Игорь Тер-Ованесян, Елена Рерих

Убийство в Мехико

За год до Олимпиады-68 он повторил мировой рекорд в прыжках в длину - 8,35, а потому ехал в Мехико за победой. Но в первой же попытке

Досье "Спорт-Экспресс" -  Игорь Тер-Ованесян

Родился 19 мая 1937 года в Киеве. Заслуженный мастер спорта по прыжкам в длину.

Выступал на 5 Олимпиадах, установил 11 рекордов СССР, 6 - Европы и 2 мира. 15-кратный чемпион СССР в прыжках в длину и эстафете 4х100 м, трехкратный чемпион Европы (1958, 1962, 1969 гг.), двукратный бронзовый призер Олимпийских игр (1960 и 1964 гг.).

В 1956 г. установил свой первый всесоюзный рекорд - 7,74 м. В 1959 г. первым в Европе прыгнул за 8 м - на 8,01. В 1962 г. установил рекорд мира 8,31, в 1967 г. повторил рекорд мира - 8,35.

В 1983-1989 гг. - главный тренер сборной СССР. В 1990-1992 гг. - президент Федерации легкой атлетики СССР. С 1993 по 2000 год - заместитель председателя Комитета РФ по физкультуре и туризму

Знакомы мы, страшно сказать, лет сорок. А потому на просьбу об интервью Тер (так Игоря Арамовича все называют с давних пор) отреагировал мгновенно: "Приезжайте ко мне в офис". Так я оказалась в одной из комнат бывшего института физкультуры, где мы оба - и почти в одно и то же время - провели не худшие годы своей жизни. Теперь здесь штаб-квартира фонда "Спорт против наркотиков и допинга", который Тер и организовал.

Уже позже, к концу беседы, Игорь, загибая пальцы, принялся перечислять свои должности-обязанности: профессор кафедры легкой атлетики РГАФК, член Совета ИААФ, председатель Попечительского совета европейского центра развития легкой атлетики, президент фонда "Спорт против наркотиков и допинга", советник... Тут я подумала, что если к этому прибавить все титулы и звания, завоеванные на стадионах, то и моих рук не хватит.

Удивительно, но Тер совершенно не изменился с тех пор, как устанавливал свои рекорды. Так же легок и быстр в движениях. И так же окружен аурой неуловимого шарма, что делало его кумиром не только болельщиков, но и женщин.

Во всём виноваты гены

- Ваш отец был рекордсменом страны в метании диска, затем тренером, мама окончила институт физкультуры, играла в волейбол, в теннис. Очевидно, что спорт пришел в вашу жизнь отнюдь не случайно. И все-таки - почему выбор пал на легкую атлетику?

- У меня получалось везде, куда бы ни пошел тренироваться. Начал с акробатики. Это было сразу после войны, мы тогда жили в Ереване на территории института физкультуры. На моих глазах первые шаги в спорте делали гимнасты Альберт Азарян и Грант Шагинян, в бассейне тренировался Игорь Новиков - впоследствии выдающийся пятиборец.

Помню физкультурный парад на стадионе "Динамо" в 46-м году. Серго Амбарцумян вынес на поле огромную штангу, в ее шарах сидели пацаны, по четверо. Я был в одном из этих шаров. Потом мы выскочили, организовали две футбольные команды - "Спартак" и "Динамо". Я играл за "Спартак".

Когда мы переехали в Москву, я вечно пропадал на стадионе - вот этом самом, института физкультуры, овладел многими видами легкой атлетики. Преподаватели приглашали меня на занятия и говорили: "Игорь, покажи студентам, как надо прыгать перекатом, а теперь - волной, сделай барьерные упражнения". У меня даже кинограммы тех времен сохранились. Я жил в этом мире. Видел живых героев: Григорий Новак, Эдмунд Рохлин, Николай Озолин, Владимир Дьячков - все они тренировались у меня на глазах. Я хотел быть похожим на них и знал, что из спорта не вырвусь. Понимал: это мой путь - тем более что, признаться, учился тогда неважно.

Потом мы переехали во Львов - я тогда уже в восьмой класс ходил. После бурной и в общем-то босяцкой московской жизни попал в тихий европейский город, где двери в домах закрывались в 9 часов вечера. Именно во Львове я начал заниматься легкой атлетикой, скажем так, организованно.

