Книга 2
Петр Агеевич Кошель
История сыска в России
"Ошибки" ВЧК
 
Из материалов, отобранных при аресте уполномоченного ЦК ПСР по Тамбовскому району Юрия Подбельского, установлено, что ЦК в лице этого уполномоченного руководил восстанием кулаков, бандитов и дезертиров в Тамбовской и Воронежской губерниях, возглавляемых эсером Антоновым. На конференции партии эсеров осенью прошлого года представителем Тамбовской организации партии эсеров был сделан доклад о восстании Антонова в Тамбовской губернии, об участии в нём местных эсеров и о работе "союзов трудового крестьянства". При обыске в Бутырской тюрьме у членов ЦК партии эсеров обнаружен доклад лидера тамбовских эсеров Фетискина, который подтверждает руководство эсерами тамбовским движением и участие эсеров в ряде террористических актов в районе действий Антонова. Из показаний арестованных членов Тамбовского губернского комитета эсера Боголюбского А.С. (близкого родственника бандита Антонова), Фетискина (старого эсера), бывшего эмигранта Данковского, Муравьева и др. установлено, что в Тамбовской и смежных уездах Воронежской и Саратовской губерний существовал "союз трудового крестьянства", в который вошли на паритетных началах представители правых и левых эсеров, заключивших тактический блок Организация имела тесную и постоянную связь с бандитом Антоновым.
 
Члены антоновской банды снабжались подложными паспортами через паспортное бюро тамбовской организации эсеров (через Данковского, который лично отвозил эти документы в штаб Антонова). Все действия Антонова строго корректировались губернским центром эсеров. Сам Антонов неоднократно присутствовал на совещаниях эсеров в Тамбове. Ими произведены чудовищные опустошения, зверски замучены и растерзаны сотни коммунистов и советских работников; не давалось пощады даже женщинам и детям; весь район приведен в состояние крайнего развала. По признанию некоторых арестованных вождей банд Антонова, по отношению к захваченным коммунистам применялись нечеловеческие жестокости, например, у одного красноармейца, имевшего орден Красного Знамени, бандитами это знамя было вырезано на его груди; жертвы не убивались, а замучивались.
 
И все это освящалось именем "союзов трудового крестьянства" и партии эсеров. Тамбовские эсеры на деле показали, к чему направлена их работа в деревне и какие результаты получаются от создаваемых ими "трудовых крестьянских братств" (на самом деле кулацких банд). Аналогичную роль сыграл Сибирский областной союз трудовых крестьян, организовавший в начале февраля с.г. кулацкое восстание по железнодорожным линиям Омск-. Челябинск и Омск-Тюмень. Это восстание, прервавшее сообщение Сибири с Европейской Россией почти на три недели, вызвало в центре острый продовольственный кризис ввиду задержки продвижения продмаршрутов. Из показаний арестованных членов Сибирского областного комитета партии эсеров Юдина, Тагунова, Данилова и других установлено, что при "союзе трудового крестьянства" существовал военный отдел, во главе которого стоял колчаковский офицер Густомесов.
 
Областной союз организовал ряд губернских и уездных комитетов. Во главе штаба повстанцев (Главсибшта-ба) стоял эсер Родионов; начальник штаба - полковник Кудрявцев. В районе действий повстанческих банд были перебиты почти все коммунисты, были сорваны лесные заготовки, разграблены все склады, железнодорожное и телеграфное имущество. Партия эсеров, на словах отказавшаяся от применения террора как орудия борьбы против пролетарской диктатуры, на деле является действительным вдохновителем террора и разрушения, производившегося бандами под ближайшим руководством местных организаций этой партии.
 
Все заверения ЦК ПСР о неприменении им террора являются излишним лицемерием. В.Чернов за границей входит в сношения с рядом белогвардейских организаций и групп. Так, Чернов принимает деятельное участие в издающейся в Ревеле белоэсеровской газете "Народное дело", оказавшей энергичную поддержку Врангелю. О ревель-ской организации эсеров, издающей газету, Чернов в своем письме в ЦК ПСР пишет, что эта группа эсеров, среди которой есть активные сподвижники Юденича и Балаховича, готова принимать участие во всех противосоветских повстанческих движениях, что они возлагают большие надежды на Савинкова.
 
Последнее соображение заставляет Чернова, по его собственным словам, подозревать: "Нет ли здесь за кулисами и савинковских, т.е., по первоисточнику, польских денег". Партия меньшевиков, на словах высказывающаяся против насильственного свержения Советской власти, в последние месяцы поддерживала всякое движение недовольства, проявлявшегося в некоторых местах на почве продовольственных затруднений, стараясь внести в это движение организованность и планомерность. Во время контрреволюционного кронштадтского восстания Петроградский комитет меньшевиков выпускает ряд прокламаций, в которых выражает солидарность с требованиями кронштадтских мятежников и призывает к прекращению борьбы с мятежным городом, полными хозяевами которого явились бывшие царские офицеры, шпионы Антанты. С резолюциями Петроградского комитета оказались совершенно солидарными и члены ЦК партии меньшевиков - Ф.Дан и другие.
 
Призывая против подавления вспышек кулацких восстаний, реакционный характер которых признается и самими меньшевиками, эта партия тем самым оказывает поддержку всякому движению, направленному против пролетарской диктатуры. Знаменательным для этой партии является тот факт, что во всех заговорах против Советской власти, раскрытых ВЧК, всегда обнаруживается та или иная группа меньшевиков, принимавшая участие в черной работе контрреволюционного подполья. Партия меньшевиков широко прокламирует кронштадтский лозунг "Свободно избранных Советов без диктатуры какой-либо партии", являющийся достоянием всех белогвардейских или заговорщических организаций. Антисоветское движение последних месяцев показало, что перед нами старый дружный хор контрреволюции - от крайних монархистов до меньшевиков включительно.
 
Его конечная цель - реставрация буржуазно-помещичьей власти, его средства борьбы - бандитские восстания, террор, разрушение. Уроки последнего движения белогвардейцев и агентов империалистических хищников не должны пропасть даром для русских рабочих. Пока Советская Россия остается изолированным очагом коммунистической революции и находится в капиталистическом окружении, ей еще не раз придется железной рукой подавлять белогвардейские авантюры. Боевой орган пролетарской диктатуры должен быть на страже. До сентября 1918 года ВЧК не расстреляла ни одного политического врага Советской власти. А потом СНК принял решение о введении Красного террора, как чрезвычайной меры, без которой якобы невозможно было Обойтись. "Совет Народных Комиссаров, - указывалось в этом решении, - находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью".
 
Дзержинский заявлял потом: "Красный террор был не чем иным, как выражением воли беднейшего крестьянства и пролетариата уничтожить всякие попытки восстания и победить. И эта воля была проявлена". Для осуществления контроля над повседневной деятельностью местных ЧК создавались контрольные коллегии из трех человек по одному представителю от исполкома, комитета партии и чрезвычайной комиссии. В конце 1918 года при Совете Рабоче-Крестьянской Обороны была создана специальная комиссия под председательством Ленина, в которую вошли Дзержинский, Сталин, Невский, Красин и другие.
 
После всестороннего обсуждения работы ВЧК Ленин составил проект предложений, основные требования которых сводились к следующему: во главе ЧК должны стоять члены партии, имеющие не менее чем двухгодичный партийный стаж; более строго, вплоть до расстрела, преследовать и карать за ложные доносы; немедленно расширить в ВЧК отдел жалоб и просьб об ускорении дела; подтвердить право профессиональных и партийных организаций брать на поруки.
 
В мае 1919 года Оргбюро ЦК партии одобрило предложение Дзержинского, чтобы представитель особого отдела ВЧК еженедельно отчитывался перед ЦК Ленин говорил, что на долю чрезвычайных комиссий выпала исключительно тяжелая задача: "Когда мы взяли управление страной, нам, естественно, пришлось сделать много ошибок, и естественно, что ошибки чрезвычайных комиссий больше всего бросаются в глаза". От себя добавим, что за каждой "ошибкой" стояли человеческие жизни, и их были десятки тысяч.
 
В то же время Ленин подчеркивал, что ошибки ВЧК совершенно незначительны по сравнению с ее заслугами перед советским Государством: "Когда я гляжу на деятельность ЧК и сопоставляю ее с нападками, я говорю: это обывательские толки, ничего не стоящие". Выступая на митинге-концерте сотрудников ВЧК 7 ноября 1918 года, он говорил: "Иного пути к освобождению масс, кроме подавления путем насилия эксплуататоров, - нет. Этим и занимаются ЧК, в этом их заслуга перед пролетариатом". Но среди простого народа эти две буквы будили ужас: ведь зачастую хватали, не разбираясь особо, невинных людей, и они навсегда пропадали в чекистских застенках.
 
ГПУ - Государство в Государстве
После окончания гражданской войны новые условия требовали изменения форм и методов работы ВЧК. 6 февраля 1922 ВЦИК принял постановление об упразднении ВЧК и создании Государственного политического управления (ГПУ) при НКВД РСФСР. Эта перемена названия имела своим последствием только внешнюю замену одного наименования другим и совершенно не коснулась внутреннего построения этого учреждения и нисколько не изменила преследуемых им задач, Системы и характера его деятельности и т.п. Не произошло никаких изменений и в личном руководящем составе, за исключением некоторых служебных перемещений, вроде, например, перевода председателя Всеукраинского ГПУ Н.Манцева, за его скандальное поведение в Харькове, в Москву на должность народного комиссара Рабоче-крестьянской инспекции, с сохранением за ним звания члена коллегии ГПУ.
 
По степени своей власти, по тому особому положению, которое занимало ГПУ среди других правительственных учреждений Советской России, это учреждение буквально являло собой Государство в Государстве, не имея равного себе ни в одном из Государств всего мира. Специфический характер учреждения отразился и на подборе его сотрудников, которые представляли собой как бы какую-то особую касту, особо сплоченную группу - по выражению одного из приказов по ВЧК - "обреченных людей". Во главе ГПУ стоял его начальник. Таковым являлся Феликс Дзержинский, одновременно занимающий посты народного комиссара путей сообщения и народного комиссара внутренних дел. Ввиду одновременного совмещения Дзержинским нескольких должностей, его замещал по руководству ГПУ Уншлихт. Начальнику ГПУ подчинены все отделы и управления, входившие в состав ГПУ..
 
В подчинении у него состояла, в частности, и коллегия ГПУ, т.к. фактически ему принадлежало право безапелляционного, бесконтрольного и срочного расстрела всех без исключения граждан Советской России или помилование их, хотя формально такого рода вопросы подлежали разрешению "тройки" или коллегии ГПУ. Коллегия ГПУ состояла из ответственных сотрудников этого учреждения - начальников отделов и управлений. Звание члена коллегии ГПУ является вместе с тем как бы и почетным званием, что видно из вышеприведенного примера с Манцевым. Ведению коллегии подлежали вопросы административного, общеоперативного и судебно-следственного характера.
 
Дела о сотрудниках ГПУ почти всегда разрешались коллегией. Делалось это во избежание неизбежного опорочения их при гласном судебном рассмотрении. Как коллегия, так равно и "тройка" пользовались правом срочного расстрела. Судебные заседания происходили без участия подсудимого или его защитника. В заседании присутствовал следователь секретно-оперативной части (контрразведывательного отдела) ГПУ. Этот следователь выступал в качестве докладчика по существу дела. Обсуждение его доклада являлось простой формальностью, т.к. приговор заранее предрешен уже с первого дня появления арестованного в стенах ГПУ. "Тройка" состояла из начальника ГПУ, его помощника и докладчика - следователя. Государственное политическое управление делилось на несколько управлений, отделов и отделений. В состав его входила также хозяйственная часть. Хозяйственная часть ведала распределением продуктов, снабжением обмундированием и выдачей жалования сотрудникам ГПУ.
 
