Москва. Российская политическая энциклопедия, тираж 2000 экз. ISBN 5-8243-0063-1, ББК 63.3(2)5б П 27 Перегудова З.И. Политический сыск в России 1880-1917 Глава 6 Использование секретной агентуры в общественном и революционном движении было одним из важнейших средств российской полиции в борьбе с теми, кто покушался на устои самодержавия. Политическая полиция придавала огромное значение приобретению, использованию и сохранению секретной агентуры. Однако, по сравнению с организацией службы наружного наблюдения, постановка службы внутреннего наблюдения отличалась значительно большей сложностью. Может быть, отчасти поэтому до возникновения массового революционного движения ведущее место в политическом сыске играли служба наружного наблюдения и перлюстрация. Появление на рубеже веков и особенно в период первой русской революции влиятельных политических партий, профсоюзов и других общественных организаций потребовало от полиции перенести акцент своей деятельности на службу внутреннего наблюдения. § 1. Секретная агентура Нет ничего удивительного в том, что наиболее дальновидные представители политического сыска, хорошо знавшие революционную среду и революционное движение, а именно начальник Московского охранного отделения Зубатов, заведующий заграничной агентурой Рачковский, сотрудник Московского охранного отделения, а затем Департамента полиции Г.М. Трутков считали необходимым обратить особое внимание на развитие секретной агентуры. В своих донесениях и записках они указывали на сложность получения информации от около партийной среды в силу конспиративности партийных организаций. Рачковский1 в записке «Об условиях деятельности русской политической полиции», составленной в 1902 г., отводил секретной агентуре — «первенствующее место», считая, что при правильной постановке ее она будет не только сообщать те С. 196. сведения, что происходят в революционных организациях, но и «влиять на них в желательном смысле». Он доказывал, что «во всех смыслах» это важное и нужное дело, что и при производстве дознаний его результаты будут более продуктивными, когда дело «внутренней агентуры станет на надлежащую высоту»2. Доказывая необходимость предлагаемых мер, он говорил, что надо немедленно приступить к «правильной организации внутренней агентуры, чтобы этим способом учредить рациональный и вполне достигающий своей цели надзор за всеми оппозиционными элементами в столицах и во всех выдающихся культурных центрах империи». «Таким образом, — подытоживал он, — Департамент полиции будет получать точные и всесторонние сведения о положении революционного движения из всех пунктов, и розыскная деятельность не будет основана только на удаче, как до сих пор, но приобретет строгую систему... »3 В сентябре 1903 г. обоснованию этой же идеи была посвящена докладная записка другого видного, но менее известного деятеля политического сыска царской России Труткова. Говоря о сложностях политического розыска, он писал: «Русская социал-демократия, революционная по своим средствам и целям, выставила стройную и сплоченную конспиративную организацию и выдвинула во многих городах целый ряд самоотверженных борцов, часто фанатиков революционного социализма». Автор говорил о трудностях проникновения в эту организацию, о том, что «революционная среда оказалась прочно организованной, действовавшей в полном согласии со своими центральными органами». Необходимо, — заявлял он, — создать систему борьбы с противоправительственным течением, при которой органы политического розыска могли бы «подняться не только до уровня, выставляемого противоправительственным движением, но стать выше этого уровня». В связи с этим ставилась задача «найти критерий оценки этого уровня», выяснить силы противника и найти, «что дает ему такую мощь и жизнеспособность, несмотря на постоянные преследования...»4 Конечно, секретной агентурой пользовались давно, и она имеет свою историю5. Но в новых условиях возрастала ее значимость, менялись подходы к ней, требовалась детально разработанная единообразная методика работы с ней. ГЖУ, которые по своему служебному долгу обязаны были работать с секретной агентурой, часто пренебрегали этой работой. Во всяком случае, проводимые ревизии довольно часто констатировали, что работа ГЖУ по политическому сыску находилась не на должном уровне. Офицеры ГЖУ больше уделяли внимание «производству дознаний», «производству переписок» С. 197. и без особого желания относились к работе с секретной агентурой, смотрели на эту работу свысока, с пренебрежением. У некоторых офицеров не хватало не только желания, но не было и достаточного опыта. О результатах ревизии Тифлисского ГЖУ, проведенной в 1902 г., писал в своем отчете жандармский офицер Спиридонович: «...Агентурные силы управления составляют два постоянных сотрудника, освещающих круг железнодорожных рабочих, и полу интеллигент, вращающийся в городской среде. Кроме того, есть еще рабочий и женщина-интеллигентка, работающая по мере надобности, отдельно... В качественном отношении агентура, даже по словам заведующего таковой, не может быть названа хорошей. И действительно, — продолжает автор донесения, — помимо недостатков в доставляемых сведениях, на основании которых дан подобный отзыв, пришлось узнать следующие характерные факты, едва ли известные заведующему: один сотрудник, работая на управление, дает в то же время сведения железнодорожным жандармам. Другой ведет себя крайне неосторожно, одевается слишком хорошо для рабочего и считает возможным раскланиваться на гулянье в саду с жандармским офицером»6. Лучше была поставлена работа в охранных отделениях, которых к 1900 г. в России было три: Петербургское, Московское, Варшавское. Московское охранное отделение по сравнению с Петербургским и Варшавским было более деятельным и активным. Во многом это определялось кадровым составом сотрудников, той методикой, по которой они действовали. У них была собственная, основанная на более богатом опыте и профессионализме, «школа». Заметными фигурами в этой «школе» были начальник Московского охранного отделения Н.С. Бердяев и его ученик Зубатов. Спиридович, начавший свою службу в Московском охранном отделении, отмечал, что «Московское охранное отделение того времени занимало исключительное положение среди розыскных органов России». Он особенно подчеркивал, что «успехи по преследованию революционеров были достигнуты... через тех членов революционных организаций, которые по тем или иным побуждениям давали политической полиции сведения о деятельности своих организаций и их отдельных членов. [Они] назывались у политической полиции «сотрудниками», у своих же шли под именем «провокаторов»7. Несмотря на то, что Департамент полиции также постепенно обзаводился агентурой, он не имел достаточного опыта для руководства ею. С. 198. Примером профессионализма московской полиции может служить «Дело о Лахтинской типографии» народовольцев, организованной в 1894 г. в Петербурге, затем переведенной в дачный поселок Лахту8. Она была выдана известным секретным сотрудником Департамента полиции М.И. Гуровичем. 3 июля 1896 г. Зволянский, директор Департамента, в письме к Зубатову сообщает: «Вполне удачная ликвидация народовольческой типографской группы в Санкт-Петербурге находится, в значительной мере, в зависимости от умелого и внимательного руководства деятельностью секретного агента Департамента, который большую часть времени находился под вашим непосредственным воздействием»9. Широко известна деятельность другого сотрудника Московского охранного отделения А.Е. Серебряковой, которая имела охранные клички «Субботина», «Дама Туз». В среде охранников, между собой ее звали «Мамочка». Ее стаж сотрудничества с Московским охранным отделением насчитывал 24 года. Более пятнадцати лет сотрудничала, по идейным соображениям, с политическим сыском России З.Ф. Жученко-Гернгросс, служба которой также началась в Москве. Задачи усиления политического сыска, особенно организация работы с секретной агентурой, были возложены на Особый отдел Департамента полиции. На местах эти задачи решались сначала ГЖУ, а затем розыскными частями, охранными отделениями, созданными, начиная с 1902 г., в районах наибольшего развития революционного движения. Новые учреждения должны были снять с губернских жандармских управлений большую часть их сыскных функций. В период революции 1905 — 1907 гг. вопрос о приобретении агентуры во всех слоях общества встает с особой остротой. В изданных в этот период циркулярах даются рекомендации по приобретению агентуры10 и по «заагентуриванию» арестованных. Все мероприятия, которые были проведены с этой целью, начиная с лета 1905 и особенно весны 1906 г., были рассчитаны не только на сиюминутный эффект, но и на то, чтобы заложить основы политического розыска на будущее. 18 и 25 июля 1906 г. циркулярно всем ГЖУ была разослана телеграмма, касающаяся срочного приобретения секретной агентуры. Только с января по июль 1906 г. расходы на секретную агентуру в 31 губернии России достигли 69 655 руб. 35 коп. На оплату ее труда охранка не скупилась. Особенно крупные суммы получали агенты заграничной агентуры. Предательство Я.А. Житомирского оценивалось в 250 — 2500 марок, Л.Д. Бейтнера — до 750 руб. Московские агенты: М.И. Бряндинский получал от 100 до 630 руб., А.И. Лобов - от 100 до 750 руб., С. 199. Р.В. Малиновский — до 500 руб., А.А. Поскребухин — до 200 руб. Но таких высокооплачиваемых агентов было не более трех десятков, около 50 человек получали плату в пределах 60 — 150 руб. Остальные получали от трех до 60 руб. Часть сумм, которые правительство выделяло Министерству внутренних дел, могла им расходоваться безотчетно и не подлежала оглашению. В этот же период Штаб корпуса жандармов, Департамент полиции издают ряд циркуляров об усилении наблюдения за жизнью железнодорожных служащих и рабочих, их бытом, разговорами, появлением среди них агитаторов. В циркуляре за № 9489 говорилось о том, что вследствие усиленной революционной пропаганды среди железнодорожных служащих и живущих в полосе отчуждения, признается необходимым привлечь к борьбе с революционным движением также и жандармскую железнодорожную полицию в целях организации совершенно секретного агентурного наблюдения и своевременного обнаружения террористических групп и прекращения агитации среди железнодорожных служащих и расположенных в черте отчуждения войск, снабжать «агентурными кредитами в размере соответственно их деятельности». Приказом по корпусу № 145 на начальников ЖПУ ж.д. возлагалась работа по политическому розыску, давались указания о порядке его ведения. Первым пунктом приказа было: «Каждый начальник, безусловно, обязан иметь в своем распоряжении секретных сотрудников или вспомогательных агентов». Далее указывалось, что «через секретного сотрудника в полной мере осуществляется политический розыск и наблюдение в районе отделения...» Крестьянские выступления заставили Департамент полиции обратить внимание на насаждение агентуры в сельской местности. В апреле 1906 г. директор Департамента в деловой переписке указывал на усиливающуюся пропаганду среди крестьян и о «малоуспешности» борьбы с этим видом революционной деятельности, а также о том, что местные власти «часто бывают не в достаточной степени осведомлены о действительном положении агитации в сельских местностях»11. В этом же документе он писал о необходимости создания внутренней агентуры среди крестьян. Более 40 начальников ГЖУ получили из Департамента полиции в июле 1906 г. предписание «безотлагательно» доставить в Департамент сведения: «Какие меры приняты для организации, в целях надлежащей осведомленности о революционном движении среди крестьян, какими способами пользуются для получения сведения об этой среде, о положении с агентурой»12. С. 200. Многие начальники ГЖУ в своих донесениях отмечали сложность этой работы, которая усугублялась тем, что односельчане хорошо знают друг друга, и новое лицо с определенными обязанностями сразу себя сможет обнаружить. Некоторые предлагали для работы по розыску увеличить число доверенных лиц среди крестьян, организовать систему мелких торговцев в виде книгонош, коробейников. Обеспокоенный слабым исполнением июльского циркуляра, директор Департамента в сентябре 1906 г. заготавливает еще одно циркулярное письмо для рассылки начальникам ГЖУ. В нем говорилось: «Я просил... озаботиться приобретением серьезных сотрудников среди крестьян, войска и террористов, открыв Вам на сей предмет усиленный денежный кредит... прошу сообщить для докладу министру что принято... 13 Об огромном значении, которое придавалось вопросу приобретения секретных сотрудников в этот период, говорит тот факт, что обобщающий циркуляр об усилении розыскной деятельности издается не кем иным, как министром внутренних дел Столыпиным. В нем была изложена программа борьбы с силами революции. Одним из ключевых моментов циркуляра было указание на необходимость приобретения секретных сотрудников не только в революционных организациях и профессиональных союзах, но и в «крестьянских поселениях», учебных заведениях, благотворительных организациях, редакциях газет, журналов, в книгоиздательствах14. Особое внимание уделялось «заагентуриванию руководящих деятелей революционных организаций». Начальникам только что созданных РОО и охранных отделений 10 февраля 1907 г. был послан целый комплекс нормативных материалов, и в их числе — «Инструкция по организации и ведению внутреннего секретного наблюдения». Это был первый обобщающий нормативный документ, который затрагивал всю совокупность вопросов, связанных с деятельностью органов политического сыска. Инструкция по организации и ведению внутреннего секретного наблюдения состояла из 41 пункта15. В инструкции подробно указывалось, какими качествами должен обладать заведующий политическим розыском и определялись его взаимоотношения с секретным сотрудником. В ней также говорилось о необходимости знать положение дел в революционном движении, программы революционных партий, напоминалось о недопустимости провокационных приемов, ставились задачи инструктирования секретных сотрудников. «Искусство ведения успешного политического розыска, говорилось в инструкции, достигается только «безусловно честным отношением к делу и пониманием целей розыска, а не погоней за отличиями, открытием и арестом С. 201. отдельных средств пропаганды...»16 Указывалось, что «секретные сотрудники должны состоять членами одной из революционных организаций (о которых они дают сведения), или, по крайней мере, тесно соприкасаться с серьезными деятелями таковых, так как только тогда сведения их будут ценны»17. В инструкции разъяснялись вопросы оплаты секретного сотрудника, способы приобретения, говорилось о необходимости иметь их в каждой партийной организации, причем не одного (для проверки достоверности их сведений), о хранении в строгой тайне и с соблюдением особой осторожности сведений, даваемых сотрудниками, о проверке этих сведений. Между секретным сотрудником и ведущим его офицером исключались «официальность и сухость». Сотрудник должен был быть расположен к своему руководителю и доверять ему. Подробно указывалось, как поступать в случае ареста членов организации и самого сотрудника, о необходимости согласования с последним своих действий. На случай, если по тем или иным причинам сотрудник переставал работать, в Инструкции говорилось: «Расставаясь с секретным сотрудником, не следует обострять личных с ним отношений, но вместе с тем, не ставить его в такое положение, чтобы он мог в дальнейшем эксплуатировать лицо, ведающее розыском, неприемлемыми требованиями»18. Инструкция 1907 г. подвергла коренной ревизии пункт 10 «Временного положения об охранных отделениях» 1904 г., который гласил: «Более важные секретные агенты должны быть известны директору Департамента полиции. Об их приобретении начальники отделений представляют директору Департамента частными письмами, без черновиков и занесения в журнал отделения, сообщая при этом имена, отчества и фамилии агентов, а равно сведения об их звании и общественном положении, с указанием избранных для агентов псевдонимов, под каковыми они затем и могут быть упоминаемы в официальной секретной переписке с Департаментом, если для упоминания об агенте встретится особая надобность»19. Это было большим просчетом авторов «Положения» и привело к тому, что при вскрытии личной переписки (что практиковалось в некоторых отделениях) имена части секретных сотрудников становились известны работникам канцелярий. Это нередко способствовало «раскрытию» секретной агентуры и даже ее провалам. Примером могут служить сведения, обнародованные бывшими сотрудниками Московского и Варшавского охранных отделений М.Е. Бакаем и Л.П. Меньшиковым. В инструкции 1907 г. данный пункт был изложен в следующей редакции: «Никто, кроме лица, заведующего розыском, и лица, могущего его заменить, не должен знать в лицо никого из секретных сотрудников. Фамилию сотрудника знает только С. 202. лицо, ведающее розыском, остальные же чины учреждения, ведущего розыск, имеющие дело со сведениями сотрудника, могут в необходимых случаях знать только псевдоним или номер сотрудника. Чины наружного наблюдения и канцелярии не должны знать секретного сотрудника и по кличке. Он им должен быть известен лишь как действительный революционный деятель по кличке наружного наблюдения, если он вошел в сферу последнего»20. В другом параграфе инструкции (18) говорилось: «Секретные сотрудники ни в коем случае не должны знать друг друга, так как это может повлечь за собою "провал" обоих и даже убийство одного из них»21. С этого времени руководители политического сыска при подписании документа вписывали от руки или впечатывали на своей машинке (в уже подготовленное сообщение) кличку секретного сотрудника или давали ее шифром. Однако, нарушения были, в связи с чем позднее вышел циркуляр за подписью вице-директора Департамента полиции Виссарионова, в котором напоминалось: «Многие розыскные органы, представляя в Департамент полиции данные о действительном имени, отчестве, фамилии, звании секретных сотрудников, обозначают таковые обыкновенным способом на пишущей машинке, вследствие чего эти сведения становятся известными всем служащим канцелярии названных органов. Находя означенный способ сообщения упомянутых сведений хотя бы и в Департамент полиции нарушением основных требований конспирации, Департамент полиции просит Вас, Милостивый Государь, в будущем во всех случаях, когда упоминаются действительные сведения о личности секретного сотрудника, таковые обозначались бы лично шифром»22. И это было отнюдь не дежурное напоминание. Если проследить переписку местных учреждений политического сыска с Департаментом полиции, выясняется, что такую ошибку допускали только представители окраин. Что касается столичных учреждений и, безусловно, самого Департамента полиции, то они себе такого не позволяли. В настоящее время эта инструкция опубликована в открытой печати23. Инструкция о работе с внутренней агентурой, о которой шла речь выше, впервые была опубликована в 1941 г. под грифом «для служебного пользования». В публикации не было ссылки на источник и предполагалось, что Инструкция была создана до 1911 г. Что касается авторства, то публикаторы писали: «Некоторые особенности дела, в котором она хранится, дают основание говорить, что в ее разработке принимал участие Рачковский...»24 В ходе работы над статьей «Царская С. 203. охранка и провокация» автору, совместно с Ф.М.Лурье, удалось установить точную дату создания документа — 1907 г,25. Располагая черновиками по подготовке инструкции и вышеназванных Положений, мы смогли также установить их авторов 26. Работа над документами велась под руководством директора Департамента полиции Трусевича. К рецензированию материалов был привлечен начальник Московского охранного отделения Климович, который внес много поправок и дополнений. Одним из основных разработчиков был А.