|
Фатех Вергасов |
|
| Пихоя Рудольф Германович | |
 Пихоя
Рудольф Германович, родился в 1947 году в г. Полевской Свердловской
области. Окончил исторический факультет Уральского государственного
университета.
В 1993-1996
руководитель Государственной архивной службы России - Главный
государственный архивист России. С 1996 вице-президент
международного фонда "Демократия".
С 1997
заведующий кафедрой истории Российской
государственности и общественно-философской мысли Российской Академии
Государственной Службы (РАГС) при Президенте России (бывшая Академия
общественных наук при ЦК КПСС).
Жена
Людмила Григорьевна. Сын Герман Рудольфович
Федеральная архивная служба России (Росархив)Адрес: 103132, ул.Ильинка, д.12 Тел. пресс-службы - 206-24-21, факс 200-42-05 Руководитель
Государственной архивной службы России - главный государственный архивист
России статс-секретарь - первый
заместитель заместители Создан 30 сентября 1992 года. Предшествующие структуры: Главное архивное управление при Совете Министров РСФСР (до 5 ноября 1990); Комитет по делам архивов при Совете Министров РСФСР (5 ноября 1990 - 28 ноября 1991) 12 ноября 1992 указом Президента за Росархивом закреплено на правах бессрочного владения, пользования и распоряжения все имущество, включая недвижимое, передаваемое в оперативное управление его органам и учреждениям. 22 декабря 1992 постановлением Правительства утверждено Положение о Государственной архивной службе России. Государственная геральдическая служба РФ преобразована в управление геральдики Росархива. Функции Государственной архивной службы определены Законом РФ "Об Архивном фонде Российской Федерации и архивах" от 7 июля 1993. Указом "О структуре федеральных органов исполнительной власти" от 14 августа 1996 Государственная архивная служба переименована в Федеральную архивную службу. 28 августа 1997 постановлением Правительства Росархиву разрешено иметь 3 заместителей, в том числе одного первого. Руководители Пихоя Рудольф Германович. Назначен 18 февраля 1993 (до этого - начальник Главного архивного управления при Совете Министров РСФСР с 17 октября 1990, председатель Комитета по делам архивов при Совете Министров РСФСР с 12 ноября 1990, председатель Комитета по делам архивов при Правительстве РСФСР - Главный государственный архивист РСФСР с 14 декабря 1991). Освобожден от должности по его просьбе 20 января 1996. КОЗЛОВ Владимир Петрович. Назначен 24 декабря 1996 Пихоя Герман Рудольфович Родился 09.04.1970. До 2000: Генеральный директор ФПГ "Еврозолото" С 2000: Представитель компании "Placer Dome Internati  Пихоя
Людмила Григорьевна, директор департмента по связям с общественностью
ФСНП
Родилась в Екатеринбурге в 1946 году рождения. Окончила исторический факультет Уральского государственного университета, кандидат исторических наук. Работала преподавателем в университете. В 1990 году была среди учредителей политологического центра "Индем". Во время выборов президента РСФСР в 1990 году работала в штабе поддержки Ельцина. С 1990 по весну 1999 года состояла в группе помощников, спичрайтеров, советников Бориса Ельцина, участвовала в подготовке наиболее важных выступлений и книг президента. Вынуждена была покинуть Кремль из-за конфликта с Татьяной Дьяченко и Джохан Поллыевой. 28 мая 1998 года освобождена от должности референта и назначена советником президента РФ. В июне 1999 пришла на додлжность директора департаманта по связям с общественностью ФСНП. "Налоговый инспектор на службе у противника" ("Профиль", 21.01.2002, № 3, стр.11, Мырзаев Руслан). О назначении Л.Пихоя вице-президентом Импэксбанка, до этого Л.Пихоя работала в ФСНП России начальником управления информации и общественных связей ПРЕЗИДИУМ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА
РСФСР Произвол в обращении с памятью общества недопустимВ последнее время в средствах массовой информации появляются сообщения о коммерческой деятельности Комитета по делам архивов при правительстве Российской Федерации. Речь идет о передаче копий архивных документов за рубеж. В частности сообщают о готовящейся сделке с одной из английских фирм: ей продаются микрофиши с уникальных документов девяти фигур первой величины в истории России двадцатого века – Мартова, Троцкого, Кирова, Молотова, Жданова, Орджоникидзе и других. Говорят о предполагаемой продаже Гуверовскому институту почти 30 миллионов копий документов крупнейших организаций бывшего СССР, в том числе материалов ЦК КПСС и КГБ. Периодически появляются сведения об экспорте архивной информации, осуществляемом не только Роскомархивом, но уже и новыми охранительными службами. Расширение информационного обмена с другими странами, вообще говоря, не