А. Бугров

Возглавлял Государственный банк в 1903—1909 гг., принадлежит к числу крупных государственных деятелей России начала ХХ века.

По окончании Императорского Александровского лицея С.И. Тимашев служил в Государственной канцелярии, Министерстве юстиции, в Сенате. В 1882—1884 гг. жил за границей, изучая экономические науки в университетах Германии и Австрии. В 1884 г. перешел на службу в Министерство финансов. В 1892—1894 гг. работал в Комиссии по пересмотру устава Государственного банка.

С 1893 г. — товарищ (заместитель) Управляющего Государственным банком Э.Д. Плеске. В 1895 г. был представителем Государственного банка на совещании для выработки порядка счетоводства и контроля по операциям закупки хлеба. В 1897 г. на С.И. Тимашева “было возложено председательствование” в Совете Государственного банка в случаях болезни или отсутствия Управляющего.

В 1895—1902 гг. осуществлял ревизии некоторых провинциальных учреждений Государственного банка. В 1902 г. С.И. Тимашев был назначен членом Совета Государственного банка от Министерства финансов “с оставлением при исполнении обязанностей” товарища Управляющего банком. В 1903 г. С.И. Тимашев указом Императора Николая II был назначен Управляющим Государственным банком и оставался им до ноября 1909 г., когда он был назначен министром торговли и промышленности.

В глазах современников С.И. Тимашев всегда был человеком, который “весь отдавался делу, не жалея себя”

Об этом свидетельствуют и полученные им высокие государственные награды: ордена Святого Станислава III степени, Святого Владимира IV степени, Святого Владимира III степени, Святого Станислава I степени, Святой Анны I степени, Святого Владимира II степени, Белого Орла. Ему было разрешено принять и носить орден Бухарской Золотой Звезды I степени, пожалованный бухарским эмиром.

Управление Государственным банком С.И. Тимашевым пришлось на тяжелое для страны время: сначала Русско-японская война, закончившаяся поражением Российской империи, а затем революция 1905 года. Но, несмотря на чрезвычайно сложную обстановку в стране, устойчивость золотого рубля была сохранена.

Российскому денежному обращению в этот период посвящен доклад, написанный С.И. Тимашевым в начале 1907 года. Его рукопись, найденная в фондах Российского государственного исторического архива, обратила на себя внимание исследователей уже в 1950-е годы. Она была опубликована в 1957 г. известным историком А.Л. Сидоровым. Выдержки из доклада даются по его публикации (Исторический архив. — 1956 г. — № 3 — С. 92—101, 122—123).

В 1919 г. по просьбе журналиста Л.М. Клячко-Львова, собиравшего воспоминания известных государственных и общественных деятелей, С.И. Тимашев написал интересные автобиографические “Записки”. Их рукопись (154 страницы, написанные убористым почерком), хранящаяся в Российском государственном архиве литературы и искусства, к сожалению, до сих пор полностью не опубликована.

Исключением стала третья глава “Записок”, касающаяся работы кабинета П.А. Столыпина, в котором С.И. Тимашев занимал пост министра торговли и промышленности (с 1909 г.). Эта глава была опубликована Л.Е. Шепелевым в 1996 году. Ниже приведены отрывки, относящиеся к деятельности Государственного банка (текст публикуется по изданию: Русское прошлое: Историко-документальный альманах. — Кн. 6. — СПб., 1996. — С. 101—105).

В заключение данной публикации приводится сохранившееся в архиве обращение С.И. Тимашева к служащим Государственного банка от 30 ноября 1909 года.

Из доклада “О денежном обращении в России в 1904—1907 гг.”

“…Исключительное положение, созданное войной и внутренней смутой1, отразившись на разных сторонах экономической жизни страны, не могло не оказать влияния и на денежное ее обращение…

Денежной реформе, завершенной Высочайшим указом 29 августа 1897 г., предшествовало, как известно, постепенное водворение в обращение звонкой монеты, принимавшейся в платежи по твердо установленному, публикуемому во всеобщее сведение курсу. В начале 1896 г. денежное обращение было исключительно кредитным и сумма выпущенных кредитных билетов составляла к 1 января названного года 1055,3 млн. руб.

