Фатех Вергасов Матерные стихи русских поэтов Пушкин. Тень Баркова 1. Однажды зимним вечерком В бордели на Мещанской Сошлись с расстриженным попом Поэт, корнет уланский, Московский модный молодец. Подьячий из Сената Да третьей гильдии купец, Да пьяных два солдата. Всяк, пуншу осушив бокал, Лег с блядью молодою И на постели откатал Горячею елдою. 2. Кто всех задорнее ебет? Чей хуй средь битвы рьяной Пизду кудрявую дерет Горя как столб багряный? О землемер и пизд и жоп, Блядун трудолюбивый, Хвала тебе, расстрига поп, Приапа жрец ретивый В четвертый раз ты плешь впустил, И снова щель раздвинут, В четвертый принял, вколотил И хуй повисший вынул! 3. Повис! Вотще своей рукой Ему милашка дрочит И плешь сжимает пятерней, И волосы клокочет. Вотще! Под бешеным попом Лежит она, тоскует И ездит по брюху верхом, И в ус его целует. Вотще! Елдак лишился сил, Как воин в тяжей брани, Он пал, главу свою склонил И плачет в нежной длани. 4. Как иногда поэт Хвостов, Обиженный природой, Во тьме полуночных часов Корпит над хладной одой, Пред ним несчастное дитя — И вкривь, и вкось, и прямо Он слово звучное, кряхтя, Ломает в стих упрямо, — Так блядь трудилась над попом, Но не было успеха, Не становился хуй столбам, Как будто бы для смеха. 5 Зарделись щеки, бледный лоб Стыдом воспламенился, Готов с постели прянуть поп. Но вдруг остановился. Он видит — в ветхом сюртуке С спущенными штанами, С хуиной толстою в руке, С отвисшими мудами Явилась тень — идет к нему Дрожащими стопами, Сияя сквозь ночную тьму Огнистыми очами. 6. Что сделалось с детиной тут?» Вещало привиденье. — «Лишился пылкости я муд, елдак в изнеможеньи, Лихой предатель изменил, Не хочет хуй яриться». «Почто ж, ебена мать, забыл Ты мне в беде молиться?» — «Но кто ты?» — вскрикнул Ебаков, Вздрогнув от удивленья. «Твой друг, твой гений я — Барков!» Сказало привиденье. 7. И страхом пораженный поп Не мог сказать ни слова, Свалился на пол будто сноп К портищам он Баркова, «Восстань, любезный Ебаков, Восстань, повелеваю, Всю ярость праведных хуёв Тебе я возвращаю. Поди, еби милашку вновь!» О чудо! хуй ядреный Встает, краснеет плешь, как кровь, Торчит как кол вонзенный. 8. «Ты видишь, — продолжал Барков, Я вмиг тебя избавил, Но слушай: изо всех певцов Никто меня не славил; Никто! Так мать же их в пизду Хвалы мне их не нужны, Лишь от тебя услуги жду — Пиши в часы досужны! Возьми задорный мой гудок, Играй им как попало! Вот звонки струны, вот смычок, Ума в тебе не мало. 9. Не пой лишь так, как пел Бобров, Ни Шелехова тоном. Шихматов, Палицын, Хвостов Прокляты Аполлоном. И что за нужда подражать Бессмысленным поэтам? Последуй ты, ебена мать, Моим благим советам, И будешь из певцов певец, Клянусь я в том елдою, — Ни черт, ни девка, ни чернец Не вздремлют под тобою». 10. — «Барков! доволен будешь мной!» Провозгласил детина, И вмиг исчез призрак ночной, И мягкая перина Под милой жопой красоты Не раз попом измялась, И блядь во блеске наготы Насилу с ним рассталась. Но вот яснеет свет дневной, И будто плешь Баркова, Явилось солнце за горой Средь неба голубого. 11. И стал трудиться Ебаков: Ебет и припевает Гласит везде: «Велик Барков!» Попа сам Феб венчает; Пером владеет как елдой, Певцов он всех славнее; В трактирах, кабаках герой, На бирже всех сильнее, И стал ходить из края в край С гудком, смычком, мудами. И на Руси воззвал он рай Бумагой и пиздами. 12. И там, где вывеской елдак Над низкой ветхой кровлей, И там, где с блядью спит монах, И в скопищах торговли, Везде затейливый пиит Поет свои куплеты. И всякий день в уме твердит Баркова все советы. И бабы, и хуястый пол Дрожа ему внимали, И только перед ним подол Девчонки подымали. 