Брачев В.С.
Александр Александрович Красильников
В отличие от своих именитых предшественников по должности заведующего Заграничной агентурой Департамента полиции - П.И.Рачковского, Л.А.Ратаева и А.М. Гартинга - фигуру Александра Александровича Красильникова к числу "богатырей русского политического сыска" отнести трудно. Дело в том, что, как это ни парадоксально, никакого отношения к такой столь специфической сфере деятельности, как политический сыск, к моменту своего назначения он не имел.
 
Да и в должности заведующего Заграничной агентурой собственно к сыскной работе Александр Александрович большого интереса никогда не проявлял, всецело доверяясь в этом отношении своим помощникам. Себя же он видел, прежде всего, как администратора, осуществляюшего так называемое "общее руководство" Агентурой.

На должность свою он пришёл со стороны (о причинах неожиданного поворота в судьбе 45-летнего отставного гвардейского штаб-ротмистра - чуть позже), что, при известных минусах, давало ему, в то же время, и большое преимущество и в целом положительно сказалось на работе Заграничной агентуры. Как бы то ни было, именно с А.А.Красильниковым связана была самая серьёзная со времён П.И.Рачковского перестройка деятельности Заграничной агентуры после разоблачения в 1909 году В.Л.Бурцевым А.М.Гартинга. Хорошо показал себя А.А.Красильников как руководитель Агентуры и в годы Первой мировой войны.
Родился Александр Александрович Красильников 6 февраля 1861 года в Санкт-Петербурге в семье почётного гражданина, царскосельского купца 1-й гильдии Александра Фёдоровича и Жозефины Иосифовны Красильниковых. Отец - православный, мать Александра Александровича - Жозефина Тришо - была дочерью, как значится в официальных документах, "прибывшего в Россию в 1818 году французского подданного из Сервиля капиталиста Жозефа Тришо". В брак родители Александра Александровича вступили в 1856 году. Помимо него самого в этой семье было ещё двое детей - сын Иосиф (1867) и дочь Евгения (1863) [296].
После окончания Николаевского кавалерийского училища был выпущен в 1884 году корнетом в лейб-гвардии Конногвардейский полк. В отставку он вышел в 1901 году в чине отставного штаб-ротмистра гвардии и вместе с сестрой Евгенией и престарелой матерью проживал в Петербурге по Надеждинской улице, д.40. Его служебная карьера считалась законченной. Своему неожиданному назначению на должность заведующего Заграничной агентурой Департамента полиции А.А.Красильников был всецело обязан генералу П.Г.Курлову, который его хорошо знал по совместной службе в Конногвардейском полку.
Необычной выглядит и полицейская карьера самого П.Г.Курлова. 14 апреля 1907 года Павел Григорьевич был назначен исполняющим обязанности вице-директора и заведующим Особым отделом Департамента полиции. Летом этого же года он становится исполняющим должность уже директора Департамента [297]. Наконец, 1 января 1909 года последовало назначение П.Г.Курлова товарищем министра внутренних дел и 24 марта, сверх того, командующим Отдельного корпуса жандармов.
Первым признаком будущего назначения на ответственную должность стало прикомандирование им А.А.Красильникова 12 апреля 1909 года к Министерству внутренних дел в качестве чиновника V класса для особых поручений. А уже в ноябре 1909 года нашлось для него и само поручение - заведующий Заграничной агентурой Департамента полиции, кресло которого неожиданно освободилось после разоблачения и отставки в мае 1909 года занимавшего эту должность А.М.Гартинга.
Официально, однако, такой должности, как заведующий Заграничной агентурой, как бы и не существовало и формально А.А.Красильников числился в Париже как командированный Министерством внутренних дел за границу чиновник "для сношений с местными властями и российскими посольствами и консульствами" в Европе.
Ближайшим последствием инцидента с разоблачением А.М.Гартинга стало официальное заявление в парламенте председателя совета министров Французской республики Жоржа Клемансо о том, что никаких иностранных полиций во Франции нет и его правительство никогда не допустит их появления. Конечно, деятельность русской агентуры во Франции после этого не прекратилась, но действовать её представителям приходилось крайне осторожно. С назначением на должность заведующего Заграничной агентурой кого-нибудь из специалистов из Департамента полиции в этих условиях лучше было повременить. То, что в кресле этом оказалась импозантная и во многом, на первых порах, чисто представительская фигура А.А.Красильникова, не запятнавшего себя никакими полицейскими "провокациями", было в сложившихся обстоятельствах как нельзя кстати.
Что же касается собственно сыскной работы, то руководство ею осуществлялось, естественно, специалистами этого дела - ротмистром Долговым; с февраля 1910 года в помощь ему из Петербурга был командирован жандармский ротмистр Александр Владимирович Эргардт. За собой А.А.Красильников оставил, таким образом, только общее руководство деятельностью Заграничной агентуры и сношения с Департаментом полиции в Петербурге.
Вот что показывал он в этой связи с 1917 году возглавляемой Е.И.Раппом Комиссии по разбору архива и ликвидации Заграничной агентуры: "Непосредственно после приезда в Париж в 1909 году я никакого отношения к агентуре не имел, агентурой заведовал ротмистр Долгов. На мне же, как на специалисте по розыску, лежало лишь официальное представительство. Мною была принята от ротмистра Андреева (руководил Агентурой после отставки А.М.Гартинга - Б.В.), не секретная агентура, а вообще Бюро; что касается секретных сотрудников, то мне даже было запрещено касаться этой стороны дела, ограничиваясь контролем над действиями подполковника Эргардта. Я знал всех секретных сотрудников по фамилиям, но не мог вмешиваться в агентуру ... Но впоследствии было признано неудобным разделение представительства Министерства внутренних дел в Париже на официальных и неофициальных, франузскому правительству не известных, и ротмистр Долгов был подчинён мне.
