| |
Составители: 3.И. Перегудова, Daly, Jonathan., В.Г. Маринич
М.:
Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). 2009. - 519 с, ил. - (Из
собрания Бахметевского архива)
|
Маринич В.Г. |
Судьба русского офицера |
Константин Иванович
Глобачёв был последним начальником Петроградского Охранного отделения.
Мемуары, написанные Константином Ивановичем и его женой, Софией
Николаевной Глобачёвой (урожденной Поповой), хранятся в
Бахметевском
архиве Колумбийского университета в Нью-Йорке, а также в Государственном
архиве Российской Федерации (ГАРФ) в Москве.
Эти мемуары дают живое представление о бурных днях, предшествовавших
российской Революции 1917 г., самой Революции, нескольких последующих
годах, охватывавших период Гражданской Войны и об эвакуации Глобачёва в
Константинополь.
Читатель заметит: мемуары Глобачёва носят политической характер. Он
пишет о структуре Охранного отделения, его функциях и деятельности, а
также событиях и людях, игравших значительную роль в то время; о
министрах внутренних дел, товарищах министров, лидерах Думы,
революционерах, директорах Департамента полиции, Царской семье,
Распутине и о многом другом. Жена Глобачёва знакомит нас со своим личным
представлением о том времени. Её воспоминания касаются также заботы о
безопасности Мужа, попытках освободить его после ареста в марте 1917 г.,
их переезде и условиях жизни на Юге России, и, наконец, эвакуации и
жизни в Турции.
Мемуары Глобачёва и его супруги заканчиваются их переездом из
Константинополя в Соединенные Штаты Америки. При написании данной статьи
мной использованы и устные рассказы моей матери Лидии Константиновны
Маринич,
дочери К.И. Глобачёва. Она много рассказывала своим детям о
жизни семьи в Соединенных Штатах в 20-х гг. XX в., о жизни в Париже в
период между 1930-1934 гг., и вновь о жизни в США в конце 30-х гг.,
вплоть до Смерти Глобачёва в 1941 г.
Её рассказы носят скорее личный
характер, но их ценность заключается в том, что она жила в описанное
здесь время. Лидия Константиновна умерла в 1997 г. в возрасте 96 лет.
Она родилась в 1901 г. и была юнойдевушкой, когда вспыхнули Февральская
и Октябрьская Революции, и разразилась
Гражданская Война. Таким образом,
се воспоминания, которые использовал автор являются практически
последним живым свидетельством тех дней. Вероятно, в наше время уже не
осталось людей, переживших описанные события.
Сохранились строки из переписки Глобачёва и его жены в течение 1919 г.,
различные записи и документы, а также письма Глобачёва и членов Русского
общевоинского союза (POBQ з 1930 г. Все это также послужило основой
данного биографического описания.
Глобачёв родился в семье военного 24 апреля 1870 г. в Екатерин ославской
губернии. Его семья принадлежала к роду потомственных дворян. Немногое
известно о его отце, Иване Глобаче-ве. Дочь Глобачёва рассказывала, что
Иван был офицером в. предположительно, умер в возрасте 30 лет.
По-видимому, он умер от заражения крови после удаления костной мозоли
или мозоли на ноге. Когда отец умер в 1876 г., Константину было 6 лет, и
на протяжении всей жизни он ненавидел запах шацинтов. потому что они
напоминали ему о похоронах отца.
У Константина было два брата. Николай и Владимир. Владимир был старшим.
Николаи был средним, а Константин - младшим. Их мать снова вышла замуж
за некоего
Аксенова, у которого было двое или трое детей от предыдущего
брака. Одного из этих сыновей звали Леонид, и, впоследствии, он стал
физиком.
Константин учился в Полоцком кадетском корпусе, а затем з первом военном
Павловском училище. Он закончил учебу в 1890 г. и был назначен на
должность младшего лейтенанта в Кексгольмский лейб-гвардии полк,
размещенной в Варшаве Дальнейшее образование Глобачёв продолжил в
Николаевской академии Генерального штаба в Санкт-Петербурге, после
окончания которой он вернулся в свой полк. Его старшие братья также были
офицерами Кексгольмского полка, в котором у каждого из них было свое
особое имя: у Владимира - "веселый Глобачёв". у Николая - "болтливый
Глобачёв" и у Константина - "красивый Глобачёв".
Старшие братья
Константина продолжили свою военную карьеру. Владимир получил чин
полковника и должность полицмейстера (начальника полиции) в Петрограде.
Он умер в Финляндии после Революции. Николай дослужился до звания
генерал-майора и был командиром Новоегорьевской крепости в период Первой
мировой Войны. После Второй мировой Войны он был арестован и умер в
Сибири. В период своей службы в полку в Варшаве Константин повстречал
Софию Николаевну Попову и женился на вей. София Николаевна Попова
родилась в Варшаве в 1875 голу. Она была дочерью Николая Корвелеевича
Попова, гослаарственного советника по крестьянским делам
(действительного статского советника).
Вероятно, родители Софии умерли,
когда она и её братья и сестры ещё не достигли даже подросткового
возраста. Дочь Софии, Лидия, рассказывала, что София её братья и сестры
были воспитаны опекуном. У Софии было три брата и две сестры. Братьев
звали Михаил, Николай и Владимир, а сестер - Ольга и Мария. София и
Глобачёв поженились в Варшаве 9 января 1898 г. ему было 27 лет, а ей -
22. У них было трое детей. Сергей, который родился приблизительно в 1900
г. и умер в 1902 или 1903 г. от брюшного тифа; Лидия, которая родилась
21 октября 1901 г... и Николай, рожденный в 1903 голу.
Брат Софии. Николай, был полковником и занимал должность полкового
командира Брестского пехотного полка во время Первой мировой Войны, он
также принимал участие в русско-японской Войне. После Революции 1917 г.
