не мог. Обсудили ситуацию. Было ясно, что мы подошли к черте, за которой уже были немыслимы какие-либо разумные шаги со стороны Кремля... ... Самое сложное дело - объяснить, что Парламент не должен был готовиться к "неконституционным событиям". Не должен был - иначе он сам был бы обвинен в измене. Попытки обвинить меня в том, что я якобы "не был готов" к таким событиям - невозможно все это слышать. Весь год прошел под непрерывные угрозы Президента совершить переворот. Я неустанно разъяснял людям реальность этих угроз, просил помощи, требовал соблюдения Конституции, уважения к законам. Что еще? "Создавать партизанские базы"? - как говорил Иван Шашвиашвили. Чушь. Мы не могли сами нарушать закон. Парламент не может стать заговорщиком. Помнится, такие же обвинения звучали и 19 августа 1991 года. "Революционное мышление" довлеет над рационализмом и понятием "закон". ...Почему-то очень хотят, чтобы я был растерян. А я и не знаю, что это такое - растерянность. Наверное, когда меня убьют - будут судачить именно об этом. Откуда эта извращенная болезнь: лгать, свои измышления тут же сообщать на весь мир? Жалкие "провидцы"! ... "Почему вы не были готовы к тому, что ваш дом ограбят?" - нелепый вопрос. А ведь задают. Почему же не хотят сказать тому, кто совершил злодеяние: "Вы - злодей." И здесь ищут "равной ответственности": убийцу и его жертву ставят на один уровень. И делают это вроде бы "сочуствующие": это у них позиция такая, "объективистская" - самая подлая позиция, вводящая людей в заблуждение. ...Я не был готов к перевороту, потому что мне не было надобности быть к нему готовым. Но встретил я этот переворот так, как следовало встретить главе Российского Парламента и мужчине. Таким останусь до конца. А он близок. Этого у меня никто не отнимет. И на пресс-конференции опять этот дурацкий вопрос. Вот мой ответ: "Почему я должен разрабатывать тактику и стратегию? Я что - полководец? У нас есть план законодательной и контрольной деятельности, Конституция, решения соответствующих съездов народных депутатов, законы, постановления Верховного Совета. Их выполнение и есть стратегия и тактика деятельности Парламента и его Председателя. Почему мы должны готовиться к каким-то государственным переворотам? И обвинять меня в том, что я не закончил факультет стратегии Генерального штаба, вряд ли разумно..." Рано утром зашел в Палату национальностей. Выступал Борис Тарасов: - Та сторона прекрасно экипирована. В касках, бронежилетах. Их боевые действия поддерживают бронетранспортеры, оснащенные крупнокалиберными пулеметами калибра 14,5 мм. Вокруг здания стоят боевые пехотные машины БМП-1 и БМП-2. Первые оснащены пушками "Гром" калибра 75 мм. На вторых установлены скорострельные авиационные пушки калибра 30 мм. Кроме того, к Дому Советов подошла 72-я гвардейская Таманская дивизия. Пока из танков стреляют холостыми снарядами или болванками. Но если применят пушки - 100 мм или 120 мм - от здания ничего не останется. Дом Советов блокирован со всех сторон. От мэрии - по рубежу прежнего оцепления, а с Москвы-реки - цепями спецназа и ОМОНа. Допускается возможность броска для штурма. Поступают сигналы о пьяных "бейтаровцах". Еще один эпизод того дня. По радиостанции: - Я - 808-й. Я - 808-й. Что слышно по поводу окружной дороги и хозяйства на ней? - 808-й, я - 801-й. К нам идет помощь. Держитесь. Не давайте пройти на этажи. - Конкретнее. Помощь прошла с окружной дороги или нет? - Докладываю. На Арбате идут 50 БМП. По всей видимости, туляки. - Нас обстреливают уже из пушек и гранатометов. Эфир заполняют обращения к офицерам Министерства внутренних дел. - Офицеры милиции внутренних войск Вооруженных Сил! Я сам - офицер. Мы все давали присягу на верность Родине и Конституции. Кого вы защищаете? Офицеры, вы убиваете женщин и детей, свой народ. Вспомните клятву. Сейчас стреляют из БТРов против нас пьяные омоновцы и военизированные боевики Боксера из сионистской организации "Бейтар". А вы смотрите, как расстреливают и убивают русских, грузин, украинцев, белорусов ради "миллиардов", накопленных Лужковым и его командой? Опомнитесь, идите на защиту Дома Советов, если у вас есть честь, совесть и понятие об офицерском долге! - Это записала на диктофон спецкор "Русского Севера", находившаяся в здании Парламента. (*1) - Прием. Как слышите? Прием. Танки стволами развернулись на гостиницу "Киев". Стрельба временно прекратилась. В подвале пять-шесть спецназовцев. - Офицеры, не стреляйте против собственного народа. Нам не дают вытащить раненых, спасти женщин и детей, которые сегодня погибают. Я прошу вас прекратить огонь. Мы готовы на любые переговоры. Мы погибаем безвинно, как погибли сотни россиян, которые лежат под руинами Дома Советов. Помогите сделать все возможное, чтобы не разгорелась гражданская война! Я прошу вас не стрелять, прекратить огонь! Не надо вести огонь из пушек и танков. Мир ужасается, глядя на то, что здесь происходит. Я обращаюсь к вашему разуму, к вашей совести. К нам идет на помощь российская армия, тысячи и тысячи москвичей. Не усугубляйте своей вины безвинными смертями. Не превращайте россиян в пушечное мясо, в фарш! - Друзья, я верю в ваш разум. Неужели вы захотите стать участниками бойни? Давайте остановим кровопролитие. Мы выносим людей. Дайте нам возможность передать их в "скорую помощь". У нас нет медикаментов. Люди истекают кровью и погибают. Давайте остановимся на тех многочисленных жертвах, которые зафиксированы на двенадцать часов дня. Я убедительно вас прошу: сделайте все, чтобы кровопролитие прекратилось... Вновь в зале появился Хасбулатов. - Руслан Имранович, как вы оцениваете ситуацию, сложившуюся к этому часу? - Сейчас речь идет о реальной угрозе фашизма. Она стала приобретать конкретные очертания в виде расстрелов людей на месте, жестокого подавления инакомыслия, произвола, полного ограничения человеческой свободы, издевательства над личностью. Вчера были расстреляны люди, сегодня началось массовое избиение народа. Шествие фашизма пока не остановлено. И снова, в который раз, замирают присутствующие в Палате национальностей - включается радиоперехват. - "Фрегат", "Фрегат", как слышишь? Кто под домом - ты видишь или нет? - С вашей стороны бродят наемники. - В каком обмундировании? - В гражданке. В основном с оружием в руках. Но в кустах прячутся без оружия. - "Трест", у нас информация, что на втором этаже сидит их группа. Подожди, тут нештатная ситуация: внутри здания, в холле, ребята-спецназовцы ведут переговоры. Подожди. - Как дела? Как дела? Прием. - Они пришли требовать от нас сдачи, а какой-то ... выдумал переговоры. На самом деле под этим видом пролезают вперед. Мы наготове. - "Трест", "Трест", у меня здесь на мраморной лестнице капитан предлагает вывести женщин и раненых под его охрану. Их капитан. В подвальном помещении они якобы уже кого-то охраняют. - Говорит 808-й. Будьте очень внимательны. Под видом переговоров они ведут разведку и проникают к нам. Из женщин согласилась выйти только одна. Тяжелораненых у нас нет. Как поняли? Прием... (*2) "Как спасти людей?" "Как спасти людей?" - вот основной вопрос, который мы задавали друг другу в эти роковые часы, когда нам стало ясно, что штурм уже идет. О нас с Руцким речь не шла. Мы знали об охоте, которая была организована за нашими жизнями с вечера 2 октября. Нам надо было знать, какие команды отданы Кремлем в отношении двух тысяч людей, оставшихся в "Белом доме" 4 октября, как намерены с ними поступить