Владимир Мерзляков КРО ОГПУ: Люди и судьбы Вот уже почти восемь десятилетий образ отечественных органов безопасности в массовом сознании "неразрывно связан со старинным московским названием Лубянка. Здесь, в стратегической точке города, на склоне Сретенского холма, на улице национализированных страховых обществ и банков весной 1918 года расположилась штаб-квартира организации, ставшей впоследствии сильнейшей спецслужбой мира. История Лубянки кровава и вместе с тем героична. Кто не может понять этого диалектического единства, тот вряд ли может почувствовать сам дух советской спецслужбы, постигнуть истоки ее поражений и побед. Что же взять с собой в будущее из бурного и противоречивого уходящего века? Вопрос далеко не праздный. Ведь в жизни спецслужб традиции, преемственность поколений занимают особое место. Без них теряется невидимая связь времен, нарушается сам процесс воспроизводства государственно-ориентированной элиты органов разведки и безопасности. Не претендуя на исчерпывающую глубину, попробуем приблизиться к постижению феномена Лубянки, к одной из граней данного многослойного явления. Той, которая отшлифована людьми, работавшими в двадцатые годы в Контрразведывательном Отделе (КРО) Секретно-оперативного управления ОГПУ СССР, созданного на Лубянке в мае 1922 года, на пятом году Великой русской революции. Истоки феномена КРО Новое оперативное подразделение на Лубянке создавалось в трудное для России время. Только что закончилась многолетняя кровопролитная война. В стране царили разруха, голод, эпидемии. Служба же в ГПУ была нелегка. Многие не выдерживали. Красноречивым свидетельством этого является записка Дзержинского Сталину о тяжелом материальном положении работников органов госбезопасности, датированная июлем 1922 года. Феликс Эдмундович, направляя секретарю ЦК письмо руководителя украинских чекистов Манцева о невозможном состоянии дел ("бегство коммунистов из ГПУ", для этого "выходят даже из партии"), от себя добавляет - "у меня сейчас одна просьба - дать указание Наркомфину, Наркомпроду и Наркомвоену, чтобы отпущенное нам по смете госснабжение, как продовольственно-вещевое, так и денежное, не было фикцией, а было передано нам полностью. Только при этих условиях мы сможем бороться железной рукой с разложением, уменьшить штаты до максимальных пределов, подобрать лучших, и выполнить свое задание". Создание КРО и концентрация в нем лучших кадров и было ответом руководства ГПУ на суровые реалии жизни. Крокисты (так на Лубянке стали называть сотрудников нового подразделения) в условиях НЭПа должны были работать на качественно новом уровне: не "бить по площадям" (как это частенько бывало в годы гражданской войны), а наносить прицельные удары по врагу, за счет предварительной ажурной оперативной разработки. Для выполнения такой задачи, прежде всего, требовался особый тип руководящего работника, тонкого психолога, политически развитого, образованного и волевого человека, обладавшего комбинационным складом ума. Боевиков, умевших хорошо стрелять и держаться в седле, крепких и решительных, было в то время в ГПУ в достатке. Здесь же требовалось иное - склонность к интеллектуальному поединку. К этому времени в системе советских органов госбезопасности такие люди уже были, словно самородки, проявившиеся в железном сите испытаний гражданской войны. Их было не много, но они как раз составляли в начале двадцатых мозговой центр Лубянки. Одним из них был и первый начальник КРО тридцатилетний Артур Христианович Артузов, кавалер ордена Красного Знамени, восходящая оперативная звезда ГПУ. За плечами его подчиненных были фронты, разведывательные рейды по тылам противника, борьба с бандитизмом, операции по внедрению в подпольные белогвардейские организации. Многие из них владели двумя, а то и тремя иностранными языками. И не мудрено, ведь личный состав нового отдела представлял своеобразный мини-интернационал. Здесь были русские, украинцы, поляки, латыши, венгры, немцы, эстонцы, чехи, финны, сербы. В венах же самого начальника отдела текла кровь обрусевших швейцарца и латышки. Отец Артузова, Христиан Петрович Фраучи, специалист по сыроварению, приехал в Россию на заработки еще в восьмидесятых годах прошлого века, да так навсегда и осел на русской земле. Хотя Артузов никогда не был за границей, он владел тремя иностранными языками, с золотой медалью окончил классическую гимназию и также с отличием металлургический факультет Петербургского политехнического института. Сила спецслужбы, прежде всего, заключается в надежности ее кадров, в качестве и возможностях тех, кто составляет ее святая святых - негласный аппарат. В незримом столкновении всегда действуют коллективы людей, и невозможно на все сто процентов проконтролировать того, кто выдвинут вперед и действует в агрессивной и враждебной среде. Весомость здесь человеческой стойкости и надежности особенно важна. Высокая материальная обеспеченность сотрудника спецслужбы, конечно, не может компенсировать отсутствие смыслового содержания того, ради чего человек рискует своей головой. Насколько его труд, дело, которому он служит, отвечает общенациональным целям и интересам. Как оценивает его негромкую работу государство и общество. В этом смысле сотрудники КРО двадцатых стремились быть "не простыми техниками аппарата внутреннего ведомства" (по выражению Дзержинского), а, прежде всего, политическими