I. Голодающая Россия

Товарищи, я выступаю перед вами в очень трудные для нашей молодой Советской Республики дни и недели. Среди всех вопросов, волнующих наши сердца, есть один простой вопрос, который, однако, весит тяжелее, чем все другие. Это - вопрос о хлебе насущном. Над всеми мыслями, над всеми идеалами нашими господствует сейчас одна забота, одна тревога: как пережить завтрашний день? Каждый невольно думает о себе, о своей семье. Особенно это относится к хозяйкам, женам, матерям, перед которыми вопрос о голоде ежедневно, когда нужно готовить обед для детей, для мужа, встает во всей остроте. И, надо сказать, с каждым днем становится все труднее и труднее. Хотя и худо в Петрограде, худо в Москве, однако, есть много мест в России, где еще с завистью взирают на эти города. У меня имеется несколько телеграмм, которые получаются Народным Комиссаром продовольствия из мелких городов и местечек. Там население в буквальном и точном смысле находится на краю полного голода и истощения. Из Выксы, Нижегородской губ., от 31 мая телеграфируют: "Склады Выксы пусты, работа идет с большими перерывами и остановками, отсутствует 30 процентов рабочих не ради протеста, а, действительно, от голода. Были случаи - подымали падающих от истощения у станков". Из Сергиева-Посада: "Дайте хлеба, иначе погибаем"... Из Брянска от 30 мая: "На Мальцевских и Брянских заводах огромная смертность, особенно детская; в уезде голодный тиф". Из Клина сообщают от 2 июня: "Клин две недели находится совершенно без хлеба". Из Павлова-Посада от 21 мая: "Население голодает, хлеба нет, получить неоткуда". Из Дорогобужа от 3 июня: "Большой голод и массовые заболевания".

Я мог бы привести еще много подобных телеграмм из других мест, но это лишнее, ибо они все звучат одинаково. В нашей стране есть места, где воцарился самый страшный из царей - "царь-голод". Правда, наша земледельческая крестьянская Россия и в старые времена знала, что такое голод, голодная смерть и голодный тиф. И в мирное время во время недорода у нас бывали места, где крестьянское землепашеское население погибало тысячами, вымирая от голода, тифа, холеры. И земледельческой России при Александре III и Николае II американцы посылали подаяние, в виде пароходов, нагруженных хлебом.

II. Голодающая Европа

Вся суть в том, что сейчас голод царит не только в нашей России, но во всех без исключения странах Европы. В одной стране больше, в другой меньше, но везде население, особенно трудящиеся классы, страдают от небывалого голода.

Взглянем на север. Здесь, возле нас, недавно отделившаяся Финляндия. Она имеет теперь буржуазное правительство Свинхувуда, которое идет рука об руку с германским империалистическим правительством, подавившим финляндский рабочий класс*253. Наша буржуазная печать предвкушала, как правительство Свинхувуда создаст в маленькой Финляндии контрреволюционную армию и двинется в Петроград. А последние сведения говорят, что в Финляндии царит небывалый голод, что там белогвардейские солдаты, рекрутированные из буржуазных классов, в пограничной полосе падают замертво от голода и истощения. Тут не до походов.

Дальше, на северо-запад от нас, по соседству с Финляндией, находится Швеция. Через эту маленькую страну я проезжал более года назад*254. Тогда еще продовольственное положение было гораздо лучше, но и тогда уже всем выдавали хлебные карточки, по которым проезжающий пассажир получал всего лишь небольшой ломоть сушеного хлеба. В Голландии, нейтральной приморской стране, которая не воевала, прорываются голодные волнения. В Швейцарии, в другой маленькой нейтральной стране, также вспыхивают непрерывные волнения и демонстрации из-за голода.

Франция и Англия поставлены в лучшие условия, чем вся остальная Европа; перед ними открытый океан, у них большой флот, военный и торговый, они получают продовольствие из Америки, и, тем не менее, во Франции около двух лет назад, когда я покинул ее, рабочее население страдало от голода - не столько оттого, что там не было хлеба и мяса, сколько оттого, что стояли цены, совершенно недоступные для рабочих масс.

Возьмем, наконец, Австрию и Германию, самые, казалось бы, могущественные теперь и победоносные страны*255. Тут я сошлюсь на слова крупного австрийского коммерсанта, недавно приехавшего в Москву. Эти слова напечатаны в буржуазной газете, а вы знаете, что теперь буржуазная печать стремится доказать, что везде, во всей Европе и во всем мире все обстоит благополучно и прекрасно, и только у нас, в рабоче-крестьянской России, непорядки и голод. Вот что говорит упомянутый крупный австрийский коммерсант: "В Вене голод, во всяком случае, несомненно, сильнее, чем у вас. Там давно уже съели все, буквально все. Нет ни хлеба, ни сосисок, ни овощей - ничего. В кофейнях подается только кофе без молока и сахару, а о пиве мы можем только мечтать. Венские улицы, как и ваши, пестрят хвостами очередей, которые зачастую собираются еще с вечера. Еще часто случается, что, простояв всю ночь и пол-дня, люди расходятся неудовлетворенными. Не лучше обстоит дело и в Берлине, где я по дороге сюда прожил 10 дней. И там съедено все, что съедобно. Население живет, можно сказать, за счет соков. Настроение у всех крайне подавленное. Даже победы на Западном фронте уже не поднимают духа".

Вот, товарищи, приблизительная картина того, чем стала Европа после почти четырехлетней войны. Когда-то наш народный поэт Некрасов говорил об обиженной, ограбленной русской деревне Нееловке. Теперь, на высотах буржуазной цивилизации, в результате проклятой войны, которая извлекла рабочих и крестьян-тружеников из их трудовых очагов, вооружила и бросила друг на друга, в результате этих 48 месяцев истощения всех сил, всех соков, всех средств Европы, мы видим, как эта старая, богатая часть мира, недавно бывшая очагом культуры, силы и прогресса, превратилась в одну страшную опустошенную всеевропейскую Нееловку. И это - результат войны, результат тех преступлений, которые совершили господствующие классы: буржуазия, короли, бюрократия, старые генералы, честолюбцы. Проклятье им за эту страшную войну и за голод, истощающий все народы Европы!

III. Хлеб у нас в стране есть

Если, опровергая ложь буржуазной прессы о мировом благоденствии, война одновременно уравняла нас в правах состояния со всей Европой в том смысле, что установила царство голода и истощения всюду, то есть все-таки разница и огромная разница между нами и большей частью остальной Европы. В Европе голод потому, что общие запасы хлеба там ничтожны. При этом, разумеется, буржуазные классы, господствующие в Европе, прибирают к своим рукам больше, чем получают народные массы. Там все взвешено до последнего золотника и распределено по указаниям государственной власти. А у нас? Есть хлеб у нас в стране или нет? Потому ли мы голодаем, что съели все запасы хлеба, или же потому, что не научились брать хлеб на учет, взвешивать его, как следует, и крепкими рабочими руками распределять? Я утверждаю, что продовольственные затруднения у нас имеют место не потому, что в стране нет хлеба. Хлеб в стране есть, но, к стыду нашему, рабочий класс и деревенская беднота еще не научились искусству управлять жизнью государства, брать в свои руки все его запасы и распределять их, как следует быть, в интересах трудящихся и голодающих масс.

В доказательство я приведу, товарищи, несколько цифр. Моя задача вовсе не в том, чтобы вести среди вас только одну агитацию. Нам нужно деловым образом поговорить о продовольственном положении страны, поговорить о том, что у нас есть и чего нам не хватает. По нашей статистике, в 1917 году избытка хлеба в тех местах, которые являются производящими и вывозящими хлеб, было 882.000.000 пудов. С другой стороны, в стране есть области, где своего хлеба не хватает. Если подсчитать, то окажется, что в них не хватает 322.000.000 пудов. Стало быть, в одной части страны имеется 882.000.000 пуд. избытка, а в другой - 322.000.000 пуд. не хватает. Если покрыть нехватку от избытка, то остается еще 560.000.000 пуд. для вывоза. Правда, львиная доля этого избытка падает на Украину и Новороссию, но если даже без этих земель и областей, которые отошли от нас (надеемся, на короткий срок)*256, подсчитать запасы во всей остальной стране, то окажется, что у нас за 1917 год наберется избытка не меньше, как 34.000.000 пудов. Значит, если покрыть все потребности населения по нормальному пайку, который требуется для поддержания жизни трудового человека, то у нас без Украины, без Новороссии должно остаться лишков 34.000.000 пудов. Это - из урожая только 1917 года. А разве у нас съеден урожай 1916 года, 1915 года? Ничего подобного! Есть огромные области, где урожай 1916 года не только не съеден, но даже и не обмолочен. Говорят, будто в Тургайской и Семипалатинской областях еще сохранились остатки урожая 1914 года. На одном Северном Кавказе сейчас имеется хлебных излишков не меньше, как 140.000.000 пудов; нам же, для того чтобы утолить голод во всех тех местах, которые страдают теперь от недостатка продовольствия, нужно на всю страну 15.000.000 пудов в месяц. Вот и прикиньте: 140.000.000 пудов излишка, находящегося только на Северном Кавказе, могут хватить, стало быть, на 10 месяцев для всей страны. А Западная Сибирь? Да у нас под самой Москвой, в ближайших губерниях - в Тульской, Тамбовской, Курской, Воронежской - есть не менее, как 15.000.000 пудов, которые являются запасным фондом, не потребляемым в настоящий момент.