Когда Долгов ушёл из Парижа, мне был передан один из его сотрудников. Но большая часть сотрудников, например, большинство сотрудников подполковника Эргардта, оставалась и мне лично неизвестной - за исключением тех случаев, когда сотрудник почему-то мне был представлен" [298].
В непосредственном подчинении А.А.Красильникова находились в первое время лишь Марья Алексеевна Загорская (Шарни), освещавшая эсеровскую верхушку и французский журналист Рекюли (агентурный псевдоним "Ратмир"), в обязанности которого входило освещение французской прессы и связей между французскими и русскими социалистами. По-русски Рекюли, состоявший сотрудником "Revue Parlementaire", не говорил и специализировался как журналист, главным образом, на статьях по рабочему вопросу [299].
Канцелярия Заграничной агентуры располагалась во флигеле здания русского консульства в Париже по улице Гренель, 79. Вот как описывает её побывавший здесь в марте 1917 года, после свержения монархии в России, В.К.Агафонов. "Две небольшие комнаты - одна в два окна, другая в одно - за решётками; окна выходят во двор, общий для посольства и консульства. Первая комната - канцелярия; вдоль стен её стоят высокие до потолка шкафы с делами. Это и есть знаменитый архив Заграничной агентуры: две шифоньерки с карточными каталогами. Один шкаф со старыми делами, папками "агентурных листков" и альбомами фотографий революционеров. Три письменных стола с пишущими машинками на них и массивный несгораемый шкаф - вот чисто деловая обстановка канцелярии Заграничной агентуры.
Совершенно другое впечатление производит другая комната - кабинет самого Красильникова: великолепный письменный стол красного дерева с роскошными бронзовыми канделябрами и другими украшениями, диван, кресло, стулья красного сафьяна и два больших портрета царя и наследника" [300].
Объём работы Заграничной агентуры был, тем не менее, велик, и в помощь ротмистру А.В.Эргардту (умер в 1915 году) в августе 1912 года из Департамента полиции был прислан бывший помощник управляющего Варшавским охранным отделением, бывший офицер Корпуса жандармов ротмистр Владимир Эмильевич Люстих. Наконец, в июле 1915 года в распоряжение А.А.Красильникова из Петербурга прибывает ещё один помощник - ротмистр Борис Витальевич Лиховский, в ведение которого перешла швейцарская агентура: Долин ("Ленин"), Абрамов, Модель, Шустер.
Первая и наиболее серьёзная проблема, с которой пришлось столкнуться А.А.Красильникову в Париже - это унаследованное им от предшественников двусмысленное положение русской агентуры во Франции. С одной стороны, она как будто бы была, а с другой - нет, поскольку ни о каком официальном разрешении французского правительства на этот счёт не могло быть и речи. Особое беспокойство в этой связи вызывали у А.А.Красильникова бесконечные хождения секретных агентов по зданию русского посольства в Париже, что превращало последнее, по его словам, "в нечто вроде сборной филеров", которые являлись туда ежедневно и часами просиживали в тесном помещении Агентуры. Туда же адресовывалась и вся поступавшая для неё корреспонденция.
"Такое хождение агентов, - констатировал А.А.Красильников в своём докладе в Департамент полиции от 11/24 июня 1910 года, - не могло не быть незаметным даже для публики, посещающей консульство, и весьма понятно, что оно возбуждало неудовольствие посольства, положение которого в данном случае нельзя не признать действительно деликатным. Вместе с тем, свободно являясь ежедневно в посольство, адресуя туда свои доклады, у агентов не только складывалось понятие, но и имелись все доказательства, что они служат непосредственно посольству и чуть ли не входят в состав оного ...
Признавая такой порядок, безусловно, вредным, а нежелательную для императорского посольства видимость существования в его здании заграничной агентуры совершенно для существа дела не нужной, я не только не допускаю более филеров с докладами в здание посольства, но и строго запрещаю им туда являться, а всю свою корреспонденцию агенты направляют теперь не на официальный адрес агентуры, а конспиративный. Точно также и вся секретная корреспонденция теперь получается по особым конспиративным адресам вне посольства. Заведующий наблюдением ежедневно знакомится и докладывает мне содержание донесений наблюдательных агентов, а затем при личных свиданиях с ними в условленных местах, вне помещения агентуры, получает от них лично дополнительные сведения, дает им все нужные инструкции и передает им мои приказания.
Руководствуясь вышеизложенными соображениями я задаюсь целью все дело мало-по-малу обставить таким образом, чтобы впоследствии филеры совершенно не могли считать себя на службе у императорского посольства или русского правительства, а только на службе у частного лица, занимающегося розыском, или так сказать, частной полицией, каковых предприятий в Париже имеется не мало и как на пример можно указать на частную полицию бывшего начальника французской тайной полиции Горона, а также, что сама полицейская префектура поручает иногда одному известному мне частному розыскному бюро, пользующемуся ее доверием, те расследования и наблюдения которыми префектуре почему-либо заняться неудобно.
В данном случае таким, якобы, предпринимателем должен явиться заведующий личным составом наружного наблюдения, который будет ведать филерами от своего имени в качестве частного лица, что нисколько, конечно, не изменит хода самой службы наблюдения, ибо оно по существу своему будет попрежнему руководиться и направляться заведывающим заграничной агентурой, но только в качестве постороннего лица, пользующегося услугами розыскного бюро, хозяином-предпринимателем которой будет являться заведующий наружным наблюдением.
Само собою разумеется, что филеры по роду поручаемого им наблюдения будут понимать и знать для кого именно они работают, но даже зная, что они работают для русского правительства, они, однако, не будут иметь ни права считать, ни основания и возможности доказывать, что они состоят у русского правительства или его посольства непосредственно на службе.