еринцы, грачевцы, бейтаровцы и прочая шваль, если она одержит "победу". Шансы на благополучный исход уменьшились к утру 4 октября до минимума. Решили использовать все возможности для прямых и косвенных переговоров, через иностранных дипломатов, журналистов, любых общественных и религиозных деятелей, кто готов будет выслушать нас. Разумется, не сбрасывали со счетов и прямые контакты с правительственными чинами, если они пойдут на это. Такое поручение я дал также Юрию Воронину, Валентину Агафонову и Олегу Румянцеву, другим членам Верховного Совета, которые постоянно приходили ко мне в кабинет. То же самое делал Руцкой, помимо общего руководства действиями министров и других командиров, находящихся в "Белом доме". Я попросил Руцкого: "Надо удержать вооруженных людей в "Белом доме" от ответного огня. Прикажите Ачалову, пусть распорядится. Сошлитесь на идущие переговоры с Правительством, Советом Федерации, Конституционным судом. Иначе перестреляют всех людей. - Согласен, но нам надо окончательно решить вопрос о выходе из "Белого дома". Затянем до ночи - никому не бывать в живых. - Ну, нам-то с тобой все равно не быть в живых, Александр Владимирович, - мрачно пошутил я, - надо спасать всех других, находящихся в здании. Румянцев, Уражцев, Андронов, Юрий Юдин, Воронин, Агафонов, Сыроватко, Коровников, Ахметханов, Виктор Югин, которые тоже были почти постоянно возле нас, непрерывно пытались дозвониться по радиотелефонам до Черномырдина, Сосковца, Лобова, Зорькина. Им помогали сотрудники моего Секретариата, депутаты Алироев, Николай Иванов. Время от времени из Палаты национальностей приходили Бабурин, Исаков, Тамара Пономарева - тоже пытались дозваниваться до официальных лиц. Иногда это удавалось, что- то можно было сказать под грохот орудийных выстрелов и тяжелую дробь крупнокалиберных пулеметов. Вот тогда-то, возвращаясь из Палаты национальностей, я увидел Руцкого, беседующего с иностранными тележурналистами. Увидев меня, Руцкой позвал: -Руслан Имранович, подойдите сюда. Я обращаюсь через журналистов к правительствам их стран. Если сюда не придут послы западных стран (СНГ вряд ли пропустят), не дадут гарантий, - могут всех перебить. Видите, никто никаких переговоров не ведет, стрельба усиливается. Подходят новые части... Кто-то из журналистов обратился ко мне: "Это так, господин спикер? - Вы считаете, что вас всех здесь могут расстрелять?" Я ответил: - Александр Руцкой прав. Конечно, если бы ваши правительства вмешались раньше, этой бойни вообще не было бы. Сейчас они могли бы повлиять на приостановление начавшегося штурма. Какой смысл убивать безоружных людей? Здесь много женщин, есть дети. Есть ваши коллеги-журналисты... - А вы не хотели бы перебраться в какое-нибудь западное посольство? - Я об этом и не думал. Не знаю, что вы здесь говорили. Я хотел бы спасти оставшихся здесь людей: и депутатов, и не депутатов. Не обо мне речь... Кто штурмовал Российский Парламент? В предрассветный час вместе с грохотом танков и танковых орудий, вокруг "Белого дома" стали концентрироваться бронетранспортеры. В некоторых из них находились мужчины, одетые не по форме, позже мне сообщили, что это "бейтаровская гвардия" - из числа еврейской молодежи Москвы. Зачем им понадобилось расстреливать нас? Сколько было воплей прессы о "чеченских добровольцах", которых в природе не существовало? И где крикливый Полторанин? Где газеты, радио, телевидение, которые показали бы этих молодчиков, пришедших расстреливать прежде всего русских депутатов, русских женщин, русских солдат и офицеров России, защищающих свою честь и достоинство, свое Отечество и свои законы? Что нужно этим бейтаровским головорезам в самом центре Москвы? Кто им позволяет насмехаться над чужими нравами и обычаями, оскорблять Россию, все народы нашей огромной страны, наше Отечество? Какое они получили задание? От кого? Что они преследуют? И как могут называть себя русскими генералами Грачев, Ерин, Кобец, посылая этих наемников убивать российских депутатов? Что это - для защиты Ельцина? А кто на него нападает, чтобы его защищать? Для кого и для чего? Разумеется, не для народов России, не для Государства российского... Еще одна группа штурмовиков в нестандартной форме оказалась сотней "афганцев"-добровольцев. Но я далек от мысли, что они могут опозорить всех "афганцев". Так же, как и не вся, далеко не вся армия несет ответственность за измену и трусливое поведение некоторых военачальников. Последние часы в горящем Парламентском дворце ...Эти последние часы пребывания в "Белом доме", наверное, были самыми трудными в моей жизни. Для меня они были как бы "растянутой смертью" - своей и того дела, которое я так честно и бескорыстно старался претворить в жизнь с июля 1990 года, с того периода, когда, став Первым заместителем Председателя Верховного Совета России, так или иначе влиял на политику страны - развитие демократии в стране, создание предпосылок и условий, при которых народ и страна стали бы процветающими... Надежды на коренное изменение ситуации, что придут какие-то войска, о чем все еще продолжали говорить Руцкой, Коровников, Ачалов, - у меня лично не было. Впрочем, ее у меня не было уже давно. Меня обманывали буквально с первых дней начала Трагедии. На мои требования организовать ввод войск с целью их расположения по периметру "Белого дома" мне отвечали: "Да, правильно, мы это делаем, войска в пути, подойдут завтра." Завтра говорили: Да, все правильно - подойдут завтра." И так - бесконечно... Да, надо было самому делать и это дело. Но что проку думать сейчас об этом? Руцкой, Уражцев, Румянцев непрерывно выступали по рации на волнах штурмующих омоновцев. Выступил архидьякон Никон, но его обматерили - и он растерянно смотрит на меня. Я даже рассмеялся. Они просили, умоляли не стрелять, не убивать мирных людей. Объясняли, что здесь нет никаких штурмовиков-боевиков, жаждущих бойни. Говорили о необходимости оказания срочной медицинской помощи многочисленным раненым, в том числе женщинам, подросткам. Тщетно. В ответ - усиление пулеметного обстрела - пули производили впечатление крупного, частого дождя, шлепаясь о стены Парламента. Ухали башенные орудия с тяжелых танков, снаряды разрывали с огромной силой здание нашего дворца. Сперва - где-то наверху, затем - все ближе к нам, к нижним этажам... Бронетранспортеры подошли к Дому Советов около 7 часов утра, расстреляли безоружные посты охраны, палатки. В них спали в основном женщины и дети. Те, кто был в здании, видели, как трупы, множество трупов, накрывали полиэтиленовой пленкой. Затем начался расстрел Парламента. "На огонь не отвечать!" В 7-30 утра по внутренней трансляции Дома Советов Руцкой передал приказ: "На огонь не отвечать". И вплоть до штурма защитники Конституции не сделали ни единого выстрела в ответ на шквальный, убийственный огонь штурмовиков. ...