М. Еремин, прикомандированный во то время к Департаменту полиции. Казалось бы, Инструкция и Положения в достаточной степени вводили представителей политического розыска в курс их работы. Однако, жизнь подбрасывала новые и новые сюжеты и заставляла уточнять и дополнять некоторые положения, приводить их в соответствие с накапливавшимся опытом. Разъяснительная и руководящая работа Департамента велась посредством циркуляров. Для наблюдения Департамента за деятельностью руководителей политического сыска и контроля за ними в 1907 г. за № 2567, издается циркуляр, в котором предписывается один раз в три месяца представлять заведующему Особым отделом Департамента сведения об агентуре. Теперь требовалось указывать только псевдоним агента, размер вознаграждения, время приступления к исполнению обязанностей, в какой организации состоит, какое положение занимает, с приложением копий дневников с агентурными сведениями. Впоследствии, когда пошла волна разоблачений секретных сотрудников, эти требования были изменены. Департамент просил сообщить краткие сведения, так как подробные сообщения, плюс диалог, описание встреч, — все это в случае потери донесения могло привести к разоблачению сотрудника27. В циркуляре Департамента полиции от 4 октября 1907 г. давались весьма специфические указания относительно способов приобретения сотрудников. «Пользуясь разногласиями и колебаниями в партийных организациях, начальники различных учреждений должны ныне же принять самые энергичные меры к приобретению новых сотрудников, стремиться заручиться содействием серьезных представителей, а не мелких кружковых деятелей, а вместе с тем использовать означенное переходное состояние в том смысле, чтобы продвинуть своих сотрудников ближе к центрам организаций»28. О «правильном использовании» имеющейся агентуры писал к циркуляре 30 октября 1907 г. № 13287 Курлов, указывая на недопустимость использования секретных сотрудников в качестве наблюдательных агентов, что частенько практиковалось особенно в провинциальных ГЖУ и охранных отделениях, и С. 204. что могло привести к провалу сотрудника. В циркуляре говорилось, что «Департамент полиции просит... принять к точному и неуклонному руководству вышеуказанное соображение, имея постоянную заботу о сохранении на возможно более продолжительное время секретных сотрудников, приобретение которых всегда сопряжено с большими трудностями». В циркуляре от 16 мая 1908 г. за № 131395 называется круг лиц, из которого могут вербоваться сотрудники. «Лучшим» элементом для «вспомогательной агентуры» являются содержатели чайных и колониальных лавок; они «отлично знают, что делается кругом на 20 — 30 верст, и, получая небольшое постоянное вознаграждение, могут быть очень полезны, особенно для установок. Вторым подходящим элементом будут крестьяне-лентяи, проводящие все время в чайных. Вообще содержание таких вспомогательных агентов обойдется недорого — 5—10 рублей в месяц, а пользу они могут принести, особенно в виде опорных пунктов для командированных филеров... Могут быть полезны волостные и сельские писари, но содержание их обойдется дороже, да и население относится к ним не с полным доверием и много от них скрывает»29. Несмотря на все принимавшиеся меры, материалы Департамента полиции свидетельствуют о трудностях с приобретением секретных сотрудников. Это подтверждают, в частности, периодически проводившиеся Департаментом полиции ревизии охранных отделений и ГЖУ. Так, в отчете о ревизиях ряда губерний в 1907 — 1908 гг., ротмистр Васильев писал об инертности руководителей политического сыска, их неумелости, желании вести спокойную жизнь. В отчете говорилось: «Как оказалось, никакой секретной агентуры ни у начальника местного ГЖУ, ни у местной полиции совершенно не имеется. Полковник Ламзин объяснил, что приняв управление около года тому назад, он не получил от предшественника своего ни одного секретного сотрудника». Автор говорит о том, что в губернии 2000 высланных, 500 человек в Вологде, но колония ссыльных «весьма сплоченная, строго законспирированная и заагентурить кого-либо просто невозможно»30. Подобное повторялось и при последующих проверках и ревизиях, и эта ситуация потребовала от Департамента новой серии циркуляров. В одном из них говорится: «...Бывали случаи, что господа жандармские офицеры не могли представить сведения о количестве имеющихся в распоряжении их (секретных. — З.П.) сотрудников, кличках и положении последних в партии. Ввиду сего Департамент полиции считает себя вынужденным обратить внимание... на подобное печальное явление и С. 205. рекомендовать на будущее время иметь свидания со всеми сотрудниками... »31 Особенно избегали работы с секретной агентурой в ЖПУ ж.д. Некоторые из них так и не смогли привыкнуть к обязанностям иметь секретную агентуру. В циркуляре, подписанном товарищем министра внутренних дел Курловым, в связи с этим констатировалось: «Опыт показал, что господа начальники отделения сначала относились к новому для них делу, в сущности составляющему главнейшую их обязанность, чисто формально, стараясь держать одного — двух сотрудников "для вида", а затем постепенно дошло до того, что в настоящее время агентура, не только партийная, но и вспомогательная, у начальников отделений — явление исключительное». Курлов вновь требовал от начальников ЖПУ ж.д. приобретения агентуры «под личную ответственность»32. При этом Департамент полиции не гнушается прямыми угрозами в адрес недостаточно активных чинов. Так в циркуляре от 16 июня 1912 г. за подписью директора Департамента полиции Белецкого и заведующего Особым отделом Еремина указывалось: «...Если в каких-либо жандармских отделениях вовсе не будет... агентуры, или агентура эта окажется недостаточно удовлетворительной, то Департамент полиции будет входить к министру внутренних дел с докладами о несоответствии таких начальников отделений с занимаемыми должностями»33. Следует отметить, что в отличие от ГЖУ в РОО и охранных отделениях подобное «небрежение» было скорее исключением, а не правилом. Однако, число секретных сотрудников распределялось очень неравномерно и зависело, в основном, от усердия руководства и от политической ситуации в регионе. Наибольшее число секретных сотрудников было в Московском охранном отделении, слабее дело было поставлено в Петербурге. Московская агентура отличалась также солидным стажем работы, она давала серьезную информацию. Департамент полиции буквально «выезжал» на сведениях из Москвы. Со временем характер циркуляров по поводу приобретения и использования секретных сотрудников меняется, и они становятся более целенаправленными. Настаивая на активизации работы с ними, Департамент полиции требовал установить наблюдение за теми или иными конкретными партийными организациями, определенными лицами, предстоящими съездами, конференциями, их делегатами. Серия разоблачений секретных сотрудников, особенно дело Азефа34) публикации Бурцева поставили органы политического сыска в сложное положение: член Центрального комитета, руководитель боевой группы эсеров, организатор многих С. 206. террористических актов Азеф оказался многолетним секретным сотрудником Департамента полиции. Ярким документом, характеризующим положение с розыском, в этот период явился циркуляр Департамента от 5 февраля 1909 г. № 123244, в котором указывалось: «Последовавшее благодаря известным условиям разоблачение услуг, оказанных делу розыска инженером Евно Азефом, может с вероятностью вредно отразиться на приобретении новых и даже, быть может, на сохранении некоторых функционирующих сотрудников. В виду сего Департамент считает необходимым прежде всего разъяснить, что правильно поставленная внутренняя агентура является одним из самых сильных средств борьбы с революционными выступлениями и предприятиями, а потому дальнейшее ее сохранение и развитие представляется необходимым. В случаях же замеченных колебаний в сотрудниках ввиду раскрытия роли Азефа, надлежит указать сомневающимся сотрудникам, что розыскные органы сумели сохранить втайне работу Азефа в течение 16 лет, и она огласилась лишь при совершенно исключительных условиях предательства, и что властями приняты все меры к полному обеспечению тайны работы сотрудников... »35 В целях сохранения агентуры в циркуляре напоминалось о необходимости строго внушить сотрудникам недопустимость проявления ими инициативы в революционных предприятиях и о вовлечении ими в таковые своих единомышленников (имелась в виду тактика провокации). Вопрос о «провокаторах», о провокационной деятельности секретной агентуры настолько сложен, что требует специальных изысканий. Здесь же можно лишь сказать, что позиция Департамента полиции и Министерства внутренних дел по этому вопросу не оставалась неизменной. Не было единства взглядов по отношению к провокаторству и внутри Департамента и Министерства внутренних дел. Эти разногласия существенно влияли на постановку всей розыскной работы Департамента, что, в частности, признавалось в свидетельских показаниях деятелей Департамента полиции на допросах в ЧСК36. Одновременно Департаментом издается ряд циркуляров, напутствующих руководителей политического сыска на устройство судеб разоблаченных сотрудников, на характер отношений с ними. Содержится просьба не направлять расконспирированного сотрудника в Департамент, а попытаться устроить его в другое ГЖУ или охранное отделение, а в случае тяжелого положения постараться, исходя из его заслуг, содержать несколько месяцев37. Для повышения эффективности розыскной работы, Департамент полиции принимает ряд мер по укреплению кадрового С. 207. состава ведущих сотрудников как в самом Департаменте полиции, так и в учреждениях, подотчетных ему. Начальниками охранных РОО и розыскных пунктов назначаются молодые, только что окончившие жандармские курсы офицеры, «рвущиеся в бой». Именно они выступили в качестве главной ударной силы в борьбе с революционными организациями после отката революции 1905—1907 гг. «Обскакав» генералов-руководителей ГЖУ по премиям и наградам, они в то же время стали основной мишенью для покушений со стороны террористов. В 1910 г. по инициативе Еремина в Особом отделе создается секретная агентурная часть, которая призвана была специально заниматься работой с секретной агентурой. Еремин пытается выяснить пути поступления к Бурцеву информации о секретных сотрудниках. Но Бурцев был достаточно конспиративен. 28 февраля 1910 г. Департамент полиции рассылает начальникам ГЖУ, охранных отделений, ЖПУ ж.д. циркуляр: «В Департамент полиции поступают указания, что в основанную эмигрантом Бурцевым "следственную комиссию" все чаще и чаще доставляются сведения о состоящих у разных розыскных органов секретных сотрудниках, причем в распоряжение этой комиссии пересылаются подлинники или копии с документов сотрудников. Сообщая об изложенном и находя, что подобное явление дезорганизует дело политического розыска и подвергает жизнь многих секретных сотрудников опасности со стороны революционеров, Департамент полиции просит сосредоточить все внимание на служащих вверенном вам розыскном пункте с целью выяснения лиц, передающих документы»38. Однако, перехитрить Бурцева Департаменту полиции так и не удалось. С приходом Еремина розыскная деятельность Департамента, по крайней мере, на уровне самого Департамента, резко активизировалась. Помимо засылки секретных сотрудников, местные жандармы начинают применять метод дискредитации наиболее сильных и активных деятелей, распуская о них ложные слухи и выводя из игры ценные партийные кадры. Одной из жертв такого рода тактики оказался видный функционер РСДРП В.И. Орловский. Даже спустя несколько лет после того, как он был заподозрен в связи с охранкой и был выслан в Иркутскую губернию, один из ссыльных, социал-демократ, бывший член Государственной думы А.В. Калинин писал члену Государственной думы большевику Н.Р. Шагову: «Пусто, холодно кругом, нечем заполнить пустоты душевной. Ссылка измельчала, местами даже загрязнилась. Нервозность на почве безработицы и недоедания повышена до невероятности. Кроме этого политическая ссылка кроет в себе массу лиц или имеющих, или С. 208. имевших соприкосновение с охранным отделением. С месяц тому назад, например, наша Тулуновская ссылка открыла еще одного ссыльного провокатора, некоего Орловского, работавшего в революционных организациях под кличкой "Никифора" и провалившего целый ряд организаций»39, На основании изучения материалов Департамента полиции, Московского охранного отделения мне удалось доказать, что все обвинения против Орловского не имели под собой никаких оснований40. К сожалению, дальнейшая судьба Орловского неизвестна. Подобный же случай произошел на Кавказе, когда, оберегая своего сотрудника, местная полиция делала все, чтобы избежать его провала. В результате подозрение пало не на настоящего секретного сотрудника, а на находившегося с ним в дружеских отношениях Виссариона Мгеладзе. Даже его жизнь находилась в опасности, так как товарищами по организации было вынесено решение его устранить. Только по счастливой случайности вскоре выяснилось, что подозрение это не имело под собой никаких оснований. Интересен случай с секретным сотрудником заграничной агентуры Эваленко (Еваленко). «Американский Азеф» — так окрестили его журналисты. Долгие годы проживая в Америке, он имел тесную связь с политическим сыском России, «освещая» приезд русских революционеров в Америку, деятельность революционной эмиграции. Для утверждения своего положения он предпринял, не без участия Департамента полиции, переиздание в Нью-Йорке на русском языке «Капитала» К. Маркса. Исследовательница этого вопроса А.В. Уроева в своей книге пишет: «Это издание представляло собой точную копию издания Полякова, за исключением мелких типографических деталей. Титульный лист книги воспроизведен точно, сохранена и дата издания — 1872 г. Перепечатка была сделана в тот период, когда издание 1872 г. стало уже библиографической редкостью... Однако, из всего тиража было распространено лишь незначительное количество экземпляров, вероятно несколько десятков»41. Автор не называет фамилию секретного сотрудника, так как в то время использованные ею материалы находились на специальном хранении. Несмотря на маскировку, Эваленко через несколько лет был разоблачен как секретный сотрудник. Руководствуясь инструкциями и циркулярами Департамента полиции, власти на местах также издавали свои циркуляры и разработки по политическому сыску. Так, начальник Московского охранного отделения М.Ф. Фон-Коттен издал ряд циркуляров, которые развивали отдельные положения инструкции и циркуляров Департамента полиции. В одном из них, в частности, настоятельно указывалось на необходимость С. 209. приобретения вспомогательных секретных сотрудников. В циркуляре от 17 мая 1908 г. подчеркивалось, что в отличие от основных секретных сотрудников, вспомогательные сотрудники должны «приискиваться из благонадежной части населения»42. Его преемник на этом посту П.П.Заварзин пошел значительно дальше и стал инициатором подготовки и издания инструкции Московского охранного отделения по организации и ведению внутренней агентуры. Инструкция была составлена с использованием основных положений департаментской инструкции 1907 г. Но в отличие от нее московская инструкция давала больше конкретных советов по работе и общению с секретными сотрудниками, направлению их деятельности. Она состояла из пяти разделов43. В марте 1911 г. инструкция оказалась в руках министра внутренних дел, затем была передана заведующему Особым отделом Департамента полиции Еремину. Инициатива не была одобрена. Резолюция Еремина гласила «Доложено 14 марта. Г[осподин] директор приказал увед[омить] полков[ника] Заварзина, что до свед[ения] Его пре[восходительст]ва дошло, что им издана литографированным путем инструкция] по организации] и ведению внутренней агентуры, представляющая из себя с незначительной [перефразировкой] копию изданной Департаментом] п[олиции] в 1907 г. инструкции по организации] и ведению внутреннего] (агентурного) наблюдения, с которой при рассылке было воспрещено снимать копии и которая была послана лишь начальником] РОО для личного руководства при разъяснении офицерам оснований ведения внутренней] агентуры. Ввиду этого Департамент] п[олиции] предлагает представить объяснения, на каком основании полковник] Заварзин позволил себе без ведома и разрешения ДП составить и распространять означенную инструкцию и [составить] подробный отчет о том, сколько экземпляров ее было отпечатано и кому именно разослано»44. Как представляется автору, создание инструкции было ответом на возникавшие в ходе работы вопросы, требовавшие разъяснения, и составлена она была профессионально. Однако, Еремина как службиста и человека военного, возмутила «самодеятельность» подчиненного. Сыграло роль, видимо, и то, что он опасался рассекречивания такого рода документации в случае, если бы эта практика получила распространение. Следует отметить, что все попытки Департамента полиции добиться в 1907—1910 гг. укрепления секретной агентурной сети путем более щедрого финансирования и повышения требовательности к руководителям сыска, сыграли определенную роль только на короткий период. С. 210. Ревизия розыскных органов, проведенная в октябре 1911 г. под руководством вице-директора Департамента Виссарионова, констатировала «упадок агентуры». Составленный им доклад так и назывался «Об упадке агентуры и о способах к поднятию политического сыска»45. 29 октября 1911 г. доклад был направлен товарищу министра внутренних дел. В докладе Виссарионов указывал, что розыскная работа переживает кризис и выдвигал ряд причин, которые тормозят ее развитие. Автор детально останавливался на кадровом составе работников как на местах, так и в центре. Причем одной из причин «упадка» он считал переживаемый политический момент, когда разоблачения агентуры, а также деятельность бывших служащих Департамента и охранных отделений — Меньшикова, Бакая, Гагмана «нанесли непоправимый вред», возбудили в «наличных сотрудниках недоверие к розыскным органам, неуверенность в тех лицах, которым оказывали услуги»46. Но и сам Департамент полиции не всегда был на высоте, ставя порой в сложные условия своих подопечных — начальников РОО и ГЖУ. Стремясь держать в поле зрения деятельность активных партийных центров и используя для этой цели секретную агентуру, Департамент идет на нарушение им же созданных инструкций, подталкивает своих секретных сотрудников на активное участие в революционной деятельности. Пример тому — Малиновский, Романов, Бряндинский, которым удалось приблизиться к «партийным верхам». О «вольном» отношении к собственным предписаниям свидетельствует и то, что при создании в 1907 г. РОО и новых охранных отделений, все инструкции были посланы только руководителям этих структур. В то же время, часть начальников ГЖУ в тех районах, где не было розыскных пунктов, продолжала заниматься розыскной деятельностью, не имея основных руководящих документов, получая от Департамента полиции циркуляры в развитие незнакомой им инструкции. Хотя вопрос о состоянии политического розыска был основным в работе Департаменте полиции, реакция министерства на доклад Виссарионова была неспешной. Только в конце ноября—декабря 1912 г. в Петербурге состоялся съезд руководителей политического сыска. На этом совещании рассматривалось много вопросов, в очередной раз обсуждались провокационные приемы, применяемые в розыске, основное внимание было уделено пересмотру приемов розыска. Было высказано много нареканий на несоответствие ряда утвердившихся приемов изменившимся «формам проявления революционного движения». В связи с этим было принято решение усовершенствовать имеющиеся инструкции, пересмотреть все циркуляры, С. 211. издававшиеся Департаментом полиции с 1881 г. и действовавшие до сих пор. По подсчетам Департамента полиции их было не менее 250 47. Под руководством вице-директора Департамента полиции Виссарионова создается группа по рассмотрению накопившихся вопросов в целях переработки и совершенствования указанных нормативных документов48. Однако, приход к руководству всей системой политического сыска в январе 1913 г. Джунковского, занявшего пост товарища министра внутренних дел, заведующего полицией, привел к фактической приостановке работы комиссии. Исходя из своих представлений об этике розыскной работы, Джунковский настоял на ликвидации секретной агентуры в средних учебных заведениях и в армии. Другие полицейские чины считали, что этим был нанесен удар по делу политического сыска49. Как отмечалось выше, Джунковским был поставлен вопрос об упразднении охранных и POO. В связи с этими реорганизациями всем ГЖУ возвращались целиком их функции по политическому сыску. Поэтому встал вопрос о пересмотре введенных в действие в 1907 г. Положений о районных охранных отделениях и об охранных отделениях. Очевидно, наиболее подходящей кандидатурой для пересмотра старых инструкций и составления новых был бы Еремин, но осложнившиеся отношения с директором Департамента Белецким привели к переходу Еремина в июне 1913 г. на должность заведующего жандармским управлением в Финляндии. Новый заведующий Особым отделом Броецкий явно был не готов к такой работе, о чем и писал директору Департамента: «...Эту ответственную работу, в интересах всесторонней и широкой разработки столь необходимого руководящего материала представлялось бы необходимым поручить одному из жандармских офицеров, основательно практически знакомому с постановкой розыска на местах и обладающему положительными теоретическими знаниями о строении и деятельности современных революционных партий и организаций...»50 Кроме систематизации имеющегося материала надо было разработать новое Положение об оставшихся РОО, их отношениях с Департаментом полиции, ГЖУ и розыскными пунктами. В конце концов эта работа была поручена подполковнику Энгбрехту, состоявшему в резерве при Петроградском ГЖУ. В декабре 1914 г. работа им была закончена и представлена в Департамент полиции. Это был довольно большой материал, состоящий из трех инструкций, указателей, списка циркуляров, предлагавшегося к отмене. Самыми важными документами были инструкции: С. 212. «Инструкция Департамента полиции по организации и ведению внутреннего наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях»; «Инструкция Департамента полиции по организации и ведению наружного наблюдения в жандармских и розыскных учреждениях»; «Свод правил по ведению политического розыска и отчетности по розыску в жандармских и розыскных учреждениях»51. Материал был дан под общим заголовком «Наказ по ведению политического сыска». Вся представленная документация была послана на заключение полковнику П.К. Попову, который в это время переходил с должности начальника Петербургского охранного отделения на должность штаб-офицера для поручений при министре внутренних дел. Судьба этих документов до сих пор остается неясной. Под полковник Энгбрехт, назначенный на новую должность, к этом работе больше не вернулся, не удалось разыскать заключение Попова. На требование вернуть материалы в Департамент в телефонном разговоре со служащим Департамента в январ. 