Я попросил
дать мне возможность изучить имеющиеся в ЦК материалы о Туркестане, и
прежде всего решения ЦК и Правительства, после чего я обратился в Наркомнац и там еще детальнее ознакомился не только с материалами и
положением в Туркестане, но и с книгами о дореволюционном и
послереволюционном Туркестане. Все это не только обогатило меня, но и
вызвало большой интерес к Туркестану и закрепило моё согласие поехать
туда.
Всё это подготовило меня и к беседе с Лениным. Первым вопросом, который
мне задал тов. Ленин, был вопрос о положении в Воронежской губернии.
Думаю, что здесь было не только желание узнать о действительном
положении, но и необходимость определить: целесообразно ли меня
перемещать из Воронежа.
Я коротко доложил о проделанной работе по восстановлению хозяйства на
основе решений IX съезда партии, об укреплении наших позиций в деревне,
но не прикрашивая, а самокритически; я говорил о все еще имеющихся
разрушениях и недостатках как в хозяйстве, так и в низовых органах
Советской власти; об имеющихся еще кулацко-бандитских элементах в ряде
волостей и о нашей борьбе с ними. Я рассказал о принимаемых нами мерах
по выполнению задач, поставленных в тезисах ЦК «Польский фронт и наши
задачи», о хороших революционно-патриотических настроениях рабочих и
крестьян и их уверенности в нашей Победе над польскими панами и их
покровителями — антантовскими империалистами.
«Да, — сказал тов. Ленин, — мы вот на IX съезде партии рассчитывали уже
па переход к мирному строительству, но наши враги — международные
империалисты не унимаются и сделали новую попытку отбросить нас назад
руками панской Польши и Врангеля. Но их новый поход развертывается в
более благоприятных для нас условиях, чем в 1918-1919 годах. Правда,
наши войска рассредоточены, тогда как у поляков они сосредоточены, но
раз нам навязана война, мы опять подчиним все интересам войны с
белоиоляка-ми и Врангелем — сделаем все для Победы. Это хорошо, что и у
вас в Воронеже мобилизуются все силы для этого. Что касается разрушений
и недостатков в хозяйстве, то они имеются всюду, особенно там, где
проходил фронт. Все же, видимо, у вас в Воронеже дело обстоит лучше, чем
в других, особенно отдаленных краях, как, например, в Туркестане,
поэтому если вы клоните к тому, чтобы вас оставить в Воронеже, то это
неправильно».
Я сказал товарищу Ленину, что вначале, при разговоре в ЦК, я
действительно высказал мысль, что мне хотелось бы завершить работу по
восстановлению хозяйства в Воронежской губернии. «Но в процессе изучения
решений ЦК и материалов о Туркестане я проникся не только интересом, но
и желанием поехать туда работать, а сейчас, тем более после беседы с
вами, я с большой охотой поеду туда и отдам всю свою энергию и силы для
выполнения задач, поставленных ЦК».
«Это очень хорошо, — сказал тов. Ленин, — что у вас появился интерес и
что вы охотно поедете туда, а то ведь туда не все едут с большой охотой.
Это очень важно, так как в Туркестане дела потруднее и посложнее. В
Туркестане английские империалисты ведут коварные интриги. В Бухаре, где
еще сидит эмир, подавляющий растущее там революционное движение,
превращая Бухару в базу для туркестанских басмачей, нам необходимо
помочь бухарским революционерам свергнуть, изгнать эмира. Тем самым
будет нанесен удар по замыслам английских империалистов и их
мероприятиям по разжиганию и распространению басмачества в Туркестане.
Нужно ускорить ликвидацию басмачества и не допустить нового обострения и
расширения Туркестанского фронта.
Конечно, — сказал тов. Ленин, — здесь задача не чисто военная, а может
быть, и не столько военная, сколько общеполитическая и
социально-экономическая, особенно в отношении местного крестьянства. Из
материалов и принятых нами решений вы видели, что немало уже сделано, но
еще больше необходимо сделать. Созданная ЦК Туркестанская комиссия ВЦИК
и СНК проделала значительную работу в Туркестанской республике. Особенно
много сделали товарищи Фрунзе и Куйбышев, но, с точки зрения усиления
партийного руководства и консолидации всех сил коммунистов, там еще
непочатый край работы. Самым опасным, — сказал тов. Ленин, — является
то, что в Туркестане все еще большое влияние имеют элементы
великодержавного шовинизма, задерживающие воспитание кадров из местных
национальностей и выдвижения их на руководящую государственную и
партийную работу. Антипартийными являются их доводы против выдвижения
кадров местных национальностей, что, мол, они неспособны руководить. Это
ведь враждебные коммунизму взгляды. Если, во-первых, эти местные люди
сегодня не могут, то в процессе практики они научатся, во-вторых, есть
уже способные, вполне подготовленные, выросшие кадры и их надо смелее
выдвигать. Как вы думаете об этом?» — спросил меня Ленин. Я ответил, что
вполне с этим согласен. «Ведь мы сами, — сказал я, — рабочие, не были
подготовлены к управлению сразу после Октябрьской революции, но с
ошибками и недостатками, но научились и учимся дальше». — «Вот именно, —
воскликнул тов. Ленин, — но, к сожалению, многие не применяют этот опыт
к так называемым националам. А вы читали последние решения ЦК о
Туркестане?» — задал мне вопрос тов. Ленин. «Да, — ответил я, — читал».
— «У меня, — сказал тов. Ленин, — есть к вам две просьбы: занимайтесь
лично 1) продовольственным делом и 2) восстановлением хлопководства. Оба
эти вопроса являются для Правительства важнейшими и острейшими
вопросами, и Туркбюро ЦК и Турккомиссия ВЦИК и СНК должны уделить этому
особое внимание».