Стало быть, никак нельзя сказать, что мы голодаем потому, что хлеба у нас нет. Хлеб у нас есть и не только до нового урожая. Можно сказать с уверенностью, что если бы мы сейчас сумели наличным хлебом распорядиться как следует, распределить его по всей стране так, как нужно, нам бы хватило его без нового урожая на год - до следующего, 1919 года. Но все наше несчастье в том, что мы еще не умеем, не научились пользоваться богатствами, имеющимися в собственной стране. Рабоче-крестьянская власть - власть молодая, которая, пока что, не умеет ни на местах, ни в центре, как следует быть наладить работу своих органов; кроме того, это власть, которую со всех сторон окружают враги, кровно заинтересованные в том, чтобы помешать ей наладить дело продовольствия и, сорвав обеспечение голодающих масс хлебом, тем самым сорвать господство рабочих и крестьян и восстановить господство буржуазии.

IV. Свободная торговля или хлебная монополия?

В рассмотренных условиях наша задача состоит в том, чтобы взять хлеб, имеющийся в стране; взять не за морем, подобно Франции и Англии, получающих хлеб из Америки, из-за океана, а в пределах нашей же собственной земли. У кого и где этот хлеб? Он имеется в настоящее время в руках деревенской буржуазии, у кулаков, у спекулянтов. У них в руках находятся сейчас десятки и сотни миллионов пудов хлеба.

Как извлечь и распределить его? Вот вопрос жизни и смерти для рабочего класса. В виде дружеского совета, - как разрешить продовольственные задачи, - вам нашептывают: "есть простое средство - нужно объявить свободу торговли, отменить государственную монополию и твердые цены на хлеб". Везде, - и в лавочке, и на заводе, и на железной дороге, и проникая даже в семью, снуют между вами с такого рода речами агитаторы, подсылаемые спекулянтами. Возможно, что есть среди них и такие, которые, по темноте своей, искренно верят в то, что если отменить хлебную монополию и объявить свободу торговли хлебом, то Москва будет немедленно обеспечена предметами продовольствия, и наши жены, матери и сестры будут без большой заботы готовить нам обед и ужин. Нет, товарищи, такое решение хлебного вопроса есть самое пагубное из всех, какие могут быть подсказаны нашим врагом - буржуазией.

Чтобы понять неизбежность и правильность продовольственной политики Советской власти, нужно, прежде всего, установить, кто ввел, вернее, кто оказался вынужденным ввести государственную монополию. Разве у нас не было раньше свободной торговли хлебом? Во всех буржуазных странах во все нормальные времена хлеб является предметом купли и продажи, предметом свободной торговли. Известно, что буржуазия покупает и продает все: машины, землю, дома, хлеб, мясо, честь и совесть. Все продается и покупается на буржуазном рынке! Почему же буржуазия оказалась вынужденной во время войны нарушить святой для нее принцип свободной торговли, ввести ограничение последней и установить на хлеб государственную монополию полностью или частично? Да потому, что когда хлеба достаточно, то можно перебрасывать его с места на место, с рынка на рынок, из города в город, из страны в страну, можно припрятывать, выпускать и опять прятать и на этом нагревать руки, наживать жирные барыши. Но когда война отвлекла рабочие силы от земледелия и вообще от производства и истощила все страны, хлебные запасы неизмеримо сократились. Конечно, буржуазные правительства заботятся не о народе, а о себе, о своей армии, чтобы не ослабеть и быть в состоянии бороться против армии врагов. Повинуясь этой заботе, правительства оказались вынужденными сократить спекулянтов, ограничить торговлю и взять под контроль наличные запасы хлеба. У нас это началось в 1915 году, еще при царском правительстве, и с тех пор уже не было свободной торговли. Царский министр Трепов, озабоченный состоянием государственных финансов, которым угрожал бешеный рост цен, оказался вынужденным установить твердые цены на хлеб*257.

После того разыгралась революция, и в первые недели ее была кадетская власть. Кадеты - помещики и капиталисты - требовали, во имя своих барышей, восстановления свободной торговли, но кадеты, входившие в правительство, не могли этого сделать, ибо знали, что такая мера создаст в стране полный голод, вырождение народных масс, гибель. Даже кадетский министр Шингарев оказался вынужденным утвердить и проводить монополию на хлеб*258. Потом к власти, голосами доверчивых и еще неопытных масс, пришли Керенский, правые эсеры и меньшевики. Что же они решили делать в области продовольствия? Отменили они монополию на хлеб? Нет, находясь в тисках нужды, в тисках продовольственной нищеты, они также были вынуждены поддерживать хлебную монополию.

И после того как даже буржуазная любовь к конкуренции, свободной торговле и спекуляции была принуждена подчиниться интересам государства, нам смеют говорить: отмените хлебную монополию и установите свободную торговлю, или, как говорят другие: если вы не хотите отказаться от хлебной монополии и ввести свободную торговлю, так, по крайней мере, повысьте цены на хлеб. Такие слова, такие речи я слышал не только от спекулянтов, кулаков, мародеров, крупных и мелких лавочников, но и от некоторых людей из рабочей среды. Их не может, конечно, не приводить в отчаяние голод, жалкий паек плохого хлеба, и они ищут выхода, но ищут его на ложном пути.

Если бы сейчас Советская власть объявила хлебную монополию упраздненной и открыла бы вольную продажу хлеба, к чему бы это привело? Это значило бы, что сейчас же все мародеры, спекулянты и крупные мешечники устремились бы на Дон, на Кубань, на Терек, в Западную Сибирь и там, как черви на труп, набросились бы на хлебные запасы. Цена на хлеб повысилась бы до 10, 25, 50, 100 и более рублей за пуд. В течение одной недели цены увеличились бы в 5, 10 раз*259.

Это не все! Для перевозки хлеба к нам нужны вагоны, и вот началась бы борьба за вагоны. Спекулянты боролись бы между собой, и пошел бы невероятно подлый разврат, взяточничество, подкупы, ожесточенная конкуренция; в результате пуд хлеба, дойдя до Москвы, стоил бы 200, а, может быть, и более, рублей.

Конечно, буржуазия имела бы возможность получать хлеб для себя в большем количестве, да, впрочем, она и теперь может платить огромные деньги за добавочный хлеб; но для трудящихся масс хлеб стал бы окончательно недоступным; рабочий должен был бы совершенно отвыкнуть от него, просто забыть, что такое хлеб, каков его вкус. У рабочего, изголодавшегося на четверке или восьмушке, при отмене хлебной монополии хлеб исчез бы совершенно со стола.

Но, выслушав эти доводы, с нами не соглашаются и говорят: тогда повысьте, по крайней мере, цены на хлеб. А кому на руку повышение хлебных цен? Кулакам! Почему кулак не дает хлеба стране? Да потому что каждый из кулаков, - а кулак не дурак, - рассуждает так: "Выгоднее выдержать хлеб в подполье, ибо до революции были одни твердые цены на хлеб, потом Керенский увеличил их вдвое, а теперь, быть может, увеличат вчетверо". И если бы мы, действительно, повысили цены на хлеб, кулак тогда сказал бы: "Пускай московский и питерский рабочие поголодают еще месяца два, и тогда они за хлеб дадут в пять, в шесть раз дороже, чем теперь". И кулак со своей грабительской точки зрения окажется прав, если будет хлеб прятать в амбарах, а то и в землю закапывать. В деньгах он не нуждается - бумажных денег у него накопилось такое количество, что теперь во многих местах кулаки ассигнации не на рубли, а на фунты считают и, засмолив их в бутылках, зарывают в землю.

