| |
|
Владимир
Карпов
|
Генералисимус
Революционеры. Начало
биографии. Факты без комментариев
|
Никто не родится на свет
ни злодеем, ни праведником. Мне кажется, будет верным, если мы начнем
наше знакомство со Сталиным с этой объективной исходной позиции.
Начать придется издалека, без такого “предполья” нельзя понять, как
формировались личность и способности будущего Генералиссимуса.
Иосиф Джугашвили родился 21 декабря 1879 года в небольшом городке Гори
Тбилисской губернии в семье сапожника Виссариона Ивановича и Екатерины
Георгиевны Джугашвили. Крещен в православной церкви. В 1888 году его
отдали в Горийское духовное училище, после окончания которого в 1894
году он поступил в Тифлисскую духовную семинарию, причем как отличник
был принят “на казенный счет”. Готовился стать священником, но
знакомство с модной тогда революционной литературой увлекло Иосифа, и он
стал посещать марксистские кружки. А вскоре проявил себя таким их
активистом, что 27 мая 1899 года (на пятом году учебы) его исключают из
духовной семинарии.
После этого устроился на работу в Тифлисскую физическую обсерваторию —
вычислителем-наблюдателем — и с той поры повел жизнь
революционера-профессионала. Он был смелый, с горячим кавказским
характером. Книжной революции ему было мало — участвовал в
экспроприациях. Здесь, наверное, впервые и проявились его лучшие
бойцовские качества.
Но “боевая деятельность” была не долгой — понял: надо просвещать,
поднимать трудящихся на борьбу за лучшее будущее.
5 апреля 1902 года последовал первый арест и заключение в Батумскую
тюрьму за революционные выступления среди рабочих и статьи в нелегальной
газете “Брдзола”. Осенью 1903-го он был сослан на три года в Восточную
Сибирь, в село Новая Уда Иркутской губернии. Здесь получил первое
письмо от Ленина. 5 января 1904 года бежал из ссылки и вернулся на
Кавказ, где организовал широкое издание нелегальных прокламаций, газет,
брошюр, книг, в которых выступил как единомышленник Ленина в борьбе с
меньшевиками.
В декабре 1905 года Сталин — делегат от кавказских большевиков на
Всероссийской конференции большевиков в Та-мерсфорсе (Финляндия). Здесь
он впервые лично познакомился с Лениным. В апреле 1906 года участвует в
работе IV съезда РСДРП в Стокгольме. На V Лондонском съезде Сталин
активный участник борьбы и победы Ленина над меньшевиками.
И вновь Кавказ. Об этом периоде Сталин вспоминал: “Три года
революционной работы среди рабочих нефтяной промышленности закалили меня
как практического борца и одного из практических местных
руководителей...
Там, в Баку, я получил, таким образом, второе свое боевое революционное
крещение”.
25 марта 1908 года — второй арест. Восемь месяцев в тюрьме. Ссылка в
Вологодскую губернию. Но 24 июня 1909 года Сталин совершает побег и
возвращается в Баку.
23 марта 1910 года — опять арест, полгода в тюрьме и ссылка в
Сольвычегодск. 6 сентября 1911 года Сталин нелегально уезжает в
Петербург. Но уже 22 сентября он водворен на место ссылки.
По поручению Ленина в Вологду приехал Серго Орджоникидзе и сообщил
Сталину о заочном избрании его членом ЦК партии на Пражской конференции.
В феврале 1912 года Сталин совершает очередной побег.
5 мая 1912 года, согласно указаниям Ленина, выходит первый номер газеты
“Правда” — его готовил в России со своими товарищами Сталин.
22 апреля 1912 года Сталина арестовали и сослали на три года в Нарымский
край. Но уже 1 сентября того же года — новый побег!
В петербургском подполье Сталин продолжает руководить изданием “Правды”,
ведет подготовку к избирательной кампании в IV Государственную думу,
пишет “Наказ петербургских рабочих своему рабочему депутату”, который
Ленин высоко оценил и рекомендовал газете: “Непременно поместите этот
наказ на видном месте крупным шрифтом”. Выборы увенчались победой —
кандидаты от рабочих были избраны в Думу.
Ленин одобряет работу Сталина в переписке с ним. В ноябре и декабре 1912
года Сталин выезжал к Ленину в Краков на совещание ЦК.
За границей Сталин написал работу “Марксизм и национальный вопрос”.
Ленин сообщал Горькому: “У нас один чудесный грузин засел и пишет для
“Просвещения” большую статью, собрав все авторские и прочие
материалы...”
23 февраля 1913 года Сталина арестовали в Петербурге. На этот раз,
учитывая его побеги, сослали в далекий Турухан-ский край, к самому
Полярному кругу, в селение Курейка, где Сталин и пробыл до Февральской
революции 1917 года.
12 марта 1917 года он уже в Петербурге. Здесь его кооптировали в состав
русского Бюро ЦК РСДРП и в редакцию “Правды”.
2 апреля 1917 года Ленин пересек границу Финляндии, на первой же станции
Белоостров его встречали Сталин, Каменев, Коллонтай, Раскольников.
4 апреля Ленин в Таврическом дворце изложил свои исторические апрельские
тезисы — программу немедленных действий. Сталин был рядом.
24 апреля 1917 года на VII Всероссийской партийной конференции Сталина
избирают членом ЦК, в который входили: Ленин, Зиновьев, Каменев,
Свердлов, Ногин, Смигла, Федоров.
4 июля, после расстрела по приказу Керенского мирной демонстрации,
партия ушла в подполье, организация безопасности Ленина была возложена
на Сталина.
Сталин постоянно встречается с Лениным в Разливе, готовит VI съезд
партии, на котором в отсутствие Ленина делает основной доклад о
политическом положении и курсе на вооруженное восстание.
25 октября это вооруженное восстание происходит, и Ленин провозглашает
лозунг: “Вся власть Советам! Долой временное правительство!”
Октябрьская революция свершилась: 26-го вечером на II Всероссийском
съезде Советов создано первое Советское правительство во главе с
Лениным. Сталина назначают народным комиссаром по делам национальностей.
В эти дни многим коммунистам пришлось стать военными. Тут и для Сталина
открылись самые широкие возможности.
На совещании ЦК еще 16 октября по предложению Ленина создается
“Военно-революционный центр” из пяти членов, в который входили Свердлов,
Урицкий, Дзержинский, Бубнов и Сталин.
Вообще, было два руководящих центра: “Военно-революционный комитет” в
Петербурге и “Военно-революционный центр” всероссийского масштаба.
Всероссийским восстанием руководил Ленин, а в Петербурге — Троцкий,
председатель Петроградского совета.
В первом издании сочинений Ленина сказано: “После того, как
Петербургский совет перешел в руки большевиков, был избран его
председателем Троцкий, в качестве которого организовал и руководил
восстанием 25 октября”.
Сталин после революции, в юбилейной статье 1918 года говорил о Троцком:
“Вся работа по практической организации восстания проходила под
непосредственным руководством председателя Петроградского совета
товарища Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом
гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы
Военно-революционного комитета партия обязана прежде всего и главным
образом товарищу Троцкому. Товарищи Антонов и Подвойский были главными
помощниками товарища Троцкого”.
Таким образом, в двух крупнейших событиях начала XX века — первой
мировой войне и Октябрьской революции — Джугашвили-Сталин прошел не на
уровне второго лица, как это утверждают его услужливые биографы, а как
член руководящей команды большевиков-революционеров.
Он был в числе близких к Ленину единомышленников — член ЦК, член
“Военно-революционного центра”, но роль его в этот период, как видим,
была еще скромной. Пока на Сталина лишь падал отблеск “костра”,
разжигаемого Лениным.
Такова правда о начале биографии Иосифа Джугашвили. Я не пытаюсь ни
унизить, ни возвысить его, привожу только факты — ни больше ни меньше.
Гражданская война. Бои за Царицын
Где и как развивались военные способности Сталина, когда и как он
накапливал боевой опыт?
Первое событие стратегического масштаба, в котором Сталин не только
принимал участие, но и сыграл руководящую роль, произошло в 1918 году
под Царицыном. Причем начиналось его участие в том большом сражении не в
положении военачальника, а всего лишь продовольственным комиссаром.
Напомню, что, окруженный тогда со всех сторон фронтами, Петроград
оказался отрезанным от губерний, которые снабжали столицу хлебом и
другими продуктами. Голод начинал душить не только жителей огромного
города, но и саму революцию. Надо было предпринимать срочные меры по
налаживанию снабжения продовольствием. Одной из таких акций было решение
ЦК направить Сталина продовольственным комиссаром в Царицын, через
который можно было везти хлеб с Волги и Северного Кавказа в обход
деникин-ской армии, занимавшей Украину и донские хлебородные просторы.
Понимая и подчеркивая значение этого мероприятия, председатель Совета
Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин) подписал особый мандат:
“Член Совета Народных Комиссаров, народный комиссар Иосиф Виссарионович
Сталин назначается Советом Народных Комиссаров общим руководителем
продовольственного дела на Юге России, облеченным чрезвычайными правами.
Местные и областные совнаркомы, совдепы, ревкомы, штабы и начальники
отрядов, железнодорожные организации и начальники станций, организации
торгового флота, речного и морского, почтово-теле-графные и
продовольственные организации и эмиссары обязываются исполнять
распоряжение товарища Сталина”.