1915 г. Попов ответил, что документы возвращены директор) ДП. В ГА РФ имеются черновики работы Энгбрехта, а также неполная машинописная копия «Наказа» (перепечатка 1952 г.). Возможно, инструкция была разослана для обсуждения и не была утверждена. Вполне возможно также, что инициативу по созданию документа перехватил Попов, считавший себя, да так считал и не он один, крупным специалистом в деле политического сыска. Практически весь подготовленный Энгбрехтом материал перешел к нему. В сентябре 1916 г. Министерство внутренних дел, исходя из необходимости «ввести во всех розыскных органах Министерства внутренних дел единообразные приемы розыскной работы и отчетности по розыску»52, поручило Попову подготовить соответствующий проект «Наказа». «Наказ» был подготовлен, он состоял из 15 глав (называвшихся отделами), которые, в свою очередь, делились на разделы и параграфы. Вместе с таблицами и формами отчетности «Наказ» содержал 268 страниц машинописного текста. В сравнении с предыдущими инструкциями в «Наказе» Попова существенно расширяется круг организаций и лиц, подлежавших наблюдению. Кроме участников революционного движения упоминаются воинские части, сельская администрация, железнодорожные и почтовые служащие, просветительские общества, учащиеся средних и высших учебных заведений, масоны, сектанты и т.д.53 Пожалуй, самым важным и интересным материалом был отдел VI — «Организация и ведение внутреннего наблюдения». В общей части раздела давалась характеристика С. 213. различных категорий секретной агентуры: секретные сотрудники, вспомогательные агенты, осведомители, штучники, розыскные агенты (цензурщики, установщики, справщики). Здесь же говорилось о приобретении агентуры и о ее видах — сельская, ученическая, железнодорожная, воздухоплавательная и т.д.54 Совершенно новыми главами документа были VIII — «Охрана лиц от покушений» и IX .— «Работа розыскных учреждений по делам военного шпионажа». 28 ноября 1916 г. проект «Наказа» был представлен товарищу министра внутренних дел. В заключительной части документа Попов давал список использованных им источников. Наряду с документами 1907 г., были упомянуты материалы совещания 1912 г., циркуляры последних лет. Одновременно Попов упоминает «Свод правил по политическому розыску», составленный в Департаменте полиции в 1913 г. Очевидно, Попов имеет в виду материалы, представленные в свое время Энгбрехтом. То ли умышленно, то ли по незнанию упоминает 1913 г., а не 1914 г. Эта оговорка доказывает, что материалы Энгбрехта не имели распространения и едва ли были использованы в розыскной работе. Вопрос о судьбе инструкций 1914 и 1916 гг., составленных Энгбрехтом и Поповым, не так прост, как может показаться. В свое время П.Е. Щеголев, возглавлявший комиссию по разбору дел Департамента полиции, после февраля 1917 г. просмотрел материалы ДП по политическому сыску и опубликовал ряд работ. Он пришел к следующему заключению: все руководящие указания ДП по производству розыска и дознаний были собраны генерал-майором Отдельного корпуса жандармов Поповым и подготовлены им к печати. К сожалению, этот труд Попова не дошел до нас ни в одном экземпляре55. Автору удалось найти тезисы «Наказа» Попова, подписанные им самим, и полный экземпляр «Наказа». В настоящее время это материал стал доступен исследователям. Подводя итог сказанному о деятельности Департамента полиции по организации работы с секретной агентурой, следует констатировать, что политический сыск не развивался по восходящей линии: подъемы чередовались спадами. И решающими факторами здесь являлись изменения в кадровом составе работников и политическая обстановка в стране и отдельных регионах. Этот вывод подтверждается запиской последнего заведующего Особым отделом Департамента полиции И.П. Васильева. Арестованный в мартовские дни 1917 г. Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, он представил 21 марта в ЧСК записку, озаглавленную: «О провокационной деятельности некоторых розыскных деятелей». Давая общую С. 214. оценку деятельности Департамента полиции, Васильев писал: «Быть может, здесь уместно будет сказать, что дело политического розыска после революции 1906 — 1907 годов пришло в значительный упадок... Исключение составляет время заведования Департаментом Трусевичем и Курловым... Окончательно розыск захирел, — пишет Васильев, — благодаря отмене при генерале Джунковском агентуры в войсках, но с подъемом общественного движения в 1915 — 1917 годах... розыск "оживился" вследствие того, что движение происходило не при прежней конспиративной обстановке, вышло из подполья, каковое обстоятельство дало возможность даже мелкой агентуре быть в курсе течения событий»56. Несмотря на предвзятый характер некоторых оценок, содержащихся в записке, в целом его выводы соответствовали действительности. . Примечания 1 Подробнее о Рачковском см.: Брачев B.C. Мастер политического сыска Петр Иванович Рачковский // Сб. Английская набережная, 4. СПб., 1997. С. 291-324. 2 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1898. Д. 1. Ч. 1. Лит. Д. Л. 1-15. 3 Там же. 4 Там же. Ф. 102. 00. 1902. Д. 825. Л. 204, 210. 5 Щеголев П.Е. Охранники, агенты, палачи. М., 1992; Ярмыш А.Н. Наблюдать неотступно. Киев, 1992; Цявловский М.А. Секретные сотрудники Московской охранки 1880-х годов // Голос минувшего. 1917. № 7 — 8. С. 180, 183; Бакай М.Е. Еще о провокации и провокаторах // Былое. 1909. № 11 — 12; Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы. СПб., 1992; Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. М., 1993; Тютюнник Л.И. Департамент полиции в борьбе с революционным движением в России на рубеже XIX-XX веков (1880-1904 гг.). М., 1986; Федоров С.Е. Политический розыск в царской России в начале XX в.: Средства и методы. Авт. дисс. Харьков, 1992. 6 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1898. Д. 5. Ч. 52. Лит. Б. Л. 32-33; Лурье Ф.М., Перегудова З.И. Царская охранка и провокация //Из глубины времен. 1992. № 1. Л. 57. 7 Спиридович А.И. Записки жандарма. М., 1990. С. 43, 44. 8 ГА РФ. Ф. 102. 7 д-во. 1896. Д. 257. 9 Козъмин Б.П. С.В.Зубатов и его корреспонденты. М.; Л., 1928. С. 26 10 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1906. Д. 32. Л. 99; Д. 342. Л. 67. 11 Там же. Д. 1306. Л. 4. 12 Там же. Л. 5. 13 Там же. Д. 342. 14 Красный архив. 1929. № 1 (32). С. 158. 15 Заграничная агентура Департамента полиции (записки С. Сватикова и документы заграничной агентуры). М., 1941. С. 121 — 131; Из глубины времен. 1992. № 1. С. 71-83. 16 Там же. С. 73. 17 Там же. 18 Там же. С. 80. 19 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 260. Д. 259. Л. 13. 20 Из глубины времен. СПб., 1992. № 1. С. 77. 21 Там же. Л. 78. 22 Цитируется по ст. Жилинского В.Б. // Голос минувшего. 1917. N9 9-10. С."286. 23 Инструкция по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения. Публикация Лурье Ф.М., Перегудовой З.И. // Из глубины времен. 1992. № 1. С. 71-83. 24 См.: Заграничная агентура Департамента полиции (записки С.Свашкова и документы секретной агентуры). М., 1941. С. 121. 25 Лурье Ф.М., Перегудова З.И. Царская охранка и провокация // Из глубины времен. СПб., 1992. № 1. С. 61; Лурье Ф.М. Полицейские и провокаторы. СПб., 1992. С. 128. «Наблюдать неотступно...» Киев, 1992. С. 139. 26 ГА РФ. Ф. 102. 1908. Д. 540. Л. 2, 8, 4-53, 62-67, 96-102, 177-191. 27 Там же. Ф. 102. Оп. 260. Д. 29. Циркуляр от 8 марта 1910 г. X? 107313. 28 Там же. Ф. 280. 1911. Д. 500. Ч. 18; Ф. 1467. Оп. 1. Д. 440. Л. 6. 29 Цит. по ст. Жилинского В.Б. «Организация и жизнь охранного отделения» // Голос минувшего. 1917. N° 9—10. С. 266. 30 ГА РФ. Ф. 280. 1910. Д. 5001. Л. 3. 31 Там же. Ф. 102. Оп. 260. Д. 24. Л. 46. Циркуляр ДП от 20 июня 1909 г. № 131989. 32 Там же. Ф. 102. 00. 1914. Д. 3. Л. 2 об.; ЦДП от 15 мая 1910, № 125495. 33 Там же. Д. 1467. Оп. 1. Д. 440. Л. 8. 34 Донесения Азефа в Департамент полиции и представителям политического сыска. Письма Азефа 1893—1917 / Сост. Д.Б. Павлов, З.И.Перегудова. М., 1994. С. 14-129. 35 Циркуляр Департамента полиции № 123244 от 5 февраля 1909 г. 36 Щеголев П.Е. «Охранники и авантюристы». М., 1930. С. 142 — 147. 37 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 260. Д. 21. Л. 85; ЦДП от 15 ноября 1908 г., Х° 141711. Перегудова З.И. Строго законспирированы. М., 1983. С. 97-98. 38 ГА РФ. Ф. 102. 00. Оп. 260. Д. 256. Л. 83. 39 Там же. Ф. 102. 00. 1913. Д. 5. Ч. 27. Лит. Б. Л. 10. Письмо от Н февраля 1913 г. 40 Подробнее об Орловском см.: Перегудова З.И. Методы борьбы Департамента полиции // Факел. 1990. С. 201—202; Перегудова З.И. Строго законспирированы. 41 Уроева А.В. Книга, живущая в веках. М., 1972. С. 148. 42 ГА РФ. Ф. 280. 1908. Д. 5010. Л. Зоб.-4. 43 Впервые частично инструкция была опубликована в сб. «Большевики: документы по истории большевизма с 1903 по 1916 гг. бывшего Московского охранного отделения». Изд. 1-е. 1918. С. IV—VI; Изд. 3-е. М., 1990. С. 18 — 22. В настоящее время инструкция опубликована полностью. См.: Тайны политического сыска. Инструкция о работе с секретными сотрудниками. СПб., 1992. С. 2 — 15. Предисловие А.В. Островского, публикация З.И. Перегудовой. 44 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 314. Д. 43. Л. 1. 45 Там же. Ф. 102. 00. 1911. Д. 148. Л. 4. 46 Там же. 47 Там же. Ф. 102. 1914. Д. 366. Т. 1-2. 48 Падение царского режима. Т. 1. С. 19. 49 Щеголев П.Е. Охранники и авантюристы. М., 1930. С. 149 50 ГА РФ. Ф. 102. ОО. 1914. Д. 366. Л. 17. 51 Там же. Ф. 102. ОО. 1914. Д. 366. Л. 366. Т. 1. Черновики доку ментов. 52 Там же. Ф. 102. Оп. 314. Д. 43. Л. 27 (копия). 53 Там же. Д. 49. Л. 6-12. 54 Там же. 55 Щеголев П.Е. Охранники, агенты, палачи. М., 1992. С. 316, прим. 143 56 Там же. С. 227. С. 216. § 2. Комиссии Временного правительства и работа советских архивов по раскрытию секретной агентуры Одним из наиболее сложных и болезненных вопросов, связанных с проблемами политического сыска в дореволюционной России, является вопрос о раскрытии секретной агентуры. Продолжаются попытки, часто без достаточных на то оснований, расширительно толковать эту проблему. Причем нередки случаи, когда речь идет не только о чисто количественной стороне дела, но и о конкретных исторических фигурах. Прояснению этих вопросов может способствовать анализ работы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, а также ряда других комиссий, созданных после Февральской революции. Вопрос о разоблачении лиц, предававших свою организацию, товарищей по борьбе, всегда волновал революционные организации, которые создавали целую систему конспирации, затруднявшую работу политической полиции1. Революционные организации создавали комиссии, партийные суды, межпартийные суды2, которые рассматривали вопросы о провокации, и результаты этой работы публиковались на страницах партийной печати, выпускались отдельными листовками с портретом и биографией предателя. Партийные организации пытались и сами засылать своих людей в органы политического сыска. Широко известен факт поступления на службу в III Отделение народовольца Н.В. Клеточникова. Ему удалось получить материалы на 385 человек, из которых 115 являлись постоянными секретными сотрудниками, хотя не все они работали в революционных организациях3. И это был не единичный случай попыток проникновения революционеров в тайны политического сыска. Большую работу по выявлению секретной агентуры в партийных рядах провел Бурцев4. Широко известны имена секретных сотрудников, разоблаченных еще до революции: Азеф, Геккельман-Ландезен-Гартинг, С. 217. Жученко-Гернгросс, Бряндинский, Житомирский, действовавшие в среде эсеровского и социал-демократического движения. После Февральской революции, когда стали доступны материалы Департамента полиции, охранных отделений, розыскных пунктов, ГЖУ и ЖПУ ж.д., наступил новый этап в разоблачении секретных сотрудников. С марта по октябрь 1917 г. в Петербурге, Москве и во многих других городах по постановлению Временного Правительства и распоряжениям исполкомов местных Советов были созданы комиссии, которые прямо или косвенно занимались вопросами секретной агентуры. Назовем основные из них: Чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных по должности действий бывших министров и прочих должностных лиц (Петроград); Комиссия по заведованию архивом заграничной агентуры в Париже; Комиссия по обеспечению нового строя (Москва); Комиссия по разбору дел бывшего Департамента полиции подведомственных ему учреждений (Петроград) и ряд комиссий на местах. Именовались местные комиссии по-разному. Так, в Свеаборге в апреле 1917 г. была создана «секция» под названием «Охрана народной свободы Свеаборгской крепости». В ее задачу входило: пресечение контрреволюционных действий на территории Свеаборга, выявление секретной агентуры, служившей в учреждениях политического сыска5. Решением Исполнительного комитета Выборгского совета солдатских и рабочих депутатов в Выборгском крепостном районе была создана секция «Охраны народной свободы», одной из задач которой была разработка секретных архивов и выявление секретной агентуры6. В октябре 1917 г. постановлением Исполнительного комитета совета рабочих и солдатских депутатов крепости Кронштадт была создана Чрезвычайно-следственная комиссия Исполнительного комитета. Основная цель комиссии — расследование дел, связанных с секретной агентурой Кронштадтского жандармского управления. В состав комиссии вошли представители политических партий и общественных организаций. Все дела о секретных сотрудниках после их сбора, исследования и формирования из комиссии передавались в общественный демократический суд7. Комиссии на местах работали в тесном взаимодействии со столичными комиссиями. У столичных комиссий было много направлений работы. У местных, как правило, — подбор документов для столичных комиссий, выявление материалов о секретной агентуре, публикация списков с их именами в прессе, принятие против секретных сотрудников мер воздействия С. 218. — арест, подписка о невыезде, временное запрещение участвовать в общественной и политической жизни. В некоторых городах были созданы архивные комиссии при исполкомах. Комиссии целенаправленно занимались приведением в порядок материалов и выявлением секретной агентуры. В исторической литературе более всего известна «Чрезвычайная следственная комиссия для расследования действий бывших министров и прочих должностных лиц», с которой в тесном контакте работали вышеназванные комиссии. Она была создана 4 марта 1917 г. 12 марта было опубликовано Положение о ее статусе и функциях8. Комиссия учреждалась при министре юстиции, который осуществлял функции генерал-прокурора. Во главе комиссии стоял председатель на правах товарища министра юстиции. Им был назначен московский присяжный поверенный Н.К. Муравьев. Комиссия имела широкий спектр задач. Основная задача, как следует из ее названия — расследование «тех действий высших чинов старого строя, которые представляются преступными и по действовавшим даже в то время законам». Исходя из задач комиссии9, она имела сложную структуру, многочисленные подразделения. Самая крупная структура, которая вела расследование «противозаконных действий по должности бывших министров и прочих должностных лиц», имела 30 следственных10 частей. У каждой следственной части был свой круг вопросов и своя специализация. Так, следственная часть № 1 расследовала противозаконную деятельность должностных лиц по продлению (в 1905—1906 гг.) действия «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» от 14 августа 1881 г., введенного Александром III как временного. Следственная часть № б занималась вопросами нарушений законодательства министром юстиции И.Г. Щегловитовым. Следственная часть № 7 была связана с действиями министра внутренних дел А.Д. Протопопова. Следственная часть № 10 рассматривала материалы о действиях должностных лиц в «борьбе с народным движением в феврале — марте 1917 г.». Следственная часть № 13 была связана с расследованием деятельности Г.Е. Распутина и его влияния на Николая II в области управления государством. Что касается секретной агентуры, то такой следственной части не было, но вопрос об агентуре периодически оказывался во внимании следователей. Это было связано с расширением тематики вопросов при производстве следственных действий. Все чаще стали подниматься вопросы о методах работы политического сыска и действиях чиновников Департамента 218 полиции. Ставились вопросы о секретной агентуре и провокационных методах ее работы. Так как в распоряжении ЧСК оказались некоторые министры внутренних дел и товарищи министров, директора и вице-директора Департамента полиции, арестованные в первые дни революции, то многие вопросы о провокации и секретной агентуре были адресованы им. Практически каждому министру внутренних дел и служащим Департамента задавались вопросы, связанные с действовавшими инструкциями по работе с секретной агентурой. ЧСК пыталась выяснить, насколько далеко заходили подследственные, оплачивая работу тех, чья деятельность, с точки зрения закона, была преступной (то есть секретных сотрудников, занимавшихся революционной деятельностью). В этой связи шел разговор о бывшей революционерке и секретной сотруднице Е.Н. Шорниковой и ее роли в создании дела по обвинению членов социал-демократической фракции II Государственной думы. Много было уделено времени и Малиновскому — социал-демократу и руководителю социал-демократической фракции IV Государственной думы. Согласно условиям выборов в Государственную думу, в нее не могли баллотироваться лица, ранее судившиеся по уголовным делам. Каким же образом Малиновский, дважды судившийся в юности за кражу со взломом, оказался членом Государственной думы?! Неужели это не было известно в Министерстве внутренних дел, знали ли это товарищи по партии?! По делу Малиновского много вопросов: допрашивались представители политического сыска, члены Государственной думы, бывшие коллеги по партии, были допрошены В.И. Ленин, Н.К. Крупская». Впоследствии материалы о Малиновском, собранные в ЧСК, легли в основу его дела, завершенного в революционном трибунале. Поднимая вопросы о провокации, секретном сотрудничестве, требуя от местных комиссий документы, ЧСК будировала и направляла работу местных комиссий в этом направлении. ЧСК так и не смогла доказать противозаконность, превышение власти представителями политического сыска. Практически все допрошенные не признавали, что они нарушали закон, указывая на государственную необходимость и на то, что западная демократия из соображений той же государственной необходимости пользуется услугами секретных сотрудников, «освещающих» деятельность «нежелательных с точки зрения буржуазного государства организаций»12. «Ни в одном из цивилизованных государств в Европе нет другого способа. Агентуру имеют также и республиканские С. 220. государства, Франция, например», — заявил бывший директор Департамента Белецкий13. Уже позднее другой представитель политического сыска, Заварзин, 18 лет проработавший в охранных отделениях Москвы, Варшавы, Одессы, также в свое время арестованный ЧСК, но удачно избежавший долгих сидений, как его коллеги, писал: «Возможно ли обойтись без внутренней агентуры и чем ее заменить?.. Ответ определенный. Ничем ее заменить нельзя, а потому она необходима и существует во всех без исключения странах мира»14. Основная работа по выявлению секретной агентуры проводилась в Петербурге «Особой комиссией по обследованию деятельности бывшего Департамента полиции и подведомственных ему учреждений (районных охранных отделений, охранных отделений, жандармских управлений и розыскных пунктов) за 1905—1917 гг.»15 и в Москве комиссией по обеспечению нового строя при Исполнительном комитете московских общественных организаций16. «Особая комиссия» имеет свою предысторию. 10 марта 1917 г. в Петербурге была образована «Комиссия по разбору дел бывшего Департамента полиции». Задачами комиссии были: 1. Собрать и озаглавить все дела и бумаги бывшего Департамента полиции. 2. Привести их в порядок, сделать опись. 3. Удовлетворять без промедления требования о выдаче дел и бумаг, нужных для Чрезвычайной следственной комиссии и Министерства внутренних дел 17. Руководителем комиссии был назначен Павел Елисеевич Щеголев, революционер, журналист, редактор ряда легальных журналов, посвященных истории революционного движения: «Былое», «Минувшие годы». Как специалист, занимавшийся исследованием деятельности Министерства внутренних дел, он неоднократно выступал перед сотрудниками комиссии ЧСК, «раскрывая тему Департамента полиции». Периодически его приглашал председатель ЧСК Муравьев на заседания комиссии и он выступал в качестве эксперта по некоторым документам. Постановлением Временного правительства от 15 июня 1917 г.18 на базе «Комиссии по разбору дел бывшего Департамента полиции» создается «Особая комиссия...» Рамки ее деятельности значительно расширены. В Постановлении Временного правительства были четко определены задачи «Особой комиссии...»: С. 221. а) исследование всех дел, имеющих отношение к политическому розыску в архивах Департамента полиции и подведомственных ему учреждений; б) сношения с исполнительными комитетами и комиссиями; работающими на местах по данным местным архивов, а в случае отсутствия такой работы на местах, — принятие мер к охране и разработке местных архивов; в) обращение за получением материалов и сведений, касающихся политического розыска ко всем правительственным и общественным учреждениям; г) удовлетворение требований правительственных органов и общественных учреждений по справкам, относящимся «до политического розыска». Основными направлениями деятельности Особой комиссии были: . а) выяснение состава секретной агентуры розыскных органов империи19; б) розыск документов, их подбор для ЧСК. На основании Положения об Особой комиссии, материалы Департамента полиции передавались в ведение министра юстиции20, а управление архивом возлагалось на председателя комиссии. В состав «Особой комиссии...» входила «Архивная комиссия». Вскоре в «Особую комиссию» стали поступать архивы учреждений, подведомственных Департаменту полиции. Для более тесного взаимодействия «Особой комиссии» и ЧСК Щеголев был введен в состав Чрезвычайной следственной комиссии, сверх имевшихся четырех членов, предусмотренных Положением ЧСК. В распоряжении «Особой комиссии» с самого начала находились документы Департамента полиции, которые к этому времени были приведены в относительный порядок, две ценнейшие картотеки Департамента: общая картотека и картотека секретных сотрудников. Прежде чем анализировать работу самой комиссии, необходимо остановиться на характеристике материалов и документов, которые поступили в распоряжение комиссий, созданных Временным правительством. В первые дни революции особенно сильно пострадали учреждения, деятельность которых была связана с карательной политикой самодержавия. В эти дни погибло много материалов. Возмущение народных масс проявлялось в самых разнообразных формах, в том числе и в разгроме полицейских участков, охранных отделений, зданий судебных установлений, тюрем. В ряде случаев эти действия подогревались и направлялись переодетыми жандармами. Существовало негласное распоряжение полицейских властей, которое требовало от 221 подчиненных, в случае массовых волнений, при угрозе захвата полицейских участков, учреждений политического сыска уничтожать материалы агентуры, перлюстрацию. В Петрограде практически целиком были уничтожены документы Петроградского губернского жандармского управления. Учреждение, история которого началась в 1867 г., оставило нам в наследство только 270 ед. хр.21. От Петроградского охранного отделения осталось 6058 дел22. А.