Владлен Георгиевич Сироткин
Золото и недвижимость России за рубежом
Глава IV. Золотые кладовые Запада и Востока наполняются через Владивосток
§ 3. Японская армия военные трофеи не возвращает…

До сих пор речь шла о русском золоте, чья утечка за рубеж так или иначе оформлялась межгосударственными документами, включая и "ленинское" золото кайзеру, ныне находящееся во Франции и Великобритании.

Но было так называемое "разовое" золото, которое в бурные годы гражданской войны в Забайкалье и в Приморье, а также в Китае передавалось "на временное хранение" с припиской на расписках - "с последующим возвратом", как правило, представителям японского командования экспедиционного корпуса Квантунской армии, в 1918-1922 гг. действовавшего в регионе Восточной Сибири, Манчжурии и Приморья.

Об одном из таких "разовых даров" в виде 20 ящиков золотой монеты и 2-х ящиков золотых слитков, сданных 22 ноября 1920 г. на ж.д. станции Манчжурия КВЖД начальником тыла семеновской армии генерал-майором Павлом Петровым под расписку начальнику японской военной миссии полковнику Идзоме (Исомэ), я подробно рассказал и в своих публикациях (опубликовав и текст, и фотокопию этой расписки (18)), и в телевизионных выступления, начиная с 22 сентября 1991 г. по Российскому телевидению в документальной передаче "Примирение: послесловие к первому конгрессу соотечественников в Москве".

С тех пор интерес к таким "дарам" от разбитых "белогвардейцев" не утихает до сих пор, хотя по реальному удельному весу в сравнении с "золотыми коносаментами", официально переданных "в дар" от Николая II, Керенского, Ленина и Колчака Антанте, кайзеру и микадо все эти "дикие ящики" составляют ничтожную долю - менее одного процента!

И тем не менее интерес историков и журналистов (если, конечно, они не гоняются за голой сенсацией) вполне оправдан

Во-первых, он свидетельствует, что не все "белогвардейцы" были отпетыми жуликами и ворами (примеры ген. Петрова, колчаковского казначея Мелких, военного атташе в Токио ген. Подтягина это подтверждают), им "за державу было обидно" и они все-таки надеялись, что рано или поздно золотое достояние Отчизны вернется на Родину.

Во-вторых, они не только в экстремальных обстоятельствах отдавали, но и спустя несколько лет, уже в эмиграции, пытались вернуть (и снова не себе, а в благотворительные фонды и союзы эмигрантов) эти "золотые ящики" (генералы П.П. Петров и С.Н. Войцеховский, посол Д.И. Абрикосов), не боясь в открытую судиться с японской военщиной. И это последнее, пожалуй, самое важное для нас, их потомков: если нам все же придется повторить этот путь, их ошибки и аргументация японских судей нам будут уже хорошо известны, как и те архивы в Японии, США и Китае, где еще можно найти подлинники (или копии) расписок (19).

Одна из таких расписок от 13 февраля 1920 г. за подписью командира 30-го японского пехотного полка полковника Слуга касалась приема "на хранение" от войскового старшины Уссурийского казачьего войска Клока "двух ящиков и пяти мешков" из тех 38 пудов золота, что атаман того же войска Калмыков экспроприировал при отступлении из Хабаровска в местной конторе Госбанка.

Поспешно отступая под натиском Красной армии, атаман не смог взять все золото с собой, и приказал своему адъютанту Клоку сдать его "на хранение" под расписку японцам. Что с этим золотом стало, до сих пор неясно. Калмыков вскоре при неясных обстоятельствах зверски был убит в Харбине.

2
 
По косвенным данным, "калмыковское" золото в Хабаровске находилось сначала у командира японской дивизии ген. Ямада, который якобы затем передал его интенданту всего японского экспедиционного корпуса Квантунской армии в Приморье. Тот в свою очередь поместил золото в "Матцуда банк" - филиал "Чосен банк" во Владивостоке, и уже из "Матцуда банка" при окончательной эвакуации японцев с Дальнего Востока золото будто бы было вывезено в г. Симоносеки, Япония (20).

Однако наибольший интерес у исследователей и журналистов по прежнему вызывает судьба "семеновского" золота - захваченного в Чите в октябре 1919 г. Четвертого "золотого эшелона" Колчака, направляющегося во Владивосток - атаман при поддержке японцев "хапнул" тогда сразу 172 ящика со слитками и 550 сумок с золотой монетой на сумму в 42 млн. 251 тыс. зол. руб.

Долгое время в литературе, как советской, так и эмигрантской, бытовало мнение, что Семенов в ноябре 1920 г., спасаясь от "красных", бежал с этими ящиками в порт Дальний, где безбедно жил до самого 1945 г., когда его арестовали "СМЕРШевцы" (затем его судил советский военный трибунал, по приговору которого в 1946 г. атаман был повешен).

В рамках своего научного доклада "Куда делось российское золото?", который в марте 1993 г. С.П. Петров распространил в Москве среди членов и актива нашего экспертного совета, он провел специальное расследование судьбы "семеновского" золота.

И оказалось, что Семенов физически не смог бы забрать с собой все золото, кроме одной-двух сумок: он бежал из осажденной "красными" Читы на аэроплане. На основе личного архива своего отца и материалов харбинской эмиграции Гуверовского архива Петров установил: в январе-августе 1920 г. на нужды своей армии и гражданским ведомствам атаман раздал 37 млн. 340 тыс. зол. руб. из тех 42,2 млн., что он в октябре 1919 г. захватил в Чите.

Причем лично начальнику тыла ген. Петрову выделил 7,7 млн.: именно из этих почти восьми миллионов 22 ящика на 1 млн. 270 тыс. зол. руб. Петров и передал под расписку полковнику Идзоме, а остальное начтыла раздал по ведомости отступавшим в Китай командирам остатков семеновской армии - Войцеховскому, Пучкову, Бангерскому и другим "на непредвиденные расходы". В распоряжении Семенова на конец ноября оставалось около 5 млн. зол. руб. - вот их-то и следует искать (21).

3
 
Часть "нашел" уже сам ген. Петров: в записке своим адвокатам в 1933 г. он указал, что 21 ноября 1920 г. в последний раз встретился с атаманом как с главнокомандующим и сообщил ему, что назавтра намерен сдать последние оставшиеся у него 22 ящика главе японской военной миссии "на временное хранение". Семенов ответил, судя по записке Петрова, что он сам предпринял "аналогичные шаги и также передал все оставшиеся у него казначейские средства на хранение японской миссии" (22).

Так ли это было на самом деле - ген. Петров не уточняет, и ни я, ни другие исследователи (в частности, аспирантка Н.Н. Аблажей-Долженкова, читавшая в 1995 г. в архиве Гуверовского института неопубликованную рукопись атамана Г.М. Семенова "История моей борьбы с большевиками") расписок пол. Идзоме или других японских военных, аналогичных расписке, данной 22 ноября 1920 г. ген. Петрову, пока не нашли.

Но известно, что представители атамана в 1920 г. действительно сдавали японским властям в других местах "золотые ящики" под расписку, в частности, еще в марте 1920 г в порту Дайрен (Дальний) были переданы 33 ящика, они были срочно отправлены в гор. Осаку в филиал "Чосен банка", где "золото было обменено на японскую валюту" (из протокола токийского окружного суда от 9 марта 1925 г.) (23).

Судя по тому, что атаман в 20-х гг. судился с японскими военными, особых капиталов он с собой в эмиграцию не увез
 
А последовавшее в марте 1926 г. в японском парламенте публичные обвинения генералов-самураев в грабежах в Сибири и на Дальнем Востоке и в коррупции (напомним, что годом раньше в 1925 г., аналогичные обвинения прозвучали в чехо-словацком парламенте) и последовавшее за ним 8-месячное расследование (видимо, следователи вышли-таки на "след" и "семеновского", и "калмыковского", и "петровского" золота - иначе 30 октября 1926 г. главного следователя не убили бы, инсценировав его самоубийство под колесами поезда) показало: чехо-словацкая "добыча" в Сибири - это лишь "цветочки", настоящие "ягодки" скрыты в дебрях генералитета Квантунской армии.

И те не менее борцы за "белое дело" в Сибири и на Дальнем Востоке не испугались судьбы японского следователя и с 1922 г. начали серию самостоятельных расследований и процессов в судах Японии. Это сложная, во многом запутанная история, где наряду с правдоискателями с русской и японской сторон действовало немало проходимцев и авантюристов, желавших набить карманы "русским золотом".

Расследование В.И. Моравского

Валериан Иванович Моравский (1884-1942) сыграл ключевую роль в сборе документальных свидетельств о "следах" русского золота, ушедшего за границу, по самым следам событий. Во всяком случае, он был самым первым из эмигрантов, кто еще в 1923 г. составил сводную справку "Русское золото за границей" (Справка неоднократно много публиковалась. См. "Россия", №43, ноябрь 1994, с. 6; "Общая газета", №46, ноябрь 1995, с. 7; "Дипломатический ежегодник". М., 1995, с. 208.).

Моравский являл собою типичного либерального интеллигента "западнического" толка рубежа двух веков. В молодости "баловался эсерством", но очень скоро отошел от всех экстремистских - левых и правых - течений, и стал ярым поклонником идей великого писателя Владимира Галактионовича Короленко.

Как и он, не принял большевистский переворот и большевизм как политическое течение: после Октября 17-го года Моравский всю свою жизнь посвятил борьбе с большевизмом. В 1908 г. он впервые попал в Сибирь как корреспондент кадетской газеты "Речь" и через несколько лет она стала для него второй родиной, хотя родился Моравский в обедневшей дворянской семье в Бессарабии и там же окончил православную духовную семинарию (затем в Петербурге Агрономический институт и два курса Петербургского института восточных языков).

В годы Первой мировой войны - активный "оборонец", как и многие другие интеллигенты-патриоты пошел "в службу" - в 1914 г. поступил в Министерство путей сообщения, в 1916 г. стал экспертом Министерства сельского хозяйства, Февральскую революцию - как и подавляющее большинство интеллигенции горячо приветствуя - встретил зам. Начальника департамента Министерства продовольствия Временного правительства.

