Игорь Семёнович Кон Гегемонная маскулинность как фактор мужского (не)здоровья - Почему Моисей 40 лет водил евреев по пустыне? - Он не хотел спрашивать дорогу. Американская шутка Мужское здоровье как социальная проблема О мужском здоровье как серьезной социальной проблеме на Западе заговорили в 1970-х годах. Разумеется, врачи обсуждали особенности мужских болезней и способов их лечения и раньше, но биомедицинская модель оставляла в тени социальные причины этой специфики, а сами «мужские» и «женские» качества казались однозначными и неизменными. Выходили на эту проблематику и демографы, которых тревожила повышенная смертность мужчин (так называемая мужская сверхсмертность).   В СССР этот вопрос первым поставил Б.Ц. Урланис в знаменитой статье «Берегите мужчин» (1968). Однако предпосылкой перехода от изучения отдельных факторов мужского нездоровья к системному анализу мужского здоровья было появление феминистских гендерных исследований (Sabo, Gordon 1995). Вопреки распространенному в России стереотипу, что феминистки «ненавидят мужчин», именно теоретики феминизма, среди которых были и женщины, и мужчины, первыми осознали, что состояние здоровья населения имеет свой гендерный аспект, и любое неблагополучие женщин, здоровьем которых мужское общество пренебрегает, неизбежно сказывается и на здоровье мужчин.   Если традиционнные биоэволюционные теории склонны рассматривать специфические мужские и женские проблемы как фатальные и неизбежные следствия и издержки полового диморфизма, то гендерные исследования выдвигают на первый план зависимость мужского здоровья от гендерного порядка, разделения труда и власти между мужчинами и женщинмиа от того, как эти проблемы преломляются в общественной психологии и каким образом их можно изменять и корректировать. «Гендер рассматривается как ключевое влияние на структурирование рисков для мужского здоровья, того, как мужчины воспринимают и пользуются своими телами и способы психосоциальной адаптации мужчин к болезням.   Вместо того, чтобы концептуализировать мужское здоровье исключительно в терминах мужской физиологии или биологических половых различий, … вариации в состоянии мужского здоровья рассматриваются как развертывающиеся в более широких социальных, культурных и политических контекстах гендерных отношений, которые возникли исторически и в значительной мере связаны с социальным неравенством между полами и между различными слоями мужчин» (Sabo 2000). Одним из важнейших сюжетов при этом становятся особенности самой мужской психологии, проявляющие в отношении мужчин к своему телу, здоровью, болезням и безопасности. Первоначально эти проблемы формулировалось преимущественно в общих социально-философских терминах, но скоро стали «заземляться» на конкретные данные социальной медицины, психологии и психиатрии. Констатация трудностей и противоречий мужской жизни стимулировала в 1980-90-х годов критический анализ самого канона маскулинности, нормативных представлений о том, каким должен быть «настоящий мужчина». На ранних стадиях развития «мужских исследований» озабоченность вызывала лишь недостаточная маскулинность (гипомаскулинность), мальчики, которые не сумели в положенный срок усвоить жесткие требования «мужской роли» и на всю жизнь остались неудачниками, лузерами.   С гипермаскулинностью до поры до времени все было в порядке, мужчина-мачо выглядел завидным воплощением здоровья и социального успеха. Но постепенно выяснилась проблематичность этого норматива, реализация которого связана с такими нежелательными, дисфункциональными чертами как агрессивность, эмоциональная скованность и т.п. (Кон 2008). Уяснение того, что мужские роли включают в себя противоречащие друг другу элементы, вызвало к жизни понятия «полоролевого напряжения» и «полоролевого стресса», а после появления категории понятия гендера - гендерно-ролевого напряжения (Gender Role Strain Paradigm) (Pleck, 1981, 1995) и «гендерно-ролевого конфликта», которые не позволяют мужчине реализовать свой природный и человеческий потенциал.   