13. И стал расстрига-богатырь Как в масле сыр кататься. Однажды в женский монастырь Как начало смеркаться, Приходит тайно Ебаков И звонкими струнами Воспел победу елдаков Над юными пиздами. У стариц нежный секелек Зардел и зашатался. Как вдруг ворота на замок И пленным поп остался. 14. Вот в келью девы повели Поэта Ебакова. Кровать там мягкая в пыли Является дубова. И поп в постелю нагишом Ложиться поневоле. И вот игуменья с попом В обширном ебли поле. Отвисли титьки до пупа, И щель идет вдоль брюха. Тиран для бедного попа, Проклятая старуха! 15. Честную матерь откатал, Пришлец благочестивый И в думе страждущей сказал Он с робостью стыдливой — «Какую плату восприму?» «А вот, мой сын, какую: Послушай, скоро твоему Не будет силы хую! Тогда ты будешь каплуном, А мы прелюбодея Закинем в нужник вечерком Как жертву Асмодея». 16. О ужас! бедный мой певец, Что станется с тобою? Уж близок дней твоих конец, Уж ножик над елдою! Напрасно еть усердно мнишь Девицу престарелу, Ты блядь усердьем не смягчишь, Под хуем поседелу. Кляни заебины отца И матерну прореху. Восплачьте, нежные сердца, Здесь дело не до смеху! 17. Проходит день, за ним другой, Неделя протекает, А поп в обители святой Под стражей пребывает. О вид, угодный небесам? Игуменью честную Ебет по целым он часам В пизду её кривую, Ебёт... но пламенный елдак Слабеет боле, боле, Он вянет, как весенний злак, Скошенный в чистом поле. 18. Увы, настал ужасный день. Уж утро пробудилось, И солнце в сумрачную тень Лучами водрузилось, Но хуй детинин не встает. Несчастный устрашился, Вотще муде свои трясет, Напрасно лишь трудился; Надулся хуй, растет, растет, Вздымается лениво... Он снова пал и не встает, Смутился горделиво. 19. Ах, вот скрипя шатнулась дверь, Игуменья подходит, Гласит: «Еще пизду измерь» И взорами поводит, И в руки хуй... но он лежит, Лежит и не ярится, Она щекочет, но он спит, Дыбом не становится... «Добро», игуменья рекла И вмиг из глаз сокрылась. Душа в детине замерла, И кровь остановилась. 20. Расстригу мучила печаль, И сердце сильно билось, Но время быстро мчится вдаль, И темно становилось. Уж ночь с ебливою луной На небо наступала, Уж блядь в постели пуховой С монахом засыпала. Купец уж лавку запирал, Поэты лишь не спали И, водкою налив бокал, Баллады сочиняли. 21. И в келье тишина была. Вдруг стены покачнулись, Упали святцы со стола, Листы перевернулись, И ветер хладный пробежал Во тьме угрюмой ночи, Баркова призрак вдруг предстал Священнику пред очи. В зеленном ветхом сюртуке С спущенными штанами, С хуиной толстою в руке, С отвисшими мудами. 22. - «Скажи, что дьявол повелел», - «Надейся, не страшися», - «Увы, что мне дано в удел? Что делать мне?» — «Дрочися!» И грешный стал муде трясти Тряс, тряс, и вдруг проворно Стал хуй все вверх и вверх расти, Торчит елдак задорно. И жарко плешь огнем горит, Муде клубятся сжаты, В могучих жилах кровь кипит, И пышет хуй мохнатый. 23. Вдруг начал щелкать ключ в замке, Дверь громко отворилась, И с острым ножиком в руке Игуменья явилась. Являют гнев черты лица, Пылает взор собачий, Но вдруг на грозного певца, На хуй попа стоячий Она взглянула, пала в прах, Со страху обосралась, Трепещет бедная в слезах И с духом тут рассталась. 24. — «Ты днесь свободен, Ебаков!» Сказала тень расстриге. Мой друг, успел найти Барков Развязку сей интриге — «Поди! Отверзты ворота, Тебе не помешают, И знай, что добрые дела Святые награждают. Усердно ты воспел меня, И вот за то награда» — Сказал, исчез — и здесь, друзья, Кончается баллада.   