Никогда радио не казалось таким драгоценным, как в эти дни. Оно дает возможность из далекой норвежской деревни следить за биениями пульса французской революции. Точнее было бы сказать: за отражением этих биений в сознании и в голосе господ министров, синдикальных секретарей и других на смерть перепуганных вождей.
Слова о "французской революции" могут показаться преувеличением. Но нет! Это не преувеличение. Именно так возникает революция. Иначе она вообще не может возникнуть. Французская революция началась.
Правда, Леон Жуо, вслед за Леоном Блюмом, уверяет буржуазию, что дело идет о чисто экономическом движении, в строгих рамках закона. Конечно, рабочие овладевают на время стачки заводами, устанавливая контроль над владельцем и его администрацией. Но на эту прискорбную "деталь" можно закрыть глаза. В общем это - "корпоративные стачки, а не политические", твердят господа вожди. Между тем под действием "не-политических" стачек вся политическая обстановка в стране радикально изменяется. Правительство решает действовать в порядке такой спешности, о которой накануне оно и не думало: ведь, по словам Блюма, истинная сила терпелива! Капиталисты проявляют неожиданную сговорчивость. Вся контрреволюция прячется выжидательно за спину Блюма и Жуо. И все это чудо произведено... простыми "корпоративными" стачками. Что же было бы, если стачки носили политический характер?
Но нет, вожди говорят неправду. Корпорация охватывает рабочих отдельной профессии, отделяя их от других профессий. Тред-юнионизм и реакционный синдикализм все усилия направляют на то, чтоб удержать рабочее движение в корпоративных рамках. На этом покоится фактическая диктатура синдикальной бюрократии над рабочим классом (худшая из всех диктатур!) при рабской зависимости клики Жуо - Ракамона от буржуазного государства. Сущность нынешнего движения состоит как раз в том, что оно разбивает профессиональные, корпоративные и локальные рамки, поднимая над ними требования, надежды, волю всего пролетариата. Движение получает характер эпидемии. Зараза переносится с завода на завод, с корпорации на корпорацию, из района в район. Все слои рабочего класса как бы перекликаются друг с другом. Начинают металлисты: это авангард. Но силу движения составляет то, что на небольшом расстоянии от авангарда следуют тяжелые резервы класса, в том числе и самые отсталые профессии, его арьергард, о котором в будни господа парламентарии и синдикальные вожди совершенно забывают. Недаром "Пэпль" открыто признался, что для него некоторые особенно низко оплачиваемые категории парижского населения явились полной "неожиданностью". Между тем именно в глубине этих наиболее угнетенных слоев таятся неиссякаемые источники энтузиазма, самоотверженья, мужества. Самый факт их пробужденья есть безошибочный признак великого прибоя. К этим слоям надо найти доступ во что бы то ни стало!
Вырвавшись из корпоративных и локальных рамок, стачечное движение стало грозным не только для буржуазного общества, но и для своего собственного парламентского и синдикального представительства, которое сейчас больше всего озабочено тем, чтоб не видеть действительности. Согласно исторической легенде, на вопрос Людовика XVI: "что это - бунт?", один из придворных ответил: "нет, ваше величество, это революция". Сейчас на вопрос буржуазии: "это бунт?" ее придворные отвечают: "нет, это только корпоративные стачки". Успокаивая капиталистов, Блюм и Жуо успокаивают себя самих. Но слова не помогут. Правда, к тому моменту, когда эти строки появятся в печати, первая волна может затихнуть. Внешним образом жизнь как бы войдет в старые берега. Но это не меняет дела. То, что произошло, это - не корпоративные стачки. Это вообще не стачки. Это - стачка. Это открытое сплочение угнетенных против угнетателей. Это классическое начало революции.
Весь прошлый опыт рабочего класса, история его эксплуатации, бедствий, борьбы, поражений, оживает под толчком событий и поднимается в сознании каждого, даже самого отсталого пролетария, толкая его в общие ряды. Весь класс пришел в движение. Эту гигантскую массу нельзя остановить словами. Борьба должна завершиться либо величайшей из побед, либо самым страшным из разгромов.
"Тан" назвал стачку "генеральными маневрами революции". Это неизмеримо серьезнее того, что говорят Блюм и Жуо. Но и определение "Тан" все же неправильно, ибо в известном смысле преувеличенно. Маневры предполагают наличие командования, штаба, плана. Этого в стачке нет. Центры рабочих организаций, в том числе и компартии, застигнуты врасплох. Они больше всего боятся, что стачка испортит все их чертежи. Радио передает замечательную фразу Марселя Кашена: "мы все - и одни и другие - находимся перед фактом стачки". Другими словами: стачка - наше общее несчастье. Такими словами грозный сенатор убеждает капиталистов сделать уступки, чтобы не обострять положения. Парламентарии и синдикальные секретари, которые приспособляются к стачке со стороны, чтоб как можно скорее потушить ее, стоят по существу вне стачки, болтаются в воздухе, и сами не знают, упадут ли они на землю ногами или головой. Революционного штаба у пробужденной массы еще нет.