…Дальнейшая политика по отношению к денежному обращению заключалась в том, чтобы водворить в обращение звонкую монету, от которой население совершенно отвыкло. Для этой цели первоначально приходилось принимать искусственные меры, заключавшиеся в обязательной выдаче по всем операциям и оборотам Государственного банка известной части металлом. Но мера эта оказалась малодействительной, так как при непривычке к монете она возвращалась в кассы банка и насильственные выдачи вызывали постоянные нарекания между публикой и кассовым персоналом. Для удержания золота и серебра в обращении пришлось прибегнуть к другой мере — сокращению и совершенному прекращению выпуска кредитных билетов мелких купюр 1, 5 и 10 руб. при крайне сдержанном выпуске 3-рублевых билетов. Мера эта имела и другую цель: облегчить на случай войны и прекращения размена водворение в обращение кредитных билетов.

Предполагалось, что при наступлении таких чрезвычайных обстоятельств находящееся в обращении золото, так сказать, автоматически поддерживает курс кредитных билетов, направляясь за границу для покрытия там наших платежей. Но, отливая за границу, золото очищает место для билетов мелких купюр — и их не только не приходится навязывать, но и на них является прямое требование.

Благодаря упомянутой выше мере развитие металлического обращения шло настолько успешно, что уже в 1899 г. оказалось возможным отменить принудительные меры по выдаче золота, и кассовому персоналу вменено в обязанность кредитные билеты купюр до 25 руб. выдавать по собственной инициативе, когда это не вызывает возражений со стороны клиентов. Билеты 1 руб., 5 руб. и 10 руб. по-прежнему не выдавались; выдача 3-рублевых билетов продолжалась с большой сдержанностью, так как опыт показал, что всякое послабление в их выдаче влечет за собой быстрый прилив в кассы банкового серебра. Указанные основания выдач денежных знаков действовали до 1904 г., причем лишь в осенние месяцы, на время сильного стеснения кредитной кассы, и в предупреждении временных выпусков билетов восстанавливались прежние правила о более усиленной выдаче золота, каковое распоряжение ежегодно отменялось по окончании хлебной кампании…

Несмотря на то что война получила оборот, которого никто не предвидел, и что военные расходы значительно превысили все предварительные исчисления (в заседании Комитета финансов весной 1904 г. говорилось о максимуме издержек в 1 млрд. руб.), казна покрывала все расходы займом и не прибегала к позаимствованиям средств у Государственного банка, который поэтому и не был вынужден производить выпуски кредитных билетов для выдачи ссуд Казначейству. В этом отношении указание Комитета финансов по журналу2, Высочайше утвержденное 27 марта 1904 г., соблюдалось во всей строгости. Единственное кратковременное отступление от сего руководящего начала имело место в марте и апреле 1906 г., перед реализацией большого заграничного займа, когда пришлось позаимствовать у Банка 100 млн. руб. под векселя Казначейства, сполна погашенные из выручки займа в мае того же года. Тем не менее военные расходы потребовали крупных выпусков кредитных билетов…

Период, предшествующий войне, давал… большие бюджетные избытки, которые в значительной части обращались на усиление золотого фонда Банка. За производством разных чрезвычайных расходов в счет сих превышений на счетах Банка скоплялись крупные суммы казны, которые превышали к началу войны 400 млн. руб. Эти суммы причислялись к общим оборотным ресурсам Банка, который, однако же, отнюдь не затрачивал их на развитие своих активных операций; напротив, эти последние к концу 1903 г. даже несколько отставали сравнительно с началом (476 млн. руб. против 479,4 млн. руб.). Главное помещение средства Банка находили в то время в операциях с валютой, а именно — в покупке иностранного золота на сроки с обязательством по истечении сроков возвратить золото в обмен на рубли (т.н. операция репорта). Операция репорта получила огромное развитие и с 93 млн. руб. в июле 1904 г. увеличилась до 268 млн. руб. в феврале 1904 г. Затем она стала быстро падать и к маю уже понизилась до 166 млн. руб.

…Но война приняла крайне неблагоприятное течение, чрезвычайные расходы быстро росли, превышая значительно все, даже самые пессимистические предложения, — пришлось прибегнуть к целому ряду займов, частью внутренних и главным образом внешних…

Расходы покрывались… исключительно посредством реализации займов, предоставлявших в распоряжение казны определенные суммы частью в рублях, частью в иностранной валюте, которые зачислялись на текущие счета казны внутри империи и за границей...”