Если ранняя трактовка гендерной роли/идентичности исходила из того, что мужчины и женщины имеют врожденную потребность вырабатывать специфические, часто противоположные и потому взаимодополнительные гендерные черты, то парадигма гендерно-ролевого напряжения является конструктивистской. Усвоение гендерных ролей - не инвариантный процесс, ведущий к развитию типичных для данного пола и укорененных в сознании индивида стандартных черт, а вариабельный процесс, проходящий под сильным воздействием господствующих гендерных идеологий, видоизменяющихся в зависимости от социальной среды и культурного контекста. При этом сложились два взаимосвязанных подхода   Теория гегемонной маскулинности или маскулинной идеологии анализирует ответы на вопрос «Что значит быть мужчиной?», фиксируя внимание на закономерностях формирования и идейного обоснования гендерной стратификации, а теория гендерно-ролевого конфликта изучает процессуальную сторону дела, как именно происходит мужская гендерная социализация. Джозеф Плек выделил 4 главных типа гендерно-ролевых конфликтов.   1. Озабоченность успехом, властью и соревнованием означает, что мужчины чувствуют себя обязанными соперничать с другими ради приобретения межличностной, финансовой или сексуальной власти и казаться успешными во всех своих делах.   2. Эмоциональный самоконтроль означает тенденцию избегать проявления эмоций и всегда выглядеть сильным и уверенным. 3. Ограничение нежности в отношениях между мужчинами заставляет их воспринимать проявления любви или эротики в мужских отношениях как угрозы или дискомфорт. 4. Конфликт между работой и семьей порождает у мужчины напряженность, когда им приходится выбирать, тратить ли больше времени на работу или на общение с семьей и близкими.   Все это имеет психологические последствия. Гендерно-ролевой конфликт отрицательно коррелирует с самоуважением, интимностью и удовлетворенностью браком и положительно коррелирует с тревожностью. мужчины переживают стресс не только когда считают себя неспособными выполнить требования своей мужской роли (например, сделать успешную карьеру или содержать семью), но если ситуация требует от них «немужского» поведения (например, сидеть дома и ухаживать за маленьким ребенком). Проблематичны и механизмы эмоционального самоконтроля. Развитой аффективный самоконтроль всегда считался таким же необходимым свойствам «настоящего мужчины», как физическая сила и наличие «сильных чувств», вроде гнева. Но если «недосоциализированный», недовоспитанный мужчина не может адекватно контролировать свои агрессивные импульсы, то его «перевоспитанный» антипод неспособен адекватно выражать собственные чувства и страдает эмоциональной скованностью и пониженным самоуважением (Levant, 1996; Levant & Fischer, 1998, Pleck, 1995).   Больше того, избыточный уровень эмоционального самоконтроля статистически коррелирует с депрессивной симтоматикой. Психиатрический термин алекситимия (Alexithymia, от греческих слов «лексис» - слово и «тюмос» - эмоции, буквально – «без слов для эмоций»), обозначающий людей, испытывающих трудности с выражением своих чувств и эмоций и отличающихся бедным воображением, стал не только диагнозом заболевания, но и способом описания целого ряда типичных мужских проблем. Хотя людям с выраженными проявлениями алекситимии свойственно в высшей степени конкретное мышление, благодаря чему они могут казаться приспособленными к требованиям реальности, им недостает воображения, интуиции, эмпатии и направленной на удовлетворение влечений фантазии. Ориентируясь прежде всего на вещественный мир, они и к самим себе относятся как к роботам. Возникнув на стыке социологии и психологи, гендерная проблематика скоро захватила психиатрию, которая определенно выделяет типично мужские стрессоры, стратегии преодоления (coping), паттерны психопатологии и критерии психического здоровья, но при этом подчеркивает, что ни одно из этих явлений не является исключительно мужским и не может изучаться отдельно от женских проблем (Friedrich 2003 Brooks, Good 2001), а за ней и другие медицинские науки. Мужским здоровьем специально занимаются несколько международных профессиональных сообществ, ему посвящен ряд научно-популярных Интернет сайтов (например, www.menshealthnetwork.org ). Эти проблемы с разных сторон освещаются в междисциплинарных научных журналах «Journal of Men's Studies» (выходит с 1992); «Men and Masculinities» (выходит с 1999); «Psychology of Men and Masculinity» (выходит с 2000), «International Journal of Men's Health» (выходит с 2002), «American Journal of Men's Health» (выходит с 2007), «The Aging Male» (выходит с 1998), «Journal of Adolescent Health» и др. Гегемонная маскулинность и маскулинная идеология Весьма плодотворным аспектом гендерных исследования стало изучение нормативной маскулинности. Согласно теории гегемонной маскулинности, автором которой является австралийский социолог Р. Коннелл (см. Коннелл, 2000, 2001) , хотя в любом мужском сообществе существует не один, а несколько типов маскулинности, на вершине этой иерархии обычно стоит тип личности, для которой характерны утверждение мужской власти над женщинмиа и подчиненными мужчинами, культ физической силы, склонность к насилию, эмоциональная невыразительность и высокая соревновательность.   