Рудольф Андреевич Борецкий

Прошел год, полный неясных предчувствий и вполне реальных опасений. В такой ситуации бывает любопытно наблюдать, у кого первым не выдерживают нервы. У Председателя с нервами, думаю, был порядок. Но первый шаг все же сделал он. В канун нового 1971 года коллега и старый приятель передал такую вот занятную информацию: дескать, С.Г.Л. интересуется, отчего это Борецкий никак не реагирует на его, Председателя, атаку?

На вопрос приятеля, передать ли, чтобы объявился, Лапин якобы уклончиво ответил: "Я просто думаю, что есть два человека, которые вроде бы занимаются общим делом, а до сих пор не знакомы...". Совет друзей рекомендовал, конечно же, объявиться у С.Г.Л., и поскорее. Звоню в приемную. Секретарь соединяет мгновенно. Представился.

Спрашиваю: "Сергей Георгиевич, Вы хотели со мной встретиться?". Тишина в трубке. Сказал, видимо, что-то не то. Не дожидаясь ответа, разворачиваюсь на 180°: "Сергей Георгиевич, могли бы Вы меня принять?". Незамедлительно: "Когда Вам удобно?". Здесь уже я поражен такой куртуазней: "Нет, Вы назначьте, когда Вам удобно!" Все же вынудил меня выбрать время встречи. Была то, помнится, первая пятница 1971 года, 10 утра.

2

Без четверти 10 — в приемной. Секретарша кивнула на открытую дверь и пригласила войти. У дальней стены вытянутого кабинета — невыразительный, в сероватых тонах человек наполеоновского роста: за огромным столом орехового дерева, не поймешь — то ли стоит, то ли сидит. Протянул вялую, без костей и эмоций, руку. Кивнул на кресло возле приставного стола: "Садись". На "ты". Так у них, в партийных кругах, издавна принято: знак доверия, приобщения к касте, что ли. Хотя, быть может, и возрастная разница почти в три десятка лет была тому причиной.

"Слушаю". Снова ошарашил меня, как бы отдавая инициативу и, вместе с тем, подчеркивая, что принимает меня по моей просьбе. Ролевое участие определено: я — проситель, он — вершитель. Краем глаза заметил: на столе — моя злосчастная книжица, действительно, как мне говорили, расписанная-расчерканная цветными фломастерами.

В общем, заставил-таки меня матерый аппаратчик выложить накопленную информацию и, в заключение, сделать осторожное резюме. Не то чтобы о несправедливости — об излишней резкости критики и преувеличенном значении моего скромного труда.

Реакции никакой. Будто и не говорил. Выдержав паузу, Лапин начал долгий монолог учителя жизни: и о роли Партии (невольно написал с большой буквы, воспроизводя его проникновенную интонацию), исключительное право которой — определять, как строить программы и кому их адресовать; и о пагубной роли социологии, что вознамерилась подменять партийные постановления; и о смехотворной идее изучать зарубежный опыт ("Это что же, газета Правда должна у "Нью-Йорк тайме" учиться?!"); и о нелепой, идущей вразрез с государственными планами мысли о развитии многопрограммного телевидения ("уже просчитано, что в ближайшем будущем предел — пять программ. И больше нам[1] не нужно".

И, наконец, о спутниковом телевидении. Здесь впервые почувствовал: вот-вот сорвется. Планы непосредственного вещания из космоса С.Г.Л. назвал "глобальной идеологической диверсией", которой мы никогда, ни при каких обстоятельствах не дадим осуществиться.

Наш "монологизированный диалог" длился (трудно поверить) почти пять часов, до начала третьего пополудни. С перерывами на нечастые визиты сотрудников[2], на приход фельдъегеря-лейтенанта КГБ, развозившего членам ЦК пакеты с очередными главами "Архипелага ГУЛАГ", на телефонные звонки и чай с печеньем. Расстались прохладно, скорее формально-вежливо.

