Карл Каутский Экономическое учение Карла Маркса Отдел второй. Прибавочная Стоимость Глава первая. Процесс Производства В первом отделе мы имели дело главным образом с областью товарного рынка. Мы видели, как обмениваются, продаются и покупаются Товары, как Деньги выполняют самые различные функции, как, наконец, Деньги превращаются в Капитал, лишь только на рынке появляется Товар — рабочая сила. Капиталист купил рабочую силу и удаляется со своим новым приобретением с рынка, где ему нечего с нею делать, туда, где он может потребить её, воспользоваться ею, — на предприятие. Последуем туда и мы за ним. Оставим область товарного обращения и присмотримся поближе к области Производства. С этой областью мы будем иметь дело в дальнейшем изложении. "Потребление рабочей силы — это сам Труд" ("Капитал", т. I, стр. 188). Капиталист потребляет приобретённую им рабочую силу, заставляя её продавца работать на него, производить Товары. Труд, производящий Товары, имеет, как мы уже видели в первом отделе, две стороны: он создаёт потребительные Стоимости и Стоимости Товаров. Как созидатель потребительных Стоимостей Труд нисколько не является отличительной особенностью товарного Производства, а, наоборот, — постоянной необходимостью для человечества, которая существует независимо от той или иной формы Общества. В качестве такового Труд предполагает три момента:   1) сознательную и целесообразную деятельность человека, 2) предмет Труда и 3) средства Труда Труд есть целесообразная и сознательная деятельность человека, воздействие его на вещество природы, с тем чтобы придать ему форму, годную для удовлетворения человеческих потребностей. Элементы такого рода деятельности мы находим уже в царстве животных, но только на известной ступени Развития человечества она окончательно теряет свою инстинктивную форму и становится вполне сознательной деятельностью. Всякий Труд является не только мускульной, но и мозговой и нервной работой. Маркс метко замечает: "Кроме напряжения тех органов, которыми выполняется Труд, в течение всего времени Труда необходима целесообразная воля, выражающаяся во внимании, и притом необходима тем более, чем меньше Труд увлекает рабочего своим содержанием и способом исполнения, следовательно, чем меньше рабочий наслаждается Трудом как игрой физических и интеллектуальных сил" ("Капитал", т. I, стр. 189). Работник воздействует на какой-нибудь предмет, который является предметом Труда. В своей деятельности он употребляет различные вспомогательные орудия. Он использует их механические, физические или химические свойства, заставляя их сообразно своим целям воздействовать на предмет Труда. Эти вспомогательные средства являются средствами Труда. Результатом обработки предмета Труда с помощью средств Труда является Продукт. Средства Труда и предмет Труда представляют средства Производства. Когда столяр изготовляет стол, он подвергает при этом обработке дерево. Иногда предмет Труда даётся природой, как, например, дерево в первобытном лесу. Чаще же всего он является результатом предварительной затраты Труда. Так, например, в данном случае он является результатом Труда рубки и перевозки дерева. Тогда он получает название сырого материала. В нашем примере сырыми материалами являются дерево, а также клей, краски, лак, употребляемые при Производстве стола. Дерево есть главный материал, клей, краски, лак являются вспомогательными материалами. Рубанок, пила и т.д. суть средства Труда, стол является Продуктом. "Выступает ли известная потребительная Стоимость в качестве сырого материала, средства Труда или Продукта, это всецело зависит от её определённой функции в процессе Труда, от того места, которое она занимает в нём, и с переменой этого места изменяются и её определения" ("Капитал", т. I, стр. 193–194). Скот может, например, поочерёдно функционировать как Продукт (скотоводства), как средство Труда (скот, употреблённый для упряжи) и как сырой материал (при откармливании на убой). Средства Труда имеют громаднее значение для Развития человечества. Способ Производства зависит прежде всего от них, а каждый способ Производства обусловливает свойственные ему общественные отношения с соответствующей юридической, религиозной, философской и художественной надстройкой. При каждом способе Производства средства Производства (предметы Труда и средства Труда) и рабочая сила составляют необходимые элементы Производства потребительных Стоимостей, т.е. процесса Труда. Но общественный характер этого процесса различен при различных способах Производства. Посмотрим теперь, какую форму он принимает при капиталистическом способе Производства. Для товаропроизводителя Производство потребительных Стоимостей представляет только средство, целью же его является Производство Стоимостей Товаров. Товар есть единство потребительной Стоимости и Стоимости. Поэтому нельзя производить Стоимости, не производя вместе с тем и потребительных Стоимостей. Товары, которые изготовляет товаропроизводитель, должны удовлетворять какой-нибудь потребности, должны быть полезны для кого-либо, иначе он не в состоянии будет их сбыть. Но то обстоятельство, что его Товары должны быть потребительными Стоимостями, является для него лишь неизбежным злом, а не действительной целью его хозяйственной деятельности. Процесс товарного Производства является поэтому одновременно процессом Производства потребительных Стоимостей и стимостей Товаров, он представляет собой единство процесса Труда и процесса образования Стоимости. Это справедливо для товарного Производства вообще. Но теперь мы занимаемся рассмотрением процесса Производства при особой форме товарного Производства — именно Производства Товаров при помощи купленной рабочей силы с целью получения Прибавочной стоимости. Какую же форму принимает тогда процесс Труда? Первое время он не испытывает существенных изменений в результате вмешательства Капиталиста. Представим себе, например, ткача, работающего за свой счёт. Его ткацкий станок принадлежит ему: он сам покупает пряжу; он может работать, когда и как ему угодно, Продукт его Труда составляет его собственность. Но вот он разорился и принуждён продать свой станок. Чем ему теперь жить? Ему ничего не остаётся, как наняться к Капиталисту и ткать на него. Тот покупает его рабочую силу, покупает также ткацкий станок и необходимое количество пряжи и помещает ткача за станок, принадлежащий Капиталисту, с тем чтобы он перерабатывал купленную пряжу. Может быть, ткацкий станок, который купил Капиталист, тот самый, который ткач по своей нужде должен был продать. Но и при отсутствии такого совпадения ткач ткёт тем же способом, что и прежде, и процесс Труда с внешней стороны не изменился. И всё-таки при этом произошло два важных изменения. Во-первых, ткач работает уже не на себя, а на Капиталиста; тот контролирует теперь работника, следит за тем, чтобы он не работал слишком медленно или небрежно и т.п. И, во-вторых, Продукт Труда принадлежит теперь не работнику, а Капиталисту. Таково ближайшее действие, которое оказывает Капитал на процесс Труда, как только он овладевает процессом Производства. Какой же вид принимает теперь процесс образования Стоимости? Вычислим прежде всего, какова Стоимость Продукта, который в качестве Товара производит для Капиталиста купленная им рабочая сила при посредстве купленных средств Производства. Положим, Капиталист покупает рабочую силу на один день. Необходимые средства для существования работника производятся в 6 часов общественно необходимого рабочего времени. Это же количество общественно необходимого рабочего времени пусть воплощается в 3 марках. Капиталист покупает рабочую силу по её Стоимости: он платит работнику за рабочий день 3 марки.[10] Предположим, что, по мнению Капиталиста, хлопчатобумажная пряжа представляет потребительную Стоимость, на которую имеется большой спрос и которую в силу этого легко будет сбыть. Он решает производить пряжу, покупает орудия Труда — ради простоты предположим, что последние состоят из одних лишь веретён и хлопка. В одном фунте хлопка содержится, положим, 2 часа Труда — он стоит, следовательно, 1 марку. Из 1 фунта хлопка можно выпрясть 1 фунт пряжи. При выработке 100 фунтов хлопка, положим, потребляется, изнашивается одно веретено, следовательно, при выработке 1 фунта потребляется 1/100 веретена. В одном веретене заключается 20 часов Труда, или 10 марок. За один час работы прядутся 2 фунта хлопка; за 6 часов, следовательно, — 12 фунтов, предполагая при этом всегда нормальные, средние общественно необходимые условия Производства. Сколько Стоимости будет заключаться при таких обстоятельствах в 1 фунте пряжи? Во-первых, Стоимость хлопка и веретён, потреблённых при её изготовлении. Эта Стоимость целиком, не увеличиваясь и не уменьшаясь, переходит на Продукт. Потребительная Стоимость хлопка и веретён изменилась, их Стоимость осталась нетронутой. Это станет ясным, если рассматривать различные процессы Труда, необходимые для изготовления окончательного Продукта, как следующие одна за другой части одного и того же процесса Труда. Предположим, что прядильщик является в то же время и плантатором хлопка и что хлопок перерабатывается непосредственно после его добывания. Тогда пряжа является Продуктом работы плантатора и прядильщика. Её Стоимость измеряется рабочим временем, общественно необходимым для добывания хлопка и переработки его в пряжу. В Стоимости Продукта не произойдёт никаких изменений, если, при прочих равных условиях, процессы Труда, необходимые для его изготовления, будут совершаться уже за счёт не одного, а нескольких лиц. Стоимость подвергшегося переработке хлопка появится, следовательно, снова в пряже; то же самое произойдёт и со Стоимостью потреблённых веретён. Различных вспомогательных веществ мы ради простоты не будем принимать здесь в расчёт. К этой перенесённой Стоимости присоединяется ещё Стоимость, которую прибавляет к хлопку Труд прядильщика. В течение 1 рабочего часа, предположим, перерабатываются в пряжу 2 фунта, а 2 рабочих часа выражаются в 1 марке. Час Труда представляет, следовательно, Стоимость в ½ марки. Стоимость 1 фунта пряжи равна, следовательно, Стоимости 1 фунта хлопка (= 1 марке) + 1/100 веретена (= 1/10 марки) + ½ часа Труда (= ¼ марки); или, выражая всю Стоимость в марках, 1 + 1/10 + ¼ = 1 марке 35 пфеннигам. За 6 часов будет выпрядено 12 фунтов пряжи Стоимостью в 16 марок 20 пфеннигов. Но во что обошёлся Капиталисту этот Продукт? Он должен был затратить 12 фунтов хлопка = 12 маркам, 12/100 веретена = 1 марке 20 пфеннигам и 1 день рабочей силы = 3 маркам, а всего — 16 марок 20 пфеннигов, т.е. ровно столько, сколько он имеет в Стоимости пряжи. Итак, Капиталист до сих пор, следовательно, напрасно заставлял работника трудиться. Купленный им Товар — рабочая сила — пока не доставил ему никакой Прибавочной стоимости. Но Капиталист не смущается. Он купил потребительную Стоимость рабочей силы на весь день. Он купил её честно и правильно, по её полной Стоимости. Значит, он имеет полное право целиком и без остатка использовать всю её потребительную Стоимость. Ему и в голову не придёт сказать работнику: "Я купил твою рабочую силу за сумму Денег, выражающую 6 рабочих часов; ты работал на меня 6 часов, мы, стало быть, квиты, ты можешь идти". Напротив, он говорит ему: "Я купил твою рабочую силу на весь день, в течение всего дня она принадлежит мне; поэтому живо снова за работу, пока ты в силах, не теряя ни одного мгновения времени — ведь это время принадлежит не тебе, а мне". И он заставляет рабочего работать не 6 часов, а больше — скажем, 12 часов. По истечении следующих шести часов, в конце рабочего дня он снова подсчитывает итог. Теперь он обладает 24 фунтами пряжи Стоимостью в 32 марки 40 пфеннигов. Издержки же его таковы: 24 фунта хлопка = 24 маркам, 24/100 веретена = 2 маркам 40 пфеннигам и 1 рабочая сила = 3 маркам — всего 29 марок 40 пфеннигов. С улыбкой закрывает он свою счётную книгу. Он выиграл, или, по его выражению, "заработал" 3 марки. Он заработал, приобрёл прибавочную Стоимость, не нарушив законов товарного обращения. Хлопок, веретёна, рабочая сила — всё это куплено по их Стоимости. Если он приобрёл прибавочную Стоимость, то только потому, что он потребил купленные им Товары — потребил, разумеется, не как средства наслаждения, а как средства Производства, — а также потому, что потребительную Стоимость купленной им рабочей силы он потребил выше известного предела. Процесс Производства при Системе товарного Производства всегда является процессом образования Стоимости, независимо от того, совершается ли он с помощью купленной или же собственной рабочей силы. Но только тогда, когда процесс образования Стоимости продолжается дальше известного предела, он становится и творцом Прибавочной стоимости и в качестве такового — процессом возрастания Стоимости. Процесс Производства должен продолжаться дальше того пункта, до которого он необходим для Производства Стоимости, равной Стоимости купленной рабочей силы, если целью его является Производство Прибавочной стоимости. И крестьянин, обрабатывающий своё собственное поле, и ремесленник, работающий за свой собственный счёт, могут работать сверх того времени, которое они вынуждены работать для воспроизведения потребляемых ими средств существования. И они могут, следовательно, производить прибавочную Стоимость, и их Труд может представлять процесс возрастания Стоимости. Но только когда процесс возрастания Стоимости совершается с помощью купленной чужой рабочей силы, он является капиталистическим процессом Производства; этот последний по самой природе своей, по той цели, которая ему ставится, в силу необходимости является процессом возрастания Стоимости. Глава вторая. Роль Капитала в образовании Стоимости В первой главе первого отдела мы познакомились с установленным впервые Марксом различием, касающимся двойственного характера Труда, производящего Товары. С одной стороны, этот Труд представляет собой определённую форму полезной, производящей потребительные Стоимости, работы. С другой стороны, он представляет собой общечеловеческий, средний простой Труд, производящий Стоимости Товаров. Соответственно этому двойственному характеру Труда и сам производственный процесс при господстве товарного Производства раздвоен. Он есть единство процесса Труда и процесса образования Стоимости. В качестве же капиталистического процесса Производства он представляет единство процесса Труда и процесса возрастания Стоимости. В последней главе мы познакомились с обоими элементами процесса Труда: средствами Производства и рабочей силой. Но мы познакомились также и с различными ролями, какие оба эти элемента играют в качестве частей Капитала в процессе возрастания Стоимости. Мы видели, что средства Производства совсем иначе принимают участие в образовании Стоимости Продукта, чем рабочая сила. Мы нашли, что Стоимость издержанных средств Производства снова появляется в Стоимости произведённого Продукта. Перенесение этой Стоимости происходит в процессе Труда и при посредстве Труда. Но почему это возможно? Труд должен выполнять одновременно двойную задачу — создавать новую Стоимость и переносить старую. Это можно понять, лишь приняв во внимание двойственный характер Труда, о котором мы только что упомянули. В качестве образующего Стоимость общечеловеческого Труда он создаёт новую Стоимость. В качестве же производящей потребительную Стоимость особенной формы полезной работы он переносит на Продукт Стоимость средств Производства. Только при помощи особенной формы работы — прядения — может быть перенесена Стоимость хлопка и прялки на пряжу. Напротив, прядильщик имеет возможность ту Стоимость, которую он создаёт в качестве прядильщика, создавать и путём иной формы работы, например в качестве столяра. Но тогда он уже не производит пряжи и не переносит, следовательно, Стоимости хлопка на пряжу. Двойственный характер Труда, как создающего Стоимость и как переносящего Стоимость, станет особенно ясным, если мы рассмотрим, как влияют изменения Производительности Труда на образование Стоимости и на перенесение Стоимости. Величина Стоимости, создаваемой в течение одного рабочего часа, не изменяется, если при прочих равных условиях Производительность Труда возрастает или падает. Напротив, количество потребительных Стоимостей, производимых в течение определённого промежутка времени, возрастает или падает вместе с Производительностью Труда. Следовательно, в той же степени возрастает или уменьшается и способность Труда к перенесению Стоимости. Допустим, например, что какое-нибудь изобретение удвоит Производительность Труда прядильщика, между тем как Производительность Труда в Производстве хлопка остаётся прежней. Положим, в одном фунте хлопка содержится 2 рабочих часа, так что он стоит, придерживаясь прежнего примера, 1 марку. Раньше в течение одного часа превращалось в пряжу 2 фунта хлопка, а теперь — 4 фунта. Та же самая новая Стоимость — согласно нашему примеру, 50 пфеннигов, — которая раньше прибавлялась к 2 фунтам в течение одного рабочего часа, теперь прибавится к 4 фунтам. Но теперь в течение одного часа Труд прядильщика переносит на пряжу уже двойную Стоимость: раньше — 2 марки, теперь — 4. Как видим, способность Труда сохранять или переносить Стоимость основывается на ином его свойстве, чем способность его создавать Стоимость. Никакое Производство немыслимо без средств Производства. Поэтому всякий Труд, производящий Товары, является не только производящим Стоимость, но и сохраняющим Стоимость. Притом не в том только смысле, что он переносит на Продукт Стоимость потреблённых средств Производства, но и в том, что он предохраняет Стоимость последних от уничтожения. Всё земное — преходяще, и средства Производства рано или поздно разрушаются, хотя бы они и не употреблялись. Некоторые из них, как, например, различные машины, портятся тем скорее, чем дольше они бездействуют. А вместе с потребительной Стоимостью средств Производства исчезает также и их Стоимость. Если Потребление происходит нормальным образом в процессе Производства, то Стоимость, теряемая средствами Производства, снова появляется в Стоимости Продукта. Если же средства Производства уничтожаются, не будучи употреблены в процессе Производства, то их Стоимость исчезает безвозвратно. Капиталист обыкновенно не обращает внимания на эту сторону Труда, но она даёт ему себя очень осязательно чувствовать, когда он, например, вследствие кризиса оказывается вынужденным прервать процесс Производства. Маркс приводит в пример одну английскую бумагопрядильню, которая определила свой годовой убыток, вызванный хлопковым кризисом 1862 г., в 120 000 марок, в том числе 24 000 марок — вследствие порчи машин. Различные средства Производства играют, впрочем, различную роль в процессе перенесения Стоимости. Одни, как, например, сырьё и вспомогательные материалы, теряют в процессе Труда свою самостоятельную форму. Другие же сохраняют при этом свой вид. Хлопок, превращённый в пряжу, теряет свой вид, тогда как прялка, которая прядёт, нисколько его не теряет. Первые отдают в каждом процессе Производства всю свою Стоимость Продукту, последние же — только часть её. Если машина стоит 1 000 марок и при нормальных условиях изнашивается в течение 1 000 дней, то в каждый рабочий день она передаёт произведённому за это время с её помощью Продукту Стоимость в 1 марку. Здесь перед нами снова выступает двойственный характер процесса Производства. Каким образом может машина передавать 1/1000 своей Стоимости определённому Продукту? Ведь при изготовлении последнего находится в действии не 1/1000 машины, но вся она. Такие возражения действительно делались. На них приходится ответить, что вся машина фигурирует в процессе Производства лишь постольку, поскольку последний является процессом Труда. Напротив, поскольку он оказывается процессом возрастания Стоимости, в нём участвует лишь соответствующая часть машины. В качестве потребительной Стоимости в процессе участвует вся машина; в качестве же Стоимости — лишь часть её. В качестве потребительной Стоимости машина входит целиком в каждый производственный процесс, в качестве же Стоимости — только в некоторой своей части. С другой стороны, в Продукт может быть перенесена вся Стоимость данного средства Производства, но лишь часть его тела. Предположим, например, что для Производства 100 фунтов пряжи требуется при нормальных условиях 115 фунтов хлопка. Количество отбросов равняется в нашем случае 15 фунтам. В таком случае в 100 фунтов пряжи переносится лишь 100 фунтов хлопка. Однако в Стоимость 100 фунтов пряжи переносится Стоимость 115 фунтов хлопка. В процессе Труда средства Производства переносят на изготовляемый Продукт точно такую же Стоимость, какую они при этом теряют сами. Они никогда не могут прибавить к нему Стоимость бо́льшую той, какой они сами обладают, как бы огромна ни была их потребительная Стоимость. Совершенно бессмысленны поэтому попытки вульгарных экономистов вывести прибавочную Стоимость и её превращённые формы — процент, Прибыль, земельную ренту — из потребительной Стоимости средств Производства, из их "услуг". Стоимость израсходованных в процессе Производства средств Производства возрождается в неизменном виде в Стоимости Продукта. Но Труд не только сохраняет Стоимость, — он создаёт новую Стоимость. Вплоть до известного момента Труд, создающий новую Стоимость, лишь возмещает Стоимость, затраченную Капиталистом на покупку рабочей силы. Когда же Труд продолжается дольше указанного момента, он начинает производить излишек Стоимости — прибавочную Стоимость. "Итак, — говорит Маркс, — та часть Капитала, которая превращается в средства Производства, т.е. в сырой материал, вспомогательные материалы и средства Труда, в процессе Производства не изменяет величины своей Стоимости. Поэтому я называю её постоянной, неизменяющейся частью Капитала, или, короче, постоянным Капиталом. Напротив, та часть Капитала, которая превращена в рабочую силу, в процессе Производства изменяет свою Стоимость. Она воспроизводит свой собственный эквивалент и сверх того избыток, прибавочную Стоимость, которая, в свою очередь, может изменяться, быть больше или меньше. Из постоянной величины эта часть Капитала непрерывно превращается в переменную. Поэтому я называю её переменной частью Капитала, или, короче, переменным Капиталом. Те самые составные части Капитала, которые с точки зрения процесса Труда различаются как объективные и субъективные факторы, как средства Производства и рабочая сила, с точки зрения процесса возрастания Стоимости различаются как постоянный Капитал и переменный Капитал" ("Капитал", т. I, стр. 220). Разумеется, величину Стоимости постоянного Капитала следует принимать за постоянную лишь по отношению к процессу возрастания Стоимости. Процесс Производства, в котором применяется постоянный Капитал, не изменяет величину его Стоимости. Но она может, разумеется, испытывать на себе влияние других факторов. Равным образом может изменяться и отношение между постоянным и переменным Капиталом. К этому вопросу мы ещё вернёмся в дальнейшем. Глава третья. Степень Эксплуатации рабочей силы Возьмём для примера Капитал, скажем, в 5 000 марок. Разделим его на две части: на денежную сумму, затрачиваемую на закупку средств Производства, — постоянный Капитал c, который мы примем равным 4 100 маркам, и на другую сумму, которая служит для закупки необходимой рабочей силы, — переменный Капитал v, который пусть будет равен 900 маркам. Постоянный Капитал в свою очередь распадается на две части: сырые материалы и пр., Стоимость которых целиком переносится на Продукт, и орудия и пр., которые при каждом отдельном процессе Производства передают Продукту лишь часть своей Стоимости. В последующем изложении мы не будем, однако, принимать во внимание это различие, так как оно, нисколько не изменяя результатов, только осложняло бы задачу. Итак, мы предполагаем ради простоты, что Стоимость всего затраченного напитала сполна переносится на Продукт. Капиталист покупает средства Производства и рабочую силу и пускает их в ход. В конце процесса Производства Стоимость затраченного Капитала увеличивается на сумму Прибавочной стоимости m, которая равна 900 маркам. Стало быть, теперь Капиталист имеет c + v + m = 4 100 + 900 + 900 = 5 900 марок. Из этой суммы 4 100 марок составляют перенесённую Стоимость, а 900 + 900 марок — вновь созданную. Ясно, что величина Стоимости постоянного Капитала не оказывает никакого влияния на величину произведённой Прибавочной стоимости. Конечно, без средств Производства немыслимо Производство, и чем продолжительнее процесс Производства, тем больше их требуется. Поэтому для Производства определённого количества Прибавочной стоимости требуется приложение определённой массы средств Производства, которая определяется техническим характером процесса Труда. Но величина Стоимости этой массы не имеет никакого влияния на величину Прибавочной стоимости. Если я занимаю 300 рабочих, причём дневная Стоимость рабочей силы каждого равна 3 маркам, а Стоимость, которую каждый создаёт в течение одного дня, равна 6 маркам, то эти 300 рабочих произведут в течение одного дня Стоимость, равную 1 800 маркам, из которых 900 марок будут составлять прибавочную Стоимость, независимо от того, какова будет Стоимость потреблённых ими средств Производства — 2 000, 4 000 или 8 000 марок. Образование Стоимости и изменение её величины в процессе Производства совершенно не зависит от Стоимости авансируемого постоянного Капитала. Поскольку поэтому перед нами стоит задача изучить оба эти процесса в их чистом виде, мы можем совершенно отвлечься от постоянного Капитала, предположить, что он равен нулю. Итак, из всего Капитала, затраченного на Производство, мы будем здесь принимать во внимание только переменную часть v, а из Стоимости Продукта — только Стоимость, вновь созданную Трудом. Она равна Стоимости затраченного переменного Капитала плюс прибавочная Стоимость, v + m. Отношение Прибавочной стоимости к затраченному переменному Капиталу равняется в нашем случае 900:900, или 100%. Этот относительный прирост переменного Капитала или относительную величину Прибавочной стоимости Маркс называет нормой Прибавочной стоимости. Её нельзя, как это часто делают, смешивать с нормой Прибыли. Прибыль имеет источником прибавочную Стоимость, но она не есть прибавочная Стоимость. Чтобы произвести в течение рабочего дня Стоимость, равную Стоимости своей рабочей силы, т.