Немногие детали
сексуальной жизни примитивных народов производят такое странное
впечатление на наше чувство, как оценка этими народами девственности,
женской нетронутости. Ценность девственности с точки зрения ухаживающего
мужчины кажется, настолько несомненной и само собой понятной, что нами
почти овладевает смущение, когда мы хотим оправдать и обосновать это
мнение. Требование, чтобы девушка в браке с одним мужем не сохранила
воспоминаний о сношениях с другим, представляет из себя не что иное, как
последовательное развитие исключительного права обладания женщиной,
составляющее сущность монополии, распространение этой монополии на
прошлое.
Нам не трудно уже позже оправдать то, что казалось сначала
предрассудком, нашим мнением о любовной жизни женщины. Кто первый
удовлетворяет с трудом в течение долгого времени подавляемую любовную
тоску девушки и при этом преодолевает ее сопротивление, сложившееся под
влиянием среды и воспитания, тот вступает с ней в длительную связь,
возможность которой не открывается уже больше никому другому. Вследствие
этого переживания у женщины развивается "состояние подчиненности",
которое является порукой ненарушимой длительности обладания ею и делает
ее способной к сопротивлению новым впечатлениям и искушениям со стороны
посторонних.
Выражение "сексуальная подчиненность" предложено в 1892 г. v.
Krafft-Ebing'ом для обозначения того факта, что одно лицо может
оказаться в необыкновенно большой зависимости и несамостоятельности по
отношению к другому лицу, с которым находится в половом общении. Эта
принадлежность может иной раз зайти так далеко, до потери всякого
самостоятельного желания, до безропотного согласия на самые тяжелые
жертвы собственными интересами; упомянутый автор, однако, замечает, что
известная доля такой зависимости "безусловно необходима для того, чтобы
связь была длительной". Такая доля сексуальной подчиненности
действительно необходима для предохранения культурного брака и для
подавлении угрожающих ему полигамических тенденций, и в нашем социальном
общежитии этот фактор всегда принимается в расчет.
Krafft-Ebing объясняет возникновение сексуальной подчиненности
"необыкновенной степенью влюбленности и слабости характера", с одной
стороны, и безграничным эгоизмом, с другой стороны. Однако аналитический
опыт не допускает возможности удовлетвориться этим простым объяснением.
Он показывает, что решающим моментом является величина сексуального
сопротивления, которое необходимо преодолеть вместе с концентрацией и не
повторяемостью процесса преодоления. Поэтому "подчиненность" гораздо
чаще встречается и бывает интенсивней у женщины, чем у мужчины, а у
последнего в наше время все же чаще, чем в античные времена. Там, где мы
имеем возможность изучить сексуальную "подчиненность" у мужчин, она
оказалась следствием преодоления психической импотенции при помощи
данной женщины, к которой с того времени и привязался этот мужчина.
Таким ходом вещей, по-видимому, объясняются много странных браков и не
одна трагическая судьба,- даже повлекшая к самым значительным
последствиям.
Неправильно описывают поведение примитивных народов, о котором ниже идет
речь, те. кто утверждает, что эти народы не придают никакого значения
девственности, и в доказательство указывают, что дефлорация девушек
совершается у них вне брака и до первого супружеского сношения.
Наоборот, кажется, что и для них дефлорация является актом, имеющим
большое значение, но она стала предметом табу, заслуживающим названия
религиозного запрета. Вместо того, чтобы предоставить ее жениху и
будущему мужу девушки, обычай требует того, чтобы именно он уклонился от
этого.
В мои планы не входит собрать полностью литературные свидетельства,
доказывающие существование этого запрета, проследить его географическую
распространенность и перечислить все формы, в которых он выражается. Я
довольствуюсь поэтому тем, что констатирую, что подобное устранение
девственной плевы, совершаемое вне последующего брака, является чем-то
весьма распространенным у живущих в настоящее время примитивных народов.
Так, Crawlev говорит: "Брачный обряд сводится к прободению девственной
плевы определенным лицом, но не мужем, что очень распространено на
низких уровнях культуры, особенно же в Австралии".
Если же дефлорация не должна иметь места при мерном брачном сношении, то
ее должен совершить раньше каким-нибудь образом и кто-нибудь. Я приведу
несколько мест из вышеупомянутой книги Crawley'я, в которой имеются
сведения по этому вопросу, и которые дают нам основание для некоторых
критических замечаний.