Должен сказать, что я был так взволнован такой большой беседой и
высказываниями тов. Ленина, что мог только коротко ответить: «Я хорошо
понял, Владимир Ильич, ваши указания и значение поставленных вами задач
и лично сделаю все необходимые выводы во всей своей конкретной
практической работе. Мне трудно сейчас сказать, насколько я справлюсь с
этими задачами, но одно скажу вам, нашему вождю и учителю, что я отдам
все свои силы, энергию и опыт, чтобы оправдать ваше доверие, для этого
буду и сам учиться в процессе работы в новых условиях». — «Очень хорошо,
— сказал тов. Ленин. — Чтобы учить других, нужно обязательно самому
учиться, и притом беспрерывно».
В Москве, явившись в ЦК, я получил на руки решение ЦК о назначении меня
членом Туркестанского бюро ЦК РКП(б) и членом Туркестанской комиссии
ВЦИК и Совнаркома, и я считал возможным выехать. Потом я получил мандат,
подписанный председателем ВЦИК тов. Калининым, председателем Совета
Народных Комиссаров тов. Лениным и секретарем ВЦИК тов.
Енукидзе.
Нечего и говорить, как поразил и взволновал меня этот мандат
Шутка ли
сказать — действовать от имени ВЦИК и Совнаркома! Какая ответственность
и какое доверие, ко многому обязывающие. В то же время этот мандат за
подписью Ленина поднял и чувство ответственности и чувство достоинства.
Я долгие годы хранил этот мандат как святую реликвию, но потом, для
гарантии сохранности документа с подписями Ленина и Калинина, я передал
его в Центральный музей В. И. Ленина.
Выехал я вместе с большой группой (около 100 человек), подобранных
Центральным Комитетом партии партийных и Советских работников для работы
в Туркестанской республике.
19 сентября 1920 года открылся IX съезд Советов Туркестанской
Республики. Этот съезд не только закрепил, оформил, так сказать, в
государственном порядке решения и резолюции предшествовавшего V съезда
компартии Туркестана, но и принял ряд важных законов и прежде всего —
новую Конституцию Туркестанской Автономной Советской Социалистической
Республики. Мне довелось вместе с товарищами Куйбышевым, Фрунзе,
Сокольниковым и другими членами Туркбюро и Турккомиссии принять активное
участие в разработке этой Конституции Туркестанской Республики 1920
года. Она отличалась от прежней Конституции, принятой в 1918 году,
прежде всего тем, что зафиксировала все то новое, что было завоевано за
эти два года: уточнен состав народных комиссариатов, внесены изменения,
связанные с ликвидацией периода разрыва связи Туркестана с центральной
властью. В то же время расширены права и обязанности республиканских
органов власти и местных облисполкомов в области хозяйственной и
административной.
Утвержденная Конституция 1920 года основана на Конституции РСФСР и по
содержанию, и по стилю — по форме, она соответствовала положению
Туркреспублики как автономной и в то же время укрепила национальную
советскую государственность Туркестанской Республики, заложив основы
более тесной связи и сближения трудящихся наций Туркестана со всеми
народами РСФСР, и прежде всего с Великим Русским народом.
По совету Туркестанского бюро ЦК РКП(б) заключительное заседание IX
съезда Советов было проведено в старом городе — Ташкенте, где проживало
почти исключительно мусульманское население — узбеки. Туда же, конечно,
пришли и рабочие нового города. Трудно сейчас передать тот подъем,
который господствовал на этом расширенном заседании. Наиболее активно
себя вели приглашенные рабочие-узбеки, вместе с ними выделялась группа
декхан и деревенских пролетариев, приглашенных из кишлаков, выделялась
отдельная группа представителей религиозных мусульманских деятелей, в
том числе мулл, признавших Советскую власть и приглашенных нами на это
заседание. Самым важным были не столько выступления руководящих
деятелей, сколько выступления простых, рядовых низовых людей — рабочих,
ремесленников, декхан, чайрикеров, марункеров, которые горячо, от всей
души приветствовали партию, съезд Советов, Великого Ленина, обеспечивших
им социальное и национальное освобождение.
После V съезда Компартии Туркестана и IX съезда Советов Туркреспублики
были проведены отчеты об их решениях во всех организациях. По совету
Туркбюро ЦК РКП(б) ЦК компартии Туркестана не ограничился охватом только
областных, городских и крупных районных организаций, а были охвачены
отчетами все низовые организации партии. Нельзя сказать, что критика
туркестанских коммунистов, данная в решениях V съезда партии и даже в
решениях ЦК РКП(б), была с энтузиазмом принята во всех без исключения
организациях Туркестана. Были и выступления, выражавшие несогласие с
курсом борьбы с великодержавным и местным национализмом, а также о
чистке парторганизации от них и всяких иных «мазуриков».
Даже в Ташкенте на собрании коммунистов Железнодорожного района, где мне
довелось выступить с докладом, настроения среди некоторой части
коммунистов были оппозиционные. Пришлось немало «соли съесть» и
мобилизовать лучшие силы здоровой части организации для того, чтобы
резолюция, одобряющая полностью решения V съезда Компартии Туркестана,
основанные на решениях ЦК РКП(б), получила солидное большинство их
собрания.
Хотя я уже выступал в Старом городе на заключительном заседании IX
съезда Советов, но я и здесь, на партийном собрании, волновался, ибо
аудитория для меня новая, а главное — моя ораторская привычка
поддерживать во время речи контакт с аудиторией здесь встречала языковой
барьер: аудитория не знала русского языка, а я не знал узбекского. Но я
видел, что аудитория места, наиболее темпераментные в моей речи,
встречала аплодисментами, особенно бурными были аплодисменты, когда я
упоминал имя Ленина! Собрание закончилось принятием резолюции, полностью
поддерживающей решения V съезда и ЦК РКП(б), и под бурные аплодисменты —
принятием приветствия тов. Ленину.