е. равную v, рабочий должен проработать известное время, по нашему прежнему предположению — 6 часов. Это рабочее время необходимо для поддержания жизни самого рабочего. Маркс называет его необходимым рабочим временем. Ту же часть дня, в течение которой рабочий работает сверх необходимого рабочего времени и не возмещает Стоимость своей рабочей силы, а создаёт прибавочную Стоимость для Капиталиста, Маркс называет прибавочным, избыточным рабочим временем, а Труд, затраченный в течение этого времени, — прибавочным Трудом. Прибавочный Труд находится в том же отношении к необходимому Труду, как прибавочная Стоимость к переменному Капиталу. Следовательно, норму Прибавочной стоимости можно выразить через m/v, или прибавочный Труд/необходимый Труд. Прибавочная Стоимость овеществляется в Продукте, который Маркс называет прибавочным Продуктом. Поэтому её отношение к переменному Капиталу может быть изображено также в виде отношения одной части Продукта к другой его части. Однако при анализе этого отношения, где дело идёт не о вновь созданной Стоимости, а о готовом Продукте, мы уже не можем, как прежде, игнорировать постоянный Капитал, составляющий часть Стоимости Продукта. Предположим, что в течение 12-часового рабочего дня рабочим производится 20 фунтов пряжи Стоимостью в 30 марок. Стоимость превращённого в пряжу хлопка равняется 20 маркам (20 фунтов по 1 марке). Износ прялки и т.п. составляет 4 марки, Стоимость рабочей силы — 3 марки. Норма Прибавочной стоимости пусть будет равна 100%. Таким образом, Стоимость пряжи, составляющая 30 марок, равна 24 маркам (c) + 3 марки (v) + 3 марки m; эта Стоимость воплощается в 20 фунтах пряжи, т.е. постоянный Капитал воплощается в 16 фунтах, переменный — в 2 фунтах, а прибавочная Стоимость — также в 2 фунтах. 20 фунтов пряжи производятся в течение 12 часов, иначе говоря — в течение 1 часа производится 1 2/3 фунта. 16 фунтов, в которых воплощается Стоимость постоянного Капитала, произведены в течение 9 часов 36 минут, 2 фунта, содержащие Стоимость переменного Капитала, — в течение 1 часа 12 минут, равно как и те 2 фунта, в которых воплощается прибавочная Стоимость. По нашему подсчёту выходит как будто, что прибавочная Стоимость производится не в течение 6 часов, как мы предположили, а в течение 1 часа 12 минут. Именно такой подсчёт и производят фабриканты, пытаясь доказать, будто их Прибыль производится в течение последнего рабочего часа. Поэтому, утверждают они, если сократить рабочее время хотя бы на один только час, то получение Прибыли станет совершенно невозможным и промышленность будет разорена. Уже в 1836 г. такой расчёт английские фабриканты и их учёные и неучёные адвокаты, с Сениором во главе, выдвигали против всякого законодательного ограничения рабочего времени. Тот же самый аргумент был подогрет и снова пущен в ход в Германии и Австрии для борьбы против ограничения рабочего дня. И это несмотря на то, что фактический опыт Англии самым решительным образом доказал полную несостоятельность подобного аргумента. В Англии в различных отраслях промышленности рабочий день был сокращён законодательным путём — мы ещё возвратимся к этому вопросу ниже, — и это не только не пошатнуло промышленность, но даже не уменьшило сколько-нибудь заметно барышей господ фабрикантов. Вся приведённая аргументация покоится на смешении потребительной Стоимости со Стоимостью. В последний час, действительно, производится потребительная Стоимость 2 фунтов пряжи, но не их Стоимость. Ведь 2 фунта пряжи не появились вдруг из ничего. В них содержится не только 1 час 12 минут Труда прядильщика, но и Стоимость 2 фунтов сырого материала. А по нашему предположению (1 фунт пряжи = 1 марке, 1 марка = 2 рабочим часам), в 2 фунтах хлопка воплощены 4 рабочих часа. Сверх того, прялка и т.п. передаёт 2 фунтам пряжи Стоимость, произведённую в течение 48 минут общественно необходимого рабочего времени. Следовательно, для изготовления 2 фунтов пряжи, произведённых в течение 1 часа 12 минут, в действительности требуется шесть рабочих часов. Если бы рабочий в нашем примере действительно производил в течение 1 часа 12 минут всю прибавочную Стоимость, которая представляет Продукт Стоимостью в 6 часов, то он должен был бы оказаться в состоянии в течение 12-часового рабочего дня создать Стоимость, соответствующую 60 рабочим часам. И находятся люди, которые верят таким бессмыслицам, рассказываемым господами фабрикантами! Так как отголосок этого аргумента мы и поныне находим в некоторых кругах, то следует осветить ещё одну из его сторон. Вычислим, какова была бы норма Прибавочной стоимости в случае сокращения рабочего дня с 12 до 11 часов при указанных выше условиях.[11] В этом случае у нас будет уже не 24 марки постоянного Капитала, а только 22, так как теперь перерабатывается меньше (18 1/3 фунта хлопка = 18 1/3 марки, Износ прялки и пр. = только 3 2/3 марки); к этому надо присоединить переменный Капитал в 3 марки (мы предполагаем, что заработная плата за 11 часов остаётся та же, что и раньше за 12 часов) и прибавочную Стоимость в 2½ марки. Таким образом, норма Прибавочной стоимости равняется уже не 100, а 83 1/3%. Мы получаем в виде Продукта всего 18 1/3 фунта пряжи Стоимостью в 27½ марки. Постоянный Капитал воплощён в 14 2/3 фунта, переменный — в 2 фунтах, прибавочная Стоимость — в 1 2/3 фунта; 14 2/3 фунта производятся в течение 8 часов 48 минут, 2 фунта — в течение 1 часа 12 минут, и, наконец, то количество пряжи, в котором содержится прибавочная Стоимость, — в течение 1 часа. Стало быть, благодаря сокращению рабочего времени на один час время, затраченное на Производство прибавочного Продукта, воплощающего в себе прибавочную Стоимость, сократилось не на час, а только на 12 минут. Расчёт фабрикантов основан на нелепом допущении, что в течении 11 часов будет выработано Продукта на 1/12 меньше, тогда как средств Производства (сырых материалов и пр.) будет потреблено столько же, как и в течение 12 часов. Глава четвёртая. Прибавочная стоимость и прибыль Между Прибавочной стоимостью и Прибылью существует такое же различие, как между Стоимостью и Ценой. Практик — продавец или покупатель Товаров — интересуется их Ценой. Его интересуют только законы Цен, потому что их знание может помочь его коммерческим расчётам и спекуляциям. Лежащие же в основании Цен законы Стоимости интересуют, напротив, только теоретика, для которого вопрос сводится не к тому, чтобы подешевле купить и подороже продать, а чтобы исследовать общественные связи, устанавливаемые товарным Производством. Точно так же Капиталиста-практика интересует не прибавочная Стоимость, а Прибыль. Он не собирается исследовать отношения между Капиталом и Трудом, а хочет получить возможно бо́льшую Прибыль. Ему совершенно безразлично какой затратой Труда создаётся его Прибыль. Ведь не его Трудом она создаётся. Но Деньги, затрачиваемые при этом, принадлежат ему. Поэтому он сопоставляет полученную прибавочную Стоимость не с количеством израсходованного при её Производстве Труда, а с количеством затраченных для этой цели Денег. Если процесс создания Прибавочной стоимости изображается формулой Д — Т — (Д + д), то Капиталист измеряет свою Прибыль отношением д к Д. Это отношение не тождественно с m/v, т.е. с отношением Прибавочной стоимости к переменному Капиталу. Денежная сумма, которую Капиталист должен затратить на Производство, должная быть достаточной не только для покрытия расходов по заработной плате, но также и для оплаты фабричных зданий, машин, сырья, вспомогательных материалов, короче — всего того, что Маркс называет "постоянным Капиталом". Уже вследствие одного этого обстоятельства даже в тех случаях, когда прибавочная Стоимость и Прибыль совершенно совпадают, норма Прибыли отличается от нормы Прибавочной стоимости. Если норму Прибавочной стоимости выразить формулой m/v, то норма Прибыли выразится отношением m/(c + v). Заметим ещё, что во многих Производства, особенно в сельском хозяйстве, год составляет естественный производственный период, по истечении которого Производство начинается сызнова. Поэтому установилось обыкновение вычислять норму Прибыли в виде отношения всего количества годовой Прибыли к количеству Капитала, затраченного в течение того же года на Производство. Совершенно ясно, что норма Прибыли должна разниться от нормы Прибавочной стоимости. В предыдущей главе мы взяли в виде примера Капитал в 5 000 марок, из которых 4 100 составляют постоянный, 900 — переменный Капитал и 900 — прибавочную Стоимость. Норма Прибавочной стоимости составляла, следовательно, 900/900, или 100%. Норма же Прибыли в этом случае равна 900/5000, или 18%. Но между нормой Прибавочной стоимости и нормой Прибыли кроме этого чисто формального различия, основанного на ином способе расчёта, существует ещё другое различие. Очевидно, что одна и та же норма Прибавочной стоимости даст различные норма Прибыли, если меняется строение Капитала, т.е. если на то же количество заработной платы приходятся различные количества постоянного Капитала. Но строение Капитала неизбежно различно в разных областях Производства в зависимости от технических условий и высоты Развития техники. "Стоимостное строение Капитала, поскольку оно определяется его техническим строением и отражает это последнее, мы называем органическим строением Капитала… Капиталы, которые содержат больший процент постоянного и, следовательно, меньший процент переменного Капитала, чем средний общественный Капитал, мы называем Капиталами высокого строения. Наоборот, Капиталы, в которых постоянный Капитал занимает относительно меньшее, а переменный относительно большее место, чем в среднем общественном Капитале, мы называем Капиталами низкого строения. Наконец, Капиталами среднего строения мы называем такие, строение которых совпадает со строением среднего общественного Капитала" ("Капитал", т. III, стр. 158, 179). Теперь посмотрим, как складывается норма Прибыли в зависимости от различного строения Капитала. Возьмём три предприятия в трёх разных отраслях производства Первая отрасль является, предположим, технически отсталой. В ней употребляется мало машин сравнительно c числом рабочих, нет больших фабричных зданий и т.д. Это — Производство с низшим органическим строением Капитала. Вторая отрасль пусть будет со средним строением Капитала, а третья — настолько высокоразвитой, что на каждого рабочего приходится большое количество Стоимости в виде материалов и сооружений. Следовательно, в этом Производстве органическое строение Капитала будет высокое. Чтобы возможно более упростить пример, допустим, что во всех трёх отраслях Производства норма Прибавочной стоимости одинакова, что весь затраченный Капитал делает один оборот в год, т.е. целиком потребляется в Производстве в течение года, что Продукт получается в конце года и затем без остатка распродаётся. Всё это — лишь предположения, едва ли встречающиеся в действительности, но целесообразно к ним прибегнуть во избежание ненужного осложнения и затемнения примера. В каждом из трёх предприятий занято по 100 рабочих, получающих в год заработной платы по 1 000 марок. Норма Прибавочной стоимости составляет 100%. Общая сумма выданной заработной платы равна, следовательно, 100 000 марок, а прибавочная Стоимость также равняется 100 000 марок. Постоянный Капитал в предприятии A составляет 100 000 марок, в предприятии B — 300 000 марок и, наконец, в C — 500 000 марок. Таким образом, мы имеем: Итак, при одинаковой норме Прибавочной стоимости нормы Прибыли весьма различны, если Товары продаются точно по их Стоимостям. Но такие различия в нормах Прибыли представляют собой явление, которое не может в течение продолжительного времени существовать при капиталистическом способе Производства. Ведь Капиталист производит ради Прибыли, а не для удовлетворения какой-либо общественной потребности. Ему безразлично, производить ли иголки или локомотивы, ваксу или одеколон. Ему всего важнее получить возможно больше Прибыли на свои Деньги. Что же случится, если в одной отрасли Производства предприятия будут давать 50% Прибыли, а в другой — только 17%? Капитал начнёт избегать отрасль C, насколько это возможно, и будет со всей энергией устремляться в отрасль A. Внутри A возникнет сильная конкуренция, и Производство Товаров в этой отрасли скоро расширится до того, что Капиталы снова начнут переходить в C. Мы вступаем здесь в область конкуренции, в область спроса и предложения.   Мы уже видели, что Стоимость и Цена — две различные вещи, хотя последняя определяется первой. Цены отклоняются от Стоимости и стоя́т то выше, то ниже последних. В ряду причин, вызывающих это явление, важнейшей является колебание в спросе со стороны покупателей и в предложении со стороны продавцов. При господстве свободной конкуренции спрос и предложение являются регуляторами современного способа Производства. Без них Производство впало бы в самую разнузданную анархию, так как оно не регулируется планомерно, а ведётся как совокупность частных предприятий, из которых каждое производит по усмотрению своего владельца или руководителя. Спрос и предложение обусловливают такое распределение существующих рабочих сил между различными отраслями Производства, при котором в общем каждая из них производит столько, сколько требует Общество при данных условиях. Конечно, это верно лишь в общем, а не в частности, не в каждом отдельном случае. Наоборот, при отсутствии планомерности при капиталистическом способе Производства всегда производится то слишком много, то слишком мало того или другого Товара. Только вслед за тем рост или падение спроса и предложения, повышение или понижение Цен приводят к тому, что Производство сокращается или расширяется в зависимости от потребностей Общества. Положим, какого-нибудь Товара произведено больше, чем могут или желают купить платёжеспособные члены Общества по данной Цене, определяемой в конечном счёте Стоимостью Товара. Тогда Цена Товара падает. Благодаря этому расширяется круг тех членов Общества, которые могут или хотят его купить. Но вместе с Ценой понижается и Прибыль. Если она падает ниже среднего уровня, то Капитал отливает из соответствующей отрасли. Производство сокращается. Вследствие этого Цена снова повышается до тех пор, пока не достигнет высоты, соответствующей среднему уровню Прибыли. Наоборот, если произведено меньше Товара, чем соответствует спросу покупателей, и Цена его поднимается выше указанного уровня, то вместе с нею поднимается и Прибыль. Капитал притягивается данной отраслью Производства, приливает к ней. Производство расширяется, и затем Цены снова снижаются до уровня, дающего среднюю Прибыль. Около этого уровня Цены колеблются непрерывно, то поднимаясь выше, то опускаясь ниже его. Только посредством такого волнообразного движения устанавливается этот уровень, который всегда существует лишь в качестве тенденции, стремления, а не в качестве устойчивого состояния. Такое влияние спроса и предложения должно также противодействовать и тому неравенству нормы Прибыли, которое проистекает из неравенства органического строения Капитала. В отрасли C Производство начнёт сокращаться, Цены, а с ними и Прибыли — повышаться. В отрасли A Производство будет расти, а Цены — понижаться. И то и другое будет продолжаться до тех пор, пока Прибыли не выравняются и не достигнут средней высоты, соответствующей всему общественному Производству. Мы предположили, что B представляет среднее органическое строение Капитала, а следовательно, его норма Прибыли — среднюю норму Прибыли.   Тогда Прибыли распределяются в наших трёх предприятиях следующим образом:   Такое уравнение нормы Прибыли оказалось возможным только потому, что товарные Цены отклоняются от Стоимости Товаров. По нашему предположению, весь затраченный Капитал оборачивается в течение одного года и воплощается в Стоимости годового Продукта. Получаем теперь следующее соотношение между Стоимостью и Ценой годового Продукта каждого предприятия: Предположим, что годовой Продукт каждого предприятия равен 10 000 штук Товара; в таком случае мы будем иметь для каждой единицы Товара: A | B | C Стоимость… 30 руб. | 50 руб. | 70 руб. Цена Производства… 25 руб. | 50 руб. | 75 руб. В действительности дело происходит не так, что, скажем, каждый Капиталист сначала получает прибавочную Стоимость полностью и Капиталисты в одной отрасли получают 50% Прибыли, а в другой — только 17%. Подобное различие наблюдается только при начале капиталистического способа Производства, а ныне — только в тех областях и отраслях промышленности, которыми Капитализм впервые овладевает. В развитом капиталистическом Производстве образуется некоторый обычный средний уровень Прибыли. Этот уровень Капиталисты заранее кладут в основу расчёта при калькуляции Цен. Конечно, это не исключает того, что они пользуются всяким случаем, чтобы повысить Цены за эти пределы, считая в то же время убытком понижение Цены и, стало быть, более низкую норму Прибыли. Эта Цена, определяемая издержками Производства (вложенным переменным и постоянным Капиталом), к которым прибавляется "обычная для данной страны" Прибыль, представляется Капиталисту "естественной" Ценой. Маркс называет её Ценой Производства. Она состоит из издержек Производства (суммы переменного и постоянного Капитала) и средней Прибыли. Не Стоимость, а Цена Производства образует при развитом капиталистическом способе Производства тот уровень, вокруг которого волнообразно колеблются рыночные Цены под влиянием спроса и предложения. Но сама Цена Производства не падает с неба — она имеет своей основой Стоимость. Противники теории Стоимости Маркса охотно утверждают, будто Маркс сам опроверг свою теорию, развитую в первом томе "Капитала", доказав в третьем томе, что вследствие стремления Прибылей к уравнению при развитом капиталистическом Производстве Цены большей части Товаров надолго отклоняются от своих Стоимостей, причём Цены одной половины этих Товаров в течение долгого времени стоят настолько же ниже своих Стоимостей, насколько Цены другой половины стоят выше. Но говорить об опровержении Марксом его теории Стоимости можно было бы только в том случае, если бы он показал, что Цены не зависят от Стоимостей. Но он не только не устанавливает этого, — третий том "Капитала", напротив, доказывает, что Цены Производства, вокруг которых колеблются рыночные Цены, находятся в полнейшей зависимости от закона Стоимости, без которого они были бы необъяснимы. Тот самый фактор, который вызывает отклонение Цен Производства от Стоимостей, — средняя Прибыль может быть сама объяснена только на основе законов Прибавочной стоимости, которые в свою очередь вытекают из законов Стоимости. Если мы не допустим, что общая наличная масса Прибавочной стоимости в Обществе равна общей массе Прибыли с её разновидностями (процент, земельная рента, рассмотрением которых мы здесь не будем заниматься), то мы потеряем всякую возможность объяснить, почему при данных условиях средняя норма Прибыли представляет данную определённую величину. Закон Стоимости не упраздняется тем, что при развитом капиталистическом Производстве между Стоимостью и Ценой появляется новое посредствующее звено в виде средней нормы Прибыли и находящейся от неё в зависимости Цены Производства. Если на этом основании признать закон Стоимости несостоятельным, то надо признать несостоятельным и закон падения, так как в воде падающее тело встречает большее сопротивление, чем в воздухе. Марксова теория Цены Производства неотделима от его теорий Стоимости и Прибавочной стоимости. Она не только не является приведением этих теорий к абсурду, — она, напротив, составляет их завершение. Теория Цен Производства даёт нам ключ к ряду явлений, лежащих в основе взаимоотношений господствующих классов, — к противоречиям между Капиталом (Прибылью) и землевладением (земельной рентой), между промышленным Капиталом (промышленной Прибылью) и денежным Капиталом (процентом) и т.д. Больше того, она даёт нам ключ к пониманию ряда теорий Стоимости, а вместе с тем к их опровержению, так как эти теории Стоимости представляют собой в сущности лишь теории Цен Производства, объявляемых ими конечной основой рыночных Цен. Здесь уместно бросить взгляд на те теории Стоимости, которые отрицают определение Стоимости Трудом. Обо всех этих теориях, как и о вышеупомянутых теориях, можно сказать, что это вовсе не теории Стоимости, так как их представители под Стоимостью понимают нечто такое, что вовсе не является Стоимостью: потребительную Стоимость, Цену Производства, среднюю Цену. Могут, конечно, сказать: всякий теоретик имеет право понимать под Стоимостью всё, что ему угодно. Следует, дескать, считаться лишь с тем, правильно ли его объяснение того, что́ он понимает под Стоимостью, или нет. А будет ли это теория потребительной Стоимости, Цены или чего-нибудь иного — это не имеет значения. Однако ни в одной другой науке подобное мнение не было бы принято всерьёз. Оно было бы отвергнуто, как совершенно ненаучное и наивное. Возьмём в качестве примера атомную теорию. Что бы мы сказали по поводу утверждения, будто каждый исследователь волей понимать под атомом всё, что хочет, хотя бы это была молекула или клетка; будто раз он даёт правильную теорию клетки, то безразлично, называет ли он свой вывод атомной теорией или как-нибудь иначе. Ему тотчас ответили бы, что когда говорят об атоме, то речь идёт не о голом названии, которое можно давать по произволу то той, то иной вещи, а о совершенно определённых явлениях, объяснением которых должна служить атомная теория, — явлениях, которые, между прочим, лежат в основе образования молекулы или клетки. Можно принимать или отвергать атомную теорию, т.е. объяснять данные явления посредством этой теории или как-нибудь иначе, но было бы грубой научной ошибкой называть атомом Продукт тех процессов, которые, согласно данной теории, обусловливаются расположением атомов. Никогда нельзя смешивать основное явление с производным. В естествознании невозможны никакие сомнения на этот счёт. Явления, рассматриваемые политической экономией, сложнее, но и она должна удовлетворять тем же требованиям, как и естествознание. Законом Стоимости должны быть объяснены совершенно определённые общественные отношения и явления, и неуместно называть законами Стоимости и трактовать как таковые законы других отношений и явлений, обусловленных Стоимостью. Явление, которое всякая теория Стоимости хочет и должна объяснить, есть Обмен двух Товаров. Общественное отношение, которое она хочет и должна объяснить, есть отношение между двумя товаровладельцами, обменивающимися своими Товарами. Явление Обмена Товаров, из которого развивается затем купля-продажа, есть основное явление. Это пружина, приводящая в движение весь хозяйственный механизм современного Общества. Поэтому всякое объяснение этого механизма должно исходить из исследования закона, управляющего Обменом Товаров, а это как раз и есть закон Стоимости. Если бы мы понимали под законом Стоимости объяснение какого-либо иного явления, то закону, лежащему в основании Обмена Товаров, необходимо было бы дать особое название. Но этого не делает ни одна из теорий Стоимости. Следовательно, каждая из них хочет объяснить именно это явление. Но если мы не будем упускать из виду то явление, которое должен объяснить закон Стоимости, то легко поймём, что необходимо прежде всего строго различать термины потребительная Стоимость и меновая Стоимость и не считать их равнозначащими на том лишь основании, что в каждый из них входит слово Стоимость. Некоторые теории Стоимости выводят Стоимость из полезности вещи: чем она полезнее, тем выше её Стоимость. Это верно, если под более высокой Стоимостью понимать бо́льшую потребительную Стоимость, но неверно, если понимать под этим бо́льшую меновую Стоимость. Потребительная Стоимость или полезность вещи означает отношение между отдельным человеком — потребителем — и этой вещью, а не общественное отношение, не отношение между двумя людьми, каким является отношение Обмена. Или этим хотят сказать, что одинаково полезные вещи будут обмениваться одна на другую в одинаковых количествах? Но Обмен или продажа по большей части состоит в том, что каждый продавец отдаёт вещи, не имеющие для него никакой потребительной Стоимости, никакой полезности. Когда булочник и его семья сыты, то выпеченный ими хлеб, который они продают, не имеет для них уже никакой потребительной Стоимости. Если бы булочник не нашёл для него потребителя, то ему нечего было бы с ним делать. Напротив, тот же хлеб для проходящего мимо рабочего, который в этот день ещё ничего не ел, может иметь огромную потребительную Стоимость. Меновая же Стоимость хлеба для обеих сторон одинакова. Допустим, что проходящий мимо рабочий — корзинщик, который разносит для продажи свои корзины. Булочник нуждается в корзине; последняя представляет для него большую потребительную ценность, а для рабочего — никакой. У последнего дома — целая куча корзин, ему самому не нужных. Он охотно отдаст корзины за определённое количество хлеба. Но в каком отношении будут обмениваться корзины и хлеб, если их владельцы будут исходить из полезности? Сколько караваев хлеба столь же полезны для корзинщика, как одна корзина — для булочника? Ясно, что совершенно невозможно сравнить между собой полезность двух различных потребительных Стоимостей. Между ними невозможно установить количественное отношение. Если корзинщик получит за свою корзину 5 караваев хлеба, то было бы нелепо говорить, что корзина в пять раз полезнее или (в этом смысле) обладает в пять раз большей Стоимостью, чем один каравай хлеба. Полезность различных Товаров несоизмерима. Разумеется, за разными единицами одного и того же вида Товаров можно признать бо́льшую или меньшую степень потребительной Стоимости. Прочная пара ботинок имеет бо́льшую потребительную Стоимость, чем менее прочная, и я охотно заплачу за неё дороже, если только у меня есть в кармане Деньги. Бутылка иоганнисбергского вина имеет бо́льшую потребительную и меновую Стоимость, чем бутылка шпандауского или грюнебергского. Итак, можно подумать, что потребительная Стоимость всё же является элементом Стоимости Товаров. Но так только кажется. Если бы бо́льшая потребительная Стоимость обусловливала и бо́льшую меновую Стоимость, можно было бы спросить: почему каждый производитель не производит Товаров только наилучшего сорта? Почему каждый сапожник не выделывает только самую шикарную обувь? Почему каждый винодел не выделывает лишь самые лучшие сорта вина? Ответ прост. Лучшее качество ботинок есть следствие либо лучшего материала, который стоит больше Труда и Денег, либо — лучшей работы, т.