Гегемонная маскулинность – не свойство конкретного мужчины, а социокультурный определенный нормативный канон, на который мужчины и мальчики ориентируются, даже если их собственные свойства ему не соответствуют. Выработка или успешная симуляция черт гегемонной маскулинности могут способствовать социальному успеху мужчины, но одновременно создают повышенные риски, в том числе, для его здоровья. Например, мужчина, последовательно отрицающий симптомы болезни или боль, может создать себе имидж смелого и мужественного человека, но одновременно рискует превратить свои недомогания в хроническую болезнь. Теория гегемонной маскулинности широко применяется и находит эмпирическое подтверждение в гендерных исследованиях, антропологии и социальной педагогике (Connell and Messerschmidt 2005, Тартаковская 2007). В сфере социальной психологии её дополняет, переводя некоторые её понятия в измеримые индивидуально-психологические свойства, теория традиционной маскулинной идеологии. Формирование этой парадигмы было связано с разработкой исследовательского инструментария.   Первые четыре принципа или нормы традиционной маскулинности сформулировал Роберт Брэннон (Brannon 1976):   (1) «Без бабства» (“no sissy stuff”) – мужчина должен избегать всего женственного; (2) «Большой босс» ( “the big wheel”) – мужчина должен добиваться успеха и опережать других мужчин; (3) «Крепкий дуб» (“the sturdy oak”) – мужчина должен быть сильным и не показывать слабость; (4) «Задай им жару» (“give ’em hell”) – мужчина должен быть крутым и не бояться насилия.   На этой основе была создана The Brannon Masculinity Scale из 110 нормативных суждений, рассчитанных на измерение традиционной маскулинности (Brannon, & Juni. 1984). Однако некоторые её субшкалы пересекались друг с другом. Известный американский психолог Доналд Левант с соавторами устранили это и дополнили школу новыми важными параметрами гомофобии (страх и ненависть к гомосексуалам) и принятия деперсонализированной, не связанной с партнерскими отношениями, сексуальности (non-relational sexual attitudes) . Маскулинная идеология, по Леванту, обозначает усвоенную индивидом культурную систему убеждений и установок относительно маскулинности и мужских ролей, которая побуждает человека действовать в соответствии с этими требованиями и избегать того, что ими запрещено (Levant, 1996; Thompson & Pleck, 1995). Большинство мужчин принимают традиционное определение маскулинности. Но оно постулирует обязательную «непохожесть на женщин» и поощряют и заведомо нездоровое поведение (пьянство, неоправданный риск). Это создает у мужчин дисфункциональное напряжение, а мужчины, поведение которых отклоняется от этих норм, часто подвергаются остракизму и испытывают чувство стыда или травматическое напряжение. Большинство мужчин эти гендерно-ролевые ожидания так или иначе нарушают, но им приходится расплачиваться за это чувством своего несоответствия, самозванства. Предназначенный для измерения маскулинной идеологии инструмент «Список мужских ролевых норм» (The Male Role Norms Inventory – MRNI) (Levant & Fischer, 1998), состоит из 57 пунктов, объединенных в 8 подшкал. Первые семь из них представляют собой разные параметры традиционной маскулинной идеологии: «Избегание женственности», «Гомофобия», «Опора на собственные силы», «Агрессия», «Достижение/статус», «Принятие безличной сексуальности » и «Эмоциональная скованность» (алекситимия). Все вместе они образуют «Тотальную традиционную шкалу». Дополнительная, восьмая субшкала из 12 пунктов измеряет нетрадиционные установки относительно маскулинности. Дополнительная специальная форма MRNI разработана для подростков. За последние 15 лет Левант, его сотрудники и многочисленные аспиранты провели множество эмирических исследований, в том числе сравнительных, включая Китай и Россию, и получили достаточно интересные результаты (Levant and Richmond 2007). Подтвердились выводы предыдущих исследований относительно связи традиционной идеологии маскулинности с полом/гендером, расой, этничностью и социальным классом. Мужчины поддерживают эту идеологию больше, чем женщины, причём гендер - фактор более важный, чем этничность; афроамериканцы разделяют её чаще белых американцев, а испаноязычные американцы стоят посредине;. представители низших классов поддерживают эту идеологию чаще, чем более состоятельные и образованные мужчины и т.