| Валентин Исаакович Рабинович | |
| Маре | |
Я у ночей не
требовал пощадыБежали дни и таяли во мгле Мир так велик! А мне так мало надо – одну тебя на всей большой Земле… Одну тебя! Чтоб вечно ветры пели, чтоб реки солнца лились в небеса, чтоб вместе плыть и не страшиться мели, и напрягать тугие паруса… *** Еще тела мы не сплетали, еще не шли мы до конца. В ночное небо не взлетали еще ракетами сердца. Но жадно рук искали руки. Пыланье щек. Дрожанье век. Амуры снаряжали луки. Во мне рождался человек. *** Реже лазурная просинь ловит ласкающий луч. В небе туманится осень пасмурной дымкою туч. Дышут ветра туманом, долгую грусть тая. Вот и расстаться пора нам, светлая зорька моя. Ветер тосклив, как прощанье. Дай же в последний раз сердце согреть сияньем жарких, как солнце, глаз. Рвется безумное сердце в непредсказуемый бег. Дай ему так согреться, чтоб не остыть вовек! *** Дело не в том, где тебя я увидел и как, и какие глаза у тебя, и губы какие. Дело в том, что я счастлив, как круглый дурак – будто счастье свалилось на землю впервые. Если б синее небо вдруг раскололось в громах и кипящее море разлилось, бурля под ногами, я по этому морю, в солдатских моих сапогах, будто новый Христос, прошагал бы, сияя глазами. *** Опять проклятое радио орет про чужое счастье, про теплую негу комнат, про то, что беды не в счет. А я…Я даже не знаю, счастье в моей ли власти. Помнит или не помнит? Ждет или не ждет? Снова, снова и снова письма твои читаю. Каждой ласковой строчке, как верному другу, рад. Но чем успокоит слово, даже то, о котором мечтаешь, если то слово сказано две недели назад? И я вспоминаю прошлое. Радости. Невзгоды. Все, что было хорошего. И что не успело быть… …Зверски храпят ребята из комендантского взвода… Я радио выключил. Вон его! Но как мне тебя включить? *** Отодвинув тьмы ночной границу, над землей сияние плывет – словно крылья сказочной Жар-птицы озарили черный небосвод. Миг назад распахнуты, как веер, полыхали, звезды заслоня, а сейчас опять ушли на Север бледной лентой жидкого огня… Это беспрестанное движенье, этот свет в затерянном краю, это неуемное горенье, – мне любовь напомнили твою. Точно так же - то темно, то ясно. Так же - то тревожно, то легко. Так же - ослепительно прекрасно. Так же - бесконечно далеко. *** Как чудовище допотопное, у перрона залег состав, по над черными, над вагонами искры желтые разметав. А слепые глаза оконные залил сумрак, такой густой, будто все на свете влюбленные зачернили ту ночь тоской. Звенья лязгнули растревоженно, унося тепло твоих рук. И казалось, что жизнь вся сложена из прощаний одних и разлук. *** Позывные разные бывают – те, что входят в телефонный код. Широка фантазия штабная: рыбы, звери, птицы, - все идет. Вот, бывало, поднасядут «гости», и кричишь в оглохший микрофон: «На севрюгу огурцов подбросьте!» «Щука, щука, моську просит слон!» Отгремели годы огневые. Скоро вновь, Победой озарен, я увижу улицы родные, я найду ближайший телефон. Радостью великой ошарашен, от волненья просто сам не свой, я скажу тихонько: «Дайте Машу»,- самый лучший в мире позывной. *** Солдат пришел с большой войны, пришел к своей любимой. Его глаза опалены, шинель пропахла дымом. Еще не веря, что пришел, что наяву все это, он гладит платья тонкий шелк, ее теплом согретый... ...Пришел – и слов найти не смог. Не выразишь такое. И только гладит теплый шелк обветренной рукою. *** Как богом данный нам талант мы ощущаем наше тело. Диктуй мне, тело, свой диктант, - я напишу его умело. Но небо ждет, едва дыша, но небо к небу нас ревнует, когда не тело, а душа свои диктанты нам диктует. *** На том, что я сейчас скажу лежит оттенок прозаизма – для тех, кому всего дороже слепых страстей Девятый вал. Неразделенная любовь есть разновидность мазохизма. А человек рожден для счастья, - как Чехов правильно сказал. *** Все реки мира хороши. Все звезды стоют взгляда. Но для одной моей души Так много и не надо. Один ручей со светлым дном. Одна звезда над садом. Да сердце верное одно – чтоб отзывалось рядом. *** Нет ничего обыкновенней сугробов зимних во дворе, весенних птичьих песнопений, и листопада в октябре. И лишь когда набухнут вены и жизнь пойдет за окаем, как это необыкновенно, мы невзначай осознаем. *** Чего уж там – все