деятелями, защитниками и строителями нового общества. Без понимания этого обстоятельства невозможно постигнуть истоки успехов КРО. Они складывались за счет синтеза высокой энергии идеалов революции и творческого развития методов царских спецслужб, осмысления уроков гражданской войны. Уже в конце двадцать первого года на занятиях для оперативных сотрудников, проводимых на базе Особого Отдела ВЧК, прямо указывалось, что "наша цель - организация научной контрразведки". Для этого необходимо пересмотреть и отвергнуть устаревшие приемы и методы, "улетевшие навсегда вместе с партизанщиной и горячностью" первых лет революции, сделать выводы из ошибок спецслужб царской России. Главный недостаток последних был в ведомственной раздробленности, отсутствии единого управляющего центра. Ключ к успеху в сфере контршпионажа чекистами был найден точно - внедрение в закордонные разведывательные центры, перехват каналов связи с агентурой в стране. Без этого проникновение в систему, методы и приемы деятельности противника вряд ли будет занятием эффективным. Один из первых чекистов-теоретиков Станислав Турло в своей до сих пор закрытой книге "Шпионаж" (1924 г.) писал такие строки: "Контрразведывательная работа трудная, здесь нельзя сделать красивый жест, произвести эффект, добиться авторитета и популярности... Эта работа сложная и ответственная, и на первый взгляд кажется неинтересной и отталкивающей. Но необходимо в нее внести такое содержание, чтобы она стала интересной, одухотворить ее и помнить, что она нужна и полезна для государства. Необходимо воспитать себя самих, расширять свой кругозор, чтобы при столкновении с врагом превосходить его нравственно". Нравственное превосходство над противником - вот главный источник силы КРО двадцатых. Ярко раскрывается личность его работников и через такой фрагмент книги Турло, где автор рассуждает о методах ведения следствия: "В большинстве стран при следствии применяются избиение и даже пытки. Но это самый скверный, самый дикий и варварский способ, посредством которого никогда нельзя добиться правды. Если применять этот метод, то придется пытать всех, даже тех, которые ничего не знают. Но под действием пытки он (подследственный) на самом деле может кое-что наговорить, лишь бы избавиться от истязаний. Что же тогда делать? Или снова пытать его, чтобы он отказался от своей вынужденной лжи и сказал правду? Где же конец этому? - Это негодный прием применять никогда не следует. Самый лучший способ воздействия на психологию - хорошее обращение, без всякой грубости, без излишней иронии, без насмешек, а самым серьезным и спокойным образом заставить допрашиваемого проникнуться уважением к следователю и понять его превосходство над собою". Поэтому, продолжает Турло, следователь-чекист должен быть "очень развитым и способным человеком". Контрразведка ОГПУ возникла не на пустом месте. Это был сплав людей, органично вызревший в атмосфере аскетизма и подвижничества ЧК первых лет революции. Однако было бы ошибкой пытаться представить их обобщенный портрет, пользуясь с одной стороны лишь красками и образами в виде неких безупречных "рыцарей идеи без страха и упрека", а с другой - работая кистью по традиционным шаблонам западного кинематографа периода "холодной войны", с его одномерными и медвежьими ликами жестоких антигероев с Лубянки. Правильно взять точку отсчета в этом нам поможет один из их современников, человек трудной и яркой судьбы. Борис Игнатьевич Гудзь, ветеран КРОИНО, в письме режиссеру С.Н. Колосову вспоминал о чекистах, руководителях КРО: "Это были люди образованные, культурные, интеллигентные, причастные к подлинной социалистической культуре и к некоторым областям искусства (музыка, пение), хорошо, четко и грамотно (а при необходимости и изысканно) изъяснявшиеся. Им были свойственны хорошие манеры, они умели держаться, то есть, говоря по-старому, владеть светским тоном и в то же время быть непринужденно простыми. Они отнюдь не стремились "опроститься" и как-то "подыграть под массу", не крутили "козьих ножек" из махорки. Их обращение друг с другом на "ты" не соответствует исторической действительности". Борис Игнатьевич особо отмечал, что данные качества органично были присущи этим людям. Однако в то же время мы не собираемся идеализировать и писать глянцевые иконописные лики лубянских героев. Ведь здесь были разные люди, - и авантюристы, и разного рода ловкачи, были и те, кто сам преступал суровые нормы революционной морали. Да, рука у них не дрожала, когда в прорези прицела был враг. Они прекрасно знали тяжкую правду гражданской войны - пощады не будет ни тебе, ни твоим товарищам, окажись ты в аналогичной ситуации. Важно отметить другое. Тонкий слой чекистов, состоящих из старых членов партии, настоящих приверженцев красной идеи, не щадивших себя в служении ей, сдерживал и железной рукой боролся с мелкобуржуазной стихией, волны которой постоянно захлестывали аппарат ЧК. Совсем не для прессы, не для того, чтобы остаться в истории показным борцом с коррупцией в собственных рядах, писал Железный Председатель такие строки, ставшие подлинным кредо его организации: "Слабые на искушение товарищи не должны работать в ЧК... И защита, и укрывательство тех, кто впал в искушение и злоупотребил своей властью для своей корысти, недопустимы и преступны троекратно... ЧК должны беспощадно и неуклонно отбрасывать от себя слабых