е., при средней искусности рабочего, большей затраты Труда. Вследствие этого, а не вследствие более высокой потребительной Стоимости прочные ботинки дороже. Известно выражение, что самые дорогие Товары всегда дешевле, т.е. их потребительная Стоимость превышает потребительную Стоимость Товаров низших сортов в гораздо большей степени, чем их Стоимость превышает Стоимость последних. Пара ботинок ценою в 12 марок, быть может, проносится вдвое дольше, чем пара за 10 марок. Более высокая Цена некоторых сортов вина основала на том, что соответствующие сорта винограда родятся лишь в определённых местах. В этом случае закон Стоимости вообще теряет силу, так как мы наталкиваемся здесь на монополию.[12] А закон Стоимости предполагает наличие свободной конкуренции. Всюду, где разница в качестве Товаров одного и того же рода вызывает и разницу в Ценах, эта последняя разница обусловлена либо различием в затрате Труда, либо существованием монополии. Другие теории Стоимости смешивают Стоимость с Ценой. Они объясняют Стоимость отношением между спросом и предложением. На самом деле спрос и предложение объясняют только, почему Цена определённого Товара всегда колеблется вокруг своей Стоимости (или Цены Производства). Но они не объясняют, почему Цена одного Товара всегда в среднем на столько-то выше, чем Цена другого, почему, скажем, в течение столетий фунт Золота был в среднем в 13 раз дороже, чем фунт серебра. Как только теория, объясняющая Стоимость спросом и предложением, хочет объяснить эти постоянные различия Цен разных Товаров, ей не остаётся ничего иного, как стыдливо прибегнуть к теории трудовой Стоимости. На вопрос, почему один Товар постоянно оказывается настолько-то дороже другого, она отвечает, что это происходит от его большей редкости; последнее вызывает то, что предложение этого Товара постоянно меньше, чем предложение других Товаров. Однако для того, чтобы доставить на рынок более редкий Товар в том же количестве, как и другой, который встречается чаще, требуется больше Труда. Не будет большой разницы сказать, что фунт Золота потому в 13 раз дороже фунта серебра, что оно встречается в 13 раз реже, или же потому, что добывание фунта Золота стоит в 13 раз больше Труда, чем добывание фунта серебра. Если теоретик не становится на точку зрения простого купца, которого интересует только Цена Товаров на рынке, а не то, каким образом они её приобрели, — если он захочет глубже вникнуть в дело и исследовать, каким образом произведены те Товары, которые вынесены на рынок, то он всегда найдёт, что Стоимости Товаров определяются процессом Производства, что они создаются на производственном предприятии, а не на рынке. Конечно, для буржуазных теоретиков рынок в большинстве случаев ближе, чем предприятие, и поэтому они, как правило, не понимают теории трудовой Стоимости. На рынке Стоимость только превращается в Деньги, в Цену; сначала — в воображаемые Деньги, в требование определённой Цены, а потом — и в настоящие Деньги, если Товар продаётся. Чем больше развивается капиталистическое хозяйство, тем больше появляется посредствующих звеньев между предприятием и рынком, между производителем и продавцом Товара потребителю, тем значительнее могут быть обусловленные этим уклонения реально достигнутой Цены от теоретически определяемой Стоимости. Однако это не мешает тому, что Стоимость Товаров в конечном счёте всегда определяется условиями Производства и что Цена всегда остаётся зависимой от последнего, хотя бы эта зависимость была далеко не прямой. Капиталисты-практики сами определяют Стоимость Товаров условиями Производства последних. Впрочем, под этими условиями они понимают не рабочее время, общественно необходимое для изготовления Товаров, а издержки Производства (заработную плату, затраты на машины, сырьё и т.д.) плюс средняя Прибыль. Вслед за ними и целый ряд теоретиков утверждает, что Стоимость определяется издержками Производства. Но что правильно с точки зрения Капиталиста-практика, то нелепо с точки зрения теории. Ведь задача теории состоит не в том, чтобы вычислять нормальную Цену в каждом отдельном случае, а в том, чтобы раскрыть конечные причины общественных явлений капиталистического способа Производства. Прежде всего, что такое издержки Производства? Определённая сумма Денег. Следовательно, они уже наперёд предполагают Деньги. Определение Стоимости посредством издержек Производства означает, таким образом, что Стоимость должна быть объяснена при помощи Денег, а не наоборот. Мы подходим к вопросу не с того конца. Издержки Производства представляют собой данную сумму Стоимостей — Стоимость рабочей силы (заработную плату), Стоимость средств Производства, Прибыль. Из этой суммы Стоимостей и объясняется Стоимость. Мы видим, что такое определение Стоимости вращается в порочном кругу. Возьмём какого-нибудь товаропроизводителя, скажем ткача-крестьянина, о котором мы предполагаем, что он производит всё сам. Он сам добывает себе жизненные припасы, а также сырьё, лён, который прядут его дочери. Он же сам мастерит ткацкий станок из собственного дерева. Каковы у этого человека издержки Производства? У него нет никаких денежных расходов, его Продукт стоит ему только Труда, ничего, кроме Труда. Сделаем следующий шаг к более высокой ступени Производства — к ткачу-ремесленнику. Ему уже приходится производить и денежные затраты; у него уже есть издержки Производства. Он должен купить ткацкий станок, пряжу, а также и жизненные припасы. Это его издержки Производства. Но по ним ли он будет высчитывать Стоимость произведённого им полотна? В таком случае его ремесло едва ли окажется пресловутым золотым дном. Оно не принесёт ему никаких излишков, которые можно было бы отложить про запас. При этом часть его издержек Производства, именно расходы на жизненные припасы и на ткацкий станок, останется неизменной, будет ли он работать 4 или 12 часов в день. Разве он на этом основании не станет расценивать Продукт 12 часов выше, чем Продукт 4 часов, — независимо от количества сырья? Мы видим, что и он будет причислять к издержкам на материал также и свой Труд, как фактор, образующий Стоимость. Лишь для Капиталиста дело примет иной вид. Ему Продукт вовсе не стоит Труда, а только Денег. Он оплачивает Деньгами не только средства Производства, но и Труд. Следовательно, для него все условия Производства сводятся к денежным затратам. Эти последние и кажутся ему образующими Стоимость. Но он сделал бы удивлённое лицо, если бы его стали уверять, что Стоимость его Продукта равна сумме, затраченной им на Производство. Он не для того ведёт Производство, чтобы только выручить свои денежные затраты для нового Производства. Он хочет получить и Прибыль. В этом и состоит причина, по которой он вообще пускает Деньги в Производство, а не расходует их на личное Потребление. Поэтому к издержкам Производства он причисляет ещё "обычную для данной страны" Прибыль. Определённая таким образом Цена есть минимальная Цена, которую он должен получить по крайней мере для того, чтобы не "работать", как он выражается, себе в убыток. По представлению Капиталиста, Прибыль принадлежит к издержкам Производства, определяющим Стоимость Продукта. Но эта "Стоимость" оказывается не чем иным, как тем, что в теории Маркса носит наименование Цены Производства. А Цена Производства сама может быть понята только с помощью закона Стоимости. Потребительная Стоимость, рыночная Цена, Цена Производства — таковы категории, выдвигаемые в качестве "Стоимости" теориями, отличными от теории трудовой Стоимости. Это либо такие категории, которые, как потребительная Стоимость, связаны с меновой Стоимостью лишь в том смысле, что представляют её предпосылку, но не определяющее её основание; либо такие, которые исходят из меновой Стоимости, — как, например, Цена Производства или рыночная Цена. Эти последние не объясняют менового отношения, а, наоборот, предполагают его объяснённым для того, чтобы они сами могли быть объяснены. Теории эти довольствуются тем, что принимают представления покупателей и продавцов, Капиталистов о своих коммерческих операциях за действительную основу этих операций. Эти теоретики воображают, что дают научное объяснение явления, если они собирают и повторяют мысли практиков о нём. Но для этого не нужно науки. Последняя должна вскрывать самые глубокие основы общественных явлений и отношений, которые зачастую вовсе не доходят до сознания участников или доходят лишь в неполном, а часто и в совершенно искажённом виде. Из вышеназванных теорий Стоимости ближе всего подходит к истине та, которая ищет основу Стоимости в издержках Производства. Но она терпит крушение на вопросе о средней Прибыли. Ни одна теория Стоимости, кроме теории трудовой Стоимости, не может объяснить, чем определяется величина средней Прибыли, почему она составляет при определённых условиях, скажем, 10%, а не 100 или 1 000%. Другие теории удовлетворяются тем, что либо оправдывают, либо объясняют психологически присвоение Прибыли. Но ни глубокомысленнейшая философия права, ни тончайшая психология не могут объяснить, откуда Прибыль происходит, как она создаётся. Для понимания общественных отношений теория Прибыли имеет величайшее значение. Однако мы здесь всё-таки не можем ею больше заниматься, так как должны вернуться к теории Прибавочной стоимости. Теория Прибыли есть теория распределения добычи — Прибавочной стоимости — между различными слоями господствующих классов. Именно промышленный или сельскохозяйственный Капиталист заставляет производить прибавочную Стоимость, но он не в состоянии удержать её целиком. Ему приходится не только уступать часть Прибавочной стоимости другим Капиталистам, вложившим свои Капиталы в отрасли Производства с более высоким органическим составом Капитала, в том случае, если он вкладывает свой Капитал в отрасль Производства с низким органическим составом Капитала. Этого процесса уравнения он не замечает и нисколько им не интересуется. Но он замечает очень хорошо, что ему приходится уплатить часть своей Прибыли денежному Капиталисту, у которого он взял Деньги взаймы, в качестве процентов на Капитал; часть — отдать купцу в виде торговой Прибыли; наконец, если у него сельскохозяйственное предприятие, то ему приходится уступить часть Прибавочной стоимости в качестве земельной ренты землевладельцу, если он арендатор; если же он сам землевладелец, — уплатить процент за Капитал, который он затратил на покупку своего имения. Однако, как бы ни были важны все эти отношения, нас интересует здесь прежде всего отношение между Капиталистом и рабочим. Притом — не между отдельным Капиталистом и отдельным рабочим, а между классом Капиталистов и рабочим классом. А для исследования этого отношения теория Прибыли не нужна, — она скорее способна затемнить его, так как объясняет зависимость величины Прибыли от ряда обстоятельств, которые не имеют ничего общего с отношением между Капиталом и Трудом. Однако какой бы вид ни приобретала Прибыль отдельного Капиталиста, её величина в конечном счёте зависит от величины Прибавочной стоимости, т.е. от степени Эксплуатации наёмных рабочих. Это относится прежде всего к совокупности Капиталистов, так как вся сумма Прибыли равнозначаща всей сумме Прибавочной стоимости. Не на основании законов Прибыли, а на основании законов Прибавочной стоимости учимся мы пониманию классовых противоречий и классовой борьбы между Капиталом и Трудом, а также и пониманию своеобразия капиталистического способа Производства.[13] Итак, в дальнейшем мы снова будем говорить лишь о Стоимости и Прибавочной стоимости, исходя из того предположения, что Цена равна Стоимости, а Прибыль — Прибавочной стоимости. Мы должны будем здесь оставить в стороне среднюю норму Прибыли и Цены Производства, подобно тому как при вычислении закона падения оставляют в стороне сопротивление воздуха. Конечно, на практике должны быть приняты во внимание и те моменты, которые здесь оставлены без рассмотрения. Глава пятая. Рабочий день Необходимое и прибавочное рабочее время вместе составляют рабочий день. Необходимое рабочее время при данных условиях — определённой высоте Производительности Труда, потребностей рабочего класса и пр. — составляет определённую величину. В нашем примере мы принимаем эту величину равной 6 часам. Разумеется, рабочий день ни при каком способе Производства не может быть короче необходимого времени. А при капиталистическом способе Производства он должен быть длиннее этого последнего. Чем длиннее прибавочное рабочее время, тем больше — при прочих равных условиях — норма Прибавочной стоимости. Поэтому стремления Капиталиста клонятся к тому, чтобы как можно больше растянуть рабочий день. Охотнее всего он заставил бы рабочего трудиться непрерывно в течение 24 часов в сутки.[14] К величайшему его огорчению, этого нельзя практиковать в течение сколько-нибудь длительного времени. Рабочий истомится вконец, если ему не будет предоставлен некоторый перерыв для отдыха, сна, обеда. Но Капиталист заботится по крайней мере о том, чтобы максимально сократить эти перерывы и в течение всего остального времени иметь рабочего в своём полном распоряжении. Рабочую силу невозможно, однако, отделить от рабочего. Поэтому всё то время, в течение которого Капиталисту принадлежит потребительная Стоимость рабочей силы, ему принадлежит также и личность рабочего. Каждая минута рабочего времени, которую рабочий тратит на себя, кажется Капиталисту кражей его собственного Капитала.[15] Но именно потому, что рабочая сила и рабочий нераздельно связаны друг с другом, интересы последнего требуют возможно большего сокращения рабочего времени. В продолжение процесса Производства он является лишь частью Капитала. При капиталистическом способе Производства он тогда лишь становится человеком, когда перестаёт работать. Однако помимо такого морального мотива существует также и материальный мотив в пользу сокращения рабочего дня. Капитал стремится к тому, чтобы получить больше, чем ему следует по правилам товарного Обмена. Когда Капиталист покупает дневное рабочее время по его Стоимости, то ему принадлежит его потребительная Стоимость только на один день. Иными словами, он в праве пользоваться рабочей силой в течение дня лишь настолько, чтобы это не повредило её восстановлению. Если кто-нибудь покупает урожай с яблони и при этом, желая выжать побольше Прибыли, не только срывает с дерева яблоки, но и срубает сучья, чтобы использовать их на дрова, то он нарушает заключённый им договор: на следующий год дерево уже не сможет принести столько плодов, как прежде. Точно так же обстоит дело и в том случае, когда Капиталист заставляет рабочего работать чрезмерно долго: это возможно лишь за счёт работоспособности рабочего и продолжительности его жизни. Если в результате чрезмерной работы период трудоспособности рабочего сокращается с 40 до 20 лет, то это означает не что иное, как то, что Капитал в продолжение одного дня потреблял в среднем потребительную Стоимость двух рабочих дней. Он оплачивал рабочему его рабочую силу за один день и брал рабочую силу двух дней. Капиталист проповедует рабочему бережливость и аккуратность и в то же время принуждает его расточать своё единственное достояние — свою рабочую силу[16] Здесь речь идёт о Капиталисте не как о частном лице, а как о представителе капиталистического способа Производства, выполняющем заповеди последнего, — безразлично, побуждает ли его к этому личная жадность или конкуренция. Перед нами встаёт тут противоположность между интересами рабочего класса и класса Капиталистов. Первый пытается по мере возможности сократить рабочий день, последний — удлинить его. Результатом этой противоположности интересов обоих классов является борьба, продолжающаяся и поныне, но начавшаяся столетия тому назад и имеющая величайшее историческое значение. В этой борьбе трудящиеся пролетарии познали солидарность своих интересов.   Она была основной побудительной причиной к конституированию рабочих в класс, к Развитию рабочего движения как политического движения. И эта политическая борьба имела своим следствием политический же результат — государственное регулирование продолжительности рабочего дня, законодательное ограничение рабочего дня. В Англии, родине современной промышленности, условия и причины этой борьбы развились всего раньше и всего резче, поэтому и сама борьба разгорелась там раньше, чем где бы то ни было. "Английские фабричные рабочие были передовыми борцами не только английского рабочего класса, но и современного рабочего класса вообще, точно так же, как их теоретики первые бросили вызов капиталистической теории" ("Капитал", т. I, стр. 308). Нигде нельзя так ясно проследить борьбу за продолжительность рабочего дня и её причины, как в Англии. В этой стране пресса, парламентские дебаты и анкетные комиссии, равно как и официальные отчёты, особенно фабричных инспекторов, доставили богатый материал, подобного которому нельзя найти в других странах. Когда Маркс заканчивал первый том "Капитала" (в 1866 г.), материал этот был единственным. Поэтому Маркс дал подробное описание борьбы за нормирование рабочего дня, разыгравшейся в Англии. Картина, нарисованная им, дополняется книгой Энгельса "Положение рабочего класса в Англии". Эта книга охватывает период времени до 1844 г., а книга Маркса — до 1866 г. Несмотря на это, выводы Энгельса и Маркса относительно борьбы за нормирование рабочего дня представляют и теперь ещё не только исторический интерес. Описываемое ими положение, подвохи, увёртки и интриги Капитала с целью возможно больше удлинить рабочий день или сделать призрачным его вынужденное сокращение, отношение политических партий и рабочего класса к этим махинациям — всё это настолько типично, что позднейшее Развитие отношений на континенте явилось точной копией Развития Англии. Отношения, описанные Энгельсом восемьдесят, а Марксом — шестьдесят лет назад, ещё и теперь живы в Германии. Скудный материал, доставленный в последние годы частными исследованиями и официальными отчётами о германской и австрийской промышленности, служит живой иллюстрацией к выводам "Капитала". Маркс говорит в своём предисловии, что он уделил "столь значительное место истории, содержанию и результатам английского фабричного законодательства" ("Капитал", т. I, стр. 10) в первом томе своего Труда потому, что одна нация может и должна учиться у другой и что господствующим классам их собственные ближайшие интересы настоятельно повелевают устранить всякие юридические ограничения, задерживающие Развитие рабочего класса. Нарисованная Марксом картина положения английских рабочих не осталась совсем без результата. Факты, собранные им, были до того потрясающи и до того неоспоримы, что они не преминули произвести впечатление не только на рабочий класс, но и на мыслящих представителей господствующих классов. Успехами фабричного законодательства в Швейцарии, Австрии и Германии мы обязаны в значительной степени влиянию "Капитала". Однако число мыслящих представителей буржуазии, не погрязших в классовых предрассудках, очень невелико, а политическое значение рабочего класса ещё весьма незначительно, и преобладающее впечатление, которое мы выносим от чтения исследований Маркса относительно фабричного законодательства, есть не чувство удовлетворения достигнутым, а чувство стыда за колоссальное невежество, которое и поныне господствует в отношении фабричного законодательства. Только этим объясняется тот факт, что в европейских парламентах до сих пор во всеуслышание высказываются взгляды, которые уже давно опровергнуты жизнью и позабыты в Англии — этой "стране манчестерства", на которое у нас так любят фарисейски поглядывать свысока. Подробное изложение главы "Капитала", трактующей о рабочем дне, здесь невозможно. Мы рекомендуем каждому, кому это доступно, проштудировать главы "Капитала", где детально изображено положение тех отраслей английской промышленности, в которых рабочий день не ограничен законом, где даны картины ночной работы, Системы смен и, наконец, борьбы за нормальный рабочий день.[17] Нет лучше оружия для борьбы за фабричное законодательство, чем восьмая и тринадцатая главы "Капитала". Вообще в области государственного регулирования рабочего дня в Англии можно проследить два противоположных течения. Начиная с XIV и до конца XVII века издаются законы с целью удлинения рабочего дня. С начала же XIX века законодательство направлено к его сокращению. В начале Развития капиталистического способа Производства Капитал был слишком слаб, чтобы одной лишь силой экономических отношений выжимать из рабочего достаточное количество Прибавочной стоимости. Ещё в XVIII веке в Англии раздавались жалобы на то, что промышленные рабочие работают лишь четыре дня в неделю и в течение этого времени зарабатывают достаточно для существования в течение всей недели. Для понижения заработной платы и удлинения рабочего дня было тогда предложено заключать бродяг и нищих в работный дом, который стал бы "домом ужаса". В этом "доме ужаса" рабочее время должно было составлять 12 часов в сутки. Сто лет спустя, в 1863 г., в "век гуманности", анкетная комиссия констатировала, что в гончарных заведениях Стеффордшира семилетние дети работают изо дня в день по пятнадцати часов. Капитал теперь уже не нуждается в принудительных законах и каторжных тюрьмах, чтобы принудить рабочего к прибавочному Труду. Он превратился в экономическую силу, которой пролетарий вынужден подчиняться. С последней трети XVIII века в Англии начинается настоящее состязание в погоне за прибавочным Трудом. Один Капиталист старается перещеголять другого в деле безмерного растяжения рабочего дня. Рабочий класс с ужасающей быстротой приходил в упадок физически и морально и из года в год заметно приближался к вырождению; даже постоянное освежение крови благодаря притоку сельских рабочих в фабричные округа не могло остановить разрушительного процесса. "Хлопчатобумажная промышленность существует уже 90 лет… — воскликнул оратор Феррэнд в английской палате общин в 1863 году. — В период времени, соответствующий трём поколениям английской расы, она пожрала девять поколений хлопчатобумажных рабочих". (Цит. по "Капиталу", т. I, стр. 272). Фабриканты не обманулись в своих расчётах. Несмотря на быстрое разрушение человеческих жизней, нисколько не наблюдалось недостатка в свободной рабочей силе. Из сельских округов, из Шотландии, Ирландии н Германии в английские фабричные округа и в Лондон массами устремлялись кандидаты на Смерть, гонимые с родины падением домашней промышленности, превращением пашен в пастбища и пр. Однако если перспективы вырождения населения Англии не могли удержать класс Капиталистов от дальнейшего удлинения рабочего дня, то оно должно было пробудить внимание как английских государственных деятелей, не принадлежащих к классу фабрикантов, так и наиболее дальновидных членов этого класса. Что станет с Англией и всей её промышленностью, если её население так неудержимо истощается Капитализмом? Подобно тому как во всех капиталистических странах оказалось необходимым по возможности ограничить истребление лесов Капиталом, точно так же явилась настоятельная необходимость положить границы хищнической Эксплуатации национальной рабочей силы Капиталом. Государственные люди, усмотревшие эту необходимость, подталкивались вперёд английским рабочим движением — первым современным движением этого рода. Уже Роберт Оуэн в начале XIX столетия выставил требование ограничения рабочего дня и практически ввёл на своей фабрике рабочий день в 10 часов, притом с наилучшими результатами. Рабочее движение, которое начиная с 20-х годов стало гигантски расти, а с 1835 г. организовалось в чартистскую партию и стало вырывать у господствующих классов Англии одну уступку за другой, поставило своей главной целью добиться всеобщего избирательного права и десятичасового рабочего дня. С каким упорством и ожесточением велась борьба, с какой настойчивостью Капиталисты и юристы изощрялись в остроумии, чтобы свести на нет каждую отвоёванную уступку, с каким мужеством и энергией фабричные инспектора, даже наперекор желаниям министров, выступали в защиту рабочего класса (и среди них первый — Леонард Горнер, память которого должен чтить каждый рабочий), как фритредеры обещали рабочим десятичасовой рабочий день, пока они им были нужны, и как они самым циничным образом нарушили своё обещание, добившись отмены хлебных законов, как, наконец, угрожающее движение рабочего класса вынудило к установлению десятичасового рабочего дня, по крайней мере для определённых категорий рабочих, — обо всём этом подробно и жизненно, с большим количеством документальных данных, рассказано в "Капитале". С начала 50-х годов английское рабочее движение вошло в более спокойные рамки. С одной стороны, оно не могло не испытать воздействия от поражения рабочего класса в Париже, а также от временного поражения революции на всём континенте. С другой стороны, цель чартистского движения в существенных чертах всё более и более достигалась, и в то же время английская промышленность получила сильнейшее Развитие за счёт промышленности других стран. В водоворот этого подъёма был вовлечён и английский рабочий класс, и в его среде стало распространяться воззрение, будто между интересами Капитала и Труда в Англии существует гармония в противоположность Капиталу и Труду иноземных стран. Несмотря на это, английское фабричное законодательство и в эти спокойные годы сделало ряд шагов вперёд. Законом 27 мая 1878 г. была, наконец, объединена и кодифицирована вся предыдущая законодательная работа 1802–1874 гг., охватывавшая шестнадцать отдельных фабричных законов. Крупнейший шаг вперёд, сделанный этим законом, заключается в уничтожении разделения промышленных заведений на фабрики и мастерские. С этих пор охрана Труда распространяется не только на фабрики, но и на мелкие мастерские и даже до известной степени на домашнюю промышленность. Но охрана закона не распространяется на взрослых рабочих-мужчин, а только на детей, подростков и Женщин. Закон 1878 г. был затем улучшен рядом дальнейших законов, из которых особенно важны законы 1891 и 1901 гг. Дети до 12-летнего возраста совершенно не допускаются к промышленному Труду. Для детей от 12 до 14 лет максимальный размер рабочего дня установлен наполовину меньший, чем для подростков (от 14 до 18 лет) и для Женщин.   