В состав хозяйственной части входили многочисленные отделы, подотделы, отделения и т.п. Она представляла собой громадное учреждение, которое имело свои собственные склады, лавки, кооперативы, портняжные и сапожные мастерские и т.п. Она занималась не только изготовлением обуви и платья в своих мастерских, но также продажей продуктов, отпускаемых ей управлением снабжения Московского военного округа. Эти операции производились в целях самоокупаемости учреждений ГПУ. Административно-организационное управление ведало техническим проведением в жизнь назначений, командирований и увольнений сотрудников ГПУ, изданием приказов, выработкой штатов и смет. По существу это управление являлось мертвым, и до последней степени бюрократическим. С его сметами и штатами на местах никто из начальников ГПУ не считался и вырабатывал по личному усмотрению свои собственные штаты и сметы. Новым отделом ГПУ являлось управление предприятий. Оно было подчинено высшему административно-оперативному органу: начальнику и коллегии ГПУ.
 
Образованию этого учреждения предшествовали следующие обстоятельства. Касса органов ГПУ, пополнявшаяся главным образом реквизированными ценностями и капиталами, фактически не допускала возможности содержать такой огромный штат гласных и негласных секретных сотрудников, какой находился в распоряжении ГПУ. Так, например, в одном Харькове ГПУ имело 4500 официальных сотрудников, не считая секретных. В состав Одесского ГПУ, имеющего уездные штаты, входило 2000 официальных сотрудников, не считая войскового отряда и т.п. В то же время отпускаемые центром на основании смет и штатов кредиты были таковы, что давали возможность пользоваться услугами лишь одной трети действительного числа как гласных, так и негласных сотрудников.
 
Провинциальные отделы ГПУ оказались еще в худшем положении, т.к. обычно отпущенные на их содержание кредиты не достигали своего назначения: их расхищали и обращали на свои нужды центральные органы ГПУ. ГПУ были вынуждены самолично изыскивать денежные средства для своего существования. Эти средства они добывали путем реквизиций, производя их под видом обысков, а также поисков запрещенного к хранению имущества, взяточничества и контрабанды. В период так называемой новой экономической политики, когда исчезла возможность совершать самочинные реквизиции, учреждениям ГПУ пришлось изыскивать другие способы для своего существования. Тогда именно ГПУ принялось за фабрикацию фальшивых царских денег, которые оно и выбрасывало через своих секретных сотрудников в обращение. Тогда же под видом борьбы с контрабандой была создана особая Комиссия по борьбе с контрабандой.
 
В действительности же эта комиссия выработала не меры борьбы с контрабандой, а обсуждала возможность использовать последнюю в своих собственных интересах, и комиссией было установлено, что каждый из секретных сотрудников имеет право ввезти контрабандных товаров на сумму до 200 рублей золотом. В заседаниях этой комиссии принимали участие представители разведывательного управления штатов округов, начальник Закордата ЦК РКП и ГПУ. Дело доходило до того, что были особенно "выгодные" по контрабанде участки. Эти участки выкупались, продавались, арендовались сотрудниками пограничных ГПУ и особых отделов. Чтобы изменить это положение, и было организовано управление предприятий. Управление имело свои лавки, магазины и тресты как в Москве, так и в провинциях. Оно состояло пайщиком во многих заграничных предприятиях.
 
В Москве и Петрограде оно владело кинотеатрами, ресторанами, увеселительными заведениями. В Берлине оно организовало киноотдел, во главе которого стояла жена МТорького - Андреева. Получаемые доходы поступали на содержание официального и секретного штата ГПУ в Москве, частью становились собственностью тех из работников ГПУ, которые являлись участниками этих предприятий. Контрразведывательный отдел (ранее секретно-оперативная часть) имел своей задачей вести наблюдение и освещать решительно все круги населения как в городе, так и в селениях (на каждое село имелось по два осведомителя, плата им производилась "натурой", т.е. зерном и сельскохозяйственными орудиями).
 
Политическое отделение наблюдало и освещало деятельность политических и общественных организаций антисоветского характера или просто некоммунистических, а также церковных и религиозных общин. В обязанности Активного отделения входило производство обысков и арестов, также наружное наблюдение. Отделение искусства и зрелищ ведало наблюдением и Цензурой театральных и других зрелищ, кинофильмов и концертных программ. На нём же лежало наблюдение за ресторанами и увеселительными заведениями. Отделение хранилищ заведовало складами реквизированного имущества и продовольствия. В ведении того же отделения находились склады вина.
 
В обязанности следственного отделения входило производство расследований. Отделение информационное имело своей задачей наблюдение и освещение при содействии секретных агентов-осведомителей всех строевых и нестроевых частей, а также учреждений Красной Армии (по два осведомителя на каждый взвод) и гражданских учреждений, включая Центральный Комитет Коммунистической партии. Экономическое отделение наблюдало и освещало деятельность торговых предприятий и трестов, а также следило за характером сделок. Техническое отделение ведало изготовлением подложных документов (например, паспортов), расшифровкой шифровальных документов, писем и телеграмм, установкой телефонных аппаратов для подслушивания (главным образом, в домах, отведенных для иностранных миссий и посольств). Фабриковало поддельные иностранные денежные знаки.
 
Фотографическое отделение обслуживало, по мере надобности, все учреждения из указанных отделов ГПУ. Отделение пограничной стражи заведовало и руководило пограничными частями войск, подчиненных ГПУ, а также ведало охраной границ. Отделение по борьбе с контрабандой вело борьбу с беспошлинным провозом товаров из-за границы. На отделении Цензуры лежал просмотр корреспонденции (как внутренней, так и заграничной) частных лиц и красноармейцев. Одним из самых деятельных и активных отделений после контрразведывательного отделения являлось иностранное отделение. С помощью обширного штата сотрудников внутренней и наружной агентуры оно вело наблюдение за находящимися в Советской России иностранными миссиями и иностранными торговыми предприятиями. Наряду с этим отделение это являлось главным центром шпионажа во всех странах Большой и Малой Антанты. Эту свою деятельность оно осуществляло при содействии резидентуры, сформированной при советских представительствах, а там, где таковых не имелось, при помощи тайных отделов. Центральным руководящим отделом ГПУ в Европе (в частности, на Балканах) являлся отдел иностранного отделения ГПУ при советском представительстве в Берлине. Этот отдел руководил и ведал всей шпионской работой во всех странах Большой и Малой Антанты, фактически руководил внешней советской Политикой и являлся, так сказать, сверхпосольством.
 
В этом отделе находилось отделение по борьбе с контрреволюцией и шпионажем, которое, в свою очередь, делилось на ряд подотделов: а) по наблюдению и освещению монархистов и их организаций; б) по наблюдению за партиями социалистов-революционеров и социал-демократов как в отношении их заграничной деятельности, так и в отношении их связей в России; в) по наблюдению за иностранными контрразведками; г) по проверке и освещению разного рода торговых фирм, контор и бюро, которые состоят в сношениях с Внешторгом и другими советскими учреждениями, а также по освещению заключенных ими сделок; д) по освещению личной жизни и характеристики сотрудников советских заграничных учреждений, а также тех из советских служащих, которые приезжают за границу; е) по наружному наблюдению. В круг деятельности последнего подотдела входила также вербовка секретных сотрудников, похищение документов, фотографирование и совершение террористических актов. Кроме указанного только что отдела, при советском представительстве в Берлине состоял еще Разведывательный отдел (он же центральная резидентура, руководящая работой во всех странах).
 
Этот отдел вел исключительно военную разведку. В своем распоряжении он имел огромные средства. Между прочим, на нём лежало приобретение иностранной литературы по военным вопросам и по всем открытиям и усовершенствованиям в области военной техники. Эта литература под видом дипломатической почты еженедельно пересылалась в Москву. Кроме военной разведки, названный отдел руководил покупкой оружия и вооружением им повстанцев в Югославии и Болгарии. Отдел состоял из заведующего отделом, заведующего оперативной частью и заведующего агентурной частью. В распоряжении отдела находилась обширная осведомительная сеть резидентов, разбросанных по всем странам. Он пользовался также сотрудничеством подкупленных служащих иностранных военных министерств. Так, например, в мае 1924 года отделу удалось добыть дислокацию французской армии, в 1919 году - хранившийся в Париже архив ЦК партии социалистов-революционеров. Бюджетные и секретные статьи.
 
Сметы, составляемые ГПУ, делились на две части: 1) секретных и гласных расходов и 2) внутренних и заграничных. Первая исчислялась в золотых рублях, вторая - преимущественно в долларах. Принципы, положенные в основу при составлении сметы, заключались в установлении, прежде всего, прожиточного минимума применительно к категории данного сотрудника и к исполняемой им работы. Оклад жалования постоянных секретных сотрудников отдела ГПУ, например, в Берлине, не превышал тысячи долларов в месяц, но не менее 50 долларов. Установление того или иного оклада секретному сотруднику было предоставлено начальнику отдела ГПУ, который и принимал во внимание продолжительность службы данного сотрудника и степень важности доставляемых им сведений. Сметы составлялись на шесть месяцев вперед. В 1923 году смета выражалась в сумме 3 миллиона золотых рублей (в действительности же было израсходовано свыше 4 миллионов рублей, перерасход был покрыт доходами с предприятий и от реализации ценностей). Смета на заграничную работу составляла 950 тысяч долларов. В 1924 году сметные предположения выразились в сумме 4 миллионов рублей золотом, а смета заграничной работы в 2 миллиона долларов. При составлении сметы заграничной работы принимались во внимание расходы по оплате труда официальных и секретных сотрудников, по расширению агентурной сети, установлению новых рези-дентур и т.д.
 
При составлении сметы по СССР принималось во внимание содержание войск ГПУ и пограничной охраны. Кредиты и авансы по утвержденным сметам отпускались центральному отделу ГПУ (в Берлине) начальником иностранного отдела ГПУ по резолюции, в каждом отдельном случае, начальника контрразведывательного отдела. Пакеты, опечатанные печатью ГПУ с адресом полпредства в Берлине, - Бустрому. Опечатанный пакет вкладывался в конверт с надписью "Полпреду СССР в Германии т. Кре-стинскому" и сдавались управляющему делами НКИД. Последний лично опечатывал пакет и с надписью "Особо секретный, лично Крестинскому" сдавал в отдел дипломатических курьеров. Там его вносили в так называемый сопроводительный курьерский лист, но без указания ценности пакета, и затем дипломатический курьер доставлял пакет по назначению. Тем же путем пересылались и ценности. Иногда отправка шла воздушной почтой.
 
Денежные пакеты, принятые Бустромом от Крестинско-го, сдавались в кассу отдела и там записывались на приход. Денежная сумма, вырученная с доходов предприятий, сдавалась на текущий счет в один из банков. Суммы в иностранной валюте поступали на приход кассового отдела ГПУ для расходов в Германии, реализо-вывались через посредство кассы полпредства в Берлине одним из агентов по производству этих операций. Ввиду больших сумм, подлежащих реализации (иногда свыше 10 тысяч долларов в день), удавалось реализовать валюту по курсу выше нормального, полученная разница не записывалась на приход. Она являлась "экономией" и расходовалась под видом выдач на лечение и другие экстраординарные надобности. Реализация ценностей, как-то: бриллиантов, жемчуга, драгоценных металлов - производилась исключительно через организацию Наносна и главным образом в Брюсселе.
 
Секретно-оперативная отчетность велась по особым формам, равно как и бухгалтерия. Последняя не входила в официальный отдел бухгалтерии, а представляла собой финансовое отделение контрразведывательного отдела ГПУ. В каждом отдельном случае денежная отчетность сначала сдавалась в бухгалтерию контрразведывательного отдела подотчетным начальником соответствующего отделения, проверялась там и с отметкой "арифметически счет правилен" представлялась на утверждение начальника контрразведывательного отдела, который и проверял отчетность в оперативном отношении, т.е. в смысле целесообразности произведенных расходов. В случае согласия с произведенными расходами начальник контрразведывательного отдела делал пометку "утверждаю" и представлял отчетность начальнику ГПУ. Последний, наложив резолюцию "согласен", возвращал отчетность начальнику контрразведывательного отдела, после чего последний отсылал ее в финансовое отделение контрразведывательного отдела ГПУ.
 