Из своих апартаментов я переходил в зал Палаты национальностей, куда часов в 8 утра были перемещены оставшиеся в здании люди - депутаты, сотрудники, служащие, журналисты, пришедшие к нам на помощь люди - среди них я уже ранее приметил знакомых ученых, профессоров, художников - все они, видимо, решили разделить с нами свои судьбы. Многие ушли ночью, зная о трагедии у "Останкино". Поэтому осталось на 4 число уже сравнительно немного людей - не более 450-500 человек. "Они спасли честь нации!" Так напишет позже Владимир Бушин. Лаконично и точно. Среди знакомых лиц я узнавал и тех, кто здесь находился и в дни августовского путча 1991 года, вот они опять пришли по зову сердца и совести для защиты Свободы, Справедливости... Длинными, узкими коридорами я переходил из своего "председательского" крыла здания на 5-м этаже "Белого дома" в Палату национальностей. По переходам расположились ребята в зеленой униформе. Они каждый раз вопрошающе смотрели на меня. Я останавливался, заговаривал с ними... Еще первый раз, столкнувшись с ними, я задал вопрос подошедшим ко мне юношам: - Что будем делать? Как настроение? К сожалению, все развивается не так, как должно было бы быть. Армия не желает действовать согласно Конституции. А боевики Ерина готовы всех расстрелять. Надежды на победу защитников Конституции практически нет. Может быть, подумать, как вам незаметно уйти из здания Верховного Совета? - Мы будем вас защищать, Руслан Имранович. - Мы не дадим вас и Руцкого убить, они уже пытались сделать это дважды - ночью 2-го, и рано утром 3-го октября. Мы обезвредили этих людей, может быть, вы и не знаете об этом. А что делать? - это решайте вы сами. Только не терзайтесь мыслью о том, что не можете найти выход из положения. Мы с ребятами все обсудили. Вы, Руслан Имранович, человек не военный. Вы - политик. Большой политик. Вы как Председатель Верховного Совета России и ваши депутаты сделали все, что было возможно сделать для предотвращения путча, а затем и его подавления. За вами мы не видим ошибок. Будьте спокойны..." Другие, стоящие полукругом ребята в униформе молча кивнули, отдали честь. Расступились. Я прошел. Слышать это в такие трагические минуты, может, было утешительно, но и горько. Нет, ребята, думалось мне, если мы терпим поражение, значит, я не сделал всего, чтобы не допустить поражения. Шел и думал: что же сказать этим мужественным парням? Даже в эти трагические для каждого из них минуты, они хотели поддержать меня... Рано утром был убит отец Виктор. Он вместе с другими священниками (Алексеем Злобиным, отцом Никоном, отцом Андреем) организовал крестный ход вокруг "Белого дома". Взывал к совести солдат, пытался сеять добро в ожесточившихся сердцах. Отец Андрей после освобождения мне рассказал, что на отца Виктора наехал танк и стал кружиться. Искромсали тело священника в клочья перед Российским Парламентом. Вечная ему память!.. Среди оставшихся в "Белом доме" была хрупкая девушка. Как-то, быстро проходя по переходу, я увидел, как она взяла громкоговоритель и в сопровождении двух парней направилась к разбитому окну, выходящему на Набережную. Стала просить атакующих не стрелять, пыталась объяснить, что здесь - защитники Конституции, текие же молодые ребята, как и они, говорила, что здесь нет никаких преступников, а ребята имеют единственную цель - защитить Конституцию, защитить парламентариев, сотрудников, работающих в Российском Парламенте. Депутаты, - говорила она, - написали те Законы, по которым живут люди, само Государство, они - не военные. Разве мирных людей, пришедших к ним на защиту, можно убивать? Еще долго, взволнованно, путая слова, говорила в громкоговоритель эта мужественная девушка. По ней открыли сильный огонь. Она продолжала говорить. Я не выдержал, закричал ребятам: "Уберите девушку!" Они подскочили к ней - не успели! Она вскрикнула, схватилась за левый бок, сквозь пальцы показалась кровь... Я, как очумелый, кинулся вон - не было сил смотреть на все это, слышать это... Я чувствовал свою вину за то, что не сумел обеспечить разгром ельцинского путча быстро и решительно. И в то же время сознавал свою ответственность за тех, кто стрелял в эту девушку, в людей у мэрии, у "Останкино". А сейчас убивал нас. Никак не мог отделаться от мысли, что и за штурмовиков, наступающих на "Белый дом", и за защищающихся в нем - за всех за них я в равной мере ответственен перед Законом и перед народом. Эти последние часы и минуты в Парламентском дворце были страшными для меня: в силу неотразимости наступающего конца - гибели Верховного Совета, Конституции, демократии, мечтаний о свободе, равенстве, счастье. Расстрел танковыми орудиями всего того, чем жил последние годы - надежды на улучшение жизни людей, их нравственное, культурное освобождение, построение прочных демократических институтов власти, которые контролировались бы самим народом... Но - побеждает обыкновенный фашизм... Как мужественно вели себя мои друзья-парламентарии, как достойно они встречали нашу гибель! ... В примыкающих к Палате национальностей коридорах - множество людей, много незнакомых лиц. Подходят, здороваются, некоторые благодарят (за что?), прощаются... Зашел в зал Палаты - депутаты наши сидят в креслах, некоторые дремлют, разговаривают между собой, другие расхаживают по рядам. Увидев меня, Людмила Бахтиярова говорит: "Подойдите сюда, Руслан Имранович!" Шиповалова и Сорокина просят выступить... Выступил. Выступают поочередно - Бабурин, Павлов, Воронин, Румянцев, Агафонов... Женщины-депутаты ведут себя особенно мужественно - ни одного упрека я не слышал от них, не видел ни одного осуждающего взгляда. Наоборот - подчеркнутое уважение, попытки улыбаться, иногда - сквозь слезы... А у меня в висках стучит: "спасти людей, спасти". Сердце стучит: "Спасти надо, спасти людей". Было начало 12-го, почти полдень, когда я опять зашел в Палату национальностей после этого тяжелого случая. Все смотрят на меня. Рядом - Солодякова Нина, Пономарева Тамара, Бахтиярова Людмила, Залевская Ирина, Шиповалова Лидия, Сорокина Мария. Залевская нерешительно спрашивает: "Есть ли надежда, Руслан Имранович?" Отвечаю: - "Надежда умирает последней. Будем надеяться на лучшее, хотя по радиоперехвату зафиксированы приказы давить мирных граждан, если они будут бросаться под идущие к "Белому дому" танки". Я сказал, что мы предпринимаем все усилия, чтобы вывести из здания женщин и детей. Женщины энергично завозражали, громче всех Светлана Горячева. Она сказала, что в этом случае мужчин еще скорее перестреляют... Один из казачьих командиров, подразделение которого приехало с Южного Урала, подошел ко мне: "Спасайте всех, Руслан Имранович, у меня 17-летние ребята. Из 150 человек осталось пятеро"... Внутрь здания прорвались через десяток основных подъездов ударные передовые группы войск и ОМОНа. Штурмовики непрерывно стреляли из автоматов, швыряли гранаты. Их взрывы сливались с залпами пушек. А потом загрохотали орудия танков, прожигая насквозь верхние этажи бронебойными кумулятивными снарядами. Парламент умирал постепенно, с верхних этажей, смерть снижалась в пламени и в черной копоти вспыхнувших пожаров. В зале Палаты национальностей, лишенном окон и потому недоступном пулям, теснились в полутьме депутаты, канцеляристы, секретарши, стенографистки, официантки парламентской столовой, журналисты, не ушедшие демонстранты. Будто в катакомбе, тлели огоньки свечей. Стены вздрагивали от грома артобстрела. Кто-то из женщин запел старинную русскую песню. Им хором подпевали. И снова пели. Декламировали патриотические стихи. Кое-кто молился. Некоторые писали прощальные записки своим семьям, опасаясь самого худшего. Но мне казалось, что они надеются на меня, на Руцкого - что мы сможем найти какой-то выход даже из этого, казалось бы, безнадежного положения... Стреляют очень сильно. Подходит Ачалов, говорит, что у набережной - десантники. Хочет попробовать добраться до них, попросить прекращения стрельбы. Я отговариваю, несколько иронически говорю: "Раз для этого не хватило двух недель, что же теперь..." Ачалов прощается, хромая, уходит. Я сижу, курю трубку. Подсаживаются Александр