и наказывать жестоко совершивших преступление". И это было не позой человека, не знавшего жизни, и не голословным заявлением руководителя. Да, нарушивших неписаные нормы подвижников идеи, несмотря на награды и прошлые заслуги, в ВЧК сурово наказывали, вплоть расстрела. Но что характерно, Дзержинский не устраивал разносы и накачки за оперативные промахи и неудачи. Как вспоминал Артузов впоследствии, первый председатель "скальпелем диалектического анализа препарировал ситуацию и причины провала", учил работника на его ошибках, не отбивал у него инициативу в оперативных делах. Именно в таких условиях и ковался базис будущих успехов КРО. Оперативный почерк его сотрудников до сих пор старательно изучают во всех разведках мира. Операции, проведенные контрразведкой ОГПУ в двадцатые годы, дерзкие и масштабные, с точным политическим расчетом, по праву являются классикой отечественного оперативного искусства. "ЛЕГЕНДЫ' КРО ДВАДЦАТЫХ В работе "Азбука контрразведчика", подготовленной в аппарате КРО в середине двадцатых, есть такие очень показательные строки "... на разведку и на контрразведку отнюдь не следует смотреть как на ремесло - это в полном смысле слова искусство". Здесь в нашем экскурсе в прошлое мы подошли к очень важной и деликатной части - методам работы спецслужб. Что нового привнес КРО в этой сфере? Это было широкое внедрение в практику тайной деятельности новаторского метода "легендированных" агентурных разработок, органично вписавшихся в реалии НЭПовской России. Западные спецслужбы и разведки эмигрантских центров оказались бессильны выявить мастерски сотканную на Лубянке невидимую паутину, буквально опутавшую зарубежные центры шпионажа и диверсий. Перед тем как остановиться на некоторых итогах работы КРО, следует дать разъяснение по ключевому термину оперативной практики двадцатых - "легендам" КРО. В литературе существует различное толкование данного понятия. Здесь и "провокации в стиле охранки", и создание "ловушек для невинных людей" "ловкачами ОГПУ" и т.д. Надо сказать, что в какой-то степени ответственность за продуцирование такого мифа "о легендах" лежит и на КГБ, когда в конце шестидесятых при создании художественного фильма "Операция "Трест" было показано наличие в стране реальной монархической организации, руководство которой благодаря умелым действиям Лубянки было захвачено секретными сотрудниками КРО. Попробуем внести некоторую ясность. Для этого откроем ранее уже цитировавшуюся "Азбуку контрразведчика" - закрытую методическую разработку ОГПУ. "Легендой называется вымысел, - писал неизвестный ее автор, - сообщаемый кому-либо для того, чтобы увеличить интерес и внимание к агенту", дать понять, что наш человек связан с "организацией, существующей лишь в воображении". Цель этого действия - принудить существующую реально организацию "искать контакта с вымышленной, то есть заставить ее раскрыть постепенно свои карты". Крайне важным является следующая фраза из "Азбуки", вносящая ясность в муссирование вопроса о "провокаторах КРО". "Нужно помнить, что легенда имеет своей целью раскрытие существующих организаций или группировок, выявление ведущейся контрреволюционной или шпионской работы, но отнюдь не для вызова к такого рода деятельности кого-либо, что преследуется законом и принципами контрразведывательной работы "(выделено в тексте "Азбуки"). Изучение архивных документов показывает, что острие "легенд КРО" было направлено не внутрь страны, а во вне, в зарубежные эмигрантские центры, человеческие ресурсы которых активно стремились использовать в те годы иностранные разведки. В чем же весомость вклада советской контрразведки в дело обеспечения безопасности страны? Прежде всего, операции КРО, осуществленные в период НЭПа, дали возможностей стране в условиях разрухи и слабости Красной Армии, получить мирную передышку, сорвать планы зарубежных эмигрантских центров на развертывание террористических действий в стране. Лубянка сумела навязать "непримиримым" кадрам военной эмиграции линию "накопительства" сил, ожидания "взрыва изнутри", перехватить каналы связи иноразведок с ними, скомпрометировать их лидеров. Так, были выведены из активной борьбы с СССР такие опасные ее противники, как Савинков и Рейли. Весьма успешной для Москвы оказалась и нелегальная поездка в Советскую Россию, организованная "Трестом", идеолога белого движения Василия Шульгина, искренне поверившего в надежность мифической монархической организации под неброским названием "Трест". Сам начальник КРО среди всех результатов, достигнутых его отделом, выделял не количество вскрытой и перехваченной агентуры противника, а создание устойчивых каналов продвижения в его руководящие центры стратегической дезинформации о Красной Армии. В ноябре 1924 года Артур Христианович Артузов, первый начальник КРО, в своем секретном отчете председателю ОГПУ Дзержинскому писал: "Основная работа, проделанная КРО, заключается в следующем'. Нам удалось поставить свою работу так, что в настоящее время главные штабы иностранных государств... снабжаются на 95 % материалом, который разрабатывается КРО ОГПУ с военным ведомством, по указанию Наркомвоена и НКИД, таким образом, иностранные штабы имеют о Красной Армии, ее численности те сведения, которые желательны нам. Это утверждение основано на документальных данных". Кроме того, писал далее в докладе Артузов, "целый ряд иностранных разведок, как