Для последних количество рабочих часов в неделю ограничено 60, за исключением текстильной промышленности, где оно не должно превышать 56½ часов. Работа лиц, охраняемых законом, запрещена по воскресеньям, равно как в день рождества и в страстную пятницу. Сюда присоединяется восемь полупраздников и четыре полных праздника (падающих не на субботу), из которых половина приходится на период с 15 марта по 1 октября. Разумеется, этими законами в большинстве случаев, а именно там, где мужчины работают совместно с Женщинами и детьми, рабочий день взрослых мужчин также ограничен 10 часами. Однако до какой степени необходимо распространение охраны закона и на взрослых мужчин, показывает бедственное положение английских рабочих в тех отраслях, которые, не находясь под покровительством закона, не представляют в то же время привилегированных отраслей, где занята рабочая аристократия. Результаты законодательного ограничения рабочего дня были поразительно благоприятны. Собственно, оно и спасло от вырождения английский рабочий класс, а тем самым спасло и английскую промышленность от застоя. Введение 10-часового рабочего дня не только не задержало Развития промышленности, но, напротив, сопровождалось колоссальным, до тех пор неслыханным подъёмом английской индустрии. Законодательное ограничение рабочего дня стало в стране манчестерства одним из национальных институтов, который уже никому не приходит в голову расшатывать. Сами фабриканты, которые всеми средствами боролись сначала против введения, а потом против применения на практике законодательного ограничения рабочего дня, кичатся им и провозглашают его одной из основ превосходства английской промышленности над промышленностью европейского континента. Пример Англии и Развитие Капитализма со всеми его результатами в континентальных странах привели и там к необходимости регулирования рабочего дня. Это регулирование практически сделало более или менее крупные шаги вперёд в зависимости от силы рабочего движения и вдумчивости господствующих политических партий, т.е. в зависимости от того, насколько они преодолевают ограниченную точку зрения фабрикантов. Самым прогрессивным из континентальных законодательств по охране Труда бесспорно является швейцарское. Союзный закон 23 марта 1877 г., заменивший существовавшие до тех пор разнообразные фабричные законы, изданные отдельными кантонами, устанавливает 11-часовой рабочий день для всех рабочих, занятых на фабриках. Он идёт дальше, чем английский закон, который не охраняет взрослых мужчин. Зато в другом отношении он остаётся позади этого закона, так как устанавливает максимальный рабочий день в 11, а не в 10 часов и оставляет вне своей компетенция мелкие мастерские и домашнюю промышленность. Дети до 14 лет вообще не должны работать на фабриках, а для подростков от 14 до 16 лет время обучения в школе вместе с временем работы на фабрике не может превышать 11 часов в день. Франция получила первый фабричный закон в 1841 г. Этот закон устанавливал рабочее время для детей от 8 до 12 лет в 8 часов в день, а для детей от 12 до 16 лет — в 12 часов. Но даже и такой жалкий закон остался лишь на бумаге. Точно так же не применялся на практике и закон о 12-часовом нормальном рабочем дне для всех фабрик и мастерских, изданный в 1849 г. под давлением революции. Не было инспекторов, которые наблюдали бы за проведением закона в жизнь. Только законом 19 мая 1874 г. было положено начало более серьёзному законодательству по охране Труда. Он совершенно запрещал работу детям до 10 лет, а в некоторых отраслях промышленности — до 12 лет. Рабочий день детей от 10 до 12 лет был ограничен 6 часами, а подростков от 12 до 16 лет — 12 часами. Для проведения этого закона был введён институт государственных фабричных инспекторов, в помощь которым были образованы особые местные комиссии. В 1892 г. этот закон был улучшен. Работа детей до 12 лет была запрещена, и был установлен максимальный рабочий день для подростков от 12 до 16 лет в 10 часов, а для подростков от 16 до 18 лет — в 11 часов в день и не более 60 часов в неделю. Для взрослых Женщин-работниц — в 11 часов. Неоднократные попытки ввести вместо 11-часового 10-часовой день потерпели неудачу вследствие сопротивления сената. В конце концов Мильерану удалось провести компромисс. Законом 30 марта 1900 г. был установлен рабочий день в 10 часов для всех категорий на тех фабриках, на которых Женщины и дети работают совместно с мужчинами. Однако этот успех был куплен ценою сравнительного ухудшения положения детей. Рабочий день был установлен одинаковый для всех категорий, включая и детей от 12 лет, — единственный случай во всём международном законодательстве по охране Труда. В течение первых двух лет после вступления закона в силу рабочий день был установлен в 11 часов, для следующих двух лет — в 10½ часов, и лишь после того должен был осуществиться 10-часовой рабочий день. Следовательно, рабочее время той категории, которая всегда больше нуждается в охране, а именно детей, было временно удлинено. В Австрии с 11 июня 1885 г. существует законодательно установленный 11-часовой рабочий день для фабрик, впрочем, с той оговоркой, что министру Торговли разрешено для некоторых отраслей промышленности удлинять рабочий день на 1 час.[18] Дети до 12 лет не могут привлекаться к регулярному промышленному Труду, даже и в мелких мастерских. Максимальный рабочий день "молодых подсобных рабочих" (для учёных австрийского и некоторых других парламентов детский возраст оканчивается в 12 лет, а после того дети становятся "молодыми людьми") установлен в 8 часов. Германское законодательство не лучше других указанных фабричных законодательств. Новелла к закону о промышленности, установившая ныне действующие положения по охране Труда, издана в мае 1891 г. Она воспрещает применение на фабриках Труда детей до 13 лет, для детей от 13 до 14 лет она устанавливает максимальный размер рабочего дня в 6, а от 14 до 16 лет — в 10 часов. Для Женщин старше 16 лет установлен рабочий день в 11 часов. Новелла к уставу о промышленности от 28 декабря 1908 г. установила по крайней мере взамен 11-часового 10-часовой день для работниц. Взрослые рабочие-мужчины эксплуатируются, как и прежде, без ограничения времени. В остальных европейских Государствах законодательство по охране Труда развито слабо. Оно касается почти исключительно детского Труда. В Соединённых Штатах во многих отдельных штатах существуют законы в защиту Труда детей и подростков, а в большинстве случаев также и Женщин, на фабриках. Большинство из них устанавливает 10-часовой рабочий день для охраняемых законом лиц, и только в Калифорнии, Делаваре, Айдахо и Миссури — 9-часовой, а в Иллинойсе — даже 8-часовой (для подростков от 14 до 16 лет, но не для Женщин). Труд детей до 14 лет запрещён в большинстве северных штатов, южные устанавливают большей частью предельный возраст в 12 и даже в 10 лет или вообще не имеют никаких постановлений на этот счёт. Охрана Труда в южных штатах ещё более жалка. Рабочее время мужчины в Соединённых Штатах в общем законом ещё не установлено. Так же обстоит дело и в Австралии. В Виктории и Новой Зеландии введён 8-часовой день для Женщин и детей. Наконец, в последние десятилетия иногда проявляется стремление вывести регулирование рабочего дня за нынешние национальные границы и сделать его общим, международным делом всех капиталистических Государств. В этом духе высказались до сих пор не только рабочие Швейцарии, Франции, Германии и Австрии — союзный совет Швейцарии уже обратился с запросом к различным правительствам насчёт их взглядов по этому вопросу. От дальнейших шагов союзный совет воздержался главным образом вследствие отрицательного отношения германского правительства. Однако дальнейшее сокращение рабочего дня в настоящее время властно диктуется обстоятельствами, и путь международного соглашения является наиболее подходящим для всех участников.   Не приходится удивляться тому обстоятельству, что Капиталисты и их учёные и неучёные защитники столь же рьяно бросаются в бой против международного трудового законодательства, как в своё время английские фабриканты боролись против ограничения рабочего дня в Англии. Нечего удивляться и тому, что Капиталисты на континенте и в особенности в Германии выдвигают в этой борьбе отчасти те же несостоятельные доводы, которые разоблачены уже полвека назад. Однако это не должно препятствовать рабочим повсюду бороться за дальнейшее сокращение рабочего дня как в пределах отдельных Государств, так и в международных рамках.   Этого требует как их классовый интерес, так и общий интерес их нации. Каждый час, на который сокращается их ежедневное рабочее время, удлиняет то время, в течение которого они могут чувствовать и действовать в качестве людей, а не инструментов, и содействует их участию в культурном и политическом Развитии. Международное выступление рабочего класса в пользу 8-часового рабочего дня, начало которому было положено Парижским международным конгрессом 1889 г., уже приобрело значение всемирно-исторического движения. Майский праздник — демонстрация в пользу международной охраны Труда — стал действительно величественным смотром сил и праздником победы международного борющегося пролетариата. Глава шестая. Прибавочная стоимость мелкого хозяина и прибавочная стоимость Капиталиста Если дана Стоимость рабочей силы, а следовательно, и рабочее время, необходимое для поддержания рабочего, то вместе с нормой Прибавочной стоимости дана также и масса Прибавочной стоимости, приносимой каждым рабочим. Если Стоимость рабочей силы равна 3 маркам, а норма Прибавочной стоимости — 100%, то масса Прибавочной стоимости, производимой рабочим, равна 3 маркам. Как же велика общая масса Прибавочной стоимости, достающейся при данных обстоятельствах Капиталисту?   Положим, что он занимает 300 рабочих при описанных выше условиях. Переменный Капитал, ежедневно пускаемый в ход, равен 900 маркам, норма Прибавочной стоимости — 100%. В таком случае масса Прибавочной стоимости будет равняться также 900 маркам в день. "…Масса производимой Прибавочной стоимости равна величине авансированного переменного Капитала, помноженной на норму Прибавочной стоимости…" ("Капитал" т. I, стр. 313). Если один из этих факторов уменьшается, то масса Прибавочной стоимости может быть удержана на прежней высоте путём соответственного увеличения другого фактора. Наоборот, увеличение одного делает возможным соответственное уменьшение другого без изменения массы Прибавочной стоимости. Поясним это несколькими примерами. Капиталист, скажем, нанимает 300 рабочих. Необходимое рабочее время равно 6 часам, Стоимость рабочей силы — 3 маркам, рабочее время — 12 часам в сутки. Масса ежедневно производимой Прибавочной стоимости будет равна при этом 900 маркам. Положим, что уступчивость рабочих позволила Капиталисту удлинить рабочее время до 15 часов. Норма Прибавочной стоимости, при прочих равных условиях, будет теперь равняться 150%: 9 часов прибавочного Труда / 6 часов необходимого Труда Чтобы производить ту же массу Прибавочной стоимости, как и раньше, т.е. 900 марок, Капиталисту нужно теперь затратить уже не 900 марок переменного Капитала, как прежде, а всего 600; вместо 300 рабочих теперь достаточно 200. Но если, наоборот, рабочие несговорчивы, если путём особенно удачной стачки им удалось добиться сокращения рабочего времени с 12 до 9 часов, то норма Прибавочной стоимости составит лишь 50%: 3 часа прибавочного Труда / 6 часов необходимого Труда Чтобы производить прежнюю массу потребительной Стоимости, Капиталист должен теперь нанять 600 рабочих и авансировать 1 800 марок переменного Капитала. Нечего, конечно, и говорить, что первый случай для Капиталиста приятнее. Капиталист стремится к тому, чтобы как можно больше увеличить массу Прибавочной стоимости. Но ему выгоднее достичь этого путём увеличения нормы Прибавочной стоимости, чем путём расширения переменного Капитала, путём увеличения числа занятых рабочих. Однако норма Прибавочной стоимости не может быть установлена по произволу. При определённых условиях она представляет более или менее определённую величину. Но раз норма Прибавочной стоимости дана как определённая величина, то Производство известной массы Прибавочной стоимости требует определённого размера переменного Капитала, который её создаёт, равно как и определённого размера постоянного Капитала, который её всасывает. Это обстоятельство имеет большое историческое значение Ещё в докапиталистические времена существовали наёмные рабочие, которые производили прибавочную Стоимость. В особенности это явление имело место в цеховом ремесле. Но число рабочих, которых занимал средневековый мастер, было невелико. Соответственно этому и масса достававшейся ему Прибавочной стоимости была незначительна. Обыкновенно её не хватало, чтобы обеспечить ему достаточный доход, и он должен был лично принимать участие в работе; "мелкий мастер" — не наёмный рабочий, но и не Капиталист: это — нечто среднее между тем и другим. Чтобы стать настоящим Капиталистом, тот, кто применяет наёмный Труд, должен нанимать столько рабочих, чтобы масса производимой ими Прибавочной стоимости не только обеспечивала ему приличествующий его положению достаток, но и позволяла постоянно увеличивать его богатство. Это при капиталистическом способе Производства, как мы увидим ниже, является для него необходимостью. Не всякая сумма Денег позволяет своему владельцу стать Капиталистом. Если владелец Денег хочет стать промышленным Капиталистом, то его денежный запас должен быть достаточно велик для того, чтобы он мог закупить достаточное количество рабочей силы и средств Производства, которое выходит уже за рамки ремесленного предприятия. Владелец Денег, приступая к Производству, должен быть также свободен и от всяких препятствий, мешающих увеличивать число рабочих до необходимых размеров. Средневековый цеховой строй старался помешать превращению мастера в Капиталиста, сильно ограничивая число рабочих, которых имел право держать мастер. "Главой новейшей мастерской сделался купец, а не старый цеховой мастер" (К. Маркс, Нищета философии, К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 4, стр. 155). Цеховой мастер присваивает прибавочную Стоимость, но он не является ещё настоящим Капиталистом. Цеховой подмастерье производит прибавочную Стоимость, но он ещё не является настоящим пролетарием — наёмным рабочим. Цеховой мастер ещё работает сам, а Капиталист только распоряжается и наблюдает за работой других. Цеховой подмастерье ещё распоряжается средствами Производства, и средства Производства в свою очередь служат подмастерью и облегчают ему Труд. Он является помощником, сотрудником мастера. Он хочет и обыкновенно может сам когда-нибудь сделаться мастером. Наёмный рабочий при капиталистическом способе Производства является, напротив, единственным работником в процессе Производства. Он — источник Прибавочной стоимости, а Капиталист выкачивает её. Средства Производства служат теперь прежде всего для того, чтобы всасывать в себя рабочую силу работника; теперь они применяют рабочего, который практически никогда не может стать Капиталистом. Орудия Труда имеют уже назначением не облегчать Труд рабочего, а приковывать последнего к Труду. Посмотрим на капиталистическую фабрику, и мы увидим, быть может, тысячи веретён, тысячи центнеров хлопка. Их купили с той целью, чтобы они возросли в своей Стоимости, т.е. чтобы они впитали в себя прибавочную Стоимость. Но они возрастают в Стоимости лишь путём приложения Труда, а потому требуют Труда, Труда и Труда. Уже не прядильная машина поставлена здесь для того, чтобы облегчать рабочему его Труд, а рабочий поставлен для того, чтобы прядильная машина могла приносить доход. Веретёна движутся и требуют человеческой рабочей силы. Рабочий голоден, но веретено вертится, и потому он должен глотать обед, обслуживая в то же время свою госпожу. Его силы истощены, ему хочется спать, но веретёна вертятся живо и весело и требуют ещё Труда, а так как веретено вертится, то и рабочий не смеет спать. Мёртвое орудие поработило живого рабочего. Глава седьмая. Относительная Прибавочная Стоимость Если необходимое рабочее время (т.е. та часть рабочего дня, в течение которой производится лишь Стоимость, равная по своей величине затраченному на покупку рабочей силы Капиталу) является определённой величиной, то норма Прибавочной стоимости может быть повышена только путём удлинения рабочего дня. Если, например, необходимое рабочее время равно 6 часам в сутки и остаётся неизменным, — что и бывает в действительности при данных условиях Производства, — то норма Прибавочной стоимости может быть повышена только путём удлинения рабочего дня. Значение этого обстоятельства мы рассмотрели в пятой главе. Однако рабочий день не может быть удлинён до бесконечности. Стремление Капиталиста к его удлинению находит естественные границы в истощении рабочего, моральные границы — в потребности последнего, как человека, в свободной деятельности, наконец политические границы — в ограничениях рабочего дня Государством, вызываемых теми или иными мотивами. Предположим, что рабочий день достиг такого предела, дальше которого он не может быть удлинён, и что этот предел равен 12 часам. Необходимое рабочее время пусть равняется 6 часам; следовательно, норма Прибавочной стоимости будет равна 100%. Каким же образом можно увеличить эту норму? Очень просто. Стоит лишь понизить необходимое рабочее время с 6 до 4 часов, и время прибавочного Труда повысится с 6 до 8 часов. Длина рабочего дня осталась прежней, но соотношение двух его составных частей — необходимого и прибавочного рабочего времени — изменилось. Вместе с тем изменилась и норма Прибавочной стоимости. Благодаря сокращению необходимого рабочего времени с 6 до 4 часов при 12-часовом рабочем дне норма Прибавочной стоимости возросла от 100 до 200% — она удвоилась. Для наглядности изобразим величину рабочего дня и его частей в виде линий известной длины. Предположим, например, что линия AB представляет 12-часовой рабочий день, часть её AC — необходимое, а часть CB — прибавочное рабочее время: Каким образом могу я удлинить часть CB на два деления, представляющие рабочие, часы, не удлиняя AB? Очевидно, путём сокращения AC: В первом случае CB такой же длины, как и AC, во втором CB вдвое больше AC. Стало быть, можно увеличить прибавочную Стоимость не только путём абсолютного удлинения рабочего дня, но и путём сокращения необходимого рабочего времени. Прибавочную Стоимость, производимую путём удлинения рабочего дня, Маркс называет абсолютной Прибавочной стоимостью. Прибавочную Стоимость, получаемую от сокращения необходимого рабочего времени и соответствующего изменения в отношении величины обеих составных частей рабочего дня, он называет относительной Прибавочной стоимостью. Стремление Капиталиста к увеличению Прибавочной стоимости последним путём откровенно сказывается в его попытках понизить заработную плату. Но так как Стоимость рабочей силы при данных условиях является определённой величиной, то эта тенденция может выражаться лишь в понижении Цены рабочей силы ниже её Стоимости. Как ни важно это обстоятельство на практике, мы всё же не можем вдаваться в его ближайшее рассмотрение здесь, где речь идёт об изучении основ экономического Развития, а не внешних форм его проявления. Мы должны поэтому в дальнейшем исходить из предположения, что всё идёт нормальным Порядком, что Цена соответствует Стоимости, а следовательно, и оплата рабочей силы соответствует Стоимости последней. Итак, нам здесь ещё не приходится задаваться вопросом о том, каким образом заработная плата может быть понижена ниже Стоимости рабочей силы и какие последствия это влечёт за собой; мы должны лишь рассмотреть, как может быть понижена сама Стоимость рабочей силы. Рабочий имеет при данных условиях определённые потребности. Он нуждается для поддержания своей семьи и себя самого в известном количестве потребительных Стоимостей. Эти предметы Потребления — Товары. Их Стоимость определяется рабочим временем, общественно необходимым для их Производства. Всё это нам уже известно и не требует дальнейших пояснений. Если среднее рабочее время, необходимое для Производства упомянутых предметов Потребления, понижается, то понижается также и Стоимость этих Продуктов. Вместе с тем понизится Стоимость рабочей силы рабочего, равно как и часть рабочего дня, необходимая для восстановления этой Стоимости. При этом обычные потребности рабочего нисколько не ограничиваются. Другими словами, с повышением Производительности Труда понижается при известных условиях Стоимость рабочей силы. Но только — при известных условиях, а именно лишь тогда и лишь постольку, поскольку повышение Производительности Труда сокращает рабочее время, необходимое для изготовления средств к жизни, обычно потребляемых рабочим. Если рабочий привык не ходить босиком, а носить сапоги, то Стоимость рабочей силы сократится, когда для изготовления пары сапог окажется необходимым вместо 12 лишь 6 часов. Но если удвоится Производительность Труда шлифовальщика алмазов или кружевницы, то это не окажет влияния на Стоимость рабочей силы. Повышение Производительности Труда возможно лишь путём изменения способов Производства — путём улучшения орудий или методов работы. Стало быть, Производство относительной Прибавочной стоимости обусловливается переворотами в способах Труда. Подобные перевороты и постоянное усовершенствование способов Производства являются естественной необходимостью для капиталистической Системы Производства. Конечно, отдельный Капиталист не всегда сознаёт, что, чем дешевле он производит, тем ниже становится Стоимость рабочей силы и тем выше, при прочих равных условиях, прибавочная Стоимость. Однако конкуренция постоянно принуждает его вводить новые улучшения в процесс Производства. Стремление опередить конкурентов побуждает его вводить способы Производства, позволяющие при меньшей затрате общественно необходимого рабочего времени производить прежнее количество Товаров. Но конкуренция точно так же вынуждает и его конкурентов вводить улучшенные способы Производства. Добавочный барыш, получавшийся до тех пор, пока новый способ применялся в единичных случаях, исчезает, когда этот способ начинает применяться всюду. Однако в меру влияния этого способа на Производство необходимых средств к жизни остаётся устойчивым более или менее значительное падение Стоимости рабочей силы и соответствующий рост относительной Прибавочной стоимости. В этом кроется только одна из причин того, что Капитализм непрерывно революционизирует способы Производства и таким образом всё более и более повышает относительную прибавочную Стоимость. Если повышается Производительность Труда, то повышается и норма относительной Прибавочной стоимости, между тем как Стоимость произведённых Товаров соответственно понижается. Таким образом, мы видим здесь кажущееся противоречие, именно: Капиталисты непрестанно стараются производить всё дешевле и дешевле, всё более и более понижать Стоимость своих Товаров, чтобы иметь возможность присваивать себе всё большее и большее количество Стоимости.   