Описывая дела исторических личностей, обычно опускают детали из их
личной жизни. И напрасно: порой бытовые, чисто личные моменты оказывают
определенное влияние на поведение исторических личностей и,
следовательно, на ход событий.
Здесь, мне кажется, уместным будет рассказать о малоизвестном факте из
жизни Иосифа Виссарионовича. Этот случай, несомненно, оказал
определенное психологическое влияние на поведение Сталина в Царицыне.
Дело в том, что Сталин, возвратясь из ссылки в 1917 году, поселился в
семье старых своих знакомых Аллилуевых. Они один раз уже предоставляли
приют Сталину — после побега из ссылки в 1915 году. После Февральской
революции он опять жил у Аллилуевых как на конспиративной квартире, а
потом, в горячке Октябрьской революции, так и оставался в этой семье —
не до квартирных забот было в то время.
Но есть основание, и довольно убедительное, считать, что Джугашвили
оставался у Аллилуевых не только из-за отсутствия своей собственной
квартиры. Дело в том, что у Аллилуевых росла дочка Наденька, шел ей в ту
пору семнадцатый год. Воспитываясь в семье революционера, она, чистая и
пылкая натура, считала приходивших в дом отца товарищей по партии
романтичными героями, они ей очень нравились, и она мечтала быть похожей
на них. И вдруг в квартире поселяется один из таких легендарных героев.
Он много раз бежал из ссылки и однажды уже скрывался в этой семье.
Она все это помнила, поэтому глядела на таинственного черноволосого
Джугашвили восхищенными глазами, с гулко бьющимся сердцем.
Все это не мог не заметить 38-летний “дяденька-революционер”. Дело зашло
так далеко, что несмотря на разницу в возрасте и не считаясь с тем, как
расценят все это товарищи по партии, Сталин увез с собой Надю в Царицын.
Наверное, Сталину хотелось покрасоваться перед юной возлюбленной своей
значительностью: он вез ее в персональном салон-вагоне и предвкушал, как
Надя увидит его в больших делах, которые он едет вершить с мандатом
самого Ленина.
Сталин прибыл в Царицын 6 июня 1918 года. Он остался жить в
салон-вагоне, который охраняли приехавшие с ним питерские
красногвардейцы. На правах чрезвычайного комиссара Сталин стал вызывать
к себе для доклада не только руководителей местных партийных и советских
органов власти, но и военных. Последние, не понимая поначалу, какое к
ним имеет отношение штатский продовольственный комиссар, не очень-то ему
подчинялись и продолжали заниматься своими делами.
Командующий Севере-Кавказским округом, бывший генерал-лейтенант царской
армии Снесарев умело руководил действиями подчиненных ему войск и создал
надежную оборону Царицына. Андрей Евгеньевич был опытный
генерал-фронтовик, окончил до войны Академию Генерального штаба. По
своим прогрессивным убеждениям, которые сложились, наверное, в годы,
когда он был студентом Московского университета, Снесарев решил
послужить революции и добровольно пришел в Красную Армию. Он был очень
нужен и полезен революции. Ленин высоко ценил таких людей, он
рекомендовал на всех фронтах использовать знающих свое дело бывших
офицеров-военспецов”, а для того чтобы предотвратить возможную измену
некоторых из них, назначать к военспецам комиссаров.
У Сталина отношение к бывшим офицерам было однозначно подозрительное. Он
считал их заговорщиками. И в этом отношении расходился с мнением Ленина
по вопросу использования военных специалистов. Встретив прохладное
отношение военных в Царицыне, Сталин дал телеграмму в ЦК Ленину, требуя
себе полномочий на вмешательство и в дела военные, потому что обнаружил
здесь большие беспорядки.
Центральный Комитет сначала не дал Сталину таких полномочий, посчитав,
что он должен заниматься главным делом, ради которого направлен —
продовольствием.
Сталин успел отправить несколько эшелонов с хлебом в голодающий
Петербург, чем оказал большую услугу революции.
Но в конце июля противник перешел в наступление. Генерал Краснов
намеревался силами белоказачьей армии овладеть Царицыном и соединиться с
восставшим чехословацким корпусом, уральскими и оренбургскими
белоказаками. Объединение сил контрреволюции отрезало бы северную часть
России от южной, откуда поступало продовольствие в Петроград и Москву.
Потеря Царицына была бы трудно поправимой катастрофой.
Отрезав Царицын от северного Кавказа, белые лишили Сталина возможности
выполнить его основную задачу, ради которой он был сюда направлен, то
есть мобилизовать продовольственные ресурсы и направить их в Москву и
Петроград. Хлеб остался на юге, а изолированный от него Царицын своего
хлеба не имел. Сталин прилагает все силы, чтобы выполнить поручение ЦК и
Ленина:
“Гоню и ругаю всех, кого нужно, надеюсь скоро восстановим. Можете быть
уверены, что не пощадим никого — ни себя, ни других, а хлеб все же
дадим. Если бы наши военные “специалисты” (сапожники!) не спали и не
бездельничали, линия не была бы прервана; и если линия будет
восстановлена, то не благодаря военным, а вопреки им...
Что касается истеричных, будьте уверены, у нас рука не дрогнет, с
врагами будем действовать по-вражески”.
11 июля 1918 года Сталин телеграфирует Ленину:
“Дело осложняется тем, что штаб Северокавказского округа оказался
совершенно неприспособленным к условиям борьбы с контрреволюцией. Дело
не только в том, что наши “специалисты” психологически неспособны к
решительной войне с контрреволюцией, но также в том, что они как
“штабные” работники, умеющие лишь “чертить чертежи” и давать планы
переформировки, абсолютно равнодушны к оперативным действиям... и вообще
чувствуют себя как посторонние люди, гости. Военкомы не смогли
восполнить пробел...
Смотреть на это равнодушно считаю себя не вправе. Я буду исправлять эти
и многие другие недочеты на местах, я принимаю ряд мер и буду принимать
вплоть до смещения губящих дело чинов и командиров, несмотря на
формальные затруднения, которые при необходимости буду ломать. При этом
понятно, что беру на себя всю ответственность перед всеми высшими
учреждениями”.
Снабжение центра страны хлебом было прервано. Ленин передал Сталину:
“... о продовольствии должен сказать, что сегодня вовсе не выдают ни в
Питере, ни в Москве. Положение совсем плохое. Сообщите, можете ли
принять экстренные меры, ибо кроме как от Вас добыть неоткуда...”
Сталин ответил, что “до восстановления пути доставка хлеба немыслима...
в ближайшие дни не удастся помочь хлебом. Дней через десять надеемся
восстановить линию...” Но шли не дни, а месяцы, и положение все
ухудшалось.
Обстановка была крайне напряженной не только на фронте, но и в тылу: в
Петрограде произошло восстание эсеров, покушение на Ленина. В Царицыне
скопилось очень много враждебных новой власти элементов: эсеры,
террористы, анархисты, монархисты, бывшие офицеры. Существовало
организованное контрреволюционное подполье.
Мне кажется, роль Сталина в борьбе с внутренней контрреволюцией более
наглядно будет представлена в устах участника событий тех дней, бывшего
начальника оперативного отдела армии полковника Носовича, который
перебежал к белым и 3 февраля 1919 года опубликовал в белогвардейском
журнале “Донская волна” следующее:
“Главное значение Сталина было снабжение продовольствием северных
губерний, и для выполнения этой задачи он обладал неограниченными
полномочиями...
Линия Грязи — Царицын оказалась окончательно перерезанной. На севере
осталась лишь одна возможность получать припасы и поддерживать связь:
это — Волга. На юге, после занятия “добровольцами” Тихорецкой, положение
стало тоже весьма шатким. А для Сталина, черпающего свои (хлебные)
запасы исключительно из Ставропольской губернии, такое положение
граничило с безуспешным окончанием его миссии на юге. Не в правилах,
очевидно, такого человека, как Сталин, отступать от раз начатого им
дела. Надо отдать справедливость ему, что его энергии может позавидовать
любой из старых администраторов, а способности применяться к делу и
обстоятельствам следовало бы поучиться многим.
Постепенно, по мере того, как он оставался без дела, вернее, попутно с
уменьшением его прямой задачи, Сталин начал входить во все отделы
управления городом, а, главным образом, в широкие задачи обороны
Царицына в частности и всего Кавказского фронта вообще.
К этому времени в Царицыне атмосфера сгустилась. Царицынская чрезвычайка
работала полным темпом. Не проходило дня без того, чтобы в самых,
казалось, надежных местах не открывались различные заговоры. Все тюрьмы
города переполнились...
Борьба на фронте достигла крайнего напряжения... Главным двигателем и
главным вершителем всего с 20 июля оказался Сталин. Простой переговор по
прямому проводу с центром о неудобстве и несоответствии для дела
настоящего устройства управления краем привел к тому, что Москва отдала
приказ, которым Сталин ставился во главе всего военного и гражданского
управления...”
Носович признает дальше: репрессии имели основание. Вот что он пишет о
контрреволюционных организациях Царицына:
“К этому времени и местная контрреволюционная организация, стоящая на
платформе Учредительного собрания, значительно окрепла и, получив из
Москвы деньги, готовилась к активному выступлению для помощи донским
казакам в деле освобождения Царицына.