Даже при нападениях в парламенте на русскую политическую полицию не отрицалось право русского правительства осведомляться о происходящем среди русских эмигрантов и революционеров, и главная атака велась только против существования во Франции собственной у русского правительства политической полиции, - при предполагаемой же мною постановке дела подобное обвинение сделается беспочвенным, а следовательно и исчезнет основание для каких-либо по этому предмету со стороны агентов угроз и вымогательств.
Намечаемая реорганизация наружного наблюдения, конечно, может быть осуществлена лишь постепенно, по мере обновления личного состава, в пополнении какового уже ощущается надобность, но в виду необходимости подыскать людей, вполне отвечающих действительным требованиям службы заслуживающих достаточного доверия, я до сих пор еще не имел возможности пополнить число наблюдательных агентов и мною принимаются все меры к тому, чтобы для этой цели найти людей опытных и на которых можно было бы в достаточной мере положиться" [301].
Создавалась, таким образом, видимость того, что русское посольство в Париже как учреждение дипломатическое, никакого отношения к политическому сыску не имеет и никаких агентов царской "охранки" у себя не держит. Но это была только видимость. Выведя наружное наблюдение (38 филеров) во главе с его заведующим Биттар-Моненом с территории посольства, никто, в то же время, не позаботился о том, чтобы легализовать их положение в качестве лиц, работающих по найму у своего "шефа" и они по-прежнему продолжали считать себя на службе у русской "охранки", а некоторые из них, чувствуя себя в демократической Франции в полной безопасности, не прочь были даже поторговать её секретами.
Показателен в этом отношении случай с бывшим агентом Заграничной агентуры Леоне. Уволенный за недобросовестность из Агентуры, он заявился после этого со своими разоблачениями к В.Л.Бурцеву, принявшему его с распростёртыми объятиями. Инцидент с Леоне и связанные с этим очередные разоблачения В.Л.Бурцева не на шутку взволновали А.А.Красильникова.
"Этот итальянец, - негодовал он, - ни разу не ступавший на французскую территорию, никогда меня не видевший и не получавший от меня ни слова, заявляет всюду и везде, что он состоит на службе у русского посольства в Париже и что я был его начальником, и это несмотря на то, что взятая с него при выдаче ему 750 франков вознаграждения подписка, собственноручно написанная им на французском и итальянском языках, гласит, что он состоит на службе в справочном бюро Биттар-Монена, от которого и получил полное удовлетворение".
"Ясно, - писал А.А.Красильников, - что наименование себя агентом русского посольства в Париже было для Леоне необходимо, чтобы придать важность самим разоблачениям, ибо кому, кроме Бурцева, могла быть интересна деятельность частного справочного или даже розыскного бюро, тогда как обвинение русского посольства в розыскной деятельности, в содержании агентов для наблюдения за эмигрантами являлось делом громким, имеющим уже политическое значение, а потому могущим найти поддержку и среди французских социалистов как повод к выступлению против правительства" [302].
В результате, вынужден был констатировать А.А.Красильников в своём докладе в Департамент от 4/17 января 1913 года, складывается совершенно ненормальное положение, когда "агенты наружного наблюдения находятся на службе Департамента полиции, хорошо Департаментом оплачиваются, а между тем, в силу существующих условий, приходится с ними считаться, постоянно имея в виду, что каждый из них не только может, но и вполне способен при первом случае поднять шум, вызвать инцидент, который поставит заграничную агентуру в затруднительное положение.
Пока агент исполняет свои обязанности добросовестно, все идет хорошо, но когда он от этого уклоняется и приходится с него взыскивать, в особенности же в случаях увольнения, тогда "волк показывает зубы", и начинается всякого рода шантаж, или прямо измена.
Принимая во внимание, что агентов много и всякое попустительство по отношению к одному служит отвратительным примером для других, то безусловная дисциплина необходима в столь важном и ответственном деле. Заведующему заграничной агентурой необходимо строго преследовать всякое от нее уклонение, но, с другой стороны, ему постоянно приходится считаться с риском вызвать неприятную историю в случае неповиновения или мести провинившегося агента, являющегося, как и все его товарищи, носителем служебных тайн и личным участником нелегальной деятельности заграничной агентуры. Когда же такие инциденты начинаются; то положение становится тем тяжелее и неприятнее, что приходится итти на компромиссы, вместо того, чтобы ответить виновному по достоинству.
При вступлении моем в заведывание заграничной агентурой мне пришлось вести переговоры с бывшим агентом Озанном, угрожавшим разоблачениями и требовавшим уплаты ему 5000 франков.
После многих перипетий и при содействии некоторых чинов префектуры удалось привести Озанна к согласию удовольствоваться 3500 фр., которые и были Департаментом ему уплачены.
После этого начались требования бывшего агента Демайлля, тоже угрожавшего разоблачениями. Департаментом было уплачено ему 750 фр.
Чтобы насколько возможно обезопасить себя от повторения подобных инцидентов, мною, с разрешения Департамента, при увольнении агентов, выдавалась им индемнизация в размере трехмесячного оклада жалованья, но, однако, и это вознаграждение не мешало некоторым агентам в той или другой степени стараться вредить делу, которому они прежде служили" [303].
Предотвратить неприятные инциденты, только дискредитирующие русскую политическую полицию, доказывал А.А.Красильников, могло бы создание во Франции легально функционирующей структуры, которая бы не подлежала шантажу, основанному лишь на том, что наблюдение ведётся нелегально.
Неожиданное продолжение, которое получила история с Леоне, в которого стрелял, правда, по сугубо личным мотивам и неудачно, другой сотрудник Заграничной агентуры - француз Жак Фонтана, только подтвердило правильность взятого А.А.Красильниковым курса. "Когда произошёл инцидент Леоне с Фонтана, - докладывал он в Департамент полиции, - и я был вызван утром по телефону в министерство внутренних дел, новый директор "Сюрете Женераль" г-н Пюжале, расспрашивая меня о подробностях происшедшего, просил сказать, что ему доложить министру, который требует по этому делу экстренный доклад, имея в виду возможность интерпелляции социалистов палаты. Передав суть дела, я предъявил г-ну Пюжале выданную Леоне при увольнении от службы собственноручную расписку, в коей он признавал, что состоял на службе агентом у частного предпринимателя Биттар-Монена, и при этом я сказал г-ну Пюжале, что расписка эта опровергает заявление Леоне, что он состоял агентом русского посольства в Париже. Правительство в случае интерпелляции, может утверждать, что все дело сводится к личной ссоре двух агентов частного розыскного бюро.