может не радовать. Такая тенденция полностью соответствует международным договорам о свободе информации и способствует включению России в цивилизацию. Вместе с тем вызывают беспокойство малопонятные поспешность и секретность, с которыми совершаются упомянутые сделки. Комиссия Верховного Совета России по передаче архивов КПСС и КГБ (в число ее членов вхожу и я) еще не завершила свою работу, поэтому пока неясно, что и на каких условиях будет передано в госархивы, в частности из архивов КГБ; передача в ведение президента архива политбюро ЦК КПСС заслуживает отдельного разговора. А самое важное состоит в том, что до сих пор не приняты законы об архивах, об информации, о государственной тайне, которые и должны регулировать вопросы обмена и продажи архивной информации с учетом интересов всех граждан, а не только отдельных ведомств. Не слишком ли мы торопимся передавать – пусть даже за кажущиеся большими суммы – наиболее ценные блоки нашей исторической памяти? Сам по себе факт продажи копий является вполне рядовым в мировой архивной практике. Но объемы такой торговли обычно невелики: обслуживаются отдельные исследователи, частные фирмы. У нас же, судя по всему, затевается крупномасштабная операция. Санкционирована ли она правительством? И если да, то почему? Есть и другое вопросы. Например, не переместится ли после подобной передачи копированных материалов центр исследований по российской истории в США – в Гуверовский институт – или в другую развитую страну? Может быть, лучше создать условия для формирования международных центров такого рода у нас? Эти условия не очень сложны: нужно только снять все бессмысленные ограничения на доступ к архивным документам и для отечественных, и для зарубежных ученых, а получаемую за пользование архивами валюту направлять на развитие архивного дела. В таком случае удалось бы не только поддержать престиж России как демократического государства, но и извлечь, возможно, значительно большую прибыль для тех же госархивов. Кроме того, издавна существует практика обмена копиями архивных материалов на равноправной основе. Подобная практика при крупномасштабном обмене позволила бы создавать и у нас центры исследований по истории зарубежья, а также формировать у обменивающихся сторон страховые фонды на случай безвозвратной утраты подлинных документов вследствие военных действий или природных катастроф (последнее соображение, к сожалению, еще весьма существенно и сегодня). Что в конце концов лучше: сейчас продать за границу максимум “сырой” архивной информации (по аналогии с продажей непереработанной нефти и другого сырья), чтобы на время залатать бреши в бюджете некоторых архивов, или решать подобные проблемы в контексте долгосрочной стратегии, формируя не только перспективные постоянные источники валютных поступлений, но и облик правового государства, уважающего демократические нормы в отношениях с архивным достоянием собственного общества? * * * Долгое время российско-советские архивы (КПСС, КГБ да и значительная часть государственных) оставались “закрытыми”. Мы, а через нас и мировое сообщество, десятилетиями не имели доступа к целым пластам документальных свидетельств российской, советской и мировой истории и культуры. Это одна из важнейших особенностей, характеризующих современное, условно говоря – “переходное”, состояние архивного дела в России. Другая особенность – произвол, царивший при советской власти в обращении с архивными материалами. Типичное для правившей номенклатуры пренебрежение к законам или их извращение по отношению к архивам проявлялось в праве посвященных в тайны КПСС формировать или расформировывать фонды в интересах партэлиты и по ее разумению. Мы, видимо, уже никогда не установим точного перечня (и тем более объемов) архивных документов, уничтоженных И. Сталиным, Н. Хрущевым и последующими вождями различного калибра в своих узкокорыстных целях. Из немногих известных и официально подтвержденных фактов подобного рода напомню о судьбе советского оригинала пакта Молотова – Риббентропа и секретных протоколов к нему, оставшихся только строкой в акте об уничтожении. В результате наши архивы теперь, если воспринимать их как документированную социальную память, – это память травмированная, требующая в обращении с ней особой осторожности. Политика по архивному делу затрагивает достояние и влияет на состояние всего общества, а значит, должна вырабатываться и осуществляться максимально гласно, так, чтобы исключить рецидивы советского архивного беззакония. Наконец, никогда в мировой практике не передавались из одних ведомств в другие такие огромные массивы документации, хранение которых до сих пор, при отсутствии единой