д. Сравнение семи разных культурных групп американских мужчин азиатского происхождения показало, что они более или менее одинаково принимают традиционную идеологию маскулинности. При сравнении китайских (КНР) студентов с американскими выяснилось, что китайские мужчины и женщины принимают традиционную маскулинную идеологию больше, чем их американские сверстники. Levant, Wu, & Fischer 1996). Сходная картина обнаружилась при сравнении ценностей американских и российских студентов (Levant et al 2003): в целом китайцы, русские, пакистанцы и японцы принимают традиционную маскулинную идеологию полнее американцев.   Интересны возрастные и когортные различия: в одном исследовании сыновья оказались меньшими традиционалистами, чем отцы, что свидетельствует об ослаблении сексизма. Принятие традиционной маскулинной идеологии статистически связано также с целым рядом личных проблем, так или иначе связанных со здоровьем: нежеланием обсуждать с партнершами пользование презервативами; боязнью интимности; меньшей удовлетворенности партнерскими отношениями; более отрицательными мнениями о роли отца; отрицательным отношением к расовому многообразию и женскому равноправию; установкми, благоприятствующие сексуальному насилию; алекситимией; нежеланием обращаться за психологической помощью и т.д. Маскулинная идеология и мужское здоровье Социологи и психологи не сомневаются в том, что гегемонная маскулинность и традиционная маскулинная идеология отрицательно влияют как на взаимоотношения мужчин и женщин, так и на мужское здоровье. Завышенные социальные и личные притязания ( «мужчина должен быть всегда и всюду первым и главным») и установка на силовое решение конфликтов («настоящий мужчина всегда выступает с позиции силы») способствуют формированию конфликтности и агрессивности, которые зачастую не соответствуют индивидуальным психофизиологическим особенностям и возможностям реального мужчины. Это особенно болезненно проявляется в кризисных ситуациях, которых в современном быстро меняющемся мире становится все больше.   Чувство, что он не оправдывает возложенных на него надежд и ожиданий, часто порождает у мужчины синдром «несостоявшейся маскулинности», может способствовать усилению депрессивных настроений, социальной апатии, склонности к суициду, выработке стратегии «выученной беспомощности» (отказ от активной борьбы с трудностями и использование своей беспомощности в качестве средства эксплуатации других) и т.д. Большой пласт издержек для мужского здоровья обусловлен тем, что традиционная маскулинная идеология сочетает высокие социальные притязания на власть, статус, уважение и т.д. с оправданием и поэтизацией заведомо нездорового, зато «мужского» стиля жизни, включая пьянство, курение, принятие неоправданных рисков и т.д. Речь идет не о предположениях, а о научно доказанных фактах. Например, изучение репрезентативную национальную выборки 15-19-летних мальчиков-подростков и сравнение их нормативных представлений о маскулинности и их реального сексуального поведения показало, что маскулинная идеология значимо коррелирует с 7 видами проблемного поведения (исключение из школы, пьянство и употребление уличных наркотиков, частота задержания полицией, сексуальная активность, число гетеросексуальных партнеров за последний год и использование сексуального принуждения)   Эти формы поведения, соответствующие нормам гегемонной маскулинности, повышают риски мальчиков заразиться заболеваниями, передаваемыми половым путем (ЗППП), получить или передать ВИЧ и рано умереть в результате несчастного случая или быть убитым. Причем эти действия виктимизаруют не только мальчиков, но и женщин, которые страдают от мужского насилия, сексуальных нападений, нежелательных беременностей и ЗППП. (Pleck and Sonenstein 1994) Связь маскулинной идеологии и мужского (не)здоровья обнаруживается не только в сфере сексуальности и специфически мужских заболеваний. Богатыри из сказки, по образу и подобию которых строится идеал «настоящего мужчины» не заботились о своем здоровье, оно предполагалось железным и данным от природы. На самом же деле традиционный стереотип «настоящего мужчины» внутренне противоречив. Ориентируя мужчину на самостоятельное преодоление стрессов и трудностей (что хорошо), он одновременно тормозит осознание и вербализацию