К большому сожалению, прибывший из Москвы глава этой организации инженер
Алексеев и его два сына были мало знакомы с настоящей обстановкой, и
из-за неправильно составленного плана, основанного на привлечении в ряды
активно выступающих сербского батальона, состоявшего при чрезвычайке,
организация оказалась раскрытой...
Резолюция Сталина была короткая: “расстрелять”. Инженер Алексеев, его
два сына, а вместе с ними и значительное количество офицеров, которые
частью состояли в организации, а частью по подозрению в соучастии в ней,
были схвачены чрезвычайкой и немедленно без всякого суда расстреляны”.
Об очищении от белогвардейцев Носович пишет:
“Характерной особенностью этого разгона было отношение Сталина к
руководящим телеграммам из центра. Когда Троцкий, обеспокоенный
разрушением с таким трудом налаженного им управления округов, прислал
телеграмму о необходимости оставить штаб и комиссариат на прежних
условиях и дать им возможность работать, то Сталин сделал категорическую
и многозначащую надпись на телеграмме: “Не принимать во внимание!”
Так эту телеграмму и не приняли во внимание, а все артиллерийское и
часть штабного управления продолжает сидеть на барже в Царицыне”.
Сталин же телеграфировал в Москву:
“...Для пользы дела мне необходимы военные полномочия. Я уже писал об
этом, но ответа не получил. Очень хорошо. В таком случае я буду сам, без
формальностей, свергать всех командиров и комиссаров, которые губят
дело. Так мне подсказывают интересы дела, и, конечно, отсутствие бумажки
от Троцкого меня не остановит”.
Под “отсутствием бумажки” Сталин имел в виду то, что Троцкий как
председатель Реввоенсовета республики не дал Сталину полномочий
вмешиваться в дела военного командования.
И действительно, его “не остановило” отсутствие “законных” полномочий,
по приказу Сталина был арестован Снесарев и почти все бывшие офицеры из
штаба. Несколько сот арестованных офицеров были водворены на баржу и
содержались там под охраной.
О судьбе этих офицеров, а точнее, о применении Сталиным таких крутых мер
в Москву писалось не раз: с баржи было выведено и расстреляно несколько
групп офицеров, и вообще эту баржу намеревались затопить. В Царицын была
даже направлена специальная комиссия во главе с А. И. Окуловым для
расследования этого факта.
Комиссия разобралась с обвинением арестованных, большинство из них были
освобождены, в том числе и генерал Снесарев. Чтобы развести Снесарева со
Сталиным, генерала назначили командующим Западным фронтом.
Но пока ехала комиссия, Сталин, Ворошилов и другие приближенные сумели
спрятать концы в воду, в самом прямом смысле этого слова.
Долго ходили слухи о том, что комиссии стало известно тогда не все.
Например, о затоплении другой баржи я слышал от пожилых командиров в
1939 году, когда стал курсантом военного училища.
Осенью 1918 года войска белых вышли на подступы к Царицыну и кое-где
прорвались к Волге. Самое критическое положение создалось в январе 1919
года, когда генерал Краснов ввел свежие силы и, прорвав оборону красных,
двинулся к Царицыну. У командующего созданного к тому времени Южного
фронта Сытина и у члена Реввоенсовета Сталина никаких резервов для
противодействия прорыву не было.
В этой сложнейшей обстановке Сталин не растерялся, проявил твердость и
нашел выход. Здесь впервые проявляется его способность мыслить в
оперативно-стратегических масштабах.
Находившиеся в те дни рядом со Сталиным в салон-вагоне вспоминают, что
Сталин был возбужден гораздо более обычного, почти не переставал дымить
трубкой, но говорил своим ровным твердым голосом, и это успокаивало
окружающих.
Сталин понимал: коль скоро он сосредоточил в своих руках все
руководство, то и ответственность за поражение ляжет на него. Но что же
делать? Резервов нет. Противник почти беспрепятственно возьмет Царицын.
Сталин предположил: части генерала Краснова, наверное, уже готовы
отпраздновать победу. Это всегда усыпляет бдительность. Немало примеров
в истории, когда преждевременное торжество приводило к потере успеха,
добытого в сражении.
— Что сейчас происходит в расположении генерала Краснова? — спросил
Сталин, не обращаясь ни к кому конкретно. Присутствующие притихли.
Представитель из штаба фронта доложил:
— Там готовятся к вступлению в Царицын, главные силы строятся в колонны
в районе Дубовки. Впереди пойдет небольшой авангард, чтобы сбивать
остатки наших войск.
Сталин зло стукнул трубкой по столу.
— Превосходно! Авангард пропустить и расправиться с ним в нашей глубине.
— Но это значит открыть дорогу и главным силам противника...
— Совершенно справедливое замечание, — сказал Сталин. Он чувствовал себя
уверенно, потому что нашел выход из создавшегося безвыходного положения.
Сталин даже улыбнулся: — Главные силы противника пойдут не в город, а к
своей гибели.
— Но кто...
— Начальник артиллерии, товарищ Кулик, сколько у вас в районе Дубовки
пушек?
— У меня здесь ничего... — начал оправдываться Кулик.
— На всем фронте сколько? — нетерпеливо перебил Сталин.
— Орудий сто наберется...
— Все эти орудия немедленно, не теряя ни минуты, начать сосредоточивать
к Дубовке. Пошлите надежных людей в батареи. Гнать всех в хвост и в
гриву! Чтобы в течение ночи сосредоточились к Дубовке. Сюда же свезти
все снаряды. Вы поняли меня? Противник в эйфории. Победа вскружила им
головы. Вот мы и ударим всей артиллерией по этим глупым головам! А
сводную кавалерийскую дивизию Думенко, сосредоточить сюда же, к Дубовке.
Ее задача — бить и преследовать противника, после того как его опрокинет
артиллерия!
В течение ночи вся артиллерия была стянута и заняла огневые позиции у
Дубовки. Дивизия Думенко вышла в назначенный район. Психологический
анализ Сталина относительно противника полностью подтвердился. Войска
генерала Краснова шли колоннами по дорогам за авангардом. Кавалерия,
тоже в строю, двигалась вдоль дорог. Тяжелая, огромная масса войск
густым потоком текла к Царицыну.
Удар артиллерии, в таком сконцентрированном, невиданном ранее
количестве, да еще с предельной скорострельностью, был не только
неожиданным, но и уничтожающим. Снаряды рвались в гуще людей, в
несколько минут огромное пространство покрылось трупами, бежали в разные
стороны солдаты. Дивизия Думенко под командованием Буденного (Думенко
заболел) лихо преследовала отступающих. Перешли в наступление и другие
части фронта. Войска Краснова были отбиты от Царицына.
Эта блестящая победа укрепила авторитет Сталина. Город отстояли, белые
отброшены. А кто все это возглавлял? — Сталин! И еще один человек очень
помог — Кулик. И это естественно: решающую роль в этом сражении сыграла
артиллерия, использованная оригинальным, не применявшимся ранее
сосредоточением ее на главном направлении и массированным огнем. А кто
командующий артиллерией? — Кулик! Слава Кулика после этого тоже была
устойчива многие годы.
Ну а отношения на уровне руководства фронтом развивались своим чередом,
Сталин продолжал показывать свой характер. Вернее, он оставался самим
собой и не мог вести себя иначе.
Как было сказано выше, в сентябре 1918 года новым командующим созданного
Южного фронта был назначен Павел Павлович Сытин, тоже бывший царский
генерал, генштабист, тоже добровольно в январе 1918 года вступивший в
Красную Армию.
С первых же дней Сталин начал конфликтовать с новым командующим Сытиным.
И даже самостоятельно отстранил его от командования фронтом. Тем самым
Сталин отказался подчиняться приказу председателя Реввоенсовета
республики Троцкого о невмешательстве в оперативные распоряжения
командующего фронтом. Троцкий апеллировал в ЦК. Председатель ВЦИК Я. М.
Свердлов телеграфировал Сталину и Ворошилову в Царицын: “Все решения
Реввоенсовета (республики) обязательны для военсо-ветов фронтов. Без
подчинения нет единой армии... Никаких конфликтов не должно быть”. Но
Сталин не посчитался с указанием ВЦИК и продолжал действовать по своему
усмотрению.
Для того чтобы исправить это положение, Центральный Комитет вынужден был
отозвать Сталина в Москву. Командующим войсками фронта был оставлен
Сытин.
Подводя итог первого самостоятельного соприкосновения Сталина с военной
стратегией, отметим его мудрость, энергичность, решительность,
твердость, особенно в сложных ситуациях. Все это хорошие качества
военачальника. Сталин получил опыт в организации и проведении крупных
армейских операций. Познакомился с деятельностью штабов, роли которых,
однако, явно не понял. Наряду с этим стало очевидным, что широкими
полномочиями, властью Сталин не всегда пользовался умеренно. Это уже
давало повод ЦК, товарищам по партии насторожиться. Но в напряженные дни
гражданской войны было не до того. А кое-кто считал все это в той
ситуации не пороками, а достоинствами, тем более что это подтверждалось
реальным результатом — Сталин отстоял Царицын. Победителей не судят, а
победа под Царицыном действительно имела стратегические масштабы.