Коровников, Иса Алироев и Виктор Баранников. Говорить, собственно, нечего. Коровников говорит что-то о самолетах, вертолетах, которые "должны" подойти на помощь. У меня не было желания сказать что-нибудь резкое - лишь улыбнулся саркастически, во всяком случае, мне того хотелось. Через полчаса Ачалов возвращается, говорит: "Сильный огонь". "А что, выходя, вы разве не догадывались об этом?" - Молчит... Ахметханов смеется. В приемной, у большого стола, где обычно работал дежурный секретарь, плашмя на полу лежал Румянцев, раскинув ноги, и говорил с кем-то по- венгерски. Мозг автоматически отметил: "А я и не знал, что Олег говорит еще и по-венгерски..." Хусейн, мой двоюрный брат, протягивает телефонную трубку, говорит: "Зорькин!" Хватаю трубку, кричу: "Валерий Дмитриевич, вы живы?" - Тут же, издеваясь привычно над собой, - "Конечно, вы живы, иначе как бы я мог с вами говорить." - И сразу - "Вы знаете, что здесь происходит? Здесь обыкновенный фашизм. Десятки тысяч людей, до зубов вооруженных, танки, бронетранспортеры, - все это штурмует парламентариев и напуганных гражданских лиц, в том числе женщин и детей! Вы себе это представляете? Я прошу вас приехать сюда, Валерий Дмитриевич! Приезжайте со всем составом Конституционного суда!" Зорькин: - Я постараюсь, Руслан Имранович. Я даже не знаю, что сказать вам - непрерывно стараюсь дозвониться до Ельцина, до Черномырдина - не соединяют. Другие официальные лица ссылаются на них (грохот взорвавшегося снаряда). Что это, орудие?.. Руцкой: - Руслан Имранович, скажите ему, чтобы приехал с руководителями регионов и иностранными послами. Я: - Вы можете приехать с кем-нибудь из руководителей регионов, послами? Зорькин: - Я постараюсь (еще один разрыв). Больше ничего не слышно. Я опять захожу в свой кабинет, сажусь в рабочее кресло за большой стол. Обхватил руками голову. Опять думаю - что же делать, как вывести отсюда людей? Через подземные ходы? Не получится - перестреляют в полумраке. Заскакивает Юра Гранкин вместе с Махмудом Дашкуевым. Кричат: "Нельзя здесь сидеть - снаряды, снайперы - окна под их прицелом!" Выхожу из кабинета - Руцкой, Воронин, Агафонов, Румянцев, Исаков, Исаев окружили Аушева и Илюмжинова. Рассказывают, друг друга перебивая. Я подошел, поздоровался. Сразу спросил: "Есть ли возможность остановить штурм здания? Надо спасать людей. Мы свой долг выполнили до конца. Здесь никаких экстремистов нет. Все подчиняются Руцкому и мне. Много убитых и раненых, судя по докладам, есть больные, женщины." Отвечают, что не могут ни попасть к Ельцину, ни дозвониться. Черномырдин настроен агрессивно, никаких переговоров не признает. "Надо перебить эту банду", - вот его несколько раз повторенные слова. Советую немедленно выбраться отсюда, поехать, к Зорькину, собрать лидеров регионов, связаться с представительствами СНГ и посольствами, передать им мою просьбу выехать сюда. Тогда, возможно, остановят огонь. Это, может быть, последний шанс. Руцкой и другие меня поддержали. Аушев и Илюмжинов уехали... Рассказывает Иона Андронов Иона Андронов: - "И в момент смертельной опасности, когда проявляется в человеке нутро его характера, Хасбулатов и Руцкой выглядели поразительно непохоже. Руцкой с заострившимися чертами офицерского усатого лица возбужденно командовал своими штабистами или взывал по радиотелефону к помощи то разных миротворцев-посредников, то его сослуживцев из ВВС, то зарубежных послов. А Хасбулатова я видел в основном сидящим одиноко и молча, прислонясь спиною к стене, и курившим неразлучную трубку. Впоследствии московские газеты сочинили, что якобы от панического страха Руцкой в "Белом доме" истерически метался, а со слов секретарши Хасбулатова, "в последние часы штурма он вообще отключился и просто не верил в происходящее". Это неправда. И не видел я в последние часы штурма возле Руцкого или Хасбулатова каких-нибудь секретарш. Все женщины отсиживались в Палате Национальностей. Руцкого и Хасбулатова окружали только мужчины, имевшие бронежилеты, каски, автоматы. - Держитесь, Иона Ионович, не робейте, - сказал мне Хасбулатов с ободряющей усмешкой. - Выживем? - сорвалось у меня. - Надеюсь, что вы и другие депутаты и парламентские служащие останетесь живы. И простите меня, что не смог уберечь уже погибших. Сам я не уверен, что хочу остаться живым. Это же он говорил тогда и прочим депутатам. Говорил спокойно, иногда улыбаясь. И без каких-либо признаков страха. Такой непривычный нам бестрагедийный фатализм перед угрозой гибели наблюдал я на войнах и в мирной жизни азиатских стран Востока: там мусульмане, индусы, буддисты смиренно воспринимают смерть как предначертанную волю божью. Помню, как в Афганистане поборники ислама моджахеды нередко вызывающе улыбались даже перед их казнями. Это оказалось и в крови московского чеченца, недавнего паломника в священную Мекку. А будучи ученым и политиком, он еще накануне штурма Парламента, мог очевидно, предугадывать свою участь. С того же азиатского Востока усвоил Руцкой абсолютно противоположное - бойцовскую агрессивность летчика-истребителя советских ВВС в Афганистане. На сумасшедших реактивных скоростях он наносил бомбовые удары, увиливал от настигавших его с земли и неба американских "Стингеров" и пилотируемых пакистанцами "Фантомов", был сбит, катапультировался, сломал ребра и позвонки, вылечился, опять воевал. И снова был сбит, отстреливался от погони до последнего патрона, попал в плен, дождался освобождения и заново взмыл ввысь раскидывать оттуда бомбы и ракеты. Дважды сбитый, он спасся из горящих самолетов благодаря свему бесстрашию и доброкачественным парашютам. Не было у него страха и в горящем "Белом доме". Но не имелось здесь бесполезных парашютов. И вот генерал авиации в смертельном "штопоре" головокружительной карьеры жал под конец на все аварийные кнопки, педали, рычаги". (*3) "Альфа" ...В то время, насколько я помню, кроме Руцкого, рядом были Воронин, Агафонов, Гранкин, Ахметханов. Заходят Андронов, Баранников, Ачалов, с ними двое парней в десантной форме. Здороваются. О парламентерах я был уже наслышан - неслучайно их повели сперва в Палату Национальностей. Я хотел, чтобы защитники сами решили нашу судьбу, без малейшего признака воздействия с моей стороны. Я уже знал, что мои действия будут судимы Историей. Один из вошедших парней сразу выступил вперед, сказал: "Меня зовут Володя. Руслан Имранович, я с уважением отношусь к вам. Вы - политик, сделали все, что могли. Теперь прошу вас помочь нам спасти ваших людей. Я - один из командиров "Альфы", получен приказ овладеть зданием Верховного Совета. Мы брали президентский дворец в Кабуле. И еще кое-что. Но мы не хотим воевать с вашими защитниками, хотя от нас этого требуют." Я спросил: "Верно ли, Иона Ионович, что депутаты и все защитники Парламента решили принять предложение "Альфы" и покинуть здание Парламента?" - Да, верно, Руслан Имранович. И это единственное для нас разумное решение. - Так тому, выходит, и быть? - обратился я к остальным. - Да, мы сдаемся, - сказал Руцкой парламентерам. - Но нам известно о секретном приказе вашего высшего командования убить меня и Хасбулатова якобы в перестрелке при штурме или нашей капитуляции. - Мы клянемся офицерской честью не позволить никому убить вас,- произнес Володя. - При вашем выезде из "Белого дома" вас обоих будут охранять бойцы "Альфы". И потом сопровождать по городу в наших бронетранспортерах. Руцкой: - Куда нас отвезут? Володя: - Этого мы еще не знаем, но ваших людей мы отвезем