Денежный журнал и приходо-расходная книга казначея включали в себя нижеследующие статьи: 1) жалование секретным сотрудникам, 2) оперативные расходы, премиальное вознаграждение секретным сотрудникам, 3) установление нелегальных переправ на границе, 4) установление и содержание конспиративных квартир, 5) вербовка секретных сотрудников, 6) технические расходы: закупка канцелярских принадлежностей, фотографических аппаратов, химических средств для секретной переписки, грима, гарт дероба и проч., 7) посуточные и разъездные. Отделением по борьбе с контрреволюцией и шпионажем заведовал Каминский (под этой фамилией он официально числился в Советском представительстве); среди "своих" он был известен под кличкой Мартов, Бронек. Его настоящая фамилия Каминский. Он являлся помощником начальника ИНО ВЧК в Москве. В одном помещении с иностранным отделом находился и разведывательный отдел (центральная резидентура, руководящая работой во всех странах), исключительно ведущий военную разведку от разведывательного управления штаба всех Вооруженных сил Советской республики. Все денежные кредиты на покупку оружия и разведку отпускались отделу Москвой через посредство отделения Госбанка в Берлине. Огдел имел следующий официальный штат: заведующий отделом Степанов (он же заведующий отделом ПТУ), заведующий оперативной частью Петров
 
1-й. Заведующий агентурной частью Коротков (бывший офицер). Отдел имел обширную осведомительную сеть резидентуры во всех странах Большой и Малой Антанты. Агент, добывший в 1924 году Информацию о дислокации французской армии, получал 7 тысяч франков ежемесячно и, сверх того, премиальное вознаграждение. Агентам, похитившим архив социалистов-революционеров, было уплачено две тысячи фунтов стерлингов. 20 июля 1923 года приехавшим из Москвы в Берлин членом коллегии ГПУ Ксенофонтовым, прибывшим по подложному паспорту на имя Кириллова, были привезены следующие директивы:
 
1. Работа окончательно распределяется по двум отделам - по отделу разведки и по отделу контрразведки. Отдел разведки получает все задания и кредиты от разведывательного управления штаба всех Вооруженных сил республики (т.е. из Москвы), отдел контрразведки ведет работу исключительно по линии ГПУ.
 
2. Степанов откомандировывается в Москву и назначается членом Реввоенсовета Республики (т.е. Революционного военного совета, являющегося высшим учреждением в Красной Армии). На его место начальником отдела военной разведки назначается его помощник.
 
3. Каминский и Короткое остаются на своих прежних должностях по тому же отделу.
 
4. С целью повести по ложному следу немецкую полицию, располагающую доказательствами виновности Петрова 1-го по делу о складах оружия в Германии, из Москвы командируется в отдел военной разведки сотрудник с дипломатическим паспортом на имя Петрова 1-го.
 
5. Начальником отдела ГПУ при совпредстве назначается бывший заведующий Экономическим отделом Бустром. Его помощником назначается Проскуровский (бывший заведующий Польским сектором и иностранными контрразведками) . Кроме тех лиц, для работы в том же отделе прибыли: уполномоченный иностранного отдела ГПУ Казаков (числящийся под этой же фамилией в совпредстве) и Скуя, бывший секретарь контрразведывательного отдела ГПУ, приехавший под этой фамилией в Берлин. Скуя прибыл в Берлин со специальным заданием установить секретный отдел в Югославии, где этот отдел состоял под прикрытием консула Финляндии, являющегося резидентом ГПУ.
 
Заведующим бухгалтерией и канцелярией отдела являлся бывший секретарь иностранного отдела ГПУ Казаков, числящийся под этой фамилией в посольстве. Заведующим наружной разведкой, т.е. слежкой, вербовкой секретных сотрудников, похищением документов, террористическими актами, являлся Катаев, бывший начальник искусств и зрелищ КРО ГПУ в Москве и официально числящийся под этой фамилией в совпредстве в Берлине в должности старшего делопроизводителя. Уполномоченными по наружной разведке являлись: Норман, Евдокимов, Кобак и Никульцов (числящийся в совпредстве под этой же фамилией). Заведующий связью с секретными сотрудниками - Павловская и машинистка - Каминская (жена Мартова).
 
Из беседы Сталина с иностранными рабочими делегациями 5 ноября 1922 года: "ГПУ или ЧК есть карательный орган Советской власти. Этот орган более или менее аналогичен Комитету общественной безопасности, созданному во время Великой французской революции. Он карает, главным образом, шпионов, заговорщиков, террористов, бандитов, спекулянтов, фальшивомонетчиков. Он представляет нечто вроде военно-политического трибунала, созданного для ограждения интересов революции от покушений со стороны контрреволюционных буржуа и их агентов. Этот орган был создан на другой день после Октябрьской революции, после того, как обнаружились всякие заговорщицкие, террористические и шпионские организации, финансируемые русскими и заграничными капиталистами.
 
Этот орган развился и окреп после ряда террористических актов против т. Урицкого, члена Революционного комитета в Ленинграде (он был убит членом партии эсеров), после убийства т. Володарского, члена Революционного комитета в Ленинграде (он был убит тоже эсером), после покушения на жизнь Ленина (он был ранен членом партии эсеров). Надо признать, что ГПУ наносило тогда удары врагам революции метко и без промаха. Впрочем, это качество сохранилось за ним и по сие время. С тех пор ГПУ является грозой буржуазии, неусыпным стражем революции, обнаженным мечом пролетариата. Неудивительно поэтому, что буржуа всех стран питают к ГПУ животную ненависть.
 
Нет таких легенд, которых бы не сочиняли про ГПУ. Нет такой клеветы, которую бы не распространяли про ГПУ. А что это значит? Это значит, что ГПУ правильно ограждает интересы революции. Заклятые враги революции ругают ГПУ - стало быть, ГПУ действует правильно. Но как относятся к ГПУ рабочие? Походите по рабочим районам и спросите рабочих о ГПУ. Вы увидите, что они относятся к нему с уважением. Почему? Потому что они видят в нём верного защитника революции. Я понимаю ненависть и недоверие буржуа к ГПУ. Я понимаю разных буржуазных путешественников, которые, приезжая в СССР, первым долгом справляются о том, живо ли еще ГПУ и не наступило ли время для ликвидации ГПУ.
 
Все это понятно и неудивительно. Но я отказываюсь понять некоторых рабочих делегатов, которые, приезжая в СССР, с тревогой спрашивают: много ли контрреволюционеров наказано ГПУ, будут ли еще наказывать разных террористов и заговорщиков против пролетарской власти, не пора ли прекратить существование ГПУ? Откуда только берется у некоторых рабочих делегатов эта заботливость о врагах пролетарской революции? Чем ее объяснить? Как ее обосновать? Проповедуя максимальную мягкость, советуют уничтожить ГПУ... Ну а можно ли ручаться, что после уничтожения ГПУ капиталисты всех стран откажутся от организации и финансирования контрреволюционных групп заговорщиков, террористов, поджигателей, взрывателей? Разоружить революцию, не имея никаких гарантий на то, что враги революции будут разоружены, - ну разве это не глупость, разве это не преступление против рабочего класса?
 
Нет, товарищи, мы не хотим повторять ошибки парижских коммунаров. Парижские коммунары были слишком мягки в отношении версальцев, за что их с полным основанием ругал в свое время Маркс. А за свою мягкость они поплатились тем, что, когда Тьер вошел в Париж, десятки тысяч рабочих были расстреляны версальцами. Не думают ли товарищи, что русские буржуа и помещики менее кровожадны, чем версальцы во Франции? Мы знаем, во всяком случае, как они расправлялись с рабочими, когда занимали Сибирь, Украину, Северный Кавказ в союзе с французскими и английскими, японскими и американскими интервенционалистами. Я этим вовсе не хочу сказать, что внутреннее положение страны обязывает нас иметь карательные органы революции.
 
С точки зрения внутреннего состояния положение революции до того прочно и непоколебимо, что можно было бы обойтись без ГПУ. Но дело в том, что внутренние враги не являются у нас изолированными одиночками. Дело в том, что они связаны тысячами нитей с капиталистами всех стран, поддерживающими их всеми силами, всеми средствами.
 
Мы - страна, окруженная капиталистическими Государствами, внутренние враги нашей революции являются агентурой капиталистов всех стран. Капиталистические Государства представляют базу и тыл для внутренних врагов нашей революции. Воюя с внутренними врагами, мы ведем, стало быть, борьбу с контрреволюционными элементами всех стран. Судите теперь сами, можно ли обойтись при этих условиях без карательных органов вроде ГПУ. Нет, товарищи, мы не хотим повторять ошибок парижских коммунаров. ГПУ нужен революции, и ГПУ будет жить у нас на страх врагам пролетариата".
 
НКВД не дремлет
 
Именно при помощи ГПУ Сталину удалось построить единоличную власть. С созданием в 1934 году общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел, с включением в его состав ОГПУ во главе с Ягодой, механизм репрессий был запущен в полную силу. Сталиным был придуман тезис об усилении классовой борьбы по мере продвижения страны к социализму. Он и лег в основу репрессивной политики 30-х годов. Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) как общесоюзный наркомат был образован постановлением ВЦИК от 10 июля 1934 года, основными его подразделениями были Главное управление государственной безопасности (ГУГБ), Главное управление рабоче-крестьянской милиции (ГУРКМ), Главное управление пограничной и внутренней охраны (ГУПВО), Главное управление пожарной охраны (ГУТТО) и Главное управление исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений (ГУЛАГ).
 
ГУГБ начальника не имело, его опекал сам нарком - бывший председатель упраздненного ГНУ Г.Г.Ягода. Бывшие полномочные представители ОГПУ на местах - в союзных республиках - стали наркомами внутренних сил. Подчинялись они не республиканскому начальству, а наркому внутренних дел СССР. В 1935 году установлены звания для сотрудников НКВД: генеральный комиссар госбезопасности соответствовал армейскому маршалу; далее следовали комиссар госбезопасности 1-го, 2-го и 3-го рангов, старший майор госбезопасности, майор госбезопасности - они соответствовали армейским командармам 1-го и 2-го рангов, комкору, комдиву и комбригу.
 
Генеральным комиссаром госбезопасности стал Ягода, комиссарами 1-го ранга - Я.С Агранов, первый заместитель наркома, Г.Е.Прокофьев, второй заместитель наркома и ВАБалицкий, нарком внутренних дел УССР, т.д.Дерибас, начальник УНКВД по Дальнему Востоку, С.Ф.Реденс, начальник УНКВД по Московской области, Л.М.Заковский, начальник УНКВД по Ленинградской области. Все руководство НКВД было расстреляно в 1937 - 1939 годах, один лишь начальник иностранного отдела ГУГБ А.А.Слуцкий умер своей смертью в феврале 1938 года. Уцелел тогда и С.А.Гоглидзе, друг Берии, но его расстреляли позже - в 1953 году.
 
Из доклада А.И.Микояна на торжественном заседании, посвященном двадцатилетию советской разведки, 20 декабря 1937 года в Большом театре: "...Товарищ Ежов создал в НКВД замечательный костяк чекистов, советских разведчиков, изгнав чуждых людей, проникших в НКВД и тормозивших его работу. Товарищ Ежов сумел проявить заботу об основном костяке работников НКВД по-большевистски воспитать их в духе Дзержинского, в духе нашей партии, чтобы еще крепче мобилизовать всю армию чекистов. (Аплодисменты.) Он воспитывает в них пламенную любовь к социализму, к нашему народу и глубокую ненависть ко всем врагам. Вот почему весь НКВД и, в первую очередь, товарищ Ежов являются любимцами советского народа. (Аплодисменты.)
 
Товарищ Ежов добился больших успехов в НКВД не только благодаря своим способностям. Он добился такой величайшей победы в истории нашей партии, победы, которую мы не забудем никогда, благодаря тому, что работает под руководством товарища Сталина, усвоив сталинский стиль работы. Товарищи работники НКВД, я могу пожелать вам, чтобы учились, как учился и учится у товарища Сталина сталинскому стилю работы товарищ Ежов, чтобы вы учились у товарища Ежова сталинскому стилю работы. (Аплодисменты.) Он сумел применить сталинский стиль в области НКВД. Работники НКВД работают много. Работа тяжелая и трудная, очень трудная, но я думаю, что наркомвнудельцы могут быть довольны, встречая двадцатую годовщину своей борьбы такими победами и тем, что народ, которому они служат, сторицей вознаградил их своей любовью. (Аплодисменты.)
 