- Прыжки в длину сразу выбрали?

- Нет, нет... Любил прыгать в высоту, но мечтал быть многоборцем. Моим кумиром был тогда Боб Матиас, который в 18 лет победил в десятиборье на Олимпиаде в Лондоне. Для меня он был идол, образец.

- Кто был вашим первым тренером?

- Вадим Запоражанов. Он хорошо знал шест, а потому я и начал с шеста. Кстати, львовская школа прыжков с шестом была в то время очень сильной. Виталий Петров - тренер Сергея Бубки - вышел как раз оттуда.

- Вы провели в профессиональном спорте почти 20 лет, выступали на пяти Олимпиадах. Откройте секрет: как вам это удалось?

- Я избежал серьезных травм, которые мешали бы продолжать совершенствоваться. Связываю это с тем, что с детства научился очень тонко прислушиваться к своим ощущениям и менял нагрузку в зависимости от состояния. Многие говорили: мол, Тер - сачок! Да, я тренировался по состоянию. Но если ты сам честно дозируешь нагрузки по своему самочувствию - это идеальный вариант.

- Я не раз наблюдала за вашими тренировками. Складывалось впечатление, что вам тренер не очень-то и нужен.

- Все дело в том, что в 50-60-е годы у нас не было представления о том, что должно быть предметом тренировок в прыжках в длину. Надо заниматься штангой или нет? Как строить тренировку, недельный цикл, какую технику применять - все это я нащупывал сам. Куда нога встала? Да кто ее знает! Туда, куда должна встать. Если бы меня тогда обучали...

- А что, не обучали?

- Да в том-то и дело! В 58-м я выиграл чемпионат Европы, прыгая прогнувшись. Потом сам, насмотревшись на американцев, поменял характер бега. Стал бежать более агрессивно, с большим наклоном. Естественно, после отталкивания меня тащило вперед. В результате техника прыжка изменилась, и я стал прыгать "ножницами".

Великое противостояние

- В те годы на дорожках и в секторах складывалось великое противостояние команд СССР и США. Очень популярны были встречи двух этих сборных, их тогда называли Матчами гигантов...

- О, это особая тема. Начало 60-х, американцы уверены, что они первые во всем. Сильнейшие. И тут Гагарин полетел в космос. Советские ракеты - на Кубе.

Брумель побеждает штатников в прыжках в высоту, их коронном виде. Тер выигрывает чемпионат Америки в Madison Square Garden в прыжках в длину. Как такое возможно?

Все это вызывало у американцев смешанные чувства - от страха до недоумения и даже интереса. Потому-то Матчи гигантов и вызывали такой ажиотаж. Кстати, год назад за океаном выпустили фильм, в котором пытаются проанализировать впечатления и ощущения тех времен.

- А каковы были ваши впечатления от первых встреч с американцами?

- Когда на Олимпиаде в Мельбурне я увидел тренировку толкателя ядра Пэрри О'Брайана, шестовика Боба Ричардса, мне казалось, что встретился с божествами. Помню, пошел на разминку, а Грегори Белл - через несколько дней он выиграл Олимпиаду с результатом 7,83 - уже уходил со стадиона. Так вместо того, чтобы идти разминаться, я, словно загипнотизированный, отправился вслед за ним!

- И куда же он шел?
- Оказалось, на массаж.
- А матчи СССР - США чем памятны?

- Первый матч был в Москве в 57-м году, следующий - в Филадельфии. Перед выездом - встреча в ЦК. Жесточайшая накачка: это, мол, не просто матч, а противостояние систем. Напряжение - ужас какое! Уже приехав в Филадельфию, мы, чтобы провести собрание сборной, отправились в зоопарк - боялись, что в гостинице нас подслушивают.

Такая накачка действовала своеобразно. Помню, в Филадельфии стояла жара и была страшная влажность. У нашего Хуберта Пярнакиви, бежавшего 10 км, случился солнечный удар. Его водило по дорожке, но он упрямо двигался вперед и буквально дополз до финиша. Потом его долго превозносили как героя. Даже орден дали.

- Кроме таких экстремальных ситуаций, что давали эти матчи?

- Способствовали развитию наших слабых видов. И в то же время подтягивали и американцев - скажем, в беге на длинные дистанции, где они тогда отставали. Общаясь друг с другом, мы дали толчок развитию легкой атлетики во всем мире.