Николая разлучили с его семьей, и он уехал либо в Латвию, либо в Литву.
За ночь до того, как он должен был воссоединиться со своей женой и
дочерьми, Тамарой и Аллой, он умер от сердечного приступа.
Брат Софии, Михаил, служил в армии и большую часть службы провел на
востоке, по всей видимости, недалеко от китайской границы. Он был женат
на немецкой девушке по Анна, и у них был сын Борис и трое дочерей Ольга,
Татьяна младшая - Вера.
Третий брат, Владимир, был артиллеристом и нес службу в Риге во время
Войны. У него и его жены, которую все называли "тетя Муся", было трое
детей - Ольга, Нина и Александр. По словам Константина Ивановича,
Владимир умер во время люции от сердечного приступа, когда ему было окаю
36 дет.
В своих мемуарах (публикуемых в настоящей книге) Софья упоминает, что один
из её братьев (она не называет его имени но, должно быть, имеет в виду
Михаила) был взят в плен и стрелян Большевиками во время Гражданской
Войны.
В 1903 г. К.И. Глобачёв перевелся из полка в Отдельный
Корпус жандармов
в звании капитана и был назначен на должность адъютанта Петроковского
губернского жандармского управления. В 1904 г. его перевели в Белосток
(Польша) на должность начальника Белостоке кого Охранного отделения. Его
жена. София, писала, что в Белостоке революционные организации вели
активную деятельность, наблюдались отдельные случаи покушений на
государственных чиновников. Она писала, что не могла поручиться, что со
дня на день Муж "не будет убит революционерами",
В 1905 г. Глобачёв был назначен начальником Лодзинского жандармского
управления, а в 1906 г. ему присвоили звание подполковника,
В 1909 г. его назначили на должность начальника Варшавского Охранного
отделения, и теперь на нем лежала дополнительная ответственность за всю
Варшавскую губернию. В апреле 1910 г. ему присвоили звание полковника.
Варшава была крупнейшим польским городом в пределах Российской империи,
и это был город, в котором в 1875 г. родилась София Николаевна Попова.
Там она окончила Александро-МариинскиЙ институт, встретила К, И.
Глобачёва и была счастлива, что Муж служил в Варшаве, в городе, который
она очень хорошо знала и любила.
1912 г. был полон событии для Глобачёва. В марте этого года
вице-директор Департамента полиции С. Е, Виссарионов, после участия в
инспекционных поездках, отправил директору Департамента полиции Н. П,
Зуеву отрицательный рапорт на Глобачёва. В этом рапорте Виссарионов
отмечал, что Глобачёв представляет собой "слабого человека, которому не
хватает энергии "..." и способностей руководителя". Виссарионов
осуществлял ревизию охранных отделений и ГЖУ, начиная с 1911 г.,
результатами этой работы была практически полная чистка в рядах
Охранного отделения и ГЖУ, были уволены 14 начальников ГЖУ2. Но как бы
то ни было, Глобачёва не уволили, даже несмотря на уничтожающую оценку
Виссарионова.
Возможно, что его спасла поддержка вице-губернатора
Варшава. 9 марта 1912 г. Л. К. Утгоф отправил секретное сообщение
директору Департамента полиции (который был также начальником
Виссарионова). В своем письме Утгоф говорит, что Глобачёв должен быть
немедленно награжден орденом. Он также отмечал, что двумя годами ранее
Глобачёву было присвоено звание полковника за его выдающуюся работу. В
конце Утгоф подчеркивает, что "поскольку на полковнике Гло-бачеве лежит
непомерная ноша ответственности за губернию и за вверенный ему полк, я
считаю его награждение не только заслуженным, но даже необходимым в
качестве поощрения человеку, обремененному такой работой"3.
Возможно, эта поддержка спасла карьеру Глобачёва, но он все же не
сохранил должность начальника Варшавского охранногоотделения. Следующей
ступенью в карьере Глобачёва было его назначение в 1912 г. на должность
главы Нижегородского губернского жандармского управления. Конечно, это
было понижением по службе; ведь Варшава, Москва и Петроград являлись
самыми важными местами службы жандармских офицеров. Но, как бы то ни
было, карьера Глобачёва на этом не остановилась.
В марте 1913 г. генерал Владимир Федорович Джунковский, товарищ министра
внутренних дел по делам полиции, проводил инспекцию охранной
деятельности в Нижнем Новгороде и встретил Глобачёва. Джунковский пишет:
"Глобачёв произвел на меня хорошее впечатление, которое полностью
подтвердилось, когда я узнал его лучше. Он оказался превосходным
офицером во всех отношениях, отлично разбирался в следственных делах:
спокойный, великодушный и честный, он вел себя сдержанно и не пытался
выделиться".
В апреле 1913 г. Глобачёва наградили крестом Святого Владимира 3-й
степени, а в 1914 г. назначили начальником Севастопольского жандармского
управления. Теперь его обязанности включали в себя ещё и охрану
императора Николая II, в период его пребывания в летней резиденции на
Южном берегу Крыма.
В конце 1914 г. именно Джунковский назначил Глобачёва на должность
начальника Петроградского Охранного отделения.
Глобачёв находился в Севастополе, когда пришла телеграмма о его
назначении в Петроград, она была доставлена накануне Нового 1915 года.
Его жена, София, рассказывала, что она была очень встревожена из-за
этого продвижения по службе и совсем не хотела переезжать в столицу. В
день, когда Глобачёв уехал для официального представления в связи со
своим назначением в Петроград, его жена почувствовала себя плохо. На
следующий день ей поставили диагноз - брюшной тиф. Глобачёву разрешили
вернуться в Севастополь до тех пор, пока она не выздоровеет.