В отличие от буржуазных разведок, которые являются наиболее ненавистной частью государственного аппарата для широких трудящихся масс, советская разведка любима своим народом. Она отстаивает его интересы. Она защищает кровью завоеванные права и свободы и зорко стоит на страже его завоеваний. В мире нет больше такого Государства, где бы органы государственной безопасности были так крепко спаяны с народом и где бы народ так помогал своей разведке. (Аплодисменты.) Товарищ Ежов передал мне ряд материалов, в которых мы видим, как народ - рабочие, советская интеллигенция, колхозники, школьники помогают ловить фашистских шпионов и иностранных разведчиков. Вот несколько примеров. В августе 1932 года в Саратове слесарь Воронов задержал и доставил в управление НКВД некоего Комлева. Ком-лев обещал ему десять тысяч рублей за совершение диверсионного акта - вбить железный болт в кабель на заводе, где работал Воронов. Недолго думая, товарищ Воронов привел врага в НКВД Как после выяснилось, Комлев оказался агентом одной фашистской разведки. В Каменец-Подольское отделение НКВД поступило заявление о том, что из Румынии перешел границу некто П. Этот П. оказался агентом румынской разведки.
 
Один рабочий сообщил в НКВД об участниках троцкистской организации. В том числе он назвал и своего брата. Следствие выявило, что это злейшие враги народа. Видите, товарищи, этот рабочий не постеснялся сказать правду о своем родном брате, потому что выше всего, выше личных и семейных интересов он ставит Советскую власть. (Аплодисменты.) В сентябре 1937 года инженер Саратовской электростанции т. Шишкин, член партии, подал заявление, что подозревает в шпионаже директора Саратовской электростанции Тампера, тоже "коммуниста", конечно, в кавычках. Шишкин видел, как Тампер списывал секретные сведения. Это послужило для него сигналом. Тампер был арестован и сознался, что является агентом германской разведки с 1917 года. Гражданка Дашкова-Орловская помогла разоблачить шпионскую работу своего бывшего мужа Дашкова-Орловского. В Пугачевском районе в селе Порябушки пионер Щеглов Коля (1923 года рождения) сообщил начальнику районного отделения НКВД о том, что его отец Щеглов И. И. занимается расхищением из совхоза строительных материалов.
 
Шеглова-отца арестовали, так как действительно у него дома обнаружили большое количество дефицитных строительных материалов. Пионер Коля Щеглов знает, что такое Советская власть для него, для всего народа. Увидев, что родной отец ворует социалистическую собственность, он сообщил об этом в НКВД, Вот где сила, вот в чем мощь народа! (Аплодисменты.) Колхозница-комсомолка Глуховская сообщила, что член колхоза Н. вызывает подозрения. Он был арестован и сознался, что является членом польской организации разведчиков, созданной Пилсудским. Он сказал также и о том, что имеется целая организация, которая ведет свою деятельность на нашей территории.
 
Фактов, когда наш народ сам охраняет и помогает своей разведке охранять советский строй, таких примеров, когда НКВД не только сам раскрывает дела, но является и организатором народных масс, таких примеров у нас много... Мы можем прямо сказать, что НКВД своей работой в раскрытии шпионских организаций спас много жизней, которым угрожала опасность от врагов, готовивших крушения поездов, массовые отравления рабочих и крестьян в столовых, заражение людей в больницах, заражение скота всякими болезнями. НКВД не только спас много жизней, которым угрожала опасность, - он спас много заводов от взрывов...
 
Я желаю нашим советским разведчикам быть работниками такого типа, о которых говорил товарищ Сталин на собрании избирателей. Товарищ Сталин нарисовал нам образ советского работника ленинского типа. Мы все знаем, что товарищ Сталин - верный ученик и продолжатель дела Ленина. Товарищ Сталин так же, как Ленин, ведет нашу Родину вперед к коммунизму. Образ ленинского типа работника есть и сталинский тип работника". (Аплодисменты.)
 
Дело "марксистов-ленинцев"
 
Постановлениями коллегии ОГПУ в 1932 - 1933 годах в несудебном порядке были привлечены к уголовной ответственности с назначением различных мер наказания М.Н. Рютин, М. С. Иванов, В. Н. Каюров, Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев, П. А. Галкин, В. И. Демидов, П. П. Фёдоров и еще 22 человека. Все они обвинялись в том, что в целях борьбы с Советской властью и восстановления капитализма в СССР создали контрреволюционную организацию "Союз марксистов-ленинцев", подготовили программный документ этой организации и активно занимались антисоветской деятельностью. Суть "дела" заключалась в следующем. В начале 1932 года М. Н. Рютин, бывший секретарь Краснопресненского райкома ВКП(б) г. Москвы, которого в 1930 году ЦКК исключила из партии, как говорилось в решении, "за пропаганду правооппортунистических взглядов", а затем работавший экономистом "Союзэлектро", и старые большевики - В. Н. Каюров, член партии с 1900 года, руководитель плановой группы Центроархива, и М.С. Иванов, член партии с 1906 года, руководитель группы Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР, обеспокоенные широко распространившимися грубыми нарушениями внутрипартийной демократии, насаждением в руководстве партийными и государственными делами административно-командных методов, решили в письменной форме изложить свои взгляды на создавшуюся обстановку. Непосредственным исполнителем этого стал М. Н. Рютин.
 
В марте 1932 года им были подготовлены проекты двух документов под названием "Сталин и кризис пролетарской диктатуры" и обращение "Ко всем членам ВКП(б)". В редактировании этих материалов приняли участие М.С. Иванов, В. Н. Каюров и его сын, член партии с 1914 года, старший инспектор Наркомснаба СССР А. В. Каюров. 21 августа 1932 года в деревне Головино под Москвой, на частной квартире члена партии электротехника строй-треста П. А. Сильченко (в его отсутствие) была проведена встреча с участием Мартемьяна Никитича Рютина, Михаила Семеновича Иванова, Василия Николаевича Каюрова, Александра Васильевича Каюрова и его коллеги Николая Ивановича Колрколова, Натальи Павловны Каюровой, секретаря правления "Союзмолоко", Павла Андриановича Галкина, директора 2б-й Московской типографии, Петра Михайловича Замятина, инструктора треста "Нарпит" Краснопресненского района, Павла Платоновича Фёдорова, профессора Московского торфяного института, Василия Ивановича Демидова, начальника административно-хозяйственного отдела московского автозавода, Григория Евсеевича Рохкина, научного сотрудника ОГИЗа, Виктора Борисовича Горелова, директора треста "Киномехпром" Союзкино, Бориса Михайловича Пташного, начальника управления Наркомснаба УССР, харьковчан Николая Ивановича Васильева, управляющего объединением "Гипрококс", и Семена Васильевича Токарева, заместителя управляющего объединением "Гипрококс".
 
Участники встречи обсудили вопросы: 1. Доклад М. Н. Рютина "Кризис партии и пролетарской диктатуры". 2. Утверждение платформы организации и воззвания. 3. Организационные вопросы (выборы). Участники совещания приняли за основу платформу и обращение ко всем членам партии, доложенные М. Н. Рю-тиным. Утвержденные документы было решено передать на окончательное редактирование комитету, избранному на этом совещании в составе: М. С. Иванов - секретарь и члены -комитета В. Н. Каюров, П. П. Галкин, В. И. Демидов и П. П. Фёдоров. М. Н. Рютин, по его же просьбе, в состав комитета не вошел, как беспартийный и по причинам конспиративного характера. Было условлено дать создаваемой организации название "Союз марксистов-ленинцев". На втором заседании комитета, проходившем на квартире М. С. Иванова, было принято решение распространять программные документы союза среди членов партии путем личных контактов и рассылки почтой, выяснять их отношения к этим материалам. Так, вскоре с ними были ознакомлены Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Я. С. Стэн, бывший секретарь Московского комитета ВКП(б), Н. А. Угланов и ряд других лиц в Москве и Харькове.
 
Всего комитет провел несколько заседаний, на которых подводились итоги распространения материалов союза. Анализ содержания "платформы" и так называемого манифеста союза "марксистов-ленинцев" - обращение "Ко всем членам ВКП(б)" показывает, что в них давалась оценка тяжелого экономического положения, в котором оказалась страна из-за допущенных сталинским руководством перегибов в вопросах форсирования темпов индустриализации и сплошной коллективизации, сопровождавшихся насилиями над крестьянами, говорилось о необходимости демократизации внутрипартийной и государственной жизни, восстановления ленинских норм и принципов, об отказе от насильственной коллективизации, о стихийных проявлениях недовольства и восстаниях крестьян (Северный Кавказ, Закавказье, Сибирь, Украина) и рабочих некоторых промышленных центров (Иваново, Вичуга), делался вывод, что трудно ждать кардинальных изменений, пока во главе Центрального Комитета ВКП(б) находится И. В. Сталин. Шла речь о таких явлениях, как усиление бюрократизма, извращение сущности пролетарской диктатуры, принижение роли Советов, профсоюзов, комсомола.
 
Для восстановления пролетарской диктатуры, ленинских принципов жизни и деятельности партии, повышения активности ее членов, выхода страны из тяжелого экономического положения предлагалось осуществить организационные изменения в руководстве партии, сместить И. В. Сталина с поста Генерального секретаря. И. В. Сталин характеризовался при этом как "великий агент, провокатор, разрушитель партии, могильщик революции в России". В принятом обращении "Ко всем членам ВКП(б)", в частности, говорилось: "Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис.
 
С помощью обмана, клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и террора, под флагом борьбы за чистоту принципов большевизма и единства партии, опираясь на централизованный мощный партийный аппарат, Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом, стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола и поставил Советский Союз на край пропасти. Авантюристические темпы индустриализации, влекущие за собой колоссальное снижение реальной заработной платы рабочих и служащих, непосильные открытые и замакси-рованные налоги, инфляцию, рост цен и падение стоимости червонца; авантюристическая коллективизация с помощью невероятных насилий, террора, раскулачивания, направленного фактически главным образом против середняцких и бедняцких масс деревни, и, наконец, экспроприация деревни путем всякого рода поборов и насильственных заготовок привел всю страну к глубочайшему кризису, чудовищному обнищанию масс и голоду как в деревне, так и в городах...
 
Всякая личная заинтересованность к ведению сельского хозяйства убита, труд держится на голом принуждении и репрессиях, насильственно созданные колхозы разваливаются. Все молодое и здоровое из деревни бежит, миллионы людей, оторванных от производительного труда, кочуют по стране, перенаселяя города, остающееся в деревне население голодает... В перспективе - дальнейшее обнищание, одичание и запустение деревни... На всю страну надет намордник; бесправие, произвол и насилие, постоянные угрозы висят над головой каждого рабочего и крестьянина. Всякая революционная законность попрана!.. Учение Маркса и Ленина Сталиным и его кликой бесстыдно извращается и фальсифицируется. Наука, литература, искусство низведены до уровня низких служанок и подпорок сталинского руководства. Борьба с оппортунизмом опошлена, превращена в карикатуру, в орудие клеветы и террора против самостоятельно мыслящих членов партии. Права партии, гарантированные Уставом, узурпированы ничтожной кучкой беспринципных политиканов.
 
Демократический централизм подменен личным усмотрением вождя, коллективное руководство - Системой доверенных людей. Печать, могучее средство коммунистического воспитания и оружие ленинизма, в руках Сталина и его клики стали чудовищной фабрикой лжи, надувательства и терроризирования масс. ложью и клеветой, расстрелами и арестами... всеми способами и средствами они будут защищать свое господство в партии и стране, ибо они смотрят на них как на свою вотчину. Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики..." 14 сентября 1932 года в ЦК ВКП(б) поступило заявление от членов ВКП(б) Н. К Кузьмина и Н. А. Стороженко, в котором сообщалось, что ими получено для ознакомления от Каюрова обращение "Ко всем членам ВКП(б)" Текст его прилагался. 15 сентября Иванов, Каюров, Горелов, а потом Рютин и другие лица, имевшие какое-либо отношение к деятельности или материалам союза, были арестованы органами ОПТУ. 27 сентября 1932 года Президиум ЦКК принял решение исключить из партии 14 человек, известных к этому моменту как участников организации "Союз марксистов-ленинцев".
 