польской, эстонской, и отчасти финской, находятся всецело в наших руках и действует по нашим указаниям". Советской контрразведке только за два года работы (1923-1924) удалось парализовать эстонский и латвийский шпионаж в Ленинграде, в значительной мере подорвать шпионскую деятельность 2 (разведывательного) бюро Генерального штаба польской армии в Белоруссии, сосредоточить в своих руках итальянскую разведку. Специалистам КРО удалось добыть рад шифров и кодов, на основании которых большинство телеграфных сообщений иностранных посольств в Москве контролировалось ОГПУ. Это лишь малый фрагмент сделанного сотрудниками КРО. Без агентуры высшего класса, без создания творческого "ансамбля" руководителей и их помощников, такого уровня результатов на поле секретной борьбы было не достичь. А такого масштаба были люди в негласном аппарате КРО. НА ОСТРИЕ БОРЬБЫ - СЕКРЕТНЫЕ СОТРУДНИКИ КРО У читателя, возможно, в сознании сразу появляется интересный и многогранный образ секретного сотрудника КРО Александра Александровича Якушева, созданный народным артистом Игорем Горбачевым в знаменитом документально-художественном телесериале Сергея Колосова "Операция Трест", который вышел впервые на голубые экраны в конце шестидесятых годов. Действительный статский советник (в табели о рангах императорской России это соответствовало воинскому званию генерал-майора), в молодые годы преподаватель элитарного Александровского лицея, крупный специалист в области водного транспорта, идейный человек, приверженец идеалов монархии, отказавшийся по этим причинам войти в состав Временного правительства. Он действовал творчески, являясь как бы политическим лидером "Треста", постоянно рискующий получить пулю в случае своего провала от экзальтированной и властной Марии Захарченко-Шульц и ее мужа - одного из белогвардейских разведчиков Радкевича, специально направленных генералом Кутеповым в Совдепию для связи с "руководящим центром движения". Сам Якушев по заданию КРО неоднократно выезжал за рубеж, где встречался с лидерами монархической эмиграции, вел переговоры от имени "Треста" со многими ее видными деятелями, в том числе с Великим князем Николаем Николаевичем, с руководителями Высшего Монархического Совета Н.Е. Марковым, РОВС А.П. Кутеповым. Именно последний, поверив в реальность "Треста", был "утвержден" его полномочным представителем в Париже и подробно информировал Москву о развитии ситуации в Европе. Активно сотрудничал с "Трестом" и бывший директор департамента полиции царской России Е.К. Климович. Что же двигало Якушевым, десятками других "бывших людей", ставших в невидимый строй защитников новой России вместе с представителями красной интеллигенции А. Артузовым, В. Стырне, В. Кияковским, Я. Ольским? Какая сила направляла дела и поступки Николая Михайловича Потапова, генерального штаба генерал-майора, перешедшего на сторону Советской власти еще в самом начале революции, когда ее исход был далеко еще не предрешен? Как складывались линии жизни бывших прокурорских работников, кадровых офицеров русской армии, администраторов и чиновников, занявших свое место на "красной стороне"? Наверное, помочь найти ключ к этому нам поможет знакомство с судьбой еще с одного незаурядного человека. Пожелтевшие страницы его секретного дела словно заряжены какой-то светлой энергией и человеческой мощью. Он был крупным ученым-востоковедом, офицером Генерального штаба, талантливым военным разведчиком. В годы гражданской войны - нелегальный резидент разведки Добрармии в Закавказье. Арестованный после провала "белого дела", он, всю жизнь служившей России, отстаивающий ее интересы в геополитической борьбе за влияние в этом регионе мира, принял решение сложить оружие и стать на сторону новой России, доказавшей свою субъектность в схватке мировых сил за "место под солнцем". Его руководители, чекисты-контрразведчики, в конце двадцатых в письме Артузову давали ему такую высокую характеристику: "Образованный русский офицер, политик и ученый... в отношении с нами он честен, опасность измены исключена". Весьма показательна сохранившаяся в секретном архиве запись объяснения этого человека причин его "примирения с большевиками". "Идея монархизма, - писал бывший царский разведчик в середине двадцатых, - для России утеряна навсегда. Потуги эмигрантов-монархистов считаю беспочвенными и лишенными всякой реальной перспективы. Я воспитан и жил в такой атмосфере, которая не позволяет мне иметь левые убеждения. Однако Советский режим принимаю, так как вижу, что идея "единой и неделимой России" большевиками разрешена, хотя и на свой особый манер. Кроме того, Советский Союз ведет большую работу в смысле проникновения на Восток, что импонирует мне как человеку, посвятившему всю свою жизнь разрешению той же задачи в условиях старого режима. Все это мирит меня с большевиками". Да, костяк агентуры КРО составляли отнюдь не отбросы общества, за спасенные жизни и продпайки решившие стать секретными сотрудниками ГПУ. Это были люди, пережившие и испытавшие многое. Они наверняка не верили в воздушные замки мировой революции, но как государственники и русские патриоты понимали, что большевики, со всеми их левыми вывихами и загибами объективно решают историческую задачу - сохранение мощного государства, наследника российской империи. Красная идея, словно обруч, скрепила развалившиеся части рассохшегося здания