За два года до Революции жизнь Глобачёва в должности начальника
Петроградского Охранного отделения была полна сложных перипетий,
разочарований и интриг, направленных против него. Когда он получил
должность в столице, распоряжение Джунковского - не использовать агентов
в армии и средних учебных заведениях было в силе уже два года. Таким
образом, возможности сбора Информации были ограничены. После отставки
Джунковского, Глобачёв и вице-директор Департамента полиции И. К.
Смирнов проведи собрание представителей армии, "чтобы убедить их в
необходимости внедрения агентов в в сюруженньге силы. Но мнение
Глобачёва и
Смирнова не было поддержано, и учреждения политического
Сыска продолжали свою работу без агентов в армии и школах. Дочь
Глобачёва вспоминали впоследствии, как сложно было ему оценивать
настроение а армии, не имея агентов внутри неё. Также Глобачёв порой
упоминал о случаях, когда офицер армии обращался в Охранное отделение с
предложением своих услуг, что он готов был информатором за плату. Дочь
Глобачёва не знала, согласился ли на это предложение отец, но она
предполагала, что нет.
События развивались стремительно, на ситуацию влияла частая смена
министров, а также та роль, которую играл Распутин В добавление ко всем
повседневным обязанностям по обеспечению безопасности и розыскным
операциям, таким как ведомственная администрация, расходы бюджета
Охранного отделения, сбор сведений о различных революционных движениях и
группах, арест подозреваемых, отчеты о событиях в столице, добавилось
также наблюдение за Распутиным. Охранное отделение обвиняли в
обеспечении безопасности Распутину, а также [в организации] постоянного
наблюдения за ним; это наблюдение включало в себя отчеты министру
внутренних дел о том, с кем встречался Распутин, куда ходил, как
долготам оставался и т.п. Кроме того, в добавление к этой слежке
министр внутренних дел Л. Ff. Хвостов, назначил генерал-майора Михаила
Степановича Комиссарова, довольно сомттительную личность, чтобы он не
только следил за Распутиным, но и подружился с ним и делал личные
доклады министру. Деятельность Комиссарова не пересекалась со слежкой
Глобачёва.
Деятельность Петроградского Охранного отделения по отношению к
революционным группам в общем была достаточно эффективной;
действительно, Глобачёв пишет, что борьба Охранного отделения с тайными
революционными группами была успешной и достижения секретных обществ и
организаций в России никогда не были такими слабыми или парализованными,
как в канун Революции. Тем не менее Глобачёв сокрушался, что Охранное
отделение не всегда успевало обеспечивать безопасность во времена
активизации революционных политических и общественных кругов, оно не
было подготовлено, а личный состав не обучен действовать в таких
ситуациях. Жена Глобачёва описывает события более обстоятельно. Она
пишет, что подпольные организации были практически бездейственны,
благодаря своевременным действиям, предпринятым Моим Мужем. С другой
стороны. Дума и Интеллигенция получали удовольствие, распространяя
абсурдные Слухи и подрывая людскую веру и уважение к Царской семье и
власти.
В добавление к этим проблемам отношения Охранного отделения с
правительством были натянутыми. Глобачёв
рассказывал, что министры не были, в общем и целом, заинтересованы в его
докладах, и жена Константина Ивановича пишет, что её Муж делал очень правдивые и точные доклады о
беспокойной ситуации в столице, с тем чтобы заставить министра
внутренних дел представить ясную картину происходящих событий во
дворце1.
Когда Глобачёв занимал должность начальника столичного Охранного
отделения, у него была репутация уважаемого и талантливого офицера; хотя
было несколько человек, которые в этом сомневались. Один из коллег
Глобачёва, генерал-майор Александр Иванович Спиридович. начальник охраны
Царской семьи., сделал интересное наблюдение. Сгагридович считал
Глобачёва
"умным, трудолюбивым, квалифициро ванным, надежным и глубоко порядочным
человеком. Он был хорошим жандармским офицером, с глубоким сознанием
долга и любви к царю и Родине. Но он был мягким человеком и не
умел навязывать свое мнение своему начальству. Он был хорош для мирного
времени, но слишком мягок для наступающих смутных времен. В нем не было
ничего от характера Герасимова, который вместе с Дурново и Столыпиным
подавили первую русскую Революцию". При всем том, Степан Белецкий,
который был назначен на должность товарища министра внутренних дел после
отставки Джунковского, доверял Глобачёву.
После Революции
Белецкий свидетельствовал перед следственной комиссией Временного правительства в том, что он одобрил преждевременное присуждение
Глобачёву звания генерал-майора в январе 1916 г. и поддерживал его,
когда другие строили против него козни. Он и впоследствии считал, что
наблюдения Глобачёва и его доклады о положении дел в Петрограде были "всецело удовлетворительны"9. Вполне возможно, что преждевременное
присвоение чина генерал-майора было связано с другим назначением. По
словам дочери Глобачёва, он должен был быть назначен на должность
директора Департамента полиции на Пасху
1917 г., сменив на посту А.Т.
Васильева. Морис Палеолог. последний фрашгузский посол при Российском
дворе написал исчерпывающие и драматические мемуары о своем пребывании в
Санкт-Петербурге. Когда политический кризис в России возрастал, он
писал: "На что рассчиты-ВВС? Охранное отделение? Какие козни они
плетут'МНЕ сказали, что кастгm ш ий начальник, генерал Глобачёв многое
понимает. Но во время кризиса настроения внутри организации всегда будут
подавлять личность её начальника".
Лев Троцкий в своей "Истории русской Революции" ссылается на "маститого
Генерала Глобачёва".