канет в Лету, пройдет и не вернется вновь. И эта ночь, и утро это, и жизнь, и слезы, и любовь. Но все ж – пока не вышли сроки, В небытие упершись лбом, белеет парус одинокий в тумане моря голубом ! *** Мы вечность зовем. Бессмертия ждем. Нам хочется в рай живьем. Но мы живем, пока живем, и только пока живем. Все надо поспеть, все надо посметь, пока не ушел на дно. Жизнь и смерть это жизнь и смерть. Третьего не дано. *** «Темная ночь разделяет, любимая, нас…» Тысячу раз эту песню мы пели с тобою. Замерло сердце. Погасли светильники глаз. Только сейчас я и понял, что это такое - «Темная ночь разделяет,любимая,нас». Все еще будет. Рассветы летят, как ракеты. Листья лопочут. И пробуют грозы свой бас. Только тебя никогда уж не будет при этом. Темная ночь разделяет, любимая, нас. *** Кружит, кружит ночное воронье. За часом час летит в небытиё. Побудь еще со мною, друг мой милый,- покуда вьюга дней не остудила и в памяти дыхание твое… *** Как вы находите друг друга, - насос, который гонит кровь, и свет звезды, и ветер с юга, и безнадежная любовь ? Зачем так сладко и уныло вы пробуждаете опять то, что когда-то в мире было, и время двигаете вспять ? *** ...Смывая тьму, за слоем слой, рассвет качал кювету ночи. И проявился вдруг воочью миг, нам ниспосланный судьбой. Луч света, с пляшущей пыльцой, являл нам Божескую милость. И на груди моей светилось твое жемчужное лицо. И я не ведал – что почем. И было все, что сердцу мило. Спасибо, Господи, что было, что слезы лить мне есть о чем. *** Как градинку, как перышко Жар-Птицы, хотел бы удержать, да не могу. Листает время дней моих страницы, и книга облетает на бегу. Все «нет» мои, все нажитые «да», все, что я слышу, все, что вижу ныне, – слова, деревья, люди, города, - уходит, как вода в песок пустыни. Все поезда уходят в никуда. Туда же улетают самолеты. И пчелы, наполняющие соты. И сотами набитые года. Неужто не отменят никогда все эти нескончаемые рейсы? Все поезда уходят в никуда… И только взгляд соединяет рельсы. *** Странно устроена память. Из вереницы лет считанные оставить могут мгновенья след. Первые дочкины ладушки. Шторы сквозная тень. Искры в синей радужке глаз твоих в солнечный день. *** Посмотри моими глазами, как жизнь продолжает свой бег, как неба синее пламя плавит мартовский снег. Ногу ставь осторожно – чтоб не мешать ручью… …Здесь выиграть невозможно. Но можно сыграть вничью. И уходя в потемки через безбрежный март, знать, что твои потомки свой принимают старт. Пусть испытают сами сладкую тяжесть век… …Посмотри моими глазами, как тает мартовский снег. Посмотри… Посмотри… *** Молчат продрогшие леса. Застыла инеем роса. И проморожены пески. И тянет стужей от реки. И нету больше сил терпеть весь этот холод, эту смерть… Ты ждешь меня, мой бедный друг ? Я вышел на последний круг. *** Птицы падают с неба. Звери уходят из чащи. То, что бывало не в мочь, мне все больше теперь по плечу. Бренное тело мое покидаю все чаще и чаще и через черную пропасть над миром ушедшим лечу. Тихо. Никто не рыдает. И я уж давно не рыдаю. Молча свой путь устремляю к последнему рубежу. Молча, как в давние ночи, к плечу твоему припадаю. Молча, твоими глазами, на вечные звезды гляжу. *** Свеча горела на столе, Свеча горела. Борис Пастернак К той точке пространства, где мы затеплили свечу, где новую жизнь мы с тобой сотворили когда-то, где сделала ты мою робкую душу крылатой, как ангел господень к престолу господню, лечу. Чем дальше от яви, чем ближе к небесным полям, тем ниже падение, тем тяжелее расплата. Где прикуп – там сдача. Где прибыль- там верная трата. Так мир наш устроен: в итоге – всегда по нулям. В той точке пространства, где наша горела свеча, не видно ни зги. Там царит первозданная стужа. Там черные звезды над черною пропастью кружат, как черные чайки – о смерти беззвучно крича. Давно уж не плачу об этом, давно не кричу. Давно уже знаю – там нет ни крупинки былого. И все-таки снова, и все-таки снова и снова к той точке пространства, где были мы вместе, лечу. *** Еще весеннею одеждой не обновились лес и луг, - но вдруг повеяло надеждой, и отлегло от сердца вдруг. Как будто вновь твое дыханье коснулось моего лица, - как в то последнее свиданье, за двое суток до конца. 1939 – 1999 Источник Оглавление |
|