государственной системы, каждое ведомство регламентировало по-своему. Ни прецедентов, ни норм, ни правил для подобной гигантской трансформации фондов мировой опыт архивоведения не предлагает. Суммируя названные особенности, мы можем с полным основанием говорить об уникальной ситуации, сложившейся сейчас в российском архивном деде. И развитие ее, очевидно, должно проходить под пристальным и пристрастным контролем общества. Контроля нет. * * * В ходе пресс-конференции в Российском независимом институте национальных и социальных проблем (он же – бывший Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС) стало известно, что готовится контракт, по которому флорентийское издательство “Понте Алле Грацие” за 20 тыс. долларов получит от наследников ИМЛ право на публикацию сборника документов из архива Коминтерна и исключительное право продажи копий всех материалов из данного собрания. Я задам в связи с этим только один вопрос: в чью пользу такая баснословная щедрость при столь убыточных для России условиях сделки? И, помимо прочего, полагаю, отечественные историки, так долго лишенные доступа к важнейшим архивным хранилищам СССР, имеют полное право первыми войти в отечественные фонды. Широкий скандал сопровождал публикацию в Италии копии письма П. Тольятти, якобы советовавшего большевикам уничтожить пленных итальянцев, чтобы на их гибели спекулировать в пользу пролетарского интернационализма и против политики Б. Муссолини. Публикаторов письма проверили, указав на ряд существенных искажений текста, журналисты газет “Стампа” и “Pепубблика”, причем выяснилось, что за копии лучшего качества они заплатили бывшему ИМЛ в одном случае более 500 долларов, а в другом – тому же, так сказать, научному учреждению за тот же материал – отдали 600 рублей. Во что обошлось приобретение копии первым публикаторам – неизвестно. Такие “колебания курса” архивных
документов наводят на мысль о том, что сотрудники бывшего ИМЛ распоряжаются
архивным до-стоянием Российской Федерации, которое поручено заботам
Рос-комархива, как своим собственным На мой взгляд, совершенно необходимо немедленно прекратить по крайней мере “таинственную” коммерцию с архивами, обеспечить ее гласность и профессионализм. Вообще же говоря, абсолютно непонятна поспешность, с которой Роскомархив устремился в такого рода бизнес. Я не могу оправдать ее только стремлением пополнить валютные ресурсы архивов, поскольку эффективность нынешних архивных предпринимательских проектов сейчас вовсе не очевидна. Куда спешим? С продолжающимся архивным произволом прямо связан и еще один круг тем – может быть, еще более важных, чем перечисленные, если учесть прямые последствия для нынешней социально-политической обстановки в России. Пресса уже обсуждала возможные объяснения выборочных разоблачений (состоявшихся и готовящихся) агентуры КГБ, в частности среди иерархов Русской православной церкви, сделанных на основании выборочного просмотра документов госбезопасности, так что здесь я не буду рассуждать по поводу того, “кому выгодно”. Отсутствие правового подхода при разрешении подобной ситуации в целом должно заботить, конечно, прежде всего Верховный Совет, который никоим образом еще законодательно не определил свою позицию в вопросе о предании на всеобщее обозрение списков “сексотов”. Ответственность за то, скажем, что отдельные народные депутаты, пусть даже ведущие расследование по ГКЧП, получают доступ к архивным сведениям и произвольно используют их, лежит отчасти и на парламентской комиссии по передаче архивов: мы, к сожалению, не успели еще утвердить peгламент работы с архивными материалами КГБ. Пока же народные депутаты, ознакомившиеся с некоторыми до сих пор официально не рассекреченными документами Лубянки, руководствуются в своих действиях только собственными представлениями о границах нравственно допустимого. Но и при таких условиях мне тем не менее непонятно, почему о. Г. Якунин имеет больше прав изучать и оглашать “компромат” на митрополита Питирима, чем Питирим (или любой другой, не ограниченный в правоспособности по суду) – запретить ему это делать. Самое прискорбное в подобных разоблачениях то, что “избранными” и “допущенными”, a также – обдуманно или нет – неважно, но показавшими необычный пример сомнительного использования служебного положения оказались в нашем случае народные депутаты, которые представляют к тому же демократическое крыло российских политических сил. Казалось бы, именно они должны противодей- ствовать любым проявлениям нравственного и правового нигилизма. И до конца ли они убеждены, что в этой ситуации ими как разоблачителями просто не попользовались по своему замыслу генералы того же КГБ, чьих агентов