Вот почему кулаки могут и будут брать рабочий класс измором. Они хорошо знают, что, если после одной-двух недель свободной торговли хлебом у рабочего не будет и того жалкого пайка, какой он имеет сейчас и какой, путем правильной продовольственной политики, может быть увеличен, тогда в городах будут происходить бунты, вспыхивать возмущения, в результате которых, авось, потонет в потоках крови голодных волнений Советская власть и восстановится господство буржуазии. Политика же буржуазии и ее опоры - крепкого кулачества - в этом и заключается. В первую очередь она направлена на то, чтобы, использовав продовольственный кризис, свергнуть, сломить, взять измором рабоче-крестьянскую Советскую власть. Вот почему их газеты и агенты, их агитаторы и подголоски, все равно, как они там называются - правые эсеры или меньшевики, - усердно распространяют версию, что голод-де создала Советская власть.

V. Травля Советской власти

Слепцы и клеветники, они забыли, что мы, коммунисты, марксисты, предсказывали имущим классам у самого порога нынешней войны! А мы предсказывали, что она будет войной народов, которая приведет их на край гибели, породит неслыханные хозяйственные бедствия. Мы напоминаем наши предвидения: "Вы должны будете бросить в бой, - говорили мы капиталистам, - цвет европейского населения, оторвав его от производительного труда, и вы заставите и оставшихся трудиться только для уничтожения ценностей, вы разрушите богатейшие хозяйства, и через два-три года наступит невероятный голод по всей Европе". Революционный марксизм рисовал капитализму такие картины не только перед самой мировой войной, но и задолго до нее.

Август Бебель, который умер незадолго до этой войны, на одном из международных социалистических съездов в Копенгагене*260, где мне пришлось присутствовать, произнес речь, в которой нарисовал пророческими чертами будущую мировую войну и ее последствия. Он сказал тогда. "Вы, господа буржуа, подготовляемой международной войной вызовете злого духа, которого не сможете вновь заклясть, который вас и погубит!.."

А теперь, когда наши предсказания исполнились, когда на плечи рабоче-крестьянской власти легло тягчайшее бремя преступлений царей, имущих классов и их приказчиков, враги народа говорят: "во всем виновата Советская власть, и голод создала она"... Позвольте же спросить: Разве господа буржуа не пытались справиться с задачей власти? Ведь власть была в руках царей, буржуазии, правых эсеров и меньшевиков, и разве не они в итоге своих великих дел оставили нам в наследство эту разруху? Как же после этого они смеют вопить, что "лишь одна Советская власть заставляет рабочих голодать, только она не может справиться с разрухой, - долой Советскую власть!"

"Знайте, - заявляем мы в ответ, - трудно, очень трудно сейчас Советской власти, но, несмотря на все тяжести, на все бедствия, рабочие и крестьяне власти из рук своих не отдадут!"

Буржуазия хитра. Она знает, что рабочий, трудящийся человек, не привык к господству, не привык к власти, а трудностей много. И, учитывая это, буржуазия нашептывает рабочему: "Власть не твоего ума дело; твое призвание вывозить телегу из грязи, а управлять - это священная обязанность капиталистов, помещиков, профессоров, адвокатов". Понятно, такие речи заставляют рабочего человека колебаться. Может быть, и впрямь рабочий класс взял обязанности невмоготу? Может быть, и в самом деле, чтобы держать власть, нужны такие качества, которые, так сказать, самой природой даются буржуазии для управления народными массами, и не нужно ли, чтобы рабочие и крестьяне покорно сгибались перед ней и смывали грязные следы ее? И если, в действительности, мы поверим в нашу неспособность управлять государством, мы погибнем. Дух потеряем - погибнем!

Трудный момент сейчас! Буржуазия хитра; она на страже, она мобилизует против нас свои силы - деревенских кулаков, т.-е. сельскую буржуазию, внушает им через свои газеты, через своих агитаторов: "Не давайте городам хлеба, придержите, придержите его. Возьмем Питер, Москву голодом, надломим дух у рабочего класса; тогда мы голыми руками возьмем его и вернем нашу старую власть - власть богатых над бедными".

VI. Кулаки - опора и надежда контрреволюции

Кулаки - передовой отряд контрреволюции, вся надежда буржуазии зиждется на кулаках. Вот почему можно твердо сказать, что сейчас главными врагами города и деревенской бедноты являются кулаки, которые прячут в своих закромах и амбарах сотни и тысячи пудов хлеба, в то время как в городах и деревнях голодают, умирают от голодного тифа рабочие и крестьяне и умирают их дети.

И прав, трижды прав был Центральный Исполнительный Комитет Совета Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов, когда он заявил, что Советская власть не потерпит того, чтобы, когда повсеместно голодают рабочие и крестьяне, часть населения одной и той же страны - кулаки и мародеры - сидела на своих мешках хлеба и выжидала часа, когда голод костлявой рукой сломит трудящихся. Нет, товарищи, этому не бывать! Через свою власть рабочий класс уже заявил во всеуслышание: "Горе всем кулакам, горе спекулянтам, которые задерживают у себя излишки хлеба, в то время как дети рабочих умирают от голодного тифа!" Для Советской власти нет никакой частной собственности вообще, а тем более на хлеб. Мы, коммунисты, знаем только одну священную собственность - жизнь трудового человека, жизнь рабочего, его жены, его ребенка. Вот единственная священная для нас собственность, и она дает нам право на все.

В таком случае, могут спросить: "Если жизнь трудящегося рабочего человека, его семьи, каждого члена ее, для нас дороже всего, то не лучше ли платить по 200, 300, 400 рублей за пуд хлеба, только бы сохранить эту жизнь?"*261. Кажется, чего проще.

Но ведь если цены на хлеб поднимутся до 200 рублей за пуд, нужно соответственно, для обеспечения покупательной способности, поднять заработок рабочих, и он выразится в 1.000 и в 2.000 рублей в месяц. Тогда, по свойствам свободных цен, хлеб поднимется сразу уже до 500 рублей за пуд, и заработок рабочего, чтобы его карман не отставал от роста цен, нужно будет снова увеличивать. Так поднимать цены на хлеб и повышать заработную плату - это то же, что пить соленую воду, чтобы утолить жажду; сколько ее ни пей, все равно жажды не утолишь. Раздаются и такие голоса: "Зачем хлеб отнимать у кулака, когда можно его добром обменять на ткани, на металлические изделия?" Да в том-то и дело, товарищи, что у кулака все необходимое и так уже есть, а если и не хватает, скажем, гвоздей и ситцу, то он их достанет за пять пудов хлеба; а у него хлеба-то сотни и тысячи пудов, а на такое количество ни ситцу, ни гвоздей ему не надо... Они нужны бедноте, но у нее хлеба для обмена нет. Поэтому мы будем через комитет бедноты отбирать хлеб у кулаков без всякого обмена, обменивать же на ткани, на гвозди, на сельскохозяйственные орудия, на все, что есть в городе и в чем нуждается деревня, будем только для бедных. Эта работа ляжет на крестьянские комитеты бедноты*247. Они, под контролем власти, будут брать хлеб у кулаков, обменивать его на ткани и распределять между собой.

В свое время мы не остановились перед тем, чтобы насильственной рукой отнять землю у помещиков, передать фабрики, заводы и железные дороги в руки народа, как раньше до этого не остановились и перед тем, чтобы вооруженной рукой снять корону с тупой царской головы. Так остановимся ли мы перед тем, чтобы вырвать хлеб из рук тех кулаков, которые держат и бесчестно припрятывают запасы его?

Придерживаясь этого решения, Центральный Исполнительный Комитет заявил: "Крестьяне! Города обязаны все, что у них есть из необходимого сельскому хозяйству: металлы, гвозди, жатвенные и другие машины, орудия, ткани, кожи, стекло - дать не кулакам, а деревенской бедноте. А взамен этого деревенская беднота, вместе с продовольственными органами Советской власти, должна изъять у кулаков хлеб. Если они не хотят отдавать его добровольно, то нужно изымать все запасы хлеба насильственным путем посредством реквизиции и затем по-братски делить его между голодным населением деревни и города"*262.

Если мы с этой работой не справимся, то значит мы никуда не годны.

Неужели в своей собственной стране, где есть хлебных запасов на год, мы не сумеем, чтобы не голодать, взять хлеб насущный из рук кулаков и спекулянтов, которые, как собака на сене: сама съесть никак не может и отдать не хочет. Нас пугают, говоря: "вы хотите начать гражданскую войну города против деревни". Это говорят все: буржуазия, правые эсеры, меньшевики. Мы отвечаем им: "Неправда, это не есть война города против деревни, а общая борьба города и деревенской бедноты против кулаков-богатеев, против мародеров, которые изнуряют и истощают и городскую и деревенскую бедноту".