S. 191: "У диери и у некоторых соседних племен (в Австралии)
распространен обычай разрывать девственную плеву, когда девушка
достигает половой зрелости. У племен Портланда и Гленелга совершить это
у невесты выпадает на долю старой женщины, а иногда приглашаются белые
мужчины с целью лишить невинности девушек".
S. 307: "Преднамеренный разрыв плевы совершается иногда в детстве, но
обыкновенно во время наступления половой зрелости... Часто он
соединяется, как, например, в Австралии, с специальным актом
оплодотворения".
S. 348: (по сообщениям Spenser'a и Gillen'a об австралийских племенах, у
которых существуют известные эксогамические брачные ограничения): "Плева
искусственно пробуравливается, и присутствующие при этой операции
мужчины совершают в точно установленном порядке (необходимо заметить: по
определенному церемониалу) половой акт с девушкой. Весь процесс состоит,
так сказать, из двух актов - разрушения плевы и последующего полового
общения". (1)
S. 349: "У мазаев (в экваториальной Африке) совершение этой операции
составляет одно из самых главных приготовлений к браку. У Закаев
(Малайские острова), у баттов (Суматра) и альфуров (на Целебесе)
дефлорация производится отцом невесты. На Филиппинских островах имелись
определенные мужчины, специальностью которых была дефлорация невест в
том случае, если плева не была еще в детстве разрушена старой женщиной,
которой это специально поручалось. У некоторых эскимосских племен
лишение невинности невесты представляется а н г е к о к у, или шаману".
(2)
Замечания, о которых я уже упомянул, относятся к двум пунктам.
Во-первых, приходится жалеть о том, что в этих указаниях нет более
тщательного различия между одним только разрушением плевы без полового
акта и половым актом с целью такого и разрушения. Только в одном месте
мы определенно слышали, что весь процесс распадается на два акта: на
(ручную или инструментальную) дефлорацию и на последующий затем половой
акт Очень обильный материал у Bartels-Ploss'a оказывается почт
непригодным для наших целей, потому что в их изложении психологическое
значение акта дефлорации совершенно исчезает перед анатомическим его
результатом. Во-вторых, очень желательно было бы узнать, чем отличается
"церемониальный" (чисто формальный, торжественный, официальный) половой
акт при этих обстоятельствах от нормального полового общения. Доступные
мне авторы или слишком стыдились об этом говорить, или опять-таки
придавали слишком мало значения таким сексуальным подробностям с
психологической точки зрения. Мы можем надеяться, что оригинальные
сообщения путешественников и миссионеров более подробны и
недвусмысленны, но при теперешней недоступности этой, по большей части
иностранной, литературы я не могу сказать ничего определенного. Впрочем,
можно пренебречь сомнением по поводу этого второго пункта, принимая во
внимание соображение, что церемониальный мнимый половой акт, вероятно,
представляет собой замену и может быть сменил настоящий акт, который
прежде совершался полностью. (3)
Для объяснения этого табу девственности можно указать на разнообразные
моменты, которым я дам краткую оценку. При дефлорации девушки
обыкновенно проливается кровь; первая попытка объяснения так и ссылается
на страх примитивных народов перед кровью, так как они считают, что в
крови находится жизнь. Это табу крови доказывается многими
предписаниями, не имеющими ничего общего с сексуальностью: оно,
очевидно, имеет связь с запрещением убивать и составляет защитную меру
против первичной кровожадности, сладострастия убийства первобытного
человека. При таком понимании табу девственности приводится в связь с
соблюдаемым почти без исключения табу менструаций. Примитивный человек
не может отделить таинственный феномен месячного кровотечения от
садистических представлений. Менструации, особенно первые, он
истолковывает, как укус духообразного зверя, может быть, как признак
сексуального общения с этим духом. Иной раз какое-нибудь сообщение дает
возможность узнать в этом духе духа предка, и тогда нам становится
понятным в связи с другими взглядами дикарей, что менструирующая девушка
становится табу как собственность этого духа предка.