В постановлении Президиума ЦКК (оно было подписано секретарем коллегии ЦКК Е. М. Ярославским) ставилась задача: "ЦКК предлагает ОГПУ выявить невыявленных еще членов контрреволюционной группы Рютина, выявить закулисных вдохновителей этой группы и отнестись ко всем этим белогвардейским преступникам, не желающим раскаяться до конца и сообщить всю правду о группе и ее вдохновителях, со всей строгостью революционного закона". 1 С учетом этой директивы органы ОПТУ еще больше активизировали свою работу. Круг привлекаемых к ответственности расширялся. Через несколько дней после решения Президиума ЦКК вопрос о группе М. Н. Рютина был вынесен на объединенный Пленум ЦК, и Президиум ЦКК ВКП(б) принял постановление, подписанное И. В. Сталиным: "1. Одобрить постановление ЦКК об исключении из партии членов контрреволюционной группы Рютина-Слепко-ва, именовавшей себя "Союз марксистов-ленинцев". 2. Пленуму ЦК ВКП(б) и Президиуму ЦКК принять самые решительные меры для полной ликвидации деятельности белогвардейской контрреволюционной группы Рютина-Слепкова, их вдохновителей, их укрывателей. 3. Пленум ЦК ВКП(б) и Президиум ЦКК считают необходимым немедленное исключение из партии всех, знавших о существовании этой контрреволюционной группы, в особенности читавших ее контрреволюционные документы и не сообщивших об этом в ЦКК и ЦК ВКП(б), как укрывателей врагов партии и рабочего класса".
 
В результате этой директивы были репрессированы многие коммунисты. Уже через несколько дней, 9 октября 1932 года, на вновь созванном под председательством Я. Э. Рудзутака Президиуме ЦКК ВКП(б) было принято постановление об исключении из рядов партии 24 человек как "членов и пособников контрреволюционной группы Рютина-Ива-нова-Галкина, как разложившихся, ставших врагами коммунизма и Советской власти, как предателей партии и рабочего класса, пытавшихся создать подпольным путем под обманным флагом марксизма-ленинизма буржуазную кулацкую организацию по восстановлению в СССР капитализма и, в частности, кулачества".
 
Постановление было опубликовано в "Правде" 11 октября 1932 года. На заседании Президиума ЦКК предоставили слово Г. Е. Зиновьеву и Л. Б. Каменеву, которым было предъявлено обвинение в том, что они знали о существовании этой организации, знакомились с ее документами, но не сообщили о ней в ЦК ВКП(б) или ЦКК ВКП(б). Несмотря на высказанное Зиновьевым и Каменевым "сожаление о содеянном", их в числе других также исключили из рядов ВКП(б). Позднее по тем же мотивам были исключены из партии П. А. Сильченко и А. И. Козловский. Исключив участников "Союза марксистов-ленинцев" из рядов партии, ЦКК ВКП(б) передала дальнейшее решение их судьбы в ОГПУ. 11 октября 1932 года коллегией ОГПУ все они были осуждены к различным срокам Тюрьмы, заключения и ссылки. Наибольший срок получил Рютин. Он был приговорен к 10-летнему тюремному заключению. Всего по делу о так называемом "Союзе марксистов-ленинцев" было привлечено к партийной и судебной ответственности в 1932 - 1933 годах тридцать человек В дальнейшем часть уже осужденных вновь была привлечена к уголовной ответственности по тем же самым обвинениям с ужесточением ранее вынесенных приговоров, в том числе М. Н. Рютин, М. С. Иванов, П. А. Галкин, П. П. Фёдоров, Г. Е Рохкин, Я. Э. Стэн, М. И. Мебель, П. М. Замятин. А. В. Каюров, И. Н. Боргиор, Д. П. Марецкий, П. Г. Петровский, которых приговорили к высшей мере наказания - расстрелу.
 
Большинству других были увеличены сроки лишения свободы. Некоторым из этих лиц приговоры дважды и трижды пересматривались в сторону ужесточения. Расследование по этому делу проводилось с грубыми нарушениями закона. Следственные действия были проведены без возбуждения уголовного дела, а Зиновьеву и Каменеву обвинения вообще не предъявлялись. Проходившие по делу были лишены возможности защищать себя от предъявленного обвинения, репрессированы они были внесудебным органом, без проверки материалов предварительного следствия. "Союз марксистов-ленинцев" ко времени пресечения его деятельности находился в стадии организационного оформления и выработки программных документов, никаких практических действий по осуществлению содержащихся в них установок, за исключением распространения "манифеста" и политической платформы, его участники не совершили.
 
В состав каких-либо антисоветских организаций или объединений члены союза также не входили. Органы предварительного следствия и коллегия ОГПУ не располагали подлинными экземплярами "манифеста" и "платформы", а только их копиями, изъятыми при арестах и обыске на квартире П. А. Сильченко 15 октября 1932 года. Дошедшие до нас экземпляры документов являются копиями с копий, сделанных в ОГПУ в те годы, и подлинная их идентичность с необнаруженными оригиналами спорна: документы ходили по рукам в Московской и Харьковской партийных организациях, их размножали, дописывали, редактировали. Были тут и явные заимствования из контрреволюционных воззваний и антисоветских листовок, белоэмигрантских документов, что вряд ли могло соответствовать настроению Рютина. Еще в сентябре 1930 года, защищаясь от ложного доноса, он писал в ЦКК ВКП(б): "О термидоре и забастовках я ни слова не говорил.
 
Тут все вымышлено от начала и до конца. Я не троцкист и не устряловец, чтобы городить такую чепуху." А такой "чепухи" в этом документе оказалось много - группе хотели придать характер гигантского заговора против партии и Государства, который охватил будто бы миллионы советских людей. Эту платформу, простое знакомство с нею вменяли в вину многим даже в 1937 - 1938 годах, в том числе и Н.И. Бухарину. Что же касается политических воззрений и теоретических взглядов, изложенных в программных документах так называемого "Союза марксистов-ленинцев" то, надо сказать, они носили дискуссионный характер и не содержали призывов к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти. Эти взгляды, безусловно, расходились с той практикой, которую поддерживала и восхваляла официальная пропаганда, но отнюдь не противоречили марксистско-ленинской концепции социализма.
 
Представление о содержании документов дает приобщенная к делу схема платформы, написанная Рютиным в процессе следствия, состоящая из следующих разделов: 1. Маркс о роли личности в истории. 2. Сталин как беспринципный политикан. 3. Сталин как софист. 4. Сталин как вождь. 5. Сталин как теоретик 6. Классовая борьба и марксизм. 7. Простое, расширенное воспроизводство и марксизм-ленинизм. 8. О построении социалистического общества. 9. Ленинизм и борьба с оппортунизмом. 10. Уроки внутрипартийной борьбы в свете истекших лет. 11. Оценка взглядов пролетарской диктатуры на современное положение вещей в СССР. 12. Кризис Коминтерна. 13.
 
Кризис пролетарской диктатуры (экономический кризис, кризис партии, кризис Советов и приводных ремней пролетарской диктатуры). К этому необходимо добавить, что сложившаяся к тому времени в партии и стране обстановка жестокого преследования инакомыслящих не позволяла открыто высказывать свое мнение, если оно расходилось с мнением партийного руководства и особенно Сталина. У Каюрова и Иванова было намерение отправить письмо с изложением своих взглядов на обстановку в партии и стране в ЦКК ВКП(б).
 
Но позднее они от этого отказались, понимая, к каким последствиям это может привести. Среди организаторов "Союза марксистов-ленинцев" выделяются фигуры Каюрова и Рютина. Каюров относился к старой большевистской гвардии, участвовал в партийной работе, до революции возглавлял большевистскую организацию петербургского завода "Эриксон", после Февральской революции был председателем Выборгского районного Совета рабочих и солдатских депутатов. В июльские дни 1917 года он в числе тех, кто укрывал Ленина. После Октябрьской революции пользовался особым доверием у Ленина, получал от него важные задания. Именно он привез в июле 1919 года из Москвы письмо Ленина "Питерским рабочим". В 1921 - 1924 годах Каюров работал в Сибири и на Урале, затем в "Грознефти" в 1925 - 1930 годах являлся консультантом Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР, в 1930 - 1932 годах руководил группой Центрархива. Пользовался авторитетом в партии.
 
Упрямый Рютин
 
К известным партийным деятелям принадлежал и Рютин. Он вступил в ленинскую партию в 1914 году, принимал участие в революционном движении. После окончания учительской семинарии был народным учителем, В 1917 году возглавил Харбинский Совет рабочих и солдатских депутатов, участвовал в становлении Советской власти на востоке страны, был командующим войсками Иркутского округа, командиром партизанских отрядов в Прибайкалье, председателем Иркутского губкома партии, делегатом X съезда РКП(б). Впоследствии был на ответственной работе в Восточной и Западной Сибири, Дагестане. В 1924 - 1928 годах работал секретарем Краснопресненского райкома партии г. Москвы, участвовал в борьбе с "новой" и троцкистско-зиновьевской оппозицией. На XV съезде РКП(б) в 1927 году был избран кандидатом в члены ЦК партии. В острой внутрипартийной полемике, возникшей после этого съезда между группой Сталина, с одной стороны, и Бухариным, Рыковым, Томским - с другой, о путях и методах строительства социализма в нашей стране, развития советской деревни, Рютин в вопросе применения чрезвычайных мер к крестьянству фактически поддержал Бухарина. Хотя в письме в ЦКК 21 сентября 1930 года он и отмечал, что "целиком никогда не был с группой Бухарина.
 
Теоретических взглядов Бухарина и его последователей в области исторического материализма (теория равновесия и пр.) я никогда не разделял, то же самое должен сказать и о теории организованного капитализма, о теории "мирного врастания кулацких кооперативных гнезд" в социализм, о теории самотека". После острой беседы в 1928 году со Сталиным Рютина обвинили в примиренческом отношении к правым: об этом говорилось в заявлении группы членов райкома и членов бюро райкома, с которым они обратились в Московский комитет партии 15 октября 1928 года. 16 октября 1928 года объединенное заседание Секретариата ЦК и Секретариата МК ВКП(б) с участием председателя ЦКК ВКП(б) Г. К Орджоникидзе, членов президиума МКК приняло решение снять Рютина с работы в московской организации партии. В тот же день такое же решение вынесло и бюро ЦКК ВКП(б).
 
Объединенный пленум МК и ЦКК ВКП(б), заслушав 18 - 19 октября 1928 года вопрос о положении в московской парторганизации, освободил Рютина от обязанностей секретаря Краснопресненского райкома партии и члена бюро МК В постановлении не указана причина освобождения. Но, как сказано в докладе секретаря МК Н. А. Угланова, претензии к Рютину выражались в том, что "он допустил при споре на заседании бюро Краснопресненского райкома ошибку, которая для него, кандидата ЦК, недопустима, которая умаляла его достоинство и которая умаляла руководящих товарищей. В споре о руководстве партией на заседании бюро РК товарищ Рютин, споря против тенденций дальнейшего отсечения руководящих товарищей от руководства, говорил: "Что вы ставите вопрос о тов. Сталине? Мы знаем, что у тов. Сталина есть свои недостатки, о которых говорил тов. Ленин. Этого нельзя было говорить потому, что еще раньше нам об этом говорили троцкисты. И второе: у него в резолюции, предложенной на активе, отсутствовал момент борьбы с примиренчеством.
 
Из секретарей райкомов он в теоретическом отношении является наиболее квалифицированным членом партии. Эту ошибку, конечно, ему следует поставить в большую вину, чем другому". Выступая на пленуме, Рютин признал эти претензии справедливыми и назвал в числе своих политических просчетов еще одну ошибку, а именно, что он занимал так называемую буферную позицию во время обсуждения в ЦК вопросов о правом уклоне. Рютин говорил: "Споры в ЦК вызывали у нас, у многих членов бюро Московского комитета, беспокойство за сплоченность руководящего органа ЦК И я стал на ту точку зрения, что низовые партийные организации, районные должны будут соответствующим образом воздействовать на руководящих товарищей, чтобы в их рядах были устранены разногласия, трения, которые возникли. Теперь приходится признать, что наш опыт показал, что буфер не только тогда, когда он возникает в среде самих спорящих, но и тогда, когда этот буфер возникает со стороны, он не оправдывает своей роли. Это создало некоторую отчужден-ность, некоторую замкнутость московской организации или, точнее, руководящей группы работников московской организации от Центрального Комитета". На второй день заседания этого пленума неожиданно приехал Сталин, участвовал в его работе и выступил с речью. 22 октября 1928 года пленум Краснопресненского РК освободил Рютина от обязанностей секретаря райкома партии.
 
