Санкт-Петербург, 1995 Пестов, Станислав Васильевич Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней Глава 13. Экзотическое изделие Эйфория после Взрыва "Слойки" продолжалась до конца 1953 года. "Шум был большой, — вспоминает один из разработчиков первого настоящего Термоядерного заряда Лев Феоктистов, входивший тогда в группу Зельдовича, — как же, огромная победа советской Науки! Посыпались награды, дачи, автомашины "Победа", громадные сталинские премии (в несколько раз больше открытых) и прочие почести. Мы были как бы в стороне и немного завидовали". Уверовав в свою гениальность, Андрей Дмитриевич решился на отчаянный шаг — не посоветовавшись со старейшинами Зельдовичем и Харитоном, он, ничтоже сумняшеся, изложил в докладной записке Малышеву проект следующего "изделия" — с "экзотическими особенностями". Сахаров решил исключить Литий и применить сжатый Дейтерий. "Я был против этой идеи с самого начала", — говорит Юрий Романов. Но Андрея Дмитриевича занесло, и он уже не отступал от авантюры. Виной тому была, как признавался потом Сахаров, "…моя самонадеянность… некое головокружение, подкрепленное успешными Испытаниями и моей тогдашней манерой держаться — внешне скромной, а на самом деле совсем наоборот". Бывший паровозостроитель, а ныне зампредсовмина Малышев, без проведения экспертизы вынес проект анонсированного "изделия" на президиум ЦК КПСС, где уже председательствовал Георгий Маленков. Приглашенный туда же Сахаров несколько дрогнул и стал, наконец, сомневаться в успешности своего проекта. Поэтому пояснения он давал крайне осторожно, с многочисленными оговорками и недосказанностью. Старая лиса — Вячеслав Молотов — почувствовал его колебания и стал задавать прощупывающие вопросы, но у "стойкого Большевика" не хватило квалификации, чтобы разобраться в "экзотических особенностях". В результате вышло постановление ЦК и Совмина, которое обязывало ведомство Малышева в 1955 году сделать, а также испытать экзотическое изделие — заряд РДС-6сД. Мало того, на Президиум пригласили ракетчиков, которым также вменили в обязанность в эти же сроки разработать межконтинентальную ракету под габариты и вес заряда, о котором так недальновидно "нахлестался" Андрей Дмитриевич. Однако, первые же оценки теоретиков показали бесперспективность "экзотики". Разным математическим группам было выдано задание расчётов нескольких вариантов и везде были получены близкие, но никуда не годные результаты. К тому же, конструкция получалась неприёмлемая, и отсюда вытекали ограниченные возможности применения такого заряда. Тупиковость "Слойки" становилась очевидной всем… Количество, не перешедшее в качество Советские ядерщики вначале полагали, что термоядерное устройство "Майк", взорванное в США в 1952 году, основано на таком же принципе, что и "Слойка". Несмотря на то, что американцы результаты Взрыва опубликовали в открытой печати. Но когда стала известна мощность американского Взрыва, и когда в особенности стало понятным, что "Слойка" никогда не достигнет такого показателя, наступил момент глубоко задуматься и заняться поисками других путей. В СССР тогда даже и не представляли, что принципы конструирования американского "Термояда" позволяют получить вообще ничем не ограниченную мощность. Станислав Улам кроме плодотворной идеи Сжатия термоядерного горючего предложил ещё и так называемую итеративную схему, позволяющую увеличивать энерговыделение до бесконечности. Суть итеративной схемы состояла в том, что ко второй ступени Термоядерного заряда пристыковывалась такая же третья ступень, к ней — четвертая и так далее. Вторая ступень давала более мощный поток Рентгеновского излучения, чем первая, и это излучение ещё сильнее сжимало горючее в третьей ступени. Соответственно и мощность каждой последующей ступени возрастала на порядок. "Слойка" в принципе ничего подобного противопоставить не могла. Значит, существовал другой способ, и его надо было найти. Разведка к тому времени, как уже говорилось, потеряла