собственных качеств, особенно тех, которые воспринимают как слабости (что плохо). Социально-медицинские проблемы мужского здоровья неразрывно связаны с социально-педагогическими принципами воспитания мальчиков. Современная психология развития не сомневается в том, что эмоциональная закрытость и немота мальчиков, которая способствует накоплению у них психологических трудностей, во многом определяется характером их воспитания. Стремление всегда и всюду выступать с позиции силы – одна из причин подростковой культуры насилия, наркозависимости и «немотивированной» жестокости. Как выразился известный гарвардский психолог, много лет занимающийся проблемами мальчиков, Уильям Поллак, «если мальчикам не позволяют плакать слезами, некоторые из них будут плакать пулями» (Pollack 1998). Вопреки догмам маскулинной идеологии, мальчики здоровее и счастливее, если у них есть прочный эмоциональный ресурс и доступ ко всем аспектам собственного Я, включая такие отрицательные и табуируемые эмоции как страх и тревога. Специальные программы повышения эмоциональной грамотности и культуры мальчиков помогают им обогащать свой эмоциональный словарь. Обращаясь к родителям, психологи говорят им: Позвольте мальчикам иметь внутреннюю жизнь и испытывать весь спектр человеческих эмоций, чтобы они могли лучше понять себя и общаться с другими; признайте и примите высокий уровень активности мальчиков и дайте им безопасные мальчиковые места, где они могли бы эту активность проявлять; говорите с мальчиками на их языке, уважая их гордость и маскулинность;. объясняйте мальчикам, что эмоциональная смелость – это действительно смелость и что смелость и эмпатия – источники настоящей силы в жизни; учите мальчиков тому, что есть много путей, чтобы стать мужчиной (Kindlon and Thompson, 1999). От характера воспитания мальчиков зависит и здоровье взрослых мужчин. Не отрицая биологических факторов мужской сверхсмертности, современная наука придает важное теоретическое и практическое значение социальному определению мужской роли и маскулинности ( Addis & Cohane, 2005; Mansfield et al.2005, Бурмыкина 2006, Корхова 2000). Социологи, психологи и медики единодушно констатируют, что мужчины везде и всюду а) переоценивают качество своего здоровья; б) стесняются признаться в собственной слабости; в) не умеют и не любят просить о помощи По данным американского Минздрава, мужчины на протяжении своей жизни реже женщин общаются с врачом, а число мужчин, которые последний раз были у врача два или больше года тому назад, вдвое превышает число женщин (DHHS, 1998). В результате мужчины часто упускают время для своевременной диагностики, и это одна из причин мужской сверхсмертности. Причем это касается практически всех заболеваний и всех категорий мужчин, особенно из бедных и менее образованных слоев населения, где стереотип «сильного мужчины» наиболее силен.   Нежелание обращаться за медицинской помощью – не только американская проблема. Английские психологи обнаружили её у молодых заключенных и воспитанников специнтернатов, а норвежские – при национальном обследовании полицейских: опрос 3,272 полицейских, результаты которого сравнивали с общенациональными данными, показал, что во всех возрастах и всех ступенях своей карьеры женщины обращаются за медицинской помощью значительно чаще, чем мужчины (Berg et al. 2006) Эти установки – плоть от плоти гегемонной маскулинности. Хотя причинно-следственная связь явлений не вполне ясны и разные теории объясняют эти корреляции по-разному, без учета эти тенденций выработать социально эффективные и психологически адекватные способы профилактики и лечения мужских болезней невозможно. Особенно информативны в этом плане лонгитюдные исследования. В 10-летнем лонгитюдном исследовании 313 американских мужчин, ветеранов вьетнамской войны, выяснилось, что раздражительные, депрессивные и агрессивные мужчины имеют больше шансов заболеть сердечно-сосудистыми заболеваниями и диабетом (Boyle et al, 2007). В 17-летнем когортном исследовании из 704 мужчин и 847 женщин, страдавших сердечно-сосудистой недостаточностью, с 1988 по 2005 год умерли 88 мужчин и 41 женщина.   