Газеты много писали за последние месяцы о тайных переговорах между Берлином и Москвой, о подготовке политического и даже военного соглашения под видом экономического договора. Трудно пока судить, что именно в этих сведениях верно. Во всяком случае совершенно безошибочные симптомы свидетельствуют, что какие-то переговоры велись и ведутся. Каков будет результат таинственных переговоров, на данной стадии, зависит во всяком случае не от сталинской верности принципам демократии, как и не от верности Гитлера знамени "антимарксизма", а от международной конъюнктуры. Соглашение Сталина с Гитлером, если б оно состоялось, - а в этом нет ничего невозможного, - способно было бы удивить только самых безнадежных простаков из всякого рода демократических "Фронтов" и пацифистских "Лиг".
Мы не станем здесь останавливаться на вопросе о том, в какой мере соглашение Сталина с Гитлером, или, вернее, Гитлера со Сталиным, вероятно, в ближайшее время. Этот вопрос потребовал бы детального анализа международной обстановки, во всех ее вариантах; но и в этом случае возможен был бы только очень условный ответ, так как сами участники игры сейчас вряд ли могут с полной определенностью сказать, куда именно эта игра заведет их. Но прежде еще, чем соглашение между Москвой и Берлином осуществилось на деле, оно стало фактором международной политики, ибо с возможностью его считаются теперь все дипломатические центры Европы и мира. Попытаемся кратко учесть эту возможность и мы.
Соглашение с империалистской страной, - все равно, фашистского или демократического типа, - является соглашением с рабовладельцами и эксплуататорами. Временное соглашение такого рода может, конечно, быть навязано обстоятельствами. Нельзя сказать раз навсегда, что соглашения с империалистами не допустимы ни при каких условиях, как нельзя сказать профессиональному союзу, что он не имеет права ни при каких обстоятельствах заключать компромисс с капиталистом. Такого рода "непримиримость" имела бы чисто словесный характер. Пока рабочее государство изолированно, его эпизодические соглашения с империалистами в тех или других пределах неизбежны. Но нужно ясно понимать, что дело сводится к использованию антагонизма между двумя шайками империалистов, не более того. Не может быть и речи о прикрытии таких соглашений общими идеалистическими лозунгами, вроде совместной "защиты демократии", лозунгами, не заключающими в себе ничего, кроме подлейшего обмана рабочих. Нужно, чтобы рабочие капиталистических стран не были связаны эмпирическими соглашениями рабочего государства в классовой борьбе против своей буржуазии. Это - основное правило, которое строжайше соблюдалось в первый период существования советской республики.
Однако, вопрос о том, допустимы ли вообще соглашения рабочего государства с империалистским, в том числе фашистским, и на каких именно условиях, теряет ныне - в этой своей абстрактной форме - всякое значение. Дело идет не о рабочем государстве вообще, а о выродившемся, загнивающем рабочем государстве. Характер соглашения, его цель и его пределы зависят непосредственно от того, кто заключает соглашение. Правительство Ленина могло оказаться вынуждено в Брест-Литовске заключить временное соглашение с Гогенцоллерном - для спасения революции. Правительство Сталина способно заключать соглашения только в интересах правящей кремлевской клики и в ущерб интересам международного пролетариата. Соглашения Кремля с "демократиями" означали для соответственных секций Коминтерна отказ от классовой борьбы, удушение революционных организаций, поддержку социал-патриотизма и, как результат, крушение испанской революции и саботаж классовой борьбы французского пролетариата. Соглашение с Чан-Кай-Ши означало немедленную ликвидацию революционного крестьянского движения, отказ от последних остатков самостоятельности компартии, официальную замену марксизма сунятсенизмом. Полусоглашение с Польшей означало разрушение польской коммунистической партии и истребление ее руководства. Всякое соглашение кремлевской клики с иностранной буржуазией немедленно направляется против пролетариата страны, с которой заключается соглашение, как и пролетариата СССР. Бонапартистская шайка Кремля не может уже жить иначе, как ослабляя, деморализуя, подавляя пролетариат всюду, куда дотягиваются ее руки.
В Великобритании Коминтерн ведет ныне агитацию за создание "Народного фронта" с участием либералов. Смысл этой политики на первый взгляд представляется совершенно непонятным. Лейбористская партия представляет могущественную организацию: можно легко понять стремление социал-патриотического Коминтерна сблизиться с нею. Но либералы представляют совершенно скомпрометированную и политически второстепенную величину; к тому же они расколоты на несколько групп. В борьбе за свое влияние лейбористы естественно избегают всякой мысли о блоке с либералами, чтобы не привить себе гангренозный яд; они довольно энергично - путем исключений - защищаются от идеи "Народного фронта". Почему же Коминтерн не ограничивается борьбой за сотрудничество с лейбористами, а требует непременно включения в единый фронт либеральных теней прошлого? Суть дела в том, что политика Лейбор-партии слишком радикальна для Кремля. Союз коммунистов с лейбористами мог бы принять тот или другой оттенок антиимпериализма и затруднил бы тем самым сближение Москвы с Лондоном. Либералы внутри "Народного фронта" означают прямую и непосредственную цензуру империализма над действиями рабочей партии. Под прикрытием этой цензуры Сталин сможет оказывать британскому империализму все необходимые услуги.
Основной чертой международной политики Сталина в последние годы является то обстоятельство, что он торгует рабочим движением, как нефтью, марганцем и другими продуктами. В этих словах нет ни капли преувеличения. Сталин рассматривает секции Коминтерна в разных странах и освободительную борьбу угнетенных народов, как разменную монету при сделках с империалистскими государствами. Когда ему нужна помощь Франции, он подчиняет французский пролетариат радикальной буржуазии. Когда ему нужно поддержать Китай против Японии, он подчиняет китайский пролетариат Гоминдану. Как поступит он в случае соглашения с Гитлером? Гитлер не особенно нуждается, правда, в помощи Сталина для удушения германской компартии. Состояние ничтожества, в котором она находится, обеспечено к тому же всей ее предшествующей политикой. Но весьма вероятно, что Сталин согласится прекратить субсидирование нелегальной работы в Германии: это одна из наименьших уступок, какую ему придется сделать, и он ее сделает вполне охотно. Надо полагать также, что та шумная, визгливая и пустая кампания "против фашизма", которую за последние годы вел Коминтерн, взята будет под сурдинку. Достойно внимания, что 20 февраля, когда наша американская секция мобилизовала значительные массы рабочих на борьбу против американских наци, сталинцы наотрез отказались принять участие в этой контр-манифестации, получившей национальный резонанс, и сделали все от них зависящее, чтоб преуменьшить ее значение и помочь таким образом американским сторонникам Гитлера. Что лежит в основе этой поистине предательской политики: только ли консервативное тупоумие и ненависть к IV Интернационалу или также нечто новое, например, свежая инструкция из Москвы, которая рекомендует господам "антифашистам" надеть на себя намордники, чтобы не мешать переговорам московской дипломатии с дипломатией Берлина? Эта гипотеза совсем не так невероятна. Близкое будущее принесет проверку.
С уверенностью можно сказать одно: соглашение Сталина с Гитлером ничего, по существу, не изменило бы в контрреволюционной функции кремлевской олигархии. Оно только обнажило бы эту функцию, придало бы ей более вызывающий характер и ускорило бы крушение иллюзий и фальсификаций. Политическая задача состоит не в том, чтоб "уберечь" Сталина от объятий Гитлера, а в том, чтоб низвергнуть обоих.
Л. Т.
Койоакан, 6 марта 1939 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 75-76.