Мы видим, однако, ещё одну кажущуюся несообразность: чем выше Производительность Труда, тем выше при господстве капиталистического способа Производства прибавочный Труд, излишнее рабочее время рабочего. Тенденция капиталистического способа Производства заключается в том, чтобы увеличивать Производительность Труда до исполинских размеров, сокращать необходимое рабочее время до минимума и в то же время насколько только возможно удлинять рабочий день. Как Капитализм удлинял рабочий день, мы видели уже в пятой главе. Посмотрим теперь, каким образом он сокращает необходимое рабочее время. Глава восьмая. Кооперация Мы видели в шестой главе этого отдела, что недостаточно нанимать наёмных рабочих, чтобы быть Капиталистом в полном смысле этого слова. Предприниматель, пользующийся Трудом наёмных рабочих, становится Капиталистом лишь в том случае, если производимая рабочими масса Прибавочной стоимости достаточно велика, чтобы обеспечить ему приличествующий положению доход и увеличивать его богатство без его личного участия в Труде. А это предполагает одновременный Труд известного числа рабочих, далеко превосходящего их количество, допускавшееся при цеховом ремесле. "Действие многих рабочих в одно и то же время, в одном и том же месте (или, если хотите, на одном и том же поле Труда) для Производства одного и того же вида Товаров, под командой одного и того же Капиталиста составляет исторически и логически исходный пункт капиталистического Производства" ("Капитал", т. I, стр. 333). Итак, различие между капиталистическим и ремесленным способами Производства прежде всего только количественное, а не качественное. Занимаю ли я в одном и том же помещении и в одно и то же время трёх ткачей при трёх ткацких станках или тридцать ткачей при таком же количество станков, — это прежде всего, по-видимому, будет иметь последствием лишь ту разницу, что в последнем случае будет произведено в десять раз больше Стоимости и Прибавочной стоимости, чем в первом. Однако наём большого количества рабочих влечёт за собой ещё и другие различия. Прежде всего вспомним о законе больших чисел, о том обстоятельстве, что индивидуальные особенности обнаруживаются тем сильнее, чем меньше индивидов мы принимаем во внимание, и тем скорее сглаживаются, чем в большей степени предметом наблюдения становятся массы. Если мы захотим узнать среднюю продолжительность человеческой жизни, то наверное придём к ошибочным выводам, вычисляя её по продолжительности жизни 5–6 лиц. Но с большой степенью вероятности можно допустить, что мы близко подойдём к истине, определив её по продолжительности жизни, скажем, миллиона людей. Точно так же и индивидуальные отличия отдельных рабочих проявятся гораздо сильнее, когда они будут заняты в количестве трёх человек, чем когда их будет тридцать. В последнем случае повышенная работоспособность хороших и пониженная — плохих сравняются, так что в результате получится средний Труд. По словам Берка, уже при одновременной работе пяти сельских рабочих исчезают все индивидуальные различия, так что любые пять наугад взятых рабочих сделают вообще столько же, сколько и пять других. Если рабочие мелкого мастера дают общественно-средний Труд, то это не более как случайность. Только для Капиталиста становится возможным, чтобы приводимый им в движение Труд постоянно являлся общественно-средним Трудом. Одновременный Труд многих рабочих в одном помещении представляет ещё и другие выгоды. За постройку помещения, в котором работает тридцать ткачей, не придётся заплатить в десять раз дороже, чем за помещение для трёх ткачей. Точно так же и склад, вмещающий 100 центнеров хлопка, не стоит в десять раз дороже, чем склад для 10 центнеров, и т.д. Следовательно, Стоимость той части постоянного Капитала, которая переходит в Продукт, сокращается сравнительно с числом занятых рабочих тем сильнее, чем больше рабочих, при прочих равных условиях, участвует в определённом процессе Труда. Вместе с тем возрастает прибавочная Стоимость сравнительно с общей суммой затраченного Капитала. В то же время уменьшается Стоимость Продукта. А при известных, указанных в предыдущей главе, условиях уменьшается также и Стоимость рабочей силы. В последнем случае прибавочная Стоимость возрастает также по сравнению с переменным Капиталом. Одновременное применение Труда многих рабочих в одном и том же месте для достижения определённого результата приводит к их планомерному сотрудничеству, т.е. к кооперации. Последняя создаёт новую общественную производительную силу, которая и количественно превосходит и качественно отличается от суммы отдельных составляющих её индивидуальных производительных сил. Эта новая производительная сила есть прежде всего сила массы. Она делает возможными некоторые процессы Труда, совершенно невыполнимые с менее значительными силами или выполнимые лишь в несовершенной степени. Тридцать человек без Труда подымут в несколько мгновений бревно, над которым три человека напрасно промучились бы весь день.   Кооперация делает также возможным выполнение таких работ, где требуется не сила массы, а сосредоточение трудовой деятельности в возможно более крупном масштабе в небольшой промежуток времени, как, например, при уборке хлеба. Но даже и там, где не требуется ни большая масса энергии, ни сосредоточение и концентрация её в определённом месте или в определённый момент, кооперация всё же выгодна: она повышает Производительность Труда. Каждому известно, как при постройке зданий доставляются наверх кирпичи: составляется цепь из рабочих, передающих кирпичи друг другу. Благодаря этому планомерному сотрудничеству кирпичи попадают наверх гораздо быстрее, чем если бы рабочие таскали их туда поодиночке. Наконец, нельзя забывать и того, что человек — животное общественное. Коллективная работа оживляет его психику. При такой работе начинают действовать честолюбие и чувство соревнования. Таким образом, коллективная работа идёт быстрее, и трудовая энергия бывает при ней выше, чем у изолированных рабочих. При капиталистической Системе наёмные рабочие лишь тогда могут вступить в сотрудничество, когда их рабочая сила куплена одним и тем же Капиталистом. Чем больше нужно купить рабочих сил, тем больше требуется переменного Капитала; чем больше занято наёмных рабочих, тем большее количество сырого материала, средств Труда и пр. им нужно, а следовательно, тем больше и необходимый постоянный Капитал. Поэтому осуществление кооперации в известном масштабе предполагает известную величину Капитала. Капитал известной величины становится теперь предварительным условием капиталистического способа Производства. Кооперация свойственна не одному лишь капиталистическому способу Производства. Мы встречали её в примитивных формах уже у индейцев. При этом мы выяснили, что планомерное сотрудничество последних при охоте требует планомерного руководства. Такое руководство необходимо при всяком общественном Труде, в какой бы форме он ни совершался. При капиталистическом способе Производства подобная руководящая роль неизбежно становится функцией Капитала. Здесь снова обнаруживается плодотворность марксова открытия двойственного характера Труда, производящего Товары. Как мы уже видели, в силу этого двойственного характера процесс Производства при капиталистической Системе есть в одно и то же время процесс Труда и процесс возрастания Стоимости. Поскольку процесс Производства представляет собой процесс Труда, Капиталист является руководителем Производства. Выполняемая им функция является более или менее необходимой при всяком общественном процессе Труда. Особенностью же капиталистического процесса Производства как процесса возрастания Стоимости является, как это было уже выяснено в главе о рабочем дне, лежащая в его основе противоположность интересов Труда и Капитала. Поэтому, чтобы процесс возрастания Стоимости беспрепятственно протекал в направлении, желательном для Капиталиста, требуется подчинение рабочего деспотическому господству Капиталиста. Но процесс возрастания Стоимости и процесс Труда составляют лишь две различные стороны одного и того же процесса — капиталистического процесса Производства. Поэтому руководство Производством и деспотическое господство Капитала над рабочим выступают как единое явление. Но так как первое является технически необходимым, то — вещает нам буржуазная экономия — господство Капитала над Трудом также является технической необходимостью, диктуемой силою вещей, и с уничтожением его было бы уничтожено само Производство, поскольку оно носит общественный характер. Словом, господство Капитала является естественной и необходимой предпосылкой цивилизации. Родбертус заявил, что в качестве руководителей Производства Капиталисты являются как бы служащими Общества и вправе получать от Общества содержание. На самом же деле Капиталист предпринимает Производство потребительных Стоимостей лишь потому, что иначе он не может стать обладателем Стоимостей. Поэтому и руководство Производством является для него лишь неизбежным злом, которому он покоряется потому только, что с ним неразрывно связано возрастание Стоимости его Капитала. Он уклоняется от этого зла во всех тех случаях, когда это возможно сделать, не нанося ущерба Прибавочной стоимости. Если его предприятие достаточно велико, он передаёт своё общественное "служение" наёмным служащим, управляющим и их подчинённым. Иногда он прибегает и к другим приёмам, чтобы освободиться от руководства Производством. Так, во время хлопкового кризиса в начато 60-х годов владельцы английских бумагопрядилен закрыли свои фабрики и стали выколачивать себе "содержание" спекуляцией на хлопковой бирже. Утверждение, будто Капиталист заслуживает вознаграждения за своё руководство Производством, напоминает рассказ об одном мальчике, увидевшем яблоню, сплошь усыпанную яблоками, к которой он не мог пробраться иначе, чем через высокий забор. Соблазн был чересчур велик, и мальчуган перелез через забор, что стоило ему немалых усилий. Но не успел он добраться до яблони, как пришёл владелец сада и обратился к нему с вопросом, по какому праву он рвёт яблоки. "Я честно заслужил их, — ответил мальчуган, — это награда за тяжёлую работу, которую я проделал, перелезая через забор". Точно так же как мальчик мог пробраться к яблокам не иначе, как через забор, так и Капиталист обыкновенно может добраться до Прибавочной стоимости лишь в качестве руководителя Производства. Здесь следует указать ещё на одно странное воззрение, встречающееся в экономических сочинениях. Мы предполагали до сих пор, что Капиталист покупает рабочую силу всякий раз по её полной Стоимости. Но планомерное сотрудничество всех купленных им рабочих сил развивает новую производительную силу. Рабочие силы производят в этом случае больше, чем если бы он заставил каждого рабочего трудиться отдельно. Капиталист не оплачивает этой новой производительной силы. Эта последняя не имеет никакого отношения к Стоимости рабочей силы и составляет особенность её потребительной Стоимости. Эта новая сила обнаруживается лишь в процессе Труда, следовательно, лишь после того, как Товар рабочая сила перешёл во владение Капиталиста, стал Капиталом. Поэтому Капиталистам и их защитникам кажется, будто повышение Производительности Труда следует приписать не Труду, а Капиталу. "Так как общественная производительная сила Труда ничего не стоит Капиталу, так как, с другой стороны, она не развивается рабочим, пока сам его Труд не принадлежит Капиталу, то она представляется производительной силой, принадлежащей Капиталу по самой его природе, имманентной Капиталу производительной силой" ("Капитал", т. I, стр. 345). Кооперация, как уже было упомянуто выше, свойственна не одному лишь капиталистическому способу Производства. Совместное общественное Производство свойственно уже первобытному коммунизму, который мы встречаем на заре человеческой истории. Первобытное земледелие велось повсюду на общинных, кооперативных началах. Лишь впоследствии земля была поделена между отдельными семьями. Примеры кооперации подобного рода приведены нами в первом отделе. Развитие товарного Производства уничтожило эту первобытную кооперацию. И хотя вместе с товарным Производством расширяется круг лиц, работающих друг для друга, но совместный Труд в сущности исчезает, сохраняясь лишь в форме принудительного Труда, Труда рабов или крепостных на их господ. Капитал, возникающий как противоположность изолированности и раздробленности сил в крестьянском хозяйстве и ремесленном Производстве, снова развивает кооперацию, общественный, совместный Труд. Кооперация есть основная форма капиталистического способа Производства, его особая историческая форма в рамках товарного Производства. Капитал стремится всё более и более развивать общественное Производство. Он создаёт все высшие формы кооперации: мануфактуру, крупную промышленность. Цель, которую он при этом преследует, заключается в увеличении Прибавочной стоимости. Но помимо своей воли он подготовляет этим почву для новой, высшей формы Производства. Ремесленная форма товарного Производства основана на раздробленности и изолированности различных предприятий. Капиталистическое же предприятие, напротив, зиждется на объединении различных видов Труда, на общественном, совместном Производстве. Ремесленная форма товарного Производства предполагает, как правило, существование множества мелких самостоятельных товаропроизводителей. Капиталистическое же предприятие, основанное на кооперации, предполагает безусловную власть Капиталиста над отдельными рабочими. В первом отделе мы на двух примерах познакомились с первобытной кооперацией и разделением Труда. Затем мы проследили возникновение товарного Производства. Теперь мы рассмотрели Развитие капиталистического способа Производства, которое одновременно является и товарным Производством и Производством, основанным на кооперации. Если капиталистическая форма товарного Производства отличается от ремесленной концентрацией предприятий и созданием совместного, общественного Труда, то, с другой стороны, капиталистическая кооперация отличается от первобытно-коммунистической кооперации безусловным авторитетом Капиталиста, который является и руководителем Производства и собственником средств Производства и которому в то же время принадлежат и Продукты кооперативного Труда, принадлежавшие в первобытной кооперации самим трудящимся. Глава девятая. Разделение труда и мануфактура 1. Двоякое происхождение мануфактуры. Её элементы: частичный рабочий и его орудие В первом отделе мы в основу своего изложения положили кроме "Капитала" ещё "К критике политической экономии" Маркса, а отчасти его "Наёмный Труд и Капитал". При составлении настоящей и следующей глав, трактующих о разделении Труда и мануфактуре, о машинах и крупной промышленности, мы пользовались кроме "Капитала" ещё "Нищетой философии" Маркса, а именно 2 второй главы, озаглавленным "Разделение Труда и машины". В "Нищете философии" подробнее, чем в "Капитале", разобрана литература, характеризующая невыгодные последствия, вытекающие для рабочих от разделения Труда в капиталистической мануфактуре. Таким образом, упомянутый § 2 является не только предшественником по времени двух излагаемых здесь глав "Капитала", но и их дополнением. Эти главы, по нашему мнению, следует отнести к числу самых блестящих страниц, написанных Марксом, а они до сих пор, к сожалению, не пользуются со стороны большинства читателей "Капитала" тем вниманием, какого они заслуживают. Прежде всего рассмотрим мануфактуру, т.е. "ту промышленность, которая не превратилась ещё в современную промышленность с её машинами, но не представляет собой уже ни средневекового ремесла, ни домашней промышленности" (К. Маркс, Нищета философии, К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 4, стр. 154). Как характерная форма капиталистического производственного процесса она в общем и целом господствует примерно с середины XVI до конца XVIII века.[19] Она имеет двоякое происхождение. С одной стороны, Капитал застал такие Продукты, которые должны были проходить через руки различных ремесленников, прежде чем они получили свою окончательную форму. Так, экипаж из рук каретника переходил в руки шорника, обойщика, маляра, стекольщика и т.д. На место самостоятельных ремесленников разных специальностей Капиталист поставил наёмных рабочих тех же видов Труда, работающих планомерно и совместно в общем помещении над изготовлением кареты. Но мануфактура развивалась также и противоположным путём. Капиталист собирал целый ряд рабочих, производивших один и тот же предмет, например булавочников. Каждый из них должен был выполнять в известной последовательности все операции, необходимые для изготовления Продукта. Но как только значительное количество рабочих начало работать таким образом, это, естественно, привело к разделению различных операции между различными рабочими. Итак, мануфактура, с одной стороны, возникала путём соединения разнородных и самостоятельных ремёсел, а с другой стороны, — путём разделения разнородных операций одного и того же ремесла между различными рабочими. Однако, была ли выполняемая мануфактурным рабочим операция раньше самостоятельной операцией отдельного ремесленника или она произошла из разложения операций одного и того же ремесла, — ремесло всегда составляло не только историческую, но и техническую основу мануфактуры. Необходимым условием этого вида Производства остаётся выполнение каждой отдельной операции человеческими руками. Успешность Труда в мануфактуре, как и в ремесле существенным образом зависит от ловкости, уверенности и проворства отдельных рабочих. Однако между ремесленником и мануфактурным рабочим существует громадное различие. На место разнообразия операций первого мануфактура вводит простоту и однообразие операций, выполняемых рабочим изо дня в день, из года в год. Рабочий здесь уже не является целесообразно действующим самостоятельным производителем, он превращается в несамостоятельную часть большого рабочего механизма, он является как бы членом совокупного рабочего организма. Конечно, благодаря этому искусность рабочего в его ограниченной сфере деятельности в огромной степени повышается. Он открывает много новых приёмов работы, передаёт их товарищам и в свою очередь многому у них научается. Перемена места и орудия, неизбежная при разнообразии операций, влечёт за собой излишнюю трату времени и энергии. Эта трата избегается частичным рабочим мануфактуры, который непрерывно работает на одном и том же месте, одним и тем же орудием, в одном и том же направлении. С другой стороны, перемена работы даёт отдых и возбуждает энергию. Частичный рабочий лишён этого. Разделение Труда в мануфактуре не только развивает искусность рабочего, но и способствует совершенствованию его орудия. Орудие, которое должно служить для множества разнородных операций, не может быть вполне приспособлено к каждой из них. Орудие же, которое применяется исключительно при одной операции, может быть соответствующим образом приспособлено к ней. Это значительно повышает его Производительность. Все эти обстоятельства приводят к значительному повышению Производительности Труда в мануфактуре по сравнению с ремеслом. 2. Две основные формы мануфактуры Выше мы рассмотрели двоякое происхождение мануфактуры и её составные элементы — частичного рабочего и его орудие. Рассмотрим теперь мануфактуру в целом. Мануфактуре свойственны две основные формы, существенно отличные одна от другой, вытекающие из природы изделия, Продукта. В первом случае Продукт составляется из нескольких частей, из которых каждая является особым самостоятельным Продуктом. Во втором случае он изготовляется путём нескольких, одна с другой тесно связанных манипуляций и операций, которые последовательно производятся над одним и тем же предметом Труда. Каждую из этих двух основных форм мануфактуры мы можем пояснить классическим примером. Сэр Вильям Петти наглядно поясняет мануфактурное разделение Труда на примере Производства часов, которое следует причислить к первой из основных форм мануфактуры. В ремесленном Производстве часы были первоначально Продуктом Труда одного рабочего, который изготовлял их сам с начала до конца. Но как только изготовление часов подпало под власть капиталистического Производства, выделка каждой отдельной составной части часов, равно как их сборка были поручены особым частичным рабочим. Таким образом, появились особые мастера, изготовляющие пружины, циферблаты, зубчатые колёса, наконец мастера, собирающие часы из отдельных частей и выверяющие их. Пример второй основной формы мануфактуры дал нам Адам Смит в своём знаменитом описании изготовления булавок, как оно происходило в его время. "Один рабочий тянет проволоку, — говорит он, — другой выпрямляет её, третий обрезает, четвёртый заостряет конец, пятый обтачивает один конец для насаживания головки; изготовление самой головки требует двух или трёх самостоятельных операций; насадка её составляет особую операцию, полировка булавки — другую; самостоятельной операцией является даже завёртывание готовых булавок в пакетики. Таким образом сложный Труд Производства булавок разделён приблизительно на восемнадцать самостоятельных операций, которые в некоторых мануфактурах все выполняются различными рабочими, тогда как в других один и тот же рабочий нередко выполняет две или три операции" (Адам Смит, Исследование о природе и причинах богатства народов, 1935, т. I, стр. 10). Кусок проволоки проходит последовательно через руки различных частичных рабочих; но все эти рабочие заняты одновременно. В булавочной мануфактуре одновременно тянут проволоку, растягивают, разрезают, заостряют её и т.д., — короче говоря, различные операции, которые ремесленному рабочему приходилось выполнять одну за другой, в мануфактуре выполняются одновременно и одна рядом с другой. Благодаря этому становится возможным в одинаковый промежуток времени производить Товаров больше прежнего. Сравнительно с ремеслом мануфактура выигрывает и в отношении Производительности Труда, чем она обязана своему кооперативному характеру. Однако мануфактура ещё стеснена некоторыми ограничительными условиями; всё равно, принадлежит ли она к первому типу, который мы иллюстрировали примером часового Производства, или ко второму, примером которого служит булавочное Производство, — в обоих случаях изделие или составные части его должны совершать переход из одних рук в другие, что требует времени и Труда. Это ограничение устраняется лишь крупной промышленностью. При таком переходе изделия из одних рук в другие один рабочий доставляет другому сырой материал для его Труда, т.е. каждый рабочий даёт работу другому. Так, например, рабочий, насаживающий головки на булавки, не может выполнить своей операции, если ему не будут доставлены в достаточном количестве куски проволоки, надлежащим образом приготовленные. Чтобы общая работа шла непрерывно и безостановочно, должно быть поэтому точно определено время, необходимое для изготовления каждой из отдельных частей Продукта, а со временем необходимо сообразовать и число рабочих, занятых изготовлением каждой из этих частей. Если, например, рабочий, разрезающий проволоку на куски, может нарезать в час в среднем 1 000 булавок, между тем как рабочий, насаживающий головки, справится за это время только с 200 булавками, то, для того чтобы десять рабочих, исполняющих последнюю функцию, были заняты бесперебойно, необходимо иметь в мануфактуре двух резчиков проволоки. С другой стороны, Капиталист, нанявший одного резчика проволоки, должен пригласить пять рабочих, насаживающих головки, если он хочет полностью использовать рабочую силу первого. Если Капиталист пожелает расширить своё предприятие, то число новых рабочих, которых он может занять, опять-таки не будет произвольным, если только он хочет сполна использовать их рабочую силу. Если он, в нашем примере, оставит одного нового резчика проволоки, то это лишь в том случае принесёт ему соответствующую выгоду, когда он пригласит при этом ещё пятерых, а не троих или четверых рабочих, насаживающих булавки. Изготовление Товара в течение общественно необходимого для этого рабочего времени является, как мы знаем, требованием товарного Производства вообще; к исполнению этого требования товаропроизводитель вынуждается конкуренцией. С Развитием же капиталистической мануфактуры изготовление определённого количества Продуктов в течение общественно необходимого рабочего времени становится также и технической необходимостью. Если ремесленник работает быстрее или медленное, чем это является общественно необходимым, то это обстоятельство оказывает влияние на его трудовой заработок, но не делает ещё для него невозможным самый Труд. В капиталистической же мануфактуре весь процесс Труда нарушается, как только в изготовлении какой-нибудь детальной части Продукта произошло отклонение от нормы. Однако, как мы видели выше, одновременное применение Труда значительного числа рабочих в одном и том же деле превращает их Труд в средний. Это явление, представляющее выгодную сторону простой кооперации, становится необходимым условием Производства в мануфактуре. Итак, только при капиталистическом способе Производства отдельный товаропроизводитель (Капиталист) в виде общего правила производит свои Товары при затрате общественно необходимого среднего Труда, — и он принуждён производить именно таким образом. Только при капиталистическом способе Производства закон Стоимости достигает своего полного Развития. Уже при мануфактуре начинается кое-где применение машин. Но в этот период они всегда играют лишь второстепенную роль. Важнейшей машиной мануфактуры остаётся совокупный рабочий, при котором отдельные частичные рабочие являются лишь колёсиками, тесно соединёнными между собою. При мануфактурной Системе рабочий является в сущности лишь частью машины и, подобно последней, должен действовать регулярно и непрерывно. Как в машине есть и более и менее сложные части, так и различные частичные работы требуют и более и менее обученных рабочих. Их рабочая сила обладает соответственно этому большей или меньшей Стоимостью. Когда изготовление булавок производилось ещё ремесленным способом, обучение каждого булавочного мастера было одинаково. Соответственно этому Стоимость рабочей силы каждого из них была, вообще говоря, одинакова и притом сравнительно высока. Когда же Производством булавок овладела мануфактурная Система, это Производство распалось на ряд частичных работ. Одни из них требовали основательного навыка, а другие могли быть усвоены без всякого Труда. Рабочая сила тех рабочих, которые потратили много времени на приобретение необходимого и основательного навыка, естественно, имела гораздо бо́льшую Стоимость, чем рабочая сила тех, которые выполняли более простые операции. Так возникла "иерархия рабочих сил, которой соответствует шкала заработной платы".