Александр Николаевич Афанасьев

К божьему суду, cверх испытания огнем и водою принадлежал и судебный поединок (judicium pugnae kampf urtheil).

Бог летних гроз представлялся воителем, в его руках и победа и поражение; он принимаетъ непосредственвое участие во всех народных войнах, и правой стороне дарует мужество, крепость и победное торжество, а неправую наказует постыдным бегетвом пленом и поражением.

Всякая битва, по понятию древних, была спором, отданным на решение божества. "То уже Богови судити" - обыкновенная формула, какую произносили наши князья перед началом военных действий.

Поэтому и в частных раздорах, если обиженный восставал с оружием на обидчика, божество должно было помогать! правому и карать нарушителя священных законов. Это воззрение вызвало клятвы оружием  и судебные поединки , когда, за недостатком других доказательств, тяжущиеся решали дело единоборством.

Судебные поединки были самым обыкновенным способом решешя споров в средневековой Европе

Примеры их встречаются даже в XVII веках. В назначенный день противники выступали на бой, перед началом которого духовенство благословляло их ратные доспехи, а сами они давали клятву, что действительно признают  себя правыми и не рассчитывают на помощь чародейства.

О судебных поединках у славян находим следующие указания. По словам арабскаго писателя Мукаддези, "когда царь решит спор между двумя тяжущимися, и они решением его останутся  недовольны, тогда он говоритъ им: разбирайтесь мечами своими чей острее, того и победа".

По летописным свидетельствам, самые войны, решались иногда единобортвом двух избранных от разных сторонъ витязей; состязание это происходило в виду обеих неприятельских ратей  исход его принимался за непреложный приговор божественной  воли, которой равно подчинялись и те, на чью долю оставалась победа, и те, которые должны были признать себя осужденными.

Таков был бой богатыря-кожемяки с печенегом  при св. Владимире и бой Мстислава с косожским князем Редеде.

В договоре смоленеского князя Мстислава  с Ригою и Готским берегом (1229 г.) сказано: "русину не звати латина на поле биться у руской земли, а латинину не звати русина на поле биться у Ризе и на Готском  березе. Аже латинески гость битеся межю собою у руской земли любо мечем, а любо деревем - князю то не надобе, мьжю собою соудити; тако аже рускии гость биеться  у Ризе или на Гочкоме березе - латине то не надобе, а те промьжю собою урядятеся". Смысл статьи тот: русский не можетъ вызывать немца на поединок в русскую землю, а немец русского в Ригу и на Готский берег.

Кто желает рассудиться оружием, пусть тот и отправляется в отечество своего супротивника

Князь не должен мешаться  в поединки иноземцев на русской земле (т. е. не мает с них судебных пошлин), а немцы - в поединки русских людей в Риги и на Готском береге: "то им не надобе".

Последующие законы определяют случаи, в  которых дозволялось поле (судебный поединок), оружие, с которым обязаны были сражаться бойцы, и самый ход боьбы. Народъ смотрелъ на поединки, как на божью правду "дай, господине! нам с ними (соперниками) божью правду , говорили судье истцы или ответчики, да лезем с ними на поле биться".

Псковская Судная грамота (1467 г постановляет, что могли выходить на поле не только мущины , но и женщины. По общему правилу бой должен быть равный , и потому дозволялось сражаться бойцу с бойцем, а небойцу съ небойцем; на этом основании малолетный , престарелый, больной, увечный и женщина (а по Судебнику - и священник против взрослого и здороваго мущины могли нанимать и ставить, вместо себя, наймитов.

Но если иск вела женщина против женщины, то наймиты запрещались. Допускался также поединок между ответчиком! и свидетелем, когда последний показывал против первого, но показания многих свидетелей составляло полное доказательство  и делало поединок ненужным.

Бой происходилъ под набдюдением приставов; вероятно, присутствовал самъ посадник или наместник, как прямо упоминается о том в новогородской Судной грамоте.

Во Пскове полевщики выходили на битву в доспехах; в Новгороде оружием были ослопы (дубинки, рогатины) и палки, а доспехами шишаки и железные латы. Побежденный признавался неправым.