Если бы началась война города против деревни и деревни против города, это означало бы гибель революции. А если рабочий класс протягивает руку из города в деревню и заключает союз с деревенской беднотой, которая не имеет ни запасов, ни излишков, хлебом не торгует, но является таким же тружеником, как и городской рабочий, - то это не война города и деревни, а их совместная борьба против деревенского кулачества.

VII. Декрет 13 мая

Чтобы немедля провести в жизнь свою продовольственную политику, как она была выше изложена мной, Советская власть издала декрет от 13 мая*263.

Этот новый декрет Центрального Исполнительного Комитета от 13 мая говорит: после объявления в каждой волости закона, дать всем сроку одну неделю. В течение этой недели все обязаны заявить точно и добросовестно, сколько у них имеется хлебных запасов, и, если есть излишки против того, что им нужно для продовольствия своей семьи, для скота и обсеменения полей, они обязаны эти излишки передать советским продовольственным организациям по твердым ценам. Кто же в течение недели не объявит излишков, тот является преступником. Долг каждого жителя деревни указать на него пальцем местному совету и продовольственной организации, и тогда у него хлеб будет отобран не по твердой цене, а бесплатно, и сам он будет предан суду и судим суровым образом, как за убийство, и приговор будет до 10 лет принудительных работ. Вот что говорит новый закон Советской власти от 13 мая. Это правильный, справедливый закон. И он уже нашел отклик в разных частях страны.

В Комиссариате продовольствия получаются десятки телеграмм, которыми местные продовольственные организации извещают Москву о проведении в жизнь декрета 13 мая. Я не стану приводить их всех, это заняло бы слишком много времени, но на некоторые из них сошлюсь. Вот что телеграфируют, например, из Ельца: "В каждую волость посланы агенты наблюдать за работой волостных советов, в каждой деревне организуются продовольственные комиссии беднейших крестьян, которые производят учет и распределение излишков хлеба". Вот сообщение из Самары: "Разосланы по всем уездам и волостям агенты самарского продовольственного комитета с целью проведения в жизнь декрета 13 мая. Они должны содействовать уездным и волостным советам, должны доказать населению незыблемость хлебной монополии и твердых цен, т.-е. то, что продовольственный комитет неуклонно стоит на своей точке зрения, не идя ни на отмену хлебной монополии, ни на повышение хлебных цен". Из Омска, где сейчас развернулось контрреволюционное движение чехо-словаков*293, три или четыре дня тому назад телеграфировали: "Все подготовлено для переписи хлеба. Завтра отправляем специальных агентов для ускорения переписи". Телеграмма из Луги гласит: "Крестьянский съезд принял декрет от 13 мая в полном объеме и приступил к немедленному проведению его в жизнь". Я упоминал, что враги говорят про нашу продовольственную политику: "это война города против деревни". А ведь все эти телеграммы есть подлинный голос крестьян и крестьянских съездов, которые принимают декрет 13 мая. Вот сведения из Воронежа: "Приглашены специальные отряды рабочих для реквизиции хлеба; организуются новые реквизиционные отряды; будет объявлена в ближайшее время вербовка рабочих Воронежа в эти отряды, чтобы отнимать у кулаков хлеб. Установлен определенный срок сдачи хлеба с момента опубликования декрета. Ощущается недостаток реквизиционных военных сил". Далее, вести из Курска: "Декрет циркулярно разослан всем уездам; в некоторых уже производится реквизиция". Пенза уведомляет: "Местный совет постановил принять все меры к скорейшему проведению в жизнь декрета 13 мая". Елец извещает: "Предписано неуклонно выполнять декрет. В волости посланы реквизиционные военные отряды; о результатах сообщим". Весьма интересны данные из Камышина: "На открывшемся вчера крестьянском съезде большинство ораторов высказалось за немедленную реквизицию имеющихся у кулаков хлебных запасов для отправки в голодные губернии". Недавно происходил в Екатеринодаре съезд богатых хлебом областей, на котором было 1.333 делегата. И какую же вынес этот съезд резолюцию? Может быть, за свободную торговлю? За повышение хлебных цен? Я вам прочитаю резолюцию съезда: "На третьем съезде Кубанской и Черноморской республики присутствуют 1.333 делегата от отдельных станиц, хуторов, фронта. По вопросу о текущем моменте съезд признал правильной политику российского Совета Народных Комиссаров. Съезд главное внимание уделил вопросу о фронте и решил отдать все силы на восстановление крепкой дисциплинированной армии. Съезд решил начать энергичную отправку хлеба голодному северу". Послушаем голос из Уфы, которая всегда поставляла много хлеба: "Население оповещено о декрете. Все продовольственные органы работают под страхом суровой ответственности. Ссыпка хлеба усилилась прежде, чем были посланы отряды". Самый декрет, так сказать, напоминает о смертном часе деревенских кулаков и заставляет их поторапливаться с ссыпкой хлеба. "Съезд бедняков в 150 депутатов принял нашу резолюцию единогласно".

Все приведенные телеграммы присланы, товарищи, не из чьих-либо кабинетов, не от отдельных "писателей", - это голоса с мест, голоса советских продовольственных комитетов, деревенской бедноты. Теперь видно, что комитеты деревенской бедноты нужно создать всюду, противопоставив их деревенским богатеям. Комитеты деревенской бедноты возьмут в свои руки проведение в жизнь декрета 13 мая.

VIII. Рабочие продовольственные отряды*264

Перед нами еще один важный вопрос. Его ставят и на местах. Вот, например, из той же Уфы сообщают, что необходима немедленная присылка отрядов из голодающих мест. Вопрос об отрядах, товарищи, очень важный. Действительно, на местах необходимы отряды из голодающих мест. Почему они необходимы? Это вполне понятно. Когда голод где-то далеко - в другой губернии, то там, на сытых местах, его по-настоящему не сознают, не чувствуют. Представление о нем исчерпывается тем, что в газетах читают: в Москве голод! Ведь, мы тоже, прочитав, например, что где-то носится холера или чума, подумаем и забудем. Не только кулаки, но и настоящие трудовые люди, если они сами сколько-нибудь обеспечены хлебом, не так близко принимают к сердцу чужой голод. И поэтому необходимо, чтобы туда, в богатые хлебом губернии, отправлялись рабочие отряды из голодных городов, питерцы и москвичи; нужно явиться туда не для разбоя, не для мародерства, как нас обвиняют враги, а с высокой целью; явившись в деревни, обратиться первым делом к бедноте и сказать: "вот мы, голодные рабочие, пришли к вам, деревенским беднякам, протягиваем вам братскую руку и говорим: у нас в городе есть еще ткани, металл, гвозди; все, что у нас имеется, мы готовы прислать в деревню в обмен на хлеб. Давайте, по-братски распределим наши общехозяйственные запасы. А у вас есть хлеб?" - "Нет", скажет в ответ бедняк, "у меня хлеб есть ровно в таком количестве, чтобы прокормиться до нового урожая". "А у соседа есть?" - "У соседа есть, у него закрома полны". - "Так вот пойдем вместе к нему, подсчитаем, сколько у него в закромах, и возьмем на учет". - "А у него подвода и лошадь есть?" - "И подвода и лошадь есть". - "Погрузим на подводу его хлеб: половину для нуждающихся крестьян оставим здесь в округе, в соседних губерниях, а половину отправим на Москву, на Петроград".

Наши отряды, поехав из Москвы и из Петрограда, прихватят с собой работниц, пролетарских жен, матерей, которые лучше всех знают, что такое голод в семье, где есть много детей. Явившись в Уфимскую губернию или в Западную Сибирь, такая женщина-хозяйка тамошнему кулаку скажет настоящее слово. Можно ли сомневаться, товарищи, что братский союз между городскими рабочими и деревенской беднотой будет закрепляться, что кулаки противиться ему не посмеют, ибо они численно все же ничтожны? Если взять настоящих кулаков, ведущих теперь спекуляцию на хлебе, то их никак не больше, чем 1/20 часть по отношению ко всем трудящимся, нуждающимся и голодным России.