Сами по себе эти цифры никого бы не удивили, потому что мужская смертность от коронарной недостаточности всегда бывает выше женской. Но в данном случае исследователи имели в своем распоряжении не только истории болезней, но и достаточно подробные психологические характеристики больных, включая оценку их «фемининности» и «маскулинности». После того, как были статистически взвешены такие факторы, как курение, пьянство, общий вес тела, артериальное давление, семейный доход и психологическое благополучие, оказалось, что риск смерти от коронарной недостаточности у мужчин с более высокими показателями по фемининности значительно ниже. Иными словами, мужчины с более стереотипно-маскулинным образом Я ( «крутой», «замкнутый» и т.п.) рискуют умереть от инфаркта больше, чем сравнительно «мягкие» мужчины (Hunt et al, 2007).   Конечно, вопрос о причинно-следственной связи остается открытым: жесткая маскулинная идеология может быть как одной из причин, так и следствием врожденных индивидуально-типических свойств. Тем не менее проблема существует, и хотя окончательные выводы делать преждевременно, для многих мужчин традиционная доминантная маскулинность явно не выглядит положительным фактором. Какое отношение это имеет к России? Как свидетельствует медицинская статистика, российские показатели мужского здоровья исключительно неблагоприятны (Кон 2007). Это касается и наркозависимости, и курения, и алкоголизма, и психических заболеваний. Вероятность умереть насильственной смертью для россиянина в 20 раз выше, чем для европейца (McKee & Shkolnikov, 2001; Chervyakov, Shkolnikov, Pridemore, & McKee, 2002). Внешние причины смертности у российских мужчин втрое выше даже, чем в Мексике и Венесуэле. Разница в ожидаемой средней продолжительности жизни мужчин и женщин в России больше, чем в любой индустриально-развитой стране. Демографы называют это избыточной мужской сверхсмертностью и .связывают его не только с бедностью, пьянством и культурой насилия, но и с особенностями традиционной российской ментальности - нечувствительностью к факторам социального и личного риска и угрозы смерти и повышенной чувствительностью мужчин к макроэкономическому стрессу. «мужчинам больше свойственно вовлечение в политическую и экономическую сферу, где разочарование и потеря контроля над собственной судьбой могут доминировать. женщины, в силу причин экономического характера также вовлеченные в сферу общественной занятости, имеют обычно традиционный круг забот: домашнее хозяйство, семья, дети, муж, родители. Эти заботы вносят в их жизнь ощущение смысла и чувство ответственности, которые в определенной мере служат защитой от социального стресса и способны компенсировать его последствия» (Неравенство и смертность в России, с.23). Не исключено, что оно связано и с влиянием традиционной идеологии маскулинности. В этнопсихологии давно существует мнение, что фатализм и выученная беспомощность свойственны русским мужчинам больше, чем европейцам, что может особенно остро проявляться в кризисные периоды. Достаточно масштабных исследований этого феномена никто не проводил, но несколько небольших исследований, проведенных по методике Леванта (Levant, Cuthbert, Richmond et al 2003), в частности, среди студентов Белгородского и Ульяновского университетов (Janey, Janey, Goncherova, Savchenko, 2006) подтверждают, что а) уровень традиционной маскулинной идеологии в России выше, чем в странах Запада, и б) эти установки отрицательно влияют на состояние мужского здоровья. Когда речь заходит о таких понятиях как национальный характер или национальная ментальность, серьезные ученые очень осторожны в обобщениях. Стереотипные черты «национального характера», будь то покорность судьбе или бесшабашная удаль ( русским приписывают и то, и другое),   а) сплошь и рядом противоречат друг другу, б) неясна их взаимовязь, в) они никогда не распространяются на весь народ, г) они исторически изменчивы и д) их проявление зависит от конкретных условий.   Это верно не только теоретически. Сравнив отношение к здоровью и тяжелым заболеваниям ( раку и инфаркту) у 307 здоровых этнических немцев, переехавших из России в Германию, 300 русских, живущих в России, и контрольной группы из 100 этнических немцев, немецкие психологи нашли, что через полтора года жизни в Германии разница в установках уменьшилась, в более благоприятных социальных условиях у людей повышается оптимизм, вера в возможность выздоровления от рака и инфаркта (Kirkcaldy et al, 2007). А от общих установок зависит и связанное со здоровьем конкретное поведение - обращение к врачу, соблюдение необходимой осторожности, мер профилактики и т.