по разным причинам самых ценных агентов — физиков-профессионалов, работавших в самом ядерном логове США. Оставшаяся сотня более мелких информаторов не могла сообщить что-либо существенного — вопреки большевистской Философии количество никак не переходит в качество. Надежды оставались только на техническую Разведку — исследование радиоактивных осадков. Первая такая попытка в 1952 году, описанная выше, к успеху не привела из-за чистой случайности. С тех пор Курчатов стал уделять большое внимание анализу радиоактивных осколков заокеанских Взрывов, готовилась специальная аппаратура, развивались методики. И вот 1 марта 1954 года прогремел новый термоядерный Взрыв по ту сторону океана. Совершенствуя заложенные ещё в "Майке" принципы, наработав достаточно Лития, американские ученые испытали на этот раз уже компактное устройство, в котором не было жидкого Дейтерия с криогенной установкой. Этот Взрыв под названием "Браво" вызвал мировой скандал. Дело в том, что вместе с изотопом лилия-6, в заряд попал и другой изотоп Литий-7, который непосредственно в термоядерных реакциях вроде бы не участвует. Но в процессе Взрыва он превратился в "генератор" Нейтронов — вдвое увеличивая количество взаимодействующих с ним Нейтронов. Кроме того, изотоп Литий-7 превращался в "хороший" изотоп Литий-6, а уж тот давал самый "горючий" элемент — Тритий. По расчётам ученых мощность "Браво" не должна быть больше 5 мтн., а получилось 15 мтн. Осадки значительно перекрыли расчётную область их оседания, и попали на японское рыболовное судно, находящееся вне запретной зоны. Большинство рыбаков погибло. Осадки тогда можно было собирать чуть ли не по всему океану и прилегающим к нему континентам. О заметании следов В последующих Испытаниях этой же серии было повторение выделения нерасчётной энергии в некоторых Взрывах, где применялся Литий-7.   Надо сказать, что физики США хорошо понимали возможность "запоминания" радиоактивными осколками историю своего появления. Поэтому делалось все, чтобы максимально засекретить все следы и лишить советскую техническую Разведку возможности добраться до осадков, или, боже упаси, до самих компонентов и деталей заряда. Так, корабль с ядерными материалами на борту, отплывал от Калифорнии к атоллу Эниветок глубокой ночью в окружении флотилии эскадренных миноносцев с потушенными огнями. Специально вдали от маршрута доставки создавались шумовые помехи, в самой же флотилии запрещались любые радиопереговоры. Весь эскорт находился под наблюдением самолетов наземного базирования. По сообщениям американской контрразведки "в 50-х годах не было никакого сомнения, что ядерные Испытания в Тихом океане находятся под наблюдением советских подводных и надводных судов; оба входа в лагуну Эниветок просматривались с помощью системы из 17 акустических гидрофонов,… предохраняя от вторжения подводных лодок". Заранее до Испытаний место Взрыва становилось совершенно безлюдным и "…теоретически группа диверсантов могла проникнуть незамеченной с целью разоружения, повреждения или кражи испытываемого устройства. Чтобы лишить диверсантов возможности воздействовать на цепи подрыва, были разработаны меры защиты от электронных помех… Лифты вышек после снаряжения ядерного устройства разбирались, а это означало, что диверсанты должны были подниматься по штурмовым лестницам снаружи… Кабины управления обычно запирались и опечатывались после ухода последнего сборщика… Для отпора вооруженного вторжения противника были разработаны специальные планы… В тех случаях, когда Взрывы проводились в предрассветное время, основания вышек освещались прожекторами… Любой злоумышленник был бы сразу обнаружен, как только он поднялся бы на ступени лестницы. Для защиты от русской Разведки предпринимались ещё и дополнительные меры: после каждой серии Испытаний на Тихом океане все временные сооружения и вышки взрывались, кроме того, уничтожались и следы от места нахождения вышек, радиактивные остатки закапывались, вся сколько-нибудь полезная