Директору "Сюрете Женераль" очень понравилась эта мысль, и он сказал, что именно в этом смысле он сделает доклад министру.
В дальнейшем разговоре по этому поводу директор "Сюрете Женераль" высказал, что, вообще, раз вопрос касается деятельности частного розыскного бюро, то правительству никаких объяснений давать не приходится, и достаточно ему об этом заявить, чтобы инцидент оказался исчерпанным" [304].
Именно в этом духе и высказался в своём интервью газете " Matin" Фонтана, подчеркнув при этом, что ни о каких русских полицейских агентах во Франции он не знает, а состоит на службе у частного лица, г. Биттар-Монена. Однако помочь делу это едва ли уже могло, поскольку благодаря В.Л.Бурцеву французская общественность была уже осведомлена о службе Биттар-Монена в "русской тайной полиции". Узнав, к тому же, от изменившего Заграничной агентуре её бывшего сотрудника Леруа, что Биттар-Монен - видный член масонской ложи, В.Л.Бурцев в свойственной ему доносительской манере организовал настоящую травлю этого человека во французской левой прессе: напечатал в газете его портрет, дал домашний адрес и стал публично требовать от французских масонов исключения Биттар-Монена как русского шпиона из французской масонской ложи. В конце концов Владимир Львович добился-таки своего и из "вольных каменщиков" Биттар-Монен был исключён, лишив, таким образом, Департамент полиции важного источника информации [305].
Разоблачение Биттар-Монена больно ударило не только по нему, поставив вопрос о целесообразности дальнейшего пребывания его в своей должности, но и по всему внешнему наблюдению Заграничной агентуры. Стало очевидным, что частными мерами по её приспособлению к новым реальностям уже не обойтись. "События последнего времени, - докладывал А.А.Красильников директору Департамента полиции 24 августа/6 сентября 1913 года, - шантажная кампания против Заграничной агентуры, кампания Леоне, инцидент Леоне-Фонтана, и возможные ещё по этому поводу запросы социалистов в парламенте - настоятельно выдвигают вопрос о необходимости организации наружного наблюдения на других основаниях в целях, главным образом, дать возможность французскому правительству опровергать обвинения в том, что оно допускает содержание русским правительством во Франции собственной политической полиции" [306].
В результате А.А.Красильников категорически запретил допуск секретных агентов в здание посольства и объявил всем филерам, что впредь допускаться в него они больше не будут. Посольство, как учреждение дипломатическое, полицейским сыском и розыском не занимается и никаких агентов у себя не содержит. Однако делу это помогло мало.
"Инцидент Леоне показывает, что одна "видимость" соверщенно недостаточна и что необходимо по самому существу дела все поставить таким образом, чтобы подобного рода заявления противоречили самой очевидности, которую в случае надобности можно было бы установить документально.
Эта же цель может быть достигнута только совершенной ликвидацией всего состава наружного наблюдения во Франции и Италии, которому было бы объявлено, что в виду инцидентов последнего времени и повторяющихся случаев измен, заграничная агентура прекращает окончательно свое существование, что никого не удивит, ибо филеры сами понимают, что дальше такое положение продолжаться не может.
Эта ликвидация с соблюдением всех формальностей - выдачею увольняемым агентам их документов, получением от них расписок в полном удовлетворении и т.п. - составила бы первый пункт той программы, которую необходимо было бы ныне выполнить, чтобы достичь указанной выше цели.
Второй же пункт состоял бы после этого в организации с наблюдением всех требований французского закона, частного розыскного бюро, которое бы, как многие другие подобные предприятия, уже существующие в Париже и во Франции вообще, могло бы заниматься розыскной деятельностью и наблюдениями вполне легально.
Бывший начальник парижской сыскной полиции Горон, выйдя в отставку, открыл розыскное бюро, существующее до сих пор, и зарабатывает большие деньги. Заведывавший когда-то наблюдением при заграничной агентуре Альфред Девернин тоже занимается ныне частным розыском, и никто не будет удивлен, если теперь, после окончательной ликвидации, старший агент Бинт объявит другим филерам, что, чувствуя себя еще в силах работать и сделав за 32 года своей службы кой-какие сбережения, он намерен тоже открыть розыскное бюро по примеру Горона, Девернина и других.
При этом Бинт предложит некоторым из агентов и только лучшим из них пойти к нему на службу, выработает с ними условия и заключит с каждым из них договор найма, который будет зарегистрирован согласно закона.
Выполнив затем все требующиеся законом формальности, Бинт устроится в нанятом для его бюро помещении, начнет свою частную деятельность, делая, по примеру других частных полицейских бюро, соответствующие рекламные объявления в некоторых газетах, с указанием адреса бюро, телефона и т.д., приблизительно такого содержания: "Генрих Бинт, бывший инспектор сыскной полиции. Дознание, розыск, частные наблюдения".
Если на такое объявление кто-нибудь отзовется, то Бинт не будет отказываться первое время от исполнения предложенных ему посторонних дел, так как возможно, что некоторые обращения частных лиц в его бюро будут делаться с целью проверки, действительно ли он занимается общим розыском в коммерческих интересах.
Главная же и, в сущности, исключительная деятельность розыскного бюро Бинта будет состоять в осуществлении тех наблюдений, которые будут мною ему указываться.