на автобусах к станции метро. Я спросил: - А если другие части, ОМОН или "бейтаровцы", как их здесь называют, попытаются перебить вышедших из "Белого дома" людей? Володя: - Мы их подавим огнем. Я знаю своих людей, можете мне поверить. Не верить было невозможно - выбора не было. В гостиную вошел Макашов в своем знаменитом берете и стал возражать, приводить какие-то аргументы. Я, зная его роль в "Останкино", жестко прервал его: - Ваши слова, Альберт Михайлович уже несвоевременны и неуместны. Володя сказал: - Нам пора в штаб командования. Мы вернемся сюда через полчаса. И тогда вы должны сложить оружие. До этого артобстрела не будет... После ухода "альфовцев" обстрел "Белого дома" возобновился: стреляли из всех видов оружия. Видимо, командиры "Альфы" нарушили чьи-то планы - ведь по крайней мере Руцкого и Хасбулатова надо бы пристрелить при штурме, А "Альфа", видимо, представила доказательства своим же бойцам, что никаких фанатиков и экстремистов в здании Парламента нет, а его защитники, в том числе и руководители, готовы сложить оружие и выйти из здания. Снизу, из Палаты национальностей прибежали Рамзан Ахметханов и Юра Черный, бывший в 1990-1991 годах моим помощником как депутата. Он вынужден был выехать из Грозного и с 1992 года работал в Верховном Совете. Я, Руцкой вместе с нашим экспертом (он с двумя братьями, начальником охраны - Володей Тараненко, начальником моей охраны - Юрой Гранкиным, Махмудом, Хусейном) стали выходить из моих апартаментов. Я остановился. Резко пошел назад. Вошел в свой кабинет, вперед, к столу, прошел мимо, открыл дверь в комнату отдыха, прошел к письменному столу у окна, выходящего на набережную, и сел в кресло. Обвел взглядом комнату, где работал. Работал много, самозабвенно. Провел руками по столу. Затем поднялся, сделал несколько шагов, открыл дверь, подошел к умывальнику, стал умывать лицо холодной водой. Медленно вытерся полотенцем, вышел. Стоят ребята - Юра Гранкин, Сергей Личагин, Махмуд Дашкуев, Рамзан Ахметханов. Смотрят удивленно. Я говорю, что хотел попрощаться, пойдемте. В это время окно разлетелось вдребезги от пуль крупнокалиберного пулемета. Вошли в рабочий кабинет, затем в огромный холл. Вместе спускаемся вниз. Руцкой сказал мне, что есть план ухода вооруженных людей, когда они увидят, что с нами не расправляются. До этого они не покинут соответствующие позиции. Видимо, поэтому ребята не задавали нам вопросов - прощались кратко, по- мужски, кивком головы или пожатием руки. Я прощался не суетясь и не пряча глаза. Прощальное выступление В Палате национальностей тревожное ожидание. Все смотрят на нас. Я медленно прошел между рядами, встал за стол президиума и стал говорить. - Дорогие парламентарии, друзья и союзники! Вы понимаете, как трудно мне говорить. Это самые трудные слова, которые я говорю с тех пор, как мы работали вместе. Да и не только... Находясь между жизнью и смертью, когда мы увидели своими глазами, как растерзали демократию и сердцевину этой демократии - Российский Парламент, я призываю вас всех покинуть это здание. Тяжело уходить, но пусть нас всех утешает мысль, что жизнь одна и мы были верны долгу и нашему народу. Конечно, мы с вами совершили множество ошибок, наверное, больше всех совершил я. Но вместе с тем мне кажется, что к концу нашего пребывания здесь у нас получился неплохой Парламент, который в неимоверно трудных условиях не позволил себе бездействовать ни одного дня. И если бы нас постоянно не терроризировали, наверное, мы бы сумели сделать больше. Теперь мы должны очень серьезно подумать. За нами стоит наш народ. Как бы ни лгали средства массовой информации, я абсолютно уверен в том, что Правда будет раскрыта в полном объеме и наши народы, избравшие нас, будут гордиться теми, кто в этом прекрасном дворце, ставшем для всей России символом свободы, а в последние дни и символом национальной трагедии, отстаивал свободу, независимость и конституционные права народа России. Я призываю всех вас хранить память о нашей совместной работе и об этих трагических днях. Очевидно, было предписание Всевышнего, по которому мы должны пройти достойно весь наш тяжкий путь.... Мне многие говорили, что нашему народу не нужна демократия, что нет у него потребности в ней, что он ждет - не дождется диктатуры. Может быть, это так. может быть, многих раздражала раскованность и бесконечные дискуссии на заседаниях Съездов и Верховного Совета. Но придет время, когда именно без такой раскованности нашим людям, наконец, станет не по себе. Хочу сказать о Руцком. Его душа в эти трагические дни билась в заботах о жизни людей, меньше всего он хотел войны, и вот приходится не на поле брани, а в здании Парламента - на своей самой что ни на есть гражданской работе - спасать людей от войны. Вы меня простите, что не сумел сохранить жизнь погибшим, не сумел остановить безумие Кремля, не отстоял Парламент. Он не был "красно- коричневым", как называет его прокремлевская пресса. Наш Парламент был совокупностью самых разных мировоззрений и общественных течений и серьезно повзрослел, накопил опыт и знания, стал профессиональным и комптетентным. Он-то и был сердцевиной демократии, пусть еще очень несовершенным, но тем не менее именно ее основным признаком. Я старался служить России честно, сам учился, отдавал отчет тому высокому доверию, которое вы оказали мне, избрав Председателем Парламента. Я признателен народу, поддержку которого постоянно испытывал. Нужно ли мне сохранить себя? Я не уверен, что хочу остаться живым. Я уверен в том, что хочу, чтобы остались живы вы, чтобы вас встретили ваши семьи, ваши избиратели, наш народ. Поэтому призываю покинуть здание - я верю офицерам, которые дали слово вывести всех из здания и доставить к станциям метро. Я несу за вас ответственность. Жизнь продолжается. Будьте здоровы. И - прощайте. Говорить было тяжело. кто-то, кажется, Тамара Пономарева, перебивает: "А за вас кто несет ответственность, Руслан Имранович?!" Женщины вытирали слезы. Затем я предложил почтить память погибших в эти трагические дни минутой молчания. Все встали... Потом выступил Сергей Бабурин. Он сказал: "Мы выполнили свой долг до конца и не наша вина в том, что армия, войска министерства внутренних дел и безопасности предали Конституцию и свой народ. Мы должны выходить из этого здания с гордо поднятой головой..." Появился рослый офицер в сопровождении вооруженных людей в шлемах. Он приказал: "Всем выйти!" Затем после паузы: "Хасбулатову и Руцкому - остаться!" Появляется Коржаков. Олег Румянцев крикнул: "Как ваша фамилия? Мы должны знать, с кем остаются Хасбулатов и Руцкой". Офицер: "Полковник Проценко". Румянцев: - Полковник, ваши офицеры поклялись честью, что с Хасбулатовым и Руцким ничего не произойдет. Они сказали, чтобы снайперы не подстрелили их при выходе на улицу, их будут страховать ваши люди? Офицер: - Совершенно верно. Ни один волос не упадет с головы Руслана Имрановича и генерала Руцкого... Кажется, это было в 17.00-17.15. Чуть позже предложили выйти и нам. Мы прошли по коридорам к парадному подъезду, спустились по ступеням. Там стояла часть наших депутатов. Сразу же увидел Николая Иванова, депутата от Грозного, Марию Сорокину, Лидию Шиповалову, Нину Солодякову, Ирину Залевскую, Сажи Умалатову, мою землячку - мужественной оказалась эта хрупкая женщина, Ивана Шашвиашвили, Геннадия Саенко, Людмилу Бахтиярову. Их уже уводили, видел со спины. Они поникли, опустили головы. Я не выдержал, громко сказал: "Поднимите головы, наши