На Западном фронте. Разгром Деникина
В мае 1919 года перешли в наступление войска Юденича, и создалась угроза
Петрограду. ЦК партии и Совет обороны направили Сталина на Петроградский
фронт. Это назначение было не случайным — учли его военные способности и
проявленные решительные действия на фронте ранее, Ленин предупредил
Сталина: “Вся обстановка белогвардейского наступления на Петроград
заставляет предполагать наличность в нашем тылу, а может быть, и на
самом фронте, организованного предательства... Просьба обратить
усиленное внимание на эти обстоятельства, принять экстренные меры для
раскрытия заговоров”.
И Ленин не ошибся — 13 июня 1919 года вспыхнул контрреволюционный мятеж
на фронтах Красная Горка и Серая Лошадь. Сталин снова проявил смелость и
решительность: он понимал, что нельзя позволить мятежу разгореться, так
как наготове к вторжению стояла английская эскадра. В течение трех дней
мятеж был подавлен.
Сталин доложил Ленину:
“Вслед за Красной Горкой ликвидирована Серая Лошадь. Оружие на них в
полном порядке. Идет быстрая проверка всех фронтов и крепостей. Морские
специалисты уверяют, что взятие Красной Горки с моря опрокидывает
морскую науку. Быстрое взятие Горки объясняется самым грубым
вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела,
доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих
собственных. Считаю своим долгом заявить, что я буду впредь действовать
таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой”.
Явное торжество победителя и даже некоторое отсутствие скромности
отчетливо видятся в его донесении. Спишем их на возбужденность после
боя. Но не только это следует отметить. Сталин проявил дальновидность и
понимание фактора времени, не дал мятежу разгореться. В такой ситуации
так быстро овладеть мощными стационарными крепостными фортами надо было
суметь. Гордость Сталина оправданна.
Мятеж мог повлечь непоправимые последствия для революционной республики
в случае объединения сил мятежников с английской эскадрой. Но англичане
так и не решились начать крупные операции, узнав о подавлении мятежа.
5 июля 1919 года Сталина назначают членом РВС Западного фронта. Он
прибыл в штаб фронта в Смоленск и вскоре доложил Ленину: “Положение
фронта под Минском пока неважное... Командарм никуда не годится, только
портит дело”.
А через некоторое время у Сталина возник конфликт и с
членом РВС Западного фронта А. И. Окуловым. Это был тот самый Окулов,
который приезжал под Царицын председателем комиссии по расследованию
арестов военспецов. Сталин не пытался даже маскировать свою неприязнь и
требовал отозвать Окулова.
Ленин был вынужден предупредить Сталина:
“... думаю, что Вы должны помочь Реввоенсовету фронта объединить все
армии... Надо, чтобы конфликт с Окуловым не разросся. Обдумайте
хорошенько, ибо просто отозвать его нельзя”.
Но Сталин вновь не внял корректным просьбам Ленина, настойчиво добивался
отстранения тех, кто ему мешал, и все же добился отзыва Окулова.
Обстановка того требовала, а результат оправдывал и подтверждал правоту
Сталина. Наступление противника было отбито. Западный фронт выстоял с
теми, кого считал необходимым оставить Сталин.
27 сентября 1919 года Сталин назначается членом РВС уже Южного фронта,
который действовал против войск Деникина. На этом фронте Сталин
участвовал в весьма крупной, даже не операции, а целой военной кампании.
Еще до приезда Сталина на Южный фронт, для отражения опасности, нависшей
от продвижения войск Деникина в центр страны, Главком Каменев, согласно
плану Троцкого, разработанному в Москве, дал указание командующему
Юго-Восточным фронтом Шорину нанести удар в направлении Царицын —
Новороссийск, то есть выйти и тыл всей деникинской армии. Этот замысел с
военной точки зрения был весьма эффективным, но явно не учитывал
политическую ситуацию. Нанося удар от Волги к Новороссийску, красным
войскам пришлось бы двигаться через донские просторы, заселенные
враждебным, в большинстве мест, революции казачеством. Оно оказало бы
яростное сопротивление, защищая свои земли, что могло сорвать успех
наступления.
Новый командующий Южным фронтом Егоров и член Реввоенсовета Сталин не
были согласны с этим планом и предложили свой вариант: наносить удар со
стороны Воронежа на Харьков, Донбасс, Ростов, где ожидалась поддержка
пролетарского населения, составляющего большинство в этих промышленных
районах.
9 октября в 3 часа ночи командующий Южным фронтом Егоров получил от
Главнокомандующего Каменева директиву, в которой главком соглашался с
новым планом и ставил задачу наступать и наносить главный удар вдоль
Курской железной дороги, в направлении Донбасса, чем разъединить донскую
армию и войска Деникина и разгромить их.
В этот же день, а точнее, в ту же ночь, 9 октября в 5 часов 25 минут,
командующий фронтом издал свою директиву № 10726 on, в которой поставил
конкретные задачи соединениям во исполнение полученной директивы
Главкома (и своего решения, принятого раньше и отправленного на
утверждение Главкома).
Эту директиву подписали: командюж Егоров, члены РВС Южного фронта
Сталин, Лашевич, наштаюж Пневский.
У меня на столе лежит книга “Разгром Деникина в 1919 году”. Это
капитальный исследовательский труд, изданный в 1931 году бывшим
командующим Южным фронтом А. И. Егоровым. Здесь на 230 страницах
детально, со схемами и точными цифрами, этап за этапом, день заднем
анализируется подготовка и проведение операции по разгрому войск
Деникина. В предисловии к этой книге приведена цитата из статьи
Ворошилова, в которой есть такие слова:
“Ознакомившись с положением, товарищ Сталин немедленно принимает
решение. Он категорически отвергает старый план, выдвигает новые
предложения и предлагает их Ленину в... записке”.
Эти слова Ворошилова и “записка” впоследствии были возведены подхалимами
в “гениальный план разгрома Деникина”.
Я не случайно выше приводил не только дни, но даже часы издания
документов. Из них видно: командующий Южным фронтом Егоров вместе со
Сталиным, Лашевичем и начальником штаба Пневским спланировали операцию
по разгрому Деникина и доложили свой план Главкому, который его
утвердил. Директива Главкома Южному фронту поступила в 3 часа ночи 9.
10. 1919 г. Директива командующего фронтом войскам подписана в 5 часов
25 минут той же ночью. А “записка” Сталина была составлена 15 октября
1919 года! Сталин в ней излагал Ленину то же, что он, наверное, говорил
при разработке плана в штабе Южного фронта. Возможно, высказывал эти
мысли и в предварительных беседах с Егоровым. Но, как видим,
“гениального плана Сталина” по разгрому Деникина не было. Однако
суждения Сталина в стратегических и оперативных вопросах, изложенные в
“записке”, весьма и весьма компетентны и убедительно показывают
возросший уровень военной грамотности Сталина. Вот полный текст этой
“записки”:
Товарищ Ленин!
Месяца два назад Главком принципиально не возражал против удара с запада
на восток через Донской бассейн как основного. Если он все же не пошел
на такой удар, то потому, что ссылался на “наследство”, полученное в
результате отступления южных войск летом, то есть на стихийно
создавшуюся группировку войск в районе нынешнего Юго-Восточного фронта,
перестройка которой (группировки) повела бы к большой трате времени, к
выгоде Деникина. Только поэтому я не возражал против официально
принятого направления удара. Но теперь обстановка и связанная с ней
группировка сил изменилась в основе: VIII армия (основная на бывшем
Южном фронте) передвинулась в район Южфрон-та и смотрит прямо на
Донецкий бассейн; конкорпус Буденного (другая основная сила)
передвинулся в район Южфрон-та; прибавилась новая сила — латдивизия,
которая через месяц, обновившись, вновь представит грозную для Деникина
силу.
Вы видите, что старой группировки (“наследство”) не стало. Что же
заставляет Главкома (Ставку) отстаивать старый план? Очевидно, одно лишь
упорство, если угодно — фракционность, самая тупая и самая опасная для
Республики фракционность, культивируемая в Главкоме “стратегическим”
петушком Гусевым. На днях Главком дал Шорину директиву о наступлении с
района Царицына на Новороссийск через донские степи по пинии, по
которой, может быть, и удобно летать нашим авиаторам, но уж невозможно
будет бродить нашей пехоте и артиллерии. Нечего и доказывать, что этот
сумасбродный (предлагаемый) поход в среде, враждебной нам, в условиях
абсолютного бездорожья — грозит нам полным крахом. Не трудно понять, что
этот поход на казачьи станицы, как это показала недавняя практика, может
лишь сплотить казаков против нас вокруг Деникина для защиты станиц,
может лишь выставить Деникина спасителем Дона, может лишь создать армию
казаков для Деникина, то есть лишь усилить Деникина.
