Геннадий Евграфов Запах женщины Вот что вело Бенито Муссолини к вершинам власти гипертекстовая версия 60 лет назад вторжением Германии в Польшу началась вторая мировая война. Так утверждают историки. В действительности вторая мировая началась семнадцатью годами раньше, когда в Италии пришли к власти фашисты. Просто никто не понял, что это война, — настолько невинным казалось происходящее... 26 апреля 1945 года в местечке Донго, неподалеку от швейцарской границы, небольшая колонна немецких войск была остановлена партизанами знаменитой 52-й Гарибальдийской дивизии. Вместе с колонной двигалось несколько легковых автомашин с итальянцами. Офицеры вермахта вступили с партизанами в переговоры, в результате которых "гарибальдийцы" согласились пропустить колонну в обмен на выдачу им соотечественников.   Прежде чем выполнить условие соглашения, немцы разыграли перед партизанами комедию: пересадили из авто в кузов грузовика, набитый солдатами, тучного пожилого пассажира в черных очках, напялили на него шинель, явно не по росту, сунули в руки автомат... Подали каску, он нахлобучил её задом наперед... В мешковатой шинели, в черных очках, с автоматом, который он держал наподобие лопаты или весла, толстяк выглядел клоуном на арене цирка. Трудно было в нем опознать Муссолини — безграничного диктатора Италии на протяжении двадцати лет. И тем не менее кто-то из партизан разоблачил ряженого. Дуче был арестован именем народа и препровожден в отдаленное горное селение Джулино ди Меццагра... Ярко светило солнце, воздух был напоен ароматом цветов и трав, и все кругом обещало новую жизнь. А он уходил в никуда и превращался в ничто. Уходил не один — вместе с женщиной, которая его любила. И кажется, впервые за многие годы было ему по-настоящему легко и спокойно. Шлюхи В 16 лет прыщавого Бенито лишила невинности дешёвая проститутка. Факт этот следует постоянно держать в памяти, говоря о восхождении Муссолини к вершинам политического олимпа. В своих речах дуче не раз называл общественное мнение шлюхой, да и власть в Италии взял, как пьяную девку, валявшуюся на дороге. Глупо не взять то, что само дается в руки. Примерно так же относился он и к народу. Народ, во имя которого он наводил порядок в стране и ссорился с соседями (дуче конфликтовал одновременно с 15 странами-членами Лиги Наций, весьма неровными были и его отношения с Гитлером), — великий народ Италии всегда оставался для него безмозглой плотью; толпа — говорил Муссолини — "не должна стремиться знать, она должна верить; она должна подчиняться и принимать нужную форму". Все политики — циники. Муссолини в XX веке был по части цинизма величайшим из политиков. У него сорвалось с языка признание, что в юности он раздевал глазами каждую женщину, которую видел, красавицей была она или уродиной, юной девушкой или старухой. Завсегдатай борделей, он выбирал партнершу почти наобум — главное, чтобы не пользовалась парфюмерией. Запах потного тела — вот что его влекло и возбуждало Когда Бенито минуло двадцать, он с некоторым удивлением обнаружил, что нравится многим представительницам противоположного пола. Из зеркала на него смотрел человек, похожий на молодого Бонапарта: удлиненное лицо с орлиным крупным носом, выдающийся подбородок, темные глаза под нависшими надбровными дугами — особенно эти глаза! В их темном пламени Бенито легко прочитал, что глупо платить за любовь, когда можно получить все то же самое бесплатно. Ничтоже сумняшеся он совратил свою кузину, затем её подруг, потом очередь дошла до барышень-крестьянок со всей округи, где Муссолини в ту пору имел честь "сеять разумное, доброе, вечное" — учительствовать в женской гимназии. В горной деревушке Толмеццо будущий диктатор проживал у замужней домохозяйки. До молодого постояльца эта синьора уделяла внимание не только законному супругу, но страсть, с которой Луиджия