Характер этих наблюдений не удивит агентов потому, что Бинт уже при соглашении с ними объяснит что, открывая свое бюро, он рассчитывает исполнять поручения Департамента полиций, что во внимание к его 32-летней службе и заслуженному им доверию, Департамент предпочтительно будет обращаться к нему, чем к кому бы то ни было другому.
Если же впоследствии даже было бы установлено, что бюро Бинта, главным образом, наблюдает за русскими эмигрантами, то никто не может ему в этом воспрепятствовать, равно как и доказать, что наблюдение это ведется по поручению Департамента полиции, так как никаких следов сношений с Департаментом в делах бюро не будет.
В случае же каких-либо агрессивных действий со стороны контрреволюционной полиции, перед которой ныне приказано отступать агентам заграничной агентуры из боязни инцидента, могущего вызвать нежелательное осложнение, то агенты розыскного бюро Бинта этой боязни иметь уже не будут и смогут дать насильникам отпор, открыто заявляя о своей службе у частного лица и сами обвиняя их в самоуправстве" [307].
Настойчивость А.А.Красильникова, а также очевидная целесообразность предлагаемых им мер увенчались, в конце концов, успехом и уже в конце 1913 года частное сыскное бюро русской Заграничной агентуры, после целого ряда формальностей, связанных с наймом подходящего помещения и регистрацией, было, наконец, открыто. Возглавил эту структуру уже известный нам Генрих Бинт, начинавший свою полицейскую карьеру ещё при П.И.Рачковском. "32-летняя служба Бинта в заграничной агентуре с самого начала ее организации дает основание отнестись с доверием как к личной его честности и порядочности, так и к его розыскному опыту, созданному многолетней практикой не только во Франции. но и в других государствах Европы: Германии, Италии и Австрии.
Кроме того, по натуре своей, несколько тщеславной, Бинт наиболее подходит к предстоящей ему роли.
Имея в виду в будущем всякие случайности, я полагал бы необходимым приобщить к Бинту помощника, который являлся бы в общем их предприятии равноправным с ним компаньоном, причем между ними заключен бы был формальный компанейский договор, устанавливающий, что, учреждая совместно розыскное бюро, в случае смерти одного из них, весь актив их общего предприятия, как-то: обстановка бюро и деньги, могущие оказаться в кассе налицо, переходят в собственность другого.
Контракт о найме квартиры под бюро должен быть заключен: на имя обоих компаньонов.
В качестве компаньона Бинта я полагал бы избрать старшего, последнего по времени службы Альберта Самбена, на порядочность, скромность и честность которого тоже вполне можно положиться.
Самбен, как и Бинт, был бы посвящен во всю суть дела и находился бы в сношениях со мною, тогда как все остальные служащие бюро не должны знать об этих сношениях.
Один из компаньонов обязательно должен жить в помещении бюро.
Из числа 38 филеров, французов и итальянцев, состоящих ныне на службе, я полагал бы удержать в качестве агентов частного розыскного бюро одиннадцать французов и одного итальянца, так что общий состав бюро, вместе с Бинтом и Самбеном, будет равняться 14 человекам.
Такое сокращение состава наблюдения, хотя бы на первое время, является необходимым, главным образом, для того, чтобы отбросить весь мало-мальски ненадежный элемент, а также, чтобы придать более вероятности факту учреждения розыскного бюро частным человеком, который, конечно, не мог бы сразу брать себе значительное число служащих" [308].
Разместилось розыскное бюро "Бинт и Самбен" по адресу: улица Прованс, 51. К 1917 году в нём работало 12 человек. Кроме того, были у бюро и наружные агенты в других городах Европы - по одному в Женеве, Лозанне, Цюрихе и Берне. Для охраны высокопоставленных русских особ было определено ещё три агента (Биттар-Монен и два помощника). В Италии наружное наблюдение осуществляли 4 агента, столько же было и в Англии. Биттар-Монен, как мы уже видели, не остался без дела. Кроме того, в его обязанности входило выполнение как отдельных поручений, так и вообще сношения с чинами французской полиции.
"Находясь в личных сношениях с префектом полиции, директором "Сюрте Женераль" и вообще с высшими чиновниками полицейских учреждений, я, - пояснял А.А.Красильников, - не могу по своему положению сноситься с маленькими полицейскими чинами, не могу дружить с инспекторами и бригадирами, а между тем, через них может получиться и получается целый ряд нужных справок, по которым, ввиду их малозначительности, не стоит беспокоить начальствующих лиц" [309]. Вот эта-то будничная повседневная работа и легла теперь на плечи Биттар-Монена.
А.А.Красильников мог быть удовлетворён - благодаря его настойчивости деятельность Заграничной агентуры во Франции была, наконец, легализована. Легализовалось и положение её заведующего как представителя МВД России в Париже.
Однако о нормальной работе Заграничной агентуры нечего было и думать. В результате полученных В.Л.Бурцевым от его корреспондентов в течение 1913 года конфиденциальных сообщений из числа сотрудников Агентуры, докладывал А.А.Красильников в Департамент, "были разоблачены: Масс и Воронов. Находятся в периоде официального расследования: Этер, которому обвинение уже предъявлено, Житомирский (" Dandet"), Каган (" Serge"), Зиновьев (" Matisset"), " Bernard" и " Munt". Получены указания, но ни к каким действиям не приступлено: Патрик ("Never").
Таким образом, из числа 23 сотрудников заграничной агентуры выбыло окончательно двое и отошли от работы, находясь под следствием или подозрением, семь человек, т.е. 39,13% всего личного состава.
Вся же остальная агентура настолько терроризирована этими разоблачениями, в особенности тем, что они вызваны указаниями, получаемыми Бурцевым, по его словам и предъявляемых им в нужных случаях письмах, от лица хорошо осведомленного и в Департаменте полиции, что, опасаясь за свою собственную участь, почти совсем приостановили свою работу" [310].