Был на собрании небольшой, для того времени оригинальный эпизод
Я сейчас в некотором затруднении, рассказывать ли здесь о нём, но,
подумав, считаю, что в нём есть идейно-политический поучительный момент,
который полезно знать, поэтому я о нём расскажу. Дело в том, что, как
говорил мне один из руководителей собрания тов. Хакимов, они не
рассчитали, что я не успею закончить доклад до захода солнца. Собрание
было в саду, вот и получалось так, что во второй половине моего доклада
собрание начало понемногу таять, то есть некоторые начали потихоньку
подыматься и уходить. Естественно, я был в недоумении, не понимая, в чем
дело. Очень сконфужены были и руководители собрания, которые смущенно
мне сказали: «Дело в том, что как раз солнце заходит, и часть верующих
пошла помолиться Аллаху, после чего сразу же вернутся, но мы им скажем
как следует». Я их успокоил, предложил объявить перерыв и в перерыве
рассказал им, как Ленин нам наказывал считаться даже с предрассудками, в
том числе и религиозными, преодолевая их не командованием и
принуждением, а глубокой длительной идейно-пропагандистской работой
среди масс, особенно среди тех коммунистов и им сочувствующих, .у
которых все еще сохранились нити, соединяющие веру в Аллаха с верой в
коммунистические идеи.
В организации и упорядочении работы Совета Народных Комиссаров
Туркреспублики задачи были более трудные и сложные, так как сама работа
его в деле выполнения указанной выше программы была более объемиста и
сложна, чем у ТурЦИКа. Нами были разработаны и приняты Положения о
работе Совнаркома: по примеру Совнаркома РСФСР был образован Малый
Совнарком, но, учитывая специфику Туркестана и, в частности, выдвижение
нового руководства, требующего особо дружной и подкрепляющей работы, мы
решили сделать этот Малый Совнарком чем-то вроде Президиума Совнаркома,
и поэтому в отличие от Совнаркома РСФСР, где членами Малого Совнаркома
являются заместители наркомов, в ТуркСовнаркоме Малый Совнарком был
составлен из народных комиссаров главных отраслей хозяйственной и
административной жизни и возглавлялся самим Председателем Совнаркома.
Нельзя сказать, что все намеченное было осуществлено, но, несомненно,
работа Совнаркома была улучшена именно в указанном направлении. Нелегко
и не сразу были решены все персональные вопросы, в частности выдвижение
заместителей Председателя Совнаркома и наркомов. Помню разговор или даже
спор о первом заместителе Председателя Совнаркома на совместном
заседании Туркбюро и ЦК Компартии Туркестана. Помню, что товарищ
Атабаев, как председатель Совнаркома, внес предложение, точнее, просил
назначить первым заместителем тов. Кагановича Л. М. «Товарищ Каганович,
— говорил Атабаев, — особенно добивался выдвижения меня в Председатели.
Пусть мне поможет справиться с этим делом». Надо сказать, что у
некоторых это вызвало поддержку, но в ходе обсуждения большинство членов
Туркбюро ЦК сошлось на том, что хотя это было бы очень хорошо, но в этом
имеются серьезные отрицательные моменты. Помню, один товарищ сказал:
«Это может быть воспринято так: «не умер Данило, болячка задавила».
Заменили Любимова Атабаевым, а теперь, мол, посадили Кагановича первым
заместителем, который фактически будет руководить». Другие товарищи
говорили, что неудобно заместителя Председателя Туркбюро ЦК РКП(б) и
Турккомиссии ВЦИК и СНК ставить заместителем Председателя Совнаркома
Туркреспублики и так далее. Я лично также считал это нецелесообразным,
но, как говорится, попал из огня в полымя.
Так как все же при любом
решении о первом зампредсовнаркома вопрос о серьезной помощи Атабаеву и
подъеме работы Совнаркома остается острым, то некоторые товарищи, в том
числе и Сокольников, приведя пример центра (где Сталин, член Политбюро
ЦК, является наркомом Рабоче-Крестьянской Инспекции, являющейся
наркоматом особого типа, фактически врывающимся в работу всех
наркоматов), предположили, что лучше всего будет назначить тов.
Кагановича наркомом Рабоче-Крестьянской Инспекции, который, опираясь на
инспекцию, лучше сумеет выполнять и функции Турккомиссии — контроля за
исполнением законов и постановлений Центрального правительства, приведет
в «христианский» вид государственный аппарат и по-настоящему поможет
тов. Атабаеву без внешнего подчеркивания своего положения. В этом была
своя логика. Все с этим согласились, да и я согласился, потому что это
была массовая, по-новому организуемая работа, которая даст мне
возможность выдвинуть и обучить местных работников, вовлечь массы в
управление государством, по- . настоящему проникнуть в глубь Советского
строительства, влезть в дебри государственного аппарата и почистить его
«авгиевы конюшни».
Итак, я был назначен народным комиссаром Рабоче-Крестьянской Инспекции
Туркестанской Республики
Это действительно дало мне возможность не
только бороться с отрицательными сторонами, но и, изучая факты работы
наркоматов, помочь в их перестройке и превращении их в полноценный
стройный государственный организм. Это была одна из важных и первых
работ Совнаркома, потому что при существовавшем бессистемном и даже
случайном построении аппаратов наркоматов невозможно было успешно
выполнить поставленные задачи.
Указанная работа Туркбюро ЦК РКП(б) — Турккомиссии, ЦК Компартии
Туркестана, Совнаркома и ТурЦИКа, как и вся работа партийной организации
и Советов в области партийного, Советского и хозяйственного
строительства проходила в боевых фронтовых условиях.
Туркестанский фронт сыграл большую историческую роль в достигнутых
победах Гражданской войны. Под командованием талантливого полководца
Михаила Васильевича Фрунзе героические войска Туркестанского фронта при
активной руководящей помощи туркестанских партийных Советских
организаций освободили от белогвардейских, казачьих контрреволюционных
орд, интервентов и служивших им контрреволюционных
феодалов-националистов колоссальную территорию — от Оренбурга, Орска,
Уральска, Актюбинска, Семиречья до Закаспия.