[20] Таким образом, заработная плата колебалась от 4½ пенсов (18 копеек) до 6 шиллингов (3 рубля). На низшей ступени этой шкалы стоят те рабочие, которые выполняют операции, доступные каждому без особой подготовки и навыка. Такого рода простые операции бывают в каждом производственном процессе. В ремесле они чередуются с более сложными работами. В мануфактуре же они остаются постоянным и неизменным занятием особого разряда рабочих, которые теперь различаются как необученные рабочие от обученных. Почти каждому из мануфактурных рабочих приходится тратить на свою подготовку меньше времени, чем ремесленнику соответствующей отрасли Труда. Ремесленнику приходится овладеть всеми приёмами, необходимыми для окончательного изготовления Продукта, тогда как мануфактурный рабочий может ограничиться усвоением лишь одного или нескольких приёмов. А у необученного рабочего расходы на обучение вовсе отпадают. Таким образом, при мануфактурном способе Производства понижается Стоимость рабочей силы. Вместе с тем понижается и необходимое для содержания рабочего рабочее время. При той же самой длине рабочего дня растёт продолжительность прибавочного Труда, растёт и относительная прибавочная Стоимость. А рабочий оказывается физически и духовно изуродованным. Работа теряет для него всякое содержание, всякий интерес. Он сам становится придатком Капитала. Глава десятая. Машины и крупная промышленность 1. Развитие машины Разделение Труда в мануфактуре привело к видоизменению ремесленного Труда. Но оно не устранило его совершенно. Искусность ремесленника в общем и целом остаётся основой мануфактуры. Это даёт частичному рабочему, хотя бы и односторонне обученному, известную независимость по отношению к предпринимателю. Его нельзя сразу заменить, а между тем его работа необходима для хода всего предприятия. Мы видели это на примере Производства булавок. Сами рабочие прекрасно сознают эту выгоду.   Они всеми силами стараются удержать за мануфактурой этот ремесленный характер путём возможно полного сохранения ремесленных обычаев, например в области ученичества и пр. Такую тенденцию можно ещё и теперь наблюдать в целом ряде Производств, которые до сих пор сохранили свой мануфактурный характер. Здесь кроется также тайна многих успехов профессионального движения. Но что составляет радость для одного, доставляет горе другому. "Поэтому, — говорит Маркс, — в течение всего мануфактурного периода не прекращаются жалобы на недисциплинированность рабочих. И если бы даже у нас не было показаний со стороны авторов того времени, то одни уже факты, что начиная с XVI столетия и вплоть до эпохи крупной промышленности Капиталу не удавалось подчинить себе всё то рабочее время, каким располагает мануфактурный рабочий, что мануфактуры не долговечны и вместе с эмиграцией или иммиграцией рабочих покидают одну страну, чтобы возникнуть в другой, — уже одни эти факты говорят нам больше, чем целые библиотеки" ("Капитал", т. I, стр. 380).   Понятен после этого крик скорби, вырвавшийся у анонимного автора вышедшего в 1770 г. памфлета: "Рабочие никогда не должны считать себя независимыми от поставленных над ними начальников… Порядок должен устанавливаться во что бы то ни стало". И Порядок был установлен. Мануфактура сама создала необходимые для этого предпосылки. Она породила иерархически расчленённую мастерскую для Производства усложнённых орудий Труда, а "этот Продукт мануфактурного разделения Труда, в свою очередь, производил машины" ("Капитал", т. I, стр. 381). Машина же нанесла господству ремесленного способа Труда смертельный удар. Чем же отличается машина от инструмента ремесленника, что превращает орудие Труда из инструмента в машину?   То, что механический аппарат, которому только должно быть сообщено соответствующее движение, "совершает своими орудиями те самые операции, которые раньше рабочий совершал подобными же орудиями" ("Капитал", т. I, стр. 385). Служит ли при этом источником двигательной силы человек или опять-таки машина, — ничуть не меняет сущности дела. Это нужно твёрдо усвоить себе, чтобы не впадать в ошибочное представление, будто машина отличается от инструмента тем, что она приводится в движение не человеком, а какой-нибудь силой природы, как, например, животным, водой, ветром и т.д. Применение таких двигательных сил несравненно древнее машинного Производства; вспомним хотя бы о плуге, запряжённом быком или лошадью. Животные, ветер, вода и т.п., как известно, уже в глубокий древности применялись человеком в качестве двигательной силы при устройстве мельниц, насосов и пр., отнюдь не вызывая революции в способах Производства. Даже паровая машина в том виде, в каком она была изобретена в конце XVII века, ещё не вызвала сама по себе промышленного переворота. Переворот произошёл лишь тогда, когда была изобретена первая сколько-нибудь важная "рабочая машина" — прядильная машина. Нет ничего пошлее сказки, приписывающей открытие паровой машины случайному наблюдению над кипящим горшком. Сила пара была известна грекам, вероятно, уже 2 000 лет тому назад, но они не умели ни к чему применить её, а впоследствии ею воспользовались для разного рода механических забав. Изобретение же паровой машины является Продуктом сознательной и напряжённой деятельности ума, опиравшейся на предыдущий опыт. Оно оказалось возможным лишь после того, как мануфактура создала необходимые для этого технические предпосылки, в особенности же — достаточное количество искусных механических рабочих. Оно стало, далее, возможным лишь после того, как потребность пробудила интерес к новым двигательным силам.[21] А это имело место тогда, когда была изобретена рабочая машина. Эта последняя требовала для своей Эксплуатации двигательной силы, которая отличалась бы большей мощностью и регулярнее функционировала бы, чем ранее существовавшие. Человек — очень несовершенное орудие для непрерывного и вполне однообразного движения, и к тому же он слишком слаб. Лошадь, более сильная, чем человек, не только слишком дорога и лишь в ограниченных пределах может быть применяема на фабрике, но и обладает, кроме того, скверным качеством — иметь свой норов. Ветер слишком непостоянен и не поддаётся управлению. Точно так же и сила воды, которой широко пользовались уже в мануфактурный период, не удовлетворяла новым требованиям. Она не могла быть увеличиваема по произволу, в известное время года совершенно отказывалась служить, а главное, была привязана к месту. Лишь после того как Джемс Уатт после долгих усилий изобрёл свою вторую паровую машину, так называемую машину двойного действия, найдя в "обширнейшем" промышленном предприятии своего компаньона Матиаса Болтона "как технические, так и денежные средства", требовавшиеся для выполнения его плана, — лишь тогда впервые был найден двигатель, "который, потребляя уголь и воду, сам производит двигательную силу и мощность которого находится всецело под контролем человека, — двигатель, который подвижен и сам является средством передвижения, который, будучи городским, а не сельским, как водяное колесо, позволяет концентрировать Производство в городах, вместо того чтобы, как этого требовало водяное колесо, рассеивать его в деревне, двигатель, универсальный по своему техническому применению и сравнительно мало зависящий зависящий от тех или иных условий места его работы" ("Капитал", т. I, стр. 388–389). Понятно, что усовершенствованная двигательная сила, с своей стороны, воздействует на рабочую машину, толкая её к дальнейшему Развитию. "Всякое развитое машинное устройство состоит из трёх существенно различных частей: машины-двигателя, передаточного механизма, наконец машины-орудия, или рабочей машины" ("Капитал", т. I, стр. 384). Машину-двигатель, как движущую силу всей машины, мы уже рассмотрели. Передаточный механизм, состоящий из маховых колёс, валов, зубчатых колёс, эксцентриков, стержней, приводных ремней и всякого рода промежуточных приспособлений и принадлежностей, регулирует движение, изменяет, где нужно, его форму, превращая его, например, из прямолинейного в круговое, распределяет и переносит его на различные части рабочей машины. "Обе эти части механизма существуют только затем, чтобы сообщить движение машине-орудию, благодаря чему она захватывает предмет Труда и целесообразно изменяет его" ("Капитал", т. I, стр. 384). Именно рабочая машина, как мы видели, произвела промышленный переворот в XVIII веке. Да и теперь ещё она служит исходным пунктом в процессе превращения уцелевшего до сих пор ремесленного или мануфактурного Производства в машинное. Прежде всего она является либо более или менее изменённой механической формой старого ремесленного инструмента, что мы встречаем, например, в механическом ткацком станке, либо прилаженные к "пальцам" рабочей машины органы оказываются нашими старыми знакомыми, как, например, веретёна у прядильной машины, спицы у чулочновязальной машины, ножи у резальной машины и т.п. Но количество инструментов, которыми одновременно работает одна и та же рабочая машина, "с самого начала освобождается от тех органических ограничений, которым подвержено ручное орудие рабочего" ("Капитал", т. I, стр. 385). Теперь одна машина-двигатель может посредством целесообразного приспособления передаточного механизма ("разветвление на особые русла") приводить в движение одновременно ряд рабочих машин. Таким образом, отдельная рабочая машина низводится до роли простого элемента машинного Производства. В одних случаях весь Продукт производится одной и той же рабочей машиной (например, механическим ткацким станком), — там, на предприятии, основанном на машинном Производстве, т.е. на фабрике, каждый раз перед нами снова выступает простая кооперация, при которой несколько однородных рабочих машин (рабочего мы пока можем оставить в стороне) действуют одновременно и совместно в одном и том же помещении. В этом случае, однако, существует механическое единство. Одна и та же машина-двигатель, один общий толчок одинаковым образом приводит их в движение. Они — лишь органы одного и того же двигательного механизма. В других случаях предмет Труда должен проходить целый ряд связанных между собой последовательных процессов, выполняемых целой цепью разнородных, но дополняющих друг друга рабочих машин. Здесь, стало быть, снова появляется свойственная мануфактуре кооперация, основанная на разделении Труда, но уже в виде комбинации частичных рабочих машин. Именно в этих случаях место отдельной самостоятельной машины впервые занимает настоящая Система машин. Каждая частичная машина доставляет другой, следующей за ней, сырой материал. Как это наблюдается в мануфактуре при кооперации частичных рабочих, так и в расчленённой Системе машин постоянная зависимость между отдельными частичными машинами создаёт известное определённое соотношение между их числом, их размерами и скоростью их движения. Эта комбинированная рабочая машина тем совершеннее, чем непрерывнее идёт выполняемый ею общий процесс, т.е. чем с меньшими перерывами сырой материал доходит от первой фазы до последней, чем в большей степени, следовательно, эти переходы совершаются не при помощи человеческих рук, а самой машиной. Когда же машина исполняет все движения, необходимые для обработки сырого материала, без помощи человека и её работа нуждается лишь в некоторых поправках со стороны человека, — тогда перед нами автоматическая Система машин. Что эта последняя также способна к постоянному усовершенствованию в деталях, показывает, например, аппарат, автоматически останавливающий прядильную машину, как только оборвётся хоть одна нитка. "Примером как непрерывности Производства, так и проведения автоматического принципа может служить, — говорит Маркс, — современная бумажная фабрика" ("Капитал", т. I, стр. 392). Как изобретение паровой машины Уаттом, так и другие ранние изобретения в области машин могли быть осуществлены лишь благодаря тому, что мануфактурный период подготовил значительное количество искусных рабочих-механиков — частичных рабочих мануфактуры, а также самостоятельных ремесленников, которые умели изготовлять машины. Первые машины были изготовлены в ремесленных или мануфактурных мастерских. На первых порах машины были обязаны своим существованием личному искусству и личным силам рабочих. Труд этих рабочих граничил с искусством. Машины не только были слишком дороги — обстоятельство, всегда превосходно понимаемое Капиталистом, — но и дальнейшее распространение их, а следовательно, и Развитие крупной промышленности оставалось в зависимости от возрастания этой категории рабочих. Между тем их искусство требовало продолжительного обучения — их число могло поэтому увеличиваться лишь постепенно. Но на известной ступени Развития крупная промышленность приходит и в техническом отношении в противоречие со своим ремесленно-мануфактурным основанием. Всякое усовершенствование или увеличение размеров машины, её освобождение от первоначального ремесленного образца, употребление более пригодных для неё, но труднее поддающихся обработке материалов, например железа вместо дерева, — всё это наталкивалось на величайшие трудности. Преодолеть эти трудности не могла даже Система разделения Труда, проведённая в мануфактуре. "Мануфактура не могла бы создать таких машин, как, например, современный типографский станок, современный паровой ткацкий станок и современная чесальная машина" ("Капитал", т. I, стр. 395). С другой стороны, переворот в одной какой-либо отрасли промышленности влечёт за собой переворот в ряде других отраслей, связанных с первой. Так, машинное пряденье делает необходимым машинное ткачество, и оба вместе влекут за собой химическую и механическую революцию в белильном, красильном и ситцепечатном Производствах. А затем революция в способах Производства и области промышленности и земледелия обусловила также переворот в средствах сообщения и транспорта. Крупной промышленности с её лихорадочной быстротой Производства необходимо быстро получать свои сырые материалы, быстро и в больших количествах выбрасывать на рынки свои Продукты. Она должна быть в состоянии привлекать и выбрасывать, сообразно своим потребностям, большие массы рабочих. Отсюда — переворот в судостроении, замена парусного судна пароходом, просёлочной дороги — железной дорогой, курьера — телеграфом. "Но огромные массы железа, которые приходилось теперь ковать, сваривать, резать, сверлить и формовать, в свою очередь требовали таких циклопических машин, создать которые мануфактурное машиностроение было не в силах" ("Капитал", т. I, стр. 396). Таким образом, крупная промышленность должна была создать себе свою собственную, соответствующую её существу основу. Овладев машиной, она начала производить машины посредством машин же. "Существеннейшим производственным условием для Производства машин с помощью машин была машина-двигатель, способная развивать силу в любой степени и в то же время всецело подчиняющаяся контролю. Она уже существовала в виде паровой машины. Но вместе с тем задача заключалась и в том, чтобы машинным способом придавать необходимые для отдельных частей машин строго геометрические формы: линии, плоскости, круги, цилиндры, конусы и шары. В первом десятилетии XIX столетия Генри Модсли разрешил эту проблему изобретением поворотного суппорта, который скоро был превращён в автоматический механизм и в модифицированной форме перенесён с токарного станка, для которого он первоначально предназначался, на другие машиностроительные машины. Это механическое приспособление заменяет не какое-либо особенное орудие, а самую человеческую руку, которая создаёт определённую форму, направляя, подводя резец и т.д. к материалу Труда или направляя его на материал Труда, например к железу. Таким образом, стало возможным придавать геометрические формы отдельным частям машин "с такой степенью лёгкости, точности и быстроты, которую не смогла бы обеспечить и самая опытная рука искуснейшего рабочего""[22] ("Капитал", т. I, стр. 396). Нет надобности распространяться о великолепных машинах, употребляемых при машиностроении. Кто не слыхал о наших исполинских машиностроительных заводах, о тех гигантских паровых молотах, свыше 100 центнеров весом, которые играючи превращают в порошок гранитную глыбу, но в то же время способны давать самые лёгкие удары, заранее размеренные с величайшей точностью? Каждый день приносит новые успехи в машинном деле, новое расширение области их применения. В мануфактуре разделение Труда было ещё главным образом субъективным. Частичные процессы были приспособлены к личности рабочего. В Системе же машин крупная промышленность обладает уже вполне объективным производственным организмом, с которым рабочий сталкивается, как с уже готовым, и в которому поэтому ему самому приходится приспособляться. Кооперация, вытеснение одиночного рабочего обобществлённым, становится уже не случайностью, а "технической необходимостью, диктуемой природой самого средства Труда" ("Капитал", т. I, стр. 397). 2. Перенесение Стоимости машин на Продукт Подобно всякому орудию, машина входит в состав постоянного Капитала. Она не создаёт Стоимости, но лишь передаёт свою собственную Стоимость Продукту. В каждом данном случае она передаёт Продукту ту Стоимость, какую сама теряет вследствие Износа. Машина всегда входит в процесс Труда целиком, а в процесс образования Стоимости — только частью. Точно так же обстоит дело и с инструментом. Но разница между первоначальной общей Стоимостью орудия и частью Стоимости, переданной Продукту, у машины гораздо больше, чем у орудия. Прежде всего она служит дольше, чем орудия, потому что построена из более прочного материала. Затем употребление её, регулируемое строго научными законами, делает возможной бо́льшую экономию в Износе её составных частей и в Потреблении вспомогательных материалов — масла, угля и пр. Наконец, поле Производства у неё несравненно шире, чем у простого инструмента. При данном соотношении между Стоимостью машин и той частью Стоимости, которую они ежедневно переносят на Продукт, степень, в которой эта часть Стоимости ежедневно увеличивает Стоимость Продукта, зависит от размера Продукта. "В одной лекции, опубликованной в 1857 г., Бейнс из Блэкберна сообщает, что "каждая реальная механическая лошадиная сила[23] приводит в движение 450 автоматических мюльных веретён с соответствующим приготовительным оборудованием, или 200 ватерных веретён, или 15 ткацких станков для 40-дюймовой ткани вместе со сновальным, шлихтовальным и т.д. оборудованием"" ("Капитал", т. I, стр. 400). Вместе с тем дневные издержки на одну паровую лошадиную силу и Износ машин, приводимых ею в движение, распределяются в первом случае на дневной Продукт 450 веретён, во втором — на Продукт 200 тростильных веретён, в третьем — на Продукт 15 механических ткацких станков, так что на один фунт пряжи или на аршин ткани переносится очень незначительная часть Стоимости. При данном поле действия рабочей машины, т.е. при данном количестве её инструментов, или, если дело идёт о её силе (как, например, в случае парового молота), при данном объёме её силы, количество Продуктов зависит от скорости, с которой машина работает. Раз дана та пропорция, в которой машина переносит свою Стоимость на Продукт, величина этой части Стоимости зависит от величины Стоимости самой машины. Чем меньшей затраты Труда она сама стоит, тем меньше Стоимости она переносит на Продукт. Если Производство машины стоит столько же Труда, сколько потом сберегает её применение, то на деле происходит простое перемещение Труда, а не увеличение его Производительности. Производительность машины измеряется той степенью, в которой она сберегает человеческую рабочую силу.   Поэтому нисколько не противоречит принципу машинного Производства то обстоятельство, что, вообще говоря, по сравнению с Товарами, производимыми ремесленным или мануфактурным способом, у машинного Продукта та часть Стоимости, передаваемая орудием Труда, относительно, т.е. по отношению к общей Стоимости всего Продукта, повышается, но абсолютно — падает. С точки зрения удешевления Продукта предел применения машины даётся тем, что её собственное Производство должно стоить меньше Труда, чем сберегается её применением. Но, как мы видели раньше, Капитал оплачивает не употребляемый им Труд, а лишь Стоимость употребляемой им рабочей силы. Поэтому для него пределы применения машин определяются разницей между Стоимостью машин и общей Стоимостью, сберегаемой ею во весь период деятельности рабочей силы. Но действительная заработная плата рабочего то падает ниже Стоимости рабочей силы, то поднимается выше её. Кроме того, она неодинакова в различных странах, в различные эпохи и в различных отраслях промышленности. Поэтому границы применения машин при Капитализме определяются разницей между Ценой машины и Ценой вытесняемой ею рабочей силы. Только эта разница имеет значение для Капиталиста, только она давит на него принудительными законами конкуренции. Поэтому иногда случается, что машины, которые оказываются выгодными в одной стране, не получают применения в другой. В Америке изобрели машины для разбивания камня, но в Старом Свете они не применяются, так как пролетарии, исполняющие эту работу, получают оплату столь ничтожной части своего Труда, что применение машин только удорожило бы Производство для Капиталиста. Низкая заработная плата — прямое препятствие для введения машин, так что и с этой точки зрения она невыгодна для общественного Развития. Только в Обществе, в котором будет уничтожена противоположность между Капиталом и Трудом, машины найдут простор для своего полного Развития. 3. Ближайшие действия машинного производства на рабочего "Поскольку машины делают мускульную силу излишней, они становятся средством применения рабочих без мускульной силы или не достигших полного физического Развития, но обладающих более гибкими членами… Этот мощный заменитель Труда и рабочих превратился тем самым немедленно в средство увеличивать число наёмных рабочих, подчиняя непосредственному господству Капитала всех членов рабочей семьи без различия пола и возраста" ("Капитал", т. I, стр. 406). Обязательный Труд на фабрике не только вторгся на место детских игр, он вытеснил также свободный Труд в домашнем кругу, исполняемый для нужд самой семьи. "Женский и детский Труд был первым словом капиталистического применения машин!" ("Капитал", т. I, стр. 406). Последствия этого для рабочего класса должны были оказаться крайне тяжкими как в экономическом, так и в социальном и моральном отношениях. До тех пор Стоимость рабочей силы определялась рабочим временем, необходимым для поддержания не только самого взрослого рабочего, но и всей рабочей семьи, чьим кормильцем он являлся. Теперь же, когда жена и дети также оказались выброшенными на рынок Труда в получили возможность кое-что зарабатывать, Стоимость рабочей силы мужчины стала раскладываться на всю семью. И это изменение в Стоимости рабочей силы с поразительной быстротой вызывает соответствующее изменение её Цены, т.