Особенно серьёзный урон нанесло Агентуре разоблачение в 1913 году В.Л.Бурцевым старого и заслуженного сотрудника Якова Абрамовича Житомирского, освещавшего ЦК партии большевиков (заагентурен А.М.Гартингом в 1902 году в Берлине). "Одним из самых деятельных провокаторов у большевиков, - писал о нём В.Л.Бурцев, - до войны был доктор Житомирский. Он состоял агентом Департамента полиции лет 16. Был близким человеком к Ленину и вообще работал в центре большевиков" [311].
Нейтрализацией самого В.Л.Бурцева занимался "свободный художник" Александр Зиновьев (агентурная кличка "Сенатор", он же "Маттис") с жалованьем 500 франков в месяц, и ряд других агентов [312]. Хотя М.Загорская к этому времени уже и не проявляла былой активности, но благодаря своему высокому положению и связям в эсеровской среде она по-прежнему много помогала Департаменту. "Мы убеждены, - писал в этой связи В.К.Агафонов, - что доклады Красильникова, касавшиеся террористических предприятий и планов, а также взаимоотношений центральных фигур партии социалистов-революционеров, строились, главным образом, на показаниях Загорской" [313].
Из других наиболее видных сотрудников Агентуры можно выделить бывшего сотрудника петербургского охранного отделения эсера барона С.А.Штакельберга ("Пьер"), секретаря ЦК Заграничной организации Бунда Игнатия Мошкова-Кокочинского ("Гретхен"), Бенциона Долина ("Шарль") - освещал анархистов, и уже упоминавшегося нами врача Я.А.Житомирского ("Доде", "Андре") - социал-демократ, большевик, освещавший ЦК РСДРП.
Помимо Франции А.А.Красильников имел, как уже отмечалось, наружных агентов и в Англии, Швейцарии, Италии, Германии. В декабре 1916 года была создана скандинавская агентура, однако проявить себя надлежащим образом она не успела. Швейцарской агентурой заведовал подполковник Б.В.Лиховский. В Англии русскую агентуру возглавлял коллежский секретарь Антон Иванович Литвин, служивший ранее в варшавском охранном отделении. Наблюдение в Англии курировал агент Пауелл, деятельностью которого А.А.Красильников был очень доволен, так как агенты-англичане, по его словам, "по природе своей отличаются порядочностью и заслуживают доверия". Не вызывала нареканий и постановка наружного наблюдения в Германии (Нейхгауз Вольтц) [314].
Вся практическая работа по Заграничной агентуре лежала накануне 1917 года на подполковнике В.Э.Люстихе, который, собственно, и заведовал всеми её секретными сотрудниками во Франции. Он же обрабатывал для передачи в Петербург и информацию, поступавшую от Б.В.Лиховского (Швейцария) и А.И.Литвина (Англия). Ему же непосредственно подчинялись и отдельные сотрудники Агентуры в Америке, Италии и Стокгольме.
Как и в предыдущие годы, главные усилия Агентуры во времена А.А.Красильникова были направлены на освещение партии социалистов-революционеров: работавших на этом направлении было вдвое больше, чем число сотрудников, работавших на все другие партии вместе взятые. Соответственно, и жалование сотрудников, освещавших социалистов-революционеров, было выше, чем жалование агентов, специализировавшихся на освещении прочих партий и групп.
Новым здесь было, пожалуй, известное "облагораживание" розыскной деятельности Заграничной агентуры. Прямая провокация, так широко практиковавшаяся предшественниками А.А.Красильникова, начинает уходить в это время в прошлое и все усилия Агентуры сосредотачиваются, в основном, на освещении революционных партий. "Во времена А.А.Красильникова, - пишет В.К.Агафонов, - деятельность Заграничной агентуры носила не столько агрессивный, сколько предупредительный характер: провокация, в узком смысле этого слова, отошла на задний план и почти исчезла; центром тяжести деятельности секретных сотрудников являлось "освещение". Заграничная агентура поставила себе целью знать всё, что происходит не только в партийных организациях, но и в жизни каждого более или менее видного эмигранта, в его не только общественной, но и личной жизни. В этом отношении Заграничная агентура при Красильникове была построена очень обстоятельно" [315].
В.К.Агафонов новые тенденции в работе Заграничной агентуры склонен был связывать с тем, что в это время "российская революция, - по его словам, - была почти ликвидирована", понимая под этим, как надо полагать, пошедший на убыль террористический запал социалистов-революционеров. Как видим, провокация "охранки", о которой так много говорила и писала "прогрессивная общественность", была напрямую связана с развязанным в стране сначала "Народной волей", а затем и её прямым наследником - социалистами-революционерами, террором. Пошёл на убыль революционный террор - стала исчезать и провокация как метод борьбы с террористами. В то же время не следует упускать из виду и личный вклад А.А.Красильникова в работу Заграничной агентуры, умело направлявшего её в "цивилизованное русло".
К сожалению, с подачи недоброжелателей, в исторической литературе прочно закрепились уничижительные характеристики Александра Александровича как руководителя Заграничной агентуры Департамента полиции. Особенно далеко зашёл здесь старый недруг А.А.Красильникова В.Л.Бурцев. Как заведующий Заграничной агентурой, утверждал он, "Красильников был совершенно бесполезный человек; его надо было сменить. Я имел возможность читать одно его донесение; он даром хлеб ел. Ничего не делал. Для нас, конечно, он был подходящий человек, но для Департамента полиции ..." [316]. К этой оценке Бурцева следует относиться критически: ведь агенты А.А.Красильникова, как мы знаем, ходили за ним буквально по пятам и рассчитывать на объективность Владимира Львовича было бы наивно.
Однако, как выясняется, и в самом Департаменте полиции о А.А.Красильникове были невысокого мнения и даже подумывали о его возможной отставке. Характерен в этой связи диалог, состоявшийся 13 марта 1917 года между председательствующим в заседании Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства и бывшим директором Департамента полиции Е.К.Климовичем.