В конце февраля вспыхнула Революция: В ГТетрофаде начались волнении,
выражавшиеся в демонстрациях, столкновениях с полицией, мародерстве,
взламывании правительственных учреждений. По словам (Лобанова, после
демонстрации 27 февраля были СЛЫШНЫ отдельные выстрелы, которые
закончились только к вечеру На следующий день приблизительно в 6 часов
утра стрельба началась снова, и Толпы людей взяли приступом телефонную
станцию и различные правительственные учреждения Мятежники также
захватили здание Охранного отделения, и у Глобачёва и его служащих было
время лишь на то, чтобы покинуть здание Глобачёв писал, что с этого
момента мои официальные обязанности закончились..., мне больше нечего
было делать, и я решил попробовать добраться до Царского Села с одним из
моих сослуживцев, объясняя тго тем, что восстание можно было отразит" и
I царской резиденции, и что, может быть, координирующий штаб уже
отправил госулагкггвенные войска, чтобы они тля пи пи Петроградское
восстание.
Глобачёв писал, что атмосфера В царской резиденции была спокойной, но
напряженной. Царь все ещё был в Ставке, но царица была п резиденции.
Глава Дворцовой охраны выслушал доклад Глобачёва о беспорядках В городе
и ответил, что во дворце было достаточно безопасно, и никакая опасность
не грозит его обитателям. Глобачёв решил, что эти люди не имели никакого
представления о том, что происходило в Петрограде на самом деле, и
насколько опасна была ситуация. Он предупреждал, что Толпы людей вскоре
доберутся до царской резиденции. Поэтому он и его сослуживец,
подполковник Прутенский, решили отправиться в Павловск. Ситуация там
была нисколько не лучше, поэтому они приняли решение вернуться в
Петроград.
По возвращении в Петроград Глобачёв и Прутенский узнали, что
правительство пало, сформировано новое, а царские чиновники арестованы.
Глобачёв описывает кровавую бойню: Толпы, избивающие полицейских и
армейских офицеров, буквально разрывая людей на части и разрубая их
саблями. Вечером I марта Глобачёв осознал, что старый режим закончился,
и что у него не было большого выбора. Он попросил своего друга, в чьем
доме искал убежища, чтобы гот провел его в здание
Государственной думы,
где заседало Временное правительство, так чтобы Глобачёв мог сдаться.
Он
полагал, что это было самым безопасным и благоразумным, что можно было
сделать в той ситуации, когда сторонники старого режима сталкивались с
такой жестокостью на улицах. Как бы го ни было. Глобачёв был в форме, и
это доставляло ему неприятности. Его друг конвоировал его, как будто
Глобачёв был арестантом. Таким образом они добрались до здания Думы, где
Глобачёв сдался.
Он был взят под стражу и сидел в тюрьме в течение 6 месяцев, пока
Временное правительство вело расследование по делам царского
правительства и его министров. К концу октября 1917 г. Глобачёва
освободили без каких-либо обвинений, вынесенных против него. Он сохранил
свой статус и даже получал зарплату в течение двух следующих месяцев, и
это несмотря на то, что Большевики уже победили. В своих мемуарах
Джунковский говорил о своем бывшем подчиненном: "Когда я видел его в
последний раз в 1918 г., это был все тот же честный и благородный
человек, которого я знал раньше".
Вскоре стало ясно, что Большевики являются очень серьезной угрозой для
чиновников и служащих старого режима, особенно для тех, кто был связан с
Министерством внутренних дел, жандармерией или полицией. Многие царские
государственные чиновники, не уехавшие вовремя из страны, были
арестованы и казнены. Глобачёв бежал на Юг. в
Киев. Его жена и дети
остались в Петрограде и последовали за ним несколько недель Спустя,
воссоединившись с ним в Киеве. Несмотря на то что у Глобачёва были
законные проездные документы, он не мог полностью полагаться на них,
переезжая границу между Россией и Украиной, ставшей независимым
Государством. Он боялся, что какой-нибудь большевистский комиссар или
пограничник на российской стороне мог узнать его. Добравшись до границы,
он провел целый день, наблюдая за сменой нарядов пограничников.
Когда
он, наконец, решился, то подошел к пограничной будке и сказал одному из
караульных, что у него при себе большой багаж, и что ему нужно попасть
на территорию Украины, чтобы договориться с украинскими пограничниками о
провозке багажа, а потом он вернется за ним. После короткой беседы ему
разрешили перейти границу. Поскольку у него никакого багажа не было,
Глобачёв так и не вернулся. За короткий период времени, проведенный в
Киеве, он нашел себе работу и получил должность в полицейском
департаменте при украинском правительстве. В это время Киев был полон
бывших царских офицеров и государственных чиновников.
Немцы также
оккупировали Киев и основали марионеточное правительство, которое
относилось лояльно ко всем бывшим царским служащим. Это полицейское
управление было "точной копией бывшего Департамента полиции" царских
времен, и в его функции входила зашита независимости Украины и
наблюдение за Большевиками и другими социалистическими организациями. В
конце 1918 г. украинский националистический лидер Симов Петлюра вошел в
Киев и захватил его. Мародерство и убийства стали стремительно расти,
люди Петлюры терроризировали город. Офицеры старого режима, носившие
форму, были особыми мишенями, их "убивали на улицах Киева как собак"14.
Те, кто мог, скрывались или убегали из страны. Глобачёв скрывался в
течение 10 дней, а затем бежал на Юг, в Одессу по фальшивым документам.
Точно так же, как и сначала Киев, Одесса была полна царских офицеров и
государственных чиновников. Поскольку Одесса была главным портовым
городом на Черном море, её охранял Французский флот. Это было оговорено
союзным договором. Снова Глобачёву удалось получить должность главы
полицейской части одесской городской префектуры, а его жена и дети снова
последовали за ним в Одессу.
В начале 1919 г. ситуация в Одессе начала ухудшаться. Французские
солдаты и моряки бунтовали и поддерживали движение красных. 2 апреля
1919 г. Французское правительство объявило об эвакуации всех Французских
войск из Одессы в течение 48 часов.