Октябрьский переворот активно не принял, был одним из руководителей забастовки служащих Минпрода, арестован лично Ф.Э. Дзержинским, но вскоре был отпущен и срочно уехал в Сибирь, в Томск. Там принял самое активное участие в движении сибиряков-"областников", в декабре 17-го года был назначен управляющим делами 1-го Сибирского автономного правительства в Томске. В феврале 1918 г. избран в Сибирскую областную Думу и назначен ее государственным секретарем.

Это правительство в Томске было первым и последним законно избранным правительством на территории Сибири и Дальнего Востока

После Уфимского совещания всех сил "демократической контрреволюции" сибирское передало свои полномочия Директории, но после переворота 18 ноября 1918 г. в Омске "областники" отошли от адмирала и Моравский вошел в 1-й Совет уполномоченных организаций автономной Сибири (СУОАС-1).

К военной диктатуре Колчака относился резко отрицательно, работая по снабжению в Сибземгоре (Всесибирский союз земств и городов) на Дальнем Востоке. В 1920 г. вошел в комитет по борьбе с большевизмом во Владивостоке, издавал там антибольшевистскую газету "Вечер". В 1921 г. там же вошел во 2-й Совет уполномоченных организаций автономной Сибири (СУОАС-2).

Между тем в "белом" лагере началась чехарда власти:

04 января 1920 г., перед своим арестом большевиками, Колчак передал полномочия "верховного" атаману Семенову (Очень распространенная ошибка в литературе о гражданской войне в Сибири - Колчак якобы передал полномочия "верховного правителя России"… А.И. Деникину. На самом же деле - атаману Г.М. Семенову. - Прим. авт., но тот в ноябре 1920 г. бежал в эмиграцию, и только 07 февраля 1922 г. "де-юре" передал "верховные полномочия" СУОАСу-2 во Владивостоке.

За три дня до захвата Владивостока большевиками СУОАС-2 сформировал собственное 2-е Сибирское правительство, в котором Моравский получил портфель министра финансов, труда и промышленности. Но это "мотыльковое" правительство бежало, успев вновь передать "верховные полномочия" СУОАСу (24).

К концу 1922 г. Моравский с третьей женой и ее двумя детьми от первого брака оказался в Шанхае в долгой, до самой смерти, 20-летней эмиграции. Все эти годы экс-министр был одним из руководителей СУОАСа-2, (а после смерти старого народовольца-"областника" А.В. Сазонова - и его председателем), сочетая антибольшевистскую политическую борьбу с поиском денег на эту борьбу, главным из источников которых было "русское золото" в Японии и Гонконге.

Уже в августе 1923 г. с полномочиями от СУОАС-2 Моравский отправился в Токио и Осаку "выбивать" 2 млн. 400 тыс. зол. иен, причем он повез с собой многие расписки (включая и "петровскую" от 22 ноября 1920 г.) на хранение японцам многочисленных ящиков с русским золотом. Посредником в операции был избран некий японец Шюн Сузуки, мелкий коммерсант, до того промышлявший на русском Дальнем Востоке и выдававший себя за адвоката-"мэтра" (25).

И надо же было такому случиться: 01 сентября 1923 г. Токио потрясло гигантское землетрясение

Моравский с двумя другими своими "суоасовцами" - профессором Томского университета и бывшим министром иностранных дел 1-го и 2-го Сибирских автономных правительств М.П. Головачевым и управделами СУОАС Г. Чертковым едва успели выскочить во двор, как здание гостиницы рухнуло, погребя все личные вещи постояльцев, в том числе и подлинник расписки Идзоме. Конечно, у ген. Петрова и других эмигрантов остались копии.
 
Но между Петровым и Моравским пробежала "черная Кошка" - землетрясение землетрясением, но документ на 1 млн. 270 тыс. зол. руб. мог бы и спасти. Эта неприязнь невольно перешла и к сыну генерала, не жалующего Моравского-отца в своих трудах (см. например, письмо Сергея Петрова в редакцию. - Знамя, 1992, №10.).

Гибель расписки еще раз сыграла злую шутку с Моравским, когда он в 1932 г. второй раз попытался получить "петровское" золото по расписке пол. Идзоме: суд вроде бы соглашался, но требовал подлинник, а его, как известно, уже не было. И все дело снова сорвалось (Два документа за 1923 и 1930 гг. по "золотым делам" из личного фонда В.И. Моравского в Гуверовском архиве см. "Дипломатический ежегодник". М., 1995, с. 208-209.).

Поездки в Японию в надежде отсудить "петровское", "подтягинское" и "миллеровское" золото Моравский сочетал с поиском политических союзников в антибольшевистской борьбе в тогдашнем японском истеблишменте. Он встречался в 20-х-30-х гг. с известным японским либералом, главой Конституционной партии Такеши Инукайем, с бывшим подполковником, заместителем начальника военной миссии Японии в Харбине в 1918 г., а затем влиятельным ген. Араки, в 1933 г. в марионеточном Манчжоу-Го виделся с начальником императорской гвардии "императора" Пу И ген. Кудо, снова в Токио с главой тайного влиятельного самурайского общества "Кокурюкай" Мицуру Тояма и многими другими (26).

Видимо, эти политические контакты Моравского в Японии не прошли бесследно

В 1932 г. он неожиданно переезжает из Шанхая в Харбин, где семью Моравских ждет роскошный особняк с горничной, кухаркой, поваром, садовником, учителями-репетиторами для сына Никиты (Нечто подобное происходит в 1934 г. с ген. Петровым: у него в Японии тоже особняк на всю семью, прислуга, автомобиль, и это после хибарки в Мукдене, где он подрабатывал фотографией).

Моравский начинает издавать в Харбине "Нашу газету". Но через год столь же неожиданно все бросает и срочно бежит снова в Шанхай: горничные и репетиторы исчезают, семью вышибают из особняка, мать с сыном ютятся несколько недель в какой-то халупе, пока ночью не приезжает Моравский и не увозит жену и сына в Шанхай.
 
Сын Никита, которому тогда было десять лет (а Сергею Петрову - одиннадцать), конечно, ничего тогда не понимал, но склонен сегодня, на закате жизни, предполагать, что такие житейские метаморфозы были связанны, разумеется, не с доходами от "русского золота" (его ни Петров, ни Моравский так никогда не получили), а с политической борьбой в японских высших кругах и ставкой одной из фракций японских политиков на "русскую фашистскую партию" (27).

И не случайно, что именно в 1928 г. СУОАС-2 раскололся на две организации - на собственно СУОАС и просто СУСО - Совет уполномоченных сибирских организаций (без "автономных"). Первую по прежнему возглавлял Моравский, а вот вторую - его недавний друг Мстислав Петрович Головочев.

В расколе виделась умелая японская рука

Головочев вдруг стал ратовать за создание "буферного сибирского государства" под протекторатом Японии как главного оплота борьбы с коммунизмом на Дальнем Востоке. Это вызвало раскол сибирских эмигрантов-"областников" на два лагеря - антияпонский и прояпонский. Впрочем, "япономания" Головачева длилась недолго: с 1931 г., как только Квантунская армия снова обосновалась в Манчжурии, оттуда толпами повалили на юг Китая русские эмигранты - самураи их третировали как слишком "розовых". Кончилось все тем, что Головочев с Моравским помирилась, а СУОАС снова стал единым.

Спустя много лет, в очерке о "предке" Никита Моравский, уже переживший отца на целых 15 лет, весьма объективно отметил его недостатки: отец "не всегда держал слово, был непунктуален … и порой слишком поспешно судил людей. Самым же серьезным его недостатком было легкомысленное обращение с деньгами и нередкое невозвращение долгов в срок" (28).

Добавим к этой критике и весьма легкомысленное поведение с женщинами: то Моравский в молодости увлечется цыганкой и, бросив все, он помчится за ней по всей России слушать ее романсы под гитару. То в зрелые годы, будучи трижды женат, полезет в паланкин к богатой китаянке, которая поманит его пальчиком, и проведет в ее дворце - жена и дети в ужасе - муж и отец пропал! - несколько "сладких" дней и ночей, а затем сбежит, переодевшись в китайское платье.

Поэтому за Моравским в эмиграции всегда полз шлейф слухов - и что он будто "фальшивомонетчик" (деньги от "адвоката" Шюн Сузуки), и "агент Коминтерна" (его соратник по "золотым поискам" К.И. Славинский в середине 30-х гг. неожиданно сбежит в СССР), да и вообще "жидо-масон".
 
И все же В.И. Моравский внес весомый вклад в продолжение эпопеи "золото России за рубежом": он сумел собрать, систематизировать и, главное, осенью 1941 г. с оказией (в багаже американского бизнесмена Вулсифера, возвращавшегося из Китая домой) отправить свой уникальный архив за 1917-1941 гг. в США (тридцать коробок материалов).

В 1948 г. Вулсифер передал архив В.И. Моравского в Гуверовский институт войны, революции и мира. И мы теперь располагаем ценнейшими документами.
 
Судебный процесс генерала М.П. Подтягина

Изо всех судебных процессов, которые когда-либо велись заграницей в 20-х - 30-х гг. по делу о возврате "русского золота", два - девицы Анастасии (Андерсон), лжедочери Николая II, в британских судах, и против военного атташе (агента) России в Токио генерал-майора М.П. Подтягина - в японских, были самыми громкими...

"Лжедочь" нас мало интересует - это была типичная на рубеже двух веков авантюристка, пытавшаяся завладеть личным золотом семьи последнего царя (29).

Михаил Павлович Подтягин был направлен военным министерством еще в годы Первой мировой войны в Японию как военпред (размещение и приемка артиллерийского вооружения) и "причислен к императорской военной миссии в Токио" с правом открытия собственного "казенного" счета в банках. По некоторым данным на него была возложена задача воплотить в оружии (снаряды, патроны и т.д.) статьи русско-японской финансовой конвенции 4 сентября 1916 г., о которой речь шла выше.

Бурные революционные события 17-го года (дважды власть в России менялась) привели к тому, что "временные" сменили всю верхушку российского дипкорпуса в Японии - посла П.П. Крупенского заменил поверенный в делах Дмитрий Абрикосов (1876-1951), кстати, потомок известной купеческой семьи Абрикосовых, "шоколадных королей" России, наследники которых сегодня пекутся о возвращении им знаменитой фабрики им Бабаева в Москве, а военного агента (атташе), самовольно сбежавшего в США - ген. Михаил Подтягин.