С другой стороны, нас предупреждают, чтобы мы не слишком переоценивали
влияние одного только такого момента, как страха крови. Этот страх не
мог ведь уничтожить такие обычаи, как обрезание мальчиков и еще более
жестокое обрезание девушек (отсечение клитора и малых губ), которые
отчасти в обычае у тех же самых народов, или прекратить значение других
церемониалов, при которых также проливается кровь. Не было бы поэтому
ничего удивительного в том, если бы этот страх преодолевался в пользу
мужа при первом половом сношении.
Второе объяснение также не принимает во внимание сексуальное, но заходит
гораздо дальше. Оно указывает на то, что примитивный человек является
жертвой постоянно подстерегающего его чувства страха совершенно так,
как, по нашему мнению, невротик страха, согласно психоаналитическому
учению о неврозах. Эта склонность к страху сильнее всего проявляется во
всех случаях, каким либо образом отступающих от обычного, привносящих
нечто новое, неожиданное, непонятное, жуткое. Отсюда и происходит
доходящая до самых поздних религий церемония, связанная со всяким новым
начинанием, с началом всякого нового периода времени, с появлением
всякого первенца у человека, животного и плода. Никогда опасности,
которые угрожают боящемуся, по его мнению, не ожидаются им больше, чем в
начале опасного положения, и тогда-то и является самым целесообразным
защититься от них. Первое половое общение в браке по своему значению
имеет все основания на то, чтобы ему предшествовали эти меры
предосторожности. Обе попытки объяснения, как страхом пе ред кровью, так
и страхом перед всем первородным, не противоречат одна другой, а,
наоборот, подкрепляют друг друга. Первое половое общение несомненно акт,
внушающий опасение, тем более, что при нем проливается кровь.
Третье объяснение - Crawley отдает ему предпочтение - обращает внимание
на то, что табу девственности входит в одну большую связь явлений,
охватывающих всю сексуальную жизнь. Не только первое половое общение с
женщиной представляет из себя табу, но половой акт вообще, пожалуй,
можно было бы сказать, что женщина в целом является табу. Женщина
является табу не только в исключительных, вытекающих из ее половой жизни
положениях - менструации, беременности, родов и после родового периода,
но и вне этих положений общение с женщиной подвержено таким серьезным и
многочисленным ограничениям, что у нас имеются все основания сомневаться
в означенной сексуальной свободе дикарей. Совершенно верно, что в
определенных случаях сексуальность примитивных народов не знает никаких
преград, но обычно она, по-видимому, сильнее сдерживается запрещениями,
чем на более высоких ступенях культуры. Как только мужчина предпринимает
что-нибудь особенное - экспедицию, охоту, военный поход,- он должен
держаться вдали от женщины, особенно же воздержаться от полового
общения; в противном случае его сила была бы парализована, и он потерпел
бы неудачу. И в обычаях повседневной жизни открыто проявляется
стремление к разъединению полов. Женщины живут с женщина ми, мужчины с
мужчинами; семейной жизни в нашем смысле у многих примитивных племен
нет, разъединение полов доходи т иной раз так далеко, что лицам одного
пола запрещается произносить собственные имена другого пола, что у
женщин развивается свой язык с особой сокровищницей слов. Сексуальная
потребность вынуждает всякий раз вновь преодолевать эти преграды,
созданные разъединением полов, но у некоторых племен свидание даже
супругов может иметь место только вне дома и втайне.
Где примитивный человек установил табу, там он боится опасности, и
нельзя отрицать, что во всех этих предписаниях избегать женщины
выражается принципиальная перед ней боязнь. Может быть, эта боязнь
объясняется тем, что женщин" иная, не такая, как мужчина, всегда
непонятна и таинственна чужда и потому враждебна. Мужчина боится быть
ослабленным женщиной, заразиться ее женственностью и оказаться поэтому
неспособным. Ослабляющее и расслабляющее, вялое напряжение действий
полового акта может быть образцом, оправдывающим такие опасения, а
распространение этого страха оправдывается сознанием того влияния,
которое женщина приобретает над мужчиной, благодаря половому общению, и
внимания к себе, которое она этим завоевывает. Во всем атом нет ничего
такого, что устарело бы, что не продолжало бы жить и среди нас.
Многие наблюдатели живущих в настоящее время примитивных народов пришли
к выводу, что их любовные порывы сравнительно слабы и никогда не
достигают той интенсивности, которую мы обычно находим у культурного
человечества. Другие возражали против такой оценки, однако перечисленные
обычаи табу указывают, во всяком случае, на существование силы,
сопротивляющейся любви, так как она отвергает женщину, как чуждую и
враждебную.