Именно поэтому необходимо теперь же, не теряя времени, изменить уже
отмененный практикой старый план, заменив его планом основного удара из
района Воронежа через Харьков — Донецкий бассейн на Ростов. Во-первых,
здесь мы будем иметь среду не враждебную, наоборот — симпатизирующую
нам, что облегчит наше продвижение. Во-вторых, мы получаем важнейшую
железнодорожную сеть (донецкую) и основную артерию, питающую армию
Деникина, — линию Воронеж — Ростов (без этой линии казачье войско
лишается на зиму снабжения, ибо река Дон, по которой снабжается донская
армия, замерзнет, а Восточно-донецкая дорога Лихая — Царицын будет
отрезана). В-третьих, с этим продвижением мы рассекаем армию Деникина на
две части, из коих добровольческую оставляем на съедение Махно, а
казачьи армии ставим под угрозу захода им в тыл. В-четвертых, мы
получаем возможность поссорить казаков с Деникиным, который (Деникин) в
случае нашего успешного продвижения постарается передвинуть казачьи
части на запад, на что большинство казаков не пойдет, если, конечно, к
тому времени поставим перед казаками вопрос о мире, о переговорах насчет
мира и пр. В-пятых, мы получаем уголь, а Деникин остается без угля.
С принятием этого плана нельзя медлить, так как главкомов-ский план
переброски и распределения полков грозит превратить наши последние
успехи на Южном фронте в ничто. Я уже не говорю о том, что последнее
решение ЦК и правительства — “Все для Южного фронта” — игнорируется
Ставкой и фактически уже отменено ею.
Короче: старый, уже отмененный жизнью план ни в коем случае не следует
гальванизировать, — это опасно для Республики, это наверняка облегчит
положение Деникина. Его надо заменить другим планом. Обстоятельства и
условия не только назрели для этого, но и повелительно диктуют такую
замену. Тогда и распределение полков пойдет по-новому.
Без этого моя работа на Южном фронте становится бессмысленной,
преступной, ненужной, что дает мне право или, вернее, обязывает меня
уйти куда угодно, хоть к черту, только не оставаться на Южном фронте.
Ваш Сталин
Серпухов, 15 октября 1919 г.
Как видим, суждения Сталина грамотны, убедительны и полезны. Наверное,
он их высказывал при разработке плана разгрома Деникина командованием и
штабом Южного фронта. Но нельзя принимать этот документ за
самостоятельный “гениальный план”, он и по дате написания — 15 октября —
отражает события постфактум к этому дню войска Южного фронта уже неделю
осуществляли предлагаемый в “записке” новый вариант наступления.
Ну а поскольку мы не хотим ни приукрашивать, ни чернить Сталина, коротко
подведем итог: Сталин сыграл значительную роль в разгроме деникинской
армии, проявил себя как политик и организатор, грамотно разбирающийся в
стратегических вопросах. Он получил новый весомый опыт в проведении
крупнейших армейских и фронтовых операций, в практическом руководстве
боевыми действиями войсковых объединений в сложных условиях
превосходства противника и очень неполного обеспечения своих войск.
Сталин действительно участвовал в разработке нового, более рационального
плана и успешно осуществил его вместе с другими руководителями Южного
фронта.
Советско-польская война 1920 года
Деникин разгромлен, его войска понесли большие потери в боях и еще
большие от разложения и дезертирства. Часть его военных сил отходила в
Крым, где вливалась в армию барона Врангеля. 4 апреля 1920 года Деникин
ушел в отставку, Главнокомандующим белой армии стал Врангель. При штабе
были представители командования Англии, Франции, США, Японии. Антанта не
отказалась от намерения уничтожить революционную республику, которая,
как казалось, дестабилизировала капиталистический мир и грозила зажечь
вселенский пожар: “Мы на гибель всем буржуям мировой пожар раздуем!” Об
этом не только пели, но почти все выступления коммунистов заканчивались
призывом: “Да здравствует мировая революция!” Ленин в речи на VI
Всероссийском Чрезвычайном съезде сказал: “... мы подходим к последней,
решительной битве, не за русскую, а международную социалистическую
революцию!”
Троцкий писал: “Что война... закончится рабочей революцией в Польше, в
этом не может быть никакого сомнения, но в то же время нет никаких
оснований полагать, что война начнется с такой революции...” То есть
надо было начинать войну против Польши, чтобы там началась и победила
рабочая революция. Замысел рассчитывался более глобально:
Польша представлялась Троцкому запалом революции во всей Европе. В
Германии, Австро-Венгрии, Франции уже вовсю разгоралось пролетарское
движение.
Летом 1920 года, потерпев поражение на Украине и в Белоруссии, польские
войска отходили на запад. 20 июля Главком Каменев и председатель
Реввоенсовета Троцкий дали указание начать наступление на Варшаву по
сходящимся направлениям — Западному фронту, которым командовал
Тухачевский и Юго-Западному под командованием Егорова, где членом
Военного совета был Сталин.
Выполняя эту директиву, Юго-Западный фронт перешел в наступление,
освободил Киев и вышел к Львову.
Западный фронт Тухачевского достиг подступов к Варшаве, но дальше
произошла катастрофа.
Оппоненты Сталина пишут об этом очень пространно и доказывают, что
Сталин был главным виновником поражения в том периоде советско-польской
войны.
Вот цитата из книги Троцкого “Сталин”:
“К решающему моменту операционная линия Юго-Западного фронта разошлась с
операционной линией главного Западного фронта под прямым углом. В то же
время, как фронт Тухачевского приближался к Варшаве, Юго-Западный фронт,
в состав которого входил Сталин, двигался на Лемберг. Сталин вел свою
собственную войну, он хотел во что бы то ни стало войти во Львов, в то
время как Смилга и Тухачевский войдут в Варшаву. Когда предстоящий
контрудар под Варшавой окончательно выяснился, главное командование
приказало Егорову, командующему Юго-Западным фронтом: круто переменить
направление, чтобы ударить во фланг польских войск под Варшавой и
поддержать Тухачевского с фланга. Но Юго-Западное командование,
поощряемое Сталиным, продолжало двигаться на запад: разве не более важно
самим завладеть Львовом, чем “другим” взять Варшаву? В течение трех или
четырех дней ставка не могла добиться исполнения приказа. Только в
результате повторных приказов и угроз Юго-Западное командование
переменило направление. Но несколько дней запоздания сыграли роковую
роль”.
Кто же прав? Чтобы установить истину, придется нам самим восстановить
обстановку и ход событий, для чего вернемся к началу советско-польской
войны.
Польша осталась последним плацдармом для очередной интервенции Антанты.
В качестве вознаграждения польским шовинистам были обещаны обширные
советские территории, что отвечало их извечному стремлению создать
“великую Польшу от моря до моря”. С конца 1919 года Антанта начала
подготовку польской армии к большому наступлению на Советскую страну.
Помощь Антанты позволила польскому правительству создать к весне 1920
года армию численностью 738 тысяч человек. Боевой подготовкой польской
армии занимались французские инструкторы. План польского наступления на
Россию разрабатывался по указаниям французского маршала Фоша и под
непосредственным руководством главы французской миссии в Варшаве
генерала Анри. 25 апреля польские войска, обладавшие пятикратным
превосходством против советских войск на Юго-Западном фронте, начали
наступление вместе с петлюровцами. 26 апреля они захватили Житомир и
Коростень, 6 мая — Киев и вышли на левый берег Днепра. Однако разбить
12-ю армию противнику не удалось. В середине мая фронт стабилизировался
на линии южнее Киева — Ямполь.
24 апреля Красная Армия перешла в контрнаступление, провела несколько
успешных операций, освободила Украину и Белоруссию и вступила на
польскую территорию.
Вот на этом наступательном подъеме и было решено провести Варшавскую
операцию, разгромить польскую армию и “принести на штыках революцию в
Европу”.
Даже не будучи стратегами, читатели без труда увидят, что после затяжных
боев (Киевская, Новгород-Волынская, Ро-венская и другие операции)
Красная Армия понесла большие потери, силы многих частей иссякли, тылы
растянулись на огромные пространства, продовольствие и боеприпасы
закончились. За короткое время восстановить все это было невозможно.
В общем, реальных сил для осуществления Варшавской операции не хватало.
“Классовый фактор”, “пролетарская солидарность” не сработали, польские
пролетарии взялись за оружие и — пошли бить “русских захватчиков”.
Операция была обречена на провал из-за неправильной оценки обстановки и
сил противника Троцким, Каменевым и Тухачевским.
Председатель Реввоенсовета Троцкий, желая увенчать лаврами будущего
победителя, своего выдвиженца Тухачевского (да и свои собственные
заслуги были бы очевидны!), убедил Ленина и Главнокомандующего Каменева
в необходимости ликвидировать Юго-Западный фронт (Егоров, Сталин) и
передать его войска Западному (Тухачевский), чтобы он самостоятельно
завершил разгром польской армии. Без труда проглядывается желание
Троцкого избавиться от Сталина, с которым у него постоянные конфликты,
лишить его заслуг, которые возникнут в результате победы в
советско-польской войне и продвижении революции на Запад.
2 августа 1920 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение объединить все
армии, действовавшие против Польши, в составе Западного фронта
(командующий М. Тухачевский). Одновременно было решено создать
самостоятельный Южный фронт. Сталину было предложено сформировать РВС
нового фронта, о чем Ленин сообщил ему телеграммой:
“Спешно. Шифром. Сталину. Только что провели в Политбюро разделение
фронтов, чтобы Вы исключительно занялись Врангелем. В связи с
восстаниями, особенно на Кубани, а затем в Сибири, опасность Врангеля
становится громадной, а внутри Цека растет стремление тотчас заключить
мир с буржуазной Польшей. Я Вас прошу очень внимательно обсудить
положение с Врангелем и дать Ваше заключение”.