Оба пробыли в "послах (агентах) без государства" в Японии по семь - восемь лет - Подтягин до мая 1924 г. (уехал В Париж), а Абрикосов - до февраля 1925 г., после того как Япония и СССР 20 января установили официальные дипломатические отношения (уехал в Калифорнию, США, где в 1951 г. в возрасте 75 лет умер, успев, правда, написать очень интересные мемуары, вышедшие посмертно (30)).

Оба были профессионалами, только один - дипломат (работал с 1904 г. в посольствах Лондона, Пекина, в центральном аппарате МИД в Петербурге), а другой - военный. Обоим в 1917-1924/25 гг. пришлось действовать на свой страх и риск, без директив из "центра", да при этом еще единолично распоряжаться огромными валютными резервами в японских банках и их филиалах во Владивостоке, Сеуле, Пекин, Шанхае, Гонконге.

Положение Подтягина было особенно сложным - ведь именно через него шли "золотые коносаменты" Колчака на закупки оружия, его же бомбардировал телеграммами и слал гонцов за оружием атаман Семенов, к нему попадали разные "случайные" ящики с золотом, там и сям всплывавшие в Японии (очевидно, "колчаковский казначей" Мелких именно генералу сдал несколько таких ящиков, припрятанных от японцев).

Здесь следует сделать одно отступление

За исключением одного "царского" посла в Португалии, одного военного агента во Франции (генерал-лейтенанта графа А.А. Игнатьева, автора вышедших еще в сталинские времена "50 лет в строю") все остальные послы и военные атташе царского и Временного правительства большевиков не признали и выполнять их директивы отказались.

Учитывая, что Запад и Восток (Япония) большевистский режим не признавали, сложилась парадоксальная ситуация "двух Россий" (как позднее, после Китайской революции 1949 г. - "двух Китаев").
 
Причем, вторая, зарубежная "белая" Россия фактически к 1921 г. (когда большевики окончательно разбазарили свою долю доставшегося им золотого запаса "царской" казны) стала распорядителем огромных валютных резервов в 3 млрд. 617 млн. зол. руб., не считая золотых "коносаментов" императорского, временного, колчаковского, семеновского и прочих "правительств", отправленных на Запад и Восток в 1914-1922 гг.

Заграничные банки и фирмы в этих условиях юридическими распорядителями русских денег признавали только послов, военных атташе, да еще одну, чисто русскую, категорию российских представителей за рубежом - финансовых агентов (институт, введенный лично министром финансов графом С.Ю. Витте с 1894 г. для преодоления ведомственного соперничества за границей: об одном из первых таких агентов - Артуре Рафаловиче в Париже - мы уже писали выше).

И в Токио к 1917 г. был один такой агент - Константин Константинович Миллер, имевший отдельный от Абрикосова и Подтягина валютный счет, причем на нем к 1920 г. находились огромные деньги (6 млн. 940 тыс. япон. иен, 25 млн. ф. ст., 424 тыс. фр. фр., 450 тыс. мексик. долл. (31)).
 
Понятное дело, японцы хорошо знали об этих богатствах на счетах российского финансового агента, но ничего поделать не могли

Дело в том, что на Парижской мирной конференции лета 1919 г. интересы этой "белой" зарубежной России (большевиков не пригласили) представляла русская заграничная делегация во главе с бывшим царским министром иностранных дел С.Д. Сазоновым, незадолго до Первой мировой войны без всяких объяснений выгнанный царем со своего поста в момент, когда министр находился в отпуске на своей даче в Финляндии (32).

Больших успехов Сазонов, несмотря на все усилия, не достиг - Антанта упорно держала его в "предбаннике" конференции, но одно дело ему удалось: в Версале бывшие союзники России согласились временно признать прежний статут всех российских загранпредставителей - послов, поверенных в делах, консулов, военных и финансовых агентов ("У России одно будущее - великая держава" (письма С.Д. Сазонова и К.Д. Набокова П.В. Вологодскому в Омск, 1919). Неизвестная Россия", вып. 3. М., 1993, с. 9-40).

И сложилась с 1919 г. парадоксальная ситуация - в Москве сидели большевики, а за рубежом - "белые" послы с огромными деньгами. Для Ленина и Троцкого (а также для всех желающих завладеть "русским золотом" в иностранных банках) дело осложнялось тем, что в ноябре 1919 г., узнав об этом "временном" решении Антанты в Версале, "Верховный правитель России" адмирал А.В. Колчак разослал циркуляр по всем российским загранпредставительствам с требованием срочно перевести валюту с "казенных" на личные счета, буде Антанта передумает и дипломатически признает Советскую Россию.

Как в воду глядел адмирал!
 
С 1924г. началась "полоса дипломатического признания" СССР Западом и Востоком (не все, однако, это сделали слишком быстро - США признали СССР лишь в 1933 г., Швейцария - накануне Второй мировой, а ряд стран Латинской Америки - и вообще после Второй мировой войны), но большевики не добились самого главного от этой "полосы": денежки-то им (кроме графа Игнатьева и, частично, посольства в Лондоне) ни один бывший "белый" посол, консул или агент так и не вернул - как же, теперь они на "частных" счетах!

Конечно, не все загранпредставители "царской" России оказались бессребрениками и избежали искушения поживиться в личных интересах такими гигантскими суммами бывших "казенных" денег. Не мучились угрызениями финансовый агент в Париже (уже известный нам Артур Рафалович, хапнувший сразу 21.439 тыс. зол. фр.) и "финансовый уполномоченный" барона Врангеля в Лондоне проф. Бернатский (607 тыс. фт. ст.). Но подавляющее большинство "новыми русскими" не стало, и на своих "частных" счетах ревниво берегли каждую копейку.

Вопреки тому, что много лет писала советская пропаганда, послы царского и Временного правительств, помимо объяснимых затрат на содержание зданий дипломатических миссий и жалование персоналу, оказывали огромную финансовую помощь русской эмиграции. Крупные суммы от послов - "частников" поступали на благотворительность через общественные и церковные эмигрантские организации, на школьное и вузовское образование молодежи (особенно, в Праге, Белграде и Софии), на выплату пенсионных пособий, на "гранты" (стипендии) видным деятелям "белого движения" (один такой крупный грант от посла Г.П. Бахметьева из США получил ген. А.И. Деникин на написание своих многотомных "Очерков русской смуты").

В 1920 г. "царские" послы организовались под председательством Г.П. Бахметьева, в прошлом крупного русского инженера, несколько лет до 17-го года стажировавшегося в США, в Союз послов, который начал координировать из Вашингтона через Париж, Лондон и Токио всю финансовую помощь эмиграции.

2
 
Вскоре выяснилось, что у некоторых послов либо нет "личных" счетов (Василий Маклаков, известный адвокат и видный кадетский деятель, замешкался, а когда спохватился - французы не дали ему перевести "казенные" деньги на "личный" счет), либо открывать их было все равно бесполезно (в Германии или в бывшей Австро-Венгрии - "казенные" деньги там еще перед войной 1914 г. изъяли чиновники царского казначейства).

Зато у других - генконсулов в Шанхае В.Ф. Гроссе и Гонконге В.О. Эттингена - в 1919 г. благодаря "золотым коносаментам" Колчака накопились огромные "остатки" на миллионы фунтов стерлингов и золотых рублей.

Виталий Гузанов, изучавший эту проблему по документам дипломатической переписки МИД Омского правительства Колчака, высказывает продуктивную мысль, что с 1920 г. Гонконгско-шанхайский банк становится одной из "золотых кладовых" Союза послов, который постепенно перекачивает ее содержимое в США (33).

В Японии многие, и особенно военщина, точили зубы на "золото послов", явно используя в своих корыстных целях некоторых "белых" эмигрантов, в частности, Моравского. Судя по некоторым документам, хранящимся в Текущем архиве нашего экспертного совета, не обошлось здесь дело и без участия в судебных процессах 20-х-30-х гг. против Подтягина советской разведки.

По крайней мере два фигуранта этих процессов - некто А.В. Балакин из СУОАС-2, которого посол Д.И. Абрикосов называл "типичным авантюристом, кои процветали на Дальнем Востоке в период гражданской войны", и К.И. Славянский, бывший деятель Всероссийского крестьянского союза, подозревались "белой" эмиграцией в том, что они - тайные "агенты ОГПУ".

В документах нашего архива есть туманные намеки на то, что и два главных японских фигуранта - все тот же "адвокат" Шюн Сузуки и второй посредник Синкэй Куроки, бывший офицер разведки японского Генштаба, прикомандированный в 1918 г. к штабу атамана Семенова в Забайкалье, также "окучивались" агентами ОГПУ в Китае и в Японии.

Иначе чем можно объяснить странные заявления свидетелей истцов в Токийском суде еще до официального (январь 1925 г.) признания Японией СССР типа: "Подтягин будет лишен права распоряжаться этими суммами и они будут переданы советскому государству". Впрочем, у части потомков эмигрантов той поры и сегодня бытует мнение, что игра была двойной - и ОГПУ, и японская разведка; интересы последней, возможно, и представлял в процессах Куроки.
 
3

И именно этим сомнительным посредникам - Балакину, Славянскому, Сузуки и Куроки - доверились ген. Петров (доверенность на ведение дела в Японии о 22-х ящиках золота Славянскому от 7 декабря 1921 г.), публицист Моравский (доверенность Сузуки от 16 декабря 1923 г.), атаман Семенов (доверенности Куроки от 15 июля 1922 г. и Сузуки от 29 октября 1923 г.).

Вчиненные этими авантюристами Подтягину и Миллеру, а также Гонконгско-Шанхайскому банку (1 ноября 1930 г., доверенность Моравского Сузуки) в японских судах иски колебались от 1 млн. 061 тыс. 900 зол. иен (Подтягину) до 12 млн. зол. руб. (банку) (34).

С формально-юридической стороны речь шла вначале о совершенно конкретной сумме - т.н. "семеновских" деньгах в 1 млн. 400 тыс. иен, перечисленных атаманом в сентябре 1920 г. за военное снаряжение (5 тыс. патронов и амуниции, шинели, обувь и т.п.) на армию в 45 тыс. человек (примерно столько у атамана было под ружьем на тот момент в Забайкалье), которое в принципе было заказано еще Колчаком и им же через Подтягина оплачено из того самого залогового золота, что было привезено в Японию по соглашениям 1919 г.

