Речь товарища Радека.
(Заседание 8 февраля 1934 г., утреннее)
Радек (Собельсон) Карл Бернгардович
1895-1939
Председательствующий. Слово предоставляется товарищу Радеку.
Радек. Товарищи! Доклад товарища Кагановича представлял собой просмотр того грандиозного мотора, при помощи которого партия наша за последние годы сумела сдвинуть страну на 50 лет вперед. Товарищ Каганович пересматривал все рычаги, все части этого мотора, некоторые протирал тряпочкой, а некоторые даже песочком. И я, как работник газетного цеха, должен установить, что, видно, товарищ Каганович очень доволен состоянием нашей прессы, потому что нас он в докладе ни тряпочкой, ни песочком не протирал. (Смех.)
Каганович. Вы, товарищ Радек, расскажите, как я был недоволен вами, когда собирал представителей прессы по поводу чистки партии.
Радек. Товарищ Каганович был очень недоволен, когда собрал нас по вопросам освещения чистки: я даже догадываюсь, что он и теперь еще кое-чем недоволен.
Позвольте мне говорить не о прессе, а о вопросах, которые особенно для меня, когда я слушал товарища Кагановича, были наиболее существенными, наиболее волнующими, а именно о борьбе за большевистские принципы организации. Несколько лет назад та часть партии, к которой я принадлежал, смотрела на съезд как на съезд аппаратчиков. История показала, что это была или клевета на партию, или ночные кошмары. Аппарат нашей партии оказался самым могучим историческим аппаратом созидания социализма.
Не оправдались все те предсказания, которые начались с самого момента возникновения большевизма, после ленинского «Что делать?», когда Роза Люксембург предсказывала, что большевики создают сектантскую партию, оторванную от масс. И в 1918 г. из тюрьмы Р. Люксембург, при всей своей глубокой симпатии к тому, что совершалось в нашей стране, писала, что если большевики отменят свободу печати, свободу собраний для инакомыслящих, то этим будет задушен, засыпан живой источник творчества масс, потому что можно приказом разрушать, но нельзя приказом создавать.
Все, что мы пережили за последние годы, показало, как, разрушив свободу печати для буржуазии и все буржуазные свободы, рабочий класс под руководством нашей партии создал невиданные в мире свободы для творчества народных масс, для творчества рабочих и крестьян. Я помню, как я и мои согрешники...
Каганович. Сотворцы в борьбе с партией.Радек. ...сотворцы грехов в оные времена кричали «против режима, за партийную демократию». Этот лозунг оказался при исторической проверке лозунгом против режима пролетарской диктатуры, за буржуазную демократию. Я помню, что когда во время борьбы за ленинскую линию партии партия наша и товарищ Сталин обучали нас, что требование внутрипартийной демократии, как мы его выдвигали, когда требовали свободы фракций, означает открытие ворот для третьей силы, то я искренно возмущался этим утверждением, считал это клеветой. Позвольте мне рассказать в нескольких словах, как я убедился в великой правде этих слов товарища Сталина о нашей партии.
Я был партией послан, немножко недобровольно (смех), на переучебу ленинизму в не столь отдаленные города. Товарищ Косиор мне тогда предлагал Ишим, но я считал, что там нельзя издавать «Таймс» или другую большую газету, и поэтому мне пришлось путешествовать дальше — в город Томск. И в Томске ко мне пришел возчик, который возил из города еще более отдаленного — Нарыма — рыбу, он мне привез письмо от оппозиционеров из Нарыма. Когда я его начал допрашивать, коммунист ли он, возчик ответил мне: «Какой я коммунист, я лишенец за участие в восстании против советской власти». Он был эсером, который окрестьянился, а на деле окулачился. Когда я начал щупать, почему он везет письмо от оппозиционеров, считающихся коммунистами, он говорит: «Ну, чего там, ведь вы и мы одинаково страдаем и одинаково хотим демократии». (Смех.)
Через несколько дней хозяйка в частной столовке, в которой я обедал, мне сказала:
«У вас есть товарищи в Барнауле, и у меня есть там дочь...»
Она предложила мне переправлять мои письма по адресу дочери.
И так, день за днем, тезис Центрального комитета о том, что свобода фракций — это двери, через которые врывается третья сила, проверялся жизнью, фактами, и я должен был только с грустью констатировать, что то, что не вошло в разум через голову, должно было войти с другой стороны. (Взрыв хохота.)Товарищи, вам легко над этим смеяться, потому что вам не пришлось этого испытать. (Смех.) И я теперь уже над этим смеюсь. Но, товарищи, тогда было не до смеху, ибо было очень, скажу деликатно, досадно, что, прочитав шкафы книг, я должен был на таком опыте обучаться ленинизму-марксизму.
Теперь, когда смотришь на то, какие грандиозные народные массы партия подняла на борьбу за социализм, на борьбу за новую культуру, когда смотришь, как они овладевают уже не азбукой, не просто грамотностью, но овладевают учением Ленина, овладевают техникой, идут на штурм науки, то правота партии становится так ясна, что только слепой или сознательный враг рабочего класса может не видеть этого. И то, что мы называли режимом и прижимом, это есть великая внутрипартийная и рабочая демократия, ибо эта настоящая демократия создает условия для поднятия миллионных масс к сознательной жизни и руководству этой жизнью.