Вскоре он был назначен заместителем редактора газеты "Красная звезда", затем работал председателем Управления фотокинопромышленности, членом президиума ВСНХ. В 1929 году Рютин едет уполномоченным ЦКК ВКП(б) по коллективизации в Восточную Сибирь. Записка в Политбюро ЦК, написанная им по возвращении в Москву, вызвала гнев у Сталина и Кагановича, ведавшего вопросами сельского хозяйства. Однако вскоре принципиальные положения и главные мысли своей записки Рютин увидел на страницах "Правды" в статье Сталина "Головокружение от успехов" и в письме ЦК ВКП(б) "О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении". Казалось бы, конфликт был исчерпан. Но Сталин не забывал обид. 21 января 1930 года в статье "К вопросу о Политике ликвидации кулачества как класса", опубликованной в газете "Красная звезда", он "одернул" Рютина, опубликовавшего в той же газете на ту же тему двумя номерами раньше передовую статью, основной темой которой была мысль - осуществляемый в деревне курс расходится с линией XV съезда партии.
 
В сентябре того же года Президиум ЦКК исключил Рю-тина из рядов ВКП(б) с формулировкой за "предательски-двурушническое поведение в отношении партии и за попытку подпольной пропаганды правооппортунистиче-ских взглядов, признанных XV съездом несовместимыми с пребыванием в партии". Поводом для возникновения персонального дела Рютина послужило заявление в ЦК ВКП(б) знавшего его по работе в Краснопресненском райкоме члена партии Д.С. Немова, который сообщал, что, будучи в августе 1930 года в отпуске в г. Ессентуки, встретил там Рютина, и тот будто бы резко отрицательно отзывался о Политике ЦК во главе со Сталиным, считая ее губительной для страны, оценивал материальное положение трудящихся в стране как очень тяжелое, высказывался против мер по насильственной коллективизации, осуждал расправу с членами партии, которые выражали какое-либо несогласие с мнением Сталина, неодобрительно отзывался о проводимой линии в братских партиях. При разборе персонального дела и в своем письменном объявлении в адрес ЦКК ВКП(б) Рютин категорически отрицал приписываемые ему высказывания, утверждая, что суть их извращена. Других свидетелей указанных бесед Рютина и Немова в Ессентуках не было.
 
Однако в ходе рассмотрения персонального дела на заседании Президиума ЦКК ВКП(б) 23 сентября 1930 года доводы Рютина во внимание приняты не были, в основу обвинения было положено заявление Немова, судя по выступлениям Е. М Ярославского, и особенно А. С. Енукидзе и М. Ф. Шкирятова, главная вина Рютина усматривалась в критике им действий Сталина при решении вопроса об освобождении в 1928 году Рютина от должности секретаря Краснопресненского райкома ВКП(б) г. Москвы, о чем он написал и в своем объявлении. "Сталина даже тогда, когда я в 28-м году выступил против него на бюро Краснопресненского райкома, - писал Рютин в ЦКК, - я считал самым крупным вождем партии, способным проводить в жизнь ленинские принципы. Я тогда допустил отступления от линии в вопросах о темпах и в оценке положения в деревне.
 
Я считаю, что т. Сталин напрасно ошельмовал меня и ловким маневром вышвырнул с партийной работы. Я считаю это нечестным с его стороны по отношению ко мне". Рютин из партии был исключен, а затем арестован по обвинению в контрреволюционной пропаганде и агитации. Однако 17 января 1931 года даже коллегия ОПТУ вынуждена была признать обвинение недоказанным, и полтора года, до нового ареста в сентябре 1932 года, он работал экономистом в "Союзэлектро". В 1936 году Рютина, находившегося в Верхне-Уральском политизоляторе, переводят в Москву. Ему предъявляют новое обвинение - в терроризме - на материалах ранее написанных им нелегальных "документов-платформы" и "манифеста-обращения" союза "марксистов-ленинцев". В письме Президиуму ЦИК СССР от 4 ноября 1936 года, хранящемся в его деле, Рютин просит снять с него эти обвинения и защищает свое достоинство гражданина.
 
Вот полный текст этого документа
 
"Президиуму Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР Заключенного Внутренней тюрьмы НКВД М. Н. РЮТИНА ЗАЯВЛЕНИЕ В настоящее время после отбытия почти пяти лет своего десятилетнего заключения я вновь НКВД привлечен к уголовной ответственности за то, что, во-первых, теперь отдельные места и выражения написанных мною в свое время нелегальных "документов" истолковываются ведущими следствие как призыв к террору и, во-вторых, что на основе этих документов где-то якобы образовались и раскрыты правые террористические группы. По существу предъявленного мне нового обвинения считаю необходимым сообщить Центральному Исполнительному Комитету следующее.
 
1. Я не признаю себя виновным ни в чем, кроме того, за что я несу уже длительный срок наказания. Я никогда террористом не был, не являюсь и не буду. Никогда террористических взглядов и настроений не имел и не имею. Нигде, никогда, никому никакого сочувствия террору не высказывал и относился к нему всегда враждебно. Новое "толкование" отдельных цитат из "документов" как террористических является явно пристрастным и тенденциозным. К этому считаю необходимым добавить, что от своих взглядов, изложенных в "документах", я уже четыре года тому отказался. С тех пор ни к каким политическим партиям, группировкам и течениям не принадлежу. От всякой политической борьбы и политической деятельности навсегда отказался.
 
2. Я осужден (и приговор до сих пор никем не отменен) и отбыл почти половину своего заключения за всю совокупность своих взглядов, изложенных в "документах"; как бы ни толковать эти "документы" или отдельные их места, за всю совокупность "документов", вплоть до последней строчки, до последнего слова, до последней буквы, за все это я уже осужден, приговор никем не отменен, и новое привлечение меня к ответственности за эти же "документы" или отдельные их места и выражения является явно незаконным, произвольным и пристрастным.
 
3. Я осужден и отбываю уже пятый год наказания за всю совокупность своих действий (и за все их последствия), в том числе и за распространение "документов" и за все последствия этого распространения на основе и под влиянием этих документов через месяц, через год, через пять, через десять лет после их распространения какими-либо нелегальными группами и ячейками. Новое привлечение меня к ответственности за те же действия и последствия является явно незаконным, произвольным и пристрастным.
 
4. Ни одно уголовное законодательство, начиная с римского права и вплоть до наших дней во всех странах, в том числе и советское уголовное законодательство, не допускают привлечения к ответственности и наказания преступника два раза за одно и то же преступление, хотя бы второй раз и под другим названием. Самый факт вторичного привлечения меня к ответственности за то же преступление, за которое я отбыл почти пятилетнее заключение, за те же самые "документы" или отдельные их места и те же последствия их распространения является чудовищным. История судебных процессов и карательной политики Европы и Америки в течение последних столетий, насколько мне известно, не знает подобного чудовищного случая!
 
5. Статьи Уголовного кодекса, по которым я был осужден, обнимали и обнимают, несомненно, всю совокупность совершенных мною преступных деяний и моих преступных взглядов, но в этих статьях не содержится никакого обвинения в терроре. Следовательно, ни в моих "документах", ни в моих действиях не было и нет ничего "террористического". В противном случае на мне были бы применены другие соответствующие статьи Уголовного кодекса.
 
6. Политбюро ЦК ВКП(б) во время моего дела, несомненно, знакомилось или, по крайней мере, его знакомили и с написанными мною преступными "документами", и со всей совокупностью совершенного мною преступления. И однако же Политбюро не нашло в них никаких данных для обвинения меня в терроре. В противном случае оно, несомненно, дало бы соответствующие указания коллегии ГПУ, и я был бы привлечен за террор. Я не был привлечен за террор, следовательно, ни в моих взглядах, ни в моих действиях не было ничего террористического.
 
7. Коллегия ГПУ, осудившая меня на десять лет заключения, несомненно, в свою очередь внимательно ознакомилась с написанными мною нелегальными "документами" и тщательно изучала все мельчайшие детали моего дела. Она также не нашла в них ничего "террористического", иначе я был бы привлечен по соответствующим статьям за террор. Я не был привлечен, следовательно, в моих взглядах и действиях не было найдено и не было ничего террористического.
 
8. Начальник СПО ГПУ Молчанов, ведший надо мной следствие, опять-таки бесспорно изучал внимательно все мельчайшие детали моих "документов" и всего дела. Он также не нашел в нём никаких данных для предъявления мне обвинения в терроре и не предъявил его. Следовательно, и это свидетельствует о том, что в моем деле не было ничего террористического. А теперь тот же Молчанов по тем же документам или отдельным их местам, за те же действия (распространение документов и его последствия) предъявляет мне обвинение в терроре! Чудовищно!
 
9. Печать, газеты в течение ряда месяцев после моего дела вели по нему обстоятельную разъяснительную кампанию. Они действовали, не подлежит сомнению, на основе полученных директив и были достаточно осведомлены. Они также не нашли в моем деле никаких следов террора и не отмечали его. Неужели и они "слона-то и не приметили".
 
10. Наконец, Президиум ЦИК СССР, как высший законодательный орган, контролирующий деятельность всех исполнительных органов власти, в том числе и ГПУ (НКВД), в порядке контроля также, бесспорно, знакомился с моим делом. Он также не нашел в нём инкриминируемого мне теперь обвинения в терроре. Иначе он дал бы соответствующим органам указание отменить приговор коллегии ГПУ и предъявить мне новое соответствующее обвинение. Таким образом, самые высшие советские и партийные органы, самые авторитетные лица страны во всей совокупности моего дела не нашли ничего террористического, в том числе и Молчанов, а теперь тот же Молчанов, по тому же делу, после отбытия мною почти половины своего десятилетнего заключения, предъявляет обвинение в терроре!
 
На основании всего вышеизложенного с полной очевидностью и бесспорностью следует:
 
Во-первых, что в моих взглядах, документах, действиях и во всей совокупности дела не содержалось и не содержится никаких данных нового обвинения меня в терроре, и поэтому предъявление подобного обвинения является явно незаконным, произвольным, тенденциозным и пристрастным.
 
Во-вторых, если бы в моем деле и заключалось что-либо террористическое (чего в действительности нет), то я за это уже осужден, ибо я осужден за каждую строчку и слово моих "документов" при каком угодно толковании, за каждое произнесенное мною слово, за малейшее свое действие, за каждый свой шаг по распространению "документов" и его последствия, каковы бы они ни были, приговор не отменен, я отбыл уже длительный срок наказания, и поэтому новое привлечение меня к ответственности за то же самое является опять-таки совершенно незаконным, произвольным и пристрастным.
 
По существу инкриминируемых мне вновь отдельных выражений из "документов" как призыва к террору я также смог убедительно, думаю, доказать явную пристрастность и абсурдность их нового "толкования". (Не случайно самые высшие партийные и советские органы, самые авторитетные лица и приговор коллегии ГПУ не нашли в них ничего террористического), но я, к сожалению, крайне ограничен местом, так как мне, несмотря на все мои настойчивые просьбы, администрация тюрьмы, очевидно, по указанию ведущего следствие, решительно отказала дать бумаги столько, сколько необходимо, и ограничила меня этим листком, и поэтому вынужден отказаться от этого желания. На основании всего вышеизложенного, будучи глубочайше убежден в своей невинности в том, в чем меня теперь обвиняют, находя это обвинение абсолютно незаконным, произвольным и пристрастным, продиктованным исключительно озлоблением и жаждой новой, на этот раз кровавой расправы надо мной, я, естественно, категорически отказался и отказываюсь от дачи всяких показаний по предъявленному мне обвинению.
 
Я не намерен и не буду на себя говорить неправду, чего бы мне это ни стоило. Ко всему сказанному в заключение считаю необходимым добавить, что самые методы следствия, применяемые ко мне, являются также совершенно незаконными и недопустимыми. Мне на каждом допросе угрожают, на меня кричат, как на животное, меня оскорбляют, мне, наконец, не дают даже дать мотивированный письменный отказ от дачи показаний, а разрешают написать только - "отказываюсь от дачи показаний" без всякой мотивировки, что явно преследует цель, получив такой немотивированный отказ, толковать его потом так, как будет наиболее выгодно ведущему следствие. Этим самым нарушаются самые элементарные права подследственного, ибо последний имеет право писать любые письменные заявления, касающиеся его дела, следственным, судебным и законодательным органам власти. Все это вместе взятое граничит с вымогательством личных показаний. На основе вышеизложенного я прошу Центральный Исполнительный Комитет СССР:
 
1. О защите меня как заключенного, отбывающего уже длительный срок заключения и как человека от незаконной расправы надо мной, от незаконного нового привлечения меня к ответственности за то дело, за которое я несу уже наказание, с новым сложным и пристрастным его использованием и даче указаний соответствующим органам об отмене нового незаконно предъявленного мне обвинения и о возвращении меня в нормальные условия заключения для продолжения отбывания моего наказания.
 