При эвакуации большого числа русских существовало опасение возникновения
неразберихи и беспорядка. Для того чтобы эвакуировать всех было
недостаточно кораблей, а имеющиеся в распоряжении корабли не были
рассчитаны на такое количество эвакуируемых. Глобачёву удалось попасть
на Французское грузовое судно "Кавказ".
Этот корабль взял на борт около 2,000 человек. Через 13 дней путешествия
все они прибыли в Константинополь.
Но в начале лета 1919 года Глобачёв вернулся в Одессу через Новороссийск
и Екатеринадр и присоединился к добровольным формированиям Белой армии.
Ему было нелегко найти место, и он едва сводил концы с концами.
Сохранилось несколько писемГлобачева к жене, к "его дорогой Соне", в
которых он описывает
условия в некоторых городах, в которых он был проездом. В Ека-теринодаре
он получил временное назначение в отдел поставок и реквизиции, но ожидал
более солидного положения в армии Деникина. В одном из писем жене он
утверждает, что младшие офицеры без труда получают назначение на
передовую или в штаб, в то время как "к старому офицерскому составу
жандармерии, в особенности к генералам, относятся с изрядным
предубеждением и не дают никаких серьезных полномочий". В письме к жене,
датированном "август 1919", он пишет, что дела у него идут не очень
хорошо. Он был уверен, что его временное назначение будет утверждено как
постоянное, но Деникин не одобрил его кандидатуру!.
На некоторое время Глобачёв был назначен руководителем контрразведки в
Одесском регионе, однако, в январе 1920 г. белым вновь пришлось выводить
войска из Одессы, и Глобачёв вернулся в Константинополь, где в мае 1920
г. был назначен руководителем паспортного отдела в российском посольстве
(в то время Большевиков все
ещё не признавали официально). В июле 1923
г. должность Глобачёва упразднили, и вскоре после этого он с семьей
покинул Константинополь на британском корабле "Константинополь" и прибыл
на остров Эллис (порт эмигрантов близ Нью-Йорка) в августе 1923 г. В
течение следующих нескольких лет он сменил несколько видов работ. По
словам его дочери, он даже косил траву на кладбище, и к тому же получал
удовольствие от этой тихой и спокойной работы.
Оказавшись в Соединенных Штатах, семья Глобачевых, которая состояла из
Константина, Софии, и их двоих детей, Лидии и Николая, снимали
(меблированные) комнаты в пансионе на Авеню Св. Николая в верхней части
Вестсайда на Манхеттене. Обосновавшись в этом временном пристанище, они
надеялись на то, что коммунизм в России будет низвержен. и они смогут
вернуться домой. У жены Глобачёва, Софии, был чемодан, наполненный
царскими (николаевскими) бумажными деньгами и сертификаты акций, который
она хранила под кроватью. (Этот чемодан хранился у неё вплоть до момента
её Смерти 3 ноября 1950 г.).
Через несколько лет стало ясно, что Советское правительство пришло
надолго, и поэтому семья переехала уже в собственную квартиру. Глобачёв
получил гражданство Соединенных Штатов в 1929 г., но генерала ожидало
ещё одно приключение. Октябрьской революций 1917 Г. О Гражданской
Войне между
красными и белыми в 1918-1921 гг, те, кто принадлежали или лояльно
относились к старому режиму и жили с готовностью спастись бегством,
покинули Россию как политические беженцы и рассеялись по всему миру,
часто обратурусские общины или "колонии", как некоторые из них называли
свои сообщества. Париж был одним из таких мест, где находялась большая
русская община, и где у русских были свои магазины, рестораны, клубы и
церкви, а также и политические opi аилакции.
Одной из таких организаций
был Русский обшевониский союз, часто называемый по заглавным буквам этих
слов - P0BG Великий князь Николай Николаевич (дядя Николая U), который
возглавлял эту эмигрантскую организацию, умер в 1929 г. Князь Петр
Врангель, который был последним и наиболее герои-ческим лидером белых на
протяжении Гражданской Войны, занял его место. Когда и он умер в 1929
г., аополмн Слухи, что его отравили советские агенты. Такую возможность
допускали, потому что РОВС вел активную антисоветскую протииаиду, а
также предпринимал попытки других контрреволюционных действий в надежде
свергнуть советский режим.
Был выбран новый лидер. Это был бывший командир кавалерии генерал
Александр Павлович Кугенов. 26 января 1930 г. он пропал без вести в
Париже. По официальной версии он был похищен и убит советскими агентами.
Его последователем стал другой офицер царской армии генерал-лейтенант
Евгений Карлович Миллер В попытке помешать проникновению советских
агентов и многих других, кто мот бы навредить им, организация РОВС
решила, что следует создать отдел, который будет заниматься
исключительно делами разведки и безопасности. В качестве руководителя
отдела охраны Миллер выбрал генерала Абрама Михайловича Драгомирова,
который, в свою очередь, связался с Глобачёвым, жившим в США. Драгомиров
назначил Глобачёва на должность своего заместителя. Исходя из
сложившейся обстановки, это фактически означало, что Глобачёв будет
ответственным за основные охранные функции так, как у Драгомирова был в
основном опыт в качестве офицера действующей армии.
Дочь Глобачёва высказывала предположения, почему
её отца выбрали для
[этой] работы, в то время как в поле зрения были и другие бывшие офицеры
жандармерии, которые были достаточно квалифицированны и компетентны. По
се мнению, Мартынов любил интриговать и к тому же нелестно отзывался о
ряде швестных лиц. Его антипатия в отношении Джунковского не была
тайной. Спириловича некоторые люди считали причастным к покушению на
Столыпина. О
Заварзине дочь Глобачёва знала только то, что он был
приятным, контактным человеком, хорошим рассказчиком.