российской государственности. К тому же новая экономическая политика, провозглашенная Лениным, давала и определенные надежды на мирную трансформацию со временем коммунистических основ победившего режима. Люди дела, представители служивого российского дворянства, не имевшие собственности и огромных имений, увидев не только разрушительную, но и созидательную сторону революции, оказались перед трудным выбором. Или действовать вместе с озлобленными и ничего не понявшими представителями эмиграции, которые вольно или невольно становились инструментом иностранных сил, действовавших далеко не из альтруистических целей. Заряженность последних была очевидна - новый поход на Первопрестольную, организация террора и диверсий, а значит неизбежны новые разрушения и страдания людей. Альтернатива этому - искать потерянный смысл жизни в служении Советской России. Совершить такой крутой жизненный поворот удавалось не всем. Только глубоко национально чувствующие люди могли решиться на это. Оставшись в России, они видели, как трудно, с надрывом и большими издержками, но все же шел процесс возрождения страны, восстановления разрушенного здания российской государственности, укрепления международных позиций страны. Находясь на Лубянке, обдумывая свой дальнейший жизненный путь, А.А.Якушев писал в конце 1921 года, в самом начале своего участия в операции КРО: "Я считал, что все умеренные элементы должны активно бороться с анархией и если они это не сделают, то не будут иметь права на существование. Должны найтись люди, должны найтись силы, чтобы спасти государственность, иначе Россия обратится в поле удобрения для иностранцев, а ее территория - в будущие колонии для Антанты... Если эти генералы и сенаторы, шедшие с разных сторон завоевывать Россию и насильно вводить монархию, своими приемами настолько профанировали свое дело и скомпрометировали себя, что нужно быть недалеким (по меньшей мере), чтобы опять ориентироваться на них". Будущий крупнейший агент КРО прямо заявил о своем неприятии идеи интервенции: "Если кому-нибудь пришло в голову снова затеять такую авантюру, то я первый взял бы винтовку и пошел бы защищать Россию от всяких насильственных навязываемых ориентации и это не только мое личное мнение, но и большинства интеллигентов, с которыми я знаком". Александр Александрович впоследствии делом доказал, что эти его слова были не пустой фразой. -2- В СРАЖЕНИИ ЗА СМЫСЛЫ И ОБЩЕНАЦИОАНАЛЬНЫЕ ЦЕННОСТИ Следует отметить, что среди думающих противников большевизма начало постепенно выкристаллизовываться понимание, что победа красных в гражданской войне была далеко не случайным явлением. Ярый противник Советов, Борис Викторович Савинков, размышляя об истоках поражения "белого дела", в своем известном письме "Почему я признал Советскую власть" прямо указал на главную причину, - наличие у красных более массовой социальной базы поддержки. "Я не коммунист, но и не защитник имущих классов. Я думаю о России, и только о ней", - лаконично обозначил свое кредо Савинков. "Мы все побеждены Советской властью. Побеждены и белые, и зеленые, и беспартийные, и эсеры, и кадеты, и меньшевики. Побеждены и в Москве, и в Белоруссии, и на Украине, и в Сибири, и на Кавказе. Побеждены в боях, в подпольной работе, в тайных заговорах и в открытых восстаниях. Побеждены не только физически - насильственной эмиграцией, но и душевно - сомнением в нашей, еще вчера непререкаемой правоте. ...Прошло семь лет. Мы распылены. Мы живые трупы. А Советская власть крепнет с часу на час. Больше года назад, за границей, я задумался над этим явлением. Больше года назад я сказал себе, что причина его должна быть простой и глубокой... Что же. Не испугаемся правды. Пора оставить миф о белом яблочке с красною оболочкой. Яблоко красно внутри. Старое умерло. Народилась новая жизнь. Тому свидетельство миллион комсомольцев. Рабочие и крестьяне поддерживают свою, рабочую и крестьянскую, Советскую власть. Воля народа - закон... Ему служу и ему подчиняюсь. Прав или не прав мой народ, я - только покорный его слуга. И каждый, кто любит Россию, не может иначе рассуждать". Это писал в октябре 1924 года человек, долгие годы являвшийся двигателем сил контрреволюции. Изобретательный и смелый, лидер-харизматик, отличный организатор. Два месяца до этого, в середине августа двадцать четвертого, Савинков угодил в специально созданную "под него" ловушку КРО, и оказался во внутренней тюрьме на Лубянке наедине со своими тяжелыми раздумьями. Его последняя надежда - подпольная организация "ЛД" ("либеральные демократы") оказалась мистификацией чекистов. При аресте Савинков произнес одну-единственную фразу: "Уважаю силу и ум ГПУ", по достоинству оценив тонкую психологическую игру своих противников, выманивших его из Франции. Уже через десять дней, 27 августа, Савинков предстал перед судом, где полностью признал свою вину перед властью, победившей в России. Этому его выступлению предшествовали не пытки в стиле тридцатых, и не уговоры следователей из ЦК типа "это нужно для партии". В те годы в практике КРО такое не практиковалось. Савинков был побежден, прежде всего, идейно, в ходе допросов, больше похожих на интеллектуальные поединки с представителями красной интеллигенции, руководящими сотрудниками КРО. Часто к ним подключались заместитель председателя ОГПУ Менжинский и сам Дзержинский. Именно они окончательно разрушили последние