они предали “на позор и поругание”? * * * Комиссия ВС России по передаче на государственное хранение архивов КПСС и КГБ СССР была создана по инициативе демократических сил, в состав ее вошли люди, известные как принципиальные историки (Д. Волкогонов, С. Ковалев). Работа, однако, идет с большими трудностями, очень медленно и не очень результативно. Мы вновь столкнулись с известным российским феноменом, когда правящая система “обволакивает” и переориентирует в своих целях любое благое начинание, провозглашенное и даже вооруженное соответствующим инструментом (в нашем случае – парламентской комиссией) для борьбы с коренными пороками этой системы. При всем уважении к авторитету Д. Волкогонова едва ли оправданно было его назначение председателем комиссии – он еще и личный советник президента. Заместитель председателя комиссии – глава Роскомархива Р. Пихоя. Таким образом, работу парламентского формирования направляют “государственные люди” – представители все той же системы. С другой стороны, собственно работа ведется как бы на общественных началах: ни правительство, ни Верховный Совет не выделили на ее финансирование ни копейки, и в служебные командировки эксперты едут за свой счет (!). В результате, не имея серьезной поддержки ни от одной из властей, комиссия с большим трудом осуществляет подготовку нормативных актов, без принятия которых преодолевать ведомственное сопротивление правопреемников КГБ чрезвычайно сложно. Не располагая соответствующей законодательной базой, мы не можем и оспорить крайне сомнительный указ президента России, принявшего в свое ведение архив бывшего президента СССР, совсем незадолго до августа прошлого года еще именовавшийся архивом политбюро ЦК КПСС. В чьих интересах изымать из государственного хранения, а также из научного (и, естественно, политического) обращения эту важнейшую часть партархивов КПСС? Сейчас доступа к ней лишены и парламентская комиссия, и Роскомархив. Дело с принятием Закона РФ об архивах между тем за прошедшие после создания комиссии месяцы ни на шаг не продвинулось. Подводя некоторый итог сказанному, замечу: работа по освоению архивных сокровищ нашей социальной памяти должна стать предметом самого пристального внимания российского общества. Оставляя ее на произвол чиновников и ведомств, мы рискуем позволить наследникам номенклатуры по-прежнему скрывать подлинные механизмы принятия в России “судьбоносных решений”, рискуем за кажущейся выгодой от сиюминутных коммерческих сделок не заметить очередного рецидива социальной амнезии. Нужно ли повторять, к каким страшным последствиям приводило лишение общества памяти в нашей совсем недавней истории? Р. S. Статья была закончена, когда в “Известиях” (№ 57) появилось интервью с председателем Роскомархива. К сожалению, высказывания Р. Пихои только подтверждают мои худшие опасения.
Архивная “Березка” Уже в преамбуле Роскомархив именует себя “законным хранителем исторической документации КПСС и правительства бывшего СССР”, не обращая внимания на такую мелочь, как права других государств СНГ. Еще раз подчеркну: я не за дробление единого архивного фонда, но за согласованные действия во всем. А по статье 1(а), именно вся документация бывшего СССР (включая архивы КГБ) немедленно открывается Гуверовскому институту (соответственно – и Конгрессу США) раньше, чем российскому обществу, и в условиях, когда в России так и не приняты еще законы об архивах, об информации, о государственной, личной или коммерческой тайне. Статья 1(b): “Отбор материалов <...> будет производиться совместными усилиями Председателя Комитета и Директора Гувера под руководством Редакционной Коллегии, состоящей из <...> выдающихся историков и других экспертов. Члены Коллегии будут отобраны Председателем Комитета и Директором Гувера. <...>” Председатель Роскомархива тов. Р. Пихоя и директор Гуверовского института г. Ч. Палм, таким образом, по доброму согласию наделяют друг друга полномочиями вдвоем определять, кто будет ими руководить в отборе архивных сокровищ на продажу. Статья 3(а). Объем сделки – “приблизительно 25 млн документов”. “Финансовая поддержка” (то бишь уплачиваемая американцами цена. – Ю. А.) “не будет превышать (! – Ю. А.) 2,5 млн долларов США в соответствии с бюджетом. <...