Глобачёв принял назначение и 18 августа 1930 г. Драгомироа послал
Глобачёву чек на 350 $, к чеку прилагалось письмо, в котором говорилось,
что, к сожалению, в РОВС не могут позволить себе выслать больше. Денег
было достаточно на два билета в один конец до Франции, вторым классом, и
Глобачёв
с женой в скором времени отбыли в Париж. Их сын Николай и дочь Лидия, а
также её Муж Георгий Маринич, за которого она незадолго до
этого вышла замуж н который был младшим офицером 9-го Казанского
драгунского полка в период Первой мировой Войны, вынуждены были сами
оплатить поездку.
В письме Драгомирова также говорилось, что зарплата Глобачёва составит
2000 франков в месяц, а если члены его семьи смогут получить работу,
жизнь станет легче для них всех. Драгомироа утверждал, что знание
английского поможет найти более хорошую работу. В письме также
говорилось о трудностях, связанных с поиском жилья в Париже, хотя даже
если бы они нашли квартиру на окраине города, доехать до центра совсем
не трудно и удобно - на метро, троллейбусе или автобусе. И. наконец.
Драгом иров писал, что он с радостью поможет Глобачёву обустроиться,
хотя он сам все ещё чувствует себя в Париже "не в своей тарелке" и с
трудом привыкает к суетливой и нервной жизни большого города.
По приблизительным оценкам число русских во Франции в начале 30-х гг.,
"вероятно, ненамного превышала 120,000", и "столица, соседние с ней
районы, конечно, служили пристанищем для стольких эмигрантов, скольких
не было ни в одном регионе Франции".
Позднее, статистика показала, что в 1930 г. около 43,000 русских жили в
20 округах столицы плюс 9,500 на окраинах. Работа Глобачёва заключалась в
том, чтобы заботиться о безопасности. И вот, оказавшись в Париже,
Глобачёв окунулся в работу с головой.
Жизнь в Париже для Глобачёва и его семьи оказалась вполне сносной. У
него была работа в РОВС, его зять также смог получить работу в качестве
подсобного рабочего в здании, которое занимал РОВС, а иногда - шофера.
Семья смогла снять постоянмое жилье по адресу улица Команданта Леандри,
д. 8 в 15-м округе. Они завели себе двух щенков - уиппетов и назвали их
Волга и Урал. Вечера они часто проводили в ресторанах со знакомыми, в
выходные они осматривали достопримечательности Парижа, посещали друзей,
живших на окраине, или ходили на скачки. А также были на воскресных
службах в соборе Св. Александра Невского на улице Дарю, после чего
угощались чаепитием с пирожками и другими русскими яствами, которые
можно было найти в нескольких русских ресторанчиках неподалеку от
церкви.
Глобачёв проводил контрразведывательные операции и организовывал
наблюдение за советскими агентами и сотрудниками VIIV, однако ряд
проблем тормозил операции РОВСа, и одной из них была нехватка денежных
средств, а другой - личные конфликты среди лидеров РОВС.
В руководстве РОВСа были:
Миллер,
Драгомиров, генерал Федор Федорович
Абрамов, генерал Павел Алексеевич
Куссонский, генерал-майор Николай
Владимирович Скоблин, генерал Павел Николаевич
Шатилов и некоторые
другие.
Относительно подробную Информацию о РОВС можно найти в мемуарах
Шатилова, которые находятся в
Бахметевском архиве Колумбийского университета. Шатилов был командиром кавалерии в царской армии и
главнокомандующим штаба Врангеля во время Гражданской Войны. В качестве
первого заместителя Врангеля его знали как квалифицированного офицера,
но одновременно - и как любителя интриг. Он вошел в конфликт с
некоторыми генералами Белой армии, а теперь они стали ведущими членами
РОВС.
Из воспоминаний Шатилова следует, что начиная с лета 1930 Миллер
начал устраивать еженедельные собрания со своим основным штабом и что с
самого начала "все эти люди... проявили нездоровое отношение ко мне"19.
Его отношения с Драго-мировым также были не очень хорошими. Тот признал,
что такая проблема существует и что начало было положено ещё со времен Гражданской Войны, в то время, когда Шатилов помешал Драго-мирову занять
официальный пост в правительстве Врангеля. Конфликт этих людей с
Шатиловым, однако, никоим образом не отразился на Глобачёве.
В основном, разведывательная работа Глобачёва заключалась в установлении
наблюдении за теми русскими эмигрантами, которые либо вызывали
подозрения, либо хотели вступить в РОВС. В любом случае РОВС было
необходимо не допускать внедрения советских агентов в их организацию.
Некоторое число эмигрантов, желавших гфисоединиться к РОВС сообщили, что
прежде они занимали должности при царском правительстве или в армии. Так
как многие записи были утеряны, либо документы находились в Советской
России и были недоступны РОВСу, подтвердить правдивость слов многих
эмигрантов было сложно, и РОВС не знал можно ли им доверять.
В 1932 г. один из таких эмигрантов, Павел Тимофеевич Горгулов потряс
мировую Общественность. Он прибыл в Париж и стал известен антисоветской
риторикой и заявлениями о необходимости возвращения России к
её славному
прошлому. Не было похоже, что он привлек много внимания, и его
выступления не собирали много народу. Его поведение в Париже казалось
скорее чем-то эксцентричными, а потому Глобачёв "не счел это достойным
внимания и не стал предупреждать Французскую полицию о нем. А вскоре
Горгулов совершил покушение на Французского президента Поля Доумьера". В
то время как Робинсон в своей книге о русской Белой армии ясно говорит о
том, что Глобачёв не сумел распознать, что Горгулов представляет
опасность, а потому и не предотвратил случившееся несчастье.