Прыжок в  XXI век

- Когда вы впервые услышали о Бобе Бимоне?

- Зимой 68-го года. Тогда в Америку поехала группа наших спортсменов. Когда они вернулись, Виктор Ягодин, тренер шестовиков, сказал мне: "Там у них есть один парень, Боб Бимон. Знаешь, с маленьким заступом он очень далеко прыгнул".

- На Олимпиаду в Мехико вы поехали, рассчитывая на победу?

- Да, да... Ведь в 67-м на предолимпийской неделе там же, в Мехико, я повторил мировой рекорд - 8,35.

- И с каким же результатом рассчитывали выиграть?

- На одной из первых тренировок в Мехико я растянул заднюю поверхность бедра. Потому до соревнований не провел ни одной полноценной прыжковой тренировки - боялся, как бы хуже не стало. Но в принципе понимал, что там, на среднегорье, можно прыгать на 8,50. На это себя и настраивал. Говорил: Игорь, даже если кто-то до тебя прыгнет на 8,50, это не должно выбить тебя из колеи.

Психологически я был готов бороться на этом уровне. Но когда Бимон в первом же прыжке улетел на 8,90, это было... убийство, вот что это было. Стыдно было... Да, было стыдно прыгать. Представьте, по аналогии, что начинаются прыжки в высоту. Выходит человек, ставит планку на 2,50, прыгает, а потом говорит: "Ну ладно, ребята, я пошел. До свидания". А планка опускается на 1,95, и все прыгают по очереди. Зачем прыгать, если все уже потеряло смысл?

- Сейчас, по прошествии стольких лет, вам не приходит в голову, что Бимон мог принимать допинг?

- Отвечу так. Тер-Ованесян, психологически выросший на том, что 8 метров - это потолок, к 30 годам понял, что может прыгать под 9 метров. Значит, Бимон - безусловно, более способный в двигательном отношении, чем я, с абсолютно свободной психикой, в идеальных условиях (среднегорье и попутный ветер), с идеальной естественной техникой прыжка - вполне мог улететь так далеко, и не прибегая к фармакологии. Странно другое: ведь он затем к этому результату никогда больше и близко не подошел.

- Вы с Бимоном после Мехико встречались?

- В 69-м у нас был матч СССР - США в Пало-Алто, и я у него выиграл там. Проигрывая, Боб сымитировал солнечный удар. А перед этим, часов эдак в 11 вечера, смотрю, подъезжает к нашей гостинице шикарная машина, выходит  Бимон с приятелем, оба чуть не во фраках, сели в эту тачку и укатили куда-то. Думаю: ничего себе, завтра прыгать, а ребята "отдыхают". На следующий день и приключился у  Бимона солнечный удар. После этого я встречался с ним еще несколько раз. Он работал тренером с детьми, яркой карьеры так и не сделал.

Бубка был запасным

- В нашей легкой атлетике тех времен были личности и поярче - к примеру, Валерий Брумель. Когда и как произошло ваше знакомство?

- О, это интересная история. Мы познакомились, когда я в 1959 году лежал во Львове в больнице - после того как сильно разбился, катаясь на горных лыжах. А Брумель как раз в это время переехал во Львов - знал, что здесь сильная группа спортсменов и хороший тренер Дмитрий Обариус.

Позже, когда я вышел из больницы, мы начали вместе тренироваться. Как-то раз я пригласил Валеру в гости. Как водится, осматривая квартиру, он заглянул в шкаф. А у меня к тому времени уже было штук пять костюмов. "У меня будет столько же!" - пообещал Валера. Это был стимул, сильный стимул. Потребность зарабатывать у него была очень сильна.

- Не будь той злосчастной катастрофы, когда Брумель в расцвете сил упал с мотоцикла и сильно повредил ногу, мог бы он стать Бимоном в высоте?

- Не думаю. В лучшем случае просто продлил бы свою спортивную жизнь. Валере было уже трудно прогрессировать, он вышел на плато своих максимальных возможностей.

- И тем не менее Брумель сумел проявить характер, преодолел последствия травмы, даже вышел в сектор и прыгнул, если мне не изменяет память, на 2,12.