Теже положения развиты и в Судебнике Ивана Грозного: у "поля", кроме окольничаго, дьяка и иных чинов от правительства, присутствовали еще стряпчие и поручники со стороны тяжущихся; те, которые ставила за себя наймитов, должны были присягать и целовать крест сами; "поле" допускалось и между свидетелями, которые разноречили между собою; бойцы одевались въ панцыри, латы, имели в руках щиты и дрались дубинками.

Стоглав запрещает присуждать "поле" для иноческаго и священническаго чина во всех делах, кроме душегубства и с поличным. Наконец, дополнительными статьями к Судебнику стеснено в некоторых случаях решение дела "полем".

Барберини (XVI в.) так описываетъ судебный поединок: действие происходило на площади; доспехи бойцов были так тяжелы, что упавший не в силах был подняться; наступательное оружие было: для левой руки железо, имеющее два острыхъ конца на подобие кинжалов - один вниз, другой вверх, в середине же отверстие, в которое всовывалась рука, затем вилообразное копье и за поясомъ топор.

Обычай решать спорныя дела "полем" продолжал существовать въ продолжеши всего XVI столетiя  и исчез в ХУII -м; в Уложении уже не упоминается о "поле", а вместо его требуется присяга.

Впрочем положительного закона которым бы отменялся судебный поединок, мы не знаем

Нам известенъ только один протест против судебных поединков; это протест митрополита Фотшя в пославши его в Новгородъ 1410 года: "еще же и сему наказаю: аще который человекъ позовется на поле да приидетъ к  которому попу причаститись, ино ему святого причастья нет, ни целования креcтнаго; а который поп дастъ ему святое причастие, тот поповства лишен. А кто утепет (убеет}, лезши на поле, (и) погубить душу - по великаго Василия слову душегубец именуется, в церковь не входит, ни дары  не приемлет, ни богородицина хлеба причащениа-ж святаго не прииметъ осмнадцать лътъ; а убитого не хороните, а который поп того похоронит, тот поповетва лишен"

Главным образом духовенство восставало против колдовства и чар, к которым прибегали бойцы. Максим Грек жаловался, что судьи, вопреки очевидности свидетельских показаний, изобличающих виновнаго, присуждаютъ "поле", а обидчики на то и разсчитываютъ: у них всегда есть "чародей  и ворожея, иж возможетъ дъйством сатанинским пособити своему полевщику".

На Стоглавном соборе  предъявлен такой укор современности: "да в нашем же православии тяжутся, и нецы и непрямо и поклепав крестъ целуют  или образы святых, и на поли бьются и кровь проливают ; и в те поры волхвы и чародейники от бесовских научеши пособие им творятъ, кудесы бьютъ, и в Аристотелевы  Врата и в Рафли смотрятъ, и по звевздам и по планетам глядаютъ и смотрятъ дней и часовъ, и теми  диавольcкими действиями мир прельщаютъ и от Бога отлучаютъ; и на те чарования надеяся, поклепца и ябедник не мирится, и крестъ целуютъ и на поли бьются, и поклепав убиваютъ".

Собор угрожает волхвам и чародеям царскою опалою, а тем, кто прибъгает к их помощи, отлучением от церкви

В старинных лечебниках встречаются указания на те волшебные средства, обладая которыми можно смело выходить на поединок: "если хочешь быть страшен, убей змею черную, а убей  ее саблею или ножемъ, да вынь изъ нея языкъ, да и въ тафту зеленую и в черную да положи в сапогъ в левой, а обуй на том же месте. Идя прочь, назад не оглядывайся. Пришедши домой, положи (змеиный языкъ) под ворота в землю; а кто тебя спросить: где былъ? и ты с им ничего не говори. А когда надобно, и ты въ тотъ же сапогъ положи три зубчика чесноковые, да под правую пазуху привяжи себе утиральник и бери с собою, когда пойдешь на суд или на поле биться".