милые женщины! Вы ни в чем не провинились!.." Рядом Юра Гранкин, Сережа Личагин, Володя Яремко, Олег Румянцев, Володя Иванов, Саша Бондарчук, двоюродные братья Махмуд и Хусейн, депутаты Николай Иванов, Рамзан Ахметханов. Подходит и Руцкой. Ждем. Наверное, полчаса. Арест Опять появляется Коржаков. Громко: "Руцкой - на выход!" Уводит Александра Владимировича. Мы прощаемся - крепко пожимаем руки. Вскоре опять Коржаков: "Хасбулатов - на выход!" Я с плащом на левом локте выхожу из нашей группы, прощаюсь. Впереди меня - полковник Проценко. Раскрываются в последний раз тяжелые двери нашего Парламентского дворца - я иду во след Проценко, на два шага позади, - и мы на улице... Чуть не споткнулся о внезапно присевшего Проценко. Я вспомнил о предупреждениях относительно снайперов. Что ж, думаю, Проценко "продался" или захотел унизить меня - со страху можно ведь и присесть позади Проценко! - Вот тогда у меня и появилась та самая усмешка, которую видели миллионы телезрителей во всем мире. Поэтому он и отвел взгляд в сторону в "Лефортово", когда я пристально посмотрел ему в глаза после произнесенных им слов: "Как видите, я доставил вас в целости и сохранности, как и обещал вашим депутатам"... Близорукость мешала рассмотреть и увидеть отчетливо всю ту страшную картину, которая предстала передо мной. Танки вдали, за набережной и у гранитной лестницы, приблизительно там, где Ельцин выступал на танке в августе 1991 года. Но какие были люди тогда в танках и что стало с ними теперь! Бронетранспортеры, войска... Ряды омоновцев, "Витязей", какие-то люди, как мне показалось, в эсэсовской форме - "бейтаровцы"? В автобус заскочил Коржаков. Тронулись. Я отодвинул занавеску на окошке и помахал рукой своим друзьям-депутатам. Через час мы прибыли в "Лефортово". Расправа Как оказалось, офицеры "Альфы", обеспечив выполнение основного своего обязательства - сохранение нам жизни, не сумели выполнить в полном объеме данное мне и Руцкому обещание - вывезти людей из Парламентского дворца в безопасное место - к станциям метро. Многое, оказывается, делалось до последней минуты для того, чтобы настроить офицеров "Альфы" против нас. Так, прицельным снайперским выстрелом был убит капитан этого подразделения. Узнав об этом, Коржаков сказал: "Теперь "Альфа" пойдет". Но офицеры быстро установили, что выстрел произведен не из Парламента, и не пошли на штурм. Расправа началась сразу же после того, как меня и Руцкого арестовали и в сопровождении бронетранспортера повезли в "Лефортово". Прибывшие тогда же к "Белому дому" Коржаков и Барсуков отстранили от руководства операцией "Альфу", и все дальнейшие действия исходили уже исключительно от них. Следовательно, это два наиболее приближенных к Ельцину должностных лица знали, чего хочет их "хозяин", и действовали согласно его воле и распоряжениям. А людей начали жестоко избивать, выхватывая небольшими группами, и уводя в какие-то тупиковые дворы, специально приготовленные помещения, отделения и участки. Многих пристреливали - не случайно ведь до наступления темноты держали людей. Побоище началось страшное. Оно описано во множестве газет. Это было немотивированное, умышленное убийство многих людей и их избиение. Зверски избили моего заместителя Валентина Агафонова. Когда его начали избивать, на помощь бросился офицер отдела охраны - его омоновцы буквально искалечили, а когда упал, стали топтать ногами. Избивали всех - депутатов, служащих, мужчин, женщин, журналистов - -кто попадался под руку и в зависимости от настроения палачей. Им были отданы "хозяином" жизни всех этих наших (и моих!) людей - и они убивали и избивали. Они мстили за то, что не смогли выполнить приказ "хозяина", сказавшего: "В капусту всех!" Воспоминания офицера ...После переговоров с офицерами "Альфы" было решено выйти из здания. Я вместе с другими офицерами охраны был рядом с Русланом Имрановичем, когда его уводили. Он кинул на нас прощальный взгляд и ушел. Тяжело было все это переносить. После того, как увели Хасбулатова, уже вечером при выходе из горящего "Белого дома" меня забрали в отделение милиции вместе с Сергеем Личагиным. Когда делали досмотр, один из офицеров заглянул ко мне в сумку, где лежали грязные вещи, туалетные принадлежности. Этот "офицер" взял туалетные принадлежности себе, а мне приставил автомат к груди и говорит: "Они тебе уже не понадобятся." Его остановил стоящий рядом майор, сказав: "Отдай, пусть идет в отделение..." ...Там снова личный обыск. Часа три-четыре держали взаперти, потом выпустили. И начались мои новые приключения. Не успев выйти из отделения милиции, я попал в оцепление. Меня заставили раздеться (прямо на улице), поставили к стенке лицом, там внизу было написано слово "Ельцин". Заставили кланятся этому слову, а сами начали бить дубинками по спине. Я упал на колени - приказали встать. Встал. Подошла крытая машина, меня бросили в нее и повезли. В машине находилось еще несколько человек. Нас вывезли на пустырь, тех отпустили, а меня держали под автоматом. Поставили ствол автомата к подбородку, и сержант говорит: "Сейчас мы тебя здесь прикончим и бросим в траншею. Ты веришь нам, "козел"?" Я прошептал: "Верю." Подошел один из офицеров, протянул мне мое удостоверение личности офицера и говорит: "Ну-ка, бегом отсюда!" Я взял сумку и побежал. Оглянулся, они прицелились, но не выстрелили. Я выскочил на Садовое кольцо рядом с метро. Через улицу шли БТРы и стреляли по окнам домов. Я забежал в метро и никак не мог прийти в себя... ...Когда после этих событий меня вызвали в центральные кадры МВД, один из высокопоставленных офицеров задал мне вопрос: "Почему ты не ушел из "Белого дома" раньше 4 октября?" Я ему ответил: "Честь офицера, совесть гражданина, личная ответственность и воинский долг - присяга, не позволили мне уйти и оставить Председателя Верховного Совета Российской Федерации - Человека, Гражданина и Патриота России, для которого Честь, Совесть, Закон и Конституция превыше всего и даже жизни." А он выслушал и говорит: "Не вешай мне лапшу на уши. Ты захотел стать генералом. Если бы все закончилось в вашу пользу..." Я никогда не забуду этого, ведь в средствах массовой информации, да и сам Ельцин обозвал нас "бандитами". Всех тех, кто находился в "Белом доме". Вот мы какие "бандиты" - те, кто стоял на страже Закона, Конституции, выполняя свой служебный долг и не убив ни одного человека. Мы - "бандиты". А те, кто убивал женщин, детей, добивал раненых, отдавал преступные приказы. Эти у нас называются - "герои России". Я преклоняюсь перед Председателем Верховного Совета Российской Федерации ( для меня он остался им) Русланом Имрановичем Хасбулатовым - человеком, который своим примером показал мне и моим товарищам, что такое Честь, Совесть и Закон. Спасибо ему большое... Юрий Гранкин, офицер, начальник охраны Председателя Верховного Совета Российской Федерации Кто "победил"? Что выиграли? Конечно, Ельцин "победил". Проиграл народ. Ельцин получил самый большой "приз" - бесконтрольную власть. Именно бесконтрольную, поскольку по-иному править Ельцин оказался не в состоянии. Открылась блистательная возможность запугивать общество близкой опасностью "кроваво-красно-коричневого террора", "миллионов жертв", "превращения страны в огромный концлагерь" и т.