Вот в чем состоит, стало быть, задача рабочих продовольственных отрядов: двинуться походом трудовых людей за хлебом! Не допустим того, чтобы населению приходилось погибать от голода и истощения, тогда как в стране нашей имеется хлеб. Помощь мы встретим везде, в самых глухих углах, - нужно только кликнуть. Мы отправим из Москвы две-три-четыре, а то и десять тысяч передовых честных рабочих, как следует вооруженных, которые грабить, насиловать не будут. Дадим им задачу явиться на подмогу деревенской бедноте и, вместе с ней, взять на учет запасы хлеба. Конечно, если местные кулаки будут сопротивляться и поставят между хлебом и голодными винтовку и пулемет, то с ними надо беспощадно расправляться, против них нужно вести жестокую войну, для чего рабочие и будут вооружены. Но до этого, в большинстве случаев, дело не дойдет. Стоит появиться нескольким тысячам сознательных дисциплинированных передовых рабочих и честных дисциплинированных красноармейцев со словами: "Москве нужен хлеб, дайте нам по тем твердым ценам, которые установила Советская власть", - и хлеб будет, товарищи! Нужно только захотеть, нужно иметь решимость бороться за хлеб. Этого нам не всегда хватает. Только теперь начали раскачиваться рабочие в Питере. Сегодня из Петрограда сообщил тов. Зиновьев, что 4.000 петроградских вооруженных рабочих отправляются в поход за хлебом. Эти рабочие владеют не только винтовкой, но владеют словом и даром убеждения. Явившись на места, они будут там для деревенской бедноты превосходными агитаторами. Кроме того, 8 июня в Совете Народных Комиссаров обсуждали вопрос о том, чтобы везде обязательно создать, наряду с волостными и сельскими советами, комитеты деревенской бедноты, той самой, которая не хуже рабочих знает, что такое голод, недоеданье. С ней мы братски свяжемся и с ней будем проводить Советскую политику в деревне.

Рабочие уже спрашивают, какая организация заведует отправкой вооруженных отрядов в деревню. Иные из рабочих, имея достаточное вооружение, хотели бы на свой риск и страх отправиться в деревню. Товарищи, необходимо устранить возможные недоразумения. Продовольственную кампанию, т.-е. борьбу за хлеб, нужно вести строго организованным, строго централизованным путем. Те рабочие, которые хотят составить продовольственные отряды, должны снестись немедленно с Народным Комиссариатом продовольствия, у которого имеются списки всех губерний, уездов и волостей, богатых продовольствием и нуждающихся в такого рода рабочих отрядах. Иначе, если группы рабочих-добровольцев будут отправляться на свой страх и риск, без ведома Комиссариата продовольствия, может выйти так, что в одну губернию, в одну волость направятся десятки отрядов, в другую - ни одного, и получится анархия, беспорядок, разруха. А мы хотим вести продовольственную кампанию организованным, централизованным путем, т.-е. чтобы иметь в центре общее руководство всем продовольственным положением в стране, и чтобы на местах продовольственные рабочие отряды действовали не иначе, как по указаниям местных продовольственных организаций, крепко связанных с центром. Повторяю, нам необходима согласованность, а не разброд и разлад.

Еще высказывают мысль, что надо ввести монополию и установить твердые цены на все*265. Это правильная мысль, и она была бы близка к осуществлению, если бы рабочий класс навел в стране порядок, наподобие хорошего хозяина, народного хозяина, который смотрит на всю страну хозяйским глазом, знает, сколько у него хлеба, железа, сколько угля, паровозов, сколько из них здоровых, сколько больных; все берет на учет, всему ведет бухгалтерскую запись, отчетность. Вот когда мы заведем такой настоящий рабочий и крестьянский трудовой порядок и нужную для него дисциплину, тогда мы сможем уставить цены на все предметы, урегулировать так производство, чтобы каждого предмета было в пропорции, по потребности. Все это и есть в основе своей социалистический строй, тот строй, при котором весь народ производит все, что нужно, в достаточном для его жизни количестве, и по-братски, поровну распределяет; при котором весь народ живет, как одна дружная семья, как одна братская трудовая артель. Вот это и есть наша цель, вот действительная картина социализма; но до ее осуществления еще далеко, и мы к этому лишь идем. Но на пути становится буржуазия, устраивая заговоры, мятежи, пытаясь поднять массы на голодные бунты. Борьба с буржуазией есть наша первая и основная задача.

IX. Подкоп буржуазии под Советскую власть

Буржуазия считает, что власть должна принадлежать ей всегда. Таково твердое исконное убеждение всех имущих классов: оно покоится на том, что у буржуазии уменье управлять передается из поколения в поколение, от отца к сыну. Кроме того, историческая самоуверенность буржуазии покоится на ее богатстве. А богатство буржуазии - все равно, что снежный ком, который валится с горы, нарастает и превращается в лавину. Сидит буржуазия на горе золота и презрительно смотрит сверху вниз. Она уверена, что сама может все, а что касается трудящихся масс, то как они были под кнутом, под ярмом, так и должны остаться. Она убеждена, что трудовой люд неспособен на такое привилегированное дело, как управление государством, и что власти ему не удержать. Но чтобы доказать всему миру обратное, рабочий класс в России власть завоевал и удержал. И вот, если бы рабочие и крестьяне, после того как, в первый в истории всего человечества раз, во всей стране взяли власть в свои руки, эту власть из рук выпустили бы, отдали бы ее из рук Советов, - то не было бы большего праздника для помещиков, эксплуататоров, королей и министров во всех странах, повсюду. Каждый буржуа во Франции, Англии, Германии сказал бы тогда своим рабочим, своим крестьянам: "вы называете себя социалистами, собираетесь сбрасывать нас, буржуа, и брать власть в свои руки; но поглядите, чем кончили рабочие, которые это сделали? Взлетели-то они высоко, а где сели? Они вернулись на свое прежнее место и отдали власть в руки кулаков, помещиков, спекулянтов, в руки мародеров. Почему? Потому что не сумели справиться даже с продовольственным вопросом; голод их истощил, надорвал, силенки-то, чтобы справиться с ним, у них не хватило".

Голод и контрреволюция друг другу помогают, идут рука об руку. Контрреволюция винит в голоде Советскую власть; но так ли это? Вдумайтесь, что такое Советская власть вообще? Это вы, рабочие и крестьяне, сами Советскую власть поставили. Если выбранный вами в совет Иванов или Петров плох, то изберите Карпова, прогоните Иванова, пошлите Сидорова. Когда же вам говорят, что Советская власть, как принцип, как организация плоха, то вам тем самым говорят, что вы сами никуда не годитесь. Что же? Это будет правдой, если мы не справимся с нашими историческими задачами. Если, засучивши рукава, мы не совладаем с трудностями, то, значит, действительно, слаб русский рабочий класс, чтобы стоять у власти. В таком случае, нечего пенять на Иванова, Сидорова, - надо призвать буржуазию господствовать и командовать, а рабочий класс и впрямь, стало быть, рожден для того, чтобы ей подчиняться, служить и за ней подмывать ее грязные следы.

Если вы согласитесь с этим, тогда отдайте ваше доверие кадетам, правым эсерам и меньшевикам, тем самым, которые теперь всеми силами и всеми средствами подрывают продовольственное снабжение рабочих, чинят самый преступный саботаж в таком священном деле, как прокормление голодных трудящихся. Обратите внимание на резолюции эсеров, резолюции меньшевиков. О чем они говорят? О том, что нельзя оказывать поддержки Советской власти. Почему нельзя оказывать поддержки? Да потому, что поддержкой рабочих и крестьян Советская власть только и сильна. Да потому, что г. Рябушинский, известный вам московский капиталист, дал эсерам и меньшевикам средство ослабить поддержку Советской власти со стороны трудящихся... Он сказал еще в прошлом году: "вот когда костлявая рука голода возьмет за горло рабочий класс, тогда он научится "дисциплине", т.-е. станет послушным". - Это г. Рябушинский имеет у себя на привязи, в качестве приказчиков и помощников, правых эсеров и меньшевиков. Теперь они, считая, что момент предсказаний Рябушинского уже наступил, бегают и нашептывают вам: одни - повернитесь спиной к бесхлебной Советской власти, другие - повысьте хлебные цены, третьи - давайте созывать сейчас Учредительное Собрание. Про "пользу" повышения назначенных Советской властью цен на хлеб мы говорили. Теперь попутно коснемся Учредительного Собрания.