В выражениях, немногим только отличающихся от принятой в психоанализе
терминологии, Crawley доказывает, что каждый индивид отделяется от
других посредством "taboo of personal isolation", и что именно мелкие
различии при сходстве в других отношениях объясняют чувства чуждости и
враждебности между ними. Было бы очень соблазнительно проследить эту
идею и из этого "нарцизма мелких различий" вывести враждебность,
которая, как мы видим, с успехом борется во всех человеческих отношениях
с чувствами общности и одолевает заповедь всеобщего человеколюбия.
Психоанализ полагает, что открыл главную из причин нарцистического,
сильно пропитанного презрением, отрицательного отношения к женщинам тем,
что указал на происхождение этого презрения из кастрационного комплекса
и влияние этого комплекса на суждение о женщине.
Однако мы замечаем, что последние соображения далеко увели нас от нашей
цели. Общее табу женщины не проливает никакого света на особенные
предписания, касающиеся первого полового акта с девственным индивидом.
Здесь мы должны удовлетвориться двумя первыми попытками дать объяснение
страхом перед кровью и страхом перед впервые совершающимся, но даже и об
этих объяснениях мы должны сказать, что они обнаруживают суть запрещения
табу, о котором идет речь. В основе этого запрещения лежит, очевидно,
намерение запретить именно мужу что-то такое или уберечь его от чего-то
такого, что неотделимо от первого полового акта, хотя, согласно
сделанному нами вначале замечанию, именно с этим связана особенная
привязанность женщины к одному этому мужчине.
На этот раз наша задача состоит не в том, чтобы объяснить происхождение
и значение предписаний табу. Это я сделал в моей книге я "Totem und
Tabu"; там я дал оценку значения первичной амбивалентности для табу и
защищал мнение о происхождении табу из доисторических процессов,
приведших к образованию человеческой семьи. Из современных наблюдений'
над обычаями табу у примитивных пародий нельзя заключить о таком
первоначальном его значении. Предъявляя подобное требование, мы слишком
легко забываем, что даже самые примитивные народы живут в условиях
культуры, весьма отдаленной от первичной, во временном отношении такой
же старой, как и наша, и также соответствующей более поздней, хотя и
другой ступени развития.
В настоящее время мы находим табу у примитивных народов уже развившимся
в весьма искусную систему, совершенно подобно тому, как наши невротики
проделывают развитие своих фобий, и старые мотивы табу - замененными
новыми, гармонически согласованными- Не обращая внимания на эти
генетические проблемы, мы хотим остановиться только на том взгляде, что
примитивный человек создает табу там, где боится опасности. Эта
опасность, вообще говоря, психическая, потому что примитивный человек не
вынужден делать различий, которые нам кажутся неизбежными. Он не
отличает материальную опасность от психической и реальную от
воображаемой. Согласно его последовательно проводимому анимистическому
миросозерцанию, всякая опасность исходит от враждебного намерения
равного ему одушевленного существа - как опасность, которой угрожает
сила природы, так и грозящая со стороны другого человека или зверя. С
другой стороны, он привык свои собственные внутренние враждебные
душевные движения проецировать во внешний мир, приписывать их объектам,
которые он ощущает как неприятные или хотя бы даже как чуждые.
Источником таких опасностей считает он и женщину, а первый половой акт с
женщиной считается особенно большой опасностью.
Я полагаю, что нам удастся выяснить, какова эта повышенная опасность, и
почему она именно угрожает будущему мужу, если мы более подробно
исследуем поведение современных женщин нашего культурного уровня при
подобных же условиях. В результате такого исследования я утверждаю, что
подобная опасность действительно существует, так что примитивный человек
защищается посредством табу девственности против кажущейся, но вполне
правильной, хотя и психической опасности.