"Председатель - Кто при Вас заведовал парижской охраной, заграничной охраной?
Климович - Красильников.
Председатель - Вы не знаете о том, что Штюрмер хотел назначить Манасевича?
Климович - Красильников представлял, по существу, на мой взгляд, пустое место ...
Председатель - Так Вам известно, что Штюрмер на место Красильникова прочил Манасевича-Мануйлова?
Климович - Я боюсь сделать категорическое заявление, но я позволю себе сказать такую вещь, что Красильников плохо разбирался в получаемых им сведениях. Он иногда Департамент полиции странно озадачивал своими донесениями. Видно было, что человек присылает целую кипу сведений, в которых он разобраться не может, которые нас волнуют, и тревожат, и пугают, и мы должны посылать ему запросы, выяснять обстоятельства дела. У меня было желание его сменить и я думал пригласить на эту должность генерала Коттена ..." [317].
Назначение это, однако, не состоялось ввиду появления конкурирующей кандидатуры А.Ф.Манасевича-Мануйлова [318].
Более справедлив к А.А.Красильникову вице-директор и.д. Департамента полиции, товарищ министра внутренних дел С.П.Белецкий. "Красильников, - отмечал он, - представлял собою тип прокутившегося барича. Это офицер, широко поживший, настолько широко, что исполнительных листов не хватило бы, если бы у него имелись капиталы для оплаты долгов. Курлов, его однокашник по полку, устроил его за границу. Не будучи знакомым с розыскным делом, ни с органами министерства, он был поставлен как бы представителем Департамента полиции за границей; причём полномочия были довольно широкие: он должен был сноситься с полицией Франции, Англии, Германии, Италии, Швейцарии. Ему помогало то, что он был человек образованный, в летах, много пожил, великолепно говорил на многих иностранных языках и, с точки зрения представительства, удовлетворял своему назначению" [319].
Нельзя не согласиться с С.П.Белецким. Действительно, в своём чёрном сюртуке с лентой Почётного легиона, среднего роста, с седоватыми усами - таков был его портрет в это время, Александр Александрович был деловит и представителен [320] и явно сидел на своём месте, что бы там ни говорили и не писали ангажированные историки с подачи В.Л.Бурцева и его недоброжелателей из Департамента полиции.
Тяжёлым испытанием для Заграничной агентуры стала Первая мировая войны. По указанию Департамента полиции деятельность Агентуры спешно приводилась в соответствие с новыми требованиями, связанными с подключением её к сбору в странах Европы информации разведывательного характера. Сам А.А.Красильников такого рода деятельностью, впрочем, не занимался, поручив её Б.Лиховскому и А.Литвину. Активно включилось в эту работу и сыскное бюро Г.Бинта и А.Самбена. Из показаний Г.Бинта, данных комиссии Временного правительства по ликвидации зарубежной агентуры видно, что он осуществлял, главным образом, сбор сведений разведывательного характера на территории Австрии и Германии при помощи завербованных им немецкоговорящих граждан Швейцарской республики. Кроме того, Г.Бинт собирал для Департамента полиции сведения об обучении военному делу группы молодых финнов (около 800 человек) на территории Германии близ Гамбурга, которых предполагалось впоследствии перебросить непосредственно в Финляндию для организации там восстания против русских [321].
Из других мероприятий разведывательного и контрразведывательного характера Заграничной агентуры 1914-1916 годов обращают на себя внимание попытки её сотрудника Бенциона Долина спровоцировать немецкую разведку на организацию целого ряда взрывов на стратегически важных объектах России [322]. Инциденты такого рода действительно имели место (взрыв дредноута "Мария", серия взрывов в Архангельском порту), однако кто кого водил здесь за нос - определить трудно. Скорее всего, большого эффекта разведывательная и контрразведывательная деятельность Заграничной агентуры не дала. И удивляться тут нечему: не её это было, как говориться, дело. Главной задачей Агентуры всегда являлось предотвращение поползновений не внешнего, а внутреннего врага - революционных партий и групп, что не могло, конечно же, не сказаться на её структуре и характере личного состава.
Успешно освещавшие революционные партии и кружки за границей, в которых их считали, как правило, своими, сотрудники А.А.Красильникова были, как надо полагать, малопригодными для сбора информации военно-разведывательного характера. Слишком уж разные это сферы - наблюдение за соотечественниками и военная разведка. Понимали это, как надо полагать, и в Петербурге, поручив осуществление последней специалистам: Л.А.Ратаеву и В.Н.Лебедеву, работавшим под руководством русского военного представителя во Франции генерала А.А.Игнатьева. Роль Заграничной агентуры заключалась, очевидно, в том, чтобы только помогать русским военным представителям во Франции.
Этому, однако, как будто противоречит пожалование А.А.Красильникова, причём в обход существующих на сей счёт правил, чином действительного статского советника (1916 год), но противоречие это кажущееся, ибо, как выясняется, инициатива пожалования исходила от министра внутренних дел А.Д.Протопопова - бывшего сослуживца А.А.Красильникова по полку. Официальной причиной столь высокого отличия А.А.Красильникова были его заслуги в раскрытии на территории Швеции немецкой шпионской группы, действовавшей против России. Неофициальная же версия состоит в том, что своими донесениями А.А.Красильников по-дружески помог А.Д.Протопопову замять крайне неприятный для него так называемый "Стокгольмский инцидент" [323].
Не полагаясь целиком на Заграничную агентуру, Особый отдел Департамента полиции, Дворцовая полиция, петербургское и московское охранные отделения вынуждены были регулярно посылать за границу своих собственных секретных сотрудников, по результатам деятельности которых начальником Особого отдела генералом А.М.Ерёминым регулярно составлялись активные сводки, многое в которых не совпадало с депешами А.А.Красильникова. "Лишь после революции, - пишет в этой связи Ф.М.Лурье, - выяснилось, что сведения, доставлявшиеся Красильниковым, были точнее" [324]. Во всяком случае, "пустым местом" в Заграничной "охранке", как утверждал в своих показаниях ЧСК Временного правительства Е.К.Климович, А.А.Красильников не был.