идейно-смысловые опоры Савинкова. Примечательно, что чекисты, уважительно относясь к его революционному прошлому, не требовали от арестованного лидера эмиграции выдачи его старых и еще не вскрытых органами ГПУ связей, каких-либо имен и фамилий. "Именно потому, что народ не с нами, а с Советской властью, - продолжал свое письмо-исповедь поверженный руководитель антибольшевистского движения, - именно потому, что я, русский, знаю только один закон - волю русских крестьян и рабочих, я говорю так, чтобы слышали все: довольно крови и слез; довольно ошибок и заблуждений; кто любит народ, тот должен подчиниться ему и безоговорочно признать Советскую власть". "Есть еще одно обстоятельство, - писал бывший лидер эсэровских боевиков, - которое повелительно диктует признание Советской власти. Я говорю о связи с иностранными государствами. Кто борется, тот в зависимости от иностранцев - от англичан, французов, японцев, поляков... Пусть нет писанных обязательств. Все равно. Кто борется, тот в железных тисках, - в тисках финансовых, военных, даже шпионских. Иными словами, на границе измены. Ведь никто не верит в бескорыстие иностранцев. Ведь каждый знает, что Россия снится им, как замаскированная колония: самостоятельное государство, конечно, но работающее не для себя, а для них. И русский народ, - народ-бунтовщик, в их глазах не более как рабочая сила. А эмигранты?.. Мы все знаем, что эмиграция болото. Для "низов" - болото горя и нищеты. Для "верхов" - болото праздности, честолюбия и ребяческой веры, что Россию нужно "спасать". Россия уже спасена. Ее спасли рабочие и крестьяне, спасли своей сознательностью, своим трудом, своей твердостью, своей готовностью к жертвам". Именно в проигранном сражении за общенациональные смыслы и идеалы, за которые можно пожертвовать всем, даже жизнью, вероятно, и кроются истоки поражения на полях сражений белых пол ков. Идеологи "белого дела" не сумели противопоставить бескорыстной жертвенности красного идеала, уходящего в глубины народного сознания, в его представления о справедливом мироустройстве на земле, свою созидательную и возвышающую идею, выражающую интересы и чаяния подавляющей массы населения страны. Месть никогда не может быть цементирующей общество идеей. Носители же "белого дела" олицетворялись в основной массе русского крестьянства, главной социальной силы страны, с идеями реставрации, с угрозой возвращения старых порядков и потерей земли, - вековой мечты миллионов землепашцев. На эту проблему, на не приятие именно крестьянскими массами внутренней политики белых, правительств указывает наблюдательный и вдумчивый человек, один из лучших экспертов британского правительства по русскому вопросу, сам выросший в России, английский разведчик Джордж Хилл, непосредственный свидетель и участник бурных событий отечественной истории. Его уж точно не заподозришь в симпатиях к большевикам. Будучи представителем Лондона на Юге России, он изнутри по роду службы изучал обстановку в белом тылу. "Гражданской администрации Деникина, - пишет Хилл в своей книге воспоминаний, - не хватало всего того, что требовалось для правильного управления. Казалось, что лица, отвечающие за нее, ничего не усвоили из горького опыта революции. В основе их политики лежало стремление лишь восстановить нарушенный прежний порядок, не понимая того обстоятельства, что надо решать исключительную по важности проблему. Никто из них не был способен сформулировать политику, которая была бы воспринята крестьянством". У белых, таким образом, указывает опытный английский разведчик, "наблюдался прискорбный провал в осознании того обстоятельства, что в антикоммунистической войне политические меры, а не военная стратегия имеют решающее значение..." В дополнение к рассуждениям Савинкова и Хилла приведем мнение уже упоминавшегося выше Василия Витальевича Шульгина. Он также мучительно размышлял о причинах поражения, об источниках силы красных. В своей книге "1920 год", увидевшей свет как раз в середине двадцатых, Шульгин написал такие любопытные строки: "...красным, только кажется, что они сражались во славу Интернационала... На самом деле, хотя и бессознательно, они льют кровь только для того, чтобы восстановить "Богом хранимую Державу Российскую". Преступив через себя, на службу большевикам шли многие технические "спецы" царской России, приверженцы сильной государственности. Провозглашение НЭПа, начало реализации плана ГОЭЛРО создавало благоприятную почву для запуска этого процесса. Таким образом, идейно-политическое брожение, происходившее в умах уцелевшей в огне революции старой российской государственно-ориентированной элиты открывало перед КРО ОГПУ благоприятные возможности. Многое здесь зависело от тех, кого традиционно в спецслужбах называют агентуристами. ЦВЕТ ОГПУ - АГЕНТУРИСТЫ КРО В двадцатые годы в самый расцвет, как говорят англичане, "хьюмен интелидженс" - человеческого фактора в разведке, на передовой линии агентурной работы в советских органах госбезопасности стояли незаурядные личности. Вячеслав Менжинский, эрудит и полиглот, сын преподавателя истории императорского лицея, выпускник юрфака Петербургского университета. Артур Артузов (Фраучи), инженер-металлург, выпускник Политехнического института имени Петра Великого, ученик профессора Грумм-Гржимайло, тонкий психолог, музыкально одаренный человек, ценитель изобразительного искусства. Интеллигентный