Когда знаменитому фантасту было под 70, он перетряс в памяти события и чувства собственной невероятной жизни и написал «Опыт автобиографии», прославивший его не меньше «Войны миров» или «Человека-невидимки». К тому же предельно откровенные описания его взаимоотношений с женщинами, о многих из которых он упомянул лишь вскользь из соображений чести, спасли его от депрессии после смерти жены.

Даже будучи уже, мягко говоря, немолодым мужчиной, отцом женатых сыновей, Уэллс пережил умопомрачительный роман с русской баронессой, о которой он говорил: «Мы уже никогда не поженимся, однако никогда в жизни я не чувствовал себя до такой степени и так нелепо женатым».

«История моих отношений с женщинами - это главным образом история ненасытности, глупости и «больших ожиданий, и об этом не стоило бы рассказывать, если бы речь шла просто о моей сугубо личной истории. На самом же деле это повесть о мире беспорядочных сексуальных отношений и напрасных попыток мужчины и женщины приспособиться друг к другу, - писал Уэллс и порой слишком скромничал. - Я никогда не был большим охотником до любовных приключений, хотя нескольких женщин любил глубоко».

Три свадьбы и одни похороны

Свой пол Герберт «остро ощущал годам к девяти-десяти. У меня было, вероятно, не просто нормальное мужское воображение, а сверхмужское». В 25 лет он женился на своей кузине Изабел Мэри Уэллс, но уже через пару лет сбежал от нее к Эйми Кэтрин Роббинс, или, как он сам ее называл, Джейн. Когда они познакомились, она носила траур по погибшему в железнодорожной катастрофе отцу и, лишенная всяких средств, пыталась стать учительницей, чтобы содержать себя и мать.

Уэллс в это время вел практические занятия по биологии в Лондонском университете. Кэтрин прошла вместе с Гербертом через его развод и в 1895-м стала его второй женой. В основе ее натуры «лежало страстное стремление к счастью и всему прекрасному. Она, прежде всего, была мягкой и доброй. Она преклонялась перед красотой. Она так безоговорочно верила в меня, что в конце концов я и сам поверил в себя. Ума не приложу, кем бы я был без нее. Она придала моей жизни устойчивость, достоинство и целостность».

Герберт и Кэтрин стремились воспользоваться каждой отпущенной им минутой, не особенно заботясь о деньгах, но и не мечтая о детях до тех пор, пока не построили дом и не отложили тысячу фунтов. Они прожили вместе почти 35 лет, хотя не надеялись и на десяток. Однажды, играя в футбол, Уэллс отбил себе почку и лишился большей части одного легкого, поэтому долгое время они думали, что Герберт может умереть скоро и внезапно.

В действительности первой ушла из жизни Кэтрин - сгорела от рака всего за пять месяцев. Она таяла на глазах, но не теряла духа, тщательно одевалась и приводила себя в порядок до тех пор, пока у нее хватало на это сил. Глядя смерти в глаза, Кэтрин мечтала дожить до свадьбы их младшего сына - Франка. Накануне долгожданного дня она умерла.

Семья посчитала, что свадьба - самое органичное завершение ее жизни, и переносить церемонию не стали. Через несколько дней тело Кэтрин кремировали. По настоятельному совету Бернарда Шоу, присутствовавшего на похоронах, Герберт Уэллс вместе с сыновьями остался, чтобы наблюдать, как гроб охватят белые языки пламени.

От каждой любовницы - по ребёнку

Несмотря на глубокую привязанность к обеим своим женам, Уэллс не находил в браках сексуального удовлетворения. «Я так и не смог разобраться, не слишком ли у меня велика потребность в сексе или она в пределах нормы, - признавался он. - Я знал лишь сдерживающие начала, порожденные привязанностью, а в остальном делал все, что мне заблагорассудится, так что каждый мой сексуальный порыв находил свое выражение». В переводе на язык жизни это значит, что женатый писатель совершенно открыто заводил любовниц: «В жарком поиске возможности удовлетворить снедавшее меня желание я невольно перебирал девиц и женщин из моего расширяющегося круга знакомых».

Одна из них - Эмбер РИВС - родила ему дочь, другая - английская романистка и литературный критик Ребекка УЭСТ - сына. И хотя писательница Одетт КИН оказалась слишком похотливой и ненасытной даже для Уэллса, он считал фразу попа «каждая женщина в душе распутница» незаконченной без добавления «и каждый мужчина.

При огромном разнообразии степени и меры». Насколько это позволяла литературная речь и его отношение к Кэтрин, Уэллс расписал подробности своей интимной жизни в главах автобиографии «Modus Vivendi» (лат. - образ жизни) и «Записки о сексе». Впрочем, описывая свое непреодолимое физическое желание, писатель оговаривался, что получал должное удовольствие, только если в стороне не оставалась и его духовная потребность в любви.

Уэллс был очень разборчив и капризен. Сомерсет Моэм, который часто виделся с ним на юге Франции, где они оба подолгу жили, рассказывал: «Если спутница Уэллса не обладала достаточным интеллектом, она ему быстро надоедала. Впрочем, если она оказывалась содержательным человеком, то все равно рано или поздно ему наскучивала».