Александр Пушкин   Хоть тяжело подчас в ней бремя, Телега на ходу легка; Ямщик лихой, седое время, Везет, не слезет с облучка. С утра садимся мы в телегу; Мы рады голову сломать И, презирая лень и негу, Кричим: пошел! Ебёна мать! Но в полдень нет уж той отваги; Порастрясло нас; нам страшней И косогоры и овраги; Кричим: полегче, дуралей! Катит по-прежнему телега; Под вечер мы привыкли к ней И, дремля, едем до ночлега — А время гонит лошадей. ***   От всенощной вечор идя домой, Антипьевна с Марфушкою бранилась; Антипьевна отменно горячилась. «Постой, — кричит, — управлюсь я с тобой; Ты думаешь, что я уж позабыла Ту ночь, когда, забравшись в уголок, Ты с крестником Ванюшкою шалила? Постой, о всем узнает муженек!» — Тебе ль грозить! — Марфушка отвечает: Ванюша — что? Ведь он еще дитя; А сват Трофим, который у тебя И день и ночь? Весь город это знает. Молчи ж, кума; и ты, как я, грешна, А всякого словами разобидишь; В чужой пизде соломинку ты видишь, А у себя не видишь и бревна! *** Мы пили - и Венера с нами Сидела, прея, за столом. Когда ж вновь сядем вчетвером С блядьми, вином и чубуками? (“27 мая 1819”) *** Рефутация г-на Беранжера   Ты помнишь ли, как были мы в Париже, Где наш казак иль полковой наш поп Морочил вас, к винцу подсев поближе, И ваших жен похваливал да еб? Хоть это нам не составляет много, Не из иных мы прочих, так сказать; Но встарь мы вас наказывали строго, Ты помнишь ли, скажи, ебена мать? Сводня грустно за столом Карты разлагает. Смотрят барышни кругом, Сводня им гадает: “Три десятки, туз червей И король бубновый -Спор, досада от речей И притом обновы… А по картам-ждать гостей Надобно сегодня”. Вдруг стучатся у дверей: Барышни и сводня Встали, отодвинув стол, Все толкнули целку, Шепчут: “Катя, кто пришел? Посмотри хоть в щелку”. Кто? Хороший человек… Сводня с ним знакома, Он с блядями целый век, Он у них как дома. бляди в кухню руки мыть Кинулись прыжками, Обуваться, букли взбить, Прыскаться духами. Сводня гостя между тем Ласково встречает, Просит лечь его совсем. Он же вопрошает: “Что, как торг идет у вас? Выручки довольно?” Сводня за щеку взялась И вздохнула больно: “Хоть бывало худо мне, Но такого горя Не видала и во сне, Хоть бежать за море. Верите ль, с Петрова дня Ровно до субботы Все девицы у меня Были без работы. Четверых гостей, гляжу, Бог мне посылает. Я блядей им вывожу, Каждый выбирает. Проеблись они всю ночь, Кончили, и что же? Не платя пошли все прочь, Господи, мой боже!” Гость ей: “Право, мне вас жаль. Здравствуй, друг Анета, Что за шляпка! что за шаль, Подойди, Жанета. А, Луиза, - поцелуй, Выбрать, так обидишь; Так на всех и встанет хуй, Только вас увидишь.” “Что же, - сводня говорит, - Хочете ль Жанету? У нее пизда горит. Иль возьмете эту?” Бедной сводне гость в ответ: “Нет, не беспокойтесь, Мне охоты что-то нет, Девушки, не бойтесь”. Он ушел-все стихло вдруг, Сводня приуныла, Дремлют девушки вокруг, Свечка вся оплыла. Сводня карты вновь берет, Молча вновь гадает, Но никто, никто нейдет- Сводня засыпает. *** А шутку не могу придумать я другую, Как только отослать Толстого к хую. *** Накажи, святой угодник, Капитана Борозду, Разлюбил он, греховодник, Нашу матушку пизду   М. Лермонтов. Петергофский праздник Кипит веселый Петергоф, Толпа по улицам пестреет, Печальный лагерь юнкеров Приметно тихнет и пустеет. Туман ложится по холмам, Окрестность сумраком одета И вот к далеким небесам, Как долгохвостая комета, Летит сигнальная ракета. Волшебно озарился сад, Затейливо, разнообразно; Толпа валит вперед, назад, Толкается, зевает праздно. Узоры радужных огней, Дворец, жемчужные фонтаны Жандармы, белые султаны, Корсеты дам, гербы ливрей, Колеты кирасир мучные, Лядунки, ментики златые, К упчих парчовые платки, Кинжалы, сабли, алебарды, С гнилыми фруктами лотки, Старухи, франты, казаки, Глупцов чиновных бакенбарды Венгерки мелких штукарей, Толпы приезжих иноземцев, Татар, черкесов и армян, Французов тощих, толстых немцев И долговязых англичан В одну картину все сливалось В аллеях тесных и густых И сверху ярко освещалось Огнями склянок расписных… Гурьбу товарищей покинув, У моста………..