и скромный Владимир Стырне, интересовавшийся философией и литературой, с блеском сыгравший перед Рейли роль авторитетного "депутата Моссовета". Николай Демиденко, обладавший яркими комбинационным умом, даром стратегического планирования. Жесткий и принципиальный Роман Пиляр (представитель рода баронов фон Пильхау), секретарь подпольный Литовской компартии, чудом уцелевший при расстреле белополяками в 1919 году. Ян Ольский, революционер-подпольщик, приверженец неукоснительного соблюдения законности в практике работы ОГПУ. (Последний, будучи начальником контрразведки страны, вместе с другими руководящими работниками Лубянки Станиславом Мессингом и Иваном Воронцовым открыто в начале тридцатых выступил против "липовых дел", постепенно нараставших в практике ОГПУ. Он будет вместе со своими товарищами обвинен в "гнилом либерализме" и изгнан по указанию ЦК из органов летом 1931-го "за подрыв боеспособности ОГПУ"). С такими людьми, яркими и сильными личностями стоило работать. Они логикой своего мировоззрения притягивали и разрушали мутные нагромождения воззрений и домыслов. Историческая правда, считали они, была на их стороне, в это они искренне верили. За это и проливали свою и чужую кровь... Люди КРО на заре двадцатых, конечно, не знали, что их ждет в будущем. А впереди было многое, чем по праву может гордиться сегодняшняя российская спецслужба и, что одновременно составляет ее наиболее трагические и тяжелые страницы истории. Каждый из крокистов (так в ОГПУ называли сотрудников КРО) окажется через несколько лет вовлечен в водоворот драматических событий, поставлен перед нравственным выбором: либо остаться верным своей совести и, как следствие, стать изгоем системы, с последующей почти неизбежной перспективой оказаться под ударами ее безжалостного карательного меча, либо превратиться в послушный винтик сформированной машины репрессий. Третьего пути им не было дано. Но как оказалось, в обоих этих случаях каждого из них ждала смерть, кого раньше, кого позже... Они были дети своего времени, жестокого и прекрасного. Один из их современников, разведчик-нелегал Дмитрий Быстролетов, пройдя через сталинские тюрьмы и лагеря, уже больным стариком, после реабилитации, не надеясь при жизни увидеть опубликованными свои воспоминания из-за их обжигающей правды, напишет такие строки: "Сталинская эпоха ярка и грандиозна, она велика в хорошем и в дурном, и я горжусь, что жил в это жестокое, трудное и великолепное время. Преступления кучки проходимцев не могут заслонить бессмертный подвиг народа, приступившего к построению новой жизни..." Думается, что многие из чекистов двадцатых, если бы судьба отвела им возможность уцелеть в огне предвоенного террора, могли бы подписаться под этими словами... НА РУБЕЖЕ ТРИДЦАТЫХ: НОВЫЕ ВРЕМЕНА НА ЛУБЯНКЕ Завершение в 1927 году знаменитой операции "Трест", почти шесть лет разворачивающейся на гигантской территории, было предопределено уходом со сцены политики НЭПа. Она ударно заменялась Сталиным на упругую поступь первых пятилеток с их яростным мобилизационным рывком в индустриальное завтра, подъемом народного энтузиазма и трагедиями раскулаченных, "превентивными чистками" среди старой технической интеллигенции и военной профессуры, жестким насаждением единомыслия в партии и в духовной жизни страны. Железная логика событий, взятый в конце двадцатых курс на создание однородного социалистического общества, требовал искусственного нагревания "общественного котла", запуска политики "вываривания" в нем новых общественных отношений. Сгустки человеческого материала, состоявших из представителей "старых отживших классов", словно ненужный шлак, по логике кулинаров должны изыматься из политической и экономической жизни. Наступала эпоха новых мировых войн и революций, считали в Кремле, поэтому основы будущих побед страны, живущей по законам "осажденной крепости" - в монолитности тыла, в ускоренном преодолевании технической отсталости, в ударно созданном, ни считаясь ни с чем, оборонном ее потенциале. Сталин, запутавшись в противоречиях нэповского общества, видимо, пришел к однозначному выводу о неспособности прежнего курса обеспечить необходимый уровень госнакоплений для нужд индустриализации страны. Иностранные концессии не давали необходимого эффекта, западные инвесторы требовали от режима политических уступок, тем более сами развитые страны уверенно вползали в великую депрессию начала тридцатых. Источники индустриализации, полагали в Кремле, находились в набиравшем силу крестьянстве, в недрах которого поднимала голову мелкобуржуазная стихия. Опасность "термидора" и перерождения завоеванной власти со времен окончании гражданской войны постоянно витала в умах вождей РКП (б). Органично выросшие из эпохи "военного коммунизма", считавшие НЭП временным отступлением, они были готовы начать новый "штурм неба". Для силового обеспечения этого процесса из ножен вынимался испытанный в классовых боях "карающий меч пролетариата" - органы ВЧК-ОГПУ. На место "социалистической законности" периода НЭПа вновь вставала "революционная целесообразность". Опять, как в гражданскую, стало цениться не точность наносимого удара, а надежность поражения социального противника. Его размытые контуры виделись повсюду. В условиях цейтнота времени от чекистов требовали решительности и натиска. Издержки и цена победы в то время оставались за бортом