Мы считаем нормальной реакцией, когда женщина после полового акта на
высоте удовлетворения обнимает, прижимает к себе мужчину, видим в этом
выражение ее благодарности и обещание длительной верности. Но мы знаем,
что это поведение обычно не распространяется на случай первого полового
общения; очень часто он приносит женщине, остающейся холодной и
неудовлетворенной, только разочарование, и обычно должно пройти много
времени, и нужно частое повторение полового акта для того, чтобы он
давал удовлетворение также и женщине- От этих случаев только начальной и
скоро проходящей фригидности ведет непрерывный ряд к тем печальным
случаям постоянной холодности, которые не могут преодолеть никакие
нежные старания мужчины. Я полагаю, что эта фригидность женщины еще
недостаточно понята, и за исключением тех случаев, когда нужно вину за
нее вменить недостаточной потенции мужчины. требу<ч объяснения при
помощи сродных ей явлений.
Столь частые попытки избежать первого полового общения не хочу принимать
здесь во внимание, потому что они имеют несколько объяснений, и в первую
очередь, если не безусловно, именно в них нужно видеть выражение общего
стремления женщин к сопротивлению. Но зато я думаю, что свет на загадку
женской фригидности проливают некоторые патологические случаи, в которых
женщина после первого и даже после всякого повторного общения открыто
проявляет свою враждебность к мужчине, ругая его, поднимая против него
руку или даже действительно ударяя его. В одном замечательном случае
такого рода, который мне удалось подвергнуть подробному анализу, это
случалось, несмотря на то, что женщина очень любила мужа, обычно сама
требовала полового акта и явно испытывала при этом большое
удовлетворение- По-моему мнению, эта странная противоречивая реакция
является следствием тех же душевных движений, которые обычно могут
проявиться как фригидность, т. е. оказывается в состоянии подавить
нежную реакцию, не имея возможности проявиться сама. В патологическом
случае разлагается на оба компонента то, что при гораздо более частой
фригидности сливается в одно задерживающее действие, совершенно подобно
тому, как нам это уж давно известно в так называемых "двух временных"
симптомах навязчивости. Опасность, которая таким образом возникает
благодаря дефлорации женщины, состоит в том, что актом дефлорации можно
навлечь на себя ее враждебность, и именно у будущего мужа имеются все
основания стараться избежать этой вражды.
Анализ дает возможность без всякого труда угадать, какие именно душевные
движения у женщины принимают участие в описанном парадоксальном ее
поведении, в котором я надеюсь найти объяснение ее фригидности. Первый
половой акт пробуждает целый ряд таких душевных движений, которым не
должно быть места при желательной направленности женщины и часть которых
и не возникает вновь при последующих общениях. В первую очередь тут
приходится подумать о боли, которая причиняется девственнице при
дефлорации, и, может быть, склонны будут считать этот момент решающим и
не искать более других. Но нельзя приписывать такого значения боли,
скорее можно это сделать нарцистической уязвленности вытекающей из
разрушения органа и рационально оправдываемой сознанием того, что
дефлорация понижает сексуальную ценность. Но свадебные обычаи
примитивных народов предупреждают и против такой переоценки. Мы слышали
- что в некоторых случаях церемония протекает в два периода, что после
разрыва плевы (рукой или инструментом) следует официальный,
действительный или мнимый, половой акт с заместителями мужа, и это нам
показывает, что смысл предписания табу не исчерпывается тем, что
избегают анатомической дефлорации, что мужа необходимо уберечь от
чего-то другого, а не только от реакции жены на болезненное поранение.
Другую причину разочарования в нервом половом акте мы видим (по крайней
мере, у культурной женщины) в том, что ожидания, с ним связанные, и
осуществление не могут совпасть. До этого времени половое общение
ассоциировалось с самым строгим запретом и легальный, разрешенный
половой акт не воспринимается как таковой. Насколько тесной может быть
такая связь, видно из почти комического старания многих невест сохранить
в тайне новые любовные отношения от всех чужих и даже от родителей в тех
случаях, где в этом нет никакой настоящей необходимости и не приходится
ждать ни с чьей стороны протестов против этих отношений. Девушки так
открыто и говорят, что любовь теряет для них цену, если другие о ней
знают. В некоторых случаях этот мотив может разрастись до такой силы,
что мешает вообще развитию способности любить в браке. Женщина снова
находит свою нежную чувствительность только в запретных отношениях,
которые нужно держать в тайне, и при которых она только чувствует
уверенность в собственной, свободной от влияний, воли.