3

Воскрешение в памяти тех давних событий для меня отнюдь не самоценно. Прямой конфликт с высшим чином пропагандистского ведомства, затянувшийся на долгие годы, привел меня к некоторым существенным, как представляется теперь, выводам, связанным с проблемой "телевидение в общественно-государственной структуре". Или еще шире—"пропаганда и политика, пропаганда и власть"1.

Много позже, уже в 80-е, я начал смутно понимать, что гневный взор Председателя обратился ко мне потому, прежде всего, что вторгся я в самое сердце огромного идеологического молоха. Ибо процесс программирования (т.е. поэтапного создания из отдельных компонентов-передач некой целостной формы-программы) — сочетание оперативной тактики со скрытой от постороннего глаза пропагандистской стратегией.

Программная политика. А это уже те уровни, в которые входить и судить о которых простому смертному негоже. Впрочем, об этом со всей прямотой поведал сам С.Г.Л., избрав в качестве собирательного понятия социологию ("ваша социология..."). Есть, оказывается, партийный коллективный разум и есть высший судия — Центральный Комитет2.

Только после уяснения той, главной, "оплошности" стала понятна череда частных, тоже весьма существенных расхождений Председателя с автором3. Потом они как-то сами собой выстроились в некое, можно сказать системное, несовпадение концепций:

Председатель                                                                Автор

ТВ СССР, как, впрочем, вся система массовой информации и пропаганды — СМИП[8], планомерно и целенаправленно создавало "вторую реальность", некий параллельный мир. А поскольку подлинной сущностью народного бытия на одной шестой планеты, сколько ни напрягай память, никогда не была тихая радость дня сегодняшнего, но извечная надежда на светлое будущее, выстроить миф, да еще вселенских масштабов, складный, заманчивый, даже, казалось, логичный — на такой благодатной почве было несложно.

А вот удержать его в сознании масс на уровне веры, причем в состоянии очевидного несовпадения с бытием реальным — тут и нужна была концептуальная планомерная пропаганда, осуществляемая через каналы вербального, аудиального и аудиовизуального мифотворчества. Так возникала гармоничная связь между идеологией и пропагандой.

4

Телевидение всего за 10-15 лет доказало свое бесспорное превосходство над всеми дотоле известными средствами массовой информации и коммуникации в национальных, государственных, а потом и межнациональных, мировых масштабах. Уже в начале 60-х гг. ТВ стало первым среди равных[9]. Причем так случилось практически во всех индустриально развитых странах. В подтверждение достаточно припомнить широко известные факты.

В 1960 г. сенсацией, изумившей Соединенные Штаты Америки, прозвучало известие о том, что мало кому известный молодой провинциальный сенатор стал президентом, выиграв у испытанного политического лидера. Переворот в сознании специалистов совершил, собственно, однозначный вывод: победу Дж. Кеннеди над Р. Никсоном обеспечило телевидение.

Ослепительная белозубая улыбка, буйная непокорная шевелюра, мягкая манера говорить, прямо нести стройную фигуру[10] — все это складывалось на экране в цельный образ (потом войдет в моду: имидж) обаятельного, лучащегося оптимизмом и энергией, словом, во всех отношениях приятного мужчины. Как же проигрывал ему экранный портрет сухого, неулыбчивого Никсона!

Итак, Джона Фитцджеральда Кеннеди сделало президентом США телевидение. Если быть точным, то прежде всего пленившаяся его внешними данными женская часть аудитории. Телевидение впервые в столь концентрированном виде и массовом масштабе продемонстрировало свою способность влиять на ход истории. И, вместе с тем, еще ряд специфичных качеств, к примеру, возможность управлять поведением людей преимущественно через эмоции. Так сказать, в обход разума — различных фильтров и барьеров сознания. Женская аудитория не слышала разумной аргументации Никсона, но видела молодого романтичного красавца Кеннеди.

Телевидение, следовательно, может влиять на аудиторию избирательно. Скажем, на отдельные социально-демографические группы: женщин (в данном случае), молодежь, пенсионеров и т.д.