рассмотрения. Представители школы КРО, сформированной во времена Дзержинского, на практике осознавшие эффективность агентурных методов работы, оказались не востребованы временем. Они по своим человеческим качествам не могли превратиться в послушные звенья формируемого сверху механизма репрессий, взять на себя функции "социальных ассенизаторов". Поэтому верх в ОГПУ стали брать люди Ягоды, сторонники примата "следствия и умелых допросов". Набив руку на процессах по спецам, они знали и чувствовали, что, прежде всего, нужно политическому руководству. Так на рубеже тридцатых начался закат деятельности КРО. Артузов, всегда имевший натянутые отношения с Ягодой, усомнился в справедливости хода следствия по делу "Промпартии", был отстранен от внутренней работы и переведен в Иностранный отдел ОГПУ (внешняя разведка). Также на закордонную работу перешли ряд опытных крокистов. Можно сказать, что 1931-й год является определенной вехой, знаковым годом для активно начинавшегося процесса перерождения центрального аппарата ОГПУ. В августе этого года, как уже отмечалось выше, были выгнаны из органов госбезопасности преемник Артузова на посту начальника контрразведки ОГПУ Ян Ольский, заместитель председателя Станислав Мессинг, начальник административно-организационного управления Иван Воронцов и "примкнувший к ним" начальник секретно-оперативного управления Ефим Евдокимов, кавалер четырех орденов Красного Знамени. Эта группа выступила против Ягоды и его линии руководства. Генрих Ягода, пользовавшийся в то время абсолютным доверием Генерального секретаря, устранив оппозицию в рядах руководства Лубянки, на освободившееся место Ольского перевел своего выдвиженца Леплевского, "ударно" поработавшего на Украине в ходе "разматывания" дела "Весна" - фальсифицированного дела о вредительстве в армии. Вместе с Леплевским, естественно, оказалась в Центре и целая команда его работников, людей авантюрного склада. Впоследствии под его руководством, а затем при сменившем его Гае, контрразведка ГУГБ НКВД во второй половине тридцатых развернула усиленные действия по "выкорчевыванию" врагов народа. Однако отправленные Ягодой в начале тридцатых из Москвы в местные органы безопасности опытные работники КРО (В.Стырне, А.Федоров, Р.Пиляр, И.Сосновский и др.) продолжали традиции уникального подразделения ОГПУ. Так, после увольнения Ольского, ученик Артузова молодой крокист Борис Гудзь, вместе со своим товарищем Александром Агаянцем, решили уехать из Москвы и продолжить службу в Иркутске. Там, в полномочном представительстве ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю, Б.И. Гудзь успешно начал легендированную разработку "Мечтатели", основанную на опыте "Треста". В последующем в ходе этой оперативной игры были получены значимые оперативные результаты, выведена на территорию страны японская агентура, захвачены пришедшие из-за кордона террористы "Братства русской правды". В период "большого террора", организованного ежовским НКВД, в первой волне массовых чисток погибли практически все крокисты первого призыва. Такая судьба ждала и ушедших в народное хозяйство чекистов, ранее работавших в аппарате Дзержинского. Но опыт КРО ОГПУ, к счастью, оказался не потерянным безвозвратно. В годы Великой Отечественной войны чудом сохранившиеся кадры, в том числе прошедшие через тюрьмы и лагеря, сумели регенерировать в новых условиях опыт двадцатых. В успехе стратегических оперативных игр НКГБ "Монастырь", "Курьеры", "Березина" лежали идеи и наработки легендарной школы КРО. ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ Описание феномена КРО ОГПУ будет, наверное, не полным без показа того, как мыслили лучшие люди Лубянки о сущности своей деятельности, об условиях успешного ограждения страны от внешнего враждебного воздействия. Как представляется, их размышления и сегодня не лишены интереса. Уже упоминавшийся в нашем повествовании Станислав Турло, яркая и незаурядная личность из первой плеяды чекистов-контрразведчиков, в своей книге "Шпионаж" писал такие строки: "Никакая контрразведка, как бы хорошо она не была поставлена, не сумеет со своей задачей справиться... когда органы правительства будут работать расхлябанно, когда в стране будет царить разруха, когда народные массы будут терпеть голод и жить в нищете". Тогда неминуемо, прогнозировал Турло, "назреет противоправительственное настроение в тех слоях населения, которые являются главной опорой власти", и такой ситуацией не преминет воспользоваться противник. Поэтому так важно, подчеркивалось автором, "искоренять те условия, которые способствуют зарождению и развитию шпионажа". В середине двадцатых, задолго до начала политики "форсажа и закручивания гаек", этот человек провидчески предупреждал: "...Невозможно бороться с внешним врагом, а также со своими внутренними классовыми и партийными врагами одними только контрразведывательными органами". Он справедливо полагал, что лишь эффективная совместная работа всех органов государственной власти, нацеленных на создание условий для роста благосостояния населения, создаст такую иммунную систему социального организма, с которой не будет страшен любой внешний противник. От себя мы добавим, что на исходе второго тысячелетия для российского общества решение аналогичной задачи стало делом особо актуальным. Пусть опыт и трагические уроки прошлого нам в этом помогут. Шпиёны   www.pseudology.org