- Валера, безусловно, очень сильный человек. Он крайне профессионально подходил к тренировкам, подчинил этому всю свою жизнь. Я понимал, что, когда закончится большой спорт, надо будет чем-то заниматься. Думая об этом, поступил в аспирантуру, защитил диссертацию - как бы внутренне готовил себя к дальнейшей жизни. Валера об этом совершенно не задумывался. Он жил жизнью профессионального спортсмена, делал только то, что нужно для достижения цели. Вел себя эгоцентрично, многих восстановил против себя. Но именно поэтому и добился таких результатов. А вот к обычной жизни Валера оказался неподготовлен, потому и не проявил себя на каком-нибудь другом поприще - к примеру, тренерском. Искренне считал, что общество и дальше должно делать все, чтобы он хорошо жил. Что ж, такая точка зрения тоже имеет право на существование.

- А у вас переход к тренерской деятельности прошел гладко?

- С одной стороны, гладко, с другой - не очень. Когда после Олимпиады в Мюнхене я закончил прыгать, то хотел заниматься практической работой, тренировать. Но тогдашний главный тренер сборной Иван Степанченок сказал: "Ты со связями, знаешь английский. Будешь заниматься международными делами". И пригласил на должность зам. главного тренера сборной неизвестно почему. Фактически я был мальчиком на побегушках. Активно начал работать, только когда стал старшим тренером по прыжкам в длину. Это произошло в 76-м.

- Я слышала, что именно вы привлекли в сборную Сергея Бубку.

- Это было в 83-м году. Я стал старшим тренером сборной по прыжкам. Команда готовилась к первому чемпионату мира в Хельсинки. Отбор уже прошел, на сборе оставили основной состав и двух запасных в каждом виде. В прыжках с шестом запасным был Бубка, в высоту - Геннадий Авдеенко.

До начала чемпионата остается дней десять, а я вижу, что они с каждой тренировкой становятся все сильнее, что у них больше шансов, чем у основных участников. Понимаю, что ребят надо ставить в команду, но как? Отбор-то прошел!

И тогда я обратился к зампреду спорткомитета Игуменову. "Виктор Михайлович, - говорю, - что-то надо делать". - "В каком смысле?" - "Надо ставить Бубку! И Авдеенко тоже!" - "Тогда бери на себя всю ответственность, - советует мне зампред, - и пиши докладную. Но если они плохо выступят, мы тебя выгоним с работы". Сейчас уже не помню, что написал, но смысл был таков: беру на себя всю ответственность за выступление Авдеенко и Бубки.

Оба они стали чемпионами мира. После этого все решили: Тер кое-что в прыжках все-таки понимает.

- Какого мнения вы о Бубке сейчас, спустя столько лет?

- Профессионал высочайшего уровня. Я видел его недавно в Монте-Карло - он там постоянно живет. Но, когда Сергею надо тренироваться, готовиться, так сказать, базово, Бубка, человек не бедный, забыв, кто он и какие у него счета в швейцарских банках, приезжает в Донецк. И живет самой обычной жизнью - как человек, который голоден, которому надо зарабатывать на жизнь.

Удивительно, что Бубка, фактически имея все, сохранил страшную мотивацию. Я себе иногда задаю вопрос: это он из-за денег? Конечно же, да. Но не только. Есть что-то другое, что им движет и как раз и делает Бубкой, которого все боятся. А его по-прежнему боятся - а вдруг выйдет в сектор в Сиднее и выиграет очередные Олимпийские игры?

Не стыдно оглянуться

- Вас всегда считали баловнем судьбы. А на самом деле вы - баловень?

- Трудно сказать. У меня было очень тяжелое детство. Мама умерла рано. Отец вновь женился. Мачеха... не стоит и говорить о ней. Если со стороны и казалось, что мне все легко дается, то, может, потому, что у меня немного ковбойский тип.

- Со стороны, так даже плейбойский.

- Я никогда никому не показывал, сколько пота проливаю на тренировках, хотя всегда и ко всему готовился очень тщательно. Мне нравилось хорошо одеваться, благо - деньги были, была известность. И при этом мне удавалось не поскользнуться. А ведь возможностей скомпрометировать себя было немало. Отец говорил: бывают моменты, когда надо прикладывать огромные усилия, чтобы высказать свою точку зрения. Я всегда помнил эти его слова и горжусь тем, что мне не стыдно оглянуться назад.

- Часто вспоминаете прошлое?

- Знаете, нет. Наверное, еще не время.

www.pseudology.org