п. В стране, где привыкли постоянно переписывать историю, ее могут изобразить, как угодно правителям. Имеется богатейший исторический опыт. Опять же Ельцин подтвердил свой статус "спасителя демократии" во внешнем мире - там очень хотели, чтобы Ельцин выступал именно в амплуа "спасителя Российской демократии". Удалась ли ему эта роль? Лишь на короткий отрезок времени, приблизительно октябрь-декабрь 1993 года. Выиграло и президентское "сотоварищество" - этот "коллективный Распутин", ельцинисты у власти. Они заставили всю страну принять их правила игры - пойти на парламентские выборы по тем избирательным законам, которые они сами (под себя) придумали. После "победы" избирательная машина закрутилась с огромной скоростью. В выборах согласилась участвовать даже оппозиция, даже "красно-коричневые", причем на явно невыгодных для себя условиях. Они "подарили" Ельцину ту Конституцию, которую он желал, но народ отвергал. Практически Конституция была отвергнута: за нее проголосовали не четверть избирателей, как сообщила комиссия Рябова, а менее одной пятой (19,5 %). Но все, кто очень хотел получить депутатский мандат, вопреки воле народа, в том числе коммунисты, сделали вид, что Конституция "прошла". Но она ведь "не прошла"! Выиграли и сторонники создания "новых" общественно-политических структур, активно поддерживающих Кремль и контролируемых его сторонниками. Они нашли способ пробудить политическую активность определенной части граждан страны - в первую очередь "пассивных ельцинистов", давно уже (как и большинство населения России) впавших в пессимизм и апатию. После "победы" появилась возможность раздувать истерию, строиться в колонны, создавать, наконец, какие-то партии и избирательные блоки. Появилась надежда на то, что пассивные и колеблющиеся сторонники Ельцина придут на избирательные участки - не потому, что они вновь поверили в мессианство Ельцина, а потому, что они вновь испугались "теней 30-х годов", не понимая, что они - и не тени, а живые образы уже правят страной, применяя те же методы, Правда, немного "либеральнее". Выиграло Правительство Черномырдина, которое уже было обречено пасть в силу обнаружившегося банкротства, и вообще прогнившая насквозь исполнительная власть. Ельцин, как давно заметили наблюдатели, боится "отчетов о проделанной работе". Все эти этапы своего политического возвышения он прошел, не отчитываясь о сделанном: из кресла секретаря обкома без отчета - в кресло секретаря МГК, оттуда без отчета - в Госстрой, из Госстроя без отчета - в кресло Председателя Верховного Совета, затем без отчета - в кресло Президента. Получал дополнительные полномочия - о результатах не отчитывался, возглавлял Правительство - опять же не отчитывался. После "победы" у Ельцина (и у Правительства, и у всей исполнительной власти) появились вновь возможности пойти на выборы без отчета о проделанном. А если слишком настырные избиратели и будут задавать вопросы, теперь все можно валить на бывшие Верховный Совет и местные Советы, мол, не давали, мешали, опутывали, саботировали - те возразить уже не могут, их уже разогнали. Выиграли замкнутые на исполнительную власть правоохранительные органы. Практически исполнительная власть с Ельциным во главе сконцентрировала в своих руках все ветви власти: и исполнительную, и законодательную, и судебную. Фактически речь идет об установлении диктатуры (какие бы "мягкие" формы она ни приняла). Исполнительная власть получила возможность самовольно принимать и изменять нормативные акты - вплоть до пересмотра положений Конституции. При том изменить или отменить решение исполнительной власти новая законодательная власть не в состоянии еще очень долгое время. Конституция не дает никаких шансов новому Парламенту стать Парламентом, способным серьезно влиять на внутреннюю и внешнюю политику страны. Выборы в новый Парламент предусматривались в декабре - они и были проведены в точно установленное время. И уже 11 января 1994 года состоялось первое заседание обеих палат. Прошло более полугода, - много ли законов принято? - единицы. А ведь Верховный Совет принимал по 2-3 закона на каждом заседании. Государству не нужны законы? Или режиму Ельцина они не нужны? И Правительству не нужны? Выборы в местные представительные органы власти вообще потеряли какое-либо значение: эти органы совершенно бесправны. Фактически исполнительная власть получила карт-бланш, по крайней мере, до конца 1994 г. Два года - без контроля и без властных противовесов - можно не только всю страну разворовать, но и купить всех потенциальных следователей и уничтожить все улики по событиям 21 сентября - 4 октября 1993 года. И в этих условиях избиратель сделал почти невозможное - он не отдал "контрольный пакет" голосов Ельцину-Черномырдину-Гайдару-Шумейко и Ко. Рядовой гражданин сделал в этих условиях то, что не смогли даже представить все эти "оппозиционные" и "неооппозиционные" "оппоненты" - посрамил всех прокремлевских оракулов, не дал ельцинистам доминировать даже в этом псевдо-парламенте. И, ясное дело, Кремль, кинув публике "кость" в виде обещания провести в июне 1994 года президентские выборы, тут же отказался от них, увидев, что может потерять власть. А теперь вспомните все: - разве не говорил я тысячу раз, что никаких президентских выборов Кремль не допустит, если падет законодательная власть в стране - обманут в очередной раз. И обманули. И все еще раз "проглотили" этот обман. Выиграли немногочисленные в стране сторонники жесткого монетаристского курса. Но за ними стоят могучие финансово-промышленные круги в системе мировой экономики. Противники и критики этого курса оказались дискредитированы, лишены части организаций и большинства газет, поставлены под контроль силовых ведомств и угрозу запрещения. Отсюда - ельцинисты опять могут сосредоточиться не на экономических вопросах (где у "Ельцина-Черномырдина-Гайдара-Чубайса и Ко одни провалы), а на идеологических. Опять можно реанимировать "образ врага". Какое там "соглашение о гражданском мире"? Разве этот мир им нужен? Выиграли силовые ведомства. Их командиров похлопывают по плечу, по спине. Их права расширяются, а преступления списываются. Их ждут бюджетные вливания. Из газет, сидя в "Лефортово", я узнал, что уже в 20-х числах октября 1993 года размер ассигнований на военные нужды увеличивается почти вдвое - с 5% ВНП до 8,2%. Это при хроническом бюджетном дефиците. Это при том, что Верховный Совет обвиняли, что он выделяет на расходы, в том числе на нужды обороны, больше денег, чем их поступает в казну! А теперь выясняется, что уже почти 50% бюджетных средств идет на содержание, по словам начальника генерального штаба Михаила Колесникова, 4-миллионной армии (даже не 3-миллионной!). Выиграли "ястребы" в силовых ведомствах. Теперь они решительно устраняют из армии, МВД и МБ всех тех сотрудников, кто ставил интересы Государства выше личных интересов "вождя" и интересов ведомственного начальства. Заодно с несогласными "вылетают" со своих постов и те, у кого "длинный язык". У Кобеца, например, прямо руководившего подавлением "мятежа", появился шанс "подсидеть" "самого" Грачева. Впрочем усиление роли армии в политической жизни будет толкать и Ельцина к устранению Грачева, становящегося опасным конкурентом, - подобно тому, как Хрущев устранил в свое время Жукова. Не говоря уже о Ерине, чья откровенно палаческая роль сделала его слишком одиозной фигурой даже в обществе ельцинистов. Но зато Ельцин вряд ли сможет освободиться от двух своих ближайших соратников - Коржакова и Барсукова: пока они будут рядом с Ельциным - это прямое доказательство его участия в убийствах и иных преступлениях. Но и избавиться от них он уже не может даже при огромном