п. Понизить избыточную мужскую сверхсмертность, довести продолжительность жизни мужчин до «нормального» мирового уровня и улучшить показатели мужского здоровья можно только рациональными методами. К сожалению, популярная в России консервативная идеология, ориентированная не на адаптацию к современным условиям жизни, а на «возвращение к истокам», реставрацию идеализированного патриархально-имперского прошлого, в сочетании с негативным отношением к идее гендерного равенства, пропагандирует прямо противоположное.   Представление о мужчине как о воине, а о женщине как хранительнице домашнего очага не имеет ничего общего с современными социально-экономическими и политическими реалиями. Мужские и женские социальные роли и виды деятельности все больше утрачивают былую альтернативность, а нормативные гендерные черты перестают казаться взаимоисключающими. «Настоящий мужчина» сегодня - не только защитник отечества и вообще «силовик», но и ученый, художник, поэт-лирик и просто ласковый отец. А разные виды деятельности предполагают неодинаковые психологические свойства. Что из этого вытекает для медицины мужского здоровья? Простых и быстродействующих средств улучшения мужского здоровья нет и быть не может, нужна долгосрочная социальная политика и систематическая подготовка мужчин к усвоению разнообразных гендерных ролей и минимизации связанных с ними социальных и психологических рисков. её научно-теоретические предпосылки: 1) Систематическое междисциплинарное исследование маскулинности и проблем мужского здоровья, где теоретическая медицина сотрудничала бы с общественными и гуманитарными науками, включая демографию, социологию, психологию, гендерные исследования и сексологию . Заземление мужских проблем на какую-то частную медицинскую дисциплину, будь то урология или психиатрия, заведомо бесперспективно: сквозные теоретические проблемы при этом теряются, все сводится к обсуждению этиологии и лечения специфически мужских заболеваний. 2) Формирование более критического отношения к привычным стереотипам сильного мужчины-мачо. При всей их внешней привлекательности и приемлемости для массового сознания, эти образы не способствуют гармоническим и равным отношениям мужчин и женщин и усугубляют психологические трудности самих мужчин, которые все чаще обнаруживают, что важнейшие жизненные проблемы, как социальные, так и личности, с позиции силы не решаются. 3) Исходя из того, что мальчик – отец мужчины, необходимо уделять больше внимания воспитанию мальчиков в духе гендерного равенства и здорового образа жизни, причем делать это нужно с раннего детства. 4) Поскольку гендерные факторы важны для профилактики и лечения абсолютно любых заболеваний, необходимо радикальное улучшение психологической подготовки врачей всех специальностей. Без учета социальных и психологических факторов гендерного развития российское здравоохранение не станет современным и эффективным ни при каких денежных вливаниях. Литература Бурмыкина О.Н. гендерные различия в практиках здоровья: подходы к объяснению и эмпирический анализ// Журнал исследований социальной политики, 2006, т. IX, №2, с. 101-119 Кон И.С. Мужское здоровье как глобальная проблема. Доклад на 2-й Всероссийской конференции «Мужское здоровье» Москва, 19 октября 2005// Кон И.С. Междисциплинарные исследования. социология. психология. сексология . Антропология. Ростов-на-Дону: «Феникс», 2006, с.566-573 Кон И.С. мужчина в меняющемся мире. М. «Время» 2008 Коннелл Р. маскулинности и глобализация //Введение в генедерные исследования. Часть 2. Хрестоматия. СПб: Алетейя, с.251-279 Коннелл Р. Современные подходы //Хрестоматия феминистских текстов. Переводы. Под ред. Е. Здравомысловой и А. Темкиной. СПб «Дмитрий Буланин» 2000, с.251-280 Корхова И.В. гендерные аспекты здоровья. //Народонаселение. Ежеквартальный научный журнал. 2000. № 2. С. 70-79. Неравенство и смертность в России. Московский Центр Карнеги. Коллективная монография. Под ред. В.Школьникова, Е.Андреева и Т.Малевой. М.: Сигналъ 2000 Тартаковская И. гендерная теория практик: подход Р. Коннелла // Российский гендерный порядок: социологический подход. Коллективная монография.. Отв. Редакторы Е.