Информация уничтожалась для предотвращения отбора проб противником… Во время проведения серии Испытаний (начатой Взрывом "Браво" 1 марта 1954 года — авт.) военно-морская Разведка США установила, что в Тихоокеанском районе находилось 19 океанских дежурных и 37 подводных лодок среднего класса ВМС СССР. Из них, по крайней мере, от четырех до шести океанских лодок могли неограниченное время находится в районе Эниветок — Бикини, и число их могло в самое короткое время увеличиться. Подход подводных лодок к главным островам атоллов незамеченными на расстояние до мили был вполне возможен". Таким образом, Взрывы регистрировались, измерялись параметры их, а осадки собирались как в районе атолла Эниветок, так и на многие тысячи миль от него — в неограниченном количестве. Особенно, когда Взрыв выходил за расчётные пределы, как это случилось при Испытании "Браво". Американская контрразведка проиграла на двух самых существенных этапах. В первом этапе — создании Атомной бомбы деления — она дотянулась до самых глубокоинформированных агентов, когда уже было поздно, вся нужная Информация поступила в СССР. На втором этапе — разработке бомбы Синтеза — она ничего не смогла противопоставить Разведке технической. Взрывы сами "рассказывали" о секретной технологии… Вы все — безработные! В начале 1954 года физикам КБ-11 стало окончательно ясно, что ни "Слойка", ни "труба" не станут перспективным Оружием, причём "труба" вообще не "хотела" взрываться, энергия в ней рассеивалась гораздо скорее, чем поступала от реакций Синтеза. "Единственным, кто до конца держался за "Слойку" и сдался только в последний момент, был Сахаров", — рассказывает его коллега Герман Гончаров. По поводу "похорон" неперспективных изделий в "Лос-Арзамасе" состоялось совещание старейшин, на котором присутствовал академик Тамм. Хотя Лев Феоктистов не принадлежал к старейшинам, его тоже пригласили на обсуждение создавшегося положения. Вообще, в Атомный проект Феоктистова затащила неведомая сила, которой он безуспешно сопротивлялся. Ещё в 1948 году, когда Феоктистов учился МГУ, его вызвали в партком и велели идти в группу по изучению ядерной физики. Аргументация была характерной для тех времен: "Ты русский, биография хорошая, ступай!" Не последнюю роль сыграло, наверное, и то что его отец был видной фигурой в МК ВКП(б). По окончании в 1950 году МГУ сына стали посылать подальше — в Арзамас-16, что расстроило Феоктистова чрезвычайно. В Москве — семья, хорошая квартира, друзья и милые подруги, которых не найти в далекой Тьмутарани. Срочно подключили отца, и тот позвонил по вертушке — кому надо. Те, кому надо сказали, что у сына будет интересная работа под руководством Харитона, а если не устроит, то через пару лет может вернуться в Москву. В итоге Лев Петрович попал в группу Зельдовича, где занялся термоядерной Детонацией. Успехи Феоктистова были замечены, коли его позвали на такое важное совещание. О том, как оно проходило, Феоктистов рассказывает: Все говорили, что нужно прекращать работы по "трубе" и "Слойке" и переключаться на поиск новых решений. Кто-то возразил: "Зачем так резко? Может на это подключить часть сил, а остальным продолжать?" Тамм резко ответил: "Человек консервативен. Если ему предложить делать старое и новое, он будет заниматься старым". И мы должны сами себе сказать, что с сегодняшнего дня мы все безработные! И тогда вскоре у нас появится что-либо серьезное…" Вот так, очень категорично высказался Игорь Евгеньевич. Мне тогда очень импонировал революционный характер обсуждения и последующий бурный прорыв. Понимание того, что все это странно и противоестественно, пришло потом. Некоторое время спустя до меня дошёл слух, что радиостанция "Би-Би-Си" передала в общих чертах итоги этого совещания… От канделябра до бритвы Идея использования продуктов Взрыва от Бомбы деления для Обжатия термоядерного горючего возникла не вдруг — ещё в 1952 году об этом не раз говорил Виктор Давиденко — талантливый экспериментатор — ядерщик. Но тогда к нему не прислушались, все внимание поглощала "Слойка". Однако, Давиденко настойчиво предлагал Сахарову и Зельдовичу просчитать схему атомного Обжатия (АО). И Зельдович, у которого был острый "нюх" на оригинальные идеи, в начале 1954 года сочинил записку Харитону, в которой приводил предварительную схему для АО и оценки её действия. В конце он писал: "Применение АО было предложено В.