Из автобиографических “Записок” С.И. Тимашева

“…В ноябре 1909 г. последовало мое назначение на пост министра торговли и промышленности в кабинете П.А. Столыпина3. Оно было для меня совершенно неожиданным: я не только его не искал, но сделал все от меня зависящее, чтобы это назначение не состоялось, к чему имел немало веских причин. Положение управляющего Государственным банком меня вполне удовлетворяло. Банковый аппарат был хорошо налажен и функционировал прекрасно, так что руководство им не представляло особенных трудностей. Персонал служащих был мне близко знаком; со старшими сотрудниками установились самые тесные отношения, особенно окрепшие в условиях “боевой” работы за 1905—1906 гг. Министр финансов Коковцов4, относясь ко мне с полным доверием, предоставил банку достаточную самостоятельность и независимость, так что я не испытывал тяжести подчинения начальству и в этом отношении от повышения ничего не выигрывал. Равным образом я не приобретал никаких выгод и в материальных условиях службы. С другой стороны, я несомненно много терял — прежде всего душевное спокойствие, так как сразу втягивался в политическую борьбу, которой был чужд и по характеру мало к ней приспособлен. Кроме того, я получал в управление ведомство хотя и близко мне известное по прежней службе, но совершенно неорганизованное, наскоро скроенное из частей разных учреждений и не успевшее сплотиться при постоянной смене министров (я был бы пятым на пространстве 4 лет).

Но мои усилия избавиться от угрожавшего назначения при настойчивости П.А. Столыпина были тщетны. С Петром Аркадьевичем до того я виделся всего три раза, из них два — на официальной почве. Однажды он пригласил меня для объяснений по одному банковскому кредиту, принимая участие в судьбе неисправного должника, получившего из банка крупную ссуду. Несмотря на заступничество Столыпина, предоставить этому должнику какие-либо облегчения не оказалось возможным. Затем в другой раз я был вызван в заседание Совета министров, где слушалось нашумевшее в свое время дело о выданных еще при Витте огромных ссудах торговому дому Л.Полякова в Москве. Ожидая своей очереди, я присутствовал при рассмотрении Советом других дел и был поражен их мелочностью и незначительностью…

Тепло и сердечно было прощание с Государственным банком, в котором протекли 16 лучших лет жизни. Редко кто мог в минуту разлуки так искренне, как я, помянуть добрым словом своих бывших сотрудников за их добросовестное отношение к делу, за их высшую честность. В учреждении с многомиллиардными оборотами, лицом к лицу с грудами ценностей стоит целая армия работников, находящихся по большей части в крайне тяжелых материальных условиях, при нищенских окладах для младших служащих 50—75 руб. в месяц. И сколько между ними многосемейных! Велик был соблазн, но эти люди ему не поддавались и честно исполняли свой долг — случаи злоупотреблений были совершенно исключительными, единичными. По справедливости труженики банка заслуживали уважения и благодарности…

Прежде чем приступить к изложению моего вступления в ряды Правительства, считаю нелишним коснуться отношения прессы к моему назначению. Деятельность моя по Государственному банку носила официальный характер и была довольно замкнутая. Я имел постоянные сношения с многочисленными клиентами банка — частными банкирами, промышленниками, — но в широких общественных кругах был мало известен. Поэтому вполне естественно, что часть прессы (с “Новым временем” во главе) приняла по отношению ко мне выжидательную позицию, ограничившись краткими биографическими сведениями. Но другие газеты настойчиво добивались моей программы, стараясь выяснить ее в целом ряде интервью. Я всегда держался того мнения, что программа есть своего рода обещание: раз она оглашается, то этим принимается нравственное обещание ее выполнить. Поэтому для того, чтобы решиться на такое оглашение, надо знать не только что нужно сделать, но также — что можно фактически осуществить в данных условиях работы.

При всем стремлении уклониться от нового назначения я не мог считать себя не знакомым с кругом ведения предложенного мне министерства. Ему предстояло решение ряда экономических проблем большого интереса и крупного государственного значения. Я же всю предшествующую свою деятельность посвятил именно этой области. По окончании высшей школы в России я два года проработал в заграничных университетах по финансовым и экономическим вопросам и до сих пор с благодарностью вспоминаю моих знаменитых учителей, в особенности Лоренца Штейна и Адольфа Вагнера. Затем в течение пяти лет по приглашению Н.Х. Бунге5 мне пришлось управлять ответственной частью учреждения, ведавшего делами торговли и промышленности. Между прочим, к компетенции порученного мне отделения относились вопросы внешней торговли, таможенного тарифа, портостроения и торгового мореплавания. Наконец, и деятельность Государственного банка тесно переплеталась с торгово-промышленной жизнью страны…”

Обращение к господам чинам контор и отделений Государственного банка

“Оставляя Государственный банк, я чувствую сердечное влечение обратиться с прощальным приветом ко всем бывшим сослуживцам, как старшим, так и младшим.