Однако и этот мотив недостаточно глубок; кроме того, связанный с
культурными условиями, он лишен тесной связи с состоянием примитивных
народов. Тем значительнее поэтому следующий момент, обусловленный
историей развития либидо. Благодаря стараниям психоанализа нам стало
известно, как постоянны и сильны самые ранние привязанности либидо. Речь
при этом идет о сохранившихся сексуальных желаниях детства, у женщины по
большей части о фиксации либидо на отце или на заменяющем его брате,
желания, которые довольно часто направлены были не на coitus, а на нечто
другое или включали и его, но только как неясно сознанную цель. Супруг
является всегда только так сказать заместителем, но никогда не
"настоящим"; первым имеет право на любовь женщины другой, в типичных
случаях отец. муж, самое большее, второе. В се зависит от того,
насколько • интенсивна эта фиксация и как крепко она удерживается для
того, чтобы заместитель был отклонен как неудовлетворительный
Фригидность таким образом занимает место среди генетических условий
невроза. Чем сильнее психический момент в сексуальной Жизни женщины, тем
устойчивее окажется ее распределение либидо против потрясений первого
сексуального акта, тем менее потрясающе подействует на нее физическое
обладание- Фригидность может тогда укрепиться как невротическая задержка
или послужит почвой для других неврозов, и даже незначительна понижение
мужской потенции приходится при этом принимать во внимание как
вспомогательный момент.
По-видимому, обычай примитивных народов считается с мотивом прежнего
сексуального желания, поручая дефлорацию старейшему, священнику, святому
мужу, т. е. заместителю отца (см. выше). Отсюда, как мир кажется, ведет
прямая дорога и к вызывавшему столько споров jus primae noctis
средневекового помещика. A.J. Slorfer отстаивал тот же взгляд, кроме
того объяснил широко распространенный институт "Тобиясова брака" (обычая
воздержания в течение первых трех ночей) как признание преимущественных
прав патриарха, как и до него уже это сделал С.G. J u n g (4). В
соответствии с нашим предположением мы находим среди суррогатов отца,
которым поручена дефлорация, также и изображения богов. В некоторых
областях Индии новобрачная должна принести в жертву деревянному Lingam
свою плеву, и, по сообщению святого Августина, в римском брачном
церемониале имелся такой же обычай (в его время?) с тем только
послаблением, что молодой женщине приходилось только садиться на
огромный каменный фаллос Приапа.
К более глубоким слоям возвращается другой мотив, который, как это можно
доказать, является главным виновником парадоксальной реакции против мужа
и влияние которого, по моему мнению, проявляется, еще во фригидности
женщины. Благодаря первому coitus'y у женщины, кроме описанных, оживают
еще другие прежние душевные движения, которые вообще противятся женской
функции и роли.
Из анализа многих невротических женщин нам известно, что они проделали
раннюю стадию развития, в течение которой они завидовали брату в том,
что у него имеется признак мужественности, и чувствовали себя из-за
отсутствия этого признака (собственно, его уменьшения) обойденными или
обиженными. Эту "зависть из за penis'a" мы причисляем к "кастрационному
комплексу". Если понимать под "мужским" желание быть мужчиной, то это
поведение можно назвать "мужским протестом" - название, придуманное Alf.
Аdlеr'ом, чтобы объявить этот фактор вообще носителем невроза. В этой
фазе девочки часто не скрывают своей зависти и вытекающей из нее
враждебности по отношению к более счастливому брату: они пытаются
мочиться, стоя прямо, как брат, чтобы отстоять свое мнимое половое
равноправие. В упомянутом уже случае неограниченной агрессивности после
coitus'a по отношению к любимому мужу я мог установить, что эта фаза
имела место до выбора объекта. Позже только либидо маленькой девочки
обратилось на отца, и тогда она стала желать вместо penis'a - ребенка.
Я не был бы удивлен, если бы в других случаях временная
последовательность этих переживаний оказалась обратной Я эта часть
кастрационного комплекса проявила свое действие только после
состоявшегося выбора объекта. Но мужская фаза женщины, во время которой
она завидует мальчику из-за penis'a, исторически во всяком случае более
ранняя и больше приближается к первоначальному нарцизму. чем к любви к
объекту.