А. Давиденко". Впрочем, Герман Гончаров, который читал эту записку целиком, поясняет, что в конце её имеется и подпись Сахарова. В схеме Давиденко, как видно из факсимиле записки, атомный заряд и термоядерный узел разделены, а Обжатие производится продуктами Взрыва деления — Нейтронами, ядерными осколками et cetera (но не специально Рентгеновским излучением, о нём никто тогда не думал). Налицо двухступенчатая конструкция и предварительное Сжатие. В принципе схема Давиденко могла решить задачу, хотя и не столь эффективно, как в конструкции Улама-Теллера. По прошествии много лет об этой схеме вспомнили и провели физический эксперимент, который подтвердил работоспособность идеи, хотя Сжатия получилось не в полной мере. Существовало и ещё одно предложение, высказанное замминистра "Средней Маши" Авраамием Завенягиным — он пришёл на этот пост из НКВД, где был заместителем Берия по строительству силами зеков. Суть предложения в том, чтобы термоядерный узел окружить множеством атомных зарядов, которые одновременными Взрывами сожмут его, как это происходит в Атомной бомбе, где химическая Взрывчатка обжимает ураново-плутониевое ядро. Эту схему прозвали "канделябром" — из-за внешней схожести. Симметрия Обжатия была бы тем лучше, чем больше атомных зарядов располагалось бы вокруг водородного. Но такая схема была чрезвычайно громадна, сложна в техническом отношении и заведомо не экономична. Хотя в принципе, Вероятно, могла бы "сработать". "Безработные" теоретики КБ-11 кинулись обсуждать и делать оценки новым схемам. Не прошло и месяца, как "канделябр" трансформировался в "бритву". Здесь водородный заряд в центре конструкции обжимался двумя атомными. Появляется и оболочка, которая должна, прежде чем разлететься, отразить продукты атомных Взрывов для того, чтобы увеличить степень Обжатия Дейтерия. Месячные расчёты и оценки "бритвы" не принесли удовлетворения — энерговыделения такого, как у американцев, рассматриваемые схемы не давали, были проблемы с Симметрией Обжатия и другие трудности. И только в апреле 1954 года, месяц спустя после того, как прогремел страшный Взрыв "Браво", в КБ-11 неведомо откуда появилась идея использовать излучение… О шкуре давно убитого медведя Началось с того, что стремительный Зельдович ворвался в комнату теоретиков и на ходу прокричал: "Не нужны продукты Взрыва, будем выпускать излучение!!" Одного сочетания: "излучение" и "отдельный узел" оказалось достаточно, чтобы всем стало понятно — есть генеральный путь! Отказался, наконец, от "Слойки", от её экзотического варианта и Сахаров. Но признания, что "Слойка" отняла много лет упорного труда, не последовало. Впрочем, были у неё и небольшие плюсы. Во-первых, её мощь превосходила Бомбу деления в 20 раз, хотя и в 25 раз была меньше "Майка". А во-вторых, годы корпения над ней не прошли даром — родилась команда теоретиков, хорошо знакомых с проблемой. Из интервью со Львом Феоктистовым: — Лев Петрович, идея радиационной Имплозии могла прийти от Завенягина? Ведь он, как один из руководителей министерства, имел доступ к любой разведывательной Информации? — Нет, это скорей всего не от Завенягина. Впервые её озвучил Зельдович. Но я ни разу не смог от него добиться — откуда она? Хотя человек он честолюбивый, но всегда уходил от ответа, не приписывая это себе или кому-либо другому. И Сахаров тоже никогда мне не говорил, что нам в голову пришла такая идея… Впрочем, сам Сахаров излагает это несколько по-другому: По-видимому, к "третьей идее" (радиационное Обжатие — авт.) одновременно пришли несколько сотрудников наших теоретических