2. О защите меня от дальнейших угроз, обращения со мной как с животным, оскорблений и криков, каким я подвергаюсь. Я, само собой разумеется, не страшусь смерти, если следственный аппарат НКВД явно незаконно и пристрастно для меня ее приготовит. Я заранее заявляю, что я не буду просить даже о помиловании, ибо я не могу каяться и просить прощения или какого-либо смягчения наказания за то, чего я не делал и в чем я абсолютно неповинен. Но я не могу и не намерен спокойно терпеть творимых надо мной беззаконий и прошу меня защитить от них. В случае неполучения этой защиты я еще раз вынужден буду пытаться защищать себя тогда теми способами, которые в таких случаях единственно остаются у беззащитного, бесправного, связанного по рукам и ногам, наглухо закупоренного от внешнего мира и невинно преследуемого заключенного. М. Рютин. 4.11.1936 года. Москва, Внутренняя тюрьма особого назначения НКВД".
 
Это письмо Рютина Н. И. Ежов немедленно направил Сталину. Ответа не последовало. Мартемьяна Никитича Рютина судила военная коллегия Верховного суда СССР 10 января 1937 года с применением чрезвычайного закона от 1 декабря 1934 года, без участия обвинения и защиты. Он был приговорен к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян.

Троцкисты-оппортунисты

По этому делу в декабре 1934 года были арестованы и 1б января 1935 года осуждены к тюремному заключению на различные сроки от пяти до десяти лет 19 человек:
 
Зиновьев Григорий Евсеевич, 1883 года рождения, член ВКП(б) с 1901 года, до ареста 1б декабря 1934 года член редколлегии журнала "большевик";
Каменев Лев Борисович, 1883 года рождения, член ВКП(б) с 1901 года, до ареста 1б декабря 1934 года директор Института мировой литературы имени М. Горького;
Гертик Артем Моисеевич, 1879 года рождения, член ВКП(б) с 1902 года, до ареста 8 декабря 1934 года помощник управляющего Объединенным научно-техническим издательством;
Куклин Александр Сергеевич, 1876 года рождения, член ВКП(б) с 1903 года, до ареста 14 декабря 1934 года пенсионер;
Сахов Борис Наумович, 1900 года рождения, член ВКП(б) с 1919 года, до ареста 25 декабря 1934 года прокурор Северного края в г. Архангельске;
Евдокимов Григорий Еремеевич, 1884 года рождения, член ВКП(б) с 1903 года, до ареста 8 декабря 1934 года начальник Главного управления молочной промышленности Наркомата пищевой промышленности СССР;
Бакаев Иван Петрович, 1887 года рождения, член ВКП(б) с 1906 года, до ареста 9 декабря 1934 года управляющий Главэнергосети;
Шаров Яков Васильевич, 1884 года рождения, член ВКП(б) с 1904 года, до ареста 9 декабря 1934 года начальник Управления трикотажной промышленности Наркомата местной промышленности РСФСР;
Горшенин Иван Степанович, 1894 года рождения, член ВКП(б) с 1919 года, до ареста 12 декабря 1934 года начальник сводно-планового отдела Госплана СССР;
Царьков Николай Алексеевич, 1903 года рождения, член ВКП(б) с 1921 года, до ареста 12 декабря 1934 года начальник 1-го участка Тихвинского алюминиевого комбината в Ленинградской области; Фёдоров Григорий Федорович, 1891 года рождения, член ВКП(б) с 1907 года, до ареста 9 декабря 1934 года управляющий Всесоюзным картографическим трестом;
Гессен Сергей Михайлович, 1898 года рождения, член ВКП(б) с 1916 года, до ареста 9 декабря 1934 года уполномоченный по Западной области Наркомата тяжелой промышленности СССР в г. Смоленске; Тарасов Иван Иванович, 1902 года рождения, член ВКП(б) с 1919 года, до ареста 18 декабря 1934 года студент 4-го курса Московского юридического института;
Файвилович Леонид Яковлевич, 1900 года рождения, член ВКП(б) с 1918 года, до ареста 12 декабря 1934 года заместитель начальника Главного хлопкового управления Наркомзема СССР;
Герцберг Александр Владимирович, 1892 года рождения, член ВКП(б) с 1916 года, до ареста 12 декабря 1934 года председатель союзного объединения "Техноэкспорт";
Анишев Анатолий Исаевич, 1899 года рождения, член ВКП(б) с 1919 года, до ареста 22 декабря 1934 года научный сотрудник отделения ВАСХНИЛ в г. Ленинграде;
Перимов Алексей Викторович, 1897 года рождения, член ВКП(б) с 1915 года, до ареста 9 декабря 1934 года уполномоченный Наркомпищепрома СССР по пуску стеклотарного завода в г. Орджоникидзе; Браво Борис Львович, 1900 года рождения, член ВКП(б) с 1919 года, до ареста 13 декабря 1934 года ответственный редактор журнала Комитета заготовок при СНК СССР;
Башкиров Александр Фабианович, 1903 года рождения, член ВКП(б) с 1920 года, до ареста 14 декабря 1934 года помощник начальника цеха завода "Красная заря" в г. Ленинграде.
 
Все они были признаны виновными в том, что, являясь в прошлом активными участниками троцкистско-зиновьевской оппозиции, после подачи заявлений о разрыве с оппозиционными взглядами не разоружились и занимались подпольной антисоветской деятельностью, ставили своей задачей замену существующего руководства партии и Советского правительства. Наряду с этим Зиновьев, Каменев, Гертик, Куклин, Евдокимов, Бакаев, Шаров, Горшенин и Фёдоров объявлялись руководителями "московского центра", который был якобы связан с "ленинградским центром", подготовившим и организовавшим, как утверждалось, убийство Кирова.
 
Проведенной проверкой установлено, что дело о так называемом "московском центре" сфальсифицировано органами НКВД а обвиняемые по нему лица были осуждены необоснованно. Необоснованность возбуждения дела и арестов вытекает, в частности, из того, что аресты осужденных по делу лиц производились прежде всего по признаку принадлежности их в прошлом к "зиновьев-ской" оппозиции, с тем чтобы возложить на них обвинение в подпольной контрреволюционной деятельности и в организации убийства Кирова. Между тем политическое поведение этих лиц не давало никаких оснований для подобных обвинений.
 
Действительно, все осужденные по этому делу являлись в прошлом активными участниками "зиновьевской" оппозиции, в 1926 году блокировались с "троцкистами" и за фракционную деятельность в 1927 году привлекались к партийной ответственности. Зиновьев был исключен из партии на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 14 ноября 1927 года; Каменев, Бакаев, Гертик, Гессен, Евдокимов, Куклин, Фёдоров и Тарасов постановлением XV съезда ВКП(б); Шаров, Перимов, Файвилович, Анишев, Браво, Башкиров и Царьков - местными парторганизациями. На Горшенина и Сахова за участие в оппозиции были наложены партийные взыскания. Герцберг к партийной ответственности вообще не привлекался.
 
В ходе XV съезда ВКП(б) в так называемом "Заявлении 23-х", а также после съезда исключенные из партии обвиняемые по настоящему делу объявили о прекращении оппозиционной деятельности и о полном подчинении решениям ЦК партии и Коминтерна. ЦКК, рассмотрев заявления, признала их отвечающими требованиям XV съезда и в июне-августе 1928 года восстановила в партии Зиновьева, Каменева, Бакаева, Евдокимова, Гертика, Гессена, Куклина, Фёдорова, Башкирова, Перимова, Файвиловича и Шарова. В 1928 - 1929 годах были восстановлены в партии Тарасов, Царьков и Анишев. Одному лишь Браво при рассмотрении его апелляции в июле 1929 года было отказано в восстановлении в партии на том основании, что он и после съезда якобы продолжал оппозиционную деятельность. Но в декабре того же года и он был восстановлен в партии. Во время партийной чистки в сентябре 1929 года Зиновьеву обвинений в антипартийной деятельности не предъявлялось. В отношении Каменева было установлено, что в 1928 году Бухарин якобы пытался привлечь его на свою сторону, вел с ним переговоры.
 
Рассмотрев этот вопрос, объединенное заседание Политбюро ЦК и Президиума ЦКК ВКЩб) 9 февраля 1929 года и объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 23 апреля 1929 года осудили поведение Бухарина. Однако о Каменеве никаких решений не было принято. Лишь несколько месяцев спустя, 31 декабря 1929 года ЦКК объявила Каменеву выговор за то, что он встретился с некоторыми троцкистами и в беседе с ними заявил о своей готовности блокироваться с Троцким. Каменев, не отрицая в ЦКК факта посещения его квартиры сторонниками Троцкого, утверждал, что в беседе с ними он высказывал свое отрицательное отношение к троцкистам.
 
Это свидетельство о том, что на Зиновьева и Каменева, как бывших лидеров оппозиции, ориентировались и вступали с ними в контакт многие из тех, кто был не согласен с линией Сталина и его сторонников. В особой степени это относится к началу 30-х годов, когда сталинская Политика привела к обострению политической обстановки в стране, крупным провалом в народном хозяйстве, тяжело сказалась на социальном положении трудящихся. На этом фоне активизировались силы, выступавшие с осуждением ряда направлений такой политики. Примером этому служит и история с распространением так называемой "рютинской платформы".
 
8 конце сентября 1932 года Я. Э. Стэн доставил на дачу Зиновьеву и Каменеву экземпляры обращения и "платформы" группы Рютина. Зиновьев и Каменев, однако, в партийные или советские органы о существовании этих документов и о том, что они нелегально размножаются и распространяются, не сообщили. 9 октября 1932 года Президиум ЦКК ВКП(б) исключил из партии Каменева и Зиновьева за то, что они, как указано в постановлении, "зная о существовании этой контрреволюционной группы, получая от этой группы ее документы, не довели об этом до сведения партии, чем содействовали ее деятельности". За указанные действия Зиновьев, Каменев и Стэн, а также ряд других лиц, причастных к составлению и распространению этих документов, по постановлению коллегии ОГПУ от 11 октября 1932, были отправлены в ссылку: Каменев в Минусинск, а Зиновьев в Кустанай сроком на три года.
 
При этом Зиновьев и Каменев были признаны виновными в том, что они являлись участниками и идейными вдохновителями так называемой контрреволюционной организации союз "марксистов-ленинцев". 8 мая 1933 года Зиновьев обратился с письмами в ЦК ВКП(б) и лично к Сталину. В письме Сталину Зиновьев признавал, что наказан правильно, но желает загладить вину перед партией и заслужить доверие ЦК, для чего просит дать ему любую работу. Письмо в ЦК ВКП(б), содержащее критику своей личной деятельности и оппозиции в целом, было опубликовано 20 мая 1933 года в "Правде", а накануне Кирову, Куйбышеву, Микояну, Орджоникидзе, Петровскому, Чубарю, Андрееву и членам Президиума ЦКК было разослано письмо следующего содержания: "По поручению т. Сталина рассылаются два письма т. Зиновьева. Т. Сталин, Ворошилов, Молотов, Калинин и Каганович предлагают отменить в отношении Зиновьева ссылку и разрешить ему приезд в Москву для определения вопроса о его работе". 14 декабря 1933 года решением ЦКК Зиновьев и Каменев были восстановлены в партии. Каких-либо данных об антипартийной деятельности Зиновьева и Каменева после этого в архивах не обнаружено. Однако в декабре 1934 года они вновь были арестованы.
 