Кто будет в этом Учредительном Собрании? Какие такие спасители? Разве мы не знаем? - Те же самые правые эсеры и меньшевики, которые держали власть в своих руках до Октябрьской революции. Ведь новых людей не выдумаешь, новых партий к жизни не вызовешь. Мы знаем Учредительное Собрание, как свои пять пальцев, наперечет. Это Керенский, Авксентьев, Церетели, Дан, Чернов, вся старая до-октябрьская компания. Чего хочет она? Только продолжать ту политику соглашательства с буржуазией, которая затянула хозяйственный кризис, истощила страну, в результате взвалив на плечи народа ношу страшной тяжести. И есть, не скрою, есть среди рабочих такие отчаявшиеся элементы, которые готовы искать спасителя откуда-нибудь извне, в том числе и из самого последнего места, из среды правых эсеров и меньшевиков. А эти преступники и враги народа подбивают отчаявшихся на возмущение. Конечно, мы знаем, что значит трудовому населению получать четверть фунта или восьмушку хлеба. При таком положении возможны голодные бунты темных людей против Советской власти. Что дадут, чем помогут эти бунты? Ведь эти бунтовщики будут похожи на того безрассудного младенца, который не находит молока в истощенной груди своей матери и кусает материнскую грудь. Это - возмущение против себя. Нет, не голодные бунты против ваших собственных представителей, которых вы можете сменить, заменить, отозвать, - не голодные бунты, а упрочение власти рабочих и крестьянской бедноты над богатеями, изъятие хлебных запасов и правильное распределение их по всей стране - вот настоящее средство, настоящий путь спасения!

X. Кто предал Украину?

Тем господам, которые в голоде винят Советскую власть и напоминают, что на Украине есть 500 миллионов пудов хлеба (они умалчивают о том, что немцы теперь стремятся перевезти его к себе), - этим господам мы скажем: но кто открыл ворота Украины империалистам, кто призвал немцев? - Украинская Рада. А из кого состоит Украинская Рада? - Из украинских эсеров, украинских меньшевиков и им подобных предателей.

"Советская власть повинна в голоде", - кричат они. А когда наши советские отряды отступали на Украине под напором немцев и советовали крестьянам и рабочим: "Увозите из Украины хлеб, золото, металл, уголь; чего не можете увезти, уничтожайте - иначе все захватит немец и увезет к себе", - что при этом говорили меньшевики и эсеры? - "Не увозите ничего, все оставьте, иначе мы погибнем с голоду". И что же? Пришел немец и все забрал. Каждую курицу обложил налогом. Немец умеет аккуратно действовать: на каждый двор наложил налог в виде известного количества фунтов масла и бутылей молока; насел так, что у крестьян не осталось ничего. И теперь буржуазные газеты пишут, что на Украине небывалый разлив большевизма, что вся крестьянская масса говорит, что правы были большевики, когда предупреждали, что "немцы будут все отбирать, что все надо увозить".

Вот что сообщают по этому поводу буржуазные газеты: "По словам Скоропадского, Киевская, Подольская, Полтавская, Харьковская, Херсонская, Екатеринославская и часть Воронежской губернии охвачены сплошными крестьянскими волнениями. Наивысшего напряжения беспорядки достигли в Подольской и Екатеринославской губерниях. Крестьяне присоединяются к рабочим. Криворожский округ в настоящее время находится в руках мятежников. На территории Екатеринославской губернии идет бой между крестьянами и войсками. В Подольской губернии прибывшие карательные отряды прекратили было беспорядки, но они вновь возникли".

Таково состояние, в котором сейчас находится Украина. Буржуазная печать пишет о росте большевизма на Украине; то же самое пишут о Польше, оккупированной немцами. Варшава находится в состоянии всеобщей забастовки. Товарищи, прибывающие за последнее время из Курляндии, Эстляндии и Лифляндии, сообщают, что там тоже настроение в высшей степени напряженное, страшно обострены отношения между местным населением и немецкими войсками.

XI. Кто организовал чехо-словацкий мятеж?

И вот в таких трагических условиях, в то самое время, когда мы голодаем, а наши братья в оккупированных областях ведут жестокую - то глухую, то открытую - борьбу, у нас вспыхивает в тылу чехо-словацкое восстание*293. Кто его организовал? Ответ ясен: те, кто винит Советскую власть в голоде, кто предал Украину. В Ново-Николаевске и Омске утвердилось так называемое Сибирское правительство. Оно заявило; что берет в свои руки власть, опираясь на чехо-словаков. Из кого оно состоит? Как и Украинская Рада - из правых эсеров и меньшевиков. Чехо-словацкое восстание на Сибирской линии уже на две недели задержало движение хлебных грузов из Сибири в Москву и Петроград. По-эсеровски, стало быть, в голоде столиц виновата, конечно, Советская власть. У нас имеются документы, доказывающие, что в Сибири, помимо английских и французских империалистов и русских контрреволюционеров, офицеров, монархистов, в контрреволюционном движении прямое и непосредственное участие принимают правые эсеры и меньшевики. И эти же самые люди здесь подходят к рабочему и жалобно говорят: "Вы голодаете, рабочие; смотрите, Советская власть вас довела до голода". А потом они поворачиваются и говорят чехо-словакам: "Восстаньте, поднимитесь против Советской власти, чтобы задержать движение грузов по Сибирской жел. дороге на неделю, на две, на месяц". Здесь, в Москве, мы открыли заговор, в котором участвовало несколько сот офицеров, монархистов, заядлых контрреволюционеров, старых слуг царя, а во главе стоял Савинков, лидер правых эсеров*266. Я спрашиваю вас, есть ли теперь та черта, которая отделяет контрреволюционеров, монархистов, эксплуататоров, кулаков, от наших вчерашних соседей - правых эсеров и меньшевиков? Нет, такой черты нет; они соединились в один черный лагерь контрреволюционеров против истощенных рабочих и крестьянских масс (крики: "позор"). Я должен сказать, что удивляюсь долготерпению вашему... И хотя в советах рабочих депутатов, где представлено трудящееся население, находятся в подавляющем большинстве коммунисты и левые эсеры, но нет-нет, а в уголке сидят пять-шесть или десять правых эсеров. Они заседают в советах рабочих депутатов - не кулацких, не банковских депутатов, а рабочих депутатов, и в то же самое время устраивают восстания офицеров-монархистов и чехо-словаков против рабоче-крестьянской Советской власти... Я думаю, что пора нам сказать, что предателям, изменникам революции не может быть места в рядах рабочих и крестьянских советов.

Но мы скажем себе и скажем нашим врагам, что как ни трудно положение, в которое нас поставила судьба, но у нас еще достаточно силы. Мы знаем, что наступают три самых трудных месяца в советском году. Это - июнь, июль, август - самые тяжкие месяцы, пока страна не соберет нового урожая. Голод стоит у ворот многих городов, деревень, заводов и фабрик. Эти три месяца являются грозными для молодой Советской власти. Но зато, если мы эти три месяца проживем твердо, как революционеры, которые решили не сдавать своих позиций врагу, Советская республика утвердится навсегда.

XII. Мы устоим на зло всем врагам!

Хотя мы и слабы еще по сравнению с европейским пролетариатом, но волной событий именно мы вознесены на огромную высоту. Русский рабочий класс теперь единственный во всем мире рабочий класс, который не знает над собой политического гнета. Да, плохо нам, худо нам, разруха в стране, нет хлеба, но русский рабочий класс впервые выпрямился во весь рост, взял власть и сказал: "Вот теперь я начну учиться, как управлять государственным кораблем". И рабочий класс всего мира смотрит с ожиданием, с надеждой на русский пролетариат, и часто от опасения сжимается сердце у зарубежных рабочих, еще не обладающих властью. Они с тревогой думают: "Удержится или не удержится у власти русский рабочий?" А буржуазная печать лжет и клевещет: "Вот-вот упадет под властью русский рабочий класс".

Так поступала буржуазная печать и в Октябре, когда она писала, что Советской власти жизни ровно две недели. Потом отсрочила наш конец на месяц, на два, а мы, глядишь, прожили семь месяцев, и сейчас, хотя подчас туго приходится, но говорим: проживем и эти три самых страшных месяца. И когда европейский рабочий с тревогой взирает на нас, мы отсюда отвечаем ему: "Братья европейские рабочие! Не теряйте надежды, не теряйте доверия к нам! Нам трудно, мы ждем, что вы придете нам на помощь. Но мы клянемся, что будем всеми силами держать в руках врученное нам знамя рабочей и крестьянской власти".

И пускай, товарищи, это обещание, которое даем мы, стоящие на исторической вышине, будет не пустым, не тщетным словом. Пусть каждый из вас сейчас, вернувшись к себе, в своих кварталах, на своих заводах, на своих фабриках, обещает оказать немедленное практическое содействие тому, чтобы нам наладить поход за хлебом для Москвы и для всей страны. Неужели мы здесь, в этой двухмиллионной Москве, не сможем создать отрядов, хотя бы в десять тысяч передовых, твердых, сознательных и честных рабочих, которые приедут в деревни организовывать планомерный советский порядок; где заметят кулака - отнимут хлеб, увидят какого-нибудь железнодорожного туза, который берет взятки за пропуск вагонов - накажут его, наведут порядок, устранят мешечников и нам в Москву доставят хлеб, чтобы мы могли продержаться до лучшего часа.