Несколько времени тому назад случай дал мне возможность понять сон
новобрачной, который оказался реакцией на ее дефлорацию. Он легко
выдавал желание женщины кастрировать молодого супруга и сохранить себе
его penis. Несомненно, было достаточно места и для более безобидного
толкования, что желательно было продления и повторения акта. но
некоторые детали сновидения выходили за пределы такого смысла, а
характер и дальней тес поведение видевшей сон свидетельствовали в пользу
более серьезного понимания. За этой завистью из-за pehis'a проявляется
враждебное ожесточение женщины против мужчины, которое всегда можно
заметить в отношениях между полами и самые явные признаки которого
имеются в стремлениях и в литературных произведениях "эмансипированных".
Эту враждебность женщины Ferenczi - не знаю, первый ли - приводит путем
соображений палебиологического характера к эпохе дифференциации полов.
Сначала, думает он, копуляция имела место между двумя однородными
индивидами, из которых один развился и стал более сильным и заставил
другой, более слабый, перетерпеть половое соединение. Ожесточение за это
превосходство сохранилось еще во врожденных склонностях современной
женщины. Не думаю, чтобы пользование подобными размышлениями заслуживало
упрека, поскольку удается не придавать им слишком большого значения.
После такого перечисления мотивов, сохранившихся во фригидности следов
парадоксальной реакции женщины на дефлорацию, можно, обобщая,
формулировать, что незрелая сексуальность женщины разряжается на
мужчине, который впервые познакомил ее с сексуальным актом. Но в таком
случае табу девственности приобретает достаточный смысл, и нам понятно
предписание, требующее, чтобы этих опасностей избег именно тот мужчина,
который навсегда должен вступить в совместную жизнь с этой женщиной. На
более высоких ступенях культуры значение этой опасности отступает на
задний план в сравнении с обещанием "подчиненности", а также и перед
другими мотивами и соблазнами; девственность рассматривается как благо,
от которого мужчине не надо отказываться. Но анализ помех в браке
показывает, что мотивы, которые заставляют женщину желать отомстить за
свою дефлорацию, не совсем исчезли из душевной жизни культурной женщины.
Я полагаю, что наблюдатель должен заметить, в каком необыкновенно
большом числе случаев женщина остается фригидной в нервом браке и
чувствует себя несчастной, между тем как после расторжения этого брака
она отдает свою нежность и счастье второму мужу- Архаическая реакция,
так сказать, исчерпалась на первом объекте.
Однако табу девственности и помимо того не исчезло в нашей культурной
жизни. Народная душа знает о нем, и поэты иногда пользовались им как
сюжетом творчества. Anzeiigruber изображает в одной комедии, как
простоватый деревенский парень отказывается жениться на суженой ему
невесте, потому что она девка, за которую первый поплатится жизнью". Он
соглашается поэтому на то, чтобы она вышла замуж за другого, и хочет
затем на йен жениться, как на вдове, когда она уже не опасна. Заглавие
пьесы. "Яд девственности" напоминает о том, что укротители змей
заставляют ядовитую змею сперва укусить платок, чтобы потом безопасно
иметь с ней дело. (5)
Табу девственность и часть его мотивировки нашли могучее изображение в
известном драматическом образе, в Юдифи из трагедии Hebel'я "Юдифь и
Олоферн". Юдифь одна из тех женщин, девственность которой защищается
табу. Первый ее муж был парализован в брачную ночь таинственным страхом
и никогда больше не решался дотронуться до нее. "Моя красота, красота
ядовитой ягоды,- говорит она,- наслаждение ею приносит безумие и
смерть". Когда ассирийский полководец осаждает ее город, у нее созревает
план соблазнить его своей красотой и погубить; она пользуется, таким
образом, патриотическим мотивом для сокрытия сексуального. После
дефлорации могучим и хвастающим своей физической силой и беспощадностью
мужчины она находит в своем возмущении силу отрубить ему голову я таким
образом становится освободительницей своего народа. Отрубление головы
известно, как символическая замена кастрации;
Юдифь, таким образом,- женщина, кастрирующая мужчину, лишившего ее
невинности, как этого желало описанное мною сновидение новобрачной.
Hehbel с явной преднамеренностью сексуализировал патриотический рассказ
из апокрифов Ветхого завета, потому что там Юдифь, возвратившись,
хвастает, что она не обесчещена, и в библейском тексте также отсутствует
какое бы то ни было указание па ее страшную брачную ночь. Вероятно,
тонким чутьем поэта он почувствовал древний мотив, включенный в тот
тенденциозный рассказ, и только вернул сюжету его прежнее содержание.