желании. Резко усиливается карательная часть силовых министерств - как во времена Берии. Министерство безопасности, которое подвергается непрерывной "реорганизации", перестало защищать интересы Государства - оно теперь полностью сосредоточило свое внимание на политическом сыске. МВД перестает бороться с преступниками. Оно сосредоточило свои силы на организации крупных соединений для борьбы с "общественными беспорядками". Если "воровские сходки" уголовных авторитетов стали проводиться в... Бутырской тюрьме - оцените сами эффективность МВД. Сотрудники карательно-репрессивных ведомств тоже крупно выиграли, "проверив себя" в сентябре-октябре 1993 г., а затем и во время чрезвычайного положения. Они почувствовали свою силу и безнаказанность за открытое поругание Конституции, избиение парламентариев, чья неприкосновенность охранялась законом, не говоря уже о зверских избиениях и убийствах граждан: женщин, детей, журналистов. Совершенно уникальное положение стало занимать управление охраны Президента - оно уже насчитывает десятки тысяч человек, осуществляет все тайные операции по политическому сыску, контролирует органы безопасности, МВД, прокуратуру, предпринимательские организации, министерства, ведомства, местные власти и т.д. Все это - свидетельство резкого усиления карательной функции политического режима. Они разогнали подразделения "Альфа" и "Вымпел" с их уникальным антидиверсионным опытом, часть офицеров, готовых служить новому режиму, присоединили к "своим" - для каких целей? Карательные органы в ходе подавления Сопротивления смогли самоутвердиться и почувствовать себя не только мощной полицейской, но и политической силой, опорой усиливающегося репрессивного политического режима. Их руководители увидели, что режим Ельцина - это их режим. Теперь они наверняка размышляют: неплохо бы еще разок при случае поучаствовать в "мероприятиях по осуществлению режима ЧП". Это, как оказалось, - дело прибыльное. Да и опыт рэкета, поборов и вымогательства у торговцев и вообще у всех, кто хотел бы попасть в "закрытую" Москву, пришелся, надо думать, сотрудникам силовых ведомств по душе и будет использован и в дальнейшем. И вообще, при режиме ЧП в доход можно превратить все, что угодно: участие (для журналистов) в ночном патрулировании - цена 25 т.р. в час; интервью с военнослужащими в маске (якобы спецназ) - 50 т.р., проход в "Белый дом" на 1-2 этажи - от 20 т.р. до 50 т.р., инсценировка для фотосъемки прорыва спецназа в "Белый дом" - 100 т.р. и т.д. (*4) Режим ЧП по своей природе адекватен любой форме диктатуры: он постепенно вытесняет из жизни общества демократический дух и демократические порядки. Тоталитаризм опирается на ЧП как на обычную повседневную практику. Политический режим демократии, носителем которой был Российский Парламент, был ограблен и расстрелян. Никогда демократия не была связана с президентством в России - на второй же день после своего избрания Ельцин приступил к планам укрепления своей власти за счет Парламента. Не справившись с ним, проиграв ему политически и тактически, Ельцин поступил как коварный враг своей собственной страны - вместо ухода в отставку осуществил предательский мятеж против законной высшей государственной власти. Выиграло московское чиновничество - огромный бюрократический аппарат столицы. Они ликвидировали конкурента - Моссовет, ликвидировали потенциальную опасность уступить власть другим лицам в результате свободных выборов. А также угрозу уголовного преследования в связи с темными финансовыми делами и коррупцией, в которых постоянно обвиняли деятелей мэрии. Занимавшиеся именно этими делами члены комиссии Моссовета, во главе с заместителем председателя Моссовета Седых- Бондаренко были все арестованы (*5). Зато "ловкий" председатель Моссовета Гончар остался в стороне от "неприятностей", а позже стал "видным" деятелем "нового парламента". Перерегистрация коммерческих киосков после упразднения райсоветов с неизбежными при этом взятками - это своеобразная "плата за верность" и "плата за страх". И вообще много на чем "вся мэрская рать" смогла погреть руки: мэрия аннулировала решения райсоветов о предоставлении квартир частным лицам, а также о передаче в аренду, в хозяйственное ведение собственных нежилых помещений и зданий организациям, принятые после 12 июля 1991 г. Заодно мэрия реквизировала имущество Советов в Москве, в том числе их здания. Так же, как ельцинисты захватили и разграбили имущество Верховного Совета - народное достояние, стоимостью в триллионы рублей. Выиграли криминальные кланы, связанные с исполнительной властью. Теперь они могут быть уверены, что действия правоохранительных органов против них будут свернуты. Теперь они получили возможность более тесного "сотрудничества" с "замазанными" силовыми ведомствами. Выиграли радикальные элементы в окружении Ельцина, это своего рода "бешеные", превратившие "Демократическую Россию" в партию войны, ненавидящие свою страну, свой народ, мечтающие ускорить американизацию страны. Это - политические люмпены. Они в своей стихии. Они могут игнорировать все свои провалы в политике и в экономике - и лезть вверх, в новый парламент, в правительство, в разные старые и новые партии и организации, раскручивать спираль политических интриг и кампаний, концентрируя внимание общественности на ритуально-идеологических вопросах (вынести тело Ленина из Мавзолея, перезахоронить останки - неважно, подлинные или мнимые - императорской семьи, поснимать с кремлевских башен звезды, закрыть музей Ленина, "сделать из Ельцина царя" и т.д.). Выиграли сторонники "сильной власти", "твердой руки", "ежовых рукавиц", "политической целесообразности". Они получили подтверждение, что "в России без кнута нельзя", что "разделение властей ошибочно в специфческих русских условиях" и т.п. Теперь они будут пытаться увековечить временный режим диктатуры Ельцина и конституировать его. В конечном итоге авторитаризм выгоден правящим слоям и классам. (*6) Выиграли, наконец, сторонники унитаризма - в ущерб сторонникам федерализма. Авторитарная власть в федеральном Государстве трудноосуществима. Сконцентрировав в своих руках всю власть в центре, Ельцин и его правительство должны по возможности нейтрализовать потенциальных конкурентов и на местах. Национальные автономии, опирающиеся на право наций на самоопределение - последний не ликвидированный очаг "параллельной власти". Уничтожить полностью этот очаг, видимо, невозможно. Но хотя бы временно уничтожить, парализовать или ослабить, пользуясь обстоятельствами, - почему бы нет? Тем более, что области и края добиваются для себя полноценного статуса субъекта Федерации, как это было предписано Федеративным Договором, инкорпорированным в "старую" Конституцию. Но теперь этой Конституции нет - нанесен мощный удар по этому Договору - субъекты "проглотили"... ...Я еще раз из окна помахал рукой своим товарищам, стоявшим в окружении солдат у подъезда нашего Парламентского дворца. Автобус тронулся. Впереди - бронетранспортер, сзади - бронетранспортер. Ехали минут сорок... -------------------------------------------------------------------------------- 1. Нина Авдюшкина. Окаянные дни 93-го. - "Русский Север", № 154, 1993 г. 2. Нина Авдюшкина. Окаянные дни 93-го. - "Русский Север", № 154, 1993 г. 3. "Литературная Россия", 31 декабря 1993 года. 4. "Новая ежедневная газета", 8.10.1993 г. 5. "Новая ежедневная газета", 3.11.1993 г. 6. А.Тарасов. Провокация, с.39. Содержание   www.pseudology.org