Я говорил вначале, что от страшного голода страдают рабочие во всех странах Европы. Привыкшие к лучшим условиям существования рабочие Германии, Франции, Англии теперь только начинают понимать, что означает эта страшная война. Если победит австро-германская коалиция, то германский рабочий, в результате колоссальных побед, получит после войны налоги в пять раз более высокие, чем до войны. Это высчитала буржуазная немецкая статистика. То же самое угрожает английским и французским рабочим. Поэтому французские политики говорят своим рабочим: "Мы не можем окончить войну: нам нужна контрибуция с немцев". Немцы, в свою очередь, говорят своим рабочим: "Мы не можем окончить войну: нам нужна контрибуция с Франции и Англии, иначе у вас будут великие налоги". И так, по воле капиталистов, народы Европы, сцепившись, истощают один другого, - и не видно этому конца.

Теперь на Западном фронте происходит новое сражение*267. Сотни тысяч, миллионы людей гибнут, сотни миллионов ценностей разрушаются, превращаются в дым и пепел. И результат всего этого будет тот, что чья-либо граница передвинется на двадцать, на тридцать или на сорок верст. И так будут капиталисты истощать, губить рабочие массы всех стран, пока там, на западе, не откликнутся наши братья, не восстанут и не опрокинут буржуазную власть и ее государственные границы. Капиталисты называют ту землю, которую они окружают штыками, своим отечеством, а мы говорим, что нашим отечеством, которое нам дала природа, является земной шар, что в этом отечестве, т.-е. на всем земном шаре, мы хотим организовать одно общее братское хозяйство, где бы не было границ, не было штыков и вражды. Мы скажем: как на одной фабрике работают русские, поляки, эстонцы, евреи, латыши, точно так же и на той огромной фабрике, которая называется земным шаром, могут по-братски работать русские, немцы, французы, англичане. И если мы создадим такую мировую артель трудящихся масс против угнетателей, против поработителей, то мы наведем настоящий порядок на земле.

Пускай попы всех религий, всех исповеданий рассказывают нам про рай в другом мире. А мы говорим, что мы хотим создать настоящий рай для людей на этой земле. Мы не должны ни на один час упускать из виду наш великий идеал - лучший из всех, к каким стремилось человечество. Чтобы сравнить, возьмите старые религиозные учения, учение Христа: все лучшее, все благороднейшее, что заключается в этих учениях, все это воплощено в нашем учении социализма. И мы хотим, чтобы все это было не смутными верованиями, а настоящим делом, чтобы люди жили не как дикие звери, борясь за кусок хлеба, а как дружные братья, которые совместно обрабатывают землю и превращают ее в один цветущий сад для всего человечества. И чтобы осуществился такой идеал, такая великая цель, нужно твердо, мужественно, решительно бороться до конца, а если нужно, то и погибнуть, истечь кровью до последней капли во имя братства народов.

XIII. Международная революция

Меня спрашивают: "А не слишком ли оптимистично, жизнерадостно окрашены ваши взгляды по отношению к западно-европейской революции? А если этой революции не будет на Западе, то что же будет тогда у нас?"*268 Это вопрос человека колеблющегося, шатающегося, сомневающегося, - а таких много. Ему можно сказать на это хотя бы так: когда рабочие и работницы Петрограда в конце февраля 1917 года выходили на улицу с возгласами "хлеба и мира", и когда их поддержал только один Волынский полк, тоже были сомневающиеся, колеблющиеся, которые говорили: "Вот вы, волынцы, выйдете, а вас семеновцы не поддержат, и вы погибнете!" "Вы, питерские рабочие, выходите, а вас московские не поддержат, и вы погибнете!" А когда мы нашу Октябрьскую революцию начали, то сомневающиеся, шатающиеся люди тоже говорили: "Конечно, в Питере у вас рабочие и солдаты революционны, вы здесь революцию сделаете, а вас Москва не поддержит, не поддержат Ярославль, Тамбов, Пенза, как же вы начинаете?" Мы отвечали каждому такому Фоме-неверному: "Нет, товарищи-скептики, шатуны, колеблющиеся, ваша точка зрения ложная, в корне ложная. Рабочие в Петрограде более революционны, говорите вы, но их революционность ведь не с неба же упала; она отражает общее революционное настроение в стране. Рабочие Петрограда не отделены от рабочих других городов каменной стеной. Если петроградские рабочие более передовые, так они и должны начать и других за собою увлечь". И кто же был прав? Скептики, сомневающиеся, шатуны? Нет, мы оказались правы. В сердцах рабочего класса накопилось много ожесточенной ненависти, недоверия, стремления сбросить иго капитализма. Пример героической борьбы передовых рабочих поднял более отсталых и толкнул вперед. Как петроградские рабочие подняли русских рабочих, так и российский рабочий класс поднимает, поддерживает и толкает вперед рабочих всего мира. Я говорю это не по книгам, не по газетам. Меня, как социалиста, как эмигранта, в эпоху господства царского режима, бросало из одной страны в другую. Перед началом войны я был в Австрии и, как русский, должен был поспешно уехать в Швейцарию. Около двух лет находился во Франции и наблюдал там, как растет ненависть рабочего класса против всех капиталистов, которые вовлекли страну в бесчестную войну, а потом сами обогащались на войне. Из Франции меня вывезли в Испанию, нейтральную страну. Я наблюдал, как война истощала и эту страну, выкачивая из нее продовольствие и порождая бурные движения среди рабочего класса. Из Испании меня выслали в Соединенные Штаты*175, и там мне пришлось быть свидетелем двух больших событий: вмешательства Соединенных Штатов в войну и начала русской революции. Вмешательство Америки сразу вызвало сильную дороговизну хлеба и продовольственных запасов, и я видел, как в Нью-Йорке многие тысячи работниц вышли на улицу с криками: "Долой войну, мы хотим есть!" Потом пришла весть о русской революции. В марте прошлого года я участвовал на многих американских собраниях, где сходились десятки тысяч рабочих. Весь нью-йоркский пролетариат жил, трепетал одной мыслью: "Вот есть героический русский рабочий класс. Настанет час, когда мы, американские рабочие, тоже заговорим на революционном языке с нашей буржуазией!" Я видел, какое благотворное влияние оказала освободительная борьба русской революции на американских рабочих. Оттуда в марте месяце я выехал сюда, в Россию. Но человек предполагает, а Англия располагает. По дороге англичане взяли меня в плен, как противника войны, как революционера, и посадили в Канаде под замок*175. Там я столкнулся лицом к лицу с немецкими матросами, которые были сняты англичанами с потонувших кораблей. Я прожил с ними месяц, мы жили под одной кровлей, в одном огромном бараке, где было 800 человек. Они все с жадностью следили за нашей революцией. Нас было 6 человек русских. Когда нас выпустили оттуда, все немецкие матросы построились в две шеренги. Это отдавали честь не нам, а русской революции. Их представитель, отличный революционный матрос, сказал: "Передайте нашим братьям русским, что нам труднее, чем им, ибо наша государственная машина крепче сколочена, и нам труднее ее взорвать, но наши сердца, - говорил он, - бьются ненавистью к капиталу и к нашему кайзеру заодно с сердцами русских рабочих". И после того, разве мы не наблюдали в Германии в январе этого года всеобщих стачек, а во флоте разве недавно не было восстания среди матросов? И в Финляндии были митинги немецких матросов, сотни арестов, десятки расстрелов. Это все факты. Немецкая революция идет слишком медленно? Да, верно, но мы с вами, разве мы революцию сделали в один день, разве не было сперва 1905 года, 9 января, октября (1905)?.. Потом Столыпин нас придушил. Мы молчали 12 лет, шевелились под спудом, а потом, расправивши спину, скинули царя в 1917 году.

Да, освобождение рабочего класса есть трудное дело. В один день его не совершишь. А немцам ведь труднее, чем нам. И у них помещики, капиталисты, хищники, как и у нас, у них тоже притеснители и враги рабочего класса, но они не казнокрады, не пьяницы, не лодыри, как были наши помещики, а дельные мошенники, умелые эксплуататоры рабочего народа.

Поэтому они тверже сидят на своих местах. Но опыт истории, здравый смысл - все говорит нам, что рабочий класс в Англии, Франции, Германии сделает то же, что и мы. Что может дать война рабочему классу Англии и Германии, кроме новых налогов, новых жертв, тысяч и миллионов калек, сирот, вдов, стариков, отцов, оставленных без призора? И когда рабочие массы начнут выходить из траншей, оглянутся на свой дом и увидят, что у жены печные горшки пусты и нет для детей пищи, то можем ли мы сомневаться в том, что небывалое в истории возмущение охватит трудящиеся массы всей Европы, всего мира?