е. заработной платы. Вместо одного отца постепенно вся семья оказывается вынужденной для поддержания своего существования работать за плату и поставлять, таким образом, Капиталу не только Труд, но и прибавочный Труд. Таким образом, машины не только увеличивают материал для Эксплуатации, но повышают и самую степень Эксплуатации. Это, впрочем, не исключает возможности некоторого номинального повышения заработка рабочей семьи. Если вместо отца начинают работать отец, мать и двое детей, то в большинстве случаев общая сумма получаемой ими заработной платы оказывается выше, чем прежняя заработная плата одного лишь отца. Но дело в том, что Стоимость жизни при этом также повышается. Машина влечёт за собой увеличение размеров фабричного предприятия, и она губит домашнее хозяйство рабочего. Фабричная работница уже не имеет возможности быть домохозяйкой. Бережливость и расчётливость в израсходовании средств к жизни теперь невозможны. Раньше рабочий продавал свою собственную рабочую силу, которою он, формально по крайней мере, распоряжался в качестве свободной личности. Теперь он становится рабовладельцем и продаёт на фабрику жену и детей. Если фарисеи Капитализма громко вопиют об этом "зверстве", то они забывают, что сами создали это зверство, сами эксплуатируют его и желают увековечить под красивым названием "свободы Труда". Всем этим разговорам о "зверстве" рабочих-родителей достаточно противопоставить тот крупный факт, что ограничение женского и детского Труда на английских фабриках отвоёвано у Капитала взрослыми рабочими-мужчинами. Маркс приводит многочисленные доказательства изнурительного действия фабричного Труда на Женщин и детей. Мы отсылаем к ним читателя и здесь приведём пример из новейшего времени, заимствуемый из книги Зингера "Исследования социального быта в фабричных округах северо-восточной Богемии" ("Untersuchungen über die socialen Zustände in den Fabrikbezirken des nordöstlichen Böhmen", Leipzig 1885). Данные этой книги позволяют нам сравнить среднюю смертность детей в стране, почти совершенно незнакомой с крупной промышленностью, именно в Норвегии, с детской смертностью в стране с высокоразвитой промышленностью, которая в момент издания книги не была ещё ограничена законами в защиту Труда, — именно в северо-восточной Богемии. В Норвегии с 1866 по 1874 г. из 10 000 новорождённых обоего пола, родившихся живыми, умирало в возрасте до 1 года 1 063. В то же время в нижеследующих округах с высокоразвитой промышленностью на 10 000 новорождённых, родившихся живыми, приходилось смертных случаев на первом году жизни: Итак, смертность грудных младенцев в фабричных округах оказывается в три-четыре раза выше, чем в отсталой по своей "культуре" Норвегии. Большую смертность в первом случае нельзя объяснить — подобно тому как это делают мальтузианцы — чрезмерной плодовитостью населения. Напротив, цифра рождений там очень низка. В исследуемых Зингером округах на 1 000 жителей приходится около 35 рождений в год, между тем как в Германии приходится 42, а во всей Австрии — свыше 40. Помимо физического и нравственного калечения превращение незрелого человека в простую машину для Производства Прибавочной стоимости породило также "интеллектуальное… одичание… совершенно отличное от того природного невежества, при котором ум остаётся нетронутым без ущерба для самой его способности к Развитию, его естественной плодовитости…" ("Капитал", т. I, стр. 411). Зато путём присоединения Женщин и детей к общему рабочему персоналу машиной достигается один "благотворный" результат: это помогает, наконец, сломить сопротивление, которое мужчина-рабочий в мануфактуре ещё оказывал деспотизму Капитала. Какова же цель, ради которой Капиталист вводит машины? Не для того ли, чтобы облегчить Труд рабочих? Никоим образом. Машина имеет целью путём повышения Производительности Труда удешевить Товары и сократить ту часть рабочего дня, в течение которой рабочий воспроизводит Стоимость своей рабочей силы, в пользу той части, в течение которой он создаёт прибавочную Стоимость. Но мы видели, что машина тем производительнее, чем меньше та часть её собственной Стоимости, которую она переносит на определённую массу Продуктов. Эта же часть тем меньше, чем больше масса производимых ею Продуктов. Масса эта в свою очередь тем больше, чем длиннее период функционирования машины. Безразлично ли для Капиталиста, будет ли этот "рабочий период" его машины продолжаться, скажем, 15 лет при 8-часовой ежедневной работе или 7½ лет при 16-часовой работе? По арифметическому расчёту время пользования машиной в обоих случаях одинаково. Капиталист, однако, считает иначе. Он рассуждает так. Во-первых, в течение 7½ лет при 16-часовой ежедневной работе машина передаёт общей массе Продуктов не бо́льшую Стоимость, чем в течение 15 лет при 8-часовой работе. Но зато в первом случае её собственная Стоимость воспроизводится вдвое быстрее, чем во втором. Это создаёт для меня приятную перспективу получить в течение 7½ лет столько же Прибавочной стоимости, сколько во втором случае получилось бы лишь за 15 лет, не говоря уже о других выгодах, которые приносит с собой удлинение рабочего дня. Далее, моя машина изнашивается не только при употреблении, но и тогда, когда она стоит в бездействии и подвергается влиянию стихий. Раз она стоит без дела, она ржавеет. Этот Износ представляет собой чистый убыток, который я могу сократить путём сокращения времени бездействия машины. Затем, в наше время непрерывных переворотов в области техники я каждый день должен ожидать, что моя машина будет обесценена более дешёвой или более совершенной в техническом отношении конкуренткой. Поэтому, чем быстрее я заставлю её возвратить свою Стоимость, тем меньше опасность такой потери. Кстати сказать, такая опасность сильнее всего грозит при первоначальном введении машин в какую-либо отрасль Производства. В это время новые методы появляются на сцене один за другим. Поэтому в такой период стремление удлинить рабочий день проявляется с особой силой. Наш Капиталист продолжает: мои машины, здания и пр. представляют Капитал в столько-то тысяч марок. Когда машины бездействуют, весь мой Капитал, вложенный в них, перестаёт приносить мне Прибыль. А потому, чем больше машины работают, тем успешнее я увеличиваю не только Стоимость, затраченную на машины, но и Стоимость той части Капитала, которая вложена в строения и пр. К этим соображениям Капиталиста присоединяется ещё один мотив, который, впрочем, столь же мало сознаётся им самим, как и его учёными защитниками, политико-экономами, — хотя сила этого мотива нисколько от этого не уменьшается. Капиталист обзаводится машинами, чтобы сберечь заработную плату (переменный Капитал), чтобы в будущем рабочий производил за один час столько же Товаров, сколько прежде производил за три или четыре часа. Машина повышает Производительность Труда и потому способствует удлинению прибавочного Труда за счёт необходимого, следовательно, — повышению нормы Прибавочной стоимости. Но она может достичь этого результата лишь путём уменьшения числа занимаемых данным Капиталом рабочих. Машинное Производство превращает в машины, т.е. в постоянный Капитал, часть Капитала, бывшего раньше переменным, т.е. превращавшегося в живую рабочую силу. Но мы знаем, что масса Прибавочной стоимости определяется, во-первых, нормой Прибавочной стоимости и, во-вторых, числом занятых рабочих. Введение машин в крупную капиталистическую промышленность имеет целью повысить первый фактор, определяющий массу Прибавочной стоимости, путём сокращения второго фактора. Таким образом, в применении машин с целью Производства Прибавочной стоимости заключается внутреннее противоречие. Это противоречие заставляет Капитал возмещать относительное уменьшение числа эксплуатируемых рабочих увеличением не только относительного, но и абсолютного прибавочного Труда, удлинением рабочего дня до последней степени возможности. Таким образом, капиталистическое применение машин создаёт новые могущественные стимулы для беспредельного удлинения рабочего дня. Вместе с тем оно до известной степени создаёт и возможность такого удлинения. Так как машина может работать беспрерывно, то Капитал в своём стремлении к удлинению рабочего дня связан лишь теми рамками, которые ему ставит естественное истощение сил человеческого придатка машины, т.е. рабочего, и его сопротивление. Это последнее он подавляет, с одной стороны, путём вовлечения в Производство более покорных и безответных элементов — Женщин и детей, а с другой стороны, — путём создания "избыточного" рабочего населения, состоящего из рабочих, выброшенных на улицу машинами. Таким образом, машина разрушает всякие моральные и физические границы рабочего дня. Представляя "самое мощное средство для сокращения рабочего времени", она "превращается в вернейшее средство для того, чтобы всё время жизни рабочего и его семьи обратить в рабочее время, находящееся в распоряжении Капитала для увеличения его Стоимости" ("Капитал", т. I, стр. 419). Маркс следующими словами заканчивает отрывок, в котором он констатирует это явление: ""Если бы, — мечтал Аристотель, величайший мыслитель древности, — если бы каждое орудие по приказанию или по предугадыванию могло исполнять предназначенную ему работу подобно тому, как творения Дедала двигались сами собой или как треножники Гефеста по собственному побуждению приступали к священной работе, если бы таким же образом ткацкие челноки ткали сами, то не потребовалось бы ни мастеру помощников, ни господину рабов". И Антипатр, греческий поэт времён Цицерона, приветствовал изобретение водяной мельницы для размалывания зерна, этой элементарной формы всех производительных машин, как появление освободительницы рабынь и восстановительницы золотого века! "Язычники! О эти язычники!" Они, как открыл проницательный Бастиа, а до него ещё более премудрый Мак-Куллох, ничего не понимали в политической экономии и христианстве. Они, между прочим, не понимали, что машина — надёжнейшее средство для удлинения рабочего дня. И если они оправдывали рабство одних, то как средство для полного человеческого Развития других. Но для того, чтобы проповедывать рабство масс для превращения немногих грубых и полуобразованных выскочек в "eminent spinners" [ "выдающихся прядильщиков"], "extensive sausage makers" [ "крупных колбасников"] и "influential shoe black dealers" [ "влиятельных торговцев ваксой"], — для этого им недоставало специфических христианских чувств" ("Капитал", т. I, стр. 419–420). Чем больше развивается применение машины, а вместе с ним и специальный класс опытных рабочих при машинах, тем более, естественно, увеличивается скорость, а следовательно, и напряжённость, интенсивность Труда. Такое повышение интенсивности Труда оказывается, однако, возможным лишь до того момента, пока длина рабочего дня не переходит за известные границы. Далее, на известной ступени Развития повышение интенсивности Труда становится возможным лишь при соответствующем сокращении рабочего дня. Там, где дело идёт о регулярном, изо дня в день повторяющемся Труде, природа властно повелевает: до сих пор, и не дальше! На первых порах Развития фабричной промышленности в Англии удлинение рабочего дня и рост интенсивности фабричного Труда шли параллельно. Но затем растущее недовольство рабочего класса привело к законодательному ограничению рабочего дня и отрезало, таким образом, для Капитала всякую возможность повышать Производство Прибавочной стоимости первым путём, путём удлинения рабочего дня. Тогда Капитал со всей энергией стал добиваться желанного результата путём ускоренного Развития машинной Системы и большей экономии в процессе Производства. До того времени метод Производства относительной Прибавочной стоимости в общем состоял в том, чтобы путём повышения производительной силы Труда сделать рабочего способным с одинаковой затратой Труда в одинаковый промежуток времени производить увеличенное количество Продуктов. Теперь же этот метод состоит в том, чтобы путём увеличения затраты Труда в один и тот же промежуток времени получить увеличенное количество Труда. Сокращение рабочего дня сводится для рабочего к повышению напряжения рабочей силы, к необходимости "плотнее заполнять поры рабочего времени, т.е. конденсировать Труд…" ("Капитал", т. I, стр. 421). Ему приходится в один час 10-часового рабочего дня расходовать больше Труда, чем раньше в один час 12-часового дня. В данный промежуток времени теперь выжимается большее количество Труда. Мы уже упомянули об обоих путях, которыми может быть достигнут такой результат: это — усиленная экономия в процессе Труда и ускорение Развития машин. В первом случае Капитал посредством методов оплаты Труда (особенно Системы поштучной платы, к которой мы ещё вернёмся) добивается того, чтобы рабочий в меньший промежуток рабочего времени напрягал свою рабочую силу в большей степени, чем раньше. Он стремится увеличить размеренность, однообразие, Порядок и энергию Труда. Даже в тех случаях, когда Капитал не мог прибегнуть ко второму средству, именно к выжиманию увеличенного количества Труда путём увеличения скорости хода машин, требующих приложения физической силы, или путём увеличения размеров механизмов, требующих лишь надзора, — даже в этих случаях были достигнуты такие результаты в деле повышения интенсивности Труда, которые опровергли все ранее высказанные на этот счёт опасения. Почти в каждом случае сокращения рабочего времени в Англии фабриканты заявляли, что на их предприятиях надзор за работой поставлен настолько хорошо, а внимание их рабочих так напряжено, что было бы нелепостью ожидать сколько-нибудь значительных результатов от ещё большего их напряжения. И всё же, едва только проводилось сокращение рабочего дня, как тем же самым фабрикантам приходилось сознаться, что их рабочие в более короткое время исполняют не только такое же количество, но иногда даже больше работы, чем прежде в течение более продолжительного времени, даже если орудия Труда оставались теми же самыми. Точно так же обстоит дело и с усовершенствованием машин. Сколько раз ни заявлялось, что теперь на продолжительное время достигнута граница вообще достижимого в этой области, — всякий раз эта граница оказывалась вскоре перейдённой. Интенсификация Труда рабочих при сокращении рабочего дня бывает настолько сильна, что хотя английские фабричные инспектора "неустанно и с полным правом восхваляют благоприятные результаты законов 1844 и 1850 гг…" ("Капитал", т. I, стр. 428), тем не менее они в 60-х годах признавали, что сокращение рабочего дня уже породило интенсивность Труда, разрушительную для здоровья рабочих. Кто думает, что законодательное ограничение рабочего дня установит гармонию между Трудом и Капиталом, находится в большом заблуждении. "Не подлежит никакому сомнению, — говорит Маркс, — что, когда законом у Капитала раз навсегда отнята возможность удлинения рабочего дня, его тенденция компенсировать себя за это систематическим повышением степени интенсивности Труда и превращать всякое усовершенствование машин в средство усиленного высасывания рабочей силы скоро должна снова привести к тому поворотному пункту, где становится неизбежным новое сокращение рабочего времени" ("Капитал", т. I, стр. 428). Там, где введён 10-часовой нормальный рабочий день, там обрисованные выше усилия фабрикантов делают в непродолжительном времени необходимым восьмичасовой рабочий день. По нашему мнению, это говорит не против, а за ограничение рабочего дня. Как и всякая настоящая социальная реформа, она перерастает свои собственные пределы и ведёт к дальнейшему Развитию Общества, а не к его застою. 4. Машина как "воспитательница" рабочего До сих пор мы говорили о результатах введения машин, имеющих главным образом экономический характер. Займёмся теперь рассмотрением непосредственно морального влияния машинного Производства на рабочих. Если мы сравним современное производственное предприятие, котopoe ведётся при помощи машин, т.е. фабрику, с мануфактурным или ремесленным предприятием, то нам тотчас бросится в глаза следующее обстоятельство. В мануфактуре и ремесле рабочий заставляет инструмент служить себе, на фабрике же он сам служит машине. Он является "живым придатком" существующего независимо от него мёртвого механизма. Философ, или, как Маркс его называет, "Пиндар автоматической фабрики", д-р Эндрю Юр (Andrew Ure) описывает современную фабрику как "огромный автомат, составленный из многочисленных механических и сознательных органов, действующих согласованно и без перерыва для Производства одного и того же предмета, так что все эти органы подчинены одной двигательной силе, которая сама приводит себя в движение" (цит. по "Капиталу", т. I, стр. 424). В другом месте он говорит о подданных "благодетельной силы пара". За спиною этой "благодетельной силы" стоит, конечно, её господин, Капиталист, который благодетельствует лишь самого себя. На каждой фабрике помимо массы рабочих, занятых при рабочих машинах, а также подсобных рабочих мы находим также немногочисленный персонал, на котором лежит обязанность надзора над машинами и содержание их в исправности. Этот слой работников, получивших частью научное (инженеры), частью ремесленное (механики, столяры и т.д.) образование, стоит вне круга фабричных рабочих и потому не подлежит здесь нашему рассмотрению. Не будем мы также говорить и о подсобных рабочих, чья работа ввиду её простоты легко может быть заменена машинами (это и происходит повсюду где фабричные законы отнимают у фабрики самых дешёвых из этих подсобных рабочих — детей) или же делает возможной быструю смену лиц, занятых этой работой. Здесь будет идти речь о фабричных рабочих в собственном смысле слова, т.е. о рабочих, занятых при рабочих машинах. Вместе с прежними инструментами (иглой, веретеном, долотом) и особенная искусность в управлении ими перешла от рабочего к машине. Tenepь от рабочего требуется искусность лишь в одном отношении — в умении приспособлять свои собственные движения к однообразным и непрерывным движениям машины. Такое умение быстрее всего приобретается в юношеском возрасте. Рабочий должен рано поступать на фабрику, а фабрикант уже не ограничен более тем слоем рабочих, который занят обслуживанием машин: в подрастающем рабочем поколении он всегда находит заместителей уходящим, быстро включающихся в работу. Прудон в своей "Философии нищеты" определяет машину как "…протест промышленного гения против раздробленного и человекоубийственного Труда" и как "восстановление работника…" (цит. по К. Маркс, "Нищета философии", К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 4, стр. 152). В действительности, хотя машинное Производство и выбрасывает за борт старую Систему разделения Труда вместе с её техническими предпосылками, тем не менее эта Система находит своё продолжение и на фабрике, и притом в ещё более унизительной форме. Конечно, рабочий уже не управляет в течение всей своей жизни одним и тем же частичным орудием. Зато в интересах повышенной Эксплуатации машиной злоупотребляют для того, чтобы превратить рабочего с самой колыбели в частицу частичной машины, и таким образом завершается его рабская зависимость от фабрики в целом, т.е. иными словами, от Капиталиста. Его Труд лишается всякого духовного содержания. Он принимает чисто механический характер и, разрушая нервы рабочего, высасывает из него все силы. Специальное умение рабочего, как жалкая и мелкая деталь, исчезает перед наукой, перед огромными силами природы и перед массовым общественным Трудом, воплощённым в машинной Системе. Рабочему приходится безвольно покориться как автоматическому ходу машин, так и вообще предписываемой владельцем фабрики дисциплине. Какова бы ни была форма общественной организации, совместный Труд в крупном масштабе и совместное применение орудий Труда, особенно машин, всегда будет требовать управления процессом Труда, которое сделало бы его независимым от произвола каждого отдельного лица, участвующего в нём. Если мы не желаем отказаться от выгод машинного Производства, то введение такой дисциплины, которой все обязаны подчиняться, является неизбежным. Но дисциплина дисциплине рознь. В свободном Обществе, где она обязательна для всех, она никого не угнетает. Вводимая же принудительно в интересах отдельных лиц, она означает рабство. Она переносится, как тяжкое ярмо, с крайней неохотой, только потому, что всякое сопротивление оказывается бесплодным. Поэтому потребовалась жестокая борьба, прежде чем удалось сломить сопротивление рабочих против принудительного Труда, на который обрекла их машина. В упомянутой уже нами книге Юр рассказывает, что Уатт задолго до Аркрайта изобрёл искусственные "прядильные пальцы", но что главная трудность состояла не столько в изобретении автоматического механизма, сколько в изобретении и проведении в жизнь соответствовавшего потребностям автоматической Системы дисциплинарного кодекса! Лавровый венок за это на голову "благородного" цирюльника Аркрайта, выполнившего такой "геркулесовский" подвиг! Дисциплинарный кодекс или, попросту говоря, фабричный распорядок современного Капиталиста ничуть не заражён столь дорогой для буржуа конституционной Системой "разделения властей" или ещё более дорогой для него представительной Системой. Наоборот, он является выражением абсолютного самодержавия предпринимателя над его рабочими. "Кнут надсмотрщика за рабами, — говорит Маркс, — заменяется штрафной книгой надзирателя. Все наказания, естественно, сводятся к денежным штрафам и вычетам из заработной платы, и благодаря законодательному остроумию фабричных Ликургов нарушение их законов, пожалуй, ещё прибыльнее для них, чем соблюдение их" ("Капитал", т. I, стр. 435). Так ломается сопротивление и упорство рабочего. Притом он физически калечится непрерывной и односторонней мускульной работой, изнемогает от дурного воздуха и оглушающего шума во время работы. Вот в чём состоит благородное воспитательное влияние машины! Мы упомянули только что о сопротивлении рабочих введению машин. При этом, однако, сознание того, что машина наносит смертельный удар свободе рабочего, было скорее инстинктивным. В первую голову борьба против машины велась как против способа вытеснения человеческого Труда. Именно по этой причине машина для тканья лент, изобретённая впервые, как говорят, в середине XVI века в Данциге, была тотчас запрещена тамошним муниципалитетом. Впоследствии она же подверглась запрещению в Баварии и в Кёльне, а в 1685 г. особым императорским эдиктом была запрещена во всей Германии. Бунты английских рабочих против введения машин продолжались вплоть до XIX столетия. Имели они место и в других странах. Они происходили ещё во Франции в 30-х годах прошлого века, а в Германии — в 1848 г. Нетрудно, конечно, фарисейски возмущаться по поводу такого варварского способа борьбы против величайшего завоевания нового времени. Факт таков, что машина прежде всего выступает всюду в качестве врага рабочего, предназначенного для его вытеснения. В мануфактурный период разделение Труда и кооперация внутри мастерской проявляли себя главным образом с положительной стороны, — повышая Производительность занятых рабочих. Машина же сразу выступает в качестве конкурента рабочего. Для вытесняемых ею рабочих не может служить большим утешением, что страдания их "преходящи" или что машины лишь постепенно овладевают всем полем Производства, а это уменьшает размеры и интенсивность их разрушительного действия. "Одно утешение, — возражает Маркс, — побивается другим" ("Капитал", т. I, стр. 441). В последнем случае машина в конкурирующих с нею слоях рабочего населения создаёт хроническую нищету. Там же, где переход совершается быстро, её действие носит массовый и острый характер. "Всемирная история не знает более ужасающего зрелища, чем постепенная, затянувшаяся на десятилетия и завершившаяся, наконец, в 1838 г. гибель английских ручных хлопчатобумажных ткачей. Многие из них умерли голодной Смертью, многие долго влачили существование со своими семьями на 2½ пенса в день. Напротив, английские хлопчатобумажные машины произвели острое действие на Ост-Индию, генерал-губернатор которой констатировал в 1834–1835 гг.: "Бедствию этому едва ли найдётся аналогия в истории Торговли. Равнины Индии белеют костями хлопкоткачей". Конечно, поскольку эти ткачи расстались с сей временной жизнью, постольку машина уготовала им только "временные страдания"" ("Капитал", т. I, стр. 441–442). Орудие Труда убивает рабочего. Это проявляется особенно осязательно всякий раз, когда вновь введённая машина вступает в конкуренцию с традиционным ремесленным или мануфактурным Производством. Но и в рамках самой крупной промышленности постоянное улучшение машин оказывает аналогичное действие. Маркс для доказательства этого положения приводит множество свидетельств из отчётов английских фабричных инспекторов. Мы не будем на них останавливаться подробнее, так как самый факт не может быть оспариваем. Обратимся лучше снова от машины, как конкурентки рабочего, к машине, как его "воспитательнице". Множество "пороков", к которым рабочий класс, по мнению его капиталистических друзей, проявляет явную склонность, — отметим здесь лишь строптивость, леность и пьянство, — не имеют более действительного врага, чем машина. Она является самым могущественным средством борьбы Капитала против рабочих в тех случаях, когда они сопротивляются его самодержавию или недовольны получаемой заработной платой, рабочим временем и пр., или когда они дерзают восставать путём стачки и т.п. "Можно было бы, — говорит Маркс, — написать целую историю таких изобретений с 1830 г., которые были вызваны к жизни исключительно как боевые средства Капитала против возмущений рабочих" ("Капитал", т. I, стр. 446). Но так как всякое дальнейшее приложение научных открытий к промышленности, т.е. Развитие машины, является желанным шагом вперёд, то кажется, будто рабочие нарочно наделены упомянутыми пороками специально для того, чтобы помимо своей воли содействовать этому прогрессу. Таким образом, мы видим, что в капиталистическом мире всё — даже пороки рабочих — в конечном счёте ведёт к лучшему. 5. Машина и рынок Труда Машина вытесняет рабочего — таков факт, не подлежащий сомнению. Но факт этот очень неприятен для тех, кто считает капиталистический строй наилучшим в мире. Поэтому было немало попыток затушевать этот неприятный факт. Так, например, ряд экономистов утверждал, что всякая машина, вытесняя рабочих, всегда освобождает в то же время соответствующий Капитал, достаточный для того, чтобы снова дать занятие этим же рабочим. Капиталом этим, по их мнению, являются те средства к жизни, которые потребили бы рабочие, если бы не потеряли работы! Эти средства освобождаются вследствие вытеснения рабочих и потому якобы требуют предоставления нового занятия этим последним, чтобы быть ими потреблёнными. Однако те средства к жизни, которые рабочий покупает для своего Потребления, в действительности являются для него не Капиталом, а простым Товаром. Капиталом являются для него лишь Деньги, за которые он продаёт свою рабочую силу. Эти Деньги вовсе не освобождаются при введении машины. Напротив, они служат для закупки машин и, таким образом, связываются. Введение машины не освобождает весь переменный Капитал, служивший для найма вытесняемых ею рабочих, а превращает его, по крайней мере отчасти, в постоянный Капитал. Поэтому введение новой машины при прежней величине прилагаемого Капитала означает увеличение постоянного и сокращение переменного Капитала. Поясним это примером Предположим, что Капиталист применяет Капитал в 200 000 марок, из которых 100 000 служат ему в качестве переменного Капитала. Он нанимает 500 рабочих. Положим, он вводит машину, которая позволяет ему получить тот же Продукт с помощью 200 рабочих вместо 500. Машина стоит 50 000 марок. Прежде Капиталист употреблял 100 000 марок постоянного и столько же переменного Капитала. Теперь же он употребляет 150 000 марок постоянного и только 40 000 переменного Капитала. При этом освобождается только 10 000 марок, на которые, однако, можно будет занять не 300 рабочих, а лишь не больше 10 — если эта сумма будет употребляться на тех же условиях, что и остальная часть Капитала. В самом деле, из этих 10 000 марок около 8 000 должны быть истрачены на приобретение машин и пр., и только 2 000 марок остаются на долю переменного Капитала. Как видим, вовсе не происходит освобождения соответствующего Капитала. Маркс доказал совершенную необоснованность теории, по которой машина, освобождая рабочих, освобождает в то же время соответствующий Капитал. Единственное средство ослабить этот неприятный вывод состоит лишь в том, чтобы самому Марксу приписать какое-нибудь столь же необоснованное утверждение. Так, в одной статье, автор которой "научно" разделывает Маркса, мы натолкнулись на следующее место: "У него (Маркса) машина просто вытесняет Труд, между тем как она ведь может стать причиной повышения общего количества Труда и, в самом деле, часто оказывается такой причиной. И при этом совсем нет необходимости в том, чтобы увеличение размеров Производства освобождало, а следовательно, делало излишним Труд где-нибудь на другом конце света, — как это впоследствии часто категорически утверждалось в различных социалистических изданиях. Производство увеличенных размеров легко может иметь место уже благодаря общему росту производительных сил и связанному с этим повышению потребительной способности" (статья профессора Лера в "Vierteljahresschrift für Volkswirtgohaft", 23 Jahrgang, стр. 114). А профессор Юлиус Вольф в сочинении, переполненном извращениями учения Маркса, приписывает Марксу утверждение, "что если общая сумма Капитала в стране растёт, то в самом лучшем случае может найти себе занятие рабочее население, по количеству равное прежнему, и именно потому, что машины вытесняют всё больше и больше людей" ("Socialismus und kapitalistische Gesellschaftsordnung)). Stuttgart 1892, стр. 258). В действительности же Марксу никогда и в голову не приходило утверждать то, что ему здесь приписывается. Маркс никогда не думал, что "машина просто вытесняет Труд". Напротив, он систематически и обстоятельно, как, насколько нам известно, никто до него, изложил условия, при которых машина "может стать причиной повышения общего количества Труда и, в самом деле, часто оказывается такой причиной", и это нисколько не противоречит тому положению, что машина вытесняет рабочих. Маркс утверждает, что машина сокращает число занятых рабочих по отношению ко всему применяемому Капиталу, что с Развитием машин переменный Капитал относительно сокращается, а постоянный — растёт. Переменный Капитал и число занятых в этой отрасли промышленности рабочих может, несмотря на введение, умножение и усовершенствование машин, одновременно с этим расти, если в достаточной степени увеличивается общая сумма применяемого в Производстве Капитала.