набросилась на Бенито, превосходила все ожидания. Ревность её, по словам дуче, любившего на склоне лет предаться воспоминаниям о мятежной молодости, доходила до смешного. Она, к примеру, уничтожила несколько страниц его рабочих тетрадей, обнаружив там женские имена. Несчастная ревнивица! То были имена, выписанные Бенито из учебников истории и литературы!.. Связь с Луиджией так и осталась бы в судьбе Муссолини странным анекдотом, если бы в один злосчастный день он не обнаружил симптомы недомогания, увы, передаваемого исключительно половым путем. То ли муженек Луиджии тому виной, то ли ревность не мешала ей оказывать услуги не только постояльцу — так или иначе, господин учитель был за свою неутомимость в постели вознагражден сифилисом, от последствий которого страдал до конца своих дней. После отмеченной нами потери невинности, лишённой какого-либо романтического флёра, нехорошая болезнь — второй важнейший эпизод биографии Муссолини до момента, когда он стал тем, чем стал. Но кем ему хотелось стать? Разумеется, не сельским учителем, не рабочим на шоколадной фабрике, не средней руки журналистом. Бенито достало мужества публично признаться, что в те годы он видел себя будущим знаменитым писателем или музыкантом, но вовремя понял, что у него не хватит способностей и трудолюбия. Зато у него с избытком было того, что его любимый Ницше (поначалу, впрочем, не более любимый, чем Карл Маркс) назвал "волей к власти". Задолго до этого публичного признания, в разговоре с любовницей Ледой Рафанелли Бенито поделился мечтой: "Мне нужны слава и богатство. Я хочу быть вершителем судеб". "Как Наполеон?" — воскликнула со смехом Леда. "Больше, чем Наполеон". Леда вновь рассмеялась — не подозревая, что всего через двадцать лет по всей Италии будут развешены портреты Бенито в позе Наполеона, только ещё более напыщенной и театральной. Разговор состоялся в 1913 году В 1914-м Бенито сочинит манифест, где от зауми бородатого Карла не останется следа: призыв к патриотической войне, к расширению итальянских "природных, языковых и расовых границ".   Одновременно с манифестом он создаст первые "фашио" — группы давления, призывающие к вступлению Италии в мировую войну. Большинство депутатов парламента выступят резко против участия в военных действиях. Тогда Муссолини объявит войну самому парламенту, призывая народ выйти на улицы. И народ на улицы выйдет Король Виктор Эммануил объявит войну Австрии. В результате Италия потерпит поражение в битве при Капоретто и обретет претендента на роль диктатора — капрала Муссолини. В обществе, погруженном в депрессию, охваченном страхом перед будущим, вовсю заговорят о "твердой руке". То есть о власти Бенито. Как и в познании прелестей и мерзостей любви, Муссолини шёл к власти постепенно, хотя и не сворачивая с намеченного пути. Разочарованный вначале в анархизме, а потом и в социалистических идеях, он увлекся фашизмом, проповедником которого был выдающийся итальянский писатель Габриеле Д'Аннунцио (многие в Европе читали его взахлёб — вспомним хотя бы "Оду Д'Аннунцио" Николая Гумилева). Вместе с Муссолини он ратовал за вступление Италии в войну, сам в первых рядах ушел добровольцем на фронт, командовал звеном бомбардировщиков, совершал налеты на Венгрию, Югославию, Моравию. Ефрейтор Шикльгрубер ещё ни сном ни духом не помышлял о Третьем рейхе, когда вся Италия зачитывалась имперскими стихами и статьями Д'Аннунцио. Собственно, Д'Аннунцио сделал за Бенито первый шаг на пути в Рим. В 1919-м он возглавил авантюрный поход в Хорватию, где был захвачен порт Риека (Фиуме). Бенито в походе не участвовал и на призыв Д'Аннунцио прибыть в Фиуме отмолчался, за что был назван трусом. Обиду Муссолини проглотил, но спустя три года взял реванш, показав Д'Аннунцио, что предпочитает одерживать лишь громкие победы: Фиуме не чета Риму, а провинция — всей империи. Став диктатором, Бенито не забыл своего идейного отца: личным указом даровал Д'Аннунцио титул князя, впоследствии назначил его президентом Королевской академии наук. Тем не менее факт остается фактом: Д'Аннунцио был для Муссолини своего рода куртизанкой, которую он использовал — и потеснил со своего пути.   