Поскольку все это снаряжение, ввиду падения правительства Колчака и его отказа 04 января 1920 г. от всех полномочий в пользу атамана Семенова, так и осталось на складах японского военного ведомства, Семенов еще в марте 1920 г. наладил в Токио к Подтягину своего порученца генерал-майора Сыробоярского и тот подписал с военным агентом соглашение - за 1 млн. 400 тыс. иен Подтягин переуступает примерно 1/6 "колчаковского" имущества на японских складах в пользу забайкальской армии Семенова. 20 сентября 1920 г. чиновник Читинского отделения Госбанка Лосев привозит Подтягину чек на требуемые 1 млн. 400 тыс. иен.

Осторожный военный атташе, посоветовавшись с послом Д.И. Абрикосовым, иск сразу не принимает, а требует от Лосева "бумагу" - удостоверь, что деньги не ворованные, а законно вырученные от продажи русского золота представителями Семенова во Владивостоке, т.е. "казенные", что Лосев и удостоверил с "приложением гербовой печати Читинского отделения Госбанка".

Запомним этот ход Подтягина - Абрикосова
 
4

Никакого военного снаряжения Семенов, как и Колчак, в итоге так и не получил - в ноябре 1920 г. свою отступающую в Китай армию он бросил, улетел из Читы на аэроплане и... на несколько месяцев вообще пропал, скрываясь то ли в Китае, то ли в Японии (потом оказалось, что в США). Но в мае 1921 г. неожиданно всплыл в Японии, и с ходу предъявил Подтягину пока устное требование - верни 1 млн. 400 тыс., не греши, ибо ты взял с меня за оплаченное уже Колчаком военное имущество (что действительно было так).
 
Подтягин снова посоветовался с Абрикосовым, и они решили - часть денег (338 тыс. иен), которые военный агент действительно взял из семеновской "предоплаты", надо вернуть, что и было сделано, но остальное - ни-ни.

Кто такой теперь Семенов? "Частное" лицо, бездарно проваливший "белое дело" в Забайкалье, ограбивший Колчака, да еще торговавший ворованным золотом по бросовой цене во Владивостоке - хватит с него и 338 тыс.! К тому же все генералы-"каппелевцы" (Петров, Войцеховский, Вержбицкий, Пучков) в один голос в эмиграции твердили, что весь штаб атамана состоял из "отпетых подлецов" (оценка ген. Петрова).

В эмигрантской прессе В.И. Моравский напомнил, что когда Семенов, несолоно хлебавши вернулся из США во Владивосток, ему даже не разрешили как "дезертиру" спуститься на берег с борта корабля и он вынужден был отбыть в Японию, где временно осел в Нагасаки.

Но атаман не сдается - отдай миллион!

В июне 1921 г. шлет в Токио к Подтягину и Абрикосову очередного гонца - ген. Н. Магомаева. Снова от ворот поворот. Ответ Подтягина однозначен - деньги "казенные", "частным" лицам я их не отдам, разве что российский посол в Токио письменно прикажет. А посол Абрикосов не "приказывает"...

Ситуация вокруг миллиона "семеновских" иен на счетах военной миссии еще более осложнилась, когда по наводке Семенова на них с августа 1921 г. стали претендовать две японские фирмы - "Тойо Сейка Джо" и "Фукуда Гуми", с которыми атаман не расплатился еще с забайкальских времен. Японские "фирмачи" не стали ходить по судам, а заявились в центральное полицейское управление в Токио и потребовали срочно арестовать все счета российского посольства и военной миссии.

Видимо, у Абрикосова с Подтягиным за годы работы в Токио сложились неплохие отношения с полицией, ибо с арестом счетов дело не двигалось целый год. Но 24 августа 1922 г. начальник столичной полиции все же посоветовал Подтягину перевести спорный миллион со старых счетов на новый во все тот же "Иокогама спеши банк", и самому "арестовать" его, сделав приписку - "до решения компетентного суда". Военный агент так и сделал.

Вот тогда-то Семенов и спустил своих "борзых" - С. Куроки и Ш. Сузуки - на счета российской военной миссии, включая и только что открытый новый счет в "Иокогама спеши банк", о чем 05 июля 1922 г. атаман известил Подтягина письменно. При этом Семенов выдает Куроки 15 июля 1922 г. самую широкую доверенность, фактически делая его правопреемником "семеновских" миллионов.

В Токийском окружном суде этот первый процесс по "делу Подтягина" тянулся с 15 сентября 1922 г. (29 октября 1923 г. атаман подключил к делу и второго "концессионера" Ш. Сузуки) почти два с половиной года и 9 марта 1925 г. был вынесен вердикт: отказать истцу как "частному лицу", желающему завладеть "казенными" деньгами (председатель суда Хорита Кахичи) (35).
 
Понятное дело, что Куроки и Сузуки с этим решением не согласились и, пользуясь тем, что у них в запасе была еще и доверенность от СУОАС-2 от 27 февраля 1922 г., подали апелляцию в Высший суд Японии. Там дело тянулось еще четыре года и завершилось в октябре 1929 г. отказом не только Семенову, но и СУОАС-2.

Вместе с тем суд внес "поправку" - 1. 400 000 иен не принадлежат и Подтягину, а Дальне-Восточной армии Забайкалья, ее больше нет, а посему и деньги "ничьи" (Такой "пассаж" - отказ и "государственнику" Подтягину в распоряжении "казенными" деньгами - был явно связан с дипломатическим признанием 20 января 1925 г. СССР Японией, что автоматически делало военного атташе "персона нон грата"), т.е. пусть пока лежат в "Иокогама спеши банк" (36). Где они "лежат" и по сию пору...

О последующих методах обмана японских судов спевшейся "интернациональной шайкой авантюристов свидетельствует такой факт

Проиграв к 1925 г. все процессы против военного и финансовых агентов в токийских судах, участники японского варианта фирмы "рога и копыта" забросили исковой бредень в другие суды городов Японии. И, о чудо, в одном из них - суде г. Кобе (1926) г.) решение оказалось положительным - "концессионерам" неожиданно присудили "подтягинское" золото (более 1 млн. зол. иен). Но суд обусловил их окончательную выдачу двумя условиями:

а) залога в 300 тыс. иен;
б) личной явки ген. Подтягина в суд

С залогом еще как-то можно было выкрутиться, а вот с "явкой агента" в суд дело обстояло совсем худо: не дожидаясь положительного, как оказалось, для него решения токийского окружного суда 09 марта 1925 г., военный атташе с санкции посла Абрикосова подал в отставку и с мая 1924 г. навсегда уехал из Токио в Париж. Генерал мотивировал свой уход крайне нервным истощением (с декабря 1921 г. "концессионеры" мотали его по судам), угрозами физической расправы с ним и членами его семьи (в "объяснительной" генерала по мотивам отставки делался намек, что здесь не обошлось без "руки Москвы") и явно назревающим дипломатическим признанием СССР, что автоматически лишит военного агента "царской" России дипломатического иммунитета.

Однако прежде, чем отбыть, генерал еще 27 февраля 1924 г. пишет атаману Семенову, главному инициатору судебного процесса против него, полное достоинства, но категорическое письмо. В нем он стыдит Семенова как русского генерала-лейтенанта за недостойное российского офицера поведение (наивный военный агент - кого он стыдит? - авт.), подчеркивая, что находящиеся на счетах русской военной миссии деньги - это не его, Подтягина, "личные" (хотя счета в соответствии с директивой Колчака в ноябре 1919 г., генерал переоформил на свое имя. - авт.), а "казенные" деньги, и он никогда не допустит, чтобы некие Куроки и Сузуки наложили свои грязные лапы на государственное достояние России. Пока, - писал далее генерал, -- до окончательного решения суда деньги военной миссии находятся под арестом, но как только решение состоится (а Подтягин не сомневался, что он выиграет. - авт.), военный агент намеревался сразу же перечислить их из Японии в Югославию или во Францию, на имя генерала барона П.П. Врангеля, верховного председателя РОВС (37).

Благородство Подтягина выглядит резким диссонансом на фоне причастного к доставке "колчаковского золота" во Владивосток ген. С.Н. Розанова. Сей единомышленник Семенова оказался более удачливым, чем атаман, и безо всяких судов "хапнул" золотишка аж на целых 55 млн. зол. иен, после чего открыл личные счета в банках Токио и Шанхая (38). Стыдить таких "интернациональных" жуликов - все равно что делать кое-что против ветра, что и показали последующие действия "концессионеров".

Что делают Сузуки с Куроки, пока их апелляция по токийскому суду пылится в Высшем суде Японии?

Проводят параллельную операцию в лучших традициях турецко-подданного командора: уговаривают безработного и всеми забытого бывшего аса японской авиации Н. Хирохичи, инструктируют его, гримируют, переодевают в форму дореволюционного русского генерала с аксельбантом и... приводят этого "лже-Подтягина" в суд гор. Кобе (ну, чем не "лже-дочь" царя Андерсон, хотя та до грима и переодевания a la Анастасия все же в британских судах не дошла).

Самое поразительное - в июне 1926 г. суд поверил "лже-генералу", а тот прямо в суде заключил со своими "противниками" мировую - деньги поделили "фифти-фифти". Да настолько талантливо сыграл японский летчик, что вызвал аплодисменты и у судей, и у публики в зале. Дело было выиграно, и с решением суда "концессионеры" отправились в отделение "Иокогама Спеши Банк", где, они были уверены, их ждал один миллион золотых иен "на блюдечке с голубой каемочкой".

То ли летчик на радостях хватил перед походом лишний стаканчик саке, то ли грим от жары потек, но в банке один из служащих неоднократно ранее видевший настоящего Подтягина (он несколько лет подряд приходил сюда оформлять свои военные счета), заподозрил неладное. Охрана банка вызвала полицию, и вся гоп-компания во главе с прославленным асом и национальным героем страны оказалась в полицейском участке.
 
Там без труда установили, что русский "генерал" - не настоящий, а подложный. Афера попала в газеты. Замелькали имена атамана Семенова, генерала Петрова, "друга" японских генералов Моравского. Газетчики писали о "руке Москвы", якобы устроившей всю эту провокацию с "лже-Подтягиным".