Да, революция движется слишком медленно, это верно. Нам хотелось бы, чтобы она разразилась сразу везде. Она движется медленно, но она подвигается; она прокладывает себе тайные ходы в царстве буржуазии, и она победит. Вот тут рассказывал нам один товарищ из Белоруссии, как там буржуазия закапывает хлеб в землю и ставит кресты над могилами, чтобы не нашли его. Такова буржуазия. А мы говорим, что революция восторжествует и даст хлеба трудящимся всего мира, а в могилу закопает буржуазию и поставит над ней не крест, а осиновый кол.
 

*253 См. примечание 80.

*254 Тов. Троцкий проезжал через Швецию в первых числах мая 1917 г. при возвращении в Россию.

*255 См. примечание 158.

*256 Советское правительство принуждено было отказаться от Украины в пользу центральной Рады по Брест-Литовскому договору. Занявшие Украину немцы разогнали центральную Раду и посадили гетманом б. гвардейского офицера Скоропадского. Весь хлеб с Украины вывозился в течение 1918 г. в Германию и Австро-Венгрию. Лишь после вынужденного ухода немцев с Украины в конце 1918 г. и после непродолжительных боев с петлюровскими войсками удалось в начале 1919 г. восстановить на Украине Советскую власть.

*257 Продовольственный кризис, который давал о себе знать уже в первые годы мировой войны, заставил царское правительство приняться за дело урегулирования хлебного рынка с целью заготовки хлеба для армии. До второй половины 1916 г. мероприятия царского правительства сводились к ограничению вывоза хлеба и других продуктов из отдельных губерний и к предоставлению губернаторам права устанавливать твердые цены на главнейшие продукты. Организация заготовки хлеба для армии производилась по установленным предельным ценам через особоуполномоченных, которыми являлись в большинстве случаев крупные землевладельцы, заинтересованные в высоких ценах на хлеб. Эти полицейские мероприятия царского правительства еще больше углубили продовольственный кризис. В конце 1916 г., когда в городах и промышленных центрах наступил настоящий голод, вызвавший ряд забастовок на фабриках и заводах, а армия осталась без запасов, царское правительство вынуждено было стать на путь принудительного изъятия хлеба. 29 ноября 1916 г. была объявлена разверстка на 772 милл. пудов хлеба для снабжения армии. Разверстка касалась всех производителей хлеба. Торговые запасы, согласно распоряжения от 2 декабря 1916 г., из разверстки исключались и должны были закупаться нормальным порядком по установленным ценам. Разверстка была последним опытом царского правительства по изживанию продовольственного кризиса и потерпела неудачу. Причиной этой неудачи были отсутствие аппарата на местах и, главное, передача дела в руки помещиков, которые старались переложить всю тяжесть разверстки на плечи крестьянства, перепродавая свой хлеб спекулянтам по высоким ценам.

*258 Законом 25 марта 1917 г. - Временное Правительство объявило хлеб собственностью государства. По этому закону весь хлеб урожая прошлых лет и будущего урожая 1917 г., за вычетом продовольственного фонда владельцев и фонда на обсеменение полей, подлежал сдаче государству по твердым ценам; при обнаружении скрытых от сдачи хлебных запасов, таковые отчуждались с уплатой владельцу половинной стоимости, а при сопротивлении хлеб реквизировался.

*259 Уже к 1 мая 1918 г. в столицах на вольном рынке стояли следующие цены на хлеб: в Петрограде пуд ржаной муки стоил 400 - 500 руб. (пшеничной на рынке не было); в Москве пуд ржаной муки стоил 160 - 180 руб., а пуд пшеничной - 280 - 300 руб.

*260 Конгресс II Интернационала в Копенгагене, - о котором говорит тов. Троцкий, состоялся в 1910 году. Вызванное перспективой надвигающейся войны предложение о призыве к стачкам в производствах, работающих на военное дело, в случае войны, было конгрессом отменено.

*261 Содержащая этот вопрос записка сохранилась в архиве тов. Троцкого. Приводим ее:

"Что дороже - жизни многих тысяч умерших с голоду рабочих и крестьян или те деньги-бумажки, которые пришлось бы платить за хлеб, если бы пуд при свободной торговле стоил бы 200 - 400 р.?".

На записке рукой тов. Троцкого написано (заметки для ответа):

"Соленая вода; хлеб в гробах и мешках, мы их в могилу".

*262 Тов. Троцкий имеет в виду декрет об организации комбедов (см. примечание 247).

*263 Приводим основные пункты декрета 13 мая:

"1. Подтверждая незыблемость хлебной монополии и твердых цен, а также необходимость беспощадной борьбы с хлебными спекулянтами-мешочниками, обязать каждого владельца хлеба весь избыток сверх количества, необходимого для обсеменения полей и личного потребления по установленным нормам до нового урожая, заявить к сдаче в недельный срок после объявления этого постановления в каждой волости. Порядок этих заявок определяется Народным Комиссариатом по продовольствию через местные продовольственные органы.

2. Призвать всех трудящихся и неимущих крестьян к немедленному объединению для беспощадной борьбы с кулаками.

3. Объявить всех имеющих излишек хлеба и не вывозящих его на ссыпные пункты, а также расточающих хлебные запасы на самогонку и не вывозящих на ссыпные пункты - врагами народа, предавать их революционному суду, заключать в тюрьму на срок не менее 10-ти лет, подвергать все имущество конфискации и изгонять навсегда из общины, а самогонщиков, сверх того, присуждать к принудительным общественным работам.

4. В случае обнаружения у кого-либо избытка хлеба, не заявленного к сдаче, согласно пункту 1-му, хлеб отбирается у него бесплатно, а причитающаяся по твердым ценам стоимость незаявленных излишков выплачивается в половинном размере тому лицу, которое укажет на сокрытые излишки, после фактического поступления их на ссыпные пункты, и в половинном размере сельскому обществу. Заявления о сокрытых излишках делаются местным продовольственным организациям".

Кроме того, Народному Комиссариату Продовольствия был дан ряд исключительных полномочий, в том числе право "применять вооруженную силу, в случае оказания противодействия отбиранию хлеба или иных продовольственных продуктов".

*264 Формирование рабочих продовольственных отрядов - началось в мае 1918 г. 31 мая Совет Народных Комиссаров опубликовал воззвание к рабочим с призывом о формировании вооруженных отрядов для изъятия у кулаков хлебных излишков. Наиболее выдержанные и стойкие рабочие служили кадрами для этих отрядов. Организация их поручалась Народному Комиссариату Продовольствия. О функциях и методах работы отрядов см. в тексте.

*265 Записка, о которой идет речь, гласила: "Тов. Троцкий! Установите твердые цены на все предметы потребления, то "кулаки" Вам дадут добровольно хлеб по твердым ценам".

*266 Белогвардейский заговор в Москве, - о котором упоминает тов. Троцкий, раскрыт в мае 1918 г. Подготовлявшая заговор организация была основана Савинковым вскоре после Октябрьского переворота из б. офицеров царской армии. Еще в конце 1917 г. Савинков прибыл с Дона в Москву с поручением от генерала Алексеева объединить офицерские силы в Москве без различия партий на единой "патриотической" основе. Ближайшей целью организации, названной вскоре "Союзом защиты Родины и Свободы", было свержение Советской власти и продолжение войны с Германией. Учредительное Собрание "Союз" считал аннулированным и предлагал установить такой образ правления, который будет наиболее "соответствовать потребностям русского народа". Крупная денежная помощь, полученная "Союзом" от Массарика, позволила быстро расширить организацию. Уже к марту был создан штаб во главе с полковником Перхуровым. Непосредственное участие в работе принимало около 200 чел.; по сведениям белогвардейских газет штаб имел связь с 5.000 офицеров в Москве и некоторых провинциальных городах. К лету "Союз" готовился к выступлению, но не в Москве, а в Казани. (Выступление в Москве считали рискованным.) В самый разгар подготовки к переезду организации в Казань, 29 мая, ВЧК арестовала московский штаб; выступление было сорвано, и вся организация раскрыта. (Подробнее о Савинкове см. Собр. соч. Л. Троцкого, т. XII, примечание 85.)

*267 См. примечание 158.

*268 Содержащая этот вопрос записка гласила:

"Тов. Троцкий! Не слишком ли оптимистичны ваши взгляды по отношению к западно-европейской революции? А если этой революции не будет на Западе, то что же будет тогда у нас? Не убили ли мы веру у западно-европейского пролетариата в революцию?".