Ликвидация блокады Туркестана, открытие прямого пути из центра в глубь
Туркестана имели особо важное политическое, экономическое и военное
значение для Туркестана и всей страны. Наступление Советской Красной
Армии в глубь Туркестана принесло народам Туркестана — узбекам, казахам,
киргизам, таджикам и туркменам не порабощение, какое принесли много лет
назад царские войска, а полное и окончательное освобождение всех народов
Туркестана от всех остатков колониализма, от попыток нового их
колониального закабаления белогвардейско-казачьими и
интервенционистскими английскими империалистами, освобождение от
феодального гнета внутри самих туземных народов Туркестана. Для
Советской Социалистической России и её пролетариата и крестьянства это
успешное наступление Туркестанского фронта имело важное значение для
укрепления завоеваний революции, и в частности для обеспечения
текстильных фабрик хлопком, промышленности эмбинской и чимкентской
нефтью и так далее.
Освобождение Хивы, отвоевание Закаспия — его освобождение привели,
конечно, к укреплению внутреннего и военного положения в Туркестане.
Можно сказать, что белогвардей-ско-казачьи и интервенционистские
организованные фронты были в основном ликвидированы. Но было бы
ошибочным думать, что ликвидированы были все силы контрреволюции и
интервенции, которые требовали организованной фронтовой войны с ними.
Это были прежде всего басмачи в Фергане, в Туркмении (Джунаид-Хан) и
Эмирская Бухара. Именно поэтому Великий Ленин, опасаясь
демобилизационных настроений в Туркестане, неустанно требовал прежде
всего политических мер — правильного и неуклонного проведения политики
партии в Туркестане. Ленин был целиком согласен со Сталиным, который в
письме Ленину от 26 октября 1920 года, говоря об успехах Орджоникидзе на
Кавказе, писал: «Не сомневаюсь, что, если бы в Туркестане велась наша
политика так же умело, не было бы у нас десятков тысяч басмачей». Все
решения, принятые ЦК РКП(б) в июне и июле 1920 года, все меры,
принимавшиеся в Туркестане как Туркбюро, так и ЦК КПТ, Совнаркомом и
ТурЦИКом для их выполнения, в том числе и экономические, были именно
направлены на это.
Но, разумеется, в число этих мер прежде всего входили
военные меры
Вот почему в беседе перед выездом в Туркестан тов. Ленин
говорил мне: «Вам, товарищ Каганович, придется заниматься не только
партийной и Советской работой, но и военной, так как басмачество все еще
бесчинствует». Хотя к сентябрю — октябрю были одержаны серьезные Победы
над ферганскими басмачами, в том числе над Мадамин-беком, басмачи все
еще творили свое подлое дело: нападали на кишлаки, городские поселения,
на предприятия, железные дороги, взрывая и уничтожая все на своем пути и
убивая жителей, особенно рабочих, в том числе узбеков, казахов, таджиков
и киргизов. Их вдохновляла и поддерживала помощь, идущая из Бухары, то
есть от англичан. В Бухару под знамена эмира (на деле английских
империалистов) стекался всякий сброд из остатков колчаковскйх и
дутовских разбитых армий, разбитых семиреченских белых казачьих
повстанцев и даже свежее подкрепление турецких контрреволюционных
антикемалистских сил во главе с известным авантюристом генералом
Энвер-пашой.
Уже в конце февраля или начале марта эмир Бухарский со своей
приближенной челядью (должно быть, и с гаремом) еле унес ноги, удрав в
Афганистан. Но борьба все еще продолжалась, и только в конце 1921 года
было окончательно покончено с остатками эмировского войска и наши
красноармейские части были выведены из Восточной Бухары, будучи заменены
частями Бухарской армии. Трудящиеся узбеки и особенно таджики,
населявшие Бухару, подняли голову, готовясь к свободной от феодалов,
баев и эмирских деспотов новой Советской жизни.
В борьбе с внутренним басмачеством в Фергане в конце 1920 года и в
начале 1921 года ему были нанесены серьезные удары, однако, надо
сказать, что борьба с внутренним басмачеством затянулась, то затихая, то
обостряясь. Разгромленные эмирские банды частично соединились с
ферганскими басмачами — английские агенты и офицеры-инструктора
организовывали их в полки, сотни, обучая военной тактике и ведению боя.
В ферганские басмаческие районы стекались все контрреволюционеры
Туркестана да и остатки колчаковщины, в том числе татаро-башкирские
контрреволюционные националисты. Туда же бежали и националисты — бывшие
«советские» деятели, как, например, заместитель председателя ТурЦИКа
Тюрякул Джаназаков и другие. Баи и особенно духовенство играли большую
контрреволюционную и реакционную роль. Они спекулировали на трудностях,
на продовольственных заготовках и на допускавшихся нашими людьми
ошибках. Но чем дальше затягивалась борьба, тем все большее количество
декхан, бедняков и батраков переходило на нашу сторону. ЦК Компартии
Туркестана и местные комитеты направляли инструктированных агитаторов из
мусульманских работников, которые успешно вели политическую борьбу с
басмаческой, байской и религиозной агитацией.
Большую роль сыграли храбрые чекисты, умело и беззаветно боровшиеся под
руководством Дзержинского, а в Туркестане —
Петерса и таких старых
большевиков, как Приворотский и Бул-ганин и другие, с контрреволюцией, с
басмачеством и вдохновлявшими их шпионскими, контрреволюционными силами.
Они хорошо помогали Туркбюро ЦК РКП(б), Реввоенсовету фронта. В
укреплении Советского государства в Туркестане их заслуги велики.
Вся жизнь Советского Туркестана была непрерывно связана с жизнью всей
Советской Республики. В конце 1920 года после Победы над Колчаком,
Деникиным и иностранными интервентами Советская страна получила
возможность перейти к новому этапу мирного социалистического
строительства. Мы на местах всю свою идейно-пропагандистскую и
практически-хозяйственную работу вели на основе директив ЦК и речей
Ленина. Помню, как мы по указанным выше речам Ленина провели массовые
доклады, лекции, на которых мы, руководящие деятели, выступали и видели,
как массы, в том числе железнодорожники, хорошо их воспринимали.