А. Блок, появившийся в марте 1917 г. в Петрограде, потрясенный увиденным, писал своей матери: «Выгорели дотла Литовский замок и Окружной суд, бросается в глаза вся красота их фасадов, вылизанных огнем, вся мерзость, безобразившая их изнутри, выгорела»23. Довольно сильно пострадали материалы Московского охранного отделения, погром которого начался 1 марта 1917 г. Ворвавшаяся в помещение толпа ломала шкафы, картотеки, выбрасывала на улицу документы и разжигала костры. Горели дела, альбомы, каталоги, фотографии24. Здесь также работала «своя» рука. При разгроме Московского охранного отделения все структуры практически не были тронуты, кроме одной — агентурного отдела, где хранились материалы агентурных сводок, картотека агентурного отдела, по которой можно было бы вычислить секретную агентуру. Только бывшие служащие этого отдела знали, где находились документы их отдела. В уничтожении материалов агентурного характера принимал участие и бывший начальник Московского охранного отделения Мартынов. Но основная часть материалов все же уцелела. Практически не пострадали документы других структур Московского охранного отделения. Сохранились дела как деятелей революционного движения, так и по личному составу Охранного отделения. Но в период неразберихи, когда еще не была налажена охрана архива, туда заходили взять документы, свою фотографию на память деятели революционного движения. Впоследствии часть этих документов была сдана в музей, в «Общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев». В настоящее время фонд Московского охранного отделения насчитывает 51 236 ед. хр. Среди сохранившихся документов особенно важной являлась единая именная и тематическая картотека на материалы Московского и Московского районного охранных отделений. Были попытки поджога здания Департамента полиции. События Февральской революции, связанные с уничтожением документов, имели своим следствием то, что до сих пор существуют различные мнения о степени сохранности документов Департамента полиции и его Особого отдела, где хранились материалы о секретной агентуре. Известный историк В.В. Максаков, касаясь этого вопроса в одной из своих статей, 222 пишет, что почти до 10 марта охраняли материалы [Департамента полиции] чиновники МВД, в связи с чем часть материалов была расхищена и уничтожена25. Основываясь на этом, позже исследователь Б.К. Эренфельд писал: «...Хотя впоследствии Временное правительство отдало распоряжение об охране полицейских архивов, именно с этого момента началось преднамеренное, систематическое их уничтожение и расхищение заинтересованными лицами. К разбору архивов по политическим делам, как правило, привлекались добровольцы, а среди них нередко оказывались и бывшие охранники, принимавшие особенно энергичное участие "в приведении в порядок" архивных документов»26. В опубликованных в 1981 г. воспоминаниях Н. В. Измайлова о Пушкинском доме имеется интересный отрывок, посвященный судьбе материалов Департамента полиции. Автор совершенно правильно указывает на лиц, которые были озабочены сохранностью материалов с Фонтанки, 16 (в их числе были академик С.Ф. Ольденбург и Щеголев). Но удивляет его утверждение, будто бы «все, что удалось спасти, 3 марта погрузили на сани и свезли на Васильевский остров в Академию наук»27. Было ли все так, как описывают названные и не названные авторы? Начнем с выяснения вопроса, достаточно ли было одних саней, чтобы вывезти документы?! Сохранились воспоминания одного из комиссаров милиции — Б. Игнатьева, касающиеся охраны Министерства внутренних дел и Департамента полиции. Он сообщает, что народная милиция была создана в первые дни революции. Со своим отрядом он охранял участок, где был расположен дом министра внутренних дел и Департамента полиции. На него большое впечатление произвело помещение Министерства внутренних дел, кабинет министра. В кабинете, на столе, можно сказать, был порядок, валялось несколько разорванных бумаг. В особняке министра были «перерыты» его документы, но «вещи почти не тронуты, незначительно поломанное и попорченное производило впечатление нарочитости, то есть симуляции разгрома, и при том очень бережливого...» «В здании Департамента полиции разгром был несколько больший... Сразу было видно, что там чего-то искали и притом знали чего именно, ибо многие шкафы и столы вовсе не были тронуты... Словом — все производило впечатление не разгрома, а обыска, произведенного опытными руками »28. В связи с хорошей организацией охраны попытки погромщиков проникнуть извне в помещение Департамента полиции практически не увенчались успехом, хотя, как описывает Игнатьев, оборону держать порой было сложно. Уже после того, 223 как помещения Департамента полиции были взяты под охрану, к комиссару Игнатьеву явилась группа известных представителей науки, которые предложили в целях сохранности и полноценного научного использования документов переместить материалы Департамента полиции в Академию наук. Однако разрешения новых властей на перемещение у академиков не оказалось. В своих воспоминаниях Игнатьев довольно подробно описывает несколько встреч с представителями Академии наук, желавшими перевезти документы. Игнатьев не мог распоряжаться документами, народная милиция разрешила перевозить материалы лишь тогда, когда академик Ольденбург получил соответствующие полномочия от Временного правительства29. 3 марта действительно начали вывозить документы с Фонтанки, 16 30. Вывозились материалы, уже сданные в архив, а не текущее делопроизводство: документы III Отделения и материалы Департамента с 1880 по 1905 г. «Перевозка архива заняла более 2-х недель», — пишет Игнатьев. Так что одними санями обойтись, конечно, было невозможно. Часть материалов так и осталась на месте. Происходило только перемещение с этажа на этаж. Так рождаются легенды о погибших архивах. Особый отдел, в противоположность бытующему в исторической литературе утверждении31, не пострадал. Это подразделение Департамента находилось на особом положении, оно было хорошо изолировано от других структур, занимая весь 4-й этаж на Фонтанке, 16. Имелась специальная пропускная система. Даже многие сотрудники Особого отдела не всегда могли свободно пройти во все помещения отдела32 и, соответственно, они не могли знать местонахождение документов. В связи с тем, что во дворе Департамента полиции находились жилые помещения некоторых служащих, возможность уничтожения документов была, и часть дел действительно была уничтожена. Пострадали документы подразделений, находившихся во флигелях, выходивших на Пантелеймоновскую улицу. Это были материалы следующих структур Департамента полиции: 5-е делопроизводство — дела на деятелей революционного движения, подвергшихся административной высылке; 8-е делопроизводство, где находилась переписка, связанная с уголовным сыском. Была также попытка уничтожения картотеки Департамента полиции, которая являлась ключом почти ко всем его документам. Как отмечалось ранее, картотека эта была создана в 1907 г., когда встал вопрос об организации в Департаменте единого алфавита. Картотека уцелела. В дни революции, 224 пострадала небольшая часть картотеки с фамилиями на букву «А», было уничтожено примерно 10% карточек. В Особом отделе Департамента велись две картотеки, одна из них была влита в общую в 1907 г. Другая картотека на «совершенно секретные материалы» осталась в отделе. Сейчас она имеет название картотека «секретных сотрудников». Содержание соответствует названию. Но стоит оговориться, что в «совершенно секретной» переписке порой упоминались не только секретные сотрудники. И хотя карточки на таких лиц должны были отсылаться в общую картотеку, однако до сих пор в этой картотеке встречаются сведения о лицах, не имевших отношения к секретной агентуре. Как правило, допуск к этой картотеке всегда был строго ограничен. Вышеназванная картотека имеет 19 223 карточки на лиц, проходивших по «совершенно секретным» делам Особого отдела Департамента полиции. Основная часть включенных в нее лиц — это секретные сотрудники, вспомогательные агенты, заявители, штучники. Почти на каждого секретного сотрудника заводилось по несколько карточек: на действительную фамилию, кличку секретного сотрудника, фамилию нелегальную (если таковая была). Порой составлялись карточки только на кличку. Некоторые руководители политического сыска на местах при вербовке согласно инструкциям сообщали в Департамент кличку, по какой партии работает, профессию, оплату, но не всегда сообщали фамилию. Поэтому до сих пор некоторые карточки не расшифрованы, однако они не касаются крупных партийных деятелей. Хотя материалы Департамента полиции и были в мартовские дни 1917 г. рассредоточены по разным адресам, оказались они в конце концов в одних руках. По распоряжению Временного правительства они были переданы в ведение уже упоминавшейся выше Особой комиссии по разбору дел Департамента полиции. Особая комиссия работала до 25 октября 1917 г. В апреле 1918 г. ее материалы и функции перешли к «Особой комиссии при секретном отделе историко-революционного архива в г. Петрограде». Комиссия вошла в историю как тютчевская комиссия, поскольку возглавлял ее Н.С. Тютчев, известный революционер, народник, эсер. Она продолжала систематизацию и описание материалов Департамента полиции, разработку документов по секретной агентуре, отвечала на запросы с мест. В конце 1919 г. комиссия упраздняется. Дальнейшая разработка материалов продолжается уже «секретным столом» историко-революционного архива в г. Петрограде. Однако, вернемся к марту 1917 г. 8-560 225 Как было сказано выше, разработка материалов по секретной агентуре проводилась практически во всех наиболее крупных городах России. Огромная работа была проведена в Москве «Комиссией по обеспечению нового строя», учрежденной при исполнительном комитете Московских общественных организаций. Создана она была постановлением исполкома от 20 марта 1917 г. Председателем комиссии был комиссар г. Москвы Н.М. Кишкин. Товарищем председателя — присяжный поверенный В.Н. Малянтович. В состав комиссии входили комиссары, присяжные поверенные С.П. Симеон и А.Д. Годин. Основными задачами комиссии были: 1. «Предупреждение и пресечение контрреволюционных действий». 2. Выяснение лиц, являвшихся секретными сотрудниками Московского охранного отделения и Московского губернского жандармского управления. В связи с тем, что в Москве и некоторых губернских городах оказались материалы эвакуированных из Польши учреждений политического сыска, то по инициативе польской общественности они также подлежали обработке. В состав комиссии по обеспечению нового строя входили две коллегии: следственная и совещательная. Следственная коллегия выполняла всю текущую работу комиссии. В ее состав входили: товарищ председателя комиссии, комиссар, члены, назначаемые Исполкомом Московских общественных организаций. Состав коллегии изменялся и пополнялся за счет кооптации лиц, имевших юридическую подготовку, при единогласном решении коллегии о введении этих лиц. Совещательная коллегия состояла из председателя комиссии, его товарища, всех членов следственной коллегии. В ее состав входили представители Московских советов рабочих и солдатских депутатов и представители различных партий: большевиков, меньшевиков, бунда, эсеров и т.д. В составе коллегии значились и члены двух подотделов: 1) бюро по разработке секретных архивов; 2) комиссии по расследованию деятельности секретных сотрудников, работавших в польских партийных организациях. Совещательная коллегия рассматривала «все вопросы принципиального характера, вырабатывала указания для деятельности следственной коллегии и решала дела, находившиеся в производстве комиссии, которые не выносились на рассмотрение Межпартийного совестного суда». В основном это были вопросы организационного характера об аресте секретных сотрудников, филеров, офицеров, служивших в ГЖУ и 226 охранных отделениях, освобождении из-под стражи, о вызове на допросы, о медицинском освидетельствовании заключенных. Комиссия по обеспечению нового строя была учреждением «следственного типа», пользовавшаяся правом применения различных мер общественной защиты. Комиссия имела право отбирать подписку о невыезде того или иного лица и, если считала этого человека опасным на данный момент, то имела право заключить его под стражу. Право ареста комиссия первоначально осуществляла по ордерам начальника милиции А.М. Никитина и комиссара Временного правительства в Москве Кишкина. В дальнейшем, с согласия властей, аресты проводились и по приказам, подписанным товарищем председателя комиссии. Постановления комиссии об аресте приводились в исполнение через начальника милиции. Как было сказано выше, в состав Совещательной коллегии входили два подотдела, которые работали на автономных началах. Один из подотделов назывался — Бюро по разработке секретных политических архивов, которое начало функционировать с 20 апреля 1917 г. Бюро разрабатывало материалы Московского охранного отделения (МОО), которые получала от образованной в начале марта 1917 г. Комиссии по разработке архивов политических дел 3З. Она, в свою очередь, была образована при Исполнительном комитете Московских общественных организаций под председательством С.П. Мелыунова (???). Первоначально в обязанность Комиссии входило наблюдение за перевозкой всех политических архивов в надежное помещение, охрана, разработка архивов, разработка агентурного отдела Московского охранного отделения для выявления секретной агентуры. Подготовленные ими материалы поступали к сотрудникам Бюро по разработке секретных архивов, которые наводили справки, делали выписки, копии, готовили материал для следственной коллегии. Последней инстанцией, выносившей окончательное решение по делам о секретных сотрудниках Московского охранного отделения, был Межпартийный совестный суд, положение о котором было разработано Комиссией по обеспечению нового строя и 19 апреля 1917 г. утверждено Исполнительным комитетом общественных организаций. В состав суда входили представители от РСДРП (от большевиков и меньшевиков), бунда, социалистов-революционеров, трудовиков, народных социалистов, кадетов — по одному представителю от каждой партии. Определение суда выносились большинством голосов членов суда. Подготовка дел к слушанию, доклад на заседании, секретарские обязанности — все выполнялось членами следственной коллегии. 227 Заседания суда назначались Комиссией по мере подготовки дел к слушанию. Суд в своих приговорах давал характеристику деятельности подсудимого как секретного сотрудника. В качестве мер обезвреживания подсудимых, суд выносил постановление о лишении общественного доверия. Оно предусматривало лишение права участвовать в политических, общественных, профессиональных организациях. Признанные виновными лишались активного и пассивного избирательного права при выборах в Учредительное собрание. В отношении лиц, представлявших опасность в данный момент, суд выносил определение о содержании под стражей, но не далее, как до дня созыва Учредительного собрания. Компетенция суда распространялась только на секретных сотрудников Московского охранного отделения. Дела о секретных сотрудниках Московского губернского жандармского управления на рассмотрение Межпартийного совестного суда не поступали. Законченные расследованием Комиссии они, по соглашению с Московским губернским исполнительным комитетом, передавались на рассмотрение Исполкома. Дела о должностных лицах жандармских управлений и охранных отделений направлялись в судебные учреждения. Межпартийный суд функционировал с 20 мая по 17 июля 1917 г. и разобрал за это время 33 дела. Три человека были судом реабилитированы, три дела были посланы на доследование, 27 человек были признаны виновными и были подвергнуты ограничению в общественных и политических правах. Из них 15 человек были из-под стражи освобождены, а 12 должны были находиться под стражей до созыва Учредительного собрания34. Одним из первых документов, поступивших в распоряжение Комиссии и положенных в основу ее работы по выявлению и розыску секретных сотрудников, был список секретных сотрудников Московского охранного отделения, составленный Департаментом полиции. По мере решения дел краткие сведения обо всех секретных сотрудниках, установленных на основании архивных документов, публиковались Комиссией. Всего с марта по 1 октября 1917 г. было опубликовано 40 списков как в виде отдельных брошюр, так и в периодической печати, в газете «Вестник Временного правительства» № 35, 36, 84, 86 и 94 за июнь - июль 1917 г. Вторым подотделом Совещательной коллегии была Комиссия по расследованию деятельности секретных сотрудников, работавших в польских партийных организациях. Она занимала автономное положение. В этом подотделе работали представители польских общественных организаций. В их распоряжении были материалы той части учреждений политического сыска, которые во время войны были эвакуированы в Москву35. С. 229. Расследование по этим делам представляло большие трудности в связи с отсутствием в Москве всего комплекса материалов, хотя необходимые документы и подтверждения представляла Особая комиссия по разбору дел Департамента полиции. Очевидно, сказывалось и отсутствие сотрудников, занимавшихся этим делом, непостоянный состав подотдела. Однако польские представители смогли составить список на 48 человек, на которых был достаточно обоснованный материал, подтверждавший их сотрудничество с Варшавским и Люблинским ГЖУ, Варшавским и Лодзинским охранными отделениями 36. Списки этих лиц были опубликованы Комиссией по обеспечению нового строя. Но это была только часть подготовленного и разработанного ими материала. 16 июля 1917 г. Временное правительство издало декрет о ликвидации несудебных арестов. В декрете говорилось: «Воспретить под страхом уголовной ответственности всем без исключения правительственным и общественным учреждениям, а также должностным и частным лицам подвергать вне порядка, указанного в действующих законах, кого-либо задержанию или ограничению в правах свободного избрания места жительства и пользования свободой словак. Для пресечения арестов, произведенных в несудебном порядке до дня издания декрета, учреждались губернские и областные комиссии под председательством одного из членов окружного суда. Комиссия лишалась права производить новые аресты, ей только предоставлялось право оставлять ранее арестованных лиц до 20 октября, до созыва Учредительного собрания. Этим декретом практически устанавливалась полная неприкосновенность тех сотрудников, которые не были арестованы до 20 июля — дня опубликования декрета. По получении этого декрета деятельность Межпартийного суда была приостановлена, а деятельность самой Комиссии нового строя практически стала бесполезной. Комиссия нового строя пыталась добиться в Петрограде отмены декрета или его приостановления для Москвы. Но все попытки были безуспешны. С июля месяца начинается ликвидационный период деятельности Комиссии, который продолжается до 1 октября. Материалы поступали в Комиссию до 20 сентября и до 21 сентября, по ним проводились расследования. В Париже оставались материалы заграничной агентуры Департамента полиции. Русская революционная эмиграция в Париже и Временное правительство были обеспокоены сохранностью этих документов. По постановлению Временного правительства была создана Комиссия по разбору архивов бывшей 229 заграничной агентуры. У комиссии были практически те же задачи, что у всех комиссий этого времени: разборка и описание документов, составление списков секретных сотрудников, исполнение запросов чрезвычайной следственной комиссии. Возглавил Комиссию присяжный поверенный Е.И. Рапп. Членами комиссии были В.К. Агафонов, М.М. Левинский, С. Левицкий, М.П. Вельтман, М.Н. Покровский. Помогали комиссии Веллер, Л.П. Гомелль, С.