Взгляд Шатилова на эту проблему был совсем иным. Шатилов утверждал, что
нельзя винить Глобачёва, поскольку у него не было никакой достоверной
Информации о
Горгулове, и часто не было никаких достоверных фактов от
информаторов, и их данным нельзя было доверять. Следует также отметить,
что в распоряжении Глобачёва был только один штатный сотрудник.
В начале 1932 г. Глобачёв получил Информацию от агента, который, в свою
очередь, выяснил это через информатора из ОГПУ, что один из генералов,
приближенных к Миллеру был подкуплен Большевиками. Информатор не назвал
имени этого генерала, но сказал, что если он назовет его имя, то это
вызовет шок у каждого. Глобачёв рассказал Миллеру о том, что он узнал,
Миллер был очень расстроен, и ответил, что отказывается верить в то, что
это один из его коллег. Таким образом, Глобачёв не смог получить
поддержку Миллера в попытке разоблачить предателя.
В 1933 г. Абрамов предложил прекратить деятельность Глобачёва, а
разведывательную работу возложить на других сотрудников. Миллер не
согласился и заявил, что возлагать обязанности Глобачёва на того, у кого
нет такого опыта, как у Глобачёва, не лучшее решение.
К 1934 г., так или иначе, финансовые проблемы заставили РОВС сократить
расходы и штат сотрудников. К лету 1934 г. отдел секретной службы был
расформирован. Драгом и рои уехал в Югославию. Глобачёв потерял работу.
Во время последней встречи Глобачёв спросил Миллера, как будет
продолжаться работа по сбору разведданных и обеспечению безопасности.
Миллер ответил, что он возьмет эту работу на себя. По возвращении в
Соединенные Штаты Глобачёву снова пришлось начать поиски работы. Он мог
использовать и другие свои способности. Ещё в молодости Глобачёв хорошо
играл на аккордеоне и был довольно хорошим художником. В годы
государственной службы в царской России
он посвящал часы досуга рисованию, с удовольствием писал маслом пейзажи
и портреты.
По счастливому стечению обстоятельств ему удалось получить
работу в качестве коммерческого художника сразу же по возвращении в
Соединенные Штаты в 1934 г. в небольшой компании по производству
батиковых печатей на тканях и одежде, владельцем и руководителем которой
был Сергей Сергеевич Крушинекий. Как и некоторые другие русские
эмигранты, сумевшие, так или иначе, добиться успеха на ЭТОЙ новой Родине, Круши не
кий предоставлял рабочие места преимущественно своим соотечественникам.
К этому времени семья Глобачёва увеличилась.
Ещё в Париже всего за
несколько месяцев до возвращения в Соединенные Штаты его дочь родила
первого сына Олега. Таким образом, выбор жить ли в снятом доме или
занимать лишь несколько комнат, как они делали в середине и конце 20-х,
отпал сам собой. Они арендовали квартиру в западной верхней части
Манхеттена в Нью-Йорк-Сити. Эта часть города была занят русской
диаспорой. Здесь па территории, вмещавшей 20 кварталов жили
многочисленные семьи, торговали две русские лавки с российскими
деликатесами. Когда приходило время русской православной Пасхи, в этих
магазинах без труда можно было достать кулич и пасху, Здесь также был
русский аптекарь и мясник из Восточной Европы, который говорил
по-русски. Находившаяся неподалеку русская православная церковь Святого
Отца едва ли была церковью как таковой. Это была просторная комната в
недостроенном холле дома. Иконостас не доходил до потолка, над ним
проходили водопроводные и отопительные трубы. Служителей было немного,
но достаточно для ведения службы, священником был Александр Красснаумов,
бывший царский офицер.
Эта маленькая русская колония состояла в основном из бывших офицеров,
служивших в царской армии,' и некоторых эмигрантов, которые были
удачливыми торговцами и бизнесменами вРоссии. Все причисляли себя к
Интеллигенции, большинство из них владело двумя, а некоторые и тремя
языками. Что касается семьи Глобачёва, то он говорил на Французском, а
его жена Софья Николаевна свободно говорила на Французском, немецком и
польском. Их дочь Лидия и сын Николай владели Французским и немецким.
Муж Лидии Георгий Маринич свободно владел украинским и сербским. Они все
свободно и грамотно говорили на родном, русском языке, но, за
исключением Лидии, плохо говорили по-английски.
Глобачёв с удовольствием работал коммерческим художником, а по вечерам
дома продолжал рисовать пейзажи и портреты. Однако теперь он работал
исключительно с акварелью и пастельными красками. Он любил шахматы и
собирал загадки и головоломки. Примерно раз в неделю он и его зять
собирались со знакомыми поиграть в бридж. Глобачёв был хорошим игроком.
Он также любил ходить в кино и старался делать это раз в неделю.
В семье Глобачёва все работали, кроме его жены. Единодушно решили, что
она будет вести домашнее хозяйство. Все вкладывали деньги в домашние
расходы, но каждый имел право на собственные расходы и развлечения, в
том числе и Софья Николаевна.
Глобачёв продолжил переписку с руководством РОВС в Париже, давая советы
и консультируя Миллера и его ассистента Ку-сонского по поводу различных
дел, касающихся деятельности РОВС. РОВС был занозой у советской власти,
и возможно то, что Глобачёв продолжал поддерживать контакт с РОВС,
беспокоило советскую сторону. Лидия Маринич вспоминала следующий
инцидент: "Во время перерыва в работе в начале весны 1938 г. курьер из
офиса компании, где работал отец, пошел за кофе. Этот молодой испанец
был убежденным коммунистом и часто и открыто выражал свои взгляды. В тот
день он принес кофе и раздал чашки сотрудникам. Как только Глобачёв
допил свой кофе, он согнулся пополам от сильных судорог и скорчился на
полу от боли. Его сослуживцы бросились к нему и старались облегчить его
боль как только смогли. В суматохе и заботе о страдающем генерале никто
не заметил посыльного.