стоял И каску на глаза надвинув, Как юнкер истинный, мечтал О мягких ляжках, круглых жопках (Не опишу его мундир, Но лишь для ясности и в скобках Скажу, что был он кирасир). Стоит он пасмурный и пьяный, Устал бродить один везде, С досадой глядя на фонтаны, Стоит - и чешет он муде. “Ебена мать! два года в школе, А от роду-смешно сказать Лет двадцать мне и даже боле; А не могу еще по воле Сидеть в палатке иль гулять! Нет, видишь, гонят, как скотину! Ступай-девсад, да губ не дуй! На жопу натяни лосину, Сожми муде да стисни хуй! Да осторожен будь дорогой: Не опрокинь с говном лотка! Блядей не щупай, курв но трогай! Мать их распроеби! тоска!” Умолк, поникнув головою. Народ, шумя, толпится вкруг. Вот кто-то легкою рукою Его плеча коснулся вдруг; За фалды дернул, тронул каску… Повеса вздрогнул, изумлен: Романа чудную завязку Уж предугадывает он И, слыша вновь прикосновенье…. Он обернулся с быстротой, И ухватил… «восхищенье! За титьку женскую рукой. В плаще и в шляпе голубой, Маня улыбкой сладострастной, Пред ним хорошенькая блядь; Вдруг вырвалась, и ну бежать! Он вслед за ней, но труд напраснь И по дорожкам, по мостам, Легко, как мотылёк воздушный, Она кружится здесь и там; То, удаляясь равнодушно, Грозит насмешливым перстом, То дразнит дерзким языком. Вот углубилася в аллею; Все чаще, глубже; он за нею; Схватясь за кончик палаша, Кричит: “Постой, моя душа!” Куда! красавица не слышит, Она все далее бежит: Высоко грудь младая дышит, И шляпка на спине висит. Вдруг оглянулась, оступилась, В траве запуталась густой, И с обнаженною пиздой Стремглав на землю повалилась. А наш повеса тут как тут, Как с неба, хлоп на девку прямо! “Помилуйте! в вас тридцать пуд! Как этак обращаться с дамой! Пустите! что вы? ой!” - “Молчать! Смотрите, лихо как ебать!” Все было тихо. Куст зеленый Склонился мирно над четой. Лежит на бляди наш герой. ……………………………….. ……………………………….. Вцепился в титьку он зубами, “Да что вы, что вы? - Ну скорей! ……………………………….. ……………………………….. ……………………………….. “Ах боже мой, какой задорный! Пустите, мне домой пора! Кто вам сказал, что я такая?” - На лбу написано, что блядь! ……………………………….. ……………………………….. ……………………………….. ……………………………….. ……………………………….. ……………………………….. И закатился взор прекрасный, И к томной груди в этот миг Она прижала сладострастно Его угрюмый, красный лик. - Скажи мне, как тебя зовут? - “Маланьей”. - Ну, прощай, Малаша -”Куда ж?” - Да разве киснуть тут? Болтать не любит братья наша; Еще в лесу не ночевал Ни разу я.- ”Да разве ж даром?” Повесу обдало как варом, Он молча муде почесал. - Стыдись! - потом он молвил важно: Уже ли я красой продажной Сию минуту обладал? Нет, я не верю! - ”Как не веришь? Ах сукин сын! подлец, дурак!” - Ну, тише! Как спущу кулак, Так у меня подол обсерешь! Ты знай: я не балую дур: Когда ебу, то upor amour! Итак, тебе не заплачу я: Но если ты простая блядь, То знай: за честь должна считать Знакомство юнкерского хуя! И, приосанясь, рыцарь наш, Насупив брови, покосился, Под мышку молча взял палаш, Дал ей пощечину - и скрылся. И ночью, в лагерь возвратясь, В палатке дымной, меж друзьями Он рек, с колен счищая грязь: “Блажен, кто не знаком с блядями! Блажен, кто под вечер в саду Красотку добрую находит, Дружится с ней, интригу сводит - И плюхой платит за пизду!” Аполлон Григорьев Прощай, холодный и бесстрастный Великолепный град рабов, Казарм, борделей и дворцов, С твоею ночью, гнойно-ясной, С твоей холодностью