Общие расходы на содержание секретной агентуры в Париже равнялись в 1916 году 240 тысячам франков. Если прибавить сюда сумму в 497877 франков на личный состав розыскных органов и 44600 франков на другие нужды, то получается немалая по тем временам сумма в 782477 франков. Это составляло десятую часть всей суммы, которая отпускалась в это время правительством на политический розыск [325]. Однако расходовалась отпускаемая на нужды Заграничной агентуры сумма, по сравнению с временами П.И.Рачковского и А.М.Гартинга, исключительно экономно. Все деньги, причитавшиеся секретным сотрудникам, выдавались под расписку полковнику В.Э.Люстиху, который и передавал их затем по назначению. Только два сотрудника - М.Загорская и Рекюли, находившиеся в непосредственном подчинении А.А.Красильникова, получали деньги через него.
Вот что показывал в этой связи в 1917 году членам комиссии Временного правительства (Е.И.Рапп, С.Г.Сватиков, В.К.Агафонов и др.) помощник А.А.Красильникова титулярный советник Мельников: "Месячная смета составляла около 57600 франков. Расходовалось около 45000 франков. Благодаря чему получались остатки, позволяющие Бюро существовать даже в те месяцы, когда не получалось ассигновки из Петрограда, как это имело место, например, в декабре 1916 года. На всех сотрудников, где бы они ни находились, получал деньги Люстих".
Никакой бухгалтерии в Заграничной агентуре не было, и всё держалось на "честном слове". Тем не менее, никаких финансовых злоупотреблений со стороны Красильникова и его помощников обнаружить членам комиссии не удалось. По крайней мере, ни один из допрошенных ею секретных сотрудников агентуры жалоб на А.А.Красильникова не заявил. Сверка личных заявлений опрошенных сотрудников Агентуры относительно полученных ими сумм полностью совпала с финансовыми отчётами на сей счёт Департамента полиции [326]. Другими словами, бросить тень на репутацию А.А.Красильникова и его помощников, чем, несомненно, были озабочены проверяющие, не удалось: люди (по крайней мере, начальство), как оказалось, работали в Заграничной "охранке" всё-таки порядочные.
Обстоятельство это следует подчеркнуть особо, поскольку старый недоброжелатель А.А.Красильникова - уже упоминавшийся нами В.Л.Бурцев облыжно обвинял его в воровстве казённых денег. "Красильников - близкий человек Курлова, - заявил он на заседании Чрезвычайной следственной комиссии 1 апреля 1917 года. - ... Они с Курловым делили деньги пополам. Деньги шли в Париж, потом частью возвращались к Курлову. Это два вора. Они даже в сыске ничем не занимались, кроме кражи, такой широкий размах у них ... Смиттен (председательствующий - Б.В.): Каким путём переводились деньги Красильникову? Бурцев: Официальным путём - денежной корреспонденцией в Париж. - А оттуда обратно каким путём? - Не имею понятия, нет сведений- [327].
Как видим, -не имея понятия- о финансовой стороне деятельности Заграничной агентуры, В.Л.Бурцев позволял себе, тем не менее, далеко идущие выводы. Единственное, в чём можно упрекнуть, пожалуй, А.А.Красильникова - так это в том, что, по словам бывшего министра внутренних дел Н.А.Маклакова, он (вернее, Заграничная агентура - Б.В.) -глотал массу денег и считался специалистом по агентурной работе по всей Европе, кроме России. Джунковский поехал за границу, произвёл расследование и свёл до ничтожных размеров деньги, которые он получал" [328]. Во всяком случае, личная порядочность А.А.Красильникова, как представляется автору этих строк, не вызывает сомнений.
К февралю 1917 года в Заграничной агентуре у А.А.Красильникова числилось 32 секретных сотрудника, из которых 27 проходили по общему списку, а 5 находились в его специальном распоряжении. 15 из них приходилось на Францию, 5 человек работало в Швейцарии, 3 человека - на территории США, один - в Скандинавии и один - в Голландии [329]. Из 85 человек, работавших на неё в 1907-1917 годах, русских оказалось всего 32, столько же было и евреев. Что касается партий и партийной принадлежности лиц, освещением которых они занимались, то здесь вырисовывается следующая картина. На первом месте, как уже отмечалось, стояли эсеры, на освещение деятельности которых работала почти половина сотрудников - 39 человек. На втором месте, хотя и со значительным отрывом от социалистов-революционеров, шли анархисты и социал-демократы, на которых работало, соответственно, по 10 человек. 9 человек в разное время освещали в той или иной мере деятельность В.Л.Бурцева [330].
Узнав об отречении Николая II, А.А.Красильников распустил сотрудников, запер и опечатал в присутствии русского посла в Париже А.П.Извольского помещение канцелярии и архива Заграничной агентуры. Явившиеся через некоторое время сюда для официального её закрытия члены так называемой комиссии Временного правительства, интересовавшиеся, главным образом, содержанием архива Агентуры, нашли его, к своему удивлению, в полном порядке. Вскоре, правда, выяснилось, что прежде чем опечатать помещение, А.А.Красильников часть наиболее конфиденциальных бумаг всё же изъял. Однако от сотрудничества с комиссией он не отказался, дав ей подрбнейшие показания, хотя, естественно, принудить к этому его никто не мог. Удалось вернуть, благодаря выказанной им лояльности Временному правительству, и некоторые их вывезенных им архивных документов [331]. После 1917 года А.А.Красильников занялся банковским делом и проживал в 1920-е годы в Бельгии [332].
Оглавление
 
www.pseudology.org