Теперь, перед лицом новых грандиозных задач и новых больших трудностей, которые вырастают не из внутренних отношений, а извне, я с глубокой уверенностью могу сказать, что те, которые сознательно пережили этот тяжелый опыт, которые поняли его смысл, они не только не могут ни на один момент думать о борьбе против того великого дела, которое создано нашей партией, тех отношений, которые она создала, но они обязаны в первую очередь дисциплинированным, сознательным проведением линии партии доказать, что хотя бы эта наука не пропала для них даром.
Товарищи, тот же самый процесс, который сделал страну нашу величайшей кузницей новой жизни, он создал и единство, которым дышит этот съезд. Это есть единство, которое уже отражает вырастание, начало кристаллизации бесклассового общества. Я думаю, что не перескакиваю никакую ступень, говоря, что тут отражается и сближение, укрепление смычки между крестьянством и рабочим классом на новой основе, не как с крестьянством — слоем мелких собственников, а с переходным слоем колхозников — участников великого социалистического творчества.
Товарищи, и наши враги чувствуют, что им нужно единство перед новыми боями. Но никакого единства у них не может выйти.
И когда буржуазная печать высмеивает заявления, сделанные на нашем съезде товарищами, которые, вернувшись в партию, не сумели достаточно включиться в ее общую работу, не сумели достаточно доказать ежедневной работой правду своих деклараций, если буржуазная пресса над этим смеется, то она смеется над собой. Те заявления, которые здесь делал ряд товарищей, — они не просто результат только их политического банкротства, не результат только банкротства оппозиции, — это результат глубоких, более важных процессов, это результат великой позитивной победы нашей партии. Всякий, кто невольно отражал влияние других классов, кто пошел против партии, думая, что служит рабочему классу, не мог не поставить перед собой вопроса: или ты на этой стороне баррикады, или на другой стороне баррикады. Ничего среднего быть не может.
Сделать такое заявление не трудно, не подвиг, ибо коммунист, который не умеет отбросить честолюбие и не умеет свой опыт передать народным массам, — вообще не коммунист. Эти заявления важны потому, что существуют еще кое-где элементы, которые при затруднениях зашевелятся.
Пусть же они знают по нашему опыту, что нет другой борьбы за социализм, что нет другой борьбы за дело рабочего класса, чем та, которую ведет наша партия под знаменем Ленина, под руководством Сталина. Пусть знают, что всякая попытка хотя бы тени противопоставления себя партии означает политическую гибель для борца за социализм, означает переход в лагерь передовых отрядов контрреволюции.
Наша партия ведет самую великую борьбу, которую когда-либо вел рабочий класс, борьбу, которая решает не только судьбы нашей страны, но и судьбы мира. И в этой борьбе недостаточна искренность, потому что искренность есть то, что человек в данный момент чувствует и открыто говорит, а что он будет говорить завтра, что он будет чувствовать завтра, когда будут затруднения, — это решает не искренность, это решают ясное сознание и внутренняя дисциплина, опирающаяся на убеждение в правильности руководства и правильности генеральной линии партии. И поэтому вы были правы, когда так плохо отнеслись к тем словам, которые здесь бросил мой приятель Преображенский, сказавший приблизительно так: я убежден в правильности линии партии, но если чего не буду понимать, то все равно буду голосовать со Сталиным. Ну, если нас ряд лет обучали и мы еще не могли придти на съезд и сказать партии: благодарим за науку, мы теперь все твердо усвоили и в дальнейшем грешить не будем (смех), то дело было бы плохо. И я буду надеяться, что у Преображенского это была просто обмолвка.
Мы, которые столько времени дрались против линии партии, должны иметь хотя бы настолько разума, чтобы, учтя уроки нашей борьбы, не претендовать на руководство, а уметь быть такими рядовыми, которых партия наша воспитала миллионы. Ибо ошибается Преображенский, если думает, что у нас на заводах голосуют потому, что голосуют за Сталина. Кто придет на завод и не додумает до конца, не договорит до конца, тот получает сто записок. И если кто-нибудь не договорит до конца, то рабочий своими вопросами вытянет из него последнюю ниточку, последнее сомнение, последнее спрятанное мнение.
Калыгина. И за неправильное морду набьют. (Смех.)
Радек. Совершенно правильно, часто и морду набьют. (Смех.)
Товарищи, чистка показала, что в вопросах политики чутье и сознание партийной массы выросло в громадных размерах. Выросло настолько, что если я иногда при докладе о международном положении из страха перед товарищем Литвиновым не все скажу, то получу непременно двадцать записок о том, чего не договорил. Партия состоит теперь из миллионов бойцов, которых и внутрипартийная борьба и борьба за пятилетку подняла на десять этажей социалистического сознания.
Единство нашей партии, сила народных масс, стоящих за съездом партии, я бы сказал, не только бодрость, а это веселье, которое живет среди делегатов, несмотря на то, что они отдают себе великолепно отчет о больших затруднениях, которые сулит нам международная буржуазия, они — залог победы, залог того, что под руководством товарища Сталина мы доведем до конца с честью то великое дело, которому учил нас Ленин. (Аплодисменты.)