>” Не имеющий аналогов масштаб передачи документов, видимо, позволяет Роскомархиву установить оптовую цену на национальное достояние? Один документ обойдется американской стороне (“не будет превышать”!) в 10 центов. Укажу для сведения: средний уровень цен на архивные документы на аукционах Sotheby’s и Cristie’s – 1,5–2 тысячи долларов за лист, а право на использование в публикациях документов из восточногерманского архива (бывшей ГДР) оценивается в 100–300 марок. А статья 2(а) включает в перечень приобретаемых Гуверовским институтом за все те же 10 центов право публикации отснятых документов. А в Библиотеку Конгресса США без дополнительных затрат поступает по экземпляру каждого микрофильма, и “кремленологи” и “русисты” получают дополнительную возможность изучать тайные механизмы советско-российской власти раньше, чем отечественные специалисты. Статья 2(b) вместе со статьей 6 на 10 лет закрывают право публикаций никому пока что не известных 25 млн документов для всех, кроме участников данного гешефта. Согласно унизительной статье 3 оборудование, поставленное по данному контракту из США, будет в течение тех же 10 лет (из ст. 6) эксплуатироваться только по указаниям “Гувера”, после чего, обратясь в рухлядь, перейдет в собственность ведомства Р. Пихои. Статья 5 делает третьего партнера в сделке – английскую фирму “Чэдвик-Хили” – монопольным продавцом российских документов на мировом рынке, заодно предоставляя ему право цензуровать их, но не оговаривая такого права для Роскомархива. Упоминавшаяся уже статья 6 соглашения на 10 лет возлагает на российского налогоплательщика все немалые, как хорошо известно профессионалам-архивистам, расходы по хранению рассматриваемых документов, архивному поиску необходимых “Гуверу” материалов для микрофильмирования, их подготовке к съемке, снабжению справочным аппаратом, транспортировке (в том числе в США; ст. 4(d)), содержанию помещений и персонала. Предполагается, что за 10 лет цены на документы не возрастут. А черед 10 лет договор может быть автоматически продлен на тех же условиях (ст. 5). На самые разные размышления наводит и таинственность с проявлением в Америке пленок, отснятых в России (ст. 7(d)). С учетом того, что отбирать документы будут назначенные Р. Пихоей и Ч. Палмом эксперты, а результаты работ станут известны сначала в США. Наконец, согласно статье 15(а), соглашение будет толковаться “исключительно в соответствии с законом штата Нью-Йорк”. Отечественные законы к столь уникальной операции, очевидно, неприменимы. Например, “Закон об охране и использовании памятников истории и культуры” 1976 года, в котором специально говорится об архивах. Ни к чему, видимо, учитывать в данном случае и многочисленные соглашения об обмене и продаже культурных ценностей, подписанные нами по линии ЮНЕСКО. На какие-то из 25 млн дел, копии с которых уже будут у американцев, вероятно, распространится 30-летний (или, что тоже нельзя исключать, еще больший) срок секретности. Следовательно, в России доступа к ним у исследователей не будет, и наши историки, экономисты, политологи окажутся вынуждены ехать в Вашингтон или в Калифорнию, чтобы там ознакомиться с какими-то из этих 25 млн документов. По американским правилам и за установленную американцами цену – от 5 до, скажем, 20 долларов за страницу. Если верить моим критикам разного рода, я давно пытаюсь продать Отечество (в частности – Южно-Курильскую гряду). Со временем – я это знаю – прояснится моя позиция и в этом вопросе. Но сделка между Роскомархивом и Гуверовским институтом с участием “Чэдвик-Хили” наводит меня на размышления уже не о торговле, а о типично колониалистских упражнениях. Руководитель Роскомархива, ничтоже сумняшеся, возложил на меня вину за то, что в России до сих пор не принят закон об архивах. Он же укрывается в деле с “Гувером” за некую “коммерческую тайну”, также по сей день законодательно не определенную. Я не стану здесь доказывать, что я не верблюд. Замечу только, что в любом случае я не располагаю в данном вопросе сколько-нибудь организованной политической, научной или бюрократической поддержкой, и Комитет по делам архивов, видимо, мог бы сосредоточить усилия на том, чтобы в первую очередь преодолеть сопротивление мракобеса-одиночки, каковым он меня пытается представить. Понятие “храмовая проституция” известно не только профессионалам-историкам. Напомню: доход от промысла проституток обращался в пользу священнослужителей. С цивилизованной точки зрения кажется невозможным принять подобную форму религиозного рвения – цель, как обычно, не оправдала средства, – хотя жрецы-руководители соответствующего “бизнеса”, видимо, материально не бедствовали. Евангелисты сообщают о том, как отнесся Христос к куда более невинной торговле в храме: “...и нашел, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец, и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул. И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда и дома Отца Моего не делайте домом торговли” (Иоанн. 2. 14-16). Матфей, Марк и Лука вместо “дома торговли” дают “вертеп разбойников”. Комсомольская правда. 1992. 23 мая |
|