Такого рода открытия инициировали интенсивное развитие прежних и возникновение новых направлений научных исследований и, особенно, прикладных дисциплин, связанных с ТВ. В США мощный импульс получила эмпирическая социология, ее, так сказать, рейтинговая ветвь: систематическое выявление иерархии зрительских предпочтений относительно программы в целом (в сравнении с конкурентными каналами), отдельных ее компонентов — передач, экранных личностей (от телеведущих до политиков и государственных деятелей) и пр.

Но главным здесь — сверхзадачей и сверхсмыслом всей этой кропотливой и весьма дорогостоящей деятельности была и остается реклама. Ибо основа, фундамент американского телеконтинента—коммерция. А реклама — без-раз-лич-но чего — была и остается единственным источником финансирования, богатства и устойчивого процветания ведущих телесетей США. Суля немалые барыши, такая модель коммерческого ТВ стала стремительно заполнять ниши информационного пространства и за океаном.

Вслед за Америкой перенесемся теперь в Европу. Решительный, авторитарный, едва терпевший несогласных, великий француз генерал Де Голль, став президентом, обнаружил вокруг себя информационный вакуум, а потом и откровенную враждебность печатной журналистики.

Выход и, как оказалось, на редкость удачный, был найден: телевидение. Электронные медиа надолго стали не только надежным щитом от нападок антиголлистской печати, но и эффективным средством формирования и упрочения личной власти президента.

С одной стороны, к телеэкрану не допускались политические противники. (Широкую огласку, к примеру, получила история, когда один из главных соперников Де Голля Мендес Франс вынужден был выступать со своей предвыборной программой по ТВ и РВ Швейцарии). А с другой — телевидение последовательно и целенаправленно формировало в сознании французов облик первого гражданина, отца нации[11].

Авторитарное по сути телевидение, правовой статус которого и функции были определены специальным Уставом (утверждают, что если не авторство, то редакторство Устава принадлежало самому Де Голлю), просуществовало во Франции практически неизменным около двух десятилетий[12].

5

В тот же, примерно, период — с 1957 по 1962 гг. — в СССР был завершен первый этап "огосударствления" телевидения (заодно и радио). Несмотря на то, что в нашей стране радиовещание и телевидение с момента появления их на свет находились исключительно в сфере государственной — финансирование, управление, производство, контроль за содержанием программ и пр. — власти предержащие долгое время не были в состоянии определить роль и статус ТВ. Не решаясь дать ему самостоятельность, пытались пристегнуть то к Радиокомитету, то к структурам Минкульта.

Пропагандистский удар, который нанес Всемирный фестиваль молодежи и студентов по сознанию советских людей, дремавшему десятилетия в изоляции, вызвал замешательство в высших эшелонах партаппарата. Тем более, что именно ТВ стало главным, если не единственным транслятором торжества раскрепощенного, свободного юношества, так разительно отличавшегося от стреноженной комсомолии.

Задуманное партией и правительством шоу явно вышло из-под контроля, став фактом массового восприятия благодаря совершенно новому явлению — непрерывному многочасовому телерепортажу, передаваемому в прямом эфире.

Стихию спонтанного действа необходимо было (исходя из партийно-государственной доктрины коммунистической пропаганды) обуздать, ввести в управляемое русло. Видимо, поэтому и был создан в том же 1957 году Государственный Комитет по радиовещанию и телевидению при Совете министров СССР, прообраз будущего "министерства пропаганды".

Три года спустя в пропагандистской пирамиде, вершину которой венчала газета Правда (ее слово — закон, ее строка — приговор), была пробита первая брешь: Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 29 января 1960 года телевидение и радио были поставлены в один ряд с партийно-советской печатью. Это сегодня все те формулировки, регламентации и прочие нюансы кажутся праздной суетой или просто бессодержательной чепухой.