Здравомыслова и А. Темкина. СПб: Европейский университет 2007, с.34-55 Урланис Б. Берегите мужчин! //"Литературная газета" 26 июля 1968 Addis M.E., & Mahalik J.R. Men, masculinity, and the contexts of help seeking //American Psychologist, 2003, vol. 58, N 1, pp/ 5-14 Berg A.M. Hem E., Lau B. and Ekeberg O. Help-seeking in the Norwegian police service // J. Occup. Health, 2006, vol 48, N 3, pp. 145-153 Boyle S.H., Jackson W.G, Suarez E.C. Hostility, anger, and depression predict in-creases in C3 over a 10-year period // Brain, Behavior, and Immunity, vol 21, N 6, pp.816-823 Brannon R. The male sex role: Our culture's blueprint for manhood and what it's done for us lately // D. David & R. Brannon (Eds.), The Forty-Nine Percent Majority: The Male Sex Role Reading, MA: Addison-Wesley, 1976, pp. 1-48. Brannon R., & Juni S. A scale for measuring attitudes about masculinity // Psychologi-cal Documents, 1984, vol. 14, N 1, pp. 6-7. Brooks G.R., Good G.G., eds. The New Handbook of Counseling and Psychotherapy With Men: A Comprehensive Guide to Settings, Problems, and Treatment. San Fran-cisco, CA: Jossey-Bass: 2001 Chervyakov V.V., Shkolnikov V.M., Pridemore W.A., & McKee M. The changing na-ture of murder in Russia // Social Science and Medicine, 2002, vol. 55, N 10, pp. 1713-1725 Connell R.W, Messerschmidt J.W. Hegemonic masculinity: Rethinking the concept //Gender & Society, Vol. 19 No. 6, December 2005, pp 829-859 Department of Health and Human Services. Health, United States, with socioeconomic status and health chartbook. Hyattsville, MD: National Center for Health Statistics, 1998 Friedrich S. Gender issues in mental health //Gale Encyclopedia of Mental Disorders Project Editor Ellen Thackery. Farmington Hills, MI: Gale Group 2003 Hunt K., Lewars H., Emslie C., Batty G.D. Decreased risk of death from coronary heart disease amongst men with higher 'femininity' scores: a general population cohort study // International Journal of Epidemiology, 2007;vol 36, pp.612-20 Janey B. A., Janey N. V., Goncherova N., and Savchenko V. Masculinity Ideology in Russian Society: Factor Structure and Validity of the Multicultural Masculinity Ideology Scale //The Journal of Men's Studies, Jan 2006. Kindlon D. and Thompson M. Raising Cain : Protecting the Emotional Life of Boys. NY: Bal-lantine. 1999 Kirkcaldy B.D., Siefen R.G., Merbach M., Rutow N., Brühler E., & Wittig U. A Comparison of general and illness-related locus of control in Russians, ethnic German migrants and Germans // Psychology, Health and Medicine, 2007,; vol. 12, N 3, pp.364-79 Levant R F. The new psychology of men// Professional Psychology, vol 27, 1996, pp. 259-265. Levant R F., Richmond K A review of research on masculinity ideologies using the Male Role Norms Inventory //The Journal of Men's Studies, Volume 15, Number 2 / Spring 2007, pp 130-146 Levant R. F. & Fischer J. The Male Role Norms Inventory // C. M. Davis, W.H. Yarber, R. Bauserman, G. Schreer, & S. L. Davis (Eds.), Sexuality-Related Measures: A Compendium 2nd. Ed.,. Newbury Park, CA: Sage Publications, 1998, pp. 469-472 Levant R.F, Cuthbert A, Richmond K, Sellers A, Matveev A, Mitina O., Sokolovsky M., Heesacker M. Masculinity ideology among Russian and U.S. young men and women and its relationship to unhealthy life style habits among young Russian men //Psychology of Men & Masculinity. 2003, Vol 4, N 1, pp. 26-36 Levant R.F., Wu R., & Fischer J. Masculinity ideology: A comparison between U.S. and Chinese young men and women // Journal of Gender, Culture, and Health, 1996, vol. 1, N 3, pp. 207-220. Mansfield A. K., Addis M. E., Mahalik J R. "Why won't he go to the doctor?": The psychology of men's help seeking //International Journal of Men's Health, May, 2003 McKee M., & Shkolnikov V.M. Understanding the toll of premature death among men in East-ern Europe // British Medical Journal, 2001, vol 323 (7320),pp. 1051-1056 Pleck J H.. The myth of masculinity Cambridge, Mass.: MIT Press, 1981 Pleck J. H. The gender role Strain_theory_(sociology)">Strain paradigm: An update // R. F. Levant & W. S. Pollack (Eds.) A new psychology of men. New York: Basic Books, 1995 pp 581-592 Pleck JH, Sonenstein FL, Ku LC. Problem behaviors and masculinity ideology in adolescent males. // Kettelhaus R, Lamb M.E., eds. Adolescent Problem Behaviors: Issues and Research. Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum, 1994, pp.22-35. Pollack W. S. Real Boys: Rescuing Our Sons from the Myths of Boyhood. New York: Random House. 1998 Sabo D, Gordon DF, eds. Men's Health and Illness: Gender, Power and the Body. Thousand Oaks, CA: SAGE; 1995 Sabo D. Men's Health Studies: Origins and Trends // Journal of American College Health, No-vember 2000 Thompson, E. H., Jr., & Pleck J. H. Masculinity ideologies: A review of research in-strumentation on men and masculinities.// R. F. Levant & W. S. Pollack (Eds.), A New Psychology of Men. New York, NY: Basic Books, 1995, pp.129-163. Статьи Кон И.С.   www.pseudology.org