И. Иванов, Биллит, Стружецкий. В качестве консультанта был приглашен Меньшиков. Большая часть Комиссии — революционеры из эмигрантских кругов. Разбирая материалы «заграничной агентуры», составляя списки секретных сотрудников, члены Комиссии затратили много времени на анализ документов: отчетов, записок, списков секретных сотрудников. Им удалось установить фамилии многих секретных сотрудников, которые первоначально были известны только по кличкам. Между парижской комиссией, с одной стороны, и ЧСК, с другой, была установлена постоянная связь. Практически весь комплекс документов был расшифрован и большая часть их благодаря материалам Департамента полиции. К сожалению, документы заграничной охранки в Россию не вернулись. После Октябрьской революции работа по выявлению секретной агентуры продолжалась. Как было сказано выше, работа эта велась в секретном отделе историко-революционного архива в Петрограде. Работа по выявлению секретной агентуры постоянно находилась под жестким контролем О ГПУ. Интерес к лицам, работавшим в учреждениях политического сыска, был особый, искали и секретных и штатных сотрудников этих учреждений. 9 декабря 1925 г. ОГПУ при СНК направляет в Центрархив РСФСР официальное письмо за подписью заместителя председателя Г.Г. Ягоды, начальника СООГПУ Дерибаса и начальника 4-го отдела Генкина, в котором говорилось о необходимости централизации и усиления работы по выявлению «всех провокаторов, секретных сотрудников и примыкающих к ним категорий» («не заслуживающих доверия», «давших откровенные показания»). Было сказано о необходимости связать эту работу с интересами СООГПУ, с интересами «оперативного свойства»38. Предлагался также план работы по выявлению материалов и составление полного «карточного алфавита» на секретных сотрудников по фамилиям и по кличкам. 25 декабря 1925 г. руководитель Центрархив РСФСР М.Н. Покровский поставил вопрос о необходимости передачи документов фонда Департамента полиции из Ленинграда в 230 Москву. Это было сделано по предложению ОГПУ, заинтересованного в разборе документов фонда39. С передачей материалов в Москву, в Архив революции и внешней политики, этот архив становится центром по выявлению и уточнению списков секретной агентуры. В этот же архив поступают фонды Особой комиссии по разработке дел Департамента полиции и материалы Комиссии по обеспечению нового строя. Одновременно из губернских архивов и из Облисполкомов Поступают списки секретных сотрудников, подборки копий документов на них, справки. Благодаря местным материалам, идет расшифровка секретных сотрудников, известных Департаменту полиции только по кличкам. Имеющийся в архиве материал на то или иное лицо объединяется с полученными документами. На базе имеющейся картотеки секретных сотрудников Департамента полиции создаются еще две рабочие картотеки, куда заносятся все имеющиеся сведения. Одна картотека именная, другая на клички. Создаваемая в архиве именная карточка на секретного сотрудника включала фамилию, имя, отчество, кличку секретного сотрудника. В карточке указывались основные установочные данные сотрудника, если их удалось найти: год, место рождения, сословие, должность, звание, в какие годы, в каком учреждении политического розыска работал, сколько получал. Как правило, на карточке было несколько отсылок: на готовую справку, составленную по материалам архива, на материалы, присланные с мест, на материалы Комиссии по обеспечению нового строя и Особую комиссию по разбору дел Департамента полиции. Со временем установки на проведение этой работы менялись, при фронтальном просмотре дел стали учитываться и браться на учет тюремные врачи и врачи, свидетельствовавшие смерть узников после казни, священники, лица, давшие откровенные показания по согласованию с товарищами. Так, в картотеке оказался известный доктор Ф.П. Гааз и врач революционер-народник С. Голоушев. Брались на учет свидетели, выступившие на суде, представители военной контрразведки, почтовые чиновники, занимавшиеся перлюстрацией писем, лица, заподозренные в шпионаже, члены черносотенных организаций. Начала стираться грань между секретной агентурой и служащими учреждений политического сыска. В картотеку секретных сотрудников стали включаться филеры, сотрудники жандармских учреждений, палачи. Неизбежным следствием такого расширительного толкования задач составителями картотеки явилось то, что в картотеку попало много лиц, не имевших никакого отношения к секретной 231 агентуре. Отчасти погрешности и ошибки объяснялись тем, что некоторые архивисты не всегда достаточно хорошо знали профессиональный язык переписки дореволюционных учреждений политического сыска. В своей практике автору пришлось не раз доказывать непричастность к секретной агентуре достаточно большого количества лиц, оказавшихся в картотеке. Выявлены эти лица были в связи с проведением справочной работы. Поэтому нет никакой гарантии, что в картотеке не остались еще подобные фамилии. Среди лиц, непричастность которых к секретной агентуре удалось доказать, была Нина Фердинандовна Агаджанова, профессиональный революционер, член партии с 1905 г. Она была включена в картотеку на основании сведений о ней в перлюстрированном письме. В нескольких своих статьях, автор уже касалась судьбы российского писателя, друга М. Горького, Ивана Егоровича Вольнова, который по незнанию орловскими архивистами тонкостей жандармской терминологии был также включен в число секретных сотрудников, как «автор агентурных сведений», полученных орловским ГЖУ путем перехвата его письма к родственникам 40. Известная революционерка Лидия Христофоровна Гоби, после окончания работы III съезда РСДРП, вернувшись из-за границы, приехала в Киев и в течение нескольких дней жила в гостинице «Лионская». Филеры, установившие за революционеркой наблюдение, дали ей кличку «Лионская». Архивисты, выявлявшие документы на секретную агентуру по материалам киевского ГЖУ, приняли кличку наружного наблюдения за кличку ее, как секретной сотрудницы. Так в картотеке появилась «новая» секретная сотрудница Гоби. Прошло много времени прежде, чем удалось разобраться в этом деле. Список этот можно продолжить и далее. К началу 1941 г. вся работа по просмотру материалов и составлению карточек и справок была закончена. Как и требовалось еще в 1925 г., в архиве теперь имелись три картотеки, связанные с секретной агентурой: картотека Департамента полиции (Особого отдела) по кличкам и фамилиям; картотека секретных сотрудников только по кличкам, картотека секретных сотрудников только по фамилиям. Последняя насчитывает 22 800 карточек. В ее составе оказались все секретные сотрудники, которые работали в партийных организациях и общественном движении в России, Польше, Финляндии, Прибалтике (в основном за период 1880—1917 гг.), частично лица, дававшие откровенные показания на допросах. Как было сказано выше, в картотеки были включены палачи, тюремные врачи, свидетели на допросах, шпионы, работники контрразведки, некоторые представители монархических организаций. То есть 232 все те категории лиц, которыми интересовались органы. Но к этому времени интерес к этим лицам уже иссяк. Началась война. На основании собранного материала, в 1943—1945 гг., по инициативе ЦГИАМа (бывший архив Революции и Внешней политики, а в настоящее время Отдел хранения документов по истории Российской империи ГА РФ), предполагалось издать справочник на секретных сотрудников, включить в него всех лиц, проходивших по упомянутой картотеке. Работа задерживалась в силу малочисленности сотрудников и их слабой подготовки, как признавали сами работники архива. Кроме того, появились и некоторые сомнения в достаточной аргументированности доводов в отношении некоторых лиц. Справочник не был подготовлен. После большого перерыва ЦГИАМ СССР вновь вернулся к этой работе в 1957—1959 гг. Это было связано с реабилитацией. Кроме того, после празднования 40-летия Октябрьской революции вышло довольно много публикаций, где порой секретные сотрудники выглядели настоящими революционерами», а революционеров обвиняли в сотрудничестве. Архивом был поднят вопрос об издании небольшим тиражом, в основном для архивов и издательств, справочника, где предполагалось назвать фамилии секретных сотрудников, работавших в социал-демократическом движении. Однако и эта работа не была доведена до конца. Как видим, работниками различных комиссией и архивистами была проведена большая работа по выявлению секретной агентуры. Но был ли подведен итог, сколько же секретных сотрудников работало в органах политического сыска?! Сколько было вспомогательных агентов, штучников? Первым высказался по этому вопросу член комиссии по разбору дел заграничной агентуры в Париже Агафонов. В своей книге он дал две цифры, обе приблизительные и не обоснованные документально. Первая цифра касалась секретной агентуры заграничной охранки, о которой он писал: «Как показало изучение, еще далеко неполное, архивов "заграничной агентуры"... через ее руки в период 1905 — 1917 гг. прошло около ста "секретных сотрудников" ("провокаторов"), в той или иной степени причастных к "внутреннему освещению" своих товарищей-революционеров, а иногда и к прямой провокации; процент довольно значительный, если принять во внимание, что политических эмигрантов за это время в Западной Европе было не более 4 — 5 тысяч» 41. Стоит отметить, что Агафонов довольно легко оперирует цифрами. По другим сведениям, за рубежом находилось не менее 20000 революционеров 42. 233 Первая цифра — «около 100» секретных сотрудников дается за период 12 лет. Агафонов точно указывает наличие сотрудников заграничной агентуры на 1913 год — 23 человека, но «из них 10 отошли от работы». Причем в заграничной агентуре, как правило, агенты работали более-менее продолжительное время и, очевидно, цифра 100 человек за 12 лет более-менее реальная. Очень серьезные сомнения, однако, вызывает еще одна цифра, которая касается общего количества секретной агентуры предположительно накануне февраля 1917 г. Агафонов по этому поводу пишет: «...При корпусе жандармов состоял еще другой корпус — секретных сотрудников, по численности (30 — 40 тысяч) приближавшийся к составу армейского корпуса в военное время» 43. На чем же основаны его утверждения?! За какой период взята эта цифра? Приведенная фраза Агафонова зиждится не на подсчетах, отчетах, цифрах, а дается после текста многочисленных публикуемых им циркуляров Департамента полиции, в которых отдавалось распоряжение местным учреждениям политического сыска заняться приобретением секретной агентуры, вспомогательных агентов во всех слоях общества и в партийных организациях. Цифра Агафонова явно взята «с потолка», но ее повторил Щеголев на процессе провокатора И.Ф. Окладского в Верховном суде, когда сказал: «Я считаю, что армия секретных сотрудников выражается в 35 — 40 тысяч» 44. Так сколько же было секретных сотрудников? 30, 35, 40 тысяч?! С легкой руки Агафонова эта цифра более 80 лет переходит из книги в книгу. Ни один из авторов не подвергает ее сомнению. Для ответа на поставленный вопрос хотелось бы вернуться к 20-м годам, когда сотрудниками ОГПУ на основании материалов Центрархива РСФСР, Ленинградского и местных архивов ОГПУ был издан список секретных сотрудников, осведомителей, вспомогательных агентов, который содержал 4305 имен 45. Но на этом работа по изданию списков секретных сотрудников не закончилась. В 1929 г. была издана 2-я часть списка секретных сотрудников бывших охранных отделений и жандармских управлений, в котором было 5472 человека 46. На взгляд автора эти два списка отражают реальную численность секретных сотрудников за годы существования Департамента полиции. В этом убеждают собственные подсчеты автора, сделанные по картотекам секретных сотрудников, имеющимся в архиве. Хранящаяся в ГА РФ картотека Особого отдела, содержащая карточки на секретных сотрудников Российской империи С. 235. и лиц, проходивших по «совершенно секретным» делам, имеет в своем распоряжении 19 223 карточку. Причем почти на каждое лицо, как было сказано выше, имеется по 2, порой 3 карточки. В связи с этим, можно смело утверждать, что в картотеке Особого отдела было зафиксировано не более 10 000 секретных сотрудников за весь период 1880— 1917 гг. Вторая картотека, о создании которой было подробно сказано выше, была составлена по фамилиям и насчитывает 22 800 карточек. Однако, учитывая, что многие секретные сотрудники (примерно 30%) имели по 2 и даже более фамилии (в случае провала или угрозы провала секретного сотрудника ему обычно давался паспорт на другое имя). Действительное число лиц, включенных в картотеку, было значительно меньше. Кроме того, работая с картотекой, автор попыталась подсчитать число лиц, включенных в нее, но не являвшихся секретными сотрудниками. Их оказалось в общей сложности 7770 человек. Таким образом, исключив повторы и вышеупомянутых лиц, выходим на ту же цифру — около 10 000 человек. Что касается третьей картотеки, составленной также в советский период по кличкам, то она в основном повторяет картотеку, о которой шла речь выше. Поскольку, однако, у многих лиц, включенных во вторую картотеку, кличек не было (врачи, священники, контрразведчики и др.), общее количество карточек в ней меньше. Если обратимся к двум спискам секретных сотрудников, выпущенных ОГПУ в 1926—1929 гг., «Список секретных сотрудников, осведомителей и вспомогательных агентов бывших охранных отделений и жандармских управлений», где дается агентура за весь период деятельности Департамента полиции, то есть с 80-х годов, то обнаруживаем, что общее число лиц в этих изданиях — 9777 человек. К сожалению, эти справочники имели гриф секретности и не были доступны для исследователей, занимавшихся этим вопросом. В списки включены все категории секретных сотрудников: внутренняя агентура, вспомогательные агенты, штучники. Здесь оказались лица, проработавшие как несколько дней, так и несколько лет. Стоит отметить, что довод Агафонова, что Департамент полиции постоянно настаивал на приобретении секретной агентуры и поэтому агентура выросла до армии, играет против названной им цифры. Департамент настаивал на приобретении агентуры именно потому, что процесс приобретения и заагентуривания было трудно сдвинуть с места. В конце концов Департамент издал циркуляр, прямо касающийся руководителей ГЖУ и охранных отделений. В циркуляре указывалось, что способности начальника розыскного учреждения будут оцениваться С. 236. наличием у него секретной агентуры. И к чему это привело? Не имея возможности получить агентуру, офицеры стали прибегать к совершенно недозволенным мерам. С. Членов, активно работавший с материалами Московского охранного отделения и ГЖУ в 1917 г., пишет, что после очередного категорического приказания из Петербурга в 1911 г. иметь осведомителей среди населения «поставленные между двух огней, жандармы начали составлять фиктивные списки, включая в них тех лиц, к которым они обычно обращались за разными справками. Таким образом и у местных жандармов, и в губернских управлениях оказались списки их знакомых, волостных старшин, писарей, старост, хожалых, десятских, заведующих разными конторами рабочих, причем многим из них были присвоены без ведома их клички, под коими они числились осведомителями, не получая, однако, никакого денежного вознаграждения. С началом революции во многих местах губернии эти списки послужили причиной довольно крупных недоразумений, пока последние не были разъяснены в результате расследования каждого отдельного случая Комиссией по обеспечению нового строя»47. Приведенный пример касался городской и уездной полиции. Довольно интересный пример подобного же плана Членов приводит и о секретной агентуре ЖПУ ж.д. При проверке железнодорожных комитетов документы свидетельствовали, что «розыск на железных дорогах к моменту революции стоял еще на уровне кустарного производства. ...На дистанции Москва-Можайск Александровской дороги, ...с включением главных мастерских, значилось за последние три года 5 сотрудников, фамилии четырех из них были установлены и их носители арестованы. По расследовании оказалось, что из числа арестованных только один действительно был осведомителем. Остальные три являлись настоящими "мертвыми душами", записанными в сотрудники без их согласия, на предмет демонстрирования начальству, что приобретение секретной агентуры идет достаточно интенсивно и успешно...»48 Закрытость на долгие годы документов о секретной агентуре привела к тому, что у некоторых исследователей появляется искушение прочитать заново биографии целого ряда видных политических деятелей и попытаться найти темные пятна в их прошлом. Особенно велик интерес к партийным деятелям первых лет советской власти. В 20 —30-х годах пути распространения слухов о том или ином лице часто шли от русской эмиграции. Так, бывшие чиновники Киевского охранного отделения обвиняли в провокации Л.Б. Розенфельда — Каменева. В.В. Шульгин в своей книге вынес на суд общественности свой давний 236 разговор с Г.С. Хрусталевым-Носарем о Л.Д. Бронштейне и якобы его связях в 1905 г. 49 с Департаментом полиции. Знакомство с этими обвинениями побуждает некоторых исследователей повторить их в наши дни. Начинают дискутироваться вопросы о том, были ли агентами охранки Свердлов 50, Калинин, Сталин. Что касается Фрунзе, то ссылаются на слова Тухачевского о том, что смерть Фрунзе на операционном столе была «согласована» с ним, так как якобы к этому времени открылись его связи с охранкой 51. А, может быть, все было как раз наоборот? Версия распространялась для того, чтобы отвести подозрение от истинных виновников смерти. Дореволюционный период жизни Фрунзе, его аресты не подтверждают высказанной версии. Нет никаких даже косвенных данных в отчетах различных ГЖУ о его секретной работе. Да и могло ли быть такое, чтобы секретному сотруднику выносили смертный приговор и отправляли на каторгу. Стоит отметить, что Николаевский, который в письме к Б. Суварину сообщает об этом, собрал огромный архивный материал о деятелях русской революции. Но, к сожалению, в своих статьях и письмах он не раз высказывал подобные версии, которые тем или иным способом стали ему известны, без критического подхода к ним. Продолжая вопрос о численности секретных сотрудников, стоит отметить, что названная мною цифра секретных сотрудников не отвечает, к сожалению, на многие вопросы, связанные с количественным составом внутренней агентуры. Дело в том, что эта цифра относится ко всему периоду существования Департамента полиции и она мало что говорит относительно количества агентов, действовавших на каждый данный период времени. Практически не было ни одного агента, который бы находился на этой службе за все время существования Департамента. Сроки службы варьировались, как уже говорилось, от нескольких месяцев до 10 лет. Соответственно число агентов, действовавших в данный момент, было в несколько раз меньше, чем названная выше цифра. Существуют различия оценки этой численности. Так, Заварзин в своих воспоминаниях, касаясь численности секретной агентуры, писал: «Во всех розыскных учреждениях империи до переворота было в текущей деятельности в общем несколько сот секретных сотрудников»52. К исходным выводам приходят и некоторые зарубежные исследователи. Один из авторов книги «Фонтанка, 16», Ч. Рууд, проанализировав некоторые материалы и доклады представителей политического сыска царской России, отмечает, что в 1909 г. в Петербурге С. 238. было не более 200 секретных сотрудников, а в Москве в 1912 г. было 159 агентов. В крупных же городах насчитывалось от 10 до 30 секретных сотрудников. Ч. Рууд приходит к выводу, что по всей России работало 1500 — 2000 человек 53. Собственные изыскания автора приводят примерно к таким же выводам. Проанализированы финансовые отчеты учреждений политического сыска со списками секретных сотрудников и лиц, входящих в эту систему за октябрь — декабрь 1916 г. и январь 1917 г. 54 Общая цифра лиц, получавших ежемесячно плату — 1579 человек, помимо общего подсчета был проведен подсчет по отдельным категориям лиц. Вот его результаты: 1. Секретных сотрудников, работающих в партийных организациях и общественном движении — 520 человек. 2. Вспомогательных агентов, не членов организации, но иногда близких к ним — 372 человека. 3. Осведомителей — 108 человек. 4. Лица, дающие сведения периодически и получающие плату за данные сведения, так называемые «штучники» — 169 человек. 5. Заявители и случайные заявители — 46 человек. 6. Некоторые заведующие ГЖУ дали общие списки сразу на все категории сотрудников, таковых оказалось — 364 человека. Исходя из полученных данных, можно сделать однозначный вывод о том, что количество секретных сотрудников, входивших в партийные организации или имевшие более или менее постоянные контакты с ними, вряд ли превышало 1000 человек. При этой оценке автор исходила из того, что большинство лиц из последней категории не принадлежало к числу постоянных секретных сотрудников, поскольку сам факт подачи общих списков свидетельствовал о стремлении их составителей прикрыть этими цифрами свои неудачи в приобретении наиболее ценных категорий секретной агентуры. Подводя итог всему сказанному, можно констатировать, что документальная база, отражающая наличие секретной агентуры в период существования Департамента полиции, позволила комиссиям Временного правительства и архивистам советского периода выявить практически полностью весь списочный состав секретных сотрудников. В то же время, недостаточный профессионализм и особенно вмешательство органов внутренних дел советского периода способствовали «разводнению» созданных картотек значительным количеством лиц, не являвшихся секретными сотрудниками. Все это создавало и создает до сих пор серьезные препятствия для работы с этими материалами, требуя от всех тех, кто соприкасается с ними, особой осторожности и профессионализма. 238 Записка А. Блока, обнаруженная в фонде Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Составлена после разговора с бывшим директором Департамента полиции С.П.Белецким 6 июля 1917 года. Автограф Александра Блока публикуется впервые. 239 Примечания 1 См.: Эренфельд Б.