Из партии их исключили 20 декабря 1934 года. В отношении остальных обвиняемых установлено следующее. Евдокимов, Бакаев, Шаров, Куклин, Гессен, Башкиров, Царьков, Перимов, Файвилович, Тарасов и Браво после восстановления их в партии в 1928 - 1929 годах и до ареста в декабре 1934 года к партийной ответственности за антипартийную деятельность не привлекались. Бакаев, Евдокимов и Файвилович в ходе партийной чистки в 1933 году характеризовались положительно. Горшенин и Фёдоров ячейковыми комиссиями по чистке партии исключались как бывшие оппозиционеры, но вышестоящими партийными органами были восстановлены, так как никакой антипартийной деятельности не вели.
 
В материалах по чистке партии в 1929 - 1930 годах имеются данные о том, что Герцбург чистку прошёл. Гертик в 1933 году был во внесудебном порядке сослан на три года и исключен из партии по обвинению в оппозиционной деятельности, но в том же году дело было пересмотрено, а 15 мая 1931 года ЦКК ВКП(б) он был восстановлен в партии. Из числа всех осужденных по настоящему делу только один Анишев был исключен из партии до ареста, в 1933 году, за переписку со своей женой, находившейся в ссылке.
 
Вместе с тем Анишев характеризовался как "образцовый директор института и крепкий партиец, твердо проводящий генеральную линию партии". Остальные обвиняемые были исключены из партии после ареста по этому делу с формулировкой "как контрреволюционеры". Все это свидетельствует о том, что к моменту ареста обвиняемых по настоящему делу партийные органы не располагали материалами об их подпольной или какой-либо иной организованной антипартийной деятельности.
 
В процессе проверки этого дела были изучены справка "О важнейших агентурных и следственных делах", составленная начальником секретно-политического отдела ОГПУ Г. А. Молчановым 4 января 1934 года для руководящих работников ОГПУ; справка представленная 15 января 1934 года заместителем председателя ОГПУ Аграновым секретарю ЦК ВКП(б) Кагановичу, в которой перечислялись различные контрреволюционные группы и организации; а также пять томов ежедневных оперативных рапортов секретно-политического отдела НКВД СССР на имя руководства НКВД об агентурно-оперативной работе за период с 1 января по 9 декабря 1934 года.
 
Установлено, что сведений об антисоветской деятельности Л. Б. Каменева, Г. Е. Зиновьева и других обвиняемых по настоящему делу, а также о существовании подпольной "зиновьевской организации" в этих материалах не имеется. Оперативные работники УНКВД по Ленинградской области П. И. Малинин, В. С. Карпович, П. Г. Дроздецкий, имевшие непосредственное отношение до декабря 1934 года к сбору сведений о поведении бывших участников "зиновьевской" оппозиции, в своих объяснениях в 1961 году заявили, что об антисоветской деятельности "зиновьевцев" им также ничего известно не было.
 
Напротив, многие факты свидетельствовали о том, что ряд бывших участников "зиновьевской" оппозиции, осужденных впоследствии по делу так называемого "московского центра", считали неприемлемой для себя тактику фракционной борьбы против партийного большинства. Таким образом, имеющиеся материалы не позволяют сделать вывод о том, что в 1928 - 1929 годах существовал подпольный центр зиновьевской организации и такая организация была вообще. "Все данные говорят за то, - отмечалось в информационном письме ОГПУ, - что Зиновьев, Каменев и все бывшие сторонники ленинградской оппозиции, примкнувшие к "Заявлению 23-х", безусловно, порвали с оппозицией и прекратили фракционную работу".
 
В других материалах также не имеется данных о подпольной антисоветской деятельности "зиновьевцев" после XV съезда партии или о существовании "зиновьевской организации" с руководящим центром во главе.
 
Зиновьев и Каменев - враги народа
С момента направления Зиновьева и Каменева в ссылку по делу так называемого союза "марксистов-ленинцев", то есть с октября 1932 года, за ними велось активное агентурное наблюдение, сопровождавшееся перлюстрацией переписки и подслушиванием телефонных разговоров, однако в результате и этой работы не было получено никаких данных о проведении ими антисоветской деятельности. При аресте Зиновьева в декабре 1934 года у него был изъят и тщательно изучен обширный личный архив, но и в нём компрометирующих материалов не оказалось. Не имеется данных о существовании и деятельности "зиновьевского центра" и в изъятых при аресте личных архивах Л. Б. Каменева и остальных обвиняемых по делу так называемого "московского центра".
 
Таким образом, в декабре 1934 года основания для ареста Зиновьева, Каменева и других осужденных по настоящему делу лиц полностью отсутствовали. Арест их явился началом осуществления замысла использовать убийство Кирова для политической дискредитации и физического уничтожения бывших оппозиционеров, обвинив их в организации, подготовке и осуществлении этого преступления. Обвинение бывших участников "зиновьевской" оппозиции в подготовке и организации убийства Кирова основывалось на том, что убийца Л. В. Николаев в прошлом являлся якобы сторонником Зиновьева. Между тем никаких документальных и иных материалов, подтверждающих это, не имелось. Версию о принадлежности Николаева к "зиновьевской" оппозиции выдвинул Сталин.
 
Она была воспринята и проведена в жизнь следствием и судом в результате прямого давления с его стороны. Выступая на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году с заключительным словом, Ежов сообщал о том, в каких условиях проводилось следствие по делу об убийстве Кирова и как по инициативе Сталина следствие было направлено по линии обвинения в этом преступлении бывших участников "зиновьевской" оппозиции. Вот выдержка из этого выступления (цитируется по неправленой стенограмме): "Теперь, товарищи, разрешите мне по существу сделать несколько замечаний. Можно ли было предупредить убийство т. Кирова, судя по тем материалам и по данным, которые мы имеем? Я утверждаю, что можно было, утверждаю. Вина в этом целиком лежит на нас. Можно ли было после убийства т. Кирова во время следствия вскрыть уже тогда троцкистско-зиновьевский центр?
 
Можно было. Не вскрыли, проморгали. Вина в этом и моя персонально, обошли меня немножечко, обманули меня, опыта у меня не было, нюху у меня не было еще. Первое - начал т. Сталин, как сейчас помню, вызвал меня и Косарева и говорит: "Ищите убийц среди зиновьевцев". Я должен сказать, что в это не верили чекисты и на всякий случай страховали себя еще кое-где и по другой линии, по линии иностранной, возможно, там что-нибудь выскочит. Второе - я не исключаю, что по этой именно линии все материалы, которыми располагал секретно-политический отдел, все агентурные материалы, когда поехали на следствие, надо было забрать, потому что они давали направление, в них много было фактов, благодаря которым вскрыть можно было тогда же и доказать непосредственное участие в убийстве т. Кирова Зиновьева и Каменева.
 
Эти материалы не были взяты, а шли напролом. Не случайно, мне кажется, что первое время довольно туго налаживались наши взаимоотношения с чекистами, взаимоотношения чекистов с нашим контролем. Следствие не очень хотели нам показывать, не хотели показывать, как это делается и вообще. Пришлось вмешаться в это дело т. Сталину. Товарищ Сталин позвонил Ягоде и сказал: "Смотрите, морду набьем". Результат какой? Результат по кировскому делу мы тогда, благодаря ведомственным соображениям, а кое-где и кое у кого благодаря политическим соображениям, например, у Молчанова были такие настроения, чтобы подальше запрятать агентурные сведения. Ведомственные соображения говорили: впервые в органы ЧК вдруг ЦК назначает контроль. Люди не могли никак переварить этого. И немалая доля вины за то, что тогда не смогли вскрыть центра, немалая доля вины и за убийство т. Кирова лежит на тех узколобых ведомственных антипартийных работниках, хотя и убежденных чекистах..." Кроме того, на очной ставке между Н. И. Бухариным и К Б. Радеком в ЦК ВКП(б) 13 января 1937 года в присутствии Сталина Бухарин сообщил, что на второй день после убийства Кирова Сталин вызвал его и Мехлиса и заявил им, что убийца Николаев является "зиновьевцем".
 
Сталин не отрицал этого обстоятельства и лишь уточнил, что такой разговор имел место по возвращении его из Ленинграда, куда он выезжал во главе комиссии по расследованию обстоятельств убийства Кирова. Однако никаких объективных данных о принадлежности Николаева к "зиновьевской" оппозиции не имелось, и такое заявление Сталина являлось голословным. Тем не менее, 8 декабря 1934 года начались аресты бывших "зиновьевцев", осужденных по настоящему делу. 16 декабря 1934 года были арестован Каменев и Зиновьев. Свидетельством того, что новый арест явился для них полной неожиданностью, так как никакой вины они за собой не чувствовали, является письмо Зиновьева Сталину, написанное во время производства у него на квартире обыска.
 
Вот его текст. "Сейчас (16 декабря в 7 веч.) тов. Молчанов с группой чекистов явились ко мне на квартиру и производят у меня обыск Я говорю Вам, товарищ Сталин, честно, с того времени, как распоряжением ЦК я вернулся из Кустаная, я не сделал ни одного шага, не сказал ни одного слова, не написал ни одной строчки, не имел ни одной мысли, которые я должен был бы скрывать от партии, от ЦК, от Вас лично. Я думал только об одном: как заслужить доверие ЦК и Ваше лично, как добиться того, чтобы Вы включили меня в работу. Ничего, кроме старых архивов (все, что скопилось за 30 с лишним лет, в том числе и годов оппозиции), у-меня нет и быть не может. Ни в чем, ни в чем, ни в чем я не виноват перед партией, перед ЦК и перед Вами лично. Клянусь Вам всем, что только может быть свято для большевика, клянусь Вам памятью Ленина. Я не могу себе и представить, что могло бы вызвать подозрение против меня. Умоляю Вас поверить этому честному слову. Потрясен до глубины души". Это письмо Зиновьева Ягодой было направлено Сталину, который оставил его без ответа. В то время уже осуществлялась версия об убийстве Кирова "зиновьевцами". В Ленинграде, Москве и других городах производились массовые аресты бывших участников "зиновьевской" оппозиции.
 
Сталин внимательно следил за следствием по делу "московского центра", ежедневно получал копии протоколов допроса арестованных и отчеты о показаниях подсудимых в судебном заседании, заслушивал доклады Ежова, Агранова, Вышинского и других работников, проводивших следствие по делу; с ним согласовывались тексты наиболее важных и ответственных документов. Исходя из версии о принадлежности Николаева к "зиновьевской" оппозиции, сотрудники НКВД, заместитель прокурора СССР Вышинский и следователь по важнейшим делам Прокуратуры СССР Л. Р. Шейнин, принимавшие участие в расследовании этих дел, а затем и работники Верховного суда СССР, рассматривавшие их, стали на путь фальсификации извращения действительных фактов и обстоятельств, искусственно увязали это трагическое событие с мнимой антисоветской деятельностью бывшей "зи-новьевской" оппозиции, которая якобы действовала под руководством центра, находящегося в Москве.
 
В результате проверки, произведенной по материалам партийных архивов и архивов органов госбезопасности, данных о том, что Николаев примыкал к каким-либо оппозиционным группировкам, в том числе и к "зиновьев-ской", не обнаружено. Как известно, по первоначальному замыслу намечалось Зиновьева и Каменева осудить по одному делу с Николаевым и другими. Однако доказать взаимосвязь дел не удалось. 3 февраля 1935 года на оперативном совещании заместитель наркома внутренних дел СССР Агранов, касаясь хода расследования дел, возникших в связи с убийством Кирова, заявил: "Нам не удалось доказать, что "московский центр" знал о подготовке террористического акта против тов. Кирова".
 
Решение об организации судебного процесса по делу Зиновьева, Каменева, Фёдорова, Евдокимова и других было принято только в январе 1935 года, то есть после уже закончившегося судебного процесса "ленинградского центра" (Николаев и другие). Принимавший участие в расследовании дела о так называемом "московском центре" Д. М. Дмитриев в письме от 7 августа 1937 года, адресованном Ежову, ссылаясь на свои заслуги, указывал: "Я разоблачил в 35-м году Бакаева, который дал мне показания о своей контрреволюционной деятельности. Это обстоятельство тогда решило вопрос о процессе, по которому были тогда привлечены Зиновьев и Каменев. Сознание Бакаева явилось крупнейшим фактором. Так было написано в одном из сообщений правительства, выпущенном в 1935 году. Сознанием Бакаева мотивировалась возможность организации суда над Зиновьевым и Каменевым, которых тогда наметили послать только в ссылку. Вы этот момент помните".
Оглавление
 
www.pseudology.org