Тогда же не только каждое слово или место его в контексте — знак препинания в партийном документе играл вполне определенную, нередко и судьбоносную роль. Вот сочла КПСС необходимым выстроить в общий ряд печать, радио и телевидение, значит — уравняла их в правах. А что было еще важнее — возложила на них равновеликие обязанности.

Итак, к началу 60-х годов в мире завершился процесс осознания роли и места последнего, в ряду рожденных человеческим гением, средства коммуникации и определения его социального, политического и, конечно, материального статуса. Тогда же окончательно оформились в мире и остаются основными поныне три формы телевидения: государственное, коммерческое и общественное.

Наметились и критерии, по которым пролегает водораздел (случается, весьма условный либо намеренно скрываемый): источники финансирования, характер, мера и способы контроля (прежде всего — содержательной направленности программ; цензурный — внецензурный, явный — опосредованный и т.п.), уровень и формы отношений с властью и обществом.

Государственное телевидение состоит на службе реальной, в данный момент функционирующей властной элиты, контролируется и, разумеется, финансируется ею (всего чаще — отдельной строкой госбюджета).

Демократическое общество почти повсеместно выступило против жесткой тоталитарной (либо авторитарной) формы ТВ. Поэтому в современном мире, на рубеже столетий преобладают две иные разновидности:

6

Коммерческое ТВ возникло в США, продолжая организационный опыт коммерческого радиовещания; источник систематического и планомерного получения прибыли за счет включения в программу рекламы; может ощущать давление на программную политику рекламодателей, а косвенно — и властей.

Но в современных условиях крупные коммерческие телесети — вполне самостоятельные частнокапиталистические предприятия с достаточно большим оборотным капиталом. А их политические интересы либо совпадают с интересами властных структур, либо шире — стратегически направлены на удержание существующего строя. Поэтому угроза давления рекламодателей, конфликт со спонсорами — все это прямого влияния на программную политику нынче не имеет. Иное дело — корпоративные интересы. Их присутствие, обычно тщательно камуфлируемое, в коммерческом телевидении весьма ощутимо.

Коммерческое ТВ, как правило, внецензурно и содержательный контроль осуществляется Советами владельцев (напр., собрание акционеров, совет директоров). Поскольку сверхзадача его функционирования — прибыль, деньги, повседневное управление подчинено ориентации на рейтинги программ (о чем речь шла выше).

Общественное ТВ возникло в Европе как одно из проявлений демократических завоеваний нашего века, как стремление подчинить информационно-пропагандистскую деятельность контролю общества. Но еще и как реакция на педагогически, эстетически и шире — социокультурно далеко не безвредное коммерческое телевидение североамериканской модели.

Предельно лаконично суть его такова: содержится самим обществом (как правило, посредством абонементной платы), ему служит и им контролируется. Наибольшее распространение приобрело и сохранило до сих пор в Европе[13].

Классические его образцы — это прежде всего Би-Би-Си в Великобритании, АРД (Общественно-правовое) в Германии, ТВ в Скандинавии, к примеру, "Юлейсрадио" в Финляндии и т.д. Или, скажем, в Японии — крупнейшая корпорация Эн-Эйч-Кей.

Одним из важнейших и стабильных признаков зрелого ТВ к концу столетия остается относительно мирная сочетаемость его разновидностей. За исключением разве что американского континента, где господствуют колоссы — коммерческие телесети (главные лидеры: "Колумбийская" Си-Би-Эс, "Американская" Эй-Би-Си, "Национальная" Эн-Би-Си и "примкнувшая" к ним в 1982 году Си-Эн-Эн, благодаря которой экранная информация стала общепризнанным в мире и дорогостоящим товаром, наряду с развлечением).

Но и в США, вспомним, вместе с коммерческим сосуществуют, хотя и бедно, на подаяния, Пи-Би-Эс — общественное ТВ, а также локальные образовательные, некоторые кабельные сети и прочие "очаги сопротивления" рейтинговому самооглуплению нации.