К. Тяжелый фронт. Из истории борьбы большевиков с царской тайной полицией. М., 1983; его же. Из истории борьбы большевистской партии с подрывной деятельностью царской тайной полиции // Вопросы истории КПСС. 1979. № 12; Кознов А.П. Борьба большевиков с подрывной агентурой царизма в период реакции (1907 — 1910 гг.) // Вопросы истории КПСС. 1986. № 12; его же. Борьба большевиков с подрывными акциями царской охранки в 1910—1914 гг. // Вопросы истории КПСС. 1988. № 9; Ансимов Н.Н. Борьба большевиков против политической тайной полиции самодержавия (1903-1917 гг.). Свердловск, 1989; Павлов Д.Б. Эсеры-максималисты в первой российской революции. М., 1989. 2 Наиболее известная судебно-следственная комиссия ЦК партии социалистов-революционеров по делу Азефа 1909—1910 гг. ГА РФ. Ф. 1699. 3 Архив «Земли и воли» и «Народной воли». М., 1930, С. 160 — 224; Былое (Париж). 1908. № 7. С. 146-152; № 8. С. 156-158. 1909. № 9-10. С. 248-251. 4 ГА РФ. Ф. Р-5802 (личный фонд В.Л. Бурцева). 5 Там же. Ф. 1658. 6 Там же. Ф. 1791. Оп. 4. Д. 16. Л. 2. 7 Там же. Ф. 1657. Сохранились материалы судебных заседаний общественного демократического суда, его протоколы, постановления. 8 Вестник Временного правительства № 1 (46) от 5 (18) марта 1917 г.; от 12 марта 1917 г. См.: Собрание узаконений и распоряжений Временного правительства СУ № 61, отд. 1. ст. 362 от 04.03.1917; СУ № 61, отд. 1 от 16 марта 1917, ст. 363, прилож. от 11.03.1917. См.: ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1. Л. 1. 9 Подробнее о комиссии см.: Щеголев П.Е. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства 1917 г. // Падение царского режима. Стенографические отчеты. М.; Л., 1924. Т. 1. С. XXVI-XXVII: Завадский СВ. На великом изломе // Архив русской революции. М., 1991. Т. 11 — 12; Демьянов А. Моя служба при Временном правительстве // Архив русской революции. М., 1991. Т. 3 — 4: Романов А.Ф. Император Николай II и его правительство (по данным Чрезвычайной следственной комиссии) // Русская летопись. Кн. 2. Париж, 1922; Аврех А.Я. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства: замысел и исполнение // Исторические записки. № 118. М., 1990 С. 72-101. 10 ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 228-564. 11 См. Розенталь И. С. «Провокатор» (карьера Романа Малиновского). М., 1994. См.: Дело провокатора Малиновского. М., 1992. С. 46-54. (Показания даны 26 мая 1917 г. в Петрограде); ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 38. 12 Аврех А.Я. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства: замысел и исполнение. С. 89. 13 Падение царского режима. Стенографические отчеты. М.—Л., 1924. Т. 3. С. 273. 14 Заварзин П.П. Работа тайной полиции. Париж, 1924. С. 21. 15 ГА РФ. Ф. 503. 16 Там же. Ф. 504. 17 Там же. Ф. 1791. Оп. 4. Д. 5. Л. 1. 18 Там же. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 2. Л. 4-4об.; Вестник Временного правительства № 88 от 24 июня 1917 г. 19 Собрание законов Временного правительства. СПб., 1917. Ст. 363. 20 ГА РФ. ф. 1791. Оп. 4. Д. 8. Л. 9. 21 Там же. Ф. 93. Оп. 1-2. 1859-1916 гг. 22 Там же. Ф. 111. Оп. 1-5. 1877-1917. См.: Сватиков С.Г. Русский политический сыск за границей. Ростов-на-Дону. 1921. С. 3. : 23 Блок А.А. Собрание сочинений. Т. 8 (письма 1898—1921). М.; Л., 1963. С. 480. Письмо от 23 марта 1917 г. 24 См.: Архивное дело. Вып. XIII. М., 1927. С. 29. 25 Там же. С. 27. 26 Эренфельд Б.К. Тяжелый фронт. М., 1983. С. 9. 27 Измайлов Н.В. Воспоминания о Пушкинском доме (1918 — 1928) // Русская литература. 1981. № 1. С. 91. 28 ГА РФ. ф. 1463. Оп. 3. Д. 418. Л. 15-17. 29 Там же. 30 Сидорова М.В. Архивы центральных органов политического розыска России XIX — начала XX в. (III отделение се.и.в.к. и ДП МВД) — диссертация на соискание ученой степени к.и.н. М., 1993. С. 132. 31 Эренфельд Б.К. Тяжелый фронт. Из истории борьбы большевиков с царской тайной полицией. М., 1983. С. 8 — 9; Ансимов Н.Н. Борьба большевиков против политической тайной полиции самодержавия 1903 — 1917 гг. Свердловск, 1989. С. 16, пишет: «В последние часы царского режима были сожжены все секретнейшие бумаги Особого отдела Департамента полиции»; объем фонда Департамента полиции — 301569 дел, из них более 42 тысяч — материалы Особого отдела. 32 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1902. Д. 444. Лит. А. Л. 7. 33 Там же. Ф. 1791. Оп. 4. Д. 7. Л. 1-7. 34 Членов СБ. Московская охранка и ее секретные сотрудники. М., 1919. С. 4-5. 35 Там же. С. 59. 56 Там же. С. 83-92. 37 Газета «Русские известия». 1917. 20 июля (2 августа). № 164. 38 га РФ. Ф. 5325. Оп. 1. Д. 214. Л. 5-6; там же. Д. 169. Л. 100-102; см.: Корнеев В.Е., Копылова О.Н. Архивы на службе тоталитарного государства (1918 — начало 1940-х гг.). С. 14; Добровская А.В. Предисловие // Путеводитель. Т. 1. Фонды Государственного архива Российской Федерации по истории России XIX — начала XX в. 1994. С. X. 39 ГА РФ. Ф. Р-5325. Оп. 1. Д. 169. Л. 6-7. 40 Перегудова З.И. Важный источник по истории революционного движения // Исторический опыт Великого Октября. М., 1986. С. 381; Каптелов Б.И., Перегудова З.И. Был ли Сталин агентом охранки? // Вопросы истории КПСС. 1989. № 4. С. 91. 41 Агафонов В.К. Заграничная охранка. Пг. 1918. С. 4. 42 См.: Сватиков. Заграничная агентура... М., 1941. С. 5. 43 Агафонов В.К. Заграничная охранка. С. 216. 44 Процесс предателя провокатора Окладского. Л., 1925. С. 25. 45 Список секретных сотрудников, осведомителей, вспомогательных агентов, бывших охранных отделений и жандармских управления. Ч. 1. М., 1926. 46 Там же. Ч. 2. ОГПУ. М., 1929. 47 Членов СБ. Московская охранка и ее секретные сотрудники. С. 53-54. 48 Там же. С. 57. 49 Шульгин В.В. Что нам в них не нравится? Об антисемитизме в России. Париж, 1929. С. 281. 50 Липратников Ю. Был ли агентом охранки Свердлов // газета «Ситуация». 1991. № 1. 51 Отечественная история. 1998. № 1. С. 27. 52 Заварзин П.П. Работа тайной полиции. Париж, 1924. Л. 20. 53 Рууд Ч., Степанов С.А. Фонтанка, 16. М., 1996. С. 104. 54 ГАРФ. Ф. 102. 00. Оп. 316. 1915. Д. 1. Ч. 1. Лит. Е-1. Ч. 125. Лит. Е. § 3. Сталин и охранка (слухи, версии, документы) Почти полвека прошло после смерти Сталина, но до сих пор не утихают толки вокруг вопроса о том, был ли Сталин секретным сотрудником. Дискуссию начали зарубежные исследователи1. В 80-х годах этот вопрос стал подниматься в российской печати2. Большинство российских историков отвечают на этот вопрос отрицательно, часть сомневается. В то же время некоторые историки и литераторы дают однозначно утвердительные | ответы (Ф.Д. Волков, З.Л. Серебрякова, Г.А. Арутюнов, А.М. Адамович и др.) и считают связь Сталина с охранкой фактом его биографии. I Джугашвили, «Фикус» и другие в бакинской организации РСДРП Если ревизии, проводимые Департаментом полиции в ряде '• российских губерний, отмечали упадок розыскной деятельности, то этого нельзя было сказать об учреждениях политического сыска на Кавказе. В период с 1908 по 1917 г. здесь работал довольно сильный состав розыскных офицеров-профессионалов. Работа агентов была поставлена серьезно, в связи с чем были частые провалы в партийных организациях: аресты техники и руководителей организации, особенно это касалось Баку. Изучая материалы наблюдения за деятельностью бакинской организации РСДРП, состав ее секретной агентуры, полноту сохранившихся материалов, автор и ее соавтор по предыдущим работам Б.И. Каптелов пришли к выводу, что эти материалы сохранились в архиве полностью. Существующие версии о том, что Сталин убрал из архивов весь документальный материал, который якобы компрометировал его, не подтвердились. Многие из этих документов впервые были введены в научный оборот в наших статьях. Необходимо также отметить, что не подтверждаются и подозрения (а иногда даже утверждения) некоторых западных историков о том, будто документы Департамента полиции подверглись чистке в 20 —30-е годы. В этом нас убеждает не только знакомство с фондами и отдельными делами, но и свидетельства тех сотрудников архива, которые работали в тот период. С.243. С некоторыми из них автор была в тесных, неформальных отношениях и полностью им доверяет. Конечно, были передачи документов на постоянное и временное хранение (в ИМЛ ЦК КПСС, НКВД, Пушкинский дом, музей Горького, музей Леси Украинки и т.д.). Но эти передачи не сопровождались чистками, а некоторые материалы со временем были возвращены. Сохранность этих документов можно проверить по оригинальным делопроизводственным описям и картотекам, находящимся на открытом хранении в ГА РФ. Однако, введенные нами в научный оборот документы не получили однозначной интерпретации. Часть историков сочла приводимые в них факты доказательством сотрудничества Сталина с охранкой. В частности, такого рода интерпретация касалась сведений, изложенных в агентурной сводке по наблюдению за РСДРП, поступившей в Департамент полиции из Бакинского охранного отделения. В сводке говорилось о том, что 16 марта 1910 г. состоялось заседание Бакинского комитета, на котором «рассматривался ряд вопросов: 1) о партийной школе для рабочих, 2) о типографии, 3) 1-е Мая, 4) объединение большевиков и меньшевиков». Пятый пункт был о провокаторах3. На этом последнем стоит особо остановиться. Полностью текст этой части сводки гласит: «Между членами бакинского комитета Кузьмою (Сельдяков) и Кобою (И. Джугашвили) на личной почве (подч. — З.П.) явилось обвинение друг друга в провокаторстве. Имеется в виду суждение о бывших провокаторах: Козловской, Пруссакове и Леонтьеве, а в отношении новых провокаторов решено предавать их смерти»4. Тогда же Бакинским охранным отделением были получены сведения от секретного сотрудника «Фикуса» (март 1910 г.), которые тут же были сообщены в Департамент полиции: «В Бакинском комитете все еще работа не может наладиться, вышло осложнение с Кузьмой. Он за что-то обиделся на некоторых членов комитета (подч. — З.П.) и заявил, что оставляет организацию. Между тем присланные... 150 рублей на постановку большой техники, все еще бездействующей, находятся у него и он пока отказывается их выдать. "Коба" несколько раз просил его об этом, но он упорно отказывается, очевидно, выражая "Кобе" недоверие»^. Упоминание Джугашвили в обоих документах, касающихся практически одного и того же дела, послужило для некоторых историков основанием полагать, что в споре «Кузьма» не просто обвинял «Кобу» в провокаторстве, но имел все основания для такого обвинения6. Между тем, обвинения, как следует из текста документов, были высказаны в адрес ряда членов комитета. Разговор велся в запальчивых тонах. И если бы у «Кузьмы» были достаточные обоснования для обвинения, то за этим бы последовало партийное расследование. Такового однако не 243 случилось. И потому ссылаться на данные донесения как на доказательство сотрудничества Джугашвили с охранкой, по меньшей мере, несерьезно. 23 марта 1910 г. в Баку Джугашвили был арестован. В сообщении о его аресте говорилось, что вести наблюдение за Джугашвили стало «невозможно», «так как все филеры стали ему известны и даже назначаемые вновь, приезжие из Тифлиса, немедленно проваливались; причем "Молочный"7, успевая каждый раз обмануть наблюдение, указывал на него и встречавшимся с ним товарищам, чем конечно уже явно вредил делу»8 (подч. — З.П.). Видимо, это обстоятельство подтолкнуло местные полицейские власти поспешить с арестом. Если бы Джугашвили был секретным сотрудником бакинского охранного отделения, то едва ли бы он стал проваливать агентов наружного наблюдения, «вредя делу» розыска. Основную часть сведений о деятельности бакинской организации местные органы политического сыска получали от секретного сотрудника «Фикуса». Это был влиятельный работник местной партийной организации, член городского и районного комитетов. Он прекрасно знал положение дел в организации. Доскональное знание ситуации в организации, которое явствовало из сведений «Фикуса», побуждало историков Арутюнова и Волкова считать, что под кличкой секретного сотрудника «Фикуса» скрывается Джугашвили. Можно предположить, что именно их версия легла в основу повести А. Адамовича «Дублер»9. Незадолго до публикации статьи в «Московской правде»10, мне удалось убедить одного из ее авторов (Арутюнова), что «Фикус» — это Николай Степанович Ериков. И основным моим посылом было то, что Бакинское охранное отделение получало сведения о жизни местной партийной организации от «Фикуса» тогда, когда Джугашвили находился в Вологодской губернии, Нарымской и Туруханской ссылках. Под кличкой «Фикус», как сообщила автор тогда же в телефонном разговоре Арутюнову, скрывался Ериков Николай Степанович, крестьянин Тифлисской губернии, рабочий, проживавший по паспорту Бакрадзе Давида Виссарионовича. Он состоял секретным сотрудником Бакинского охранного отделения с апреля 1909 по 1917 г., давал сведения по РСДРП. С самого начала получал 35 рублей в месяц, затем 50 рублей. Но иногда его заработок доходил до 70 — 80 рублей («за особые заслуги»). Он состоял членом партии с 1897 г. С 1906 г. он избирался членом комитета в одной из городских организаций. В справке, составленной в архиве в 1940 — 1941 гг., имеются сведения о том, что Ериков-Бакрадзе в 1909 г. «стал членом Балаханского комитета», находился в «близких сношениях» с руководителем местной партийной организации. Сведения давал всегда ценные. Одно время был близок к технике... В 1910 1913 гг. «освещал» работу Бакинского, Балаханского, Сура- 244 ханского комитетов социал-демократов. В результате его сведений «работа организации С.Д. была доведена до минимума. Точно сообщал о состоявшихся собраниях и о рассматриваемых на них вопросах, выдал адреса, по которым пересылались литературные письма, выдал видного деятеля Бабридзе, переправлявшего литературу, бомбы через границу. Сообщил о приезде в Баку руководителя Тифлисской организации Ноя Жордания и об организации в Балахане Калининым протеста учеников, о выпуске прокламаций по поводу Ленских событий. Также много давал сведений о деятельности отдельных известных ему лиц С.Д.»11. «Фикус» пользовался безграничным доверием в организации. Дело политического розыска в Бакинском охранном отделении было поставлено так, что подозревали многих (Мгеладзе, Рохлина, Ермолаева), но на него никогда не падала тень подозрения. Как представляется автору, даже подозрительный «Коба» доверял ему. 15 марта 1912 г. «Фикус» передал следующие сведения в охранное отделение: «В организацию, в руки "Кобы" доставлено из Тифлиса письмо, которое привез оттуда Георгий Чхеидзе...» Копию письма «Фикус» передал в охранку12. В Бакинской организации РСДРП работало довольно много секретных сотрудников, в связи с чем аресты следовали один за другим. Не менее важным, чем «Фикус», был секретный сотрудник под кличкой «Дорогой» — Исаак Минасович Саркисянц13. В результате его сведений в 1912 г. были арестованы Шаумян и Спандарьян. В апреле 1912 г. он сообщал в охранку: «Арест Спандарьяна в Балаханах, на втором докладе, произвел подавляющее впечатление. Организация получила из тюрьмы письма от Шаумяна и от Славы (Каспарянца) с указанием на необходимость оставления всякой партийной работы, так как очевидно существующая провокация должна погубить и жалкие остатки организации... Полное недоверие одного члена к другому, как результат постоянных провалов всяких начинаний, делает работу совершенно невозможной»14. Саркисянц работал в Баку с 1909 г., получал 125 рублей в месяц. По его сведениям была ликвидирована типография «руководящего коллектива Бакинской организации РСДРП». Другими секретными сотрудниками, дававшими сведения по Бакинской организации РСДРП, были — «Октябрьский», кличка секретного сотрудника И.М. Дорофеева, а также «Ловкий» и «Адамович». Под двумя последними кличками значился Мачарадзе, он же Мачкарадзе Платон Игнатьевич. Он был исключен из рядов РСДРП за растрату партийных денег, а вскоре получил отставку и в охранке, так как стремясь получить жалованье побольше, стал давать вымышленные сведения, в связи с чем был объявлен не заслуживающим доверия15. 245 Но самый большой стаж был у «Фикуса» и «Дорогого». В результате их провокационной деятельности партийной организации был нанесен сильный урон. Самому секретному сотруднику «Фикусу» в партии давали задания, связанные с разоблачением секретной агентуры. В сводке агентурных сведений за февраль 1913 г. указывалось: «Балахнинский комитет поручил Бакрадзе выяснить, кто действительно является виновником арестов...»16. В марте 1913 г. секретный сотрудник «Слесарь» (Серегин Герасим Васильевич) 17 сообщал: «Деятельности комитет никакой в настоящее время не проявляет. За исключением Бакрадзе, имеющего в партии большое значени18. Тому же Бакрадзе опять поручалось выяснение личности провокатора, так как он имеет «больше свободного времени»19. Примечательно, что примерно одни и те же сведения поступали в охранку от разных лиц, которые, однако, не знали и не должны были знать о работе друг друга в качестве секретных агентов. Таково было железное правило политического сыска. Просмотр материалов Департамента полиции по секретной агентуре по Баку, изучение биографий некоторых секретных сотрудников, вышеприведенные материалы — все это указывает на то, что Джугашвили не был секретным сотрудником Бакинского охранного отделения и бакинского ГЖУ. Приводи мае оппонентами автора ссылки на Шаумяна, подозревавшего Сталина в сотрудничестве, не имеют под собой почвы. Не рас полагая достоверными сведениями о деятельности секретной агентуры в Баку, не зная о работе настоящих секретных сотрудников, он подозревал чуть ли не всех и каждого, и не только Джугашвили. Эпизоды из жизни Бакинской организации приводятся здесь не столько для того, чтобы опровергнуть оппонентов автора (уж очень слабы их аргументы), сколько для того, чтобы показать, в какой обстановке проходила деятельность революционных организаций и какое огромное влияние оказывала на них секретная агентура. Что же касается вопроса о сотрудничестве Джугашвили с охранкой, то другую аргументацию выдвигает З.Л. Серебрякова. Иосиф Джугашвили и Роман Малиновский В своих статьях Серебрякова утверждала и утверждает, что ею обнаружен документ, который, якобы, свидетельствует о сотрудничестве Джугашвили с охранкой. Речь идет о донесении начальника Московского охранного отделения Мартынова от 11 ноября 1912 г. в Департамент полиции на имя ее директора Белецкого. Так как этот документ вызывает много споров и в нем важна каждая строчка, запятая, С. 247. скобки, вписанные от руки фрагменты, то его факсимиле приводится полностью20. Как пишет Серебрякова, после долгих розысков, ей, наконец, удалось получить оригинал документа в ЦГАОР СССР (ГА РФ). Попробуем ответить на аргументы Серебряковой по пунктам. Пункт 1. В своих статьях Серебрякова утверждает, что первой «открыла» этот документ в 80-х годах и что он подтверждает версию о том, что Сталин был секретным сотрудником охранки20а. Следует, однако, отметить, что специалистам этот документ был известен давно. Когда в 30-х годах в архиве проходило выявление документов о революционной деятельности Сталина, это донесение с полной аннотацией было включено в перечень картотеки старых большевиков. В 1932 г. копия документа была передана в Центральный партийный архив и она хранится в фонде И.В.Сталина21, другая копия хранится в фонде Орджоникидзе22. В 1938 и 1951 гг. документ частично копировался для Музея Революции и Музея М.И. Калинина для экcпозиции и пополнения фондов. Записи в листе использования указывают на то, что дело, и котором хранится документ, просмотрено с 1951 по 1958 гг. 13 исследователями. Фамилия Серебряковой стоит в этом списке последней. Фамилия автора в этом списке значится под цифрой 8. В действительности с этим делом ознакомилось больше исследователей, так как нет листа использования за более ранний период. Кроме того, после микрофильмирования дела в 1958 г. исследователям выдавался только микрофильм дела, а не подлинник. Пункт 2. Серебрякова впервые познакомилась с донесением Мартынова в копии в фонде Орджоникидзе. По ее версии, Орджоникидзе хранил этот материал как компромат на Сталина. Если внимательно изучить дело, в котором находится интересующая нас копия документа, можно легко убедиться в том, что Орджоникидзе собирал копии всех материалов из жандармских архивов, где имелись сведения о его революционной деятельности. В рассматриваемом донесении имеются сведения о его аресте. Предположение Серебряковой, что Орджоникидзе собирал компрометирующие материалы о Сталине — это скорее плод ее фантазии. Пункт 3. Серебрякова считает и стремится подтвердить версию А. Орлова, опубликованную в журнале «Лайф»23, что Сталин, будучи сам секретным сотрудником, действовал заодно с секретным сотрудником Малиновским или через него. Обвиняя автора и Б.И. Каптелова в тенденциозном цитировании документа, она ставит нам в вину, что расшифровав кличку Малиновского «Портной», мы не указали, когда и кем она вписана от руки в текст донесения. 