Через полтора года в октябре 1926 г. "концессионеры" сидели в том же суде г. Кобе
 
Оказывается, во всем был виноват... атаман Семенов. Это он, бес, их попутал, т.к. якобы подсказал идею с "лже-генералом" и даже через своих представителей будто бы руководил гримировкой и переодеванием японского аса. За "идею" атаману выдан был "концессионерами" аванс в 60 тыс. иен, а он посулил за выигранное дело отвалить на пятерых всего 150 тыс. Ключевой в "оправдательных" речах жуликов была одна фраза: "Мы трудились не только за гонорар. Мы искренне верили, что, добывая деньги для атамана Семенова, мы вносим свой финансовый вклад в борьбе с большевизмом" (!?).

Иными словами - мы воры, но - "идейные воры". Просим поэтому суд о снисхождении Жаль, что Ильф и Петров не знали в 20-х годах этот японский сюжет. То-то бы они повеселились всласть, поместив на место японского летчика Остапа Бендера (а, может быть, наоборот?). Комбинаторы всего мира, как и пролетарии, национальности не имеют.

Впрочем, Сузуки и Славянский свои аферы на оставили - им "наплюй в глаза, все Божья роса". В 1932 г. оба всплыли вновь и снова как "соавтор" иска здесь оказался замешанным Валериан Моравский, уже председатель СОУАС-2. Теперь речь шла о "петровском" золоте и расписке пол. Рокуро Идзоме (или о 1 млн. 270 тыс. зол. руб.). "Концессионеры" вызвали ген. П.П. Петрова из Мукдена в Токио, куда он и приехал осенью 1932 г.

Процесс ген. П.П. Петрова (1932-1941 гг.).

Это был последний судебный процесс, который бывшие "белогвардейцы" - эмигранты вели в Японии - больше они никогда не возобновлялись. Предыстория процесса распадается на два этапа: 1932-1934 гг. - ген. Петров пытается выиграть дело внесудебным путем, но с помощью Сузуки и Славянского; 1934-1940 гг. - Петров судится один, привлекая профессиональных японских адвокатов с высокой репутацией. В обоих случаях речь идет о 22-х ящиках золота.

Петров знал К.И. Славянского еще по гражданской войне в России, ибо в качестве начальника тыла Дальне-Восточной армии контактировал с представителем Сибирского крестьянского союза - СКС - Славянским как главным поставщиком продовольствия в армию.
 
Судя по "раскопкам" сына генерала Петрова (а Сергей Павлович регулярно сообщал мне в Москву о них в своих обстоятельных письмах в 1992-1994 гг.), еще в декабре 1921 г. именно ему, Славянскому, генерал доверил подлинник расписки полковника Рокуро Идзоме на 22 ящика золота в надежде (за вычетом комиссионных), что Славянский, пробивной и прожженный сибирский делец, выбьет у японцев хотя бы малую толику.
 
Причина этой "слабинки" П.П. Петрова была самая что ни на есть житейская - у него вот-вот должен был родиться ребенок, а у родителей не было денег даже на пеленки (именно тогда генерал стал подрабатывать любительской фотографией, интерес к которой пронес затем через всю жизнь).

Поехав в Токио в 1923 г., Славянский случайно встретил там Моравского с Сузуки, которые промышляли тем же - искали пути, как бы "отовариться" за счет русского золота. Велеречивый Моравский уговорил Славянского не открывать отдельного судебного процесса по "делу Петрова", а присоединить его иск к уже начатому "делу Подтягина", показав кучу доверенностей от атамана Семенова и "досье", которое Сузуки уже подготовил по делу о "подтягинском золоте".

В качестве вклада в "дело" (а оно верное, и двух месяцев не пройдет, уверяли Моравский с Сузуки Славянского в два голоса) Моравский одолжил под расписку подлинник документа Идзоме, того самого, что через несколько дней и погибнет во время сентябрьского землетрясения 1923 г. в одной из гостиниц Токио, где остановились деятели СКС, СУОАС и Сузуки (Потрясенный утратой, Славянский взял у Моравского и Сузуки заверенные в префектуре объяснения об обстоятельствах гибели подлинника. Кроме того, об утрате подлинника расписки в результате землетрясения, Славянский дал официальное платное объявление в одной из токийских газет. Все эти документы (включая вырезку из японской газеты) Славянский вместе с доверенностями вернул ген. Петрову в Мукдене) (39).

Правда, как сообщал мне в ноябре 1991 г. Сергей Петров, когда я в первый раз посетил его коттедж в Милл Валей, что под Сан-Франциско, его отец как фотограф-любитель снял в Мудкене несколько фотокопий с оригинала, прежде чем отдать его Славянскому (именно эти фотокопии с собственноручной росписью пол. Идзоме и будут фигурировать в судебных процессах Петрова с 1932 по 1941 гг. и именно одну из них я опубликовал в жур. "Деловые люди", 1992, № 3 (В письме в редакцию жур. Знамя по поводу моей статьи "Вернется ли на родину российское золото?" (1992)).

Мы столь подробно останавливаемся на таком, казалось бы, незначительном факте, как подлинник или копия эта расписка, ибо от этого по-сути зависел успех первого этапа судебного дела Петрова.

Вот как дальше развивались события

Весной 1932 г. ген. Петров получает весточку от своего старого знакомца Славянского. Тот пишет со слов японского адвоката Хара Фуджиро, что общая политическая обстановка в Японии (обострение отношений с СССР на КВЖД, конфликты на дальневосточной границе (в связи с фактической оккупацией Японией Северного Китая - Маньчжурии в 1931 г. - авт.) становится снова благоприятной для "белых", и можно попытаться вчинить иск о 22-х ящиках золота. Х. Фуджиро брался возобновить дело, которое он намеревался вести еще в 1923 г., да помешали Моравский с Сузуки.

Правда, очередная попытка Славинского еще до приезда П.П. Петрова в Токио (18 июня 1932 г. Славинский дал Сузуки доверенность на 22 ящика) одним махом выиграть дело и поделить выручку пополам с Сузуки, с треском провалилась. Все дело уперлось в подлинник расписки пол. Идзоме. У Славинского с Сузуки его не было. Тогда оба "комбинатора" снова привлекли Моравского, полагая, что через знакомых тому японских генералов Тага и Минами тот "надавит" на суд, и он примет иск с копией расписки.

Не вышло - связи бессарабского бурсака с генералами микадо оказались сильно преувеличенными. Но зато Моравский узнал, что "концессионеры" его снова надули и в "доле" его нет. Он поднял страшный шум, созвав в Мудкене "хурал" желающих поживиться "петровским" золотом. По-видимому, на "хурале" был и ген. Петров. Он окончательно понял - с такими посредниками каши не сваришь и решил лично вести свой процесс.

Помимо постоянной нужды, которую все эти годы испытывала в Мудкене семья Петрова (а у него после 1923 г. родилось еще два сына, и генерал с трудом кормил пять человек), для открытия судебного процесса о золоте имелись и общеполитические обстоятельства.

На рубеже 20-х - 30-х гг. резко обострилась международная обстановка и в мире, и на Дальнем Востоке
 
"Мир капитализма", как писали тогда в СССР, потряс невиданный экономический кризис 1929-1933 гг., больно ударивший и по русским эмигрантам в Китае. В Германии рвались к власти нацисты. В США полиция расстреляла мирную демонстрацию ветеранов войны прямо у стен Капитолия.
 
В СССР Сталин искусственно нагнетал "обострение классовой борьбы": в 1928 г. параллельно шли заседания VI Конгресса Коминтерна и процесс "вредителей - инженеров" по сфабрикованному ОГПУ шахтинскому делу. Насильственная коллективизация всколыхнула всю деревню - в Сибирь, как в и в "царские" времена, потянулись большие партии "раскулаченных".
 
Как всегда, большевики искали врагов "внутренних" и врагов "внешних". К последним, ясное дело, относились "белогвардейцы" - эмигранты, особенно, их РОВС - Российский Обще-Воинский Союз, во главе которого до 1929 года (когда его в Брюсселе отравили агенты ОГПУ (40)) стоял "черный барон" ген. П.Н. Врангель.

Но если действительные обстоятельства смерти Врангеля стали известны лишь почти 70 лет спустя, то грубо сработанная чекистами из отдела борьбы с белогвардейской контрреволюцией ОГПУ (иностранный отдел) операция с похищением в Париже 26 января 1930 г. преемника Врангеля на посту председателя РОВС ген. Кутепова, вызвало большой резонанс в мире, особенно в кругах русской эмиграции.

По существу, "операция Кутепов" означала нечто гораздо большее, чем похищение и убийство одного "белого" генерала. Фактически с 1930 г. чекисты отказываются от прежних, достаточно гибких, а, главное, политических методов нейтрализации наиболее активных лидеров эмиграции (операция "Трест", движение евразийства в Праге, вербовка "младороссов" и членов "Братства русской Правды"), и переходят к "нейтрализации" буквально - ядом, кинжалом, пистолетом.

На Дальнем Востоке все эти события вызвали контрреакцию

Оживилось дальневосточное отделение РОВС со штаб-квартирой в Шанхае. Именно его председатель уже хорошо нам знакомый ген. Дитерихс Михаил Николаевич подпишет 28 сентября 1933 г. удостоверение на имя ген. П.П. Петрова как официального представителя РОВС для ведения судебного дела о 22-х ящиках золота.

По свидетельству Сергея Петрова, миссия его отца в Японию первоначально была связана с надеждами РОВС и созданным в конце 20-х гг. антибольшевистским "Союзом спасения Родины" на финансирование из "независимых источников" агентурной сети в Сибири и на Дальнем Востоке, ибо очень многие из эмигрантов тогда, в 1929-1933 гг. были уверены: ну, уж на этот раз большевики не перенесут такого катаклизма, как разгром собственного крестьянства, и их режим вот-вот рухнет, стоит его только чуть-чуть подтолкнуть.

Тем более, что в РОВС в Шанхае доходили сведения о недовольстве высших командиров РККА на Дальнем Востоке (Василий Блюхер и др.) политикой Москвы в крестьянском вопросе. (Инициатором проекта создания "анти-ЧК" еще осенью 1923 г. выступил известный фабрикант А.И. Гучков, военный министр при "временных", близкий к барону Врангелю.

К концу 20-х гг. Гучков создал при штабе РОВС нечто вроде "мозгового центра" (философ И.А. Ильин, генералы А.А. фон Лампе и П.Н. Шатилов, капитан А.П. Полунин, участник покушения на советского полпреда в Швейцарии А.А. Воровского в 1923 г. и другие).