Разумеется, мы не ограничивались речами, а по-деловому усиленно
работали. Руководящие партийные и Советские органы вплотную, более
скрупулезно занялись выискиванием резервов, товаров, в том числе и для
торговли с Бухарой и
Хивой. Вообще надо сказать, что образование
Бухарской и Хивинской Народных Советских Республик принесло нам много
радости, но одновременно и много новых забот в оказании им необходимой
помощи в организационном и материальном отношении. Особые наши усилия
занимал транспорт, и в первую очередь железнодорожный. Мы усиленно
занялись восстановлением мелких промышленных предприятий для увеличения
выпуска товаров широкого потребления, особенно для хлопковых районов.
Хлопок был в центре нашей работы.
И вот в этот трудный момент — в противоположность Ленинским установкам
на преодоление величайших трудностей — Троцкий навязывает партии
«дискуссию о профсоюзах».
14 января 1921 года комиссия ЦК РКП(б) выпускает официально Ленинскую
платформу под названием «Проект постановления X съезда РКП по вопросу о
роли и задачах профсоюзов».
После этого в «Правде» печатаются платформы «троцкистов», «бухаринцев
(буфер)», группы «Демократического централизма», «Рабочей оппозиции» и
других.
Острая борьба шла, главным образом, вокруг платформ: Ленинской,
Троцкистской и Буферно-бухаринской, а также «Рабочей оппозиции»
Так
было у нас, и в Туркестане, и, видимо, в большинстве парторганизаций.
Именно в этот период в ташкентской и других парторганизациях дискуссия о
профсоюзах приняла наиболее острый характер. Нами была особенно
развернута активная борьба с троцкистами «Рабочей оппозиции», которая
первое время была сильна среди железнодорожников. Важно отметить, что у
нас в Туркестанской организации, в первую очередь в Ташкенте, троцкисты,
бухаринцы и даже так называемая «Рабочая оппозиция» и националисты
блокировались против Ленинской платформы, выступая против нее единым
беспринципным фронтом.
А еще острее было положение среди неустойчивых масс, где мелкобуржуазная
стихия захлестывала и подогревала внутрипартийные оппозиции, особенно
демагогически, рекламно-фальшиво назвавшую себя «Рабочей оппозицией»,
которая подыгрывалась под мелкобуржуазные настроения среди рабочих. Вот
почему это была после Бреста самая острая, кризисная, опасная для партии
и диктатуры пролетариата дискуссия.
Борьба была острая и тяжелая. Некоторые из современных историков
упрощают положение, легковесно оценивают прохождение дискуссии с точки
зрения современного положения, когда каждый ребенок знает, что Троцкий
был врагом партии и Ленинизма, что Бухарин стал правым идеологом
кулачества. Тогда положение было иным, и, выступая против Ленина, они
прикрывали свои правооппортунистические, антимарксистские, антиленинские
предложения левыми фразами и квазиделовыми предложениями. Ведь многие
коммунисты голосовали за них, против Ленинской платформы, исходя из
каких-то «деловых» соображений, и среди них были такие, которые потом
боролись против Троцкого. Ведь даже в самом ЦК Троцкий вместе с его
союзником Бухариным имели почти половину, и это при таком Великом
авторитете такого вождя, как Ленин. Наш ЦК был на волоске от раскола.
Так что положение в партии было крайне критическим, недаром Ленин
написал статью «Кризис партии».
Троцкисты, бухаринцы, «Рабочая оппозиция» и другие — все, вместе взятые,
особенно рассчитывали на окраинные организации, в том числе и
Туркестанскую партийную организацию, имея в виду её якобы отсталость
окраинной организации. Но они не учли, что ЦК РКП(б) и лично Ленин много
сделали для поднятия её общепартийного уровня как большевистской
организации. Они, конечно, и с известным основанием рассчитывали на
национальную рознь, в том числе и среди коммунистов, которая в недавнем
прошлом принимала особенно острый характер. В особенности они
рассчитывали, в частности «Рабочая оппозиция», на железнодорожников,
среди которых еще оставалось немало зараженных великодержавным
шовинизмом. Рассчитывали оппозиционеры и на местных националистов. Надо
сказать, что дискуссия о профсоюзах подняла и другие мутные
мелкобуржуазные элементы в партии и вне партии и по вопросам, даже не
имевшим прямого отношения к профсоюзам.
Кроме, так сказать, объективных факторов, у нас в Туркестане образовался
прорыв в субъективном факторе руководства, в самом Туркбюро ЦК РКП(б).
Председатель Туркбюро ЦК Сокольников оказался в числе лидеров
антиленинской Бухаринской буферной группировки, которая играла в
«буфер», а на деле выступала за троцкистскую платформу против Ленинской
платформы. Единственным «облегчением» было то, что Сокольников и раньше
большей частью «болел» и фактически не руководил Туркбюро. Именно
поэтому Туркбюро еще ранее избрало т. Кагановича заместителем
Председателя Туркбюро и Турккомиссии — это сослужило хорошую службу в
момент дискуссии, дав мне возможность руководить во время дискуссии,
когда Сокольников болел и «буферной болезнью».
Член Туркбюро и Турккомиссии тов. Петерс, вообще говоря, довольно
крепкий старый большевик, в этом вопросе стоял, как он говорил, на
позиции тов. Дзержинского, то есть фактически поддерживал платформу
Троцкого. На все мои попытки переубедить его, доказывая, что здесь ведь
идёт не ведомственный спор и что ему как старому большевику и
утвержденному ЦК члену Туркбюро ЦК нужно руководствоваться
общепартийными соображениями и бороться против Троцкого, он мне упорно и
неоднократно, односложно повторяя, отвечал: «Я доверяю, уважаю и люблю
товарища Дзержинского, и я буду поддерживать его позицию».