252 Судя по статьям Серебряковой, она не владеет достаточной информацией, опытом, подготовкой для работы с жандармской документацией. Без этих навыков разобраться в такого рода документах бывает нелегко. Стоит отметить, что руководители политического сыска очень бережно относились к своей агентуре, а особенно к той, от которой получали ценную информацию. Они опасались ее расшифровки даже в недрах своего учреждения. Поэтому, отдавая материал на перепечатку, как правило, оставляли пустые места там, где надо было сослаться на источник информации. Подписывая документ, руководитель политического сыска сам, на своей машинке спечатывал кличку или вписывал ее от руки. В данном случае вычислить, кем и когда была вписана кличка совсем не сложно. Кличка «Портной» вписана фиолетовыми чернилами Мартыновым, его же рукой сделаны пометы в тексте, приписка к донесению и подпись. Подобного рода документов довольно много и в Департаменте полиции, и в фонде Московского охранного отделения. Иногда в тексте кличка или фамилия давались шифром. Что касается совместной работы Малиновского и Джугашвили, то за много лет работы с документами политического сыска, автор ни разу не столкнулась со случаем, когда два секретных сотрудника работали в одной «связке». Были два случая совместной работы супругов в качестве «вспомогательных агентов». Подобное практиковалось у агентов наружного наблюдения, что обусловлено характером их работы. Руководители политического сыска строили свою работу, согласно инструкции по ведению секретной агентуры, которая предусматривала продвижение своих сотрудников к центру организации. Это очень ярко проявилось на примере Малиновского. Получаемые им от Крупской, Ленина, Джугашвили и других деятелей партии письма и другая информация тут же поступала в Московское охранное отделение, а когда он стал сотрудничать с Департаментом, то сразу в Департамент полиции. Известно, что подготовленные в партии речи для выступления Малиновского в Государственной думе потом просматривал и подправлял директор Департамента полиции Белецкий. В данном случае, как указывается в донесении, разговор был «конфиденциальный». В разговоре с Джугашвили Малиновский получил достаточно ценные сведения. Совершенно очевидно, и это подчеркивается в донесении указанием на его «конфиденциальность», что информация, переданная Малиновскому, была связана с их партийной работой, так как встретились два члена ЦК. Пункт 4. Согласно Серебряковой, «отвечая на вопросы охранки»24, он (Джугашвили) сообщал явно «агентурные сведения». Однако же из документа этого никак не следует. Джугашвили С. 254. встречался с Малиновским (что совершенно ясно из текста), а не с офицером охранки. Ни на какие вопросы, судя по документу, он не отвечал. Если бы «Коба» был действительно секретным сотрудником Московского охранного отделения, то зачем ему был нужен Малиновский? Он сам бы сообщил и более точно столь ценные сведения. Но вернемся к «агентурным сведениям». Разговор между Малиновским и Джугашвили идет о лицах, избранных в состав «Северного областного бюро». Судя по донесению, Джугашвили упомянул фамилии Калинина и Правдина. О Калинине было известно, что он участвовал в Стокгольмском съезде. Эти сведения передал и Малиновский25. Поэтому далее в донесении идут материалы самого охранного отделения, приводятся сведения о двух Калининых — участниках съезда — рост, возраст, приметы. Это уже разработка полученных от Малиновского сведений самим Московским охранным отделением. И «охранка» не знает, какой же Калинин вошел в состав бюро? Причем, сведения о Калининых дважды взяты в скобки, как лишнее доказательство того, что это сведения охранки. Скобки поставлены начальником охранного отделения Мартыновым. Это, кстати, далеко не единичный случай, когда сведения агента подвергаются дальнейшей «разработке» и, в случае необходимости, дополняются сведениями из других источников. Специалисту, знакомому с правилами составления такого рода документов и донесений, сразу становится ясным, что заключенная в скобках информация принадлежит не агенту, а чиновнику охранки, который разрабатывал полученные от Малиновского сведения. Так что Джугашвили сведений о внешности членов Северного бюро не давал. Сообщая в Петербург полученные от Малиновского сведения, Мартынов в конце донесения обращается с просьбой при использовании посланных сведений «ссылок на Москву не делать ни в коем случае». Это забота о своем сотруднике Малиновском. А что же Джугашвили? Одновременно в Петербург посылается телеграмма о его выезде из Москвы в Питер, и через несколько дней «Кобу» арестовывают. В подтверждение своей версии Серебрякова часто ссылается на книгу А. Орлова (Л. Фельдбина), бывшего чекиста, который пользовался порой очень сомнительными источниками и использовал слухи, исходившие от вторых — третьих лиц. О ней, однако, несколько позднее. Письмо *Еремина» Среди доказательств причастности Сталина к охранке особое место занимает так называемое «письмо Еремина», текст которого приводится ниже. 254 Этот документ неоднократно публиковался в США, ФРГ в 50 —80-х годах. Циркулирующие в настоящее время списки русского варианта документа являются копиями-перепечатками из этих изданий. Что же известно о судьбе этого документа из американских источников? Его владелец — ученый-советолог И. Дон-Левин, автор биографии Сталина, вышедшей в 1931 г. При публикации документа в 1956 г. в журнале «Лайф» он сообщал, что «письмо» получил в 1947 г. от трех лиц «безупречной репутации»: Вадима Макарова — сына известного русского адмирала, Бориса Бахметьева — бывшего русского посла в 255 США при правительстве Керенского, Бориса Сергеевского — пионера русской авиации. Они, в свою очередь, получили этот документ от М.П. Головачева — русского эмигранта, проживавшего в то время в Китае. Последний получил его от полковника Руссиянова — офицера, охранявшего до побега и Китай «сибирские документы охранки». «Сообщение о путешествии письма показалось мне убедительным», — добавляет Левин. Он приводит доказательства подлинности письма, исследуя бумагу, шрифт машинки и возможность пользования такой бумагой и машинкой в России, подпись Еремина. Однако, не располагая еще одним автографом Еремина на бумажной основе, он берет за источник выгравированную надпись на подарочном серебряном кувшинчике, который предоставил Левину бывший жандармский генерал Спиридович. Практически Левин имел не настоящую подпись Еремина, а подпись, сделанную гравером в подражание Еремину. И так как документ был на бумажной основе, «не фотокопия», — как пишет Левин, то он решил, что это письмо подлинное. В данном случае хочется отметить, что И. Левин стоял на правильном пути, считая, что, если письмо было подлинное, то оно пришло из Сибири и могло храниться в тех архивах на местах, куда было послано. Но, если существовал подлинник, то в архиве Департамента полиции должна была остаться копия отправленного документа. Однако все попытки обнаружить такого рода копию оказались безуспешными. И это, конечно, не случайно, ибо при внимательном рассмотрении и изучении данного документа становится ясно, что мы имеем дело с фальсификацией. Попытаемся же проанализировать это «письмо», обратив внимание на его реквизиты, содержание, подпись, то есть на все то, что должно представить основу экспертной оценки документа такого рода. И здесь сразу же возникает масса вопросов. Письмо направлено начальнику Енисейского охранного отделения Алексею Федоровичу Железнякову. В одном этом обращении уже содержится несколько ошибок, которые не мог себе позволить такой ас политического сыска, как полковник Еремин, якобы подписавший этот документ. Во-первых, в 1913 г. Енисейского охранного отделения не существовало2^, был Енисейский розыскной пункт, и его заведующий имел статус помощника начальника Енисейского губернского жандармского управления. Заведующим Енисейским розыскным пунктом был действительно ротмистр Железняков, но не Алексей Федорович, как указывается в документе, а Владимир Федорович. Встает вопрос: может быть, в штабе корпуса значилось несколько Железняковых? Однако проверка по имеющимся справочникам показала, что в 1913 г. в корпусе жандармов служил один Железняков — Владимир Федорович, 1881 г. рождения, ротмистр, прикомандированный к Енисейскому губернскому жандармскому управлению в октябре 1911 г. 29 256 Обращает на себя внимание угловой штамп документа, в котором указывается первая строка «М.В.Д.», вторая «заведующий», третья «Особым отделом» и четвертая «Департамента полиции». В просмотренных материалах Департамента полиции — Особого отдела за 1906 — 1913 гг. автор не встретила ни одного штампа, который был бы идентичен приводимому но расположению строк и шрифту. Как правило, первая строка «М.В.Д.» ставилась только на полном бланке Особого отдела, в том случае, если между Особым отделом и МВД стояло название учреждения — Департамент полиции, документы г таким бланком шли за пределы Департамента полиции. Бланком же «заведующего Особым отделом» пользовались, как правило, для внутренней переписки: между структурами Департамента полиции на имя директора, вице-директора. Стоит уточнить еще одну деталь этого штампа. Во второй половине 1910 г. в Особом отделе были заказаны новые бланки, где в штампе слово «заведывающий» было заменено на слово «заведующий» и уже в бланках второй половины 1910 г. и до конца существования Департамента полиции бланки со словами «заведывающий» не употреблялись. Продолжая разговор об оформлении документа, надо отметить, что сомнение вызывает и штамп входящей документации В этот период во всех жандармских учреждениях, как правило, штампы входящей документации проставлялись с зафимированной на каждый день датой номерником и только сам к ходящий номер заполнялся от руки. Месяц и год, как правило, при печатании документа ставил «машинист» (машинистка), Дату своей рукой проставляло лицо, которое подписывало документ. Номер исходящего проставляли в канцелярии при отправке документа, как правило, номерником, реже от руки. В данном случае номер исходящего проставлен на машинке, дата и номер входящей корреспонденции рукописные. Стоит обратить внимание на написание цифр в документе, особенно двойка в дате 12 июля, двойка в номере вх. 152 и в дате 23.VII. написаны очень похоже. Создается впечатление, что цифры написаны одной рукой — и отправителя, и получателя. Еще один вопрос встает по поводу номера исходящего документа (2898 от 12 июля 1913 г.), то есть номера, который, якобы, поставил Департамент полиции при отправке документа. Делопроизводство в Департаменте полиции велось довольно четко. Почти все журналы входящей и исходящей корреспонденции сохранились. Поэтому не представляет большого и труда выяснить содержание документа, если мы располагаем датой и номером исходящей корреспонденции. Согласно распоряжению директора в Департаменте действовала инструкция по ведению делопроизводства, в соответствии с которой каждой структуре Департамента давался с ими диапазон исходящих номеров. В упоминаемой инструкции верилось: «В каждой отдельной части Департамента исходящие бумаги имеют особую нумерацию: В секретной части с 1 по 1000 1 Делопроизводстве 1 001 — 10 000 2 Делопроизводстве 10 001 - 24 000 3 Делопроизводстве 24 001 — 46 000 4 Делопроизводстве 46 001 — 52 000 5 Делопроизводстве 52 001 — 67 000 6 Делопроизводстве 67 001 - 82 000 7 Делопроизводстве 82 001 - 87 000 8 Делопроизводстве 87 001 — 93 000 Особом отделе 93 001 30» Так, Особый отдел получает для секретной корреспонденции номера, начиная с № 9300131 и далее; для совершении секретной документации номера, начиная с № 111001 32 и далее. Из вышесказанного следует, что из Особого отдела не С. 259. мог выйти документ с приведенным выше исходящим номером - «2998». Разберемся теперь, что же означает указанный номер, существует ли такой исходящий в Департаменте полиции? Да, он есть, но проходит не по Особому отделу, а по другой структуре Департамента полиции — 1-му делопроизводству, вышел из Департамента не 12 июля, а 16 марта. Вот его краткое содержание. Цитируем по журналу исходящих бумаг: «Письмо Управл. Екатеринослав. губ. Н.А. Татищеву, сообщение по поводу дерзкой выходки трех неизвестных злоумышленников по отношению к стоящему на посту возле силовой станции городского водопровода городовому»33. Вернемся теперь к самому тексту документа. Должна отметить, что согласно правилам дореволюционного правописания, в официальной переписке, как правило, отчество писалось без частицы «ич». В просмотренных документах официального характера везде указывается: Иван Иванов, Михаил Петров, Иосиф Виссарионов. Вызывает сомнение арест Джугашвили в 1906 г., как указывается в письме. В том же журнале «Лайф» со ссылкой на Троцкого, утверждается, что Сталин был арестован 15 апреля 1906 г. при раскрытии Авлабарской типографии в Тифлисе. В связи с арестом Авлабарской типографии в архиве имеется несколько дел, в которых фигурируют 17 человек, арестованных в разное время с 15 апреля по 21 мая по этому делу (Д.М. Ростомашвили, К.Э. Андроников, Ф.Г. Киквадзе, Н.В. Каладзе, В.Е. Гогуа, Б.И. Иашвили, И.М. Балиашвили, З.А. Олиадзе, С.С. Утмелидзе, Н.М. Отаров, Г.А. Караджев, М. Ванадзе, И.Д. Орхелашвили, К.А. Александер, А.К. Очонаидзе, Н.В. Мизюрко, В.М. Мираков). Фамилия Джугашвили в этом перечне отсутствует. В документах за более позднее время арест 1906 г. также никак не отражен, что вызывает сомнение в факте самого ареста в 1906 г. Типография была арестована 15 апреля (ст. ст.) 1906 г., Джугашвили в это время был в Стокгольме на IV съезде РСДРП, который открылся 10 апреля (23 апреля н. ст.). Левин выдвигает версию, что он был арестован 15 апреля (старого стиля), а через 8 дней (23 апреля нового стиля) оказался на съезде, но здесь автора публикации подвел пересчет со старого стиля на новый. Не подтверждается версия о том, будто Сталин выдал Авлабарскую типографию. Судя по документам, типография была обнаружена случайно, никаких агентурных данных о ее адресе на территории Авлабар у жандармерии не было. В донесении начальника Тифлисского ГЖУ от 17 апреля 1906 г. в Департамент полиции говорится: «15 апреля рано утром были проведены повальные обыски в разных частях города Тифлиса», С. 260. в тех местах, где наблюдались подозрительные лица числе обысков, производимых на окраине города, в местности 7 участка «Авлабар» — обыск усадьбы Ростомашвили был поручен временно прикомандированному по вверенному мне управлению для производства дознаний ротмистру Юлинцу (начальник Батумского отделения жандармского полицейского управления железных дорог). В подвале флигеля этой усадьбы, покинутой жильцами за три дня перед тем, ротмистром Юлинцем были обнаружены семь стеклянных запалов, употребляемых для взрывания бомб и завернутых в бумаги с типографскими оттисками, что подало ротмистру Юлинцу мысль о возможности нахождения в этой усадьбе тайной типографии»34 (курсив. — З.П.). Примечательна и резолюция на этом донесении: «Затребовать подробные приметы и точные сведения о скрывшихся жильцах и арендаторах для последующего розыска»35. Возвращаясь к анализу документа, опубликованного в журнале «Лайф», стоит отметить, что — Джугашвили в нем неоднократно называется Сталиным. Однако Департаменту полиции, судя по всему, под этим именем он был известен к.«к автор работ по национальному вопросу, безотносительно к Джугашвили. В материалах Департамента полиции Джугашвили фигурирует, как «Коба», «Coco» — партийные клички. «Кавказец», «Молочный» — как клички наружного наблюдения. Имеется ряд фамилий, под которыми он жил и пользовался ими при переписке. Возникает еще один вопрос: мог ли Еремин, крупный специалист по политическому розыску, чрезвычайно ценимым и МВД за свой профессионализм, призванный Столыпиным и Департамент полиции еще в годы революции для поднятия работы Департамента по политическому розыску, автор ряда инструкций по ведению агентуры, в том числе и о правилах переписки, так открыто, без шифра писать о своем агенте, даже и в «совершенно секретном документе». Судя по переписке Железнякова с Департаментом полиции, такой шифр существовал. Вызывает сомнение подпись Еремина. В его подписи чрезвычайно специфическое написание буквы «Е» и «Р». Для тех сотрудников архива, кто часто сталкивается с материалами Еремина, его резолюциями, подписями, совершенно очевидно, что подпись Еремина подделана. Почерковедческая эксперт за, проведенная кандидатом юридических наук Д.П. Потанппп крупным специалистом в этой области, доцентом кафедры криминалистики юридического факультета МГУ им. Ломоносова, однозначно указала, что «имеющиеся различия признаков и подлинных автографах Еремина и в подписи от имени Еремина» С. 261. в письме, датированном 12 июля 1913 г., указывают на то, что подпись «выполнена не Ереминым, а другим лицом». Экспертиза была проведена по ксерокопии, сделанной с книги Исаака Дон-Левина (Stalin's Great Secret. New York. 1956). О том, что Еремин не мог подписать этот документ, говорят и следующие факты: в переписке Департамента полиции сохранилось заявление Еремина на имя директора Департамента от 10 мая 1913 г. с просьбой об отпуске. Приводим его текст: С. 262. Стоит обратить внимание на номер исходящего документа который лишний раз подтверждает четкое выполнение Департаментом полиции в переписке своих инструкций, а также и на угловой штамп, которым пользовался Еремин. Документ оформлен по всем правилам. И еще один немало важный момент: шрифт машинки, которой пользовался Еремин. Выяснению этого вопроса много времени посвятили ученые США. Изучался класс машинки, которым было отпечатано письмо Еремина, время появления таких машинок в Департаменте полиции. Осбор, исследовавший шрифт, считал, что шрифт машинки класса «Ремингтон» № б, Спиридович — «Ремингтон» № 7. Эксперт по машинкам Тайтл сообщил, что машинка, на которой было напечатано письмо класса «Адлер», изготовлена германской фирмой. Русским шрифтом эти машинки были снабжены в 1912 г. Ереминское письмо не могло быть написано в 1913 году, так как шрифт машинки был изношен, стерт, что означало, «что письмо написано многими годами позже»37. Сравнивая рапорт Еремина, написанный им на своей машинке, и «письмо Еремина», мы видим различие этих шрифтов. Однако с отпуском Еремину пришлось несколько задержаться. 11 июня 1913 г. по приказу штаба корпуса жандармов он переводился на другую работу — начальником финляндского жандармского управления. Последний документ Особого отдела им подписан 19 июня 1913 г. (исх. № 101213)38. В тот же день 19 июня был издан следующий циркуляр Департаментом полиции (см. след. стр.). Недавно обнаруженные документы, связанные со службой Еремина, свидетельствуют, что Еремин с 1 июля 1913 г. уже находился в Финляндии, принимая дела у полковника Уттофа. Еремин был человеком скрупулезным, исполнительным, любил точность. Он внимательно изучал финансовую и хозяйственную отчетность принимаемого учреждения, общался с сотрудниками. В эти дни, до 25 июля, плотно работал в жандармском управлении по приемке дел. Только 25 июля 1913 г. Еремин рапортом в Штаб отдельного корпуса жандармов сообщает: «Доношу, что финляндское жандармское управление мною сего числа на законном основании принято как по личному составу чинов, так и по состоянию денежных сумм и казенного имущества. Вместе с сим докладываю, что претензий г.г. офицерами, чиновниками и нижними чинами заявлено не было». С. 264. Закон: ст. 12, кн. XX Св. Военных постановлений 1869 г.. изд. 1907 г. Приложение: строевой рапорт, ведомость о состоянии денежных сумм и претензии финляндскому жандармскому у и равлению39. В связи с изложенными фактами представляется крайне не убедительной выдвигаемая профессором Волковым в его книге версия о том, будто Еремин мог из Финляндии на какое-то время приехать в Петербург, зайти в Департамент и на и бланке отправить это письмо 40. Так кто же автор фальшивки? В результате проверки всех лиц, которые имели отношение к письму и которых упоминает в публикации Левин, Руссиянов имел наиболее вероятное касательство к письму Еремина. В «списке общего состава чинов отдельного корпуса жандармов» упоминается Руссиянов Виктор Николаевич и действительно его служба была связана с Сибирью. Ротмистр Руссиянов в октябре 1915 г. возглавил Енисейский розыскной пункт, хотя эта его должность в публикации Левина не упоминается. Из переписки Енисейского ГЖУ с Департаментом полиции выясняется, что Руссиянов вел политический розыск в Енисейском, Туруханском, Приангарском краях в 1915—1917 гг. Руссиянов и Джугашвили (Сталин) были ровесниками. Руссиянов родился 30 декабря 1879 г. (по старому стилю). Он окончил Московское реальное училище, затем Московское военное училище и с 1899 г. находился на военной службе. В корпус жандармов перешел в 1910 г., служил во Владимирском ГЖУ, был помощником начальника Пермского ГЖУ, затем работал в ряде ЖПУ ж.д. Во время гражданской войны Руссиянов служил у Колчака, затем эмигрировал в Китай. В материалах Временного Сибирского правительства Руссиянов упоминается уже в чине подполковника. В марте 1919 г. он ведет оперативную работу. Приказом министра внутренних дел Сибирского временного правительства он назначается начальником Акмолинского областного управления государственной охраны. Здесь он занимается работой, связанной с агентурой. Трудно говорить о личных качествах Руссиянова, но судя по имеющейся переписке, ему были свойственны определенная самоуверенность и амбициозность, а также жесткость по отношению к подчиненным. Порой он превышал свои полномочия, на что ему указывали из Департамента милиции Государственной охраны, требуя согласования решений, особенно в кадровых вопросах. Это не был человек скрупулезно исполнявшим все формальности. Его отличала импульсивность. Учитывая все это, можно сделать вывод, что Руссиянов вполне мог пойти на изготовление фальшивки. С. 265. Судя по фальшивке, она была написана лицом, которое когда-то было связано с учреждениями политического сыска царской России, так как автор знал специфику оформления таких документов. Если бы это было сделано дилетантом, то он бы позаботился составить документ более качественно. В данном случае автор «письма» очень понадеялся на себя, на свою память. Если сравнить материалы Сибирского Временного правительства и этот документ, то он имеет больше сходства в оформлении с материалами правительства Колчака, чем с документами Департамента полиции. Речь идет об отдельных малоприметных деталях в оформлении бумаг. Переписка, связанная с Особым отделом Департамента милиции Министерства внутренних дел Сибирского Временного правительства, лучше запомнилась Руссиянову. Письмо попало к Левину в 1947 г. Почти целое десятилетие он молчал и только после XX съезда КПСС, после доклада Н.