Он исчез в тот день с работы, и никто не видел
его ни на его квартире, ни поблизости. Никто не смог найти и его жилища.
Когда Глобачёва привезли домой, ему стало хуже. Врач, которого ему
вызвали, не смог установить причину болезни. Единственное, что он ему
выписал, была большая доза касторки, которая вызвала сильную тошноту и
респираторную реакцию, но это спасло Глобачёву жизнь. Его
выздоровлениезаняло около двух месяцев, большую часть, которых он провел
в постели. Но он выздоровел и вернулся к работе. Ему было 65 лет, и то,
что заглянул Смерти в глаза, не сказалось на его характере и поведении.
Он продолжил переписку с Парижем, и только после похищения Миллера в
1937 г. связь генерала с РОВС прекратилась. В одном из последних писем
Глобачёва Кусонскому, он выражает свое разочарование тем, что Миллер,
которому один из его агентов доложил о том, что Скоблин - советский
шпион в РОВС, никогда не говорил об этом Глобачёву. Глобачёв
предполагал, что если бы он знал об этом, то, возможно, похищение
Миллера можно было бы предотвратить" 4.
Одно из последний упоминаний о работе Глобачёва для РОВС
исходит от
Куссонского. Он пишет: "Справедливость требует сказать, что секретные
документы Глобачёва, которые я до сих пор использую, без всякого
сомнения, очень ценны, особенно учитывая, в каких условиях он работал".
Последние шесть лет жизни Глобачёв, работая художником по тканям, создал
некоторое количество портретов в пастельных тонах и пейзажей написанных
акварелью, хотя и был дальтоником. Он был завзятым курильщиком, любил
сигареты . Его старший внук Олег вспоминает, как "Дедя" учил его основам
игры в шахматы, показывая, как передвигаются шахматные фигуры.
Когда в 1939 г. разразилась Вторая мировая Война, Глобачёв внимательно
следил за её ходом по большой карте Европы, которая у него была. С
момента нападения на Советской Союз в июне 1941 г. он стал с особым
вниманием отмечать успехи немцев и неудачи коммунистов. Видимо, он
надеялся, что Германия скорее освободит Россию от коммунизма, чем
завоюет её. Эту надежду разделяли и многие другие эмигранты, и это была,
скорее, не пронемецкая, а антибольшевистская позиция.
1 декабря 1941 г.
генерал проснулся около 5 утра, жалуясь на сильную головную боль. Он
вышел в гостиную и сел за стол. Сказав об этом жене, он упал замертво.
Ему был 71 год. Отпевание состоялось в русском соборе в Бронксе, и
архиепископ Виталий проводил службу. Гроб Глобачёва был задрапирован в
Российский национальный флаг. На его похоронах не было гиацинтов. Он был
похоронен на кладбище Рутерфорд (Нью-Джерси), в русском православном
секторе.
Его жена София пережила его на 9 лет и умерла от рака 3 ноября
1950 г. в возрасте 75 лет. Внуки помнят её как очень любящую "бабу".
Когда мальчики приходили домой из школы, она проводила с ними много
времени, учила их читать и писать по-русски. Её отпевание состоялось в
Русской церкви Святого Отца. Она похоронена рядом с Мужем. Их сын
Николай умер в 1972 г. в возрасте 69 лет. Большую часть своей жизни он
проработал в издательстве "Чарльз Скрибнер и Сыновья", где отвечал за
отдел продаж. У него был красивый низкий голос, бас, и он устраивал
местные концерты в Нью-Йорке.
Дочь Глобачёва Лидия умерла в 1997 г., ей
было 96. Большую часть жизни она работала супервайзером по парфюмерии
в таких фирмах, как ???. Двое внуков, Олег и Владимир, живы. У Олега - 4
сына: Георгий, Виктор, Андрей и Марк, и 8 внуков. Владимир имеет троих
детей: Григория, Диану и Елизавету, и 7 внуков.
Олег на пенсии, он
сделал карьеру в качестве менеджера по компьютерным технологиям,
специализируясь в системах управления воздушных полетов. Владимир
продолжает работать преподавателем в небольшом колледже Мериленда. Он
преподает историю России и мировую историю.
Примечания
1 Глобачёва
С.Н. Прелюдия происходящих в мире событий. См. наст,
издание. С. 227.
2 Перегудова 3. И. Политический Сыск России. 1880-1917. М., 2000. С.
99-100.
3 ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1909. Д. 50. Ч. 9. Письмо Утгофа Директору
Департамента полиции.
4 Daly J. W. The Watchful State: Security Police and Opposition in
Russia. 1906-1917. Dekalb, Inothern Illinois University Press, 2004. P.
167.
5 Глобачёв
К.И. См.
наст. изд. С. 61.
6 Глобачёва
С.Н. См.
наст. изд. С. 239.
7 Там же. См. наст. изд.
С. 241.
8 Спиридович А. И, Великая Война и Февральская Революция, 1914-1917.
Нью-Йорк, 1960. Кн. 1. С. 184.
9 Записка С. П. Белецкого от 19 мая 1917 г. на имя председателя ЧСК //
Падение царского режима: Стенографические отчеты. Л., 1925. Т. IV. С.
146-147.
10 An Ambassador's Memoirs / By M. PALCOLOGUC. New York: O. Doran
Company, 1925. Vol. 1. P. 243.
11 Trotsky L. The History of the Russian Revolution. New York: Simon and
Schuster, 1932. Vol. 2. P. 108.
12 Глобачёв
К.И. См. наст. изд. С. 125.
13 Джунковский
В.Ф. Воспоминания. Мм 1997. Т. 2. С. 169.
14 Глобачёв
К.И. См. наст. изд. С. 181.
Приложения
Содержание
www.pseudology.org
|
|