ужасной К ударам палок и кнутов. С твоею подлой царской службой, С твоим тщеславьем мелочным, С твоей чиновнической жопой, Которой славны, например, И Калайдович, и Лакьер. С твоей претензией - с Европой Идти и в уровень стоять. Будь проклят ты, ебена мать! Николай Некрасов Наконец из Кенигсберга Я приблизился к стране, Где не любят Гуттенберга И находят вкус в говне. Выпил русского настою, Услыхал "ебёну мать", И пошли передо мною Рожи русские писать   Михайло Ломоносов. Описание утренней зари. Ода I Уже зари багряной путь Открылся дремлющим зенницам, Зефир прохладный начал дуть Под юбки бабам и девицам. Раскинувшись пизды лежат, От похоти во сне дрожат. Иная страшным зевом дышет, Иная нежны губки жмёт, Нетерпеливо хуя ждёт; Во всех ебливый пламень пышет. II О, утро, преблаженный час, Дражайше нам златого века, В тебе натуры сладкой глас Зовет к работе человека. Приход твой всяку тварь живит, В тебе бодрее хуй стоит, Ты нежну похоть всем вливаешь, В ебливы жилы кровь течет И к ебле всех умы влечет, Ты нову силу всем влагаешь. III Корабль в угрюмых как волнах Кипящи их верхи срывает, Сквозь бурю, тьму и смертный страх Летит и бездну презирает, Подобно так в пиздах хуи, Напрягши жилы все свои, Во влажну хлябь вступать дерзают, Шурмуют, мечутся везде И в самой узенькой пизде Пути пространны отверзают. IV Везде струи млечны текут, С стремленьем в бездну изливаясь, . Во все составы сладость льют, По чувствам быстро разделяясь. Восторгом тихим всяк объят, На побежденных томный взгляд, Еще собранье звать дерзает, Опять вступают в ярый бой, И паки сладкий ток млечной Во всех жар брани прохлаждает. V Что бьет за страшный шум в мой слух? Чердак, подклеть и спальня стонет, Боязнь во всех стеснила дух, Хуи слабеют, сердце ноет. Внезапно отворилась дверь, Старик, как разъяренный зверь, С толпой народа в дом приходит. «Лови,—кричит,—всех, режь и бей, Жену, служанок, дочерей!» Сей вопль всем смертным страх наводит. VI Но что, старик, твой дух мятет, Какая злость тебя снедает? Не то ль, что старость хуй твой гнет, Не то ль тебя так разъяряет, Что еть жена дает другим? Но вялым хуем ты своим Какую ей подашь отраду? Осьмнадцать лет и шестьдесят— Вовеки вас не согласят, Твой взор теперь ей злее аду. VII Пусть всяк, кто может, хуй трясет, Пускай кровати, лавки стонут, Восторг от глаз пусть скроет свет, Хуи в реках заёбин тонут. Закрой от них свой мрачный взор, Младых хуев и пизд собор, Оставь их роскошам на жертву, Иль вынув свой завялый хуй, Беги, мечись, рвись, плачь, тоскуй, Зря плоть свою Сергей Есенин Ветер веет с юга И луна взошла, Что же ты, блядюга, Ночью не пришла? Не пришла ты ночью, Не явилась днем. Думаешь, мы дрочим? Нет! Других ебём! *** Не тужи, дорогой, и не ахай, Жизнь держи, как коня, за узду, Посылай всех и каждого на хуй, Чтоб тебя не послали в пизду! Владимир Маяковский Кто есть бляди? Не те бляди, что хлеба ради спереди и сзади дают нам ебти, Бог их прости! А те бляди - лгущие, деньги сосущие, ебать не дающие - вот бляди сущие, мать их ети! Гимн онанистов Мы, онанисты, ребята плечисты! Нас не заманишь титькой мясистой! Не совратишь нас пиздовою плевой! Кончил правой, работай левой!!! *** Нам ебля нужна как китайцам рис. Не надоест хую радиомачтой топорщиться! В обе дырки гляди - не поймай сифилис. А то будешь перед врачами корчиться! *** Эй, онанисты, кричите "Ура!" - машина ебли налажена, к вашим услугам любая дыра, вплоть до замочной скважины!!! *** Лежу на чужой жене, потолок прилипает к жопе, но мы не ропщем - делаем коммунистов, назло буржуазной Европе! Пусть хуй мой как мачта топорщится! Мне все равно, кто подо мной - жена министра или уборщица! Песни   www.pseudology.org