С. Хрущева, когда преступления Сталина были разоблачены, он опубликовал этот документ, считая, очевидно, что наступил благоприятный момент для публикации — теперь поверят. Что Руссиянов автор фальшивки, у автора нет никакого сомнения. Когда Д.П. Поташник проводила экспертизу письма Еремина, то она одновременно провела почерковедческую экспертизу руки Руссиянова. К тому времени автор располагала несколькими подписями, резолюциями Руссиянова, но не было какого-либо текста, написанного им. Концовка в подписи Руссиянова и в подписи «письма Еремина» была совершенно одинакова. Привожу заключение эксперта. «При сравнении подписи на "письме Еремина" с образцами почерка и подписи Руссиянова В.Н. установлены совпадения ряда признаков почерка: угловатая форма соединения элементов букв "М", "И", "Н", направление движений при выполнении буквы "Р"; форма и направление движений при выполнении росчерка (все подписи Руссиянова заканчиваются буквой "Н", переходящей в росчерк в виде двух дугообразных элементов, выполненных с большим нажимом и большой протяженностью движений вниз от линии письма) см. след. стр. В силу краткости исследуемой подписи выявить больший объем совпадений не представляется возможным, а установленные совпадающие признаки могут служить основанием лишь для достаточно обоснованного предположения о том, что подпись от имени Еремина в исследуемом документе выполнена Руссияновым». Несмотря на публикации, прошедшие в печати как за рубежом, так и у нас, с безусловным доказательством того, что «письмо Еремина» — фальшивка, некоторые авторы настаивают С. 266. на подлинности этого документа, даже указывая, что должен быть подлинный второй экземпляр в ГА РФ41. Хорошо, известно, однако, что подобные материалы не могли иметь копий подлинных документов в 2-х экземплярах. На что рассчитывал Руссиянов, создавая фальшивку? За рубежом долго распространялась версия, что материалы Департамента полиции и его Особого отдела погибли в Февральскую революцию. Ограниченный допуск к документам в архиве вплоть до 50-х годов в какой-то мере эту версию поддерживал.. Увидевший копию документа во время своей командировки в США в Толстовском фонде в 1997 г. профессор Ю. Хечинов посчитал, что это его большое открытие, о чем было сообщение в газете «Известия»42. При дальнейших публикациях Ю. Фельштинский этот факт опроверг43, хотя версия о возможной подлинности письма Еремина продолжает оставаться44. Примечательно, что никаких новых аргументов авторы не приводят и лишь говорят о необходимости проведения дальнейшей экспертизы. Сам же Левин в одной из последних книг «Свидетель истории»45, где касается практически всех сюжетов своей журналистской деятельности, о данной проблеме не упоминает. Израильский ученый Эрик Ли, серьезно занимающийся проблемой «письма Еремина», пишет, что чем больше поднималось проблем, тем труднее было Левину найти контраргументы и, можно предположить, что находившийся в глухой обороне автор устал отвечать своим оппонентам и сдался46. «Роковая папка» В уже упомянутом журнале «Лайф» был опубликован еще один материал, якобы подтверждающий сотрудничество Сталина с охранкой. Это была статья А. Орлова, который утверждал, что в 1937 г., накануне ареста группы высших военачальников во главе с Тухачевским заслуживающий доверия источник, а именно его родственник, Зиновий Борисович Кацнельсон сообщил о том, что в Советском Союзе назревает заговор высших военных против Сталина. Основной причиной заговора или, скорее, непосредственным поводом к нему явились неожиданно обнаружившиеся материалы о провокаторской роли Сталина в дооктябрьский период. Обнаружил эти материалы сотрудник НКВД Штейн, которому по заданию Ягоды было поручено найти «компромат» на будущих жертв сталинских репрессий. Материалы эти, по свидетельству Штейна, находились в папке, принадлежавшей бывшему вице-директору Департамента полиции Виссарионову. Орлов пишет о том, что С. 268. помимо донесений, написанных рукой Сталина, в папке находилась анкета и фотография Сталина. Донесения относились к работе IV Государственной думы «первой половины 1913 г.». Как пишет далее Орлов, содержание папки стало известным ряду оппозиционно настроенных военных и было сделано несколько ее копий. После ознакомления с содержанием папки Тухачевский, Якир, Гамарник и некоторые другие военачальники решили, что Сталин не может оставаться во главе партии и государства. Заговорщики вырабатывают план действий по устранению Сталина. Для этого они планируют «убедить комиссара обороны Ворошилова... собрать конференцию на высшем уровне в связи с военными проблемами Украины, Московского военного округа и некоторых других округов, командование которых было посвящено в конспиративный план... В определенный час или по сигналу два отборных подразделения Красной Армии преградят основные подходы к Кремлю, чтобы блокировать подход войск НКВД. В этот самый момент заговорщики объявят Сталину, что он арестован... Тухачевский и другие военачальники считали, что Сталина надо убить немедленно, после чего собрать ЦК партии и предъявить ему папку полиции... ...Косиор, Балицкий, Зиновий Кацнельсон и другие, по-видимому, невоенные члены группы хотели арестовать Сталина на Пленуме ЦК партии и предъявить ему обвинения о его полицейском прошлом». Автор подробно цитирует это место из статьи Орлова, в частности, потому, что оно представляет собой до сих пор малоизвестную версию сталинских репрессий против высшего командования РККА. Лишь в своей пространной статье и «Московских новостях», излагая подробнейшим образом со держание статьи Орлова, ее авторы Е. Плимак и В. Антонов47 упоминают об этой версии. Между тем, если признать ее достоверной, то следует заново переписать многие страницы истории сталинских репрессий 30-х годов. Как пишет Орлов, Сталин опередил заговорщиков и уничтожил всех, кто в какой-то степени мог быть знаком с содержанием упомянутой папки. Любопытно, что и известный доклад Хрущева о преступлениях Сталина на XX съезде КПСС Орлов связывает с провокаторским прошлым Сталина. Разоблачение Хрущева, с точки зрения Орлова, было попыткой упредить события. «Видимо, — пишет Орлов, — произошло нечто такое, что оставило новой олигархии единственный выход: полностью разоблачить Сталина и сделать это немедленно. Я уверен, что этим "нечто" было обнаружение неопровержимых доказательств того, что Сталин был агентом-провокатором царской секретной полиции… С. 269. Я считаю, что проклятая папка была предъявлена теперешним хозяевам Кремля кем-нибудь, кто хранил ее все эти годы... Быть может документы были переданы генералу Жукову, и именно он преподнес ее своим партнерам по «коллективному руководству», как раз в тот момент, когда Хрущев готовился провести XX съезд компартии»48. Орлов утверждает, что будучи причастными к преступлениям Сталина, Хрущев и другие руководители партии были кровно заинтересованы в том, чтобы не делать их достоянием гласности. Однако, опасения, что сведения о Сталине, как провокаторе царской охранки станут достоянием гласности, не оставляло им другого выбора. Как видим, версия Орлова требует пересмотра прежних объяснений и еще одного ключевого момента советской истории. Вот почему автор полагает, что данная статья требует тщательного анализа и экспертизы. 1. Начнем с предположения, что папка существовала. Но если это так, то встает вопрос, каким образом до 1936 г. она оказалась никем не замеченной? И каким образом она оказалась в бывшем кабинете Менжинского? Как отмечалось в предыдущем параграфе, в первые дни Февральской революции по указу Временного правительства были созданы комиссии по разбору дел Департамента полиции, ГЖУ и охранных отделений по выявлению секретной агентуры, работающей в этих учреждениях. Фамилия Джугашвили среди разоблаченных агентов не была обнаружена и не была названа на допросах руководителей политического сыска ни Виссарионовым, ни Золотаревым, ни Джунковским, ни Белецким. Надо отметить, что все они на допросах давали довольно откровенные показания. Многие из них хитрили, изворачивались, но эта изворотливость была нацелена на то, чтобы выгородить себя. Что касается директора Департамента полиции Белецкого, то он дал обширные письменные показания. 2. Судя по описанию папки Виссарионова, она представляла как бы «личное дело» Сталина. В папке имелась фотография молодого Сталина, анкета, доклады, донесения. В принципе могло ли такое быть? В дореволюционных учреждениях политического сыска анкеты и отдельно фотографии могли быть только в наблюдательных делах арестованных революционеров. Что касается секретных сотрудников, то дела на них, в целях конспирации, не заводились. Переписка о них, денежная отчетность с грифом «совершенно секретно» хранилась за семью печатями. За свою многолетнюю практику автор только трижды встретила рукописные донесения агентов, в том числе и Азефа, собранные в деле секретного сотрудника с указанием клички, но без указания подлинного имени. Во всех этих случаях материал С. 270. касался секретной агентуры, которая работала за рубежом и была связана с Департаментом полиции «напрямую». Если же секретный сотрудник находился в России, то он лично встречался с офицером, который его «вел», на конспиративной квартире. После такой встречи офицер сам оформлял полученные сведения, которые могли размножаться для дальнейшей работы с этими данными, но подписывались они кличкой секретного сотрудника, как его сведения. Все было направлено на то, чтобы как можно меньше оставалось автографов секретной агентуры. Как правило, они оставались лишь в расписках агентов в получении денег. Например, Малиновский подобные расписки писал левой рукой. 3. В своей статье Орлов пишет, что Сталин знал о провокаторской роли Малиновского, завидовал его партийной и провокаторской карьере и вознамерился занять его место. (Сторонницей этой версии является и Серебрякова.) С этой целью Сталин, якобы, написал, минуя вице-директора, письмо товарищу министра внутренних дел Золотареву, в котором «нападал на Малиновского» и утверждал, что Малиновский «гораздо добросовестней служит делу большевиков, чем полиции». «Но попытка Сталина, — пишет далее Орлов, — удалить Малиновского не удалась. На полях письма Сталина была пометка товарища министра примерно следующего содержания:., этого агента надо отправить в Сибирь надолго. Он сам напрашивается на это». Данный пассаж вызывает, по меньшей мере, два вопроса. Во-первых, Золотарев не мог наложить резолюцию, которую приводит Орлов. Жандармы секретными сотрудниками очень дорожили и не разбрасывались даже такими, от которых получали случайные, отрывочные сведения. Могли уволить только «шантажистов», которые давали ложные сведения. Если верить документам папки Виссарионова, Сталин был ценным секретным сотрудником и, безусловно, мог быть полезным полиции и в дальнейшем. Товарищ министра не мог единолично распоряжаться судьбой такого агента, как любого агента вообще. Увольнение агента было связано с его денежным обеспечением, пенсией, единовременной выплатой и т.д. В данном случае, как и в случае с «анкетой», автора подводит его мышление современными ему категориями. Во-вторых, последний арест Сталина произошел 23 февраля 1913 г., поэтому он не мог давать сведения о деятельности Государственной думы за первую половину года. Несколько позже состоялось постановление Особого совещания (коллегиальный орган) о его административной высылке. Золотарев же покинул свой пост товарища министра 25 января 1913 г. Постановление об административной высылке мог утвердить новый товарищ С. 271. министра внутренних дел Джунковский. Так что Золотарев не имел никакого отношения к последней ссылке Сталина и не мог написать приводимую Орловым резолюцию. 4. Утверждение Орлова о совместной работе в качестве секретных сотрудников Малиновского и Сталина также лишено всяких оснований. Как было сказано выше, вместе могли работать агенты наружного наблюдения — филеры. Они наблюдали за революционерами на улице, в магазинах, в театре и передавали наблюдаемого друг другу. Что касается внутренней секретной агентуры, то полиция действительно была заинтересована иметь в одной организации нескольких сотрудников (часто так оно и бывало), но строжайшим образом запрещалось как-то даже намекать тому или другому об их связях. И в целях конспирации, и в целях их сохранения они не должны были знать о работе друг друга. При этом проверялась достоверность их информации и их «искренность» в даче сведений. Член Государственной думы Малиновский, окончательно разоблаченный как секретный сотрудник в апрельские дни 1917 г. и расстрелянный по решению революционного трибунала в 1918 г., в своих показаниях говорил, что ему хотелось знать, кто еще был секретным сотрудником в партии. Он даже стремился наблюдать за конспиративной квартирой, на которой сам встречался с полицией. При этом одного сотрудника он вычислил (Полякова). Если бы Сталин был секретным сотрудником и Малиновский знал об этом, то неужели он после своего разоблачения утаил бы этот факт о своих бывших «товарищах». Возникает вопрос, являлись ли сведения, приводившиеся в статье Орлова, плодом его собственного творчества или же он был, и, возможно, непредумышленно, сам введен в заблуждение? В своей статье он сам, исходя из собственного богатого опыта работы в НКВД, писал, что сфабриковать «документальные доказательства» не представляло для сотрудников НКВД «большой трудности». «Фальсификация документов, — заявлял он, — была обычным делом для советской полиции». Так что изготовить «папку Виссарионова» мог и кто-то из сотрудников НКВД. Но одновременно возникает и другой вопрос. Если папка существовала и, к тому же, была размножена, то как могло случиться, что кроме косвенного свидетельства Орлова, мы до сих пор не имеем даже упоминаний о ней из других источников? Впрочем, нельзя исключить и того, что Орлов что-то присочинил и сам. Недаром Э. Радзинский, который, судя по всему, тщательно изучил разоблачения Орлова и его книгу «Тайная история сталинских преступлений», пишет в своей С. 272. книге, что он (Орлов) «порой выдумывает». Хотя одновременно и задается вопросом: «Или заговор военных все же существовал? 49. В подтверждение этого стоит обратиться к очень интересной, серьезной, аргументированной статье О. Хлевнюка «История "тайной истории"». Анализируя книгу А. Орлова «Тайная история сталинских преступлений», автор приходит к выводу, что «даже поверхностное сопоставление книги Орлова с архивными документами... порождает массу вопросов и законные сомнения в доброкачественности "тайной истории" как объективного исторического источника... Как ни печально, — добавляет Хлевнюк, — расставаться со столь удобным и уже неоднократно использованным источником, мемуары Орлова, видимо придется отложить далеко в сторону»50. Что касается заговора военных, то, не будучи специалистом, автор не может об этом судить. Но что для него предельно ясно, так это то, что «папка Виссарионова» никакого отношения к реальности не имела. Спор автора с Серебряковой, Волковым и другими сторонниками версии о Сталине как о секретном сотруднике ни в коей мере не является спором об оценке личности Сталина. Думаю, что здесь мы единомышленники. Речь идет о другом: о споре относительно характера и достоверности тех «доказательств», которыми мои оппоненты оперируют. Архивист первый заявит о том, что Сталин был секретным сотрудником, если будет найден документ, который с достоверностью свидетельствовал бы об этом. Вся совокупность документов, которая на сегодняшний день находится в распоряжении историков, не позволяет, однако, сделать такого вывода. Примечания 1 Don-Levine Isaac. Stalin's great secret. New York, 1956; Edward Ellis Smith. The young Stalin: The early years of an elusive revolutionary New York, 1967; Tregory Aronson. Was Stalin a tsarist agent? // The New Leader. 1956. 20 august. P. 23-24; Hyde H.-M. Stalin: the history of a dictator (New York: Popular Press 1972. P. 612-616 / Eric Lee. The Eremin Letter: Documentary proof that Stalin was an okhrana spy? Oxford, April, 1992). 2 «Комсомолец Забайкалья». 1988. 20 ноября; «Собеседник». 1988 № 46. ноябрь; Арутюнов Г.А., Волков Ф.Д. «Перед судом истории / «Московская правда». 1989. 30 марта; Перегудова 3., Каптелов Б. Секретный агент Джугашвили // «Комсомольская правда». 1989. 21.06; ил же. Был ли Сталин агентом охранки // Родина. № 5. 1989; их же. Был ли Сталин агентом охранки // Вопросы истории КПСС. 1989. № 4.; их же. К спору о «Кобе» Джугашвили и «Фикусе» // Сб. Историки отвечают на вопросы. М., 1990; Колников М., Черных В., Максимова А. Шатуновская О., Шеболдин С. Версия не подтверждается // «Московская правда». 1989. 2 июля; Медведев Р. О Сталине и сталинизме // «Знамя». 1989. № 4; Волков Ф.Д. Взлет и падение Сталина. М., 1992; Островский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? //Из глубины времен. 1992. № 1 и др. 3 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1910. Д. 5. Ч. 7. Лит. Б. Л. 11 об. 4 Там же. Версия о том, что партийная кличка «Кузьма» принадлежала С. Шаумяну оказалась несостоятельной. Автор доверилась той расшифровке, которую дали в своих работах Г.А. Арутюнов и Ф.Д. Волков. В действительности кличка «Кузьма» принадлежала Сельдякову, одному из активистов Бакинской организации РСДРП (См.: 25 лет Бакинской организации большевиков. Баку, 1924. С. 25.). 5 Там же. Ч. 6. Лит. Б. Л. 26об. 6 Волков Ф.Д. Взлет и падение Сталина. М., 1992. С. 16. Давая ссылку на этот документ, профессор Ф.Д. Волков частично искажает его содержание. 7 Кличка наружного наблюдения, данная филерами Джугашвили. 8 ГА РФ. Ф. 102. 00. 1910. Д. 5. Ч. 6. Лит. Б. Л. 18. 9 Адамович А. Дублер // Дружба народов. 1988. № 11. 10 Арутюнов Г.А., Волков Ф.Д. «Перед судом истории». 11 ГА РФ. Ф. 4888. Оп. 5. Д. 599. Л. 13-14об. 12 Там же. Ф. 102. 00. 1910. Д. 5. Ч. 6. Лит. Б. Л. 26об. 13 Там же. Ф. 4888. Оп. 5. Д. 499, спр. № 9267. 14 Там же. Ф. 102. 00. 1912. Д. 5. Ч. 6. Лит. Б. Л. 39об. 15 Там же. Ф. 102. 00. 1911. Д. 82, вх. 90/12. 16 Там же. Ф. 1913. Д. 5. Ч. 6. Лит. Б. Л. 13об. 17 Там же. Ф. 4888. Оп. 5. Д. 599, спр. 9296. 18 Там же. Ф. 102. 00. 1913. Д. 5. Ч. 6. Лит. Б. Л. ЗЗоб. 19 Там же. Л. 31об. 20а Там же. Ф. 102. 00. 1910. Д. 5. пр. 3. Л. 43-45. 20а Серебрякова З.Л. Был ли Сталин агентом охранки? // Родина. 1989. № 9. С. 91; ее же. «Сталин и царская охранка» // «Совершенно секретно». 1989. № 7. декабрь; «Иосиф и Роман» (соратники по охранке) // «Независимая газета». 21.12.94. 21 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 195. 22 Там же. Ф. 85. Оп. 3. Д. 5. Л. 77-81. 23 Orlov A. The sensational secret behind. The damnation of Stalin // Life. 1958. April 23. 24 Серебрякова З. Иосиф и Роман // «Независимая газета». 21.12.94. 25 Малиновский, будучи очень осторожным, не стал уточнять у Джугашвили имя и отчество Калинина. 26 Часть публикуемого ниже параграфа была опубликована автором в соавторстве с Б.И. Каптеловым. Был ли Сталин агентом охранки? // Вопросы истории КПСС. 1989. № 4. С. 90-98; Родина. 1989. № 5. С. 66 — 69; К спору о «Кобе» Джугашвили и «Фикусе» // Историки отвечают на вопросы. М., 1990. С. 171 — 184. 27 Журнал «Лайф». 1956. 24.04. 28 Стоит отметить, что Волков Ф.Д. в кн. «Взлет и падение Сталина» обвиняет автора и ее соавтора в том, что, отрицая существование в этот период охранного отделения в Енисейске, они плохо знают свои материалы. В ответ можно только заметить, что профессор Волков не знает историю учреждений политического сыска. Ему неизвестно, что розыскные пункты, охранные отделения, районные охранные отделения, губернские и уездные жандармские управления — это суть не одно и то же. Никто не отрицает существования Енисейского губернского жандармского управления, розыскного пункта. Но увы... охранного отделения не было. 29 Список общего состава чинов отдельного корпуса жандармом СПб., 1913. С. 40, 692. 30 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 302. Д. 708. Л. 25. 31 Там же. Ф. 102. Оп. 273. Д. 53, 54, 55, 56. Журналы исходящей корреспонденции. 32 Там же. Исходящий с/с журнал Особого отдела за 1913 г. Д. 1. 33 Там же. Ф. 102. Оп. 273. Д. 356. Л. 128. 34 Там же. Ф. 102. 7 д-во. 1906. Д. 4889. Л. 10. 35 Там же. 36 Там же. Ф. 102, 00, 1913, Д. 46, Л. 204. 37 См. ссылку № 46. 38 га РФ. Ф. 102.00. 1913. Д. 46. Л. 293. Копия с документа, подпись Еремина заверена делопроизводителем. 39 Там же. Ф. 494. Оп. 1. Д. 39. Л. 27-28. 40 Волков Ф.Д. Взлет и падение Сталина. М., 1990. С. 13-15. 41 Волков Ф.Д. Взлет и падение Сталина. С. 15. 42 Сталин был агентом царской охранки // «Известия». 1997. 19 сентября. 43 Еще раз о Сталине. Агенты охранки // «Известия». 1997. 2 октября, 44 Ю. Хечинов. Так был ли Сталин агентов охранки?// «Труд». 1997. 24 октября. 45 Don-Levine Isaac. Eyewitness to history. Memous and reflections of foreign correspondent for half a century. New York, 1973. 46 Lee Eric. The Eremin Letter: Documentary proof that Stalin was an okhrana spy? Paper presented to the study Group on the Russian Revolution annual conference. Oxford, 1992 April. 47 См.: Плимак Е., Антонов В. Сталин знал, что я делал // «Московские новости». 1996. № 10. См. их же: Накануне страшной даты. К 60-летию процесса Тухачевского. 1997. Октябрь. № 2. 4« Журнал «Life». 1956. 23.04. 49 Радзинский Э. Господи... спаси и усмири Россию. Николай II: Жизнь и смерть. М., 1993. С. 397-398. 50 Хлевнюк О. История «тайной истории» 1996. // Свободная мысль.№ 3. С. 119. Оглавление Сыск   www.pseudology.org