[24] Если в таких случаях число занятых рабочих не уменьшается, то это следует приписать не освобождению Капитала машиной, а притоку нового добавочного Капитала. Тенденция машины лишать рабочего работы благодаря этому смягчается и временно преодолевается, но никоим образом не уничтожается. Она снова обнаруживает своё действие, и вместо с тем относительное уменьшение числа рабочих превращается в абсолютное, как только приток нового добавочного Капитала замедляется и падает ниже известного уровня. Вернёмся для наглядности к нашему прежнему примеру. Мы имели дело с Капиталом в 200 000 марок, из которых 100 000 марок представляли переменный Капитал, дававший занятие 500 рабочим. Введение новой машины повысило размеры постоянного Капитала до 158 000 марок и уменьшило переменный Капитал до 42 000, а число занятых рабочих — до 210 человек. Предположим, что одновременно с этим в предприятие вкладывается 400 000 марок нового Капитала, предприятие соответствующим образом расширяется; в этом случае число занятых рабочих возрастает до 630 человек, т.е. на 130 человек больше их первоначального количества. Но если бы машина не была введена, то утроенный Капитал, разумеется, утроил бы и число рабочих, увеличив его с 500 до 1 500 человек. Однако если машина всегда вызывает относительное, а иногда и абсолютное уменьшение числа рабочих в той отрасли Труда, где она введена, то она может вызвать одновременно увеличение числа рабочих в других отраслях, связанных с первой. Машина вызывает необходимость в новой категории рабочих — машиностроительных рабочих. Введение машины в какой-нибудь отрасли промышленности вызывает увеличение общей массы производимых в ней Продуктов. Последнее обстоятельство в свою очередь требует увеличения количества сырого материала, а следовательно, при прочих равных условиях, и числа занятых его Производством рабочих. Допустим, вводится машина, изготовляющая 1 000 аршин пряжи, быть может, при меньшем количестве рабочих, но так же быстро, как раньше изготовлялось 100 аршин. В таком случае число прядильных рабочих, быть может, уменьшится, но зато одновременно возрастает число рабочих, занятых на хлопковых плантациях. Распространение прядильных машин в Англии было главной причиной увеличения числа негров-рабов в Соединённых Штатах. Если пряжа подешевеет, то ткач (мы предполагаем, что он остаётся ещё ремесленником) может, не повышая расходов на сырой материал, расширить своё Производство. Его доходы возрастут, и его ремесло станет привлекать всё больше и больше новых лиц. "Если машина овладевает предварительными или промежуточными ступенями, через которые должен пройти предмет Труда, пока он не примет своей окончательной формы, то вместе с материалом Труда увеличивается и спрос на Труд в тех отраслях Труда, которые ведутся ещё ремесленным или мануфактурным способом и в которые поступает машинный фабрикат" ("Капитал", т. I, стр. 454). С Развитием машины растёт прибавочная Стоимость и та масса Продуктов, в которой она выражается. А вместе с этим возрастает роскошь у класса Капиталистов и его присных. Растёт спрос на рабочих, занятых Производством предметов роскоши, а также на слуг, лакеев и пр. В 1861 г. в Англии в текстильной промышленности было занято 642 607 лиц, тогда как число прислуги достигало 1 208 648 лиц. Помимо этих факторов, обусловливающих увеличение спроса на Труд в результате введения машин, Маркс называет ещё один, а именно — возникновение новых областей приложения Труда, как, например, газовые заводы, железные дороги и т.д. Достаточно сравнить с этими выводами из исследования Маркса то, что вкладывают ему в уста господа профессора, не говоря уже о плодах их собственной учёности, чтобы получить представление о том, чего стоят их труды! Разумеется, когда Маркс исследовал, каким образом введение машин может привести к увеличению спроса на Труд, то сделал это не с той целью, чтобы затушевать страдания, которые несёт с собой рабочему населению фабричная Система. Фабрика разрушает семью рабочего, похищает у него юность, увеличивает его Труд, лишая последний всякого содержания, калечит его физически и духовно и делает его безвольным орудием в руках Капиталиста, — а буржуазные экономисты полагают, что самым блестящим образом прославят капиталистическое применение машин, если докажут, что с ростом числа машин растёт и число наёмных рабочих на фабриках. Как будто такой рост не есть рост нищеты! А наряду с бедствиями Труда растут и бедствия безработицы. Переменный Капитал может абсолютно возрастать с распространением машин, но рост этот необязателен. В разных отраслях крупной промышленности уже не раз констатировалось наряду с увеличением постоянного Капитала абсолютное уменьшение переменного Капитала, уменьшение числа занятых рабочих. Некоторые относящиеся сюда факты мы приведём в третьем отделе, в главе о перенаселении. Мы здесь совершенно не упоминаем о безработице и нищете, порождаемых как внутри данной страны, так и за границей конкуренцией крупной промышленности с соответствующими отраслями ремесла и домашней промышленности. Вспомним, что говорилось в предыдущей главе о положении английских и ост-индских ручных ткачей в начале XIX века, которые сотнями тысяч умирали с голоду, тогда как число английских фабричных ткачей возросло за то же время лишь на несколько тысяч. Вульгарные экономисты, пытающиеся убедить рабочих, что машина создаёт новые занятия для освобождённых рабочих, видели только эти тысячи новых рабочих, благоразумно умалчивая о сотнях выброшенных на улицу. Даже в том случае, если одновременно с освобождением рабочих в одной отрасли происходит увеличение спроса на Труд в другой, это представляет плохое утешение для лишившихся работы. Разве может рабочий, всю жизнь работавший в известной отрасли промышленности, завтра же перескочить в другую отрасль? Наряду с колебаниями на рынке Труда, которые вызываются непрерывным изменением в соотношении между постоянным и переменным Капиталом к невыгоде последнего, этот рынок с Развитием крупной промышленности начинает испытывать на себе другое специфическое влияние, переплетающееся с первым. Как только созданы общие условия Производства, соответствующие крупной промышленности, т.е. как только машиностроение, добыча угля и железа, транспорт и т.п. достигают известной высоты Развития, этот способ Производства оказывается способным к невероятно быстрому расширению. Это расширение находит себе границы лишь в сырье и рынках сбыта. Отсюда — постоянное лихорадочное стремление к открытию новых рынков, доставляющих новое сырьё и новых покупателей для фабричных Продуктов. За каждым значительным расширением сбыта следует период лихорадочного расширения Производства, пока рынок не переполнится, после чего наступает период застоя. "Жизнь промышленности превращается в последовательный ряд периодов среднего оживления, процветания, перепроизводства, кризиса и застоя" ("Капитал", т. I, стр. 464). Для рабочего такой круговорот означает постоянное колебание между чрезмерным Трудом и безработицей, полную необеспеченность как относительно получения работы, так и относительно высоты заработка, вообще полную необеспеченность жизни. Это движение переплетается с порождаемым успехами техники относительным, а зачастую и абсолютным уменьшением переменного Капитала. Иногда их действия противоположны, например во время процветания, когда технический прогресс заботится о том, чтобы рабочий не слишком "избаловался". Иногда же они действуют совместно в одном и том же направлении. Это происходит во время кризиса, когда наряду с безработицей царит самая необузданная конкуренция и бешеное стремление к понижению Цен. Это понижение Цен достигается частью благодаря введению новых, сберегающих Труд машин, частью же благодаря удлинению рабочего дня и понижению заработной платы, — но всегда за счёт рабочего. 6. Машина как революционизирующий фактор Когда какому-нибудь из апостолов социальной гармонии показывают картину капиталистической фабричной Системы и спрашивают его, продолжает ли он ещё верить, что мы живём в лучшем из миров, он обыкновенно пытается уклониться от прямого ответа, заявляя: "Да, мы живём ещё в переходном состоянии. Капиталистическая крупная промышленность ещё не смогла в полной мере обнаружить свои благодетельные свойства. Она ещё связана в своём Развитии обломками средневековья. Но сравним положение фабричных рабочих с положением рабочих в домашней и ремесленной промышленности. Тогда мы найдём, что положение первых значительно лучше положения последних. Следовательно, крупная промышленность существенно улучшила положение рабочих, а не ухудшила". Так сказал бы апостол гармонии. Бесспорно, в тех отраслях промышленности, в которые вторгалось крупное Производство, рабочие, занятые в уцелевших остатках домашней промышленности, ремесла и мануфактуры, живут в ещё более жалких условиях, чем занятые на фабриках. Но говорит ли это в пользу капиталистической крупной промышленности? Конечно, нет. Этот факт объясняется просто тем, что в тех отраслях промышленности, куда проникает фабричная Система, она ухудшает не только положение тех рабочих, которые вовлекаются на фабрики, но и тех, которые продолжают ещё работать вне фабрик, притом ухудшает положение последних ещё в большей степени, чем первых. "Прогресс", порождаемый капиталистической крупной промышленностью, состоит в том, что те же страдания и лишения, на которые она обрекает фабричных рабочих, она в удвоенной и в утроенной степени возлагает на рабочих домашней промышленности, ремесла и мануфактуры. "Эксплуатация дешёвых и незрелых рабочих сил приобретает в современной мануфактуре ещё более бесстыдный характер, чем в собственно фабрике, потому что техническая основа последней, замещение мускульной силы машинами и лёгкость Труда, в мануфактуре по большей части отсутствует; притом в мануфактуре женский организм или ещё неокрепший организм малолетних самым бессовестным образом предаётся действию ядовитых веществ и т.д. При так называемой работе на дому Эксплуатация приобретает ещё более бесстыдный характер, чем в мануфактуре потому, что способность рабочих к сопротивлению уменьшается их раздробленностью, что между собственно работодателем и рабочим вторгается целый ряд хищных паразитов, что работа на дому повсюду борется с машинным или, по меньшей мере, мануфактурным Производством той же самой отрасли, что бедность похищает у рабочего необходимейшие условия Труда — просторное помещение, свет, вентиляцию и т.д., — что нерегулярность занятий растёт и, наконец, что в этих последних убежищах для всех, кого крупная промышленность и земледелие сделали "излишними", конкуренция между рабочими необходимо достигает своего максимума. Систематически осуществляемая лишь благодаря машинному Производству экономия на средствах Производства, которая с самого начала является в то же время беспощаднейшим расточением рабочей силы и хищничеством по отношению к нормальным условиям функционирования Труда, теперь тем сильнее обнаруживает эту свою антагонистическую и человекоубийственную сторону, чем меньше в данной отрасли промышленности развиты общественная производительная сила Труда и техническая основа комбинированных процессов Труда" ("Капитал", т. I, стр. 472–473). Всё, что в силах вынести человек, не погибая тут же на месте, приходится претерпевать рабочим домашней промышленности. Вынужденные соперничать в дешевизне с машиной, эти рабочие всё более и более понижают свои потребности в пище, одежде, свете, воздухе и отдыхе, достигая, наконец, такого уровня, ниже которого не могла бы спуститься самая пылкая фантазия. Маркс рассказывает о так называемых кружевных школах, где работали дети начиная с двухлетнего возраста. В английских мастерских для плетения соломы работали дети начиная с трёх лет, притом часто до полуночи, в тесных помещениях, где приходилось иногда лишь 12–17 кубических футов на человека. "Меньшие из этих чисел, — говорит член комиссии Уайт, — представляют помещение меньше половины того пространства, которое занял бы ребёнок, упакованный в ящик, имеющий по 3 фута по всем трём измерениям" (цит. по "Капиталу", т. I, стр. 474–475). Но как бы ни был вынослив человек, всё же есть границы, ниже которых он не может опускаться. Раз эти границы достигнуты, для домашней промышленности бьёт час быстрой гибели вследствие введения машин. Рабочим домашней промышленности остаётся найти себе другое занятие либо погибать с голоду ещё быстрее, чем раньше. То же самое происходит в ремесле и мануфактуре, отживших свой век. Переход от мануфактуры к крупной промышленности ускоряется введением фабричных законов. Как только домашняя промышленность подчиняется законодательным ограничениям, она тотчас теряет под собою почву. Только неограниченная и непомерная Эксплуатация женской и детской рабочей силы могла ещё продлить её существование. Если машина действует столь революционизирующим образом во всех отраслях промышленности, которыми она завладевает, то она действует, пожалуй, ещё революционнее, проникая в область земледелия. Здесь она делает обыкновенно рабочего не только относительно, но и абсолютно излишним. Исключение составляют те случаи, когда её введение совпадает с быстрым ростом площади обрабатываемой земли, как это происходило, например, в Соединённых Штатах. Там, где машина проникает в земледелие, крестьянину грозит та же участь, как и пережиткам домашних промыслов в промышленности. Вместе с ним рушатся самые прочные устои старого Общества. Крестьяне и наёмные рабочие, оказавшиеся "излишними" в деревне, устремляются в города. Крупные города непомерно разрастаются, а в деревне наблюдается обезлюдение. Скопление огромных масс населения в городах порождает физическую хилость промышленных рабочих. Разбросанность же деревенского населения ведёт к понижению умственных интересов сельских рабочих, разрушает их духовную жизнь, ломает их силу сопротивления Капиталу. С ростом крупных городов растёт хищническое расточение плодородия почвы, так как элементы почвы, взятые от неё в виде средств существования, не возвращаются к ней обратно. Они заражают города в виде экскрементов и отбросов, вместо того чтобы служить для удобрения земли. Вместе с применением современной технологии к сельскому хозяйству умножаются, однако, и средства, позволяющие получать от почвы всё более и более обильные урожаи. Всё больше берётся от почвы, и всё меньше ей возвращается. Таким образом, капиталистическое употребление машин развивает наряду с хищнической Эксплуатацией человеческой рабочей силы такую же Эксплуатацию почвы. Оно опустошает землю и губит рабочего физически и духовно. Но в то же время оно развивает зародыши новой, высшей культуры и создаёт те движущие силы, которые призваны пробить ей дорогу. Маркс видел в нищете не только нищету, но и зародыши лучшего будущего, которые она таит в своих недрах. Он не осуждает фабричную Систему, не обвиняет её, а хочет её понять. Он не морализирует, а исследует. И он сам обращает при этом наше внимание на своего предшественника, впервые распознавшего революционную сторону современной фабричной Системы, — на Роберта Оуэна. Крупная промышленность породила такую страшную нищету, как ни один из прежних способов Производства до неё. Но теперешняя нищета масс не порождает застоя всего Общества. Мы не видим теперь стоячего болота нищеты, в которое медленно и незаметно погружается всё Общество, как это было в римском Обществе времён цезарей. Современный способ Производства скорее похож на водоворот, который увлекает и перемешивает один с другим все слои Общества, поддерживая их в непрерывном движении. Отсталые производственные отношения разрушаются, а вместе с ними падают и унаследованные предрассудки. Но и новые производственные отношения, выступающие на место старых, сами отнюдь не отличаются устойчивостью. Напротив, они претерпевают постоянные видоизменения. Одно изобретение, один метод Труда вытесняется другим. Целые массы Капитала и Труда непрерывно перебрасываются из одной отрасли Производства и другую, из одной страны в другую. Исчезает всякая прочность отношений, а с нею исчезает и всякая вера в их прочность. Консервативные элементы уничтожаются. Крестьянин вытесняется в крупные города, где концентрируется в настоящее время движущая сила истории и где он не только не ослабляет, но ещё усиливает энергию движения. Женщины и дети привлекаются на фабрику. Разрушается консервативный элемент буржуазной формы семьи. Бережливая, охраняющая своё достояние домохозяйка превращается в наёмную работницу промышленности, борющуюся за своё существование. А в этом полном крушении старого Порядка, происходящем перед нашими глазами, уже обнаруживаются зародыши нового. Чрезмерно продолжительный, однообразный Труд довёл рабочее юношество до такой степени одичания, что во всех промышленных Государствах в той или иной форме элементарное обучение было признано обязательным условием работы на фабрике. С тех пор стали признавать, что дети рабочих учатся не только не хуже, но даже лучше и охотнее, чем школьники из состоятельных классов. "Дело объясняется просто, — говорит об этом один фабричный инспектор. — Те, кто проводит в школе только половину дня, постоянно свежи и почти всегда способны и готовы учиться. Система, при которой Труд чередуется с учёбой в школе, превращает каждое из этих двух занятий в отдых и освежение после другого, и, следовательно, она более подходяща для ребёнка, чем непрерывность одного из этих двух занятий". Маркс добавляет к этому: "Из фабричной Системы, как можно проследить в деталях у Роберта Оуэна, вырос зародыш воспитания эпохи будущего, когда для всех детей свыше известного возраста производительный Труд будет соединяться с обучением и гимнастикой не только как одно из средств для увеличения общественного Производства, но и как единственное средство для Производства всесторонне развитых людей" ("Капитал", т. I, стр. 494–495). К этому перевороту в области педагогики должны будут присоединиться ещё другие перевороты. Широко проведённое разделение Труда в Обществе на отдельные занятия и специальности, свойственное ещё эпохе ремесла, и разделение Труда внутри отдельных предприятий, присоединившееся к этому в мануфактурный период, имели в высшей степени неблагоприятные последствия для трудящихся. Условия Производства развивались медленно, временами совершенно закосневая. Человек был, таким образом, в течение всей жизни прикреплён к определённой частичной операции, в которой он достигал необычайной виртуозности. В то же время его калечила односторонность, и он оказывался лишённым того гармонического Развития, которое ещё классической древности придавало её идеальную красоту. Машина в тех отраслях промышленности, которыми она завладевает, устраняет для рабочего необходимость долголетнего упорного обучения, которое нужно, чтобы овладеть определённою специальностью. Но она же делает невозможным, чтобы человек в течение всей своей жизни остался прикреплённым к определённой частичной операции, так как она постоянно революционизирует условия Производства, отрывает рабочего от одной отрасли Труда и бросает в другую. Но какие страдания приносит с собой теперь это постоянное движение, при котором сотни тысяч пролетариев всегда образуют резервную армию безработных, с жадностью хватающуюся за всякое дело, какое бы им ни предложили! И как незначительна теперь способность приспособления к различным видам деятельности у наёмного рабочего! Его тело и дух одинаково искалечены ещё в юности. Ему недостаёт знакомства с различными механическими и техническими процессами, применяемыми в современном крупном Производстве.   Ему, наконец, недостаёт эластичности, чтобы приспособиться к этим разнообразным процессам. Если рабочий крупной промышленности прикреплён не на всю свою жизнь к определённой частичной операции, то он всё же отдаётся ей изо дня в день целые месяцы и годы, с теми лишь перерывами, которые вызываются безработицей и голодовками. Как резко изменилось бы положение дела, если бы разнородные частичные функции чередовались по дням или даже по часам так, чтобы они не утомляли и не отупляли, а возбуждали и оживляли, если бы деморализующая безработица исчезла, а технические революции не происходили за счёт рабочего. В числе многих предпосылок такой перемены есть одна — педагогического характера. Рабочий класс должен приобрести научное знакомство с процессом и методами Производства, должен приобрести практическое уменье управлять самыми различными орудиями Производства. И теперь уже попытки к этому делаются в профессиональных школах и тому подобных учреждениях, но в совершенно недостаточной степени. "Если фабричное законодательство, как первая скудная уступка, вырванная у Капитала, соединяет с фабричным Трудом только элементарное обучение, то не подлежит никакому сомнению, что неизбежное завоевание политической власти рабочим классом завоюет надлежащее место в школах рабочих и для технологического обучения, как теоретического, так и практического" ("Капитал", т. I, стр. 499). Наконец, какой переворот в области семейных отношений таится в крупной промышленности! Она уже и теперь уничтожает для наёмного рабочего традиционную форму семьи. Не только отношения между мужчиной и Женщиной, но и между родителями и детьми изменились благодаря вовлечению женского и детского Труда в промышленность. Родители из защитников и кормильцев превратились во многих случаях в эксплуататоров детей. Напомним ещё раз о несчастных детях, занятых в английских заведениях для плетения соломы и работающих начиная с трёхлетнего возраста при самых ужасных условиях. "Бедные, опустившиеся родители, — говорит Маркс, — только и думают о том, как бы побольше выколотить из своих детей. Выросши, дети, естественно, не ставят родителей ни в грош и оставляют их" ("Капитал", т. I, стр. 480). "Однако не злоупотребление родительской властью создало прямую или косвенную Эксплуатацию незрелых рабочих сил Капиталом, а, наоборот, капиталистический способ Эксплуатации, уничтожив экономический базис, соответствующий родительской власти, превратил её в злоупотребление. Но как ни ужасно и ни отвратительно разложение старой семьи при капиталистической Системе, тем не менее крупная промышленность, отводя решающую роль в общественно организованном процессе Производства вне сферы домашнего очага Женщинам, подросткам и детям обоего пола, создаёт экономическую основу для высшей формы семьи и отношения между полами. Разумеется, одинаково нелепо считать абсолютной христианско-германскую форму семьи, как и форму древнеримскую, или древнегреческую, или восточную, которые, между прочим, в связи одна с другой образуют единый исторический ряд Развития. Очевидно, что составление комбинированного рабочего персонала из лиц обоего пола и различного возраста, будучи в своей стихийной, грубой, капиталистической форме, когда рабочий существует для процесса Производства, а не процесс Производства для рабочего, зачумлённым источником гибели и рабства, при соответствующих условиях должно превратиться, наоборот, в источник гуманного Развития" ("Капитал", т. I, стр. 500–501). После того как Маркс развернул перед нами такие перспективы на будущее, мы можем примириться с машинной Системой и с крупной промышленностью. Как ни безмерны страдания, которым она подвергает рабочий класс, эти страдания по крайней мере не напрасны. Мы знаем, что на ниве Труда, удобренной миллионами трупов пролетариев, взойдут новые посевы — высшая общественная форма. Машинное Производство создаёт почву, которая породит новое поколение, далёкое от односторонней ограниченности ремесла и мануфактуры; не раба природы, каким был человек при первобытном коммунизме; не человека, чья физическая и духовная сила и красота куплены Ценой подавления бесправных рабов, как во время классической древности, а поколение, гармонически развитое, жизнерадостное и способное наслаждаться жизнью, господствующее над землёй и силами природы, охватывающее в братском равенстве всех членов Общества. Оглавление   www.pseudology.org