Алексей Александрович Сурков В землянке Музыка: Константин Яковлевич Листов   Софье Креве Бьется в тесной печурке огонь, На поленьях смола, как слеза, И поет мне в землянке гармонь Про улыбку твою и глаза. Про тебя мне шептали кусты В белоснежных полях под Москвой. Я хочу, чтобы слышала ты, Как тоскует мой голос живой. Ты сейчас далеко-далеко. Между нами снега и снега. До тебя мне дойти нелегко, А до смерти - четыре шага. Пой, гармоника, вьюге назло, Заплутавшее счастье зови. Мне в холодной землянке тепло От моей негасимой любви. 27 ноябрь 1941, деревня Кашино, под Истрой   “А до смерти четыре шага…” — Эти трогательные шестнадцать строк корреспондент газеты “Красноармейская правда” Западного фронта Алексей Сурков адресовал в письме своей жене, Софье, — продолжает рассказывать Юрий Евгеньевич. — Он не помышлял, что это “домашнее” стихотворение станет песней. Более того, он не планировал его печатать. Сочинил стихотворное послание Алексей после трудного фронтового дня под Истрой, когда им со штабом гвардейского полка пришлось ночью с боями по пояс в снегу пробиваться из окружения. Тот памятный бой на подступах к Москве случился 27 ноября 1941 года. Оборонительные позиции 258-го полка 9-й гвардейской стрелковой дивизии внезапно атаковала 10-я танковая дивизия гитлеровцев. “Враг рвался на восток через Кашино и Дарну по дороге, параллельной Волоколамскому шоссе, — вспоминал генерал армии Белобородов, — фашистские танки прорвались на дорогу и отрезали штаб полка, расположившийся в деревне Кашино, от батальонов. Надо было прорываться из окружения. Всем штабным работникам пришлось взяться за оружие и гранаты. Стали бойцами и корреспонденты, с честью пройдя боевое крещение”. Когда Алексей Сурков с бойцами под минометным огнем вышел к своим, встретивший их начальник инженерной службы аж присвистнул: “Как вы умудрились пройти через поле? Мы же его все заминировали”. Для Алексея Суркова это была четвертая война. Он был непризывного возраста, но оставаться дома не мог. После всех передряг, промерзший, усталый, в шинели, посеченной осколками, Алексей всю оставшуюся ночь просидел над своим блокнотом в землянке, у солдатской железной печурки. Тогда и родились ставшие знаменитыми строки: “Бьется в тесной печурке огонь, на поленьях смола, как слеза, и поет мне в землянке гармонь про улыбку твою и глаза”. Подлинник стихотворения Алексей Сурков поначалу озаглавил строчкой “Тебе — солнышко мое!” Оно было очень личным и предназначалось жене Софье, которая с сыном и дочкой жила в это время в эвакуации в прикамском городке — Чистополе. — Алексей познакомился с Софьей Креве на литературных курсах, где он читал лекции, а девушка была на них слушательницей. Красавица, модница, она сразу же покорила сердце поэта. И он — высокий, светло-русый, улыбчивый, удивительный оратор — не мог не понравиться Софье. Их притяжение было взаимным, и свадьба не заставила себя ждать. “Знаю — ты тоскуешь, дорогая, на крыльцо выходишь, ждешь меня. Только письма греют, помогая жить надеждой завтрашнего дня…” — это все о ней, о Софье. — “Землянка” также могла бы остаться частью письма, если бы в феврале 42-го не приехал из эвакуации композитор Константин Листов, которого назначили старшим музыкальным консультантом Главного политического управления Военно-морского флота, — рассказывает Юрий Бирюков. — Он пришел во фронтовую редакцию и стал просить “что-нибудь, на что можно написать песню”. “Чего-нибудь” не оказалось. И тут Алексей Сурков, на счастье, вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову, будучи абсолютно уверенным, что песни из этого лирического стихотворения не выйдет. Листов пробежал глазами по строчкам, промычал что-то неопределенное и ушел. Появился вновь в редакции через неделю, попросил у фотографа Савина гитару и, аккомпанируя себе, стал напевать: “Ты сейчас далеко-далеко. Между нами снега и снега. До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага”. На “премьере” песни в редакции “Фронтовой правды” присутствовал и писатель Евгений Воробьев, который работал тогда в газете. Сразу же после того, как “Землянка” была исполнена, он попросил Листова записать ее мелодию. Нотной бумаги под рукой не оказалось. И тогда Листов, как уже не однажды приходилось поступать в тех условиях, разлиновал обычный лист бумаги и записал мелодию на нем. Но внезапно полюбившаяся бойцам песня была запрещена — Нашлись “блюстители фронтовой нравственности”, которые посчитали, что строки “до тебя мне дойти нелегко, а до смерти — четыре шага” упадническими, разоружающими. Они потребовали вычеркнуть их, заменить другими, “отодвинуть” смерть “дальше от окопа”. Но менять что-либо, портить песню, было уже поздно, она, как говорится, пошла. В архиве Суркова сохранилось письмо, подписанное шестью гвардейцами-танкистами. Сказав несколько добрых слов по адресу песни и ее авторов, танкисты писали, что слышали, будто кому-то не нравится строчка “до смерти четыре шага”. “Напишите вы для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так как есть — мы-то ведь знаем, сколько шагов до нее, до смерти”. Еще во время войны Ольга Берггольц рассказывала о своем визите на крейсер “Киров”. В кают-компании собрались офицеры и слушали радиопередачу. Когда по радио была исполнена “Землянка” с “улучшенным” вариантом текста, раздались возгласы гневного протеста, и бойцы, выключив репродуктор, демонстративно трижды спели песню с ее подлинным текстом. Неутомимыми пропагандистами “Землянки” в годы войны были Леонид Утесов и Лидия Русланова. Несмотря на негласный запрет, Лидия Андреевна, пожалуй, одна из немногих, кто пел “Землянку” всю войну. Для нее это была не просто песня, а своеобразный монолог — признание в любви боевому генералу, Герою Советского Союза Владимиру Крюкову. Именно эта песня, прозвучавшая в концертной программе для 2-го гвардейского кавалерийского корпуса, отличившегося в битве под Москвой, спетая Лидией Андреевной, и зажгла огонек любви между ними. Случилось это в апреле 1942 года, в Спас-Нуделе, под Волоколамском. С тех пор и до самого конца войны Лидия Русланова регулярно приезжала в это боевое соединение. В августе 1942 года певица записала “Землянку” на грампластинку. Но весь тираж был уничтожен. Из-за тех самых строк про смерть, до которой “четыре шага”. В 1998 году в деревне Кашино Истринского района, на том месте, где была написана песня, был установлен памятник. Выяснилось, что ту фронтовую землянку выкопали во дворе своего дома братья Михаил и Владимир Кузнецовы. В минуты затишья на фронте они пели: “И поет мне в землянке гармонь про улыбку твою и глаза”, — и не подозревали, что их печурка согрела поэта Алексея Суркова и вдохновила композитора Константина Листова на создание одной из самых чистых и светлых песен о любви. Источник Слушать Песни   www.pseudology.org