Одновременно Главком С. С. Каменев, на основании директивы ЦК, предложил
передать Первую конную армию и 12-ю армию Юго-Западного фронта в
распоряжение командования Западного фронта, чтобы укрепить войска
Тухачевского на главном Варшавском направлении.
Не трудно понять состояние Сталина: вот-вот будет взят Львов, так много
вложено сил в почти достигнутую победу, и вдруг все насмарку. Сталин,
минуя служебные инстанции — Главкома Каменева и Председателя
Реввоенсовета Троцкого, обращается прямо к Ленину. В его телеграмме
видна обида за то, что не оценены заслуги не только его, Сталина, но и
всего фронта, дело до конца не доведено, а уже идет разговор о мире с
Польшей. “Вашу записку о разделении фронтов получил, не следовало бы
Политбюро заниматься пустяками. Я могу работать на фронте максимум еще
две недели, нужен отдых, поищите заместителя. Обещаниям Главкома не верю
ни на минуту, он своими обещаниями только подводит. Что касается
настроения ЦК в пользу мира с Польшей, нельзя не заметить, что наша
дипломатия иногда очень удачно срывает результаты наших военных
успехов”.
Ленин не стал отговаривать Сталина от возможной его замены и просил
подобрать заместителя. А Каменев и Троцкий подтвердили свое прежнее
решение: “Западный фронт приступает к нанесению решительного удара для
разгрома противника и овладения варшавским районом. Ввиду этого теперь
же приходится временно отказаться от немедленного овладения на вашем
фронте львовским районом”.
Но Сталин и Егоров не вняли и этому приказу. Напротив, они отдали приказ
Первой конной армии “в самый кратчайший срок мощным ударом уничтожить
противника на правом берегу Буга, форсировать реку и на плечах бегущих
остатков 3-й и 6-й польских армий захватить город Львов”.
Выполнить этот приказ Первая конная не смогла.
А Западный фронт Тухачевского к этому времени полностью израсходовал все
свои силы, иссякли боеприпасы и продовольствие, тылы отстали, фронт
растянулся и представлял собой нечто рыхлое и плохо управляемое.
Польское командование, напротив, сжало как пружину свои отступающие
части. Антанта помогла им вооружением и техникой. Была проведена
дополнительная мобилизация, она дала пополнение. В стране была
развернута широкая и энергичная шовинистская пропаганда — защита от
“русских поработителей” затмила классовые и пролетарские идеи.
Контрудар польских армий был настолько силен, что фронт Тухачевского
буквально развалился. Опрокинутые войска спасались бегством, две армии
отошли в Пруссию, где были интернированы.
Анализируя источники неудачи, В. И. Ленин говорил, что “когда мы подошли
к Варшаве, наши войска оказались настолько измученными, что у них не
хватало сил одерживать победу дальше, а польские войска, поддержанные
патриотическим подъемом в Варшаве, чувствуя себя в своей стране, нашли
поддержку, нашли новую возможность идти вперед. Оказалось, что война
дала возможность дойти почти до полного разгрома Польши, но в
решительный момент у нас не хватило сил”.
Одной из причин поражения Западного фронта Троцкий и Тухачевский считали
невыполнение Егоровым и Сталиным приказа о передаче Первой конной и 12-й
армий для удара во фланг польским частям, теснившим войска Тухачевского,
но справедливости ради следует напомнить, что Первая конная армия
находилась в 300 километрах от уже отступающих частей Западного фронта и
не могла успеть им на выручку, к тому же и сами конники увязли в
безуспешных боях под Львовом.
Ссылки Сталина на усталость и нездоровье были обоснованны, нервное
напряжение в боях сочеталось с предельным физическим переутомлением:
Юго-Западный фронт был развернут на огромной территории и фактически
состоял из двух фронтов — один против Польши, второй на юге, против
Врангеля. Сталин буквально разрывался между этими двумя фронтами.
В дни поражения фронта Тухачевского армия Врангеля, выйдя из Крыма, уже
овладела большой территорией и готовилась к захвату Донбасса и
соединению с восставшими казаками на Дону и Кубани.
Сталин уделял большое внимание Крымскому фронту. Он неоднократно выезжал
на ответственные участки врангелев-ского фронта и проводил там работу. С
24 июня по 3 июля он находился в Синельникове. С 7 по 11 июля — в
Москве, на совещании с Главкомом, начальником полевого штаба у
заместителя председателя Реввоенсовета республики по вопросу о
переброске подкреплений на Крымский участок Юго-Западного фронта. 14
июля он выезжает на станцию Волнова-ху, расположенную на левом фланге
Крымского фронта. Через день (16 июля) посещает Мариуполь, где
знакомится с состоянием Азовского флота. Два раза — 19 и 31 июля —
Сталин выезжает на станцию Лозовая, где шли тяжелые бои. С 9 по 14
августа совершает поездку по Крымскому участку Юго-Западного фронта.
Обратите внимание на даты — они совпадают с днями напряженных боев на
Западе, и еще представьте, какие большие расстояния приходилось
преодолевать Сталину за короткое время (а самолетами тогда не летали).
Одним из очень важных дел, осуществленных во время этих поездок, было
создание Второй конной армии, которая сыграла большую роль в дальнейших
боях. Заслуга в этом Сталина очевидна.
Сталин отстоял командующего Юго-Западным фронтом Егорова, которого
Троцкий намеревался заменить своим ставленником.
“Москва, ЦК РКП, Троцкому.
Решительно возражаю против замены Егорова Уборевичем, который еще не
созрел для такого поста, или Корком, который как комфронта не подходит.
Крым проморгали Егоров и Главком вместе, ибо Главком был в Харькове за
две недели до наступления Врангеля и уехал в Москву, не заметив
разложения Крымармии. Если уж так необходимо наказать кого-либо, нужно
наказать обоих. Я считаю, что лучшего, чем Егоров, нам сейчас не найти.
Следовало бы заменить Главкома, который мечется между крайним оптимизмом
и крайним пессимизмом, путается в ногах и путает комфронта, не умея дать
ничего положительного.
Сталин”. 14 июня 1920 г.
Как видим, авторитет Сталина в те дни был достаточно высок, он считает
возможным высказать свое предложение даже о замене Главкома.
После катастрофы у Тухачевского на Западном фронте Сталин получил из
Секретариата ЦК телеграмму:
“Трения между Вами и Главкомом дошли до того, что... необходимо
выяснение путем совместного обсуждения при личном свидании, поэтому
просим возможно скорее приехать в Москву”.
17 августа Сталин выехал в Москву. Беседы в ЦК, видимо, были для него
неблагоприятны, и он подал просьбу об освобождении от военной работы.
На этот раз Ленин не поддержал Сталина, на IX партийной конференции он
взял под защиту действия Главкома и Троцкого, а поведение Сталина
осудил.
Но неприятный эпизод на польском фронте не поколебал авторитета Сталина.
Ленин продолжал высоко ценить его энергию и твердость. Приведу только
несколько документов.
Телеграмма И. В. Сталину в Баку 29 октября 1920 года: “...Антанта пойдет
в Баку. Обдумайте и приготовьте спешно меры по укреплению подступов к
Баку с суши и с моря, подвоза тяжелой артиллерии и прочее. Сообщите Ваше
мнение”.
Телеграмма Сталину в Баку 13 ноября 1920 года: “Как идет борьба с
бандами?.. Считаете ли возможным мирное улаживание отношений с Грузией и
Арменией и на какой основе?.. Ведутся ли вполне серьезно работы по
укреплению подходов к Баку? Прошу также сообщить о Турции и Персии”.
Сталин сообщал Ленину об успешной борьбе с контрреволюцией, о происках
грузинских меньшевиков и армянских дашнаков, просил подкреплений. В
ноябре он говорит с Лениным по прямому проводу, дает ему ответы на
вопросы о положении в Закавказье, Персии, Турции, об активности
англичан, зарившихся на нефтяные богатства Азербайджана, снова просит
подкреплений. Вот какую записку направил Ленин Троцкому относительно
этой просьбы: “т. Троцкий! Распорядитесь, пожалуйста, тотчас усилить и
ускорить переброску...” Сталину же он советует немедленно внести
конкретные предложения для рассмотрения в Политбюро, ускорить приезд в
Москву.
Готовится чистка учреждений, как московских, так и местных, Ленин дает
указание: “решим это после приезда Сталина”.
Из письма Ленина Молотову 1 сентября 1921 года: “Надо все эти вопросы...
быстро решить в Политбюро... Надеюсь, вы втроем (Молотов + Каменев +
Сталин) сойдетесь и решите”. Надо подготовить постановление VIII
Всероссийского съезда Советов “О советском правительстве”.
Ленин высоко ценил Сталина как хорошего работника и единомышленника,
заботился о нем, беспокоился даже о его личных нуждах.
Телеграмма Г. К. Орджоникидзе в Тифлис, 4 июля 1921 года:
“Удивлен, что Вы отрываете Сталина от отдыха. Сталину надо бы еще
отдохнуть не меньше 4 или 6 недель...”
Телеграмма Г. К. Орджоникидзе, 17 июля 1921 года: “Первое: прошу
сообщить как здоровье Сталина и заключение врачей об этом”.