Под прикрытием альманаха "Белое дело" они начали с 1928 г. создавать глубоко законспирированную агентурную сеть в СССР. Убийство Врангеля стало местью чекистов за эту попытку. - В. Бортневский. Был ли убит генерал Врангель? - "Панорама", (Лос- Анжелес), № 764, 29 нояб. - 5 дек. 1995, с. 24-25.)

2
 
Словом, осенью 1932 г. ген. Петров с доверенностью от председателя Даль-РОВС ген. М.Н. Дитерихс и небольшой суммой командировочных оказался в Иокогаме. Как считает один из весьма информированных современных знатоков истории "колчаковского" золота владивостокский исследователь Амир Хисамутдинов, помимо общей политической конъюнктуры и доверенности от Дитерихса у Петрова (а также другого генерала - "каппелевца" Вержбицкого) имелось и официальное приглашение от какого-то из очень влиятельных японских политических деятелей (41).

Как вспоминал Сергей Петров в 1991 г., уже летом 1933 г. его отец перевез всю семью из лачуги в Мукдене в роскошный особняк с садом в Иокогаме: "Мы, дети, поступили в колледж Св. Иосифа, частную американскую католическую школу. Дома у нас был повар и прислуга. - рассказывал мне Сергей Павлович, - Мать часто устраивала приемы для японцев и русских эмигрантов в Японии. Я хорошо помню адвокатов отца" (Хикосиро Хада и Тосизо Яман. - авт.).

Сам сын генерала Петрова до сих пор не располагает документами - оказывали ли какие-то влиятельные японские лица финансовую помощь отцу и его семье, вызвавшую такую метаморфозу в жизни и быте их семьи, но, полагает Сергей, несомненно, что фактически такая помощь была, ибо "наши (в Иокогаме - авт.) семейные расходы вряд ли могли быть покрыты из тех ограниченных средств, которые выделил отцу РОВС на ведение процесса" (42).

Казалось бы, прибыв в Японию, ген. Петров должен был бы немедленно подать судебный иск о 22-х ящиках. Но он почему-то тянул почти два года (осень 1932 - июнь 1934 гг.), конечно - не из-за того, что он был занят перевозкой и обустройством семьи в Иокогаме. "... Я почти уверен в том, - говорил мне в 1991 г. Сергей, - что отец сначала старался получить золото, не прибегая к судебному процессу".

Это совершенно точно, ибо ген. Петров тогда мог только догадываться - какой очередной тур "большой политики" Японии начинается на дальнем Востоке и какая роль отводится "золотым пешкам" (Петрову, Моравскому, Семенову) на этой большой геополитической шахматной доске?

Вернемся на 14 лет назад, в весну 1919 г., в Омск

В конце марта предсовмина П.В. Вологодский срочно созывает внеочередное заседание правительства (присутствуют 8 министров) и ставит на обсуждение по просьбе "Верховного Правителя" - адмирала А.В. Колчака - один сверхважный вопрос: обсуждение предложения японского правительства, официально переданного главой японской военной миссии при Омском правительстве пол. Гинти Танака (бывший японский военный атташе в "царской" России; он еще сыграет свою зловещую роль в будущей японской агрессии в Китае и всей Юго-восточной в 1931-1945 гг. и японо-советских отношениях (43)), об оказании Белому движению "бескорыстной помощи" в виде 5 дивизий (350 тыс. штыков) и 50 новеньких паровозов во имя союзнической совместной борьбы за "освобождение России от власти Красного Интернационала" (44).

Ситуация почти зеркально отражалась, когда за год до этого, в марте - августе 1918 г. в Берлине делегация дипломатов-большевиков обсуждала аналогичную проблему - помощь (или, по крайней мере, военный нейтралитет) кайзеровской Германии в борьбе против "белых".

В отличие от "белых" министров Колчака, "красные" не мучились такими "буржуазными" понятиями, как совесть, честь, долг, распродажа национального достояния иностранцам в обмен на удержание власти и т.п., а шли по пути, завещанному еще Николо Макиавелли: "цель оправдывает средства".

В итоге и появился тот самый позорный первый пакт Риббентроп-Молотов, названный тогда для камуфляжа "дополнительным протоколом" 27 августа к Брест-Литовскому миру, о котором неоднократно речь шла выше. Нечто подобное Брестскому миру предложили год спустя Колчаку и японцы. Как с грустью отмечал ген. Касаткин в эмиграции много лет спустя, "кто знает, может быть, помощь японцев спасла бы Россию, а с нею и весь мир, от большевистской заразы?"
 
2
 
В ходе обсуждения предложения, переданного Колчаку пол. Танака через начштаба ген. Д.А. Лебедева, отчетливо выявились две прямо противоположные точки зрения.
Первая (военные, Минфин И.А. Михайлов) - помощь, безусловно, надо принять, ибо:
 
а) армия Колчака еще только формируется как боевая единица, а вскоре предстоит общее наступление на Запад;
б) пять дивизий в 350 тыс. штыков с полным вооружением (пушки, минометы, пулеметы, связь, транспорт) - это такая сила, что она тараном пройдет от Омска до Москвы и даже дальше;
в) японские военные - это не славяне, чехи и словаки, их не распропагандируешь, т.к. "не зная русского языка, японские солдаты не могут подвергнуться и заразиться коммунистической пропагандой" (ген. А.И. Андогский, помощник начштаба ген. Лебедева (Колчаковские генералы явно извлекали уроки из тактики большевиков - опора на иностранных наемников, главным образом на отряды "китайских интернационалистов" в Сибири. - Прим. авт.)).

"Ванька-Каин" Минфин И.А. Михайлов был тоже "за", поддержав военных. Его аргументация была весьма циничной, особенно в устах сына бывшего народника-каторжанина. Обыватель и в Сибири, и на Урале, и за Волгой смертельно устал от продовольственного и "ширпотребовского" голода гражданской войны. Ему надо заткнуть "хайло", привезя из Японии и Китая на 50 японских паровозах "барахло", продаваемое по городам и весям сразу после их отбития у большевиков - и "народ" толпами повалит за нами, ибо ему (по крайней мере, в Сибири) глубоко наплевать на политические программы и "белых", и "красных" (Ценная, хотя и циничная мысль: нечто похожее реализуют нынешние российские и китайские "челноки", баулами везя "шмотки" из Китая. - прим. авт.).
 
3

Вторая (большинство министров, часть военных) - как борцы за державность, мы не можем поступиться принципами, главный из которых - территориальная целостность России. Суть этой позиции изложил сам Колчак, когда, получив на утверждение итоговый протокол заседания Совмина с отрицательным решением (7 - за, один, Михайлов, против), заявил П.В. Вологодскому: "Несомненно, они (японцы. - авт.), несмотря на все свои уверения, потребуют реальных компенсаций, а я на это никогда не соглашусь. Русская земля принадлежит не мне, а русскому народу, и я не имею права этой землей распоряжаться". (У Ленина была прямо противоположная позиция - вспомним Брестский и Рижский миры! - авт.).

"Озвучил" мысли Колчака на заседании Совмина его министр иностранных дел И.И. Сукин (Колчак - Вологодскому: "Я много говорил с И.И. Сукиным и он, безусловно, передал мои мысли"), сделавший фактически большой часовой доклад. В очень многом концепция этого доклада (Сукин затем изложит его в своих неопубликованных "Записках", хранящихся ныне в архиве Земгора в британском университете в Лиидсе) совпадала с мнениями других "белых" дипломатов, в частности, и "белого" посла России в Токио Д.И. Абрикосова (см. его "Откровения русского дипломата", Сиэтл, 1964).

Вкратце внешнеполитическая концепция Сукина - Абрикосова состояла в следующем:

1. Геополитически Япония, при ее долгосрочных противоречиях с США на Тихом океане, не была в 1918 г. заинтересована ни в победе "белых", ни в победе "красных". Лучший вариант для нее - продолжение процесса территориального распада огромной российской империи и возникновение маленьких "самостийных" государств типа "государства" атамана Семенова в Забайкалье с тем, чтобы после окончания Первой мировой войны получить "мандат" на управление этим конгломератом "удельных княжеств" от Урала до Владивостока (аналогичный план в 1919-1939 гг. реализовала в Версале Антанта, раздав Англии и Франции "мандаты" на управление осколками рухнувшей Османской империи).

Пять японских дивизий в 350 тыс. чел. на 50 японских паровозах "прошьют" Россию на Запад насквозь, скомпрометировав, по словам колчаковского (а ранее - и у временных") министра исповеданий проф. А.В. Карташева, известного богослова (его труды по истории Русской православной церкви сегодня переиздаются массовыми тиражами), присутствовавшего на этом судьбоносном заседании, "саму глубокую идею крестового похода против коммунизма" из-за "участия в белом движении желтой расы" (как иностранных наемников. - авт.). "Думать о том, - воскликнул министр-богослов, - что японские войска расположатся и будут хозяевами в нашей белокаменной Москве, непереносимо для моего русского сердца".

2. И хотя пол. Танаки клятвенно обещал, что 350 тыс. японских штыков останутся под "верховным командованием" адмирала Колчака, опыт "русского командования" над чехо-словацким корпусом (и всего-то 45 тыс. штыков) показал: стоит коготку увязть - всей птичке пропасть. И тогда уже совсем неизвестно - кто кем будет командовать, если японцы возьмут Москву?

3. Но и рубить с плеча - не след, не та ситуация у Колчака (пока его еще никто дипломатически не признал), чтобы открыто сказать японцам - "пошли вон, косоглазые!" Нужна дипломатическая гибкость, постоянное согласование позиций с дипломатами Антанты, игра на их противоречиях с японцами. Следует развить успех "владивостокского опыта" 1918 г. - тогда при активном участии русского посольства в Токио удалось превратить одностороннюю японскую военную интервенцию на Дальнем Востоке в многостороннюю - США, Англия, Франция, Канада. "И хотя японцы, - вспоминал в США много лет спустя Абрикосов, - были значительно активнее, присутствие других союзных держав японский темперамент, безусловно, существенно сдерживало."