Жёны 16 октября 1922 года в Милане прошло совещание фашистской верхушки, на котором был выработан план захвата власти в стране. 31 октября Муссолини стал 27-м премьер-министром страны. И с триумфом вступил в вечный город... Это потом возникнет легенда о 300 тысячах чернорубашечников, готовых по первому слову дуче штурмовать Рим. Столичному гарнизону, оснащенному бронемашинами и пулеметами, не составило бы труда дать отпор "армии" Муссолини. Когда королю поздно ночью доложили о фашистском восстании, он согласился с мнением кабинета министров привести в боеготовность вооруженные силы, но воздержался от подписания соответствующего указа. В итоге армия сдала Рим без единого выстрела, а Луиджи де Факта, опасаясь начала гражданской войны, сложил с себя полномочия премьера. Реальная жизнь — и не только для Бенито, но и для всей Италии — кончилась. Начала обретать плоть жизнь, которая до этого дня существовала лишь в одной воспаленной сифилисом голове... Муссолини создавал свою диктатуру, как рачительный крестьянин создает семью, строит дом. Он знал, как это непросто. Но он также знал, что это неизбежно. В 1909 году его посетила первая любовь. Ракель Гвиди, одна из бывших учениц Бенито, не отвергала ухаживаний, но и не спешила сказать твердое "да". Будучи уверен, что семейные узы мешают революционеру в осуществлении грандиозных планов, Муссолини предложил Ракели гражданский брак. Это не устроило её родителей. В один из своих визитов к возлюбленной Бенито разыграл перед её матерью мелодраму — вытащил из кармана револьвер и воскликнул: "Здесь шесть патронов. Если Ракель ответит мне отказом, одна пуля достанется ей, пять — мне!" Спектакль произвел впечатление — Бенито увел Ракель из родительского дома. Возможно, брак их так никогда и не был бы оформлен, если бы не вмешалась судьба в лице Иды Дальсер. Родив от дуче сына, глупая Ида повсюду стала представляться синьорой Муссолини. Бенито поспешил оформить с Ракелью брак в мэрии. В 1937-м он вдруг вспомнит об Иде, упечет её в психушку, где она вскоре умрет. Их внебрачный сын Альбино погибнет на второй мировой войне... Вторично в отношения Бенито и Ракели судьба вмешается, когда фашистские идеологи станут проповедовать, что долг итальянца — иметь законную супругу, освященный церковью брак и как можно больше детей. Детей у них было пятеро — им оставалось пойти под венец, чтобы служить совершенным примером нации. После венчания в одном из соборов Ватикана супружеская жизнь потекла по-прежнему: находясь под одной крышей, Ракель и Бенито спали и даже питались раздельно. Не только на людях, но и при детях Ракель обращалась к мужу не иначе как "дуче"... В своем большом доме — Италии — Муссолини начал наведение порядка с вывешивания государственных флагов повсеместно, вплоть до иностранных посольств. Затем он явился в парламент. Нет, он не собирался упразднять Конституцию — он просто дал понять этим бездельникам, что вполне может обойтись без них. Побив все прежние парламентские рекорды 85-минутной речью, Бенито получил вотум доверия. Через несколько дней его поддержал сенат, который пошел ещё дальше своих коллег: ораторы умоляли Бенито не останавливаться на полпути. Были, впрочем, и недовольные Усмирение их началось с того, что издателя одной либеральной газеты напоили касторкой (на нем первом опробовали так называемое "фашистское лекарство", которое потом прописывали всем "мягким" критикам режима). Нескольких активных старых членов партии, критиковавших Муссолини за диктаторские замашки, чернорубашечники