Подлинный штаб есть у классового врага. Этот штаб совсем не совпадает с правительством Блюма, хотя и очень искусно пользуется им. Капиталистическая реакция играет сейчас большую и рискованную игру, но играет умело. В данный момент она прибегает к системе поддавков: "Уступим сегодня всем тем неприятным требованиям, которые встретили объединенное одобрение Блюма, Жуо и Даладье. От признания в принципе до осуществления на деле еще большой путь. Есть парламент, есть сенат, есть канцелярии - все это машины обструкции. Массы проявят нетерпение и попытаются нажать крепче. Даладье разойдется с Блюмом. Торез попытается отскочить влево. Блюм и Жуо разойдутся с массами. Тогда мы наверстаем все нынешние уступки и даже с лихвой". Так рассуждает действительный штаб контрреволюции: знаменитые "200 семейств" и их наемные стратеги. Они действуют по плану. И было бы легкомыслием сказать, что их план беспочвенен. Нет, при помощи Блюма, Жуо и Кашена контрреволюция может добиться цели.
Тот факт, что массовое движение достигает, в порядке импровизации, столь грандиозных размеров и столь большого политического эффекта, лучше всего характеризует глубокий, органический, подлинно революционный характер стачечной волны. В этом залог длительности движения, его упорства, неизбежности ряда нарастающих волн. Без этого победа была бы невозможна. Но всего этого недостаточно для победы. Против штаба и плана "200 семейств" нужен штаб и план пролетарской революции. Ни того, ни другого еще нет. Но они могут быть созданы. Налицо все предпосылки и все элементы новой кристаллизации масс.
Размах стачки вызван, говорят, "надеждами" на правительство Народного фронта. Это только четверть правды, и даже меньше того. Если б дело ограничивалось одними надеждами, рабочие не шли бы на риск борьбы. В стачке выражается, прежде всего, недоверие или неполное доверие рабочих, если не к доброй воле правительства, то к его способности сломить препятствия и справиться со своими задачами. Пролетарии хотят "помочь" правительству, но по своему, по пролетарски. Полного сознания своей силы у них, конечно, еще нет. Но было бы грубой карикатурой рисовать дело так, будто масса руководится только благочестивыми "надеждами" на Блюма. Ей не легко собраться с мыслями под гнетом старых вождей, которые стараются, как можно скорее загнать ее в старую колею рабства и рутины. Все же французский пролетариат не начинает историю сначала. Стачка везде и всюду выдвинула на местах наиболее мыслящих и отважных рабочих. Им принадлежит инициатива. Они действуют, пока осторожно, нащупывая почву. Передовые отряды стремятся не зарываться вперед, чтоб не изолировать себя. Дружный отклик отсталых придает им духу. Классовая перекличка превратилась в пробную само-мобилизацию. Сам пролетариат больше всего нуждался в этом проявлении собственной силы. Достигнутые практические успехи, как ни шатки они сами по себе, должны чрезвычайно поднять самоуверенность масс, особенно наиболее отсталых и угнетенных слоев.
Главное завоевание первой волны в том, что выдвинулись вожди в цехах и на заводах. Создались элементы местных и районных штабов. Масса знает их. Они знают друг друга. Подлинные революционеры будут искать связи с ними. Так первая само-мобилизация массы наметила и отчасти выделила первые элементы революционного руководства. Стачка встряхнула, оживила, обновила весь гигантский организм класса. Старая организационная шелуха еще далеко не сошла, наоборот, держится достаточно упорно. Но под ней уже наметилась новая кожа.
О ритме событий, который будет несомненно ускоряться, мы сейчас не говорим. Здесь возможны пока только предположения и догадки. Вторая волна, ее срок, ее размах и напряженность позволят, несомненно, сделать гораздо более конкретный прогноз, чем это доступно сейчас. Но одно ясно заранее: вторая волна будет иметь далеко не такой мирный, почти добродушный, весенний характер, как первая. Она будет более зрелой, упорной и суровой, ибо ее вызовет разочарование масс в практических результатах политики Народного фронта и ее собственного первого выступления. В правительстве произойдет расслоение, как и в парламентском большинстве. Контрреволюция сразу станет увереннее и наглее. Новых легких успехов массам ждать не придется. Пред лицом опасности - потерять то, что казалось завоеванным; пред растерянностью и разбродом официального руководства массы почувствуют жгучую потребность в программе, в организации, в плане, в штабе. К этому надо готовиться и готовить передовых рабочих. В атмосфере революции перевоспитание массы, отбор кадров и их закал совершаются быстро.
Революционный штаб не может возникнуть путем верхушечных комбинаций. Боевая организация не совпадала бы с партией, даже если бы во Франции существовала массовая революционная партия, ибо движение неизмеримо шире партии. Организация не может совпадать и с синдикатами, ибо синдикаты охватывают лишь незначительную часть класса и возглавляются архи-реакционной бюрократией. Новая организация должна отвечать природе самого движения, отражать борющуюся массу, выражать ее крепнущую волю. Дело идет о непосредственном представительстве революционного класса. Здесь нет надобности выдумывать новые формы: есть исторические прецеденты. Цехи и заводы выберут своих депутатов, которые соберутся для совместной выработки планов борьбы и для руководства ею. Имя такой организации также выдумывать не приходится: это - советы рабочих депутатов.
Главная масса революционных рабочих идет сейчас за коммунистической партией. Они в прошлом не раз кричали: "Советы повсюду!". Большинство их принимало, несомненно, этот лозунг честно и всерьез. Было время, когда мы считали этот лозунг несвоевременным. Но сейчас положение в корне изменилось. Могущественное столкновение классов идет навстречу грозной развязке. Кто колеблется, кто упускает время, тот изменник. Надо выбирать между величайшей из исторических побед и самым страшным из поражений. Надо готовить победу. "Советы повсюду"? Согласны. Но пора от слов переходить к делу!
Л. Т.
9-ое июня 1936 г.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 51.