В начале 30-х гг., в условиях мирового экономического кризиса, при новом витке обострения геополитических интересов великих держав на Дальнем Востоке, в Японии оживились старые проекты 1918 г. о "подмандатных" территориях в Китае и в СССР

В 1931 г. первую такую "территорию" - Манчжоу-Го - японская военщина уже создала
 
Затем начались провокации на КВЖД - "подмандатной" территории СССР, доставшейся ей от царской России: в конце концов Сталин продаст КВЖД японцам в середине 30-х годов, а жившие в "полосе отчуждения" - в Харбине и других городах - русские эмигранты либо в большинстве сбегут на юг Китая, ближе к Шанхаю, либо, меньшинство, вернется в СССР, где позднее многие из них будут репрессированы как "японские шпионы".

Но в Японии были и другие политические силы, которые еще в 1926 г. (известный парламентский скандал, о котором мы уже упоминали ранее, с нашим знакомцем - теперь генералом и военным министром Г. Танако, публично обвиненным депутатами в присвоении "русского золота" в Сибири в 1919-1920 гг.) пытались осадить набиравшую силу военщину.

С 1931 г. японские либералы начали новый тур публичных нападок на Квантунскую армию, становившуюся "государством в государстве" в Северном Китае и Корее. "Русское золото" использовалось как карта в этой опасной политической игре. Попытка военного переворота 26 февраля 1936 г.. в ходе которого молодые офицеры-самураи убили нескольких либеральных министров и даже членов правящего императорского дома, знавших о "русском золоте" слишком много, показала, что японская армия просто так "золотых" военных трофеев никому не отдает.

Разумеется, ни Петров, ни Моравский, почти в то же самое время обзаведшийся с японской подачи похожим особняком, но только в Харбине, еще не знали - в какие жернова сложной и опасной политической игры в Японии они попадают?
 
Скорее всего, обоих пытались использовать и та, и другая сторона

Моравскому, как мы писали выше, в конце концов пришлось, бросив и особняк, и семью, и газету, срочно бежать из Харбина снова в Шанхай. У ген. Петрова, очевидно, в Иокогаме дело обстояло несколько лучше, хотя в 1932-1933 гг. ему и не удалось при поддержке своих японских покровителей вернуть 22 "золотых" ящика внесудебным путем.

25 июня 1934 г. он, наконец, подписывает доверенность на ведение судебного дела двум своим японским адвокатам - Хоросиро Хада и Тосизо Ямане - по возвращению ему, генерал-майору Петрову, денежного эквивалента за сданные на временное хранение "золотые" ящики в сумме 1 млн. 250 тыс. зол. руб. (45)

Это было лишь начало долгого, изнурительного и опасного (ведь ответчиком выступало самое могущественное военное министерство в лице министра Тэраути и Хага, которые, однако, сразу же отмежевались от сотрудника своего ведомства полковника Идзоме, который якобы превысил свои полномочия, согласившись принять "подозрительные" ящики с золотом от ген. Петрова, да еще под расписку) для самого генерала и его семьи семилетнего судебного марафона, завершившегося в 1941 г., как и процесс по "подтягинскому" золоту атамана Семенова и СУОАС-2 в 1929 г., окончательным вердиктом Высшего суда 27 января 1941 г. за подписью верховного судьи Хисаси Есида: "В иске отказать и все расходы по процессу возложить на истца".
 
Кстати, в этом приговоре русское золото в Японии впервые было названо "романовским" и с тех пор этот термин укоренился в Японии (т.е. это как бы не русское "казенное" золото, а "личное" золото семьи последнего царя Романова).

Окончательное решение японских судов совпало с очередным резким ухудшением финансового положения семьи Петровых

То ли прежние покровители потеряли интерес к "русскому золоту" и "белому" генералу (как - никак в 1939 г. в Европе началась Вторая мировая война, а в Азии она уже во всю бушевала - японская армия громила Китай с 1937 г.) и прекратили финансирование "дела" (Даль-РОВС уже давно не слал ни копейки после смерти М.Н. Дитерихс в 1938 г.), то ли адвокаты выдохлись, но с 1939 г. (отрицательный вердикт суда 2-й инстанции) дело катилось как бы по инерции.

Пришлось уехать из роскошного особняка в квартиру похуже, жена генерала пошла работать по основной профессии - медсестрой. "Среди лета, - записывает П.П. Петров в своем дневнике 16 июля 1940 г., - кризис по всем линиям. Денег на жизнь не хватает, дело (в суде. - авт.) провалилось".

Выплатить огромные судебные издержки у ген. Петрова не было никакой возможности - грозила долговая тюрьма. Адвокаты генерала нашли ход - Петров отдает судьям (фактически - военному ведомству) подлинник расписки (чтобы уже никогда больше дело о 22-х ящиках больше не всплывало), но за это японское правительство, т.е. все то же военное ведомство, берет все расходы по уплате судебных издержек на себя.
 
Подлинника, как известно, у Петрова не было с 1 сентября 1923 г. - он сгорел во время токийского землетрясения. Но тем не менее японское правительство в конце концов заплатило судебные издержки. Сергей Петров объясняет этот парадокс так (1993 г.): "Под давлением адвокатов и японских властей... отец приостановил судебное дело. Взамен японское правительство согласилось заплатить все судебные издержки. Так что "расписку" отец никогда не возвращал.

Это ключевой факт для переговоров с современной Японией" (46)

Сергей Агафонов в первоначальном тексте своей корреспонденции от 12 марта 1992 г. из Токио "Прощание с легендой, или почему не надо искать 22 ящика золота в Японии" (в "Известиях был опубликован сильно урезанный вариант), ознакомившись не с полным "делом Петрова", а лишь с его составленным судейскими чиновниками "конспектом" (резюме), приложенным к решению Высшего Суда Японии от 27 января 1941 г., вообще выдвигает фантастическую версию: будто бы Петров судился... всего за один ящик № 3091, ибо пол. Идзоме якобы через месяц после того, как он получил "на хранение" под расписку 22 ноября 1920 г. 22 ящика "петровского" золота, 21 из них... вернул лично Семенову в конце декабря того же года (расписки Семенова корреспондент почему-то не приводит?) (47).

При всей сенсационности утверждения С. Агафонова (а он на протяжении 1991-1995 гг. в своих корреспонденциях из Токио в "Известиях" постоянно ставил под сомнение правомерность требований по возвращению "романовского" золота из Японии) заочный спор между ним и сыном генерала Сергеем Петровым может разрешить лишь знакомство с полным текстом процесса ген. Петрова в японских судах в 1934-1941 гг., что наш экспертный совет и намерен осуществить как одну из первоначальных своих задач на конец XX века.

С началом войны Японии с США и их союзниками вся семья генерала Петрова, как и все остальные "белые" эмигранты была интернирована и всю войну провела в лагерях. После войны один американский юрист из штаба оккупационных войск ген. Макартура предлагал Петрову снова начать судебное дело о 22- "золотых" ящиках, но генерал отказался.

В семейном кругу, по воспоминаниям его сына, Павел Петрович так мотивировал этот отказ: "Нет смысла снова начинать дело. Даже если бы я начал процесс снова, Москва немедленно вмешалась бы, так как золото фактически принадлежит Российскому народу... и это его право начинать дело, если он хочет" (48).

Весной 1947 г. семья Петровых переселилась в США - ген. Петров получил место профессора в американском институте военных переводчиков (гор. Монтерей, Калифорния). Умер он в 1967 г. в Сан-Франциско. Перед смертью успел передать фотокопии расписки пол. Рокуро Идзоме в архив Общества русских ветеранов Великой войны и в архив Гуверовского института войны, революции и мира.

В заключение проанализируем чисто юридические итоги двух этих главных - "подтягинского" и "петровского"
судебных процессов 20-х --30-х гг., которые велись в Японии по возврату "романовского золота"

"Если бы Москва вмешалась", как о том мечтал старый русский генерал, то с какими формально-юридическими аргументами с японской стороны встретился бы "российский народ", которому фактически принадлежит золото:

1. Сам факт наличия в Японии "русского (романовского) золота" ни в одном суде не отрицался. Не отрицались и места, где оно может находиться (например, "Иокогама спеши банк"); более того, в ходе судоговорений и опроса свидетелей в протоколах судов зафиксированы очень важные факты, в частности, (со ссылкой на "Историю Иокогамского валютного банка", Токио, 1927), что в 1919 г. руководство этого банка отметило в своем годовом отчете "возможность перевода русского золота в активы японских банков из-за гражданской войны в России".

2. Все судебные инстанции Японии признали, что это золото - не "частное", а "государственное", и может принадлежать только "РОССИЙСКОМУ ГОСУДАРСТВУ" (так, с прописных букв, эта максима писалась, например, в приговорах Токийского окружного суда 09 марта 1925 г.).
 
3. Всем претендентам (Семенову, сибирским "областникам", ген. Петрову) было отказано в исках на владение как ЧАСТНЫМ ЛИЦАМ, а бывшему военному атташе в Токио ген. Подтягину Высшим судом - и в распоряжении валютными суммами, поскольку он уже не представлял после 1925 г. (с момента дипломатического признания СССР Японией) интересы РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА и не имел от него на момент обсуждения иска в Высшем суде соответствующих полномочий (доверенности).

4. Новым претендентам на золото в Японии придется доказывать принципиальную разницу между понятиями "русское" и "романовское" золото (приговор Высшего суда, 27 января 1941 г.). Здесь пригодится английский юридический прецедент - разбор в британских судах иска "лже-царевны" Анастасии - Андерсон, т.к. британские судьи весьма четко разделили понятие "романовского" (личного) и "русского" (государственного) золотого запаса Российской империи.

5. Все усилия частных юридических фирм (лиц) представлять интересы своих клиентов в японских судах подвергаются тщательной экспертизе и любая попытка "смухлевать" (что показал случай с "адвокатами" Семенова и СУОАС-2 Ш. Сузуки и С. Куроки) безжалостно пресекаются.

Иными словами, "если Москва вмешается", ей следует самым тщательным образом подготовиться, причем любой иск должен предъявляться в японском суде лишь под ДОВЕРЕННОСТЬ от РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ как государственной правопреемницы Российской империи.