избили среди бела дня на улицах Милана. Затем было совершено нападение на отступника Форни и попутчика-социалиста Гонсалеса. Зарубежные корреспонденты поспешили сообщить об этом в своих газетенках — их тоже избили для острастки, а потом и вовсе выслали из страны. После расправы со своими надо было приструнить левых. Лидером оппозиции в парламенте, по инерции игравшей свою жалкую роль, был Джакомо Маттеотти — человек бесстрашный и неподкупный. Чтобы заставить его замолчать, из тюрьмы выпустили отпетого головореза Вольпи, свели его с показавшим себя в деле Думини — ну, а дальнейшее было уже делом их рук... Так Муссолини ответил не только на вопрос Маттеотти о законности парламентских выборов, на которых фашисты получили большинство, но и на предположения итальянцев о том, что их ждет в ближайшие годы. Чтобы развеять все иллюзии, Муссолини заявил: времени у него достаточно — фашизм продержится 20 лет. И как в воду глядел... Что нужно человеку из толпы? Сбалансированный бюджет, снижение инфляции, укрощение зарвавшейся бюрократии? Человеку из толпы нужно ощущение, что наступили — и надолго — другие времена. Муссолини понял это лучше, чем кто-либо из "великих диктаторов". Первый год своего правления он объявил началом новой эры — "Анно примо". Был введен календарь, в котором все события теперь исчислялись не с Рождества Христова, а с 28 октября 1922-го. В Советской России тоже пытались ввести такой календарь — не прижилось. А в Италии — прижилось. Официальной эмблемой государства стал древнеримский знак "фасции ликторов". Официальным приветствием не только членов партии, но всех законопослушных граждан — вытянутая вперед рука, также на древнеримский манер. В обществе очень скоро укоренилось убеждение, что фашизм — единственная альтернатива беззаконию, что фашизм — синоним порядка и морали. При всем презрении к обществу дуче больше всего любил выступать перед людьми. Не поле боя, не кабинет, не дипломатические рауты, но балкон стал его подмостками в театре истории. Толпа рукоплескала, когда он выходил на этот балкон, и после каждой фразы взрывалась рёвом. Любовницы Значит — все дело в толпе? В презренной черни? Но в точности так же вели себя и римские патриции. "Только один человек в Италии не ошибается", — воскликнул дуче в октябре 32-го на ассамблее, собравшей более двух тысяч интеллектуалов со всей страны. Интеллектуалы мигом сообразили, что Муссолини имеет в виду не короля и даже не папу. Сообразили — и зааплодировали. На то они и интеллектуалы. Странной была его диктатура. На самом верху шутили, что она сделана из мягкого сыра. "Картонным львом" называл Муссолини один из дружески расположенных к нему сенаторов. Дуче критиковали, над ним посмеивались — но как-то беззлобно, беззубо. Не было в Италии ни ГУЛАГа, ни газовых камер, ни бесконечных открытых процессов над врагами народа. Климат, что ли, виноват? А что было? То, до чего не додумались ни Гитлер, ни Сталин, ни Мао Цзэдун. Культ личности подкреплялся не только словами — к примеру старшего брата дуче, уверявшего читателей газеты "Пополо д'Италия", что Бенито знает все о каждом из своих подданных, — но и делами. Дела протекали таким образом, что уже в 1926 году Муссолини руководил шестью из тринадцати министерств, а через пару лет возглавил ещё три. Кроме того, он продолжал возглавлять партию и её Большой Совет, руководил Национальным советом корпораций, занимал пост командующего милицией, а позже и вооруженных сил. Ему непосредственно подчинялись Верховный комитет обороны, Государственный совет, Военный совет, Счетная палата, Верховный совет статистики и даже постоянный Комитет по производству зерна. Он был везде, он был всем — и тем больше было любящих его. Он был ненасытен — и в обладании властью, и в обладании женщинами   Признаваясь близким друзьям, что никогда не был заботливым отцом, поскольку