Телеграмма А. С. Енукидзе в ноябре 1921 года: “т. Енукидзе! Нельзя ли
ускорить освобождение квартиры, намеченной Сталину?..”
А. С. Енукидзе, 13 февраля 1922 года: “... квартира Сталина. Когда же?
Вот волокита!”...
Подведем итог участия Сталина в гражданской войне. Без всякой натяжки и
преувеличения его заслуг отметим: во многих крупных операциях он
правильно оценивал обстановку, решительно влияя на ход боевых действий,
которые завершались успешно.
Что касается преувеличений или желания опорочить деятельность Сталина в
годы гражданской войны, то эти инсинуации оставим на совести других
авторов, а с течением времени, как это часто бывало и раньше, ветер
истории отсеет зерна от плевел.
Сталин — наследник Ленина
30 декабря 1922 года Ленин, несмотря на запрет врачей, начал диктовать
дежурному секретарю заметки “К вопросу о национальностях или об
“автономизации”.
В дальнейшем урывками диктовал он свое выступление на предстоявшем
весной 1923 года XII съезде партии. Все это впоследствии было объединено
под названием “Письмо к съезду”. Поскольку в этих заметках Ленин
высказывал оценки ближайших соратников и размышлял о том, кто бы мог его
заменить, заметки назвали “Завещанием”.
Ленин особенно точно и глубоко оценил Сталина как личность, когда встал
вопрос о замене руководителя партии и государства. Покушение на Ленина,
его болезнь вынудили подумать о преемнике.
Почему Ленин, выбирая кандидата на пост Генсека ЦК, остановился на
кандидатуре Сталина?
Прежде всего следует отметить, что к 1922 году его ближайшими
соратниками были члены Политбюро ЦК: Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сталин.
Они проявили максимум энергии и способностей в первые дни советской
власти, в годы гражданской войны и в наступивший послевоенный период.
Из членов Политбюро на первый план в качестве преемника Ленина выходил
Троцкий. Он занимал пост председателя Реввоенсовета республики, ведал
военными вопросами на протяжении всей гражданской войны, в партии имел
ореол выдающегося революционера, “красного Наполеона”, а в армии у него
было много своих соратников и выдвиженцев.
Но Ленин хорошо знал всю предреволюционную деятельность
меньшевика-центриста Троцкого, лавирующего между большевиками и их
противниками. И к тому же имеющего свою очень амбициозную линию.
Ленин писал о Троцком, что “он, пожалуй, самый способный человек в
настоящем ЦК, но чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным
увлечением чисто административной стороной дела”.
Между тем Троцкий открыто рвался к власти. Поэтому, несмотря на его
высокую активность и большие способности, умение показать себя и
блеснуть звонкими фразами, Ленин не мог рекомендовать Троцкого в
качестве своего преемника. Да и личные отношения между Троцким и Лениным
никогда не были близкими и товарищескими. Об этом говорит такой факт:
когда Ленин умер, Троцкий находился в Сухуми на отдыхе. Несмотря на то,
что похороны Ленина состоялись 27 января, т. е. через 5 дней после
смерти, Троцкий так и не приехал в Москву, чтобы отдать последние
почести вождю партии. Ничего, кроме своей неприязни к Ленину, он этим не
показал.
У Троцкого не было товарищеских отношений и со Сталиным. Эти два
человека неоднократно сталкивались между собой, вместо совместной работы
ставили вопрос о невмешательстве в дела друг друга.
Когда на Восточном фронте возникла катастрофическая ситуация со сдачей
Перми, наводить порядок туда поехали Сталин и Дзержинский, а Троцкий,
ответственный за провал на фронте, был отстранен. Когда осложнилась
обстановка на Южном фронте в борьбе с Деникиным, туда был направлен
Сталин и другие члены ЦК, и опять поставлен вопрос о том, чтобы Троцкий,
как председатель РВС республики не вмешивался в дела Южного фронта.
По всему видно, что Сталин и Троцкий не терпели друг друга. Скрытая
борьба между ними шла постоянно, но Лениным смягчалась, порой
подавлялась и поэтому не получала крайнего обострения. Ленин не случайно
писал: “...думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки
зрения (соображений чисто личного свойства) являются такие члены ЦК, как
Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую
половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут и
избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим,
увеличение числа членов ЦК от 50 до 100 человек...”
Наиболее близким к Ленину по своей революционной деятельности был
Зиновьев. Об этом говорил и сам Ленин. Но когда Зиновьев вместе с
Каменевым выдал буржуазии подготовку вооруженного восстания в 1917 году,
Ленин прямо заявил, что товарищами их больше не считает.
Зиновьев, так же как и Троцкий, претендовал на роль вождя партии. До
революции ставил себя рядом, наравне с Лениным, а когда в 1919 году был
избран председателем Исполкома Коминтерна, то неоднократно пытался
показать себя вождем в мировом масштабе. Давал Ленину разные поручения
Исполкома Коминтерна и подчеркивал свою независимость, противопоставляя
себя партии.
Что касается Каменева, то Ленин считал, что и этот претендент, несмотря
на свои незаурядные способности и организаторский талант, на высший пост
в партии не подходит. В острый момент борьбы может поступиться своими
принципами, заколебаться и стать штрейкбрехером. “Октябрьский эпизод
Зиновьева и Каменева, — писал Ленин, — конечно, не является
случайностью”.
После революции Каменев снова вошел в доверие, Ленин в последние годы
своей работы поручал ему ряд ответственных заданий. Однако это был
человек, однажды уже запятнавший себя, поэтому Ленин не мог доверить ему
продолжить свое дело.
Таким образом, среди членов Политбюро не было человека, кроме Сталина,
на которого Ленин мог бы положиться и передать ему роль вождя партии.
Были молодые члены ЦК партии, выделявшиеся своими способностями и
энергией, но их Ленин не рассматривал как своих преемников, оставляя для
них эту возможность в будущем. В “Письме к съезду” он продиктовал:
“Из молодых членов ЦК хочу сказать несколько слов о Бухарине и Пятакове.
Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил), и
относительно их надо иметь в виду следующее: Бухарин ценнейший и
крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей
партии, но его теоретические воззрения с очень большими сомнениями могут
быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое
(он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал диалектики).
Затем Пятаков — человек, несомненно, выдающихся способностей, но слишком
увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела, чтобы
на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе.
Конечно, и то и другое замечание делаются мной лишь для настоящего
времени в предположении, что эти выдающиеся и преданные работники не
найдут случая пополнить свои знания и изменить своей
“односторонности”...
Такие суждения, возможно, объяснялись довольно узким составом членов ЦК
(всего полтора десятка), которые окружали Ленина. Малочисленность ЦК
являлась одной из слабых сторон тогдашнего партийного руководства.
Несколько позже Ленин отмечал эту слабость, даже предлагал увеличить
состав ЦК до 100 человек, а ЦКК — до нескольких сотен, но это было уже в
1922 году, когда Ленин был прикован к постели и не мог оказать должного
влияния на подбор и расстановку кадров.
Ленин стремился обеспечить преемственность своего дела и незыблемость
революционных идей коммунизма, оградить свое учение от извращений и
ревизии. А прямая угроза этому исходила, прежде всего, со стороны
Троцкого и не далеко отставших от него Каменева, Зиновьева, Бухарина.
На роль преемника более других подходил Сталин, который никогда не
выступал со своими теориями, соблюдал верность идеям Ленина, твердо
следовал за ним и, если допускал ошибки, то быстро исправлял, не
усугубляя их. Можно было надеяться, что он не свернет с революционного
ленинского пути.
В лице Сталина Ленин видел человека, который может постоять за себя и не
уступит ни Троцкому, ни Зиновьеву и Каменеву в борьбе за власть. Ленин
считал Сталина “вернейшим и деятельнейшим революционером”, смелым и
решительным человеком. Сталин обладал природным умом, хорошей памятью и
твердой волей, организаторским талантом и большой энергией. Но...
22 декабря произошла ссора Крупской со Сталиным. Сталин был
ответственным, по поручению Политбюро, за соблюдение режима лечения
Ленина. Обнаружив, что Крупская, вопреки запрещению врачей, позволяет
Ленину диктовать, Сталин сделал ей замечание. Она ответила ему довольно
резко. Сталин напомнил, что она не только жена, но и коммунист, за
нарушение дисциплины ее могут привлечь к ответственности в Контрольной
комиссии.
По рассказу сестры Ленина Марии Ильиничны, Крупская так обиделась на
Сталина, что дома впала в истерику, “рыдала, каталась по полу”.
На следующий день Крупская написала письмо Каменеву:
“Лев Борисович, по поводу коротенького письма, написанного мною под
диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей. Сталин позволил себе вчера по
отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30
лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы
партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен
максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичем, я
знаю лучше всякого врача, так как знаю, что его волнует, что нет, и, во
всяком случае, лучше Сталина. Я обращаюсь к Вам и к Григорию
(Зиновьеву), как более близким товарищам В. И. и прошу оградить меня от
грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и уфоз. В
единогласном решении Контрольной комиссии, которой позволяет себе
грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени,
которые я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая, и нервы
напряжены у меня до крайности”.
5 марта Крупская рассказала Ленину о размолвке со Сталиным.