1 "Записки И.И. Сукина", приложения (диплом. переписка) - Leeds Russian Archives University of Leeds, UK/ - Текущий архив экспертного совета.
2 Виталий Гузанов. Уплывшее сокровище (русское золото в иностранных банках). - "Совершенно секретно", № 3, 1993, с. 5.
3 Этот саботаж в форме "итальянской забастовки" ("волынки". по-русски) хорошо описал сын писателя Гарина-Михайловского, видный царский дипломат, в своих недавно опубликованных мемуарах. См. Г.Н. Михайловский. Записки, кн. 2. М., 1993, с. 9-21.
4 Кроме того, Новицкий как "товарищ" (заместитель) министра финансов Омского правительства ведал в 1919 г. всеми вопросами продажи "колчаковского золота" заграницу. - См. "Дипломатический ежегодник". М., 1995, с. 297(ЦГАОР, оп. 1 - Общая канцелярия, д. 317, телеграфная переписка Новицкого с уполномоченным Омского Минфина Никольским во Владивостоке).
5 V. Novitzky. The Russian Gold Reserve before and during the World and Civil Wars (1883-1921). In "Russian Gold: a collection of articles, and statistical data reporting the Russian Gold Reserve and shipments of Soviet Gold". New-York, Amtorg Trading corporation, Information Department, 1928, p 12-15.
6 Ibid, p. 13.
7 Ibid, p. 15.
8 Первым о "безвозвратных ссудах" союзникам начал говорить министр финансов "временных" известный земец кадет А.И. Шингарев, зверски убитый пьяной матросней 7 января 1918 г. в Мариинской тюремной больнице в Петрограде. См. А.И. Шингарев. Финансы России во время войны. Птг., 1917, с. 2, 7.
9 Marina Gorboff. La Russie fantome. Lausanne, 1995, p. 67.
10. ???
 
11. ???
12 "Известия", № 33, 21 фев. 1995.
13 Владлен Сироткин. "Век" выступил - Япония взволнована... (еще раз о скандальной ситуации вокруг русского золота). - "Век", 1995, № 33, с. 10.
14 Хадзиката Сусуму. История Иокогамского валютного банка. т.3. Токио, 1927 (на япон. яз.). Неточно, что режим Колчака не признало ни одно правительство мира: в 1919 г. его признало государство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. - Югославия). - жур. "Грани", № 175, 1995, с. 181.
15 Оригинальную и аргументированную форму защиты позиции России нашел сахалинский журналист Олег Бондаренко, издавший за собственный счет целый исторический трактат. - См. Олег Бондаренко. Неизвестные Курилы. М., 1992, 400 стр.
16 Русско-японское финансовое соглашение от 4 сентября 1916 г. (копия на анг. и япон. яз.) - Текущий архив экспертного совета.
17 Русско-японское финансовые соглашения от 7 и 16 октября 1919 г. (копии на английском и японском яз.) - Там же. В Текущем архиве экспертного совета в приложении к этим трем соглашениям 1916-1919 гг. имеется большая подборка документов на японском языке (62 стр.), в частности, полугодовой отчет (1.VII-31.XII 1919) "Иокогама Спеши Банка", его балансовый отчет за 1919 г., общая балансовая ведомость Ассоциации японских банков за 1918-1919 гг. и др., из которых следует, что золотой депозит "Иокогама Спеши Банк" резко, на много порядков, возрос именно в 1919 г.
Как писал старейший работник этого банка, его советник на протяжении многих десятилетий Хидзиката Сусуму, "благодаря крупным заграничным денежным вложениям 1918-1919 гг. банк стал крупнейшим в Японии.". (См также табл. на стр. 00.).

18 Знамя, 1992, №8, с. 187; "Деловые люди", 1992, март, с. 75. См. также: Сергей Петрофф. Япония должна вернуть России 22 ящика золота - "Известия", 19 фев. 1992 г.
19 На местонахождение некоторых из них уже указали Никита Моравский (см. его неопублик. очерк "Мой отец В.И. Моравский", 20 стр. - Текущий архив экспертного совета, 1996 г.) и Амир Хисамутдинов, историк из Владивостока - "Владивостокское время", 1995, №70, 22 июля 1995, с. 16.
20 Н.Н. Аблажей-Долженкова. Новые факты в дискуссии о русском золоту (по материалам Гуверовского архива и Музея русской культуры в Сан-Франциско) - неопубл. статья, 1995 г. - Текущий архив экспертного совета. См. также: С. Агафонов. Кому достанется золото Колчака? - "Известия" №243, 11 окт. 1991 (с большим количеством фактических неточностей).
21 С.П. Петров. Ук. доклад - "Дипломатический ежегодник", с. 248.
22 Там же.
23 Цит. по: В.Г. Сироткин. Русское золото находится во Франции, Японии и Чехии. - ежен. "Россия", №43, ноябрь 1994, с. 6.
24 Н.В. Моравский. Из архива моего отца. - Неопубл. рукопись, присланная 4 февраля 1993 г. В.Г. Сироткину - Текущий архив экспертного совета.
25 Лидеры СУОАС А.В. Сазонов и В.И. Моравский настолько доверились "адвокату", что дали ему "карт бланш" на ведение судебных дел не только по "петровскому", но и по "золоту" военного атташе ген. М.П. Подтягина и финансового агента Минфина России в Токио К.К. Миллера. За это Сузуки обязался выплачивать двум сибирским вождям-эмигрантам по 2,5 тыс. зол. иен ежемесячно, а также оплачивать их командировки в Японию. - обязательство Шюн Сузуки, 22 сентября 1923 г. (на рус. яз., копия из Гуверовского архива). - Текущий архив экспертного совета.
26 Краткие характеристики всех этих деятелей в виде диктовок Моравского (в перев. на англ. яз.) сохранились в его личном фонде в Архиве Гуверовского института. Никита Моравский любезно предоставил в 1996 г. некоторые из них нам. - См. Текущий архив экспертного совета.
27 См. Джон Стефан. Русские фашисты (трагедия и фарс в эмиграции, 1925-1945). М., 1992.
28 Н.В. Моравский. Мой отец В.И. Моравский (неопубл. рукопись), с. 5. - Текущий архив экспертного совета.
29 См. письмо В.К. Коровина председателю подкомитета по соотечественникам за рубежом М.Н. Толстому бывшего ВС РСФСР от 20 окт. 1991 г. и письмо В.Г. Белова от 28 фев. 1994 г. ко мне. - Текущий архив экспертного совета. Сколько лет со времен аферы Анастасии-Андерсон прошло, но не перевелись на Руси самозванцы! Едва в печати появились сообщения о "царском золоте" заграницей, как инстанции и наш экспертный совет были завалены письмами "сыновей" и "внуков" Николая II, требующих свою долю золота. Особенно настырными были двое - "сын" Владимир Константинович (?) Коровин из Ленинградской обл. и "внук" Белов Виктор Геннадиевич из Астраханской.

30 D.I. Abrirosov. Revelations of Russian Diplomat. Seattle, 1964. Есть также русское издание, вышедшее мизерным тиражом. - См. Сергей Агафонов. Версия Дмитрия Абрикосова. - "Известия", 14 янв. 1995.
31 С.П. Петров. Ук. доклад. - "Дипломатический ежегодник". М., 1995, с. 253 (табл. V).
32 См. С.Д. Сазонов. Воспоминания. М., 1991.
33 В. Гузанов. Уплывшее сокровище. - "Совершенно секретно", 1993, № 3, с.6.
34 См. доверенность председателя СОУАС-2 А. Сазонова Сузуки, 6 марта 1924 г.; Приговор Токийского окружного суда 9 марта 1925 г.; доверенность Моравского Сузуки от 1 ноября 1930 г. - "Дипломатический ежегодник". М., 1995, с. 208-209; Текущий архив экспертного совета (материалы судебного процесса против ген. Подтягина из архива Гуверовского института, Калифорния, США).
35 Приговор Токийского окружного суда, 9 марта 1925 г., с. 6 (копия на рус. яз., из Гуверовского архива). - Текущий архив экспертного совета.
36 Н.Н. Аблажий-Долженкова. Ук. статья, с. 7. - Там же.
37 Цит. по: Валерий Нотаров. Золотой след. - "Литературная газета", № 21, 24 мая 1995 (собкор. газеты в Токио обнаружил это письмо Подтягина в личном частном архиве С. Куроки на о. Кюсю; в архиве сохранились почти все материалы (в копиях) подтягинского процесса 20-х годов. Оригиналы же стенограмм хранятся в парламентской библиотеке в Токио.
38 "Ведомость частных вкладов в банках Японии" (сведения японской контрразведки, 1920 г. - на япон. яз.). - Текущий архив экспертного совета.
39 Письмо С.П. Петрова к В.Г. Сироткину, 23 мая 1992 г. - Там же.

40 Виктор Бортневский. Смерть генерала П.Н. Врангеля: еще одно преступление ГПУ? - "Русская мысль", Париж, № 4094, 28 сент. - 4 окт. 1995, с. 16.
41 "Владивостокское время", № 70, 22 июля 1995, с. 6.
42 Знамя, 1992, № 8, с. 207.
43 См. Б.Н. Славинский. Пакт о нейтралитете между СССР и Японией: дипломатическая история, 1941-1945 гг. М., 1995.
44 Запись заседания сделана по памяти ген. Касаткиным, в то время - начальником службы военных сообщений штаба армии Колчака. - Рук. отдел библиотеки Колумбийского ун-та (Нью-Йорк); копия любезно предоставлена мне в феврале 1996 г. Никитой Моравским в США. - Текущий архив экспертного совета. Ср. Г.К. Гинс. Сибирь, союзники и Колчак, т. 1. Пекин. 1921; В.Г. Болдырев. Директория, Колчак, интервенты (воспоминания). Новониколаевск, 1925; С.П. Мельгунов. Трагедия адмирала Колчака, т. 1. Белград, 1931.
45 Доверенность адвокатам Х. Хада и Т. Ямаце от 25 июня 1934 г. (копия на рус. яз.). Из личного архива ген. П.П. Петрова, хранящегося в доме его сына, Сергея Петрова (папка с надписью "золото"). - Текущий архив экспертного совета.
46 Цит. по: Письму-замечаниям Сергея Петрова на статью В.Г. Сироткина "Вернется ли на Родину российское золото?" (1993, с. 9-10). - Там же.
47 С. Агафонов. Прощание с легендой, или о том, почему не надо искать 22 ящика золота в Японии? (12. III. 1992, машинопись, 8 стр.). - Там же.
48 Цит. по: Письмо-замечания Сергея Петрова... (1993 г.), с. 11. - Там же.
Оглавление
 
www.pseudology.org