В результате получилось так, что, как говорится, волею судеб член
Туркбюро ЦК т. Каганович оказался единственным из пяти членов Туркбюро,
который активно отстаивал и боролся за платформу Ленина в Туркестанской
организации и возглавил борьбу за Ленинскую платформу. (Об этом я
рассказываю, разумеется, не для выпячивания своей личности, а просто для
того, чтобы показать трудности, или, говоря высоким стилем, трагичность
сложившегося положения в руководстве Туркбюро ЦК. Этим я также хочу
сказать, что эти трудности заставили меня подтягиваться, вытягивать из
себя те силы для руководства, которые в нормальных условиях казались бы
недосягаемыми для меня).
Моё положение было облегчено тем, что я был
заместителем Председателя Туркбюро
И что остальные члены Туркбюро не
мешали в критический момент дискуссии созывать от имени Туркбюро ЦК
совместные заседания Туркбюро с ЦК КПТ, в котором мы, Ленинцы, имели
большинство. Правда, не сразу определилось это большинство, и в первый
период дискуссии антиленинское крыло было довольно сильным и
значительным, и в ЦК КПТ, в частности, особую активность проявлял бывший
руководящий работник Московского обкома бывший «левый коммунист»
Соловьев, который развил особую антиленинскую работу в ЦК КПТ. Против
него в ЦК КПТ активно выступал Сергушев, который вместе с другими
приехавшими из Москвы и Петрограда работниками решительно боролся за
Ленинскую платформу. Нами, Ленинцами, была проведена большая
индивидуальная работа по консолидации сил большинства ЦК КПТ, занявшего
устойчивую Ленинскую позицию. Особенно хорошо себя проявили такие
руководящие работники-националы, как Рахимбаев, Атабаев, Бабаджанов,
Султан Ходжаев, Хаджанов и другие. Тюрякулов вначале занимал
колеблющуюся позицию. Главный и первый бой мы развернули в Ташкентской
партийной организации, в которой в первый период дискуссии положение
было неустойчивое.
На созванном совещании о плане ведения дискуссии мы решили сосредоточить
свои силы в первую очередь на решающем в Ташкентской организации
Железнодорожном районе не только потому, что он самый пролетарский, но и
потому, что он, к сожалению, был наименее надежным в отношении к
Ленинской платформе — там были сосредоточены главные силы «Рабочей
оппозиции» во главе с начальником дороги Правдиным. Там действительно
все еще было сильно недовольство национальной политикой партии, якобы
затиранием европейских — русских кадров, чем спекулировали затаенные
силы великодержавного шовинизма и оппозиционные группы, которые к тому
же спекулировали на общих трудностях. Опыт показал, что наше решение
сосредоточиться в первую голову в Железнодорожном районе было
правильным. Помню, что при уточнении нашего плана проведения дискуссии я
высказался против того, чтобы начать сразу с общерайонного собрания.
Было принято моё предложение начать с низовых ячеек, в первую очередь с
главных железнодорожных мастерских — самого крупного предприятия в
Ташкенте. Мы считали, что это действительно настоящие пролетарии,
показавшие себя в революции, и их-то и надо направить по правильному
пути — завоевать эту ячейку, превратить её в опорную Ленинскую базу и
успешно повести борьбу в остальных железнодорожных ячейках.
Помню, что собрание коммунистов железнодорожных мастерских затянулось и
превратилось в три собрания. Я участвовал во всех трёх собраниях. Там же
участвовало все руководство железнодорожного района, да и не только
этого района. Были, конечно, и Правдин, и Семенов, и Казаринов, и
Вейнгарт, и другие вожаки оппозиционных направлений. Представители
каждого направления защищали свою позицию. Чтобы не дать повода для
демагогии о давлении «сверху», мы решили, чтобы первыми за платформу
Ленина выступил не я, а старый коммунист т. Манжара — местный
железнодорожник. До моего выступления в защиту Ленинской платформы еще
выступило немало ораторов, по преимуществу рабочих. Это были простые
яркие выступления людей, разобравшихся в вопросе по-своему и выступавших
в громадном большинстве твердо за платформу Ленина.
Помню, они говорили:
«Рабочая оппозиция» и троцкисты-бухаринцы по-разному, но говорят одно и
то же: «сращивание профсоюзов с государством», передача профсоюзам
управления хозяйством и так далее, но нам, рабочим, это не подходит —
государство у нас Советское, рабочее, но бюрократов в его аппарате
много, и соединение его с профсоюзами не убавит, а прибавит бюрократов.
Сейчас, по крайней мере, если до начальника дороги т. Правдина не
доберешься — пойдешь в профсоюз, пожалуешься. Хотя и не всегда, а
какую-то помощь профсоюз окажет, а после «сращивания» или передачи
профсоюзам управления, куда пойдешь? До начальника не всегда доберешься.
Нет, товарищи, нам надо, как Ленин говорит, оставить профсоюзы как
массовую организацию рабочих, которая будет и нас учить управлять
хозяйством, и связывать с партией, и бороться с бюрократизмом и с
недисциплинированностью среди рабочих. У нас сейчас, как говорит товарищ
Ленин, главная задача — выйти из разрухи, дать товаров побольше и
рабочим и крестьянам — на это надо бросить все силы. А от пересадок с
одного места на другое товаров не прибавится. А ежели так, как говорит
Троцкий, — производство по-военному и рабочих организовать, как солдат,
то и вовсе разрушится все — рабочий не солдат и командовать, как в
армии, не допустит.
У «Рабочей оппозиции» вроде выходит все мягко и
гладко и демократично, а доведут её предложения до полного развала
управления хозяйством и дисциплины труда среди рабочих и служащих, а без
нее известно к чему дойдем — друг дружку поедать будем, не будет рабочей
солидарности. Вот нас, — говорили они, — удивляет начальник дороги т.