По словам Моэма, у Герберта Уэллса были очень развиты сексуальные инстинкты: «Он неоднократно говорил, что необходимость удовлетворять эти инстинкты не имеет ничего общего с любовью. Все это носило чисто физиологический характер». Примерно то же рассказывал сам Уэллс Чарли Чаплину: «После того как утром вы напишете положенное количество страниц, затем днем ответите на все письма, вам больше нечем заняться.

Наступает час скуки. Вот тогда и приходит время секса». Все это вовсе не означает, что Уэллс не был способен на сильное чувство. Правда, счастливиц, которые этого чувства удостоились, набралось за всю его жизнь считанные единицы. В их число попала Мура.

Горьковская «Мурка»

Тягу Уэллса к подлинной физической близости полнее всего удовлетворила баронесса Будберг, которую он «любил естественно и неотвратимо». Герберт называл ее Мурой и считал неимоверно обаятельной.

В конце сентября 1920 года (за семь лет до смерти жены) уже знаменитый Уэллс приехал в Россию с двухнедельным визитом. Большую часть этого времени он провел в Петрограде, где остановился у своего давнего друга Горького. Там-то он и встретился с Мурой. Она явилась в старом плаще цвета хаки, черном поношенном платье и головном уборе, состряпанном из черного скрученного чулка. Неопрятная, с морщинистым лбом и сломанным носом, склонная к полноте, с грубоватым глухим голосом, с руками прелестной формы, но сомнительной чистоты, Мура была заядлой курильщицей и очень любила выпить.

Ей было 27. Она уже успела дважды побывать замужем, покрутить роман с английским дипломатом Брюсом Локкартом и посидеть в тюрьме за попытку бежать в Эстонию. Ее приговорили к расстрелу, но освободили.

Горький и Уэллс проводили долгие вечера в откровенных беседах

Переводчицей, разумеется, была Мура. Днем она водила Уэллса по Петрограду, показывая достопримечательности северной столицы. Некоторые западные биографы Уэллса полагают, что впервые они тесно сблизились именно в это время.

Большинство знающих ее людей считало, что Мура была любовницей Горького, когда жила с ним в Сорренто в роли его домоправительницы и секретаря. На его письменном столе лежал слепок ее руки, и, умирая, Горький захотел, чтобы она была рядом. Сама Мура всегда отрицала существование сексуальных отношений между ней и русским писателем, но ревность именно к этому человеку доводила Уэллса до безумия. Он так и не поверил уверениям Муры, что в ее жизни было только шесть мужчин, а с Горьким ее связывала Большая Дружба. Неразвеянные подозрения жутко отравляли Уэллсу жизнь и его единственное по-настоящему всеобъемлющее чувство к женщине.

Уже после того как они с Гербертом стали любовниками, Мура вышла замуж за барона Будберга и очень быстро развелась, а Уэллс «продолжал привычные дружески-сексуальные отношения с тремя-четырьмя женщинами в Лондоне». Когда в 1932 году Уэллс заговорил с Мурой о браке, та наотрез отказалась: «Если я постоянно буду с тобой, я тебе наскучу». Впрочем, символическую свадьбу они все-таки сыграли. На торжестве в ресторане «Quo Vadis» в лондонском Сохо присутствовали сыновья Уэллса с женами и близкие друзья. Мура и Уэллс жили отдельно, но очень много времени проводили вместе, посещая друзей, выставки, театры.

Несмотря на то, что Уэллсу тогда было уже под семьдесят, его сексуальные отношения с Мурой носили достаточно активный характер. Когда они возвращались из театра или из гостей, Мура частенько заходила к Герберту домой, и они занимались любовью, «после чего она натягивала платье на голое тело, а белье сворачивала и, полуодетая, лучезарно улыбаясь, с этим постыдным свертком под мышкой уезжала на такси домой». Муре было пятьдесят четыре, когда в 1946 году Уэллс скончался. Он назвал ее в числе своих наследников.

Нет идеала под одеялом...

«Я хотел, чтобы моя жена была одной со мной веры... и не хочу, чтобы наши вожделения и развлечения шли вразрез с продуманной целью моей жизни, - писал Уэллс. - Я хотел, чтобы, когда я поглощен своими мыслями, женщина относилась ко мне терпеливо и снисходительно. Я хотел, чтобы у нее было свое занятие, причем такое, которое я мог бы уважать, и тогда у меня достало бы для нее терпения». Мура заставила 70-летнего Уэллса, всегда независимого и неверного своим женщинам, признать ее свободу и сходить с ума от любви. Муре было пятьдесят четыре, когда в 1946 году Уэллс скончался. Он назвал ее в числе своих наследников.

На протяжении всей жизни Герберт Уэллс искал Призрак Возлюбленной, и временами ему казалось, что этот туманный образ обретает плоть. Но ни разу, даже держа в объятиях любимую женщину, он так и не смог признать, что перед ним его Идеал.