отделов. Одним из них был и я. Мне кажется, что я уже на ранней стадии понимал основные физические и математические аспекты "третьей идеи". В силу этого, а также благодаря моему ранее приобретенному авторитету, моя роль в принятии и осуществлении "третьей идеи", возможно, была одной из решающих. Но также, несомненно, очень велика была роль Зельдовича, Трутнева и некоторых других и, быть может, они понимали и предугадывали перспективы и трудности "третьей идеи" не меньше, чем я. В то время нам (мне, во всяком случае) некогда было думать о вопросах приоритета, тем более, что это было бы "дележкой шкуры неубитого медведя", а задним числом восстановить все детали обсуждений невозможно, да и надо ли?" В этом туманном и путаном изложении Андрей Дмитриевич почему-то напрочь отметает возможность "восстановить все детали обсуждений" и даже вопрошает — "да и надо ли?" Дескать, я уже на ранней стадии понимал… аспекты "третьей идеи", чего уж тут, мол, восстанавливать? А вот что говорит по этому поводу его коллега, участвовавший в работе и над "Слойкой", и над двухступенчатом зарядом Владимир Ритус: Излагая появление "третьей идеи" в четырех фразах, А.Д. Сахаров четырежды использует слова "по-видимому", "мне кажется", "возможно", "быть может", так и не называет конкретных лиц, высказавших "третью идею", и, скорее, говорит о своем понимании этой идеи. Свою роль А.Д. Сахаров видит в принятии и осуществлении "третьей идеи". Ответить на приоритетные вопросы Андрей Дмитриевич почему-то считает невозможным, да и не нужным. С чего бы это? С Ритусом согласен Герман Гончаров, добавляя: Отметим, что в то же время А.Д. Сахаров четко говорит о своем приоритете и приоритете В.Л. Гинзбурга, когда речь идет о "первой" и "второй идеях"… О намеках и полунамеках… Впрочем, как уже знает читатель, "первая" идея была высказана в открытой печати — американском научном журнале — за несколько месяцев до озвучивания её Сахаровым, а за два года до того её изложил Теллер в секретном отчете. Но как бы то ни было, "первая" идея не "присутствует" в двухступенчатом заряде.   "Вторая" же идея принадлежит академику Гинзбургу. А если и "третья" идея не высказана Сахаровым, то получается, что он ни одной идеей не осчастливил проект Водородной бомбы. Как-то очень обидно Андрею Дмитриевичу — его называют "отцом" термоядерной бомбы, а он ни одной творческой мысли в принцип не заложил! Может потому и не нужно "восстанавливать", тем более что он "уже на ранней стадии понимал… аспекты", но почему-то эти "аспекты" не высказал, а продолжал реанимировать "Слойку"? Короче говоря, весь этот туман, напущенный на приоритет "третьей" идеи, заставляет думать, что идея эта пришла из-за океана, где она была запатентована в 1946 году и вновь рождена в 1950-ом. Нужно ли напоминать, что в секретных архивах КБ-11 находились документы, переданные советской Разведке ещё в 1948 году Клаусом Фуксом, в которых тот излагал запатентованную им "третью" идею, хотя конкретный физический механизм Обжатия там был несколько отличен от механизма Улама-Теллера. Но в этой развединформации четко была обозначена радиационная Имплозия, для чего Фукс предложил заключить Атомную бомбу в легкую, прозрачную для излучения оболочку. И термоядерный узел у него был вынесен — стало быть налицо двухступенчатость. А ведь "радиационная Имплозия" и "двухступенчатость" — два понятия, которые являются ключевыми в принципе "работы" Термоядерного заряда. В этой связи нельзя не отметить весьма проясняющего ситуацию высказывания Феоктистова: "Оценивая тот период и влияние американского "фактора" на наше развитие, могу вполне определенно сказать, что у нас не было чертежей или точных данных, поступивших извне. Но и мы были не такими, как во время Фукса и первой Атомной бомбы, а значительно более понимающими, подготовленными к восприятию намеков и полунамеков. Меня не покидает ощущение, что в ту пору мы не были вполне самостоятельными…" (выделено мною)… Оглавление   www.pseudology.org