Правдин. Он выступал от «Рабочей оппозиции» вроде как демократ, а кто же
из нас не знает, что он не демократ, а бюрократ, до него не достучишься
(они привели примеры). Пусть он нам скажет, кто же кому место уступит —
он нашему представителю Союза уступит, что ли? Или они в обнимочку, на
пару будут управлять дорогой? Да ведь, товарищи, это будет такая
«обнимочка», что Правдин задушит в своих объятиях нашего
беднягу-профсоюзника. Выходит вроде так, что на словах большие права, а
на деле наш профсоюз лишится и тех прав, которые он сегодня имеет. Нет,
товарищи, — заключали они, — Правда не у товарища Правдина с его вождем Шляпниковым, а у товарища Ленина — он нам предлагает: профсоюзы укрепить
снизу, а не «перетряхиванием» сверху, как предлагает Троцкий; дать им
возможность действительного контроля и борьбы с бюрократами; помогать
управлению производством и транспортом, чтобы поскорее его поднять — для
этого мы, рабочие, будем сознательно участвовать в управлении, в
организации труда и дисциплины и тем самым в быстрейшем подъеме всего
хозяйства». Заканчивали они свои речи призывом к коммунистам идти за
Лениным, голосовать за его предложения — это самый верный и надежный
путь для рабочих.
Эти речи производили большое впечатление
Почувствовав
опасность своего провала, фракционеры обострили ход собрания,
выкрикивали всякие реплики, прерывая ораторов и мешая им говорить, но
этим они только вызвали против себя возмущение массы коммунистов. После
выступления лидеров оппозиции Правдина и других, пытавшихся объединить
силы всех оппозиционных групп, выступил Каганович Л.М.
Я с самого начала своей речи заявил, что я выступаю в защиту Ленинской
платформы, в противоположность товарищам Правдину, Семенову и другим,
которые, защищая свои платформы,
в то же время заискивали перед другими группами, в том числе и
великодержавными шовинистами, чтобы вызвать их расположение и
сблокироваться для завоевания большинства. Но против кого большинство?
Против Ленина, против его единственно верной и надежной для партии и
пролетариата платформы. «Если, — сказал я, — вы мне дадите время, я
хотел бы вам рассказать кое-что из истории этой дискуссии». (Все
согласились дать мне времени, сколько потребуется).
За нашу Ленинскую резолюцию голосовало более 80% собравшихся
коммунистов. Надо еще иметь в виду, что в этом собрании участвовали и
паровозные машинисты Ташкентского депо, что было очень важно для влияния
на коммунистов всего железнодорожного узла и даже всей дороги.
После этого собрания были проведены собрания по всем ячейкам
Железнодорожного района, на которых выступали руководящие работники ЦК
КПТ и Ташкентского горкома. Я лично выступал еще на собрании путейцев и
строителей, которые дружно поддержали платформу Ленина, и на собрании
коммунистов-вагонников, которые, хотя с маленьким большинством, но также
провалили антиленинцев. Только на собрании коммунистов управления дороги
и службы движения наша резолюция не сразу получила большинство. Но в
целом большинство ячеек Железнодорожного района заняли Ленинскую
позицию. Поэтому мы были уверены, что на собрании Железнодорожного
района в целом мы, Ленинцы (так мы себя тогда именовали), победим.
Несмотря на это, мы были готовы к бою. Подготовились к выступлениям и
рядовые, и мы, руководящие работники. В своем выступлении на районном
собрании я не просто повторял сказанное на собрании в паровозо-вагонных
мастерских, но и обогатил свою речь новыми доводами. Как мы и ожидали,
проведенная большая работа в ячейках дала свои результаты, и
Железнодорожный район занял твердые Ленинские позиции не только о
профсоюзах, но и по всем партийно-политическим вопросам. Хотя это
определяло нашу Победу в Ташкентской организации, но мы не только не
ослабили наше идейное наступление, а, используя опыт Железнодорожного
района, продолжили свое наступление в городском районе, где антиленинцы
имели наиболее сильные позиции. Особенно остро шла борьба в ячейках
Советских учреждений и некоторых мелких предприятий, хотя большинство
этих предприятий шло за нами. В результате упорной идейной борьбы в этих
ячейках большинство ячеек Советских учреждений высказались за платформу
Ленина, хотя антиленинцы имели среди них много своих сторонников,
особенно «буферисты».
Сложное положение было в военных организациях, так как речь шла о борьбе
с платформой, представлявшей позиции Наркома по военным делам. Еще и
Командующий фронтом «забуфе-рил». Среди военных начали мы борьбу с
курсов командного состава, где у нас было крепкое ядро Ленинцев; на их
собрание мы пригласили верхушку других частей. В результате трехдневной
борьбы и острых выступлений, в том числе и члена Реввоенсовета фронта
Кагановича, мы добились хороших результатов — большинством собрания была
принята резолюция поддержки платформы Ленина! Это определило Победу
Ленинцев в большинстве военных ячеек.
В итоге Ташкентская организация на своей общегородской партконференции
громадным большинством голосов отвергла все платформы и приняла
Ленинскую платформу о профсоюзах. В своей резолюции она особо
подчеркнула задачу сохранения и укрепления единства партии! Вся наша
успешная борьба в Ташкенте благотворно сказалась в общетуркестанском
мас-штабе'и имела серьезное значение для Победы Ленинской платформы в
других организациях, в первую очередь в Самарканде, Ашхабаде, Фергане и
других. В эти центры и в другие районы были посланы наши представители
для оказания помощи комитетам партии.
В первой половине февраля 1921 года (10-17 февраля) собралась
Общетуркестанская краевая партконференция
Вопрос о профсоюзах был
главным вопросом конференции. Докладчиком «О роли профсоюзов — за
принятую руководящими партийными органами платформу Ленина» выступил по
поручению Туркбюро ЦК РКП и ЦК КП Туркестана тов. Каганович Л.М.