Когда в памятный день 12 ноября многочисленные сотрудники мои по санкт-петербургским учреждениям Банка собрались проститься со мною, то в эту минуту — тяжелую и вместе с тем отрадную по обстановке прощания я обратился к собравшимся с приветственным словом, которое мысленно направлял не только к присутствующим, но ко всем дорогим сотрудникам, разбросанным по всему беспредельному отечеству нашему, с которыми я дружно проработал 16 лет. Не знаю, дошло ли до вас это слово; мне хотелось бы, чтобы вы все услышали его, и поэтому я посылаю его вам при настоящем письме.

Выразить мои чувства сильнее я не умею и могу только повторить заключительные слова моего приветствия с самыми искренними пожеланиями всякого благополучия вам и семьям вашим.

“Тяжелая минута разлуки с вами настала. Я, конечно, знал, что моя служба в Государственном банке не может вечно продолжаться, — я знал, что этому наступит конец, и желал только одного — отдалить его как только можно. Но то, что было суждено, свершилось, и я прощаюсь с вами. Я знал, что минута будет тяжелая, — но не ожидал, что это будет настолько для меня тяжело. В Банке я провел почти треть жизни, здесь протекла лучшая ее часть. И я так слился с этим учреждением, оно так дорого мне, так дороги вы все, что я не могу себе представить, как я буду жить вне вас, в другой обстановке. Вступил я в Банк не под счастливой звездой. Скоро после моего назначения появились тревожные слухи с Дальнего Востока, засим разразилась гроза. Военные события тяжело отразились на деятельности Государственного банка: работа его умножилась, наступило трудное время — на вашу долю выпал тяжелый труд, и вы с честью выполнили его. Засим наступило еще худшее время внутренней смуты — Банк уподобился осажденной крепости, золото массами отливало за границу и внутрь страны, истребование вкладов выражалось в сотнях миллионов, все требовали усиленных кредитов, кассы наших учреждений таяли, приходилось снабжать их в самых исключительных условиях. И здесь Банк успешно выполнил свою задачу. Не я, конечно, не мои ближайшие сотрудники совершили это дело, а именно вы. Я помню время, когда с утра до поздней ночи вы работали в этих стенах, когда, подвергая опасности жизнь, в самых тяжелых условиях вы снабжали ценностями отдаленные пункты России, — и все это было блестяще выполнено вами. Мне больно, что деятельность ваша была слабо оценена; ведь публика так мало знает Государственный банк! Вы двигаете огромный механизм — ежегодные денежные обороты Банка превышают 28 миллиардов. Если в этот колоссальный механизм попадет ничтожная пылинка, начинаются сетования, резкие упреки, — а за ту необъятную работу, которую вы честно и точно исполняете, никто не скажет вам доброго слова. Я сам не могу благодарить вас, так как вы работали не на меня; но я могу вам выразить глубокое уважение к вашему труду, к вашей добросовестности, к столь развитому чувству долга.

Хотя я далеко стоял от младших служащих, но прошу их верить, что внимательно следил за их трудом и высоко ценю его. Я очень сожалею, что не довел до конца начатой работы по новым штатам Государственного банка; я понимаю всю остроту вашей нужды и часто скорбел за вас. Но я успел набросать схему новых штатов, основанную на значительном улучшении положения младших служащих, и я уверен, что мой преемник отнесется к ней с вниманием.

Что касается ближайших сотрудников — моих товарищей, директоров, управляющих конторами и отделениями, то я с благодарностью пользовался их опытом, советами, ценил их независимые мнения. Сердечно благодарю их за помощь.

Теперь я обращаюсь с несколькими словами к представительницам женского отдела. Я хочу отметить и особенно подчеркнуть ваше исключительно добросовестное отношение к делу. За все время моей службы не было ни одного недоразумения в работе женского отдела; этот скучный, механический труд вы исполняли примерно. Честь вам и слава! Вы послужили не только Государственному банку, но общему делу русской женщины. Сколько приходилось за последнее время читать возражений против женского труда, и я чувствовал, что они совсем не применимы к вам. Ваш пример — лучший ответ на эти возражения. Вот почему я имел основание сказать, что вы послужили общему делу.

Прощаясь с вами, я уверен, что моя духовная связь с Государственным банком не порвется. Если вы в трудные минуты жизни пожелаете моего предстательства перед моим преемником, — не стесняйтесь обращаться ко мне, — я рад буду помочь.

Итак, господа, прощайте, — сохраните обо мне добрую память. Мысленно жму вам всем руки, сердечно желаю счастья вам и семьям вашим”.

-------

 www.pseudology.org