вся его жизнь, каждая минута принадлежит Италии, дуче лукавил: он всегда находил время для любовных утех. Три-четыре раза в год, по праздникам, навещая детей, он успевал по дороге заглянуть к синьоре Сарфатти, написавшей его первую официальную биографию. Он охотно принимал в своей резиденции многочисленных просительниц, и решение их проблем происходило так же быстро, как в молодости, когда он — вспомним — "раздевал женщин глазами" по той простой причине, что не утруждал себя их раздеть: на ковре, устилавшем пол кабинета, в кресле, стоя у подоконника. Дуче было некогда снять не то что туфли, но и спустить брюки. Анжелика Балабанова, член РСДРП, долго жившая в политэмиграции в Италии, вспоминала, что в любви Бенито был "тепписта" — хулиган с садистскими наклонностями. Французскую журналистку Магду Фонтанж, считавшуюся в его жизни "роковым человеком", он при одном из свиданий чуть не задушил шелковым шарфиком, повязанным вокруг шеи. Когда она ему надоела, дуче приказал выдать ей 15 тысяч франков и проводить до границы. Некоторый привкус садизма носили и его реформы. женщинам строго предписывались фасоны и длина платьев, высота каблуков, были введены ограничения в пользовании косметикой и парфюмерией (вспомним любовь Бенито к естественному аромату тела), строго карались аборты, запрещены разводы. Наконец, дуче издал указ, в котором заражение венерической болезнью приравнивалось к уголовному преступлению — только сифилитик мог такой указ сочинить...   Но и этого ему было мало   Дуче заявил, что современные танцы "являются зародышем плотского греха, вселяя в умы людей тягу к безнравственности". Сокращалось число ночных ресторанов, клубов и варьете. Иностранцы, посещавшие Италию в те годы, отзывались о вечернем Риме, как о грандиозном кладбище. Фарс переходил в трагифарс. Когда спектакли проваливаются один за другим, труппа перестает вначале любить, а затем и беззаветно доверять своему режиссеру. Вступив под натиском Гитлера в мировую войну, Муссолини потерял захваченные им в предшествующие годы Ливию, Эфиопию, Албанию. Сокрушительные поражения терпела Италия на русском фронте. Последним ударом стало заседание Большого Совета 24-25 июля 1943 года, выразившего Муссолини вотум недоверия и просившего короля Виктора Эммануила вернуться к своим обязанностям.   На аудиенции король объявил дуче, что война проиграна, страна на грани катастрофы и пост премьер-министра он передает маршалу Бадольо. Здесь же, у королевского крыльца, дуче арестовали — "в целях сохранения личной безопасности"... Последним, кто оставался ему верен, была Кларетта Петаччи, фаворитка с десятилетним стажем, любившая в нем не самца, но мужчину, сильную личность. На одной из уютно устроенных для свиданий с дуче римских квартир произошла её единственная встреча с синьорой Муссолини. Ракель тогда назвала её шлюхой и пообещала: "Когда-нибудь тебя отвезут на Пьяцца Лорето". Это была печально известная площадь в Милане, где собирались проститутки самого низкого пошиба — вроде той, что лишила Бенито невинности. Пророчество Ракель сбылось в апреле 45-го: тогда на Пьяцца Лорето труп голой Кларетты, подвешенный на фонаре вверх ногами, будет раскачивать ветер — рядом с трупом её возлюбленного дуче. Последнюю ночь любви — даже если в ту ночь между ними ничего не было, все равно это была ночь любви: им никто и ничто не мешало — Бенито и Кларетта провели в хлеву, на бедной крестьянской ферме. Кто знает — не вспоминалась ли в ту ночь Муссолини деревушка Толмеццо, с которой началось его невероятное восхождение к вершинам, куда имеют доступ лишь немногие смертные.   Перед началом казни партизаны посоветуют Кларетте убираться ко всем чертям. Она останется — и закроет своим телом Бенито. Второй залп возвестит о начале новой эры в истории Италии. Источник плоского текста Италия   www.pseudology.org