J. Sadger в прекрасном анализе показал, как Hebbel руководился в выборе
сюжета собственным родительским комплексом, и как это случилось, что в
борьбе между полами он всегда становился на сторону женщины и проникал
своим чувством в самые потаенные душевные ее движения. Он цитирует также
мотивировку, указанную самим поэтом, объясняющую внесенные им изменения
сюжета, и совершенно правильно находит ее искусственной и как бы
предназначенной для того, чтобы внешне оправдать нечто для самого поэта
скрытое в бессознательном его, а но существу скрыть это. Не хочу
касаться объяснения Sadger'a, почему овдовевшая, согласно библейскому
сказанию, Юдифь должна была превратиться в девственную вдову. Он
указывает на намерение детской фантазии отрицать сексуальное общение
между родителями и превратить мать в незапятнанную деву. Но я продолжаю:
после того как поэт утвердил девственность своей фантазией, его
чувствительная фантазия остановилась на враждебной реакции, которая
вызывается нарушением девственности.
В заключение мы можем поэтому сказать: дефлорация имеет не одно только
культурное последствие - привязать женщину навсегда к мужчине: она дает
также выход архаической реакции враждебности к мужчине, которая может
принять патологические формы, довольно часто проявляющиеся как задержка
в любовной жизни брака, и этой же реакции можно приписать тот факт,
вторые браки так часто оказываются более удачными, чем первые.
Соответствующее табу девственности, боязнь, с которой муж у примитивных
народов избегает дефлорации, находят свое полное оправдание в этой
враждебной реакции.
Интересно, что как аналитик можешь встретить женщин, у которых обе
противоположные реакции, подчиненности и враждебности, нашли себе
выражение и остались в тесной связи между собой. Встречаются женщины,
которые как будто совсем разошлись во своими мужьями и все же могут
делать только тщетные усилия расстаться с ними. Как только они пробуют
обратить свою любовь на другого мужчину, выступает как помеха образ
первого, уже больше не любимого. Анализ тогда показывает, что эти
женщины привязаны еще к своим мужьям из подчиненности, но не из
нежности. Они не могут освободиться от них, потому что не совершили над
ними своей мести, в ярко выраженных случаях не осознали даже своих
мстительных душевных желаний.
-------------------------------------------------
(1) Плева искусственно нарушается, и затем произведший операцию Мужчина
имеет сношение (церемониальное, заметим это) с девушкой по установленным
правилам... Обряд состоит из двух частей - из разрывания плевы и
сношения.
(2) Важным прелиминарием к бракосочетанию у мазаев является совершение
этой операции у девушек (I.Thomson, op. sit., 258). Эта дефлорация
производится отцом невесты у сакаев, батта и альфуров ни Целебесе
(Вагtеls-Plоss, op. sit. II, 490). На Филиппинских островах существуют
мужчины, по своей профессии лишающие невинности невест если у старухи
девственная плева не была разорвана в детстве, то она могла производить
ту же операцию над невестами [Feathermaitli.. op. sit , II 474).
Дефлорация невесты у некоторых эскимосских племен доверяется ангекоку
(шаману) (ib. III, 406).
(3) Относительно многочисленных других случаев свадебных церемоний не
подлежит никакому сомнению, что возможность распоряжаться невестой в
половом отношения предоставляется не жениху, а другим лицам, например,
помощникам и спутникам его ("шаферам" по нашему обычаю).
(4) Jung. "Значение отца в судьбе отдельного человека".
(5) Мастерски сжатый рассказ A. Schnitzler'a ("Uas Schicksal des
Frieherrn v. Leisenbogh), несмотря на различие в ситуации, заслуживает
бытъ здесь приведенным. Погибший от несчастного случая любовник
многоопытной в любви артистки создал ей как бы новую девственость
заклиная смертным проклятием мужчину, который будет ею обладать. первым
после него. Находящаяся под запретом этого табу женщин на течение
некоторого времени не решается на любовные отношения. Но после того, как
она влюбилась в одного певца, она прибегнула к yловке подарить раньше
ночь барону v. Leisenbogh, который уже несколько лет добивался ее. На
нем и исполняется проклятие; он погибает от удара, узнав о причине
своего нежданного любовного счастья.
Фрейд
www.pseudology.org
|