"С ветлы или березы надобно взять зеленый кустецъ... по нашему вихорево гнездо , и взять тот кустец, как потянет  ветер-вихорь в зиме или летом, да середнее  деревцо держать у себя - на суд ходить, или .к великимъ людям, или на поли биться, и как бороться - держать тайно в сапоге в одном на правой  ноге. А кто держитъ то деревцо у себя, тот человек не боится никого".

Змеиный языкъ - символъ разящей молнии; о чудесной силе чеснока и связи его в народныхъ поверьях с змеею есть в главъ ХХ-й; вихорево гнездо тождествено грозовой ветке или разрыв-траве, сокрушающей своим прикосновением всякое вражеское оружие. Между простонародьем доныне обращается множество заговоровъ,которые читаются перед явкою в суд - для того, чтобы сердце судей было милостиво, а уста противников безмолвны.

У чеховъ судебные поединки играли значительную роль, как это видно из "Ряда земскаго права". По установленiя этого памятника, суд об убийстве родича кончался поединком! ; противники перед битвою присягали, вооружение состояло из меча и щита; состязание происходило въ назначенном месте, огражденномъ перилами.

Утомленный боец мог просить отдыха до трех раз и тогда клали между соперниками бревно, черезъ которое ни тот, ни другой не прав были переступать. Победитель отрубал своему врагу голову. Люди низкаго звания должны были биться палками.

За малолетнаго сироту выходилъ на поединокъ один из родичей; заступа место сироты, он от него получал щит и меч. Если вдова позвала кого на суд за убийство мужа или родственника, и доходило до поединка, то ответчик долженъ былъ стать по пояс в яму и оттуда сражаться  с нею. Тою же льготою пользовалась и девица, если сама желала; в противном случав ей предоставлялось сиротское право.

Дополнение из статьи Дмитрия Уварова "Военные потери в средневековье"

.....германцы рассматривали сражение как своего рода судебный процесс (judicium belli), выявлявший "правду" и "право" каждой из сторон. Характерна речь, вложенная Григорием Турским в уста некоего франка Гондовальда: "Бог рассудит тогда, когда мы сойдемся на поле битвы, сын я или не сын Хлотаря".

С сегодняшней точки зрения подобный способ "установления отцовства" кажется анекдотическим, но для германцев он был вполне рационален. Ведь фактически Гондовальд претендовал не на установление "биологического факта" отцовства (что в то время было просто невозможно), а на материальные и юридические права, вытекающие из этого факта. И сражение должно было установить, обладает ли он необходимыми силами и способностями, чтобы удержать и реализовать эти права.

На более частном уровне этот же подход проявлялся в обычае "судебного поединка", причем здоровый мужчина обязан был защищать себя сам, а женщина или старик могли выставить заместителя.

Примечательно, что замена поединка вергельдом воспринималась раннесредневековым общественным мнением не как признак "гуманизации" общества, а как признак "порчи нравов", достойный всяческого осуждения.

Действительно, в ходе судебного поединка верх одерживал более сильный и умелый воин, следовательно, более ценный член племени, уже в силу этого в большей степени заслуживающий, с точки зрения общественной пользы, обладать оспариваемым имуществом или правами.

"Денежное" же решение спора могло предоставить преимущество менее ценному и нужному племени человеку, пусть и обладающему большим богатством в силу каких-то случайностей или низменности своего характера (склонности к скопидомству, хитрости, торгашества и т.д.), то есть стимулировало не "доблесть", а "порок".

Неудивительно, что при таких взглядах судебный поединок в разных формах (включая боевое единоборство) смог сохраниться у германских народов вплоть до конца Средних веков и даже пережить их, превратившись в дуэль.

Наконец, германское происхождение концепции "рыцарской" войны видно и на лингвистическом уровне. В Средние века латинское обозначение войны, bellum, и германское, werra (превратившееся во французское guerre) были не синонимами, а обозначениями двух разных типов войн.

Bellum применялось к официальной, "тотальной" межгосударственной войне, объявлявшейся королем. Werra изначально обозначала войну как реализацию "файды", семейной кровной мести, и "божий суд" по обычному праву.

www.pseudology.org