Содокладчиком за платформу Троцкого и
Бухарина выступил приехавший
специально из Москвы один из виднейших представителей оппозиции
Преображенский (который тогда был секретарем ЦК), и содокладчиком от
«Рабочей оппозиции» выступил Правдин. Я не буду излагать здесь ход
докладов и прений, в том числе и моего доклада, я должен только сказать,
что моё первое выступление у железнодорожников легло в основу всех моих
дальнейших выступлений, дополнявшихся и обогащавшихся за счет изучения
всего хода дискуссии, и особенно докладами и выступлениями Ленина. На
партконференции я подвел итоги всей дискуссии в Туркестанской
парторганизации. Конференция прошла на высоком идейно-политическом
уровне. Помню, что после конференции Преображенский мне сказал: «Я не
думал, что увижу здесь, в Туркестане, столь высокий партийный уровень».
И это — несмотря на то, что ему и Правдину наложили по пятое число.
После острых и горячих прений, в которых выступали и местные товарищи из
«националов», конференция поименным голосованием громадным большинством
голосов приняла платформу Ленина. Платформа Троцкого — Бухарина,
«Рабочей оппозиции» и другие, все вместе взятые, получили всего 20
голосов.
Туркестанская краевая конференция соответственно своей принципиальной
линии избрала делегацию на X Всероссийский съезд партии в количестве 20
делегатов. Среди них были товарищи Бурнашев, Каганович Л. М., Каримов,
Мавлянбеков, Мещерякова, Рахимбаев, Сергушев, Сольц, Тюрякулов, Фокин,
Ходжаев, Худайбергенов, Сафаров и другие.
После X съезда, в связи с постановлением съезда об укреплении профсоюзов
партийными работниками, ЦК направил меня, как имеющего опыт профсоюзной
работы, в
ВЦСПС в качестве заведующего организационным отделом. Но через
недолгое время, в связи с осложнением в Туркестане и заменой состава
Туркбюро ЦК новым составом, я вновь был введен в Туркбюро ЦК и
Турккомиссию ВЦИК и СНК. Вернувшись в Туркестан после небольшого
перерыва, я со свежими силами энергично взялся за выполнение решений X
съезда партии.
Прибыв в Ташкент, я увидел, что лучшие коммунисты Туркестана старательно
усваивали преподанные Лениным уроки работы в новых условиях
НЭПа, но
много было людей, не усвоивших Ленинскую политику.
Не приукрашивая историческую действительность, необходимо прямо сказать,
что в таких окраинах, как Туркестан, было гораздо больше коммунистов,
рабочих и крестьян, чем, например, в Москве, которые не по-ленински
понимали и, что еще хуже, не воспринимали новую экономическую политику.
Здесь скрывалось и то, что последствия империалистической и гражданской
войн, приведших к разрушениям в промышленности, без того слабой,
транспорта, сельского хозяйства, затруднения с продовольствием и в
промтоварном снабжении были особенно велики. Лучшие, передовые рабочие
поддерживали партию в её политике, часть же рабочих и коммунистов,
возмущаясь восстановлением частного производства и торговли, то есть
элементов капитализма, выступали против этого, особенно подогреваемые
демагогическими левыми фразами оппозиционеров. Были и такие, которые под
влиянием агитации классово-враждебных сил поддерживали всерьез возврат к
капитализму.
Кулацко-байские и националистические силы — и
великодержавные, и местные — каждый по-своему после введения НЭПа
развили исключительно большую активность не только в антисоветской,
антипартийной агитации, но и в организации контрреволюционных сил.
Великодержавные шовинисты, защищая кулаков и возврат к старым
колонизаторским порядкам, добивались отмены земельной реформы и
обратного возврата кулакам отнятых земель, обосновывая НЭПом, якобы
позволяющим это. Мусульманские националисты, защищая баев, требовали
полного восстановления свободного развития торгово-капиталистических
отношений и восстановления власти баев в Туркестане.
Анархо-мелкобуржуазные, деклассированные элементы буйно выражали свое
недовольство, подымали муть, доходя до выступлений против партии
коммунистов — «за ' Советы без коммунистов». В этих условиях руководящие
органы компартии Туркестана мобилизовали все лучшие силы коммунистов и
честных пролетариев для развития и усиления пропаганды, агитации,
разъясняющей истинную Ленинскую суть новой экономической политики, для
разоблачения и отпора всем и всяческим враждебным силам. Партия не
ограничилась теоретической, идейно-политической, воспитательной работой,
которая велась и в Туркестанской парторганизации активно и широким
фронтом между V и VI съездами партии и после VI съезда партии, — партия
решила организационно укрепить её ряды путем чистки в 1921 году.
В целом чистка проходила гласно, с активным участием передовых
беспартийных рабочих. В результате чистки Туркестанская партийная
организация, имевшая к началу чистки немногим больше 40 тысяч членов,
вычистила из своих рядов около 10 тысяч человек, переведено в кандидаты
немногим более 3 тысяч, выбыло добровольно, не дожидаясь исключения,
около 2 тысяч. В числе исключенных было около 500 выходцев из
непролетарских партий, особенно бывших эсеров, которых в Туркестане было
немалое количество, около 500 бывших белогвардейцев и басмачей. Таким
образом, Компартия Туркестана окрепла, улучшился её состав, повысился её
авторитет в массах и их доверие к партии.
В марте 1922 года состоялась VI Краевая конференция Коммунистической
партии Туркестана. Конференция избрала 20 делегатов на XI съезд партии,
в том числе Л. М. Кагановича. После окончания XI съезда меня вызвали в
ЦК к Куйбышеву, а затем к Сталину и Молотову, которые предложили мне
перейти на работу в ЦК в качестве заведующего
Организационно-инструкторским отделом ЦК. Тут же было принято решение, о
котором я сообщил делегатам Туркестана.
Оглавление
Большевики
www.pseudology.org
|