7

Природа демократической государственности, потребности свободного общества, казалось, естественно предполагают заинтересованность в содержательном богатстве, в плюралистической разно-направленности программ ТВ. Хранитель национальной самобытности, транслятор культурных ценностей последующим поколениям, общественное телевидение даже при опережающем темпе роста коммерческих форм оберегается зрелым государством и обществом. Самый характерный тому пример — Англия.

В 1954 году, после четырехлетних горячих дебатов, парламент Великобритании принял решение о создании, рядом с Би-Би-Си, коммерческой, по американскому подобию, сети Ай-Ти-Ви. Интерес массовой аудитории, резко качнувшись в ее сторону, поставил под сомнение рентабельность Би-Би-Си — национальной гордости ("самой респектабельной и достоверной в мире") британцев.

Но государство плюс устойчивый стереотип общественного сознания сохранили Би-Би-Си как достояние страны и народа. Англия, таким образом, создала прецедент параллельного и равноправного сосуществования антагонистов: общественного и коммерческого ТВ. Но и другие уважающие себя и достойные уважения государства, допуская "телевидение для денег", сохраняют как выбор "телевидение для ума и сердца".
------------------
1. Ваг это "нам", "мы" всегда ставили меня в тупик: кто же эти всеведущие и всесильные "они"? Спросить поостерегся, и правильно сделал. Собеседник мог подумать, что ерничаю.
2. Запомнился один — зампреда Э. Мамедова. Когда Лапин отвлекся к вертушке, Энвер Назимович наклонился ко мне и шепнул: "Только не спорьте с ним". Совет оценил.
3. Отчасти эти вопросы нашли отражение в книге "Пропаганда и политика", которую издал в Польше (1986 г.) во время работы в Варшавском университете.
4. Неслучайно монополистом "управленческой темы" (соединение политики и кибернетики, теории информации и проч.) стал в 70-е годы академик В.Афанасьев — член ЦК КПСС, главный редактор Правды.
5. Отыскать бы тот, Лапинский  экземпляр книги "Телевизионная программа", который, по свидетельствам очевидцев, бьш им исчеркан в три цвета: что же крылось за синим, за красным, за черным?
6. B.C. Зорин — в 70-е гг. одна из центральных личностей нашего ТВ, политический обозреватель ЦТ — свой конфликт с Лапиным объяснил тем, что заявил Председателю: Вы, дескать, создали хорошо налаженное производство, рамки которого не позволяют не только опускаться ниже, но и подняться выше заданного уровня. По-моему, очень точное наблюдение.
7. Об этом см.: Р.Борецкий. Откровения дилетантов. В кн.: Шаболовка, 53, М., 1988.
8. СМИП — так неблагозвучно теоретиками развитого социализма была наречена мощнейшая в истории человечества махина. Точности ради надо отметить нарушение в этой аббревиатуре логики: информация вовсе не отдельна от пропаганды, не противостоит ей, но — часть ее. И, как полагают некоторые исследователи, наиболее эффективная (к примеру, Поль Лайнбарджер, США).
9. Историю ТВ — не экспериментального, лабораторного, но — средства массовой информации следует вести с конца 40-начала 50-х гг. Ибо только тогда начинают формироваться аудитории, регулярно принимающие программы и сравнимые с потребителями других СМИ.
10. Корсет, который был вынужден носить Дж. Кеннеди после ранения позвоночника во время войны, помимо стройности добавлял еще и черточку героизма к его ореолу, вызывая у дам дополнительные симпатии.
11. Доподлинно известно, что экранный образ Президента создавала и готовила к эфиру специальная бригада имиджмейкеров: режиссер, оператор, психолог, визажист и т.д. Отрабатывались интонации, мимика, жесты. Пресса назвала Де Голля "первым актером ТВ".
12. В 1982 г. единая радиотелевизионная организация ОРТФ была расчленена на четыре самостоятельных.
13. Полагаю, правомерно говорить о коммерческом как "американском" типе ТВ, а об общественном как типе "европейского ТВ".

www.pseudology.org