Ленин тут же продиктовал письмо с грифом “строго секретно”, в копиях
Каменеву и Зиновьеву.
“Уважаемый т. Сталин!
Вы имели грубость позвать жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и
выразила согласие забыть сказанное, но, тем не менее, этот факт стал
известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так
легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное
против жены я считаю сделанным против меня. Поэтому прошу Вас взвесить,
согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться, или предпочитаете
порвать между нами отношения.
С уважением, Ленин”.
За два месяца после инцидента у Крупской, наверное, утихла обида, и она,
опасаясь разрыва Ленина со Сталиным, попросила секретаря Володичеву не
отправлять это письмо адресату. Но секретарь не захотела нарушать
просьбу Ленина и отправила письмо Сталину.
Сталин еще 1 февраля 1923 года обратился к Политбюро с просьбой
освободить его от полномочий “по наблюдению за исполнением режима,
установленного врачами для т. Ленина”. Получив грозное послание Ильича,
Сталин 7 марта продиктовал ответ. Он объяснял, что произошло
недоразумение, что, если нужно, может взять назад сказанные слова, но не
понимает, “в чем тут дело, где моя вина и чего, собственно, от меня
хотят”.
Ленин не прочитал ответа Сталина, было не до того, болезнь обострилась.
Она дошла до такой степени, что Владимир Ильич просил, чтобы прекратили
его невыносимые страдания и дали ему цианистый калий.
23 марта 1923 года Сталин написал обращение в Политбюро:
“Строго секретно. Членам Пол. Бюро
В субботу 17 марта т. Ульянова (Н. К.) сообщила мне в порядке
архиконспиративном “просьбу Вл. Ильича Сталину” о том, чтобы я, Сталин,
взял на себя обязанность достать и передать Вл. Ильичу порцию цианистого
калия. В беседе со мной Н. К. говорила, между прочим, что Вл. Ильич
“переживает неимоверные страдания”, что “дальше жить так немыслимо”, и
упорно настаивала “не отказывать Ильичу в его просьбе”. Ввиду особой
настойчивости Н. К. и ввиду того, что В. Ильич требовал моего согласия
(В. И. дважды вызывал к себе Н. К. во время беседы со мной и с волнением
требовал “согласия Сталина”), я не счел возможным ответить отказом,
заявив: “Прошу В. Ильича успокоиться и верить, что, когда нужно будет, я
без колебаний исполню его требование”. В. Ильич действительно
успокоился.
Должен, однако, заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу В.
Ильича, и вынужден отказаться от этой миссии, как бы она ни была гуманна
и необходима, о чем довожу до сведения членов П. Бюро ЦК.
И. Сталин”. 21 марта 1923 г.
Ниже приводится реакция членов Политбюро на записку:
“Читал. Полагаю, что “нерешительность” Сталина — правильна. Следовало бы
в строгом составе членов Пол. Бюро обменяться мнениями. Без секретарей
(технич.).
Томский. Читал: Г. Зиновьев. Молотов. Читал: Н. Бухарин. Троцкий. Л.
Каменев”.
По-видимому, в этот же день Сталин пишет:
“Строго секретно. Зин., Каменеву.
Только что вызывала Надежда Константиновна и сообщила в секретном
порядке, что Ильич в “ужасном” состоянии и требует цианистого калия,
обязательно. Сообщила, что пробовала дать калий, но “не хватило
выдержки”, ввиду чего требует “поддержки Сталина”.
Сталин”.
“Нельзя этого никак. Ферстер дает надежды — как же можно? Да если бы и
не было этого! Нельзя, нельзя, нельзя!
Г. Зиновьев. Л. Каменев”.
Ленин, как известно, скончался 24 января 1924 года. О причинах его
смерти существуют официальные медицинские заключения.
Но Троцкий, еще раз подтвердив свою натуру авантюриста, ослепленный
злобой к Сталину, в октябре 1940 года, исказив вышеописанный эпизод,
написал статью в американский журнал “Лайф”, в которой заявлял, что
Сталин “ускорил конец вождя”, намекая на отравление. Даже далеко не
дружественный к СССР “Лайф” отказался печатать эту “утку” “за неимением
неоспоримых фактов”. Отказались это печатать и другие солидные
американские журналы. Но Троцкий все же опубликовал свой вымысел в
малоизвестном журнальчике “Либерти” в августе 1940 года.
В угаре разоблачительства Троцкий передергивает факты, заявляя:
“Замечательно, что об обращении к нему Ленина Сталин не предупредил ни
Крупскую, ни сестру Ленина Марию. Обе они бодрствовали у изголовья
больного. Если Ленин действительно обратился к Сталину и если он
действительно хотел предупредить выполнение просьбы больного, то, прежде
всего, предупредил бы жену и сестру. На самом деле обе они узнали об
этом эпизоде только после смерти Ленина”. (Троцкий Л. Д. Сталин. Т. 2,
с. 256—257).
Как мы видели, необычную просьбу Ленина Сталину передала именно Н. К.
Крупская. Ложь Троцкого очевидна.
Сталин не только сделал все возможное для лечения Ленина, он и после
кончины вождя приложил все силы для сохранения доброй памяти о нем.
Именно Сталин предложил сберечь облик Ленина в том виде, в каком люди
видели его в Мавзолее.
На узком заседании Политбюро, когда встал вопрос о захоронении Ленина,
мнения разделились. Сталин был категорически против кремации.
— Нужно забальзамировать тело Ленина. Существуют на сей счет новейшие
методы, таким образом, сохранить Ленина на многие годы. Это не
противоречит и старым русским обычаям. Поместить его в специально
оборудованный склеп.
Тут же стал горячо возражать Троцкий, так много сил приложивший к
истреблению русской церкви и веры:
— Бальзамировать останки Ленина — это значит под коммунистическим флагом
воскресить практику русской православной церкви поклонения мощам святых
угодников!
— Делать из Ленина мумию — значит оскорблять его память, — поддержал
Бухарин, — это противоречит его материалистическому мировоззрению.
Каменев предложил:
— Я думаю, если мы издадим собрание сочинений миллионными тиражами, это
будет достойно закреплять о нем память. Я против бальзамирования, это
отголосок поповства.
Конкретное решение не было принято, отложили до съезда.
26 января на II Всероссийском съезде Советов Сталин от имени партии дал
широко известную клятву верности Ленину из семи заветов. Свою речь
Сталин завершил словами:
“Вы видели за эти дни паломничество к гробу товарища Ленина десятков и
сотен тысяч трудящихся. Через некоторое время вы увидите паломничество
представителей миллионов трудящихся к могиле товарища Ленина. Можете не
сомневаться в том, что за представителями миллионов потянутся потом
представители десятков и сотен миллионов со всех концов света для того,
чтобы засвидетельствовать, что Ленин был вождем не только русского
пролетариата, не только европейских рабочих, не только колониального
Востока, но и всего трудящегося мира”.
Съезд принял предложение Сталина — переименовать Петроград в Ленинград и
соорудить для будущих потомков Мавзолей на Красной площади в Москве,
поместив в нем Ленина, а также поставить памятники в столицах союзных
республик, в Ленинграде и Ташкенте.
Незадолго до смерти Ленин увидел, что он, судя по всему, ошибся в оценке
достоинств и недостатков Сталина. Сыграла пагубную роль Крупская своей
размолвкой со Сталиным и жалобой на него Ленину. Под впечатлением этой
жалобы Ленин написал “добавление к письму от 24 сентября 1922 года”, в
котором предложил освободить Сталина от должности Генерального секретаря
и назначить вместо него другого человека.
“Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в
общениях между ними, коммунистами, становится нетерпимым в должности
генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения
Сталина с этого места и назначить на его место другого человека, который
во всех других отношениях отличается от товарища Сталина только одним
перевесом — более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен
к товарищам, меньше капризности и т. д....”.
Предлагая заменить Сталина, Ленин не указал другого кандидата, и, когда
полный текст “Письма к съезду” в мае 1924 года был доведен до делегатов
XIII съезда партии, ленинское предложение не было принято.
Письмо обсуждалось по делегациям, а не на заседании. Делегаты съезда
понимали, что главный вопрос состоял в том, чтобы не допустить к власти
Троцкого, который еще при жизни Ленина объявил поход против ленинского
ЦК, обвинив ленинскую гвардию в перерождении.
Кто мог противостоять Троцкому? Только человек с железной волей,
непримиримым характером и верный ленинизму. В то время Сталин был именно
таким. Другого такого человека в составе ЦК не было. Советы Ленина
являлись священными для каждого члена партии, но делегаты съезда,
учитывая обстановку в стране и в партии, оставили Сталина Генеральным
секретарем.
После кончины Ленина, как он и предвидел, началась ожесточенная борьба
внутри партии, между правыми и левыми. Главный удар оппозиционеры
наносили по руководящей группе ЦК, возглавляемой Сталиным.
После XII и XIV съездов партии на пленумах ЦК Сталин дважды ставил
вопрос об освобождении его от должности Генсека, но большинство членов
ЦК с этим не соглашалось, и его вновь избирали Генсеком. Атакам
троцкистов и зиновьевцев, рвавшимся